Текст книги "Светлое будущее: вето на будущее (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Шаги к двери. Включить свет – дрогнула, но сказать – ничего не сказала. Зажмурила веки.

Отрыть замок, на кухню – набрать воды.

Дать запить недавний бой – мой напор, веление – и поддалась… уже легче.

А там – и до ванны довести удалось. Осмотреть – новых ран наделала, но как-то хаотично: видимо, пока резала волосы этим тупым уеба*ом, а не ножом. Умыть, намазать зеленкой, переодеть. Какие-то еще странные лоскутки черные на ней – но уже плевать. Не до этого сейчас. Взять ножницы из сейфа – и подравнять ее «великолепие».

– В туалет? – шепнул ей на ухо.

Уставила на меня свой взор. Мутный, слегка потерянный, но уже хоть в одной со мной вселенной.

Нервно сглотнула слюну. Пристыжено опустила очи.

Поддаюсь – провел. Едва попытался стащить с нее штаны, как тотчас дернулась, вздрогнула. Тихим, кротким шепотом:

– А сама…

Игнорирую. Не сегодня. Пусть завтра, вернее сегодня, но днем дам ей шанс – а снова сейчас воевать в душе… уже ни сил, ни желания нет. Силой творю затеянное и усаживаю на унитаз.

Разворот – и вышел. Захлопнул за собой дверь.

Прижаться спиной к деревянному полотну – и устремить бесцельно взгляд пред собой.

И как долго я так смогу? Вот честно… с самим собой. Как долго еще у меня хватит сил, терпения… тяги? Играть во весь этот больной спектакль? А?

Вдруг звон. Что-то упало и пронзительно завыло, скача, видимо, на плитке.

Кольнуло, сжалось все у меня внутри.

Опять что-то не доглядел. Молнией движение – за ручку – и рванул дверь. Стоит, плачет. На полу разбитое бабье зеркальце.

«С хуе оно тут забыло?! Какая Сука?..» – живо присесть и собрать с пола осколки, пока эта не умудрилась еще больше себя распанахать. Осталось еще и стопы порезать – и все…

блядь! Всхлипы все сильнее – истерика явной волной – только что наркота притормаживает. Обхватил ее свободной рукой – и прижал к себе. Поддалась. Поцелуй в макушку:

– И че ты полезла? – машинально за грубостью прячу тревогу, неловкость. – Рожу давно свою не видела? Полюбоваться хотела?

Взвизгнула, уткнулась носом мне в грудь – прижалась.

– Нашла чем башку захламлять. Тут вон жрать нечего, а она…

Не договорил, так и не родив более-менее толковую шутку.

Шумный вздох:

– Ты мне и такая нравишься. А на остальных – похуй.

Повел на кухню – выбросить осколки в мусор. Усадил за стол.

– Есть дошик, есть колбаса с батоном. Но, может, из ресторана че заказать? Суши ешь?

Не смотрит, сидит… давится соплями, тупит.

– Тьфу, блядь! – нервно сплюнул я в сторону. – Не молчи! Я же тоже не железный! – взор растерянный по сторонам. Обмер. – Или тебя опять клинит?

Молчит. Моргает. Но взгляд уже явно осознанный – лихорадочно пляшет. Да и до этого… если я уже сам себя не запутал, звуки издавала.

– Ты жрать будешь?! – заорал дико, упершись руками в стол. Да только крик этот вовсе не на нее – на себя… и на тех уебаков. Как же хочется их размотать, разорвать на части. И себя заодно… что не уберег, что… ничего не сделал, чтоб этого не случилось. Даже… если и не должен был. Понимаю – и, тем не менее, от всего этого не легче.

– Ладно, – сдержано. Присел рядом. Опустил голову: – Прости… Я просто… я не знаю. Мне кажется, я сам скоро рехнусь. Я же… никогда ни за кем толком не… не ухаживал. Понимаешь? – взор на нее – не реагирует. Опустил вновь очи я. – Я привык… приходить и брать все готовое. А если что не так – то ломать или доламывать. А тут – всё не так. Да еще и ты… сопротивляешься. – Немного помолчав, взгляд ей в лицо, жующей свои сопли-слезы: – Ну, ради мести-то хотя бы… ты можешь жить? А?.. Или только мне одному хочется этих ушлепков четвертовать?

– Только тебе, – тихо, убивающе.

Казалось, в этот миг меня словно кто электромолотилкой всего изнутри раскромсал. Нервно сглотнул слюну. Долгий, пристальный взор – выискивая хоть намек на вранье – тщетно.

Живо сорвался с места, сплюнув яд:

– Ну и дохни с голоду тогда!

Пройтись в коридор, отыскать в карманах сигареты, зажигалку – и пойти на кухню, сесть рядом с ней.

Прикурил. Взляд в лицо. Затяжка – и выпустил дым в другую сторону:

– Я ж все равно от тебя не отстану. Ради принципа. И даже не мечтай.

– Я спать хочу, – тихо… шепотом.

Не сразу и разобрал.

– Че? – приблизился вплотную. – Спать?! ЖРАТЬ сначала! А то еще реально коней мне двинешь. Заживать надо – а не еще больше истощаться и гнить.

– Ради чего? – подвела глаза. – Ради чего мне жить?

Жуткая, палящая схватка взглядов. Не выдерживаю первым я этого ее яростного, полного презрения ко всему человечеству, взора.

Отвел очи в сторону. Затяжку – и выдох. Прокашлялся невольно. Сбил пепел в тарелку, что еще от вчерашней трапезы осталась.

– Ну-у… – протянул несмело, действительно не зная ответа на этот вопрос. – Ради… Рожи хотя бы твоего.

Ни единой эмоции, только что взгляд еще больше, казалось, вцепился в меня… желая все жилы изнутри выдрать.

– Его все равно закроют. А там – я ему не нужна.

– В смысле? – оторопел я. – За что?

Зажужжало что-то, застучало… а затем глухой удар.

Черт, телефон на вибро. Поддаюсь. Еще один вдох «вредного» дыма – и потушил сигарету под краном. Выбросил бычок в мусор.

– Думай, че жрать будем.

Шаги в комнату.

Схватил уже спящий аппарат: взгляд на экран – Кряга очнулся. Как вовремя. Иди ты нахуй!

Включить звук, спрятать телефон в карман. Шаги на кухню к своей Статуе.

Хоть бы пока я там ходил, ничего нового не отчебучила… А то с голодухи… я уже сам за себя не ручаюсь.

– Надумала?

– Мне все равно.

– Ну и ладно… значит, пицца.

…

– Да, две больших. А суп, картошка или что-то в этом стиле есть? О-о, отлично, давайте! Да, и пиццу тоже! Ждем. А, и еще… Пластиковую посуду. Не, это есть. Нам бы вилки, ножики… есть? Отлично. Приплюсуйте. Сча адрес смс-ну. – Отбить звонок. Устремить взор мимолетом на Бунтующую. – Можешь реветь дальше. Тебе вон бульончику привезут. хуе я тебе дам сдохнуть! А надумаешь опять вытворить что-то в стиле того, что было ночью, – к кровати пристегну. Добесишь.

…

Оплатить заказ, навернув сверху чаевых побольше… и вдогонку всучить чертов пакет с мусором курьеру – не хватало мне еще одной эпопеи с этими ебанными осколками.

* * *

Полудохлая, но гордая наша птица. Как с туалетом – попыталась сама справиться с ложкой. Не срослось – только облилась, зараза. Благо, рот мой был занят – жевал пиццу, а так бы точно выругался – опять ее переодевай. Взять самому ложку и вновь приняться за «любимое» монотонное занятие…

Но ниче… сегодня уже позитивнее пошло.

* * *

Довел до спальни. Переодел – и затолкал под одеяло. Лег рядом – втыкать в телек, пока вновь не усну.

* * *

Часов десять было вечера, как какой-то мохнатый ублюдок сделал дозвон мне на телефон. Только, хренов гусь, разбудил нас обоих – ибо был послан со своими проблемами восвояси. Черт, это этой же надо вовремя таблетки дать с утра – поставил будильник.

Лежит, сопит молча, глазами клипает.

Отвернулся, воткнул взор в экран телевизора, невольно зависнув заодно в мыслях.

Рожа… почему это она так уверенно заявила, что его посадят? Да и потом… реально, сейчас бы давно уже весь город на уши этот ушлепок мелкий поставил, узнав, что пропала сеструха. Или ее эта… сожительница, или с кем она там, вообще и усом не ведет? похуй, как и всем?

Черт! Расспросить бы все толком! Если хоть не напрямую – то зацепки. Понять… что за суки это были. Нашел бы их сразу – и уже проще бы стало… обоим.

Но нет же, блядь! И что это ее значит… мол, месть – не месть… ей по барабану? Не понял я что-то… совсем.

А, черт с ним!

Есть че поважнее: завтра надо думать, как ее выводить из всего этого… Не будет же она вечно под кайфом. Так недолго и наркоманкой стать. «Трэш» какой-то… если верить словам Гриба. Хм… надо бы, по уму, узнать про него побольше… Да никак! Не выйти же никуда. Своих сюда звать – еще хуже. А по телефону – и так уже наговорил. Хорошо, если никто не засек, а то мало ли прослушка.

* * *

Зазвенел будильник. Нехотя отыскать на тумбе противную зверюгу, заткнуть его. Несколько минут, чтобы сообразить что куда – на**я так рано мне вставать надо было. Нащупать живо рядом с собой свою Спящую Красавицу (телек, Сука, опять погас – надо выбросить его к хурам, да плазму нормальную купить… но все некогда – и потом, давно я так надолго дома не зависал, а если и было дело – то с перепою… и было не до этой бандуры).

Черт! Таблетки!

Стремительно к сейфу, отковырял кругляшку и пару овалов – и к своей мадам. За стакан – и присел рядом.

Вдруг распахнула веки. Лежит, сверлит меня своим странным, пугающим взглядом. Молчит.

– Выпьешь? – несмело. – Тебе же легче… И я на тебя меньше ору.

– Ты не отстанешь, да? – тихо, будто шелест травы. Благо ночь, тишина гробовая – так хоть что-то внял.

Закачал отрицательно головой:

– Нет.

– Зачем тебе все это? – робко. Сглотнула скопившуюся слюну.

Ухмыльнулся я, пристыженный.

Зачем? Я и сам… если так-то, не знаю.

– Я же отморозок… ты же знаешь, – улыбнулся криво. – Меня же хлебом не корми, дай че-нить странное сделать. Выбесить кого-нибудь…

– Я домой хочу…

Рассмеялся:

– А я на Марс. И че?

Сверлит своим гребанным, полным укора и боли взором, заражая и меня гадкими чувствами. А потому еще миг – и не выдерживаю.

Мигом запихиваю силой ей в рот таблетки – поддается. Дать запить – и тут подчиняется.

Отчего даже… не по себе стало. Жутко.

Резкий разворот – встал. Оставил стакан на тумбу – и прошелся в коридор. За сигаретами…

– Я все равно их найду, – поспешно (пока еще не накрыло ее), криком бесстыдным. Приговором для обоих нас (сквозь сигарету в зубах): – Найду тех уродов! Не жить им! – Прикурить. Затяжка. Выдох… – Тебе похуй – а мне нет. Не жить им, однозначно… – подался на кухню, сел у окна… Взор в сумерки, радостно предвкушая грядущий пир.

Глава 25. «Без эксцессов»

(М и р а)

Либо оба так уже пиздец как устали, либо меня накрыло… вместо нее, но проспал весь день к хренам собачьим. Но странно, что и она не будила: в туалет там, или еще чего. Нет. Открыл глаза – а Мальвина моя рядом. Проверить дыхание, пульс – жива, кобылка. Справимся.

* * *

И даже ужин без скандалов. Тихо, молча, жевала уже засохшую пиццу – даже не сопротивлялась, когда кормил, а после – поил чаем. В туалет провел. Без эксцессов. Как будто и не мы это вовсе…

* * *

Жуткий, пронзительный крик просто, казалось, взорвал мне башку, наглым, больным, зверским образом заодно вырывая из сна. Спохватился. Взор на Нее, сидящую, трясущуюся от рыданий, рядом. Давится, захлебывается, задыхается. Живо обнял за плечи, притянул к себе, убрал волосы с лица, взор в глаза:

– Че случилось? – взволнованно. – Болит где? Или что?

Хотя… тупой вопрос, согласен.

Не говорит, еще сильнее заливается…

Ухватил за подбородок, силой обернул к себе.

– Посмотри на меня! – жестким приказом. – Ника!

Мгновения борьбы с собственным «я» – и сдалась: распахнула очи.

– Случилось че? – уже более сдержано, мягко.

Дернулась, закачала отрицательно головой.

– А че? – тихо, давясь неловкостью. – Приснилось?

Сглотнула ком горечи. Смущенно, виновато опустила глаза. Дрожит, давится остаточными всхлипами, явно изо всех сил пытаясь себя сдержать.

Притянул к себе сильнее, отчего невольно уткнулась своим сопливым носом в шею.

Провел, погладил по голове:

– Ничего… пройдет. И это пройдет. Справимся…

Поцеловал в макушку. Шумный вздох.

Молчит, вздрагивает… душит слабость.

Храбрая моя… вопреки всему – храбрая…

Невольно, бесцельно взор за спину ей, на кровать – как током шарахнуло: жуткие, темные пятна на простыне.

Тотчас сгреб в охапку, силой усаживая себе на колени. Поддалась. Испуганно обернулась – и сама обмерла не то от шока, не то от стыда.

Взволнованно ей в глаза, тысяча предположений – и лишь об одном мольба:

– Месячные?..

– Не знаю… – тихо, испуганно, невольно заикнувшись остатком рыдания.

– А кто знает? – невольно грубо… давясь страхом. Поежился я: – А когда они у тебя должны?

– А число?.. – еще тише.

Шумно вздохнул, взор около:

– А хуй его знает…

Но тут же и дошло – не выпуская ее, потянулся к тумбе – схватил телефон.

– Ну, живот или еще чего болит? Или так, как обычно… у вас бывает? Я не знаю… – задумчиво добавил. Манипуляции привычные, снимая блокировку, взгляд на экран. – Третье. – Уставился ей в глаза: – Ну че?

Новой волной… потекли слезы.

– Понятно… – буркнул себе под нос, печально опустив очи.

* * *

Черт. Хорошо, что хоть утро. Семь едва натикало.

Умыть ее и попытаться помочь одеться. Кинулся по сторонам – а платья нет.

– Не видела?! – невольно гаркнул на нее: нервы сдавали, как самые гнилые дезертиры.

Взор ей в глаза – молчит. Еще только сильнее слезно-сопливые потоки стали.

Шумный вздох – и отвернулся.

И вот оно – в коридоре в углу, около обуви, валялся черный комок.

Стремительные шаги ближе – и о**ел: разодранная, раскромсанная на части какая-то половая тряпка, а не одежина. М*ть твою!

Хотел, было, кинуться к ней – от злости, от переживаний уже белея, но тотчас осекся, едва увидел этот перепуганный, и без того… несчастный комок беспомощности и горя. Злобно выругался себе под нос – и откинул долой. Переодел в какие-то свои старые шмотки (трико, футболку, кофту на голое тело), прибил копну замученных волос (надо бы, по уму, еще ко всему и расческу ей купить), да потащил на выход. Хоть обувь ту ночь гребанную пережила – не успела растерзать и ее. Надеть, застегнуть босоножки. Самому напялить первое попавшееся – да на улицу.

* * *

– Садись, – гаркнул на нее, не понимая ее сопротивления. Еще одна моя тщетная попытка затолкать ее в салон автомобиля.

Обернулась. Таращит на меня свои взволнованные зенки:

– Я вымажу.

– И че, блядь, теперь?! – гневно.

– Хоть… пакет какой, – несмелым шепотом, – подстелить…

– А может, еще и сплясать?! Села быстро! – напор – поддалась. Опустила пристыжено, виновато голову. И опять слезы по щекам. М*ть твою…

Шумный вздох.

Некогда жалостью давиться. Захлопнул дверь. Обогнул мигом тачку – и прыгнул за руль.

Едва выкатились с парковки на проежку, косой взгляд на свою Мальвину:

– Прости… – тихо.

* * *

Вызвонил Кряжина, предупредил, чтоб ждал нас… вместе с толковым гинекологом.

– Может, в платную какую смотаться? Чтоб результаты уже сегодня, или… – запричитал я, неся свое «сокровище» на руках. – Время жаль, да и… так проще.

– Да не мельтеши! – гаркнул на меня Серега, перебивая. – Сча всё будет!

(Н и к а)

Зашли оба, Мирашев и этот его знакомый, Доктор, следом за мной в кабинет к гинекологу, нагло игнорируя скопившихся под дверью бабулек и пару студенток.

– Вот та, о которой я рассказывал, – учтиво представил меня сидящим за столом: молодому мужчине и девушке, в белых халатах. – Вы уж постарайтесь, – скривился в игривой улыбке.

– Обижаешь, – рассмеялся в ответ незнакомец.

– Ладно, пошли, – прикрикнул на Мирашева его товарищ, отчего я тотчас испуганно обернулась. Схватил оного за локоть, за свитер, – и потащил на выход. Поддался мой Надсмотрщик, но нехотя, явно тормозя, все еще буря, изучая меня взглядом.

– Я, если че, за дверью, – обронил Мирон.

Еще мгновение – и осталась наедине с этими двумя.

– Ну-с, – протянул мужчина, отчего я невольно вздрогнула. Резко встал из-за стола – прошелся к инструментам. Схватил перчатки и стал их натягивать. – Давайте на кресло, так посмотрю – а там, если надо будет, если непонятно, то на УЗИ. Принимали что-то из препаратов?

– Последние месячные когда были? – тихо, несмело перебила его девушка, устремив взор на меня.

Обомлела я от ужаса. Похолодело все внутри. Мышцы сжались от страха. И уже боль, что просто измором, жутким ноем меня брала вот сколько времени, потеряла свою значимость. Попятилась испуганно я к двери.

– Ну? – огорошивая, гаркнул, отчего тотчас замерла я, словно вор. – Чего стоим? Раздевайтесь по пояс – и на кресло.

А я стою, смотрю, впиваюсь взором в эти его огромные, одутловатые, грубые мужские ручища, пальцы – и током пронзает. Взор в лицо – еще больше трясет. Так и вижу тех сук перед собой.

Резвый заворот – молнией кидаюсь на выход.

– Эй, ты куда?! – отчаянное женское мне в спину.

Пнула дверь – и выскочила я, захлебываясь слезами. Практически уже не вижу ничего перед собой. Ошарашено по сторонам – в поисках пути отхода.

В мгновение шорох, движение – живо ухватил, сжал меня кто-то до боли. Мира… Узнаю запах, тепло, что уже за эти несколько дней мне стали и за яд, и за… кислород.

– Че случилось? Че сказали?

– Девушка, вернитесь! – взволнованно акушерка за моей спиной.

– Простите, а можно уже заходить? – резво перебил ее кто-то.

– Нет, не сейчас! – злобное, с раздражением. – Девушка! Молодой человек, заведите ее обратно!

– Что такое? – тихо мне на ухо, заботливо, но не без напряжения. Еще секунды – и вдруг разворот – потащил меня к кабинету: – Сейчас разберемся! – деспотически, шальным взрывом.

– Стой! – пищу отчаянно, едва не падая, заплетаясь в своих ногах.

– Вы че, охуели?! – бешено взревел Мирашев, впиваясь взором во врача с акушеркой. Лязгнула за нашими спинами дверь, оповещая о «массовом тет-а-тете».

– А че мы? – взвизгнула возмущенно барышня.

– Молодой человек, вы что себе позволяете?! – грозное мужчины.

– О-о-о! – едкое. Резво выпустил меня из хватки Мирон и кинулся к намеченной жертве. – Ты, блядь, даже не представляешь, что я себе позволяю!

Живо стерла я влагу с глаз, невольно шмыгнув носом, – и тотчас бросилась к своему Безбашенному: уже схватил за грудки испуганного врача.

– Немедленно отпустите! – завизжала девушка.

– Отпусти! – рыком повторила и я за ней.

Вздрогнул. Дернулся, в момент обернулся ко мне – но еще не поддается.

– Мы сейчас охрану вызовем! – из последних сил вступается за свою честь Несчастный.

– Отпусти его!.. – попытка сказать громче, но вышло нелепо, шепотом.

Мгновения за и против – и отступил.

– Че вы ей сказали?! – гневное в лицо мужчине, что уже лихорадочно принялся поправлять халат. Обернулся вновь ко мне взволнованный Мирашев. Стоит, сверлит, изучает меня взглядом. Кривится, жует эмоции, едва сдерживая брань.

– Ничего! – злобно. – Сказал по стандарту: раздеваться и на кресло. А она сразу в сопли – и на выход.

Резко устремил очи на него:

– Гляди, как бы ты сча в сопли – и не подался на выход! Из окна – по-быстрому…

И снова взор на меня:

– Че не так?! – криком, отчего я вмиг оторопела. Обмерла, окоченев. Шаг ближе. Раздраженно: – Я уже небая не понимаю! Че опять не так?! НИКА!

Виновато опустила глаза. Стою, жаром заливаюсь от стыда. Чувствую, как трясет – вот-вот вновь разрыдаюсь, что еще страшнее – учитывая его и без того уже разбушевавшийся гнев.

– Я просто, – едва попыталась оправдаться, как тотчас перебил.

– А?! – гаркнул. Движение ближе – и едва не вплотную к моим губам ухом. – Я, блядь, нихура не слышу! Что такое? – обернулся. Глаза в глаза, на расстоянии вдоха. – Ну?!

И снова позорно опускаю очи. Силой выдавливаю из себя громче:

– Я просто не хочу… чтоб меня мужчина осматривал.

Виновато поджала губы. Еще сильнее дрожу. Кажется, меня сейчас уже и раздерет от моей придури. Но чтоб этот… меня лапал, трогал своими ручищами, смотрел на меня голую – и того невыносимей. Лучше уж так: что бы там не было со мной, пусть как есть. Быстрее сдохну… как и хотела ранее.

Но сдержался. Скривился. Шумный вздох. Отстранился. Резвый заворот – ядовитым, ехидным залпом:

– У вас че, блядь, во всем отделении ни одной бабы-врача не нашлось?! Или что?!

– Вообще-то, это – заведующий. И он лучший, – учтиво прокомментировала акушерка.

– Да мне похуй. Хоть сам Царь! Бабу нашли нам… быстро!

(М и р а)

Нашли. Еще как нашли – быстро, и без лишних пререканий.

И ну его нахур их эти недосказы. Завалился я на стул за ширмой в кабинете – и принялся выжидать.

– Молодой человек, – недовольно гаркнула на меня новоприбывшая бабулька. – Может, вы выйдете? Все-таки осмотр у доктора… да и стерильно у нас, а вы вон, даже бахилы не надели.

– А я сам по себе – стерильный, – гневно оскалился. – Смотрите да лечите уже ее, а то так и коней двинет, пока мы тут бегать будем.

Скривилась, замотала головой, но отвернулась. Живо надела перчатки – и подалась к пациентке.

– Ну что… – задумчиво. – Ничего такого я тут не вижу, – обернулась к этому, «зав. отделением». Беглый взор на меня, а затем снова на мою Мальвину. – Рубцы есть, свежие, но не думаю, что они кровоточат – заживает потихоньку. В остальном… Не дергайся, пожалуйста, – тихо Нике. – Я всего лишь мазки возьму. Расслабь живот. Зая, расслабь… Вот, умница.

Не по себе стало. Даже левая бабенция к ней больше нежности проявляет, чем я. Черти что… Будто я просился в няньки. Вернее… а *** с ним!

Шумный вздох.

– Вставай, – послышалось женское.

Задергалась, зазвенела моя красавица. И я подчинился – спохватился со стула. Шаги ближе, игнорируя перекошенные рожи свидетелей. К Веронике – и обхватил, помог сползти с этой раскарючки.

Залились краской ее щеки, но не выдиралась, не фыркала… не истерила.

Помог одеть штаны. Присел – застегнул обувь.

Встал, обернулся.

Странные, ошарашенные взоры на меня, будто что-то ахинейское увидели.

– Ну так че? УЗИ? – рявкнул я на них. – Или че? Че с ней?

– Ну, может, месячные раньше пришли… На фоне стресса сбой произошел, – задумчиво протянула женщина.

– А препараты точно никакие не принимали специфические? Противозачаточные экстренные? – резво отозвался и «Зав».

Побледнела вдруг резко Вероника. Пошатнулась – тотчас удержал, прижал к себе.

– Нет… – несмелое ее.

– Принимала, – перебиваю я, отчего вмиг в шоке уставилась на меня Мальвина. Отвечаю ей на мгновение взглядом – но не выдерживаю и в момент отворачиваюсь. Взор на врачей.

– Какое? Название? – поспешно женщина.

– Да хур его знает. На букву Х.

Рассмеялся едко не то от нервов, не то неоправданной храбрости, недобитый кутёнок. Скривился.

– Вы хоть бы инструкцию читали…

– Читал, – гневное мое.

Шумный вздох того, смолчал. Отвернулся.

– Бывает так, – торопливо вклинилась бабка. – Ничего страшного. Еще и месячные могут немного задержаться дней на пять-семь. Тоже в пределах нормы.

– Значит точно не беременна? – отчаянно, режущим по живому сердце. Отчего я даже вздрогнул. Взгляд на Нику. Кривится, морщится, на ресницах заблестели слезы.

– Ну-у, – врастяжку. – Точно еще пока рано говорить, время покажет. Это тоже – не… стопроцентный вариант.

– Точно, – иступленное, мое… перебивая. Сильнее прижал к себе, машинально поцеловал в макушку. Сглотнул ком горечи. – Точно… – добавил уже шепотом.

* * *

– Ну, их хоть поймали? Наказали? – поспешное, взволнованное нам в спину акушерки.

Обомлел я, будто кто розгами меня хлыстнул. Сжалась от нехороших чувств и моя «пленница».

Не оборачиваясь гаркнул:

– Вопрос времени.

* * *

Едва вышли, как тут же буквально нос к носу столкнулись с Крягой: живо кинулся к нам.

– Ты, блядь, не мог не распиздеть всё, да? – злобно рявкнул на него я.

– А то так не видно! Хоть больше участия проявят. Ты думаешь… все тут «самаритяне»?

– Слышишь ты, альтруист-помогатель, я так-то к тебе не за бесплатно сюда хожу. Как и этим – по косарю на рыло отбашлял.

– Да ладно… тише-тише, – ухватил меня за локоть и потащил в сторону. Учтиво веду за собой и Нику. – Ну, че сказали?

– Норма всё. Заживает, – уже более сдержано я.

– Лекарства даешь? Витамины, еда полноценная?

– Ага, почти, – язвлю.

– Че? Не понял…

– Да ниче, шучу я. Даю-даю.

– Про анализы не забудьте. На гепатит скоро результат придет, но потом, как и ВИЧ, повторить надо будет через три месяца, полгода и год. Лучше через меня – чтоб тесты четвертого поколения были, а то наделаете делов… – Задумался вдруг. Странный, пронзающий взор на Веронику, отчего даже мне стало не по себе, не говоря, что эта поежилась, сжалась от страха. Сильнее обнял я ее, прижал к себе – поддалась. Решился договорить Серега: – А ты… знаешь, кто это был? Сама… как думаешь, могли чем-то таким заразить?

Окаменели мы оба. Причем – если я жаждал правды, то эта моя зараза буквально через миг дернулась, шарахнулась, но пресек, сдержал я ее.

Опустила очи. Молчит, дрожит. Чувствую, как просыпается этот ее гребанный вулкан паники и истерики.

Шумно вздохнул я, признавая поражение. Мигом гаркаю, круша неловкость и тишину:

– Да похуй, как уже есть.

– Че похуй? – неожиданно рявкнул на меня Кряга, но тотчас заткнулся. Прожевал злость. – Будьте осторожны. Хотя бы первые полгода.

– Ты ебанулся, что ли? – в момент взорвался я от злости.

– Да я не о том, – скривился от раздражения Серый. – Или, по-твоему, только таким путем оно передается? Раны, ссадины… прямой контакт. Расслабитесь – ипиздец всему, если…

– Иди нахуй! – резво перебил я его, уже едва сдерживаясь, чувствуя, как окончательно слетаю с катушек.

– Ага, – паясничая. – Именно, пойду. А ты потом… не от пули, так от этого…

– ДАВНО ЖДУ! – бешено рявкнул на него. Разворот – и пошагал на выход, свою «пропащую» утаскивая за собой.

Глава 26. Променад^[22]

(Н и к а)

– Ну, че? – уставился на меня Мирон, едва сели обратно в машину. – В магазин? Эти твои, – кивнул головой, но учтиво не продолжил, смолчал. – Одежду еще… – отвернулся. Взор за лобовое. Движение – рук, ног – и взревел мотор. Задумчиво добавил: – Да еды… нормальной. А то вон, доктор уже переживает, что я, изверг, тебя голодом морю и не даю организму нормально восстанавливаться.

Взвизгнули шины.

* * *

– Почему ты мне помогаешь? – несмело, едва различимо шепнула, когда он притормозил на красный сигнал светофора. Живо устремил взор на меня.

Промолчал, отвернулся.

Расслышал. Явно расслышал, а иначе бы уже взорвался в своем раздражении, переспрашивая, что я там себе «блею».

Долгие, жуткие… убийственные минуты. Тронулось авто – мчим вперед по заданному курсу. Но… молчит.

– В счет долга, да? – уже громче, храбрее. – Так мы ж вроде еще тогда сошлись…

– Че? – резво метнул на меня взгляд. Но тут же отвернулся: – блядь! – задергалось авто. – Уебак! Куда прешь? – тягучие мгновения тишины – и поддался. Вновь короткое участие взора: – Че ты несешь? Какой еще долг?

– Да так… никакой, – и вновь усердие выдавить из себя громче.

Долгое, колкое безмолвие – и вдруг отозвался:

– А… про тех гадов, что в универе к тебе подкатили?

Смолчала, лишь усерднее спрятала очи.

– Да, в счет него, – лживое.

* * *

Выбраться следом за Мироном из машины. Благо хоть, что свитер и штаны темно-серые… да и на несколько размеров больше, чем надо, а потому не все мои «нелепости» видны.

– Я бы тебя не тащил, конечно, с собой, – внезапно отозвался Мирашев. Протянул руку – поддаюсь, берусь – шаги через проезжую часть. – Но… блядь, я ж нихура не понимаю в этой вашей… вышивке крестиком, – ухмыльнулся себе под нос.

* * *

Аптека.

– Дайте нам эти… прокладки женские, витамины какие-нибудь…

– А можно еще зубную щетку? – прижалась несмело к нему и закусила губу.

Взор на меня, добрый какой-то, веселый. Ухмыляется:

– А чем те моя не нравится?

– Лысая она какая-то.

Гыгыкнул. Обернулся к кассирше:

– И две волосатых зубных щетки.

Не отреагировала та на наше настроение, только еще сильнее скривилась:

– А прокладки какие? Название и на сколько капелек? – заплясал ее взгляд лихорадочно то на него, то на меня.

Учтиво вклиниваюсь я, несмело:

– Libresse, максимальные. Ночные.

– А че… еще и по часам разбиты? – гогочет. Глаза в глаза со мной. – А что, если днем пойдет? Или вечером?

Улыбаюсь в ответ, давясь благодарностью:

– Потерплю.

– Нет уж, – издевается. – Бери на все сутки – мы сегодня гуляем. Заверните нам побольше да «поассортиментнее», – гыгыкает.

Не выдержала – рассмеялась и я:

– Не слушайте его, – учтиво женщине. Но та и так была уже на своей волне, задумчиво пробивая товар.

– А, – внезапно улыбка спала, а голос Мирона стал серьезный. – Нам бы какое… успокоительное… легкое.

– Не надо! – будто, кто током ужалил в меня.

Отчего тотчас уставил на меня взгляд Мирашев:

– Уверенна? Ник… тебе же проще.

– Пожалуйста… – несмелым шепотом, а на глаза уже проступили предательские слезы: не хочу, никак не хочу опять в этот его изуверский плен наркотиков.

Шумный вздох. Отвернулся, взгляд на мадам:

– Не надо, – едва различимо, качнув отрицательно головой.

Поморщился:

– Зря ты… я же тоже буду срываться. – Глаза в глаза. Неожиданно вновь просиял, улыбка: – А так бы на пару бахнули… и, гляди, «очучения», что на Мальдивах побывали.

Рассмеялась, спрятав взгляд.

– Прошу, молодые люди. С вас…

Дернулся к окошку. Отсчитал необходимое…

– Не было там Мальдив, – не то с укором, не то давясь страхом. – Было только глухое дно.

– Спасибо, – забрал покупки.

Скривился. Ничего не ответил, не прокомментировал, даже взором не удостоил. Живо обнял за плечи и повел на выход.

Нервно, звонко сглотнул слюну.

* * *

– Ну, теперь в магазин за одеждой, а там – и за едой? – улыбнулся, но печаль (али вина) так и сквозила во взгляде.

Молча киваю головой, пристыжено улыбнувшись.

– Только я тебе потом… деньги отдам.

– За что? – тормознул тотчас на месте, заодно и меня останавливая. Ошарашенный взор в глаза.

– Ну, – пожала я плечами, давясь неловкостью. – За все, – кривая улыбка… спрятала очи.

Долгое, жуткое молчание. И вдруг:

– Я же дорого беру… за свои эскорт услуги, – будто вместо тока – пощекотали, – до конца века рассчитываться будешь. Хотя… с нашей инфляцией, – рассмеялся, – это и подавно неосуществимо…

Невольно заулыбалась я, еще усерднее пряча взор. Чувствую, что уже краснею…

– И вообще, че встала? Дома дети голодные ждут, плачут, а ты тут прохлаждаешься, – давление, напор его объятий, наставление – и пошагала уже в заданном направлении. – А ну быстро ноги в руки – и побежала, побежала… себе платье выбирать!

– Не хочу платье! – вздрогнула я в ужасе. Резко по тормозам. Запнулся и он. Взор мне в лицо. Тщетно кроет изумление. Миг – скривился, шумный вздох, но тотчас вновь расписала его уста улыбка: – Не… мне, конечно, приятно, что ты такой мой фанат… и хочешь таскать только мое – но такими темпами… мне уже нечего будет одеть, – гыгыкнул.

Улыбнулась. Смолчала, опустив глаза. Еще сильнее запылали от жара щеки.

– Ладно, – и снова напор – поддаюсь, пошагали… – Л***буха ты моя.

Внезапно, будто выстрелом. Обмерла, дернулась я, машинальным рыком:

– ЧЕ-ГО?! – грубо.

– О-о! – вдруг счастливо взревел Мирон. – Наконец-то Некита узнаю! А то Вероника, – давление, и снова принудительный ход. Задергал рукой, жестикулируя. Паясничает, гадина: – Так себе собеседник. То и дело, что пузыри пускает.

Скривилась я, пристыжено. Опустила голову. Сжала от обиды губы.

– Придурок! – рыком.

– О, да! Так меня, так! Да пожестче!

* * *

Спортивный костюм, кроссовки, несколько футболок, шорт (отдельная просьба отчего-то развеселившегося не на шутку Мирона), белье, носки… – в кое-что сразу принарядится. Особенно – очки. Солнечные. Почти на полрожи. Причем почти одинаковые: что себе, что мне выбрал. И теперь оба мы, как дурни, шагаем по зданию, щурясь, в полумраке выискивая солнце… и тихо молясь, как бы нигде не навернуться.