Текст книги "Светлое будущее: вето на будущее (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Лучше бы поторопились, чем пи**еть. А то уже скоро сигареты закончатся.

– Так а шашлык… что, его еще не погрели? – удивилась другая, метнув изумленный взгляд через плечо.

– Да сами его жуйте такого… Зубы уже болят – и зубочистки закончились.

– Че те всё не нравится? – рявкнула всё та же первая. – Че бубнишь? Какая не додала, или что? Ты сам вчера орал: крови мне побольше!

– А ТЫ че здесь делаешь?! – неистовое; от его голоса (где-то на пороге) меня даже подкинуло на месте – чуть не порезалась. Резвый разворот – точно Федька. Взором сверлит Мирашева. Злой, кипит.

– Да че, не видно? – живо вмешалась «командирша». – Ходит, мешает. На нервы действует – всё как всегда. Ты будто Миру не знаешь.

– Не Пизди-ка ты, гвоздика… что ты розочкой цвела, – огорошивая, заливаясь хохотом, неожиданно выдал Мирон. Шаги ближе. Взор то на меня, оцепеневшую в шоке (желающую провалиться сквозь землю), то на Федора. Заколотилось мое сердце нещадно, сгорая от ужаса и страха. – Сестру пришел твою проведать. Но ты и сам знаешь, верно? – добивает мой ненормальный.

– Ты о**ел? – ошалевши завопил Рожа. – Я сказал, НЕ ЛЕЗЬ К НЕЙ!

– А я и не лезу, – ехидное.

– Мальчики! – визгом пискливым. Та самая «недовольная». – НА УЛИЦУ! ТАМ ВСЁ ВЫЯСНЯТЬ! Не мешайте!

– Рожа, – вдруг продолжил Мирашев, но как-то сдержано, добро, дружески (хотя змеюку с уст так и не спрятал). – Всё нормально, расслабься. Не обижу ее.

– Вышел отсюда! – гневное брата.

– Ты бы не забывался, а, – едкое, с явной угрозой. Глаза в глаза. Мирон.

Чую, Федька вот-вот сорвется.

– Да мне похуй! Че бы твои потом со мной не сделали! ЯСНО? Она мне ВАЖНЕЕ!

Обмер в рассуждениях Мира. Вздернул бровями. Вдруг взор беглый на меня, на Рогожина – хмыкнул.

Секунды…

Ход вперед – толкнул, задел плечом плечо Рогожина… но за дверь – и на улицу подался.

– А ты, – борзое вдруг на меня брата. – Готовься! Пожрем – и домой. Хватит с меня этого еб**чего театра!

* * *

Съели салаты, доели несчастный шашлык – да по машинам…

– Ты куда? – метнул на меня удивленный взгляд Рожа, когда вместо Мазура тачки, я выбрала иной курс.

– Всё-то тебе знать надо, – шутливо рычу. Но тут же любезно отвечаю (учитывая недавние события): – В туалет. Сейчас буду.

И снова тропа гнилых яблок и прочих благовоний – кто-то, судя по всему, даже радугу здесь пускал после вчерашней неудачной попойки-перепойки.

Еще немного – и повернуть за угол дощатого склепа.

– Черт! – испугалась я и тотчас отдернулась назад.

Заржал Мирон:

– Почти угадала.

Ухмыляюсь. Шаг к нему ближе:

– Ты что… меня здесь подкарауливал?

– Ага, – гогочет. – Мест же больше нет. А тут такой… сплошной романтик, что аж зубы сводит.

Рдею невольно.

– Понятно… – отчасти обижено. Прячу взгляд под ресницами.

– Че те понятно? – с шутливым наездом. Движение на меня – и ухватил в свои объятия. Поддаюсь. Ход вслепую куда-то вбок – и повалил на забор. Жадный, шальной… поцелуй. До боли от жажды. От голода сжались мышцы внизу живота. Затрепетало сердце, будто всполошенная птица, чуя запах свободы. Чуя счастье. Бесстыдное блуждание рук по телу. Несмело вторю ему неопытной дурехой.

И снова что-то… где-то, кто-то. Скрип калитки. Неспешные шаги в нашу сторону незваного гостя. Силой выдираюсь, отталкиваю от себя своего захватчика. Недовольный, озлобленный, но подчиняется. Уступает. Стремительно делаю шаг в сторону, на расстояние приличия. Невольно облизаться.

Выдох.

– Пьяные ежики! – заржал вдруг. Скривился в ухмылке. – Реально, что со школьницей… И «грозный батя» где-то неподалеку. С битой и часами.

Рассмеялась невольно, уже краснея от стыда. На миг спрятала взгляд. А затем снова глаза в глаза:

– А бывало?

– А тебе всё скажи, – гогочет.

Показалась наконец-то из-за поворота наглая рожа, что так не вовремя нас перебила. Одна из девушек:

– А вы чего тут? – удивленно.

– Ниче, – живо, на нервах выпаливаю.

– Траву косим, – гыгыкнул Мирон и подмигнул ей, отчего та враз захихикала и залилась краской. Захлопала коровьими ресницами, строя невинно-соблазнительный, порочный вид. Сука.

Шумный вздох, и, недовольно скривившись от их странного флирта, при мне живой, я тотчас подалась к туалету. Едва только ухватилась за ручку в желании открыть дверь, как тут же послышалось за моей спиной:

– Ты только не свались туда… А то не охота туда за тобой нырять.

Оборачиваюсь резко. Глаза в глаза с Мирашевым, что уже и подоспел ко мне. Почти вплотную.

Улыбаюсь счастливо, как та дурочка, уже все ему прощая:

– А нырнул бы? – пунцовеют очередной «влюбленной овечки» щеки.

Ядовитая змея исказила вожделенные губы. Глаза прищурились и вспыхнул бесовский огонь:

– Ты тогда б уж точно… не расплатилась.

– А надо было бы? – удивленно вскинула бровями. Смолчал. Лишь коварнее взгляд стал. Решаюсь продолжить, сквозь смех: – А как же благородство рыцаря?

Загоготал враз:

– Рыцаря? – искреннее изумление. – Какой же из меня рыцарь? У них вон – меч! – кивнул куда-то в сторону.

– А у тебя че, нету? – язвлю, вторя его игривому настроению.

Захохотал громко. Вмиг приблизился ко мне и на ухо, не без пошлого намека:

– Пулемёт.

– Не ну, вы, блядь, трындеть тут собрались? Или по делу? Не ароматы Франции! – раздраженно гаркнула «сударыня» за нашими спинами.

Рассмеялись мы тотчас. Косой, беглый взгляд на нее. И снова очи в очи друг другу.

– Ладно, вали давай, – игриво рыкнула я на своего ухажера-«заливателя».

– А че, при мне стесняешься? – загоготал, бесстыдно замигав бровями.

– Извращенец, да? – кривляюсь сквозь улыбку.

– Кто бы говорил, – ехидно спаясничал. – Я хоть и пьян был, но помню вчерашнее.

Замялась враз смущенная я. Спрятала взор. Еще больше жар подступил к лицу:

– Я просто… я думала, там… – невнятно забормотала.

– Да шучу я, – резко перебил. – Ладно, иди. А то вон… твой надзирающий уже топчет сюда, нервничает, что я принцессу украду. И бесповоротно испорчу.

Улыбнулась. Пошагал прочь.

Дернула на себя полотно…

Выждала мгновения, дабы скрылся подальше… Но вдруг едкое, вторя хрусту и шороху отдаляющихся шагов: «Пись-пись…»

«Сука…» – позорно ржу, едва сдерживаясь от мокрого фиаско.

* * *

Разъехались. Кто куда… Меня забросили домой, к нам на квартиру с Женькой. Ритка же, как я поняла… явно не намеревалась отлипать от Мазурова. А Рожа – тот рванул к себе. Да-да, именно, к себе. Эти его (в частности Валик) товарищи-братья подсуетились с квартирой: сняли не столь далеко от центра однушку со всем удобствами. Так что как-то так. Кажись, все же примчали мы… в «светлое будущее».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Поступки и их последствия

Глава 14. «Светлое будущее»

(М и р а)

Набухаться с Майоровым вусмерть – и еле добрести до дома. С десятого раза попасть ключом в замочную скважину…

…еще усердия – и кулем завалился в кровать, не раздеваясь.

Мысли… тупые, мерзкие воспоминания… не дают уснуть. Набатом в голове чертовы слова чертового зайца: «Мира… что же ты с нами творишь?.. А ведь когда-то мы были приличными девочками, пока… не влюбились в тебя, дерзкого, красивого… и бессердечного. И теперь, по первому твоему щелчку пальцев, звонку, мчим, бежим стремглав… и готовы на всё, на любые твои желания, даже терпеть твои психи, временами насилие и унижения, лишь бы только радовать, ублажать… лишь бы только быть достойными твоего внимания, хоть на грамм… твоей, пусть и холодной, лживой, но любви… нежности».

Испорчу. Я всё испорчу. И Ее испорчу. Как всё, везде и всегда… сломаю, растопчу.

Да и не готов я к переменам. Не смогу… Не хочу.

(Н и к а)

Шальной 2008 год. Радостным и тяжелым он выдался для всех нас. Если я предвкушала преддипломную практику, написание и защиту диплома… то Федька, скооперировавшись с Мазуровым, как и планировали еще до «выпуска» Рогожина, с головой нырнули в организацию общего бизнеса. У Валентина, конечно, были и до этого прибыльные источники дохода, в том числе пассивного: сдача в аренду недвижимости, подвязка на бирже… и так, иные мудреные манипуляции (скупал за бесценок старые, «убитые» квартиры, делал в них некислый ремонт и перепродавал в разы дороже). А тут… еще один вариант подкинул Федька. Рожи – связи, усердия, сообразительность; капитал – Валика. Три месяца скрупулезных переговоров, подготовок, сбора документации – и вот оно: намечен день, на конец декабря – открытие магазина мягкой и корпусной мебели. Прямые поставки с фабрики из соседней области, и накрутка – оправдывает себя.

Но от всех этих перипетий я была далека. Как разъехались в тот день, после дачи, так потом и редко виделись (чаще всего, лишь когда Рожа норовил мне подсобить денежной дотацией, дабы я не заморачивалась с подработками (ради оплаты за квартиру и еду) и полностью все свое внимание посвятила учебе). А в остальном – только телефонные звонки и спасали, ибо каждый в своих делах и мыслях.

С Риткой – и того реже виделись, только вынужденно – когда сталкивались невольно нос к носу на выходных у родителей.

Но всё это меркло… на фоне мыслей, терзаний относительно Миры.

Просто… жутко, непонятно… нелогично даже… как по мне. Но – ФАКТ.

Он не звонил, не искал больше встреч. НИ РАЗУ. И когда я осмелилась за всё это время его набрать и поговорить – даже трубку не снял. Всё понимаю: дела, не услышал, забыл. Но, черт дери! За три месяца, да что уж там?! За ПОЛГОДА… уж можно-то найти время на встречу, было бы желание… Или хотя бы… телефонный звонок, после всего-то…

Или это для меня «было», а для него так – нелепый флирт. Как и предупреждал, как грозился, взывал к моему глупому разуму Федька… так и случилось. Ибо не думаю, что это под влиянием Рожи Мирашев так себя повел, принял такое решение. Уж никак. Он – не тот человек, который будет бояться или прогибаться под чьи-то прихоти, мировоззрение – уж это я точно усвоила. Хочет – приходит и берет, вопреки всем запретам и даже логике. А перестало интересовать – плюнул, растер да забыл… как глупость, как разовое, бессмысленное приключение.

Виделись. Все же виделись однажды за все это время… Мельком. На открытии все того же, пресловутого уже, магазина. И пусть накрашенная, нарядная идиотка Ника в тот день была, как никогда еще, сгорая от волнения, высматривала везде своего Миру, да только счастье ей не сулили. Не оценил ее Герой – беглый взгляд, будто и не он… так пылко не столь давно целовал, зажимал, слиться с ней желал, не он столь нежные чувства проявлял, заботу, играл… в «чудаковатую романтику». Нет, что вы? Ошибочка.

Даже ни одной эмоции на лице не проступило.

Не успела я сквозь толпу к нему пробраться. Не успела… Едва раздался первый звон бокалов с шампанским в честь праздника, как тотчас достал из кармана телефон. Звонок: не то он, не то ему – и ушел, укатил восвояси, лишь кивнув на прощение виновникам торжества, Рогожину и Мазурову.

«Не нужна», – грохочет приговор.

«Есть причины всему тому. Объяснения. Есть шанс, что всё переменится… Главное, докопаться до сути», – сумасбродно стонет умирающее сердце. Но я беру в руки молот – и отчаянно бью им по своим надеждам: умерла – так умерла. Хватит. Пора двигаться дальше.

НЕ НУЖНА – просто принять и больше не унижаться, не мешать себя добровольно с дер*мом. Сколько уже можно? СКОЛЬКО?

Это – Мира, и его решение чисто, прозрачно… и однозначно. Так и я, так и мне нужно поступить. Ведь по сути… ничего и не случилось, ничего нас не связывает… кроме благородства и безумия сего существа. НИЧЕГО.

Вперед и с песней, пусть и в гордом одиночестве. Не привыкать. Уже не привыкать.

Так что да: теперь и мне на тебя плевать, даже если с букетом цветов на коленях ввалишься в мою жизнь. Между нами – точка.

Завтра начало преддипломной практики – хоть какие-то резвые перемены в моей жизни, хоть какая-то смена… мертвой картины безысходности. А после – диплом, выпуск. Будущее… не светлое, не серое, но будущее. И я пошагаю в него… смело и вопреки всему. Без тебя.

* * *

Странно иногда бывает. Уходишь с головой так в свои мысли, проблемы – и вовсе перестаешь замечать всё вокруг: ничего и никого. Казалось, если бы за эти полгода в стране произошел переворот или, я не знаю, нас захватили инопланетяне – я бы даже не приметила. А потому… вполне не удивительно, что вот уже как несколько месяцев окучивание меня моим знакомым, сокурсником Вадиком, я принимала, но не придавала тому особого значения. Вежливость – ну и вежливость. Помощь – благодарю, лови в обратку такое же участие. И так… пока я не осознала всю картину сего странного своего бытия. А именно в тот миг, когда ширма пала – и я оказалась перепуганной, неготовой к выступлению, идиоткой, посреди сцены, перед многочисленной публикой, вовлеченной в спектакль «взрослых отношений». Причем во многом – буквально.

Для меня везде и во всем между нами царила, толкала поршни событий, поступков лишь дружба. Для него же, как оказалось, – нет.

Буйтов – это человек-пчела: ни минуты покоя. Всё время в делах, всё время что-то где-то делает, вертится, творит – причем во всех смыслах этого слова. Да мало того! И меня этим заразил. Я уже забыла, когда последний раз не то что видела Федьку, но и звонила ему. Женька – тоже так, мельком. Утром, пока сражаемся, кто первый ванную займет. Даже вечера не удается вместе провести. Все время напролет (последние пару месяцев – так точно) где-то что-то да творим с этим альтруистом-общественником. Даже на Масленицу умудрились стать звездами народного гуляния на площади.

И тем нее менее…

И вот он, очередной праздник в университете. Вадик, как яркий представитель профкома, непременно помогает студентам организовать концерт… Ну и я вместе с ним, в приписку, по доброй воле. Но это вечером, а утром мы послушно мчим в офис его дядьки – где проходим оба преддипломную практику. Ну чем не… «деловые люди»?

– Шары точно привезут? – кинул мне, садясь за руль. Поспешно завалилась я рядом, в пассажирское кресло.

Взор на своего непоседу:

– Точно. Причем уже. Лилька отзвонилась – привезли, украшают.

– А, ну ладно, – отвернулся. Уставился за лобовое. Выдох. Расслабился. И снова, как двести двадцать – вздрогнул. Взор на меня: – А платье? Достала? Ты же придешь?

– Приду, Вадик. Приду… разве я могу тебя одного бросить? Ты же там всех задолбешь своей паникой.

– Я не паникую, – обижено, гордо. Стиснул губы. – Я просто… хочу, чтоб всё было на высоте.

– Всё равно косяки будут, – хохочу, давясь иронией.

– Ну-у… – протянул, – главное, чтоб преодолимые.

– Или незаметные, – ухмыляюсь я.

– Или незаметные, – загоготал тотчас. – Быстро учишься, Бирюкова, – с издевкой. Взгляд на меня.

Улыбаюсь:

– Так какой радетельный учитель – грех уступать.

Взревел мотор.

* * *

Косяки. Будто накаркали – один за другим, но мы еще держимся, выруливаем, выкручиваемся, как можем. То ведущий слег с ветрянкой (не, ну вы слыхали такое? – Вадику пришлось срочно брать все на себя, благо, нарядились достойно), то очередной номер – а минусовка куда-то подевалась, то программа (что за чем) перепуталась, то так – у одной из барышень каблук сломался – пришлось мне свои туфли отдавать. Вдох-выдох. Улыбается, счастливый Вадим. Бурит меня взором. Я за кулисами, он – с другой стороны сцены.

Справимся, Буйтов. Еще как справимся. Выживем. У нас диплом на носу – а потому не имеем права отчаиваться: еще будет повод «поумирать» от безысходности и нервотрепки. А сегодня – так: тренировка.

И вот он, последний выход. Попрощаться с залом, поблагодарить всех – и общая песня всех участников торжества.

Но… что-то не так, не по сценарию. Вадик мнется, заикается. Отчего я невольно даже прислушиваюсь к его словам:

– Так вот, – внезапно разворот, прямиком ко мне, взгляд в глаза. – Дорогая моя Вероника, я тебя люблю. И прошу, будь моей женой…

Мурашки побежали по телу. Волосы стали дыбом.

Онемела, окоченела я, выпучив глаза – будто кто расстрелял меня только что.

– Ну что ты, – слышу рычание мне чье-то на ухо. – Иди давай! – толкнули в плечо. Поддаюсь, несмелые… неловкие, будто ребенка малого, шаги ему навстречу.

Еще миг – и замираю вплотную. Протягивает еще сильнее мне коробочку со злосчастным кольцом. А я – я за пеленой слез и уже ничего не вижу.

Прокашляться, шепотом:

– Ты че творишь? – кривая улыбка. – Мы же даже… ни разу не целовались, Вадь…

Вдруг резкий выпад – и притянул меня к себе, пылким, жадным поцелуем прикипел к моим губам – несмело ответила движением. Отстранился. Взор на меня:

– А теперь? – и снова тычет мне.

Да только… залу уже все равно. Все интерпретировали по-своему. Его поступок – вместо моего ответа. Улыбаюсь несмело:

– Ну… публика уже решила…

– А ты? – испуганно.

– А я… не знаю.

* * *

Избегала. Несколько дней его усердно избегала. И дело даже не в практике, на которую больше не являлась. Нет: отключить телефон, забиться дома в угол – и медленно сходить с ума. По вечерам, пока Женька где-то с Лешей гуляла, я сидела в темноте… отчаянно строя вид, что никого нет дома… и его попытки достучаться до жильцов – тщетны.

Я не готова. Не знаю… я боюсь.

Да – он идеален. Он тот… о котором мне вещал, на которого наставлял и батя, и мама… и даже мой Рожа. Но… не мое это, не знаю. Тот наш поцелуй. Пусть с перепуга, но… это не Мира. Не Мирашев, от которого сердце сжималось, выдавливая кровь до последней капли, душа пускалась в пляс и я забывала всё на свете: комкала гордость, душила страхи отрицала прошлое. С Вадиком всё по-другому: тихо, мирно… весело, но… не мое.

Не знаю. Может, еще не распробовала. А вернее, даже не пробовала, по сути… но… как-то и не тянет.

Живо встать на колени – и подползти к тумбе. Схватить аппарат. Врубить его – и…

– Да, ладно? – раздраженное. – Че надо?

– Привет, Рит.

– Ну, привет.

– Слушай… – шумный вздох. Безрассудная, отчаянная смелость: – Я тут как-то от Федьки слышала, что ты иногда с Мазуровым пересекаешься. Можешь мне дать его номер телефона?

– ЗАЧЕМ? – грубое, гневное. Тревожное.

– Ну… мне бы поговорить с ним кое о чем, а Рожу во все это впутывать… неохота.

– Че те надо от него? – уже с откровенный наездом.

Сдержалась, стерпела я – да и гордость моя давно уже переломанная… лежит около меня, подыхает, как и я, бестолковая.

– Ну…

– Что ну? Давай по делу, быстрей! Мне некогда! И так… из-за тебя на такой дубарник вышла в одном платье.

– Мне Миру надо отыскать, – выстрелом, обличая, позоря себя окончательно.

Захохотала тотчас:

– А че его искать? Вон… в одном клубе с нами. Ходит, баб лапает. Хочешь – приезжай.

– Адрес?

Глава 15. Индульгенция

Не успела я даже переступить порог клуба, как волею судьбы… али сарказмом, оплеухою всей моей жизни… столкнулась едва ли не лоб в лоб со своей… горе-привязанностью. Не признал даже, не заметил.

Глубокий вдох – и, давясь волнением, страхом, окликнуть Его.

Не отреагировал. Стоит, гогочет со своими товарищами. Что-то рассказывает, активно жестикулируя. Ядовитая… (Господи, как же я по ней успела соскучиться!) ухмылка так и не сползала с его уст. Шаги ближе. Обмерла за его спиной. А позвать вновь, дотронуться – боюсь.

– Короче, в ***** его! – внезапно рявкнул Мирашев и махнул рукой. Рассмеялся. – Ладно, пошел я, а то так точно до бара не доберусь.

Резвый разворот – и чуть не сбил меня с ног. Замялся. На миг лишь дал проступить на лицо удивлению, шоку:

– О, Некит! – залился веселым смехом. – Ты что ль? Какими судьбами? – странная, лживая ухмылка. Не дает даже ответить. Тотчас слова, будто автоматная очередь: – Изменилась как! Прям не узнать! Мадмуазель, блядь!

Скривилась я, ошарашенная. Спрятала взгляд. Не по себе стало.

– Че-то хотела, или так? – и снова крик, сражаясь с шумом толпы и разливами музыки.

– Поговорить хотела, – несмело. Уставилась в очи.

– О чем? – кто-то протиснулся позади него, отчего невольно оного толкнул на меня. Подался вперед. Вмиг обернулся, бросив гневный взгляд на нахала. А меня волной обдало запаха алкоголя, давно забытого аромата его любимых сигарет, парфюма. Задыхаюсь. Но едва что попыталась ответить, как тотчас продолжил:

– Давай ток быстрей, а то я спешу.

И снова молчу, не могу подобрать слов. Не здесь же – на лестнице… и не…

– Так о чем? – раздраженно, отчасти грубо.

– О нас, – невольно громко, дабы перекричать музыку, дабы наверняка услышал: стрелять, так стрелять.

– А че с нами не так? – едким хохотом вдруг залился. И снова взор по сторонам, то так, мельком на меня. – А, Некит?

Кольнуло. Впервые это прозвище… хуже всякого ругательства. Приговором.

– Я не Некит, – озлобленно скривилась. – Я – Ника!

– Ника-Ника, – передергивает мои слова. – А ты, кстати, знакома с моей девушкой? – громом.

– Что? – обомлела я. Будто кто холодной водой окатил. В момент протрезвела от его дурмана. Заледенел мой взгляд. Не моргаю.

Дернулся внезапно куда-то вбок и схватил, казалось, первую попавшуюся. Обнял за талию и притянул к себе – взвизгнула та от неожиданности. Резко обернулась:

– О! Мироша! – залилась звонким, счастливым хохотом. – Привет!

– Познакомься, – разрезал мое сердце надвое, пробираясь к душе. Уставился, кивнул вдруг черноволосой, фигуристой барышне: – Как там тебя?

– А…а… – замялась та от смущения. – Лера…

– Да, вот, Лера, – лживая, мерзкая улыбка. Взгляд мне в лицо. – Как тебе мой зайчонок? Зачетный? – загоготал враз, давясь желчью.

– Соответствующий, – и сама не поняла, как выдала. Замерло всё внутри у меня. Казалось, и сердце остановилось… Силой вынудить себя сделать разворот – и пошагать на выход. Не оборачиваясь, не сомневаясь. И жалея лишь об одном – что слова… не убивают. Что я… жива.

* * *

Обмерла около нашего с Жаровой подъезда. Заметила их, своих товарищей. Стоят… улыбаются, обнимаются, радуются друг друга обществу. Всё как у людей… Всё, как надо.

И мне ж дано. Дано! Да только носом ворочу. Идиотка.

Живо достать из сумки телефон, включить аппарат. Отыскать нужный номер:

– Привет, Вадик. Ты занят?.. Встретимся?

* * *

Съемная квартира. Уже года два, как съехал Буйтов от своих родителей: гордая, самостоятельная, самодостаточная птица. Сколько раз здесь была – и, казалось, только сегодня… впервые я всё разглядела, заметила, увидела чистым, незамыленным взглядом. Сколько книг! И не только словари, как дань будущей профессии, нет: от фантастики до научной литературы, энциклопедии и развивающие журналы, дюжая часть из которых – по компьютерной графике (фотошоп и 3Д-моделирование). Телевизора нет – вместо него только ноутбук – для учебы и работы. Не человек – а мечта. Разве что готовить – это не его, но для этого и нужна жена: Вероника, Ника… как и хотела я последнее время. Ника, а не Некит – способный лишь рамсить да огрызаться. А еще – отчаянно и упорно совершать ошибки. Как с Мирой… и как, наверно, сейчас с Вадимом. Присесть на пол, спиной опереться на диван и уставить взор пред собой – любимое место, поза для обсуждений наших планов с Буйтовым. Свторил: опустился на ковер рядом со мной. Бесцельный взгляд около. Несмело:

– Ник… че с тобой происходит?

– Меня изнасиловали, – громом, разрывая его небеса.

– Че-го? – ошеломленно протянул. Пристальный взор мне в лицо – не отвечаю.

– Мне было шестнадцать. На выпускном. Одноклассник… подарил мне… билет во взрослую жизнь любезно.

Опустил голову. Казалось, не дышит. Не моргает. Ждет.

– С тех пор… – отваживаюсь добить начатое, – я всех всегда сторонилась.

– А Федор?

– Он не знает, – перебиваю. – И никто… по сути… И ты ему не проболтайся, – грозное. На мгновение уставилась в полные боли и отчаяния глаза, но тут же осеклась, отвернулась. – Что было… то было. Но… как я не пытаюсь перевернуть эту страницу – она словно прилипла. Будто кто залил все клеем – и никак, все еще живу тем днем. Разве что… клякс добавилось больше… – Немного помолчав: – Был один человек… я думала, – нервно сглотнула ком боли, – он мне поможет. С ним всё будет иначе. Но нет – ошиблась. Он – ошибка. – Взор осмеливаюсь уставить на Вадика: – Я верю, что ты не такой. Вадь… но… пойми меня правильно, зачем я тебе такая? Сломанная… Я, – отворачиваясь, давясь позором. – У меня с тех… ни с кем ничего не было. И я не могу – мне противно. Помнишь на первом, и вначале второго курса… была слава, шутки?.. Мол…

– Ага, – резво перебивает, учтиво, дабы я не рвала себе душу дальше.

– Ты знаешь… а ведь… в какой-то момент, я тоже уже так начала думать. Может, мужчины – не мое? Может… Но… – перевожу взор на него и кисло улыбаюсь. Поджала губы, снова взгляд упереть в свои скрещенные руки. – Однажды… даже выпала одна такая возможность… проверить. Но я не… я не решилась. Не знаю… Неправильно это. Я знаю, что неправильно. Что должна перебороть себя – и выбрать правильную сторону. Хотя, – тихо рассмеялась себе под нос, – и к женщинам у меня нет тяги. Вообще… для меня само понятие… интимной близости – омерзительное, нечто… низкое, гадкое. Понимаешь? – уставилась взмолившись на Буйтова. Ответил не сразу, но поддался: глаза в глаза. – И вот какая я буду тебе жена? Я не хочу тебе врать. Понимаешь? Для меня ты друг. Самый что не есть… После Рожи – первый, кому я столь доверилась, кого пустила в свою жизнь… Но близость. Я знаю… я понимаю, что… наверняка (не зря ж всему человечеству это нравится) сей процесс приносит неописуемое удовольствие. Однако… мне кажется, уж лучше одной… Не знаю, – рассмеялась пристыжено, спрятав на миг очи, – целибат какой-то… чем то, что в итоге принесет несчастье обоим.

Нервно сглотнул.

– Я бы мог подождать…

– Чего? – изумилась я, невольно изогнув брови.

– Не знаю, – несмело тот. – Пока… – пожал плечами, – не знаю, докажу… что достоин. И потом, Ник… ты и на сцену когда-то боялась выходить. Помнишь наш провал на утреннике? Ниче… встали, отряхнулись и пошли. Разве не так делает «Некит»? – улыбнулся вдруг, хотя столько горечи и страха за всем этим стояло, что и мне враз стало не по себе.

Но отвечаю улыбкой:

– Помню.

– Зато потом как мы зажгли на майдане, помнишь?

Рассмеялась пристыжено я, невольно покраснев. Отвела глаза в сторону.

– И что ты предлагаешь? – ухмыляюсь. Очи в очи.

– Ниче… ну, – скривился, паясничая, – кроме руки и сердца.

Закачала головой я в негодовании. Шумный вздох.

– Зря ты… зря. Нормальную бы себе нашел… а не меня… дефектную.

Хмыкнул враз:

– А то остальные… хорошо ладят с собой.

Скривилась от раздражения я. И снова глубокий вдох в очередной попытке сбросить тяжесть разговора с души.

Поворачиваюсь. Смело, пристально ему в лицо:

– И тебе не противно?

От удивления вытянулось его лицо. Взгляд мне в глаза:

– По поводу?

– По поводу того, что я рассказала…

– А если бы добровольно… то это шарму бы придало, да?

Обомлела я от удивления.

Тотчас продолжил:

– Я к тому… что мне пофиг… сколько у тебя там их было. Не хочу даже знать. Главное… чтобы дальше – был только я. Понимаешь?

Ухмыльнулась пристыжено, спрятала взор.

Тягучая тишина – и вдруг рассмеялась. Странный какой. Добрый, но странный…

– Дурак ты, – тихо, несмело.

– Дурак, – ржет.

Глаза в глаза.

– А если у нас ничего не получится?

Рассмеялся внезапно:

– Значит оба будем дураками.

Закачала головой тотчас, давясь улыбкой. Зажмурилась – но вдруг движение, отчего резко распахнула веки. Близко, до неприличия… волнения, сумасбродства…

Дрожь по телу, страх.

Губы к губам. Расстояние вдоха…

Есть только прошлое и будущее. Здесь и сейчас – черта. И я не знаю… что мне делать. Не знаю куда деваться: в прошлое не вернуться, как и не изменить его, не исчерпать и не забыть, но в такое грядущее… страшно ступать, страшно на него решиться.

Замерла я не дыша. Не отстраняюсь… но и храбрости не хватает принять за себя решение. Невольное испытание… понимания, чувств, смелости – подался вперед, машинально облизался и тотчас коснулся своими устами моих. Вздрогнула невольно, но держусь. Не отстраняюсь – а потому напор сильнее. Еще миг – и обнял, притянул к себе. Решающий удар языка колокола о литой купол – и содрогнулась, пала моя вселенная… взорвалась осколками неверно склеенной чести. Сдаюсь. Обнимаю в ответ. Движение, ласка, напор. Невольно рассмеялся от счастья – поддаюсь. Усадил меня к себе на колени. Сжались мышцы в моем теле от страха. Взгляд глаза в глаза:

– Я тебя не обижу, – вкрадчивым шепотом.

И вновь притиснулся, прилип поцелуем к моим губам. Еще ласка, нежность – и друг проник в мой рот языком, но лишь на миг. Вздрогнула я невольно, но не отстранилась, не прервала, не отторгла его. Сдержалась. Скольжение рук – и вдруг сжал мою грудь, несмело, нежно, но с запалом. Поежилась. А перед глазами лишь только Мира. Заскребли кошки внутри. Жутко, гадко, мерзко стало. Будто сама лично совершаю нечто непростительное… что-то, что куда паскуднее… нежели совершили когда-то со мной. И снова крепче прижал меня к себе – ощущаю уже всего его, его настрой – а меня кто словно кислотой, лавой распеченной поливает. И отдернуться хочется – и силой останавливаю себя. Слезы подступили к глазам. Задыхаюсь. Выть хочется от жути. Но нельзя… нельзя поддаваться своему уродству. Я – урод… но изменюсь! Я стану «нормальной»!

Сама не знаю, как осмеливаюсь – протискиваюсь руками к его брюкам. Но от мысли… что мне придется его касаться, и ему – меня, что у нас это случиться, тотчас накрыло волной тошноты. Отдергиваюсь. Истерика горьким, зловонным, колючим полотном вмиг окутала, сжала в тиски, затянув удавку, а слезы – откровенными потоками помчали вниз. Живо сползаю, бросаюсь прочь – но догоняет. На карачках… хватает в объятия. Но не злобно, не силой… а странной больной заботой. Покачнулись – и завалились на ковер.

Завыла… горько, позорно… давясь мерзостью своей.

– Прости… я не могу… я…

– Ниче, зай, – ласковым шепотом на ухо. – Я все понимаю.

Еще сильней разрыдалась от этого его доброго, безобидного «зай».

Зайчонком… я – гадкая фригидка… даже конченной шлюхой быть не в состоянии. Не могу. Не могу я…

Не знаю, что это тогда было с Мирой. Как так и почему… алкоголь или что тому было виной, но…

– Прости меня, – горько вою. – Прости… суку конченную…

– Ну чего ты, сладкая? – тотчас еще сильнее прижимает к себе, целует в ухо. – Все нормально. Я понимаю… Я подожду – сколько надо будет: столько и подожду. Неважно… Тем более, – горькая, отчаянная попытка пошутить, – у нас и так… диплом вон на носу, а еще концертов сколько: первое апреля, день космонавтики, а там – майские… не говоря уже о промежуточных воплях. Вообще, некогда нам глупостями заниматься, тут ты права…

Невольно рассмеялась, давясь соплями.

– Ну вот… И вообще, поздно уже. Спать пора, а то завтра рано вставать. Оставайся у меня: свято обещаю одеяло не тырить. Ну?

Молчу, силой давя, сдерживая вспышки рыданий.

– Женьке только отзвонись, – заботливо продолжил, – а то еще ментов к нам пришлет – а мне их нечем кормить. С утра последний дошик заварил.

Рассмеялась невольно: