Текст книги "Светлое будущее: вето на будущее (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Никто никого щемить не собирается, – гаркнул, перебил Главный. – Так только… поговорить.

– Телефон вернешь? – опрометчиво… али нет, но борзо, выбивая до конца свое право на ровню, чтоб больше и не хотелось им меня мешать с дерьмом.

– ЗАВТРА… здесь в кустах заберешь, – дерзкое. – И хватит пи**еть! Бесишь уже! С ним, – кивнул головой куда-то в сторону, – так базарить будешь! Усекла?

* * *

– Тут сиди, чтоб этот *** с ворот мог тебя засечь, – кивнул на кусок бетонной плиты около забора, что эхом нелепой свалки здесь затерялась. Подчинилась я, прошлась в указанном направлении – присела на край. Продолжил «командующий», задумчиво, тихо: – Посмотрим, как и с кем явится, перестраховщик этот ебанный…

– Слышь… а телефон дай, а то вдруг позвонит, – обернулась я в его сторону.

– Облезешь! – гневное.

Скривилась. Покорно отвернулась обратно. Ковыряю пальцы, периодами нервически грызя ногти.

– А че здесь? – гаркнула, кое-что сообразив, себе под нос, но так, чтобы эти (заныкавшиеся среди деревьев, кустов) услышали. – Че не в подъезде или еще где… как вы там обычно любите, тихушники? – ехидничаю – ядовито улыбаюсь, давясь сарказмом.

– Ты че такая смелая, говорливая стала? – рявкнул раздраженно. – Сейчас точно допиздишься, что не только он отгребет, но и ты заодно. И вообще, если че… мы знаем где тебя искать. Усекла?

– Усекла, – ухмыляюсь печально. – И то, это если Он… меня вперед вас… не прикончит за подставу.

– И че тогда… такая веселая, раз всё понимаешь?

Хмыкнула горестно, уныло повесив голову на плечах.

И в правду, чего? Сама не знаю.

– А зае*ало… – неожиданно даже для самой себя выдаю, прозревая. Смелый взор на Палача. Хохот смертника: – Если бы вы только знали… как всё зае*ало. Ведь ничего нет… хорошего, и ничего не будет. Нет никакого «светлого будущего». Нет. Есть одно… сплошное дерьмо, – повела взгляд около, упиваясь собственной обреченностью и никчемностью. Искренне, душу нараспашку: – И если… Он, или вы – всё это быстрее закончите – то буду только рада.

– Ты под наркотой, что ли? – встревожено гаркнул Второй.

Рассмеялась я скорбно. Взор на него. Глаза в глаза:

– Ага. Под наркотой, – киваю головой, паясничая. – Только, видимо, с рождения… Как накрыло – так и не отпускает.

– Ну, так че ты несешь? Какие у тебя могут быть проблемы? Шмотки, еда, крыша над головой. Даже учеба – вся в масле.

– Ну-ну… – язвлю.

– Тише! – приказное Главного. – Приехал. Вроде один…

Запиликал телефон.

– А я о чем, – ехидничаю. Резво встаю, хочу податься в его сторону.

– СЕЛА, блядь!

Опешила я. Поддалась, задки – и опустилась на плиту обратно.

– Не смотри в его сторону! – и снова приказ. И снова подчиняюсь: покорно потупила взор в землю. Телефон заткнулся.

– Жди!

– А если не увидит? – тихо шепчу.

– Увидит. Трахаться захочет – увидит.

Поежилась невольно от его слов.

– А может, не узнает… – несмело я, чувствуя… как дрожь начинает охватывать конечности. Сердце набирает шальную скорость, забыв привычный ход. – Сумерки как-никак…

– Ты заебать меня решила в корень? Или че?! – грозное, тихим ревом.

– Да ниче, – рыкнула я, раздраженно. Скривилась сама себе под нос.

Идиоты. Какие-то… дилетанты, ей богу.

Шорох где-то впереди. Невольно бросаю из-подо лба взгляд – идет, плетется неспешно, шаркая по траве.

Оглядывается по сторонам, мнется…

Но еще тягучие минуты – и вдруг обмирает рядом. Лицом к лицу.

Похож… но блядь… ЭТО НЕ ОН!

Побледнела я от ужаса.

– Привет, зайчонок, – ухмыляется.

Не дышу… В груди застряли звуки.

Только ресницами хлопаю, как идиотка.

– Эт… че за хуе еще? – вдруг резвое движение, шаг из темени Главного, но тотчас где-то сбоку щелчок предохранителя.

Живо устремила я взгляд. А дуло уже у виска моего захватчика. Рядом же… та самая Мерзкая Скотина со своей не менее… мерзкой ядовитой ухмылкой.

Нервически сглотнула я слюну.

Дошло ему, всё понял – но только… какова теперь моя участь?

Дрожь волной по телу… почему-то расправа этих мразей не так меня пугала, как вариации извращений сего странного существа. Ему даже в глаза порой страшно смотреть – в узких, прищуренных хитрых глазенках будто сам дьявол отбивает чечетку.

– Че, малыш, – заржал этот Ненормальный, глядя на меня, – в «казаков-разбойников» хорошо играла?

«Пошел ты», – шепчу, не издав ни звука, но отчетливо, дабы прочел по губам.

Паясничая, широко облизался.

– Свободна. Завтра сам тебя найду. А сейчас иди. Жман, проведи ее…

* * *

У всех… день как день, а я – на иголках. Причем, вчера страхтак не грыз меня, как сегодня.

Не знаю, тогда… меня и вправду каким-то странным, я бы даже сказала, психопатическим пофигизмом накрыло: будь что будет.

А теперь, когда, вроде бы, вся беда позади… черти что творится.

«Что… если те вернутся, или их «крыша» какая придет? Или «Этот» че отчебучит?..»

Тысяча вопросов, и ни одного пока ответа…

Как по мне, лучше бы и вовсе не являлся. Сочлись – и хватит. Не сдала же, предупредила – так что с моей стороны… перед ним я чиста.

Но… все равно жду, как второе пришествие. В каждую физиономию на перемене всматриваюсь, ища если не «одного», то «других»…

И пары еще сегодня опять в общаге. Тут всего-то вариантов – раз, два и обчелся. А вот на основной территории универа – минимум шесть, если не семь, корпусов. Вот то-то и оно. Так что шанс, что найдет-найдут… сто процентный. Смотря, кому раньше или сильнее понадоблюсь.

Нудный, бесконечный семинар. В голове такой кавардак – что выть хочется. А назойливый, старательный препод то и дело, что решил опрос всем устроить по пройденному материалу. А мне – что горохом об стенку. Ничего не уловила, да и слова из себя толкового не выдам, мысли умной, если вдруг что спросит. Хоть бы сжалился – да не тронул сегодня.

Лихорадочный пляс двоеточия на экране телефона – и вот он, звонок спасительный.

– Вероника, вы сегодня… целый день в облаках летаете… – внезапно отдернул меня наш «аспирантик». – Что на лекции, что сейчас…

Улыбнулась, пристыжено поджав губы:

– Простите… Проблемы просто.

– Я понимаю, – усмехнулся в ответ. – Но и про учебу забывать не надо. Проблемы всегда… были и будут. А вот это всё, – ткнул пальцем себе на стол, в тетрадь, – на зачете будет… всё буду спрашивать.

– Я дома перечитаю и подучу. Обязательно. Простите.

– А я прослежу, – ядовитое за моей спиной, отчего вмиг мурашки побежали по коже, а конечности пустились от дрожи в пляс.

Резвый разворот:

– Ты…

– Я, – паясничая.

Сердце мое заколотилось еще бешенее: из всех вариаций граней на костях выпало «он».

– Ладно, молодые люди, – вклинился в нашу жаркую перепалку взглядов препод. – Можете покинуть аудиторию? Мне ее закрывать надо. Да на следующую пару бежать.

– А мы сами ее закроем, – едкое, самоуверенное. Живо подался вперед и ловко выхватил из рук оторопевшего аспиранта ключ с деревянным брелком.

– А-а… – замялся в растерянности мужчина. Но миг – и выдох: не выдержал морального давления – сдался. Позорно захлопал ресницами, прогоняя шок. – Ну… Бирюкова… под твою ответственность. Отнесешь на кафедру.

– Хорошо.

Разворот к столу, засунул остатки своих вещей в портфель, прокашлялся показательно – и на выход.

– Слушаю… – первая решаюсь на выстрел.

– Это я слушаю, – парирует ехидно. Прошелся по кабинету и присел на парту. Взор на меня. На устах змеей расплылась ухмылка: – Че да как… Как докатилась до таких ухажеров… как вчера?

– Да че рассказывать? – следую его примеру и с той же уверенностью, наглостью и самодовольством забираюсь, сажусь на столешницу напротив. – Выследили, встретили. Номер всучили – сказали звонить.

– И ты позвонила… – ядовитое.

– А что мне еще делать? Глухие же. Пыталась объяснить, что ошибочка вышла: что не баба твоя, а так… «шлюха конченная», – передергиваю его слова. – Но им… плевать. Вот и пришлось выкручиваться.

– Но предупредила.

– Рада, что догадался, – съязвила.

– Какая-то ты не такая стала. То пряталась… по закоулкам от какой-то шпаны… А тут прям – «крепкий орешек». Ты там, случаем, за эти дни ниче не отрастила? – захохотал ублюдок.

Злобно стиснула зубы.

– Не дождетесь! – резво вскочила, выровнялась на ногах. – Басню, что бабы – слабый пол, вы сами придумали.

Повторил за мной. Шаг ближе.

Губы к губам:

– Или вы… чтоб сбить нас с толку. И кататься потом на шее.

– Не путай: это вы ездите нам по ушам.

– Так и Трахаем мы.

– Тело. А мозги – мы.

Заржал. Немного помедлил, давясь улыбкой:

– Ладно… – отвел взор в сторону на мгновение. – Что ты за это хочешь?

– В смысле? – оторопела я.

Скривился от раздражения:

– В прямом. Как могу отплатить за проявленное… благородство?

Окоченела, прозрев еще больше. Глаза мои невольно выпучились.

И дышать нормально не могу, а не то, что… сказать что-то толковое.

– Ну ладно, думай… пару дней хватит?

– Удавись.

– Че? – передернуло его от неожиданности. Взгляд мне в глаза сверлящий. Ухмылка просела линией кардиограммы.

– Ниче, – резвое мое. Злобное. Шаги в сторону. Прошлась к выходу. Обернулась: – По моим долгам – в расчете. Так что… свали из моей жизни… навсегда. И всех своих друзей заодно прихвати, чтоб никто так больше не подкатывал. Идет? – серьезно, грозно, догорающей храбростью.

Заржал вдруг. Ход ближе. Обмер рядом. И вновь оборотов набирает его улыбка:

– Ну… спасибо, что хоть пальцы никуда не заблагорассудилось засунуть.

Не выдержала я представленной картины – и заулыбалась позорно, малодушно, сдаваясь харизме гада:

– Если и «заблагорассудилось» бы совать, – паясничаю, нарочно кривя странное, непривычное (как для таких людей, кто вращается… в столь «интересной» среде) слово, – то только кочергу, а не пальцы свои… стала бы еще марать.

– У-у… змеюка, – тихо рассмеялся. А взгляд так и скользит по мне, меряя с головы до ног, будто впервые удалось узреть воочию.

– А «Резина»? – поддаюсь больному настроению. – Что это значило? – Не дождавшись участия, продолжила: – Время тянуть, или что?

Загоготал неожиданно:

– Ганд*ны, малыш. Ган-д*-ны… – подмигнул игриво. – Твари, веселье, которое ты нам и организовала.

Шаг ко мне ближе – но тотчас отступаю, немо взывая к дистанции:

– Ну всё, претензий больше нет?

– А их и не было, – колкость многозначительной улыбки на тонких устах.

– Так я могу идти? – взволнованно шепчу, напуганная его резвостью.

– Если хочешь, – едва заметно пожал плечами.

– Хочу. И учти, – дерзко; действительно из последних сил – вот только уже не только страхменя давил: – Теперь мы точно в расчете, – грозно замахала пальцем.

Ухмыльнулся:

– Ага, но если че… звони, – коварного беса пляс в глазах.

– Лучше убей сразу.

– Да ты отчаянная…

– С вами-то… и не будешь.

Рассмеялся, но сдержано. Печально.

– Ладно, – вдруг шумный вздох. Прошелся к двери, мимо меня, слегка задев (то ли нарочно, то ли так) плечом. Обернулся он, я. Движение – и обронил в мою сумку ключ от кабинета. Взор в лицо: – Но с меня должок. Я не отвиливаю. Если что – звони.

– Облезу.

– До встречи.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. По ту сторону грёз

Глава 5. Перемены

2008 год, сентябрь

Вот и три года ляпнуло.

С Мирой так больше и не встречалась, не связывалась…

Хотя да. По началу, еще тогда, не удержалась – и у Рыжика аккуратно расспросила про него, якобы невзначай: Мирашев… Мирон, местная шишка, не без криминального «эхвекта». «Чем только не промышляет. Но конкретно – лучше не знать, чтобы крепче спать и меньше проблем иметь на свою голову, – цитата. – Главное, подальше держаться: от него и от его друзей».

Будет сделано.

* * *

Время шло. Я бы даже сказала, мчало… И пусть с головой опять ушла в учебу, все же перемены меня настигли. Радость, что меня больше никто не доставал по поводу моего внешнего вида, сексуальной ориентации и прочих предпочтений, я все же… вкусила и не хотела больше отпускать. А потому изменениям дала волю: отрастила длинные волосы и даже умудрилась пару раз перекраситься, на время забыв свой русый (сменив цвет от бледно-рыжего оттенка – вплоть до блондинки). Жаль только… жизнь это мою никак не поменяло. Как до этого не сходилась с людьми, так теперь не сошлась, особенно со сверстниками. Исключение – Женька… с которой до сих пор снимали квартиру на двоих, и ее парень, Леша (тоже вынужденный дружеский контакт). В остальном же – голяк, в том числе и на «личном фронте» – не срослось: да, были попытки, извне… грубо говоря, за пределами универа, некоторых ко мне подкатить… но, то они меня бесили своей «незрелостью», то я их – грубостью… и глупостью. Один – один, а потому и расходились наши дороги стремительно… причем кардинально в противоположные стороны.

И вот уже подкрался 2008 год – более того, к закату движется. Как и моя учеба: последний курс. В общем, куча всего… непонятного и жуткого. Но, а пока – за окном все еще тепло, дразня не столь далеко убежавшим летом, солнце балует своими игривыми лучами, деревья – в яркой палитры красках… так что живем. Живем… сегодняшним, одиноким… пустым, скучным… но «живым» днем.

* * *

– Ну что, на выходные к своим мотнешь? – закинула мне Женька с порога, даже еще не сняв обувь.

– Не поняла, – хохочу. – Это допрос?

– Да нет, просто… – замялась та на месте. Щеки запылали смущением.

– Говори, – и хоть откровенно стебусь, но явно без всякого зла.

Поддается:

– Просто… у Леши День рождения в эту субботу…

– О-о! – взревела я, давясь смехом. – Всё ясно. Да, поеду. Давно в планах было, а тут… раз и повод еще такой.

– Ура! Спасибо! – мигом кинулась ко мне и сжала в крепких объятиях. – Спасибо! Спасибо тебе! – запрыгала на месте.

– Да иди ты, – ржу, смущенная уже я… столь ярким проявлением чувств. Силой выдираюсь из хватки, отталкиваю ее от себя. – Раздевайся и кушать пошли. Суп стынет.

– Какой? – радостно.

– Какой, – перекривила ее я, гримасничая. – Какой есть. Батон хоть купила?

– Забыла… – обижено надула губы.

– Ну, молодец… че сказать. Растяпа…

– Да тут Леша… – и понеслась… душа в рай, и «сопли» в мои бедные уши.

* * *

– Мам, пап… я дома.

– О, лапуля наша! Привет!

Обменяться с мамой поцелуями в обе щеки – и приняться разуваться.

– Мой руки – и за стол!

– А че батя, не дома? – удивленно, видя, что в комнате телевизор выключен, да и на кухне папани нет.

– В магазин пошел. Так, кое-что… забыли купить. Сейчас будет.

– А Ритка че? – крикнуть, силясь быть громче вредного потока воды. Черт, ошпарилась (пока привыкнешь после котла к обычному, центральному отоплению, где сразу кипяток из крана).

– А че Ритка… ушла гулять со своими. Кто-то там приехал по нее. Вот и убежала… по-быстрому, чтоб мы не видели.

Вытереть руки – и повесить полотенце обратно на крючок.

Шаги на кухню. Взгляд на маманю, которая застыла у стола: крошит колбасу (судя по кубикам, грядет оливье).

– А ты молодец, что позвонила… предупредила. Хоть вкусненького успела приготовить. Правда, пока только отбивные пожарила, но вот, сейчас, еще чуть-чуть – и салат будет готов… А там и папа сладкого чего-нибудь принесет, к чаю. Бери, накладывай, не стой. Там еще… где-то картошка пюре есть в холодильнике… На сковородку кинь, будь добра…

– Ма… Так Ритка же там у нас… и че, тут тоже мутит?

– Ой, Ник. – Обмерла. Руки в боки. Отчаянный, полный боли взгляд на меня. – Будто она что-то нам говорит или слушается. Я уже устала… ей повторять. Как вам с Рожей – одна порода. Что горохом об стенку. Пока сами шишек не набьете – пока не остановитесь…

И снова обернулась. Застучала ножом по доске, «рисуя» долготы и широты.

– Или не остановят… – тихо рычу себе под нос.

– А то я не знаю… – гаркнула. – Но… что поделаешь. У нее там… «любовь». Куда там мы с отцом со своими поучениями?

Скривилась я от злости.

– Какая… нафиг, – едва сдержалась от мата, – любовь! Не со всеми же подряд. Аж жутко смотреть на ее кавалеров. Кроме бабла – ниче нет. Даже мордой… противные.

– Ну… – и снова взор на меня. – А что я делаю? Ремнем бить уже поздно.

– Был бы Рожа… ума вставил, – буркнула я.

– О-о-о! – взревела мама. – Вы уже себе вставили! Так что не надо! – махнула на меня рукой. Резвые движения – разбивая яйца и чистя их от скорлупы. – Был бы… Будет. Вон… осталось недолго.

– В смысле? – будто кто холодной водой меня обдал. Оторопела я, вытаращив очи. – Ему ж еще…

– Да нет. Уже всё. Вон, батя придет… сам всё расскажет. Ты ток не истери сразу. Выслушай молча, согласись. А там, как на самом деле поступите – дело ваше, сами разберетесь. Никто за вами следить не будет. Взрослые уже, как-никак. А его… лишний раз нервировать не надо. И так вон… сердце на днях хватало. Как раз, когда новость принесли на блюдечке.

– ТАК КОГДА?! – бешено. Казалось, я вот-вот разрыдаюсь от припадка. От шока… от паники.

– А че ты на меня орешь? – удивилась.

– Мам, но это же… РОЖА! – писк мой вырвался из груди, сдавая чувства сполна.

– Вы ж, вроде как… – замялась та, – последнее время совсем не общались? – удивленно: рушилось ее мировоззрение.

– Но это же… Федька, – горько. По моим щекам побежали слезы.

От стыда тотчас отворачиваюсь – и мигом прочь из кухни, в коридор, пряча позор… и растерзанную новостью душу.

– Ты там… гляди мне, за старое не возьмись! Только на человека стала похожа! На девушку! А не на… второго Рожу! Не смей! Слышишь?! Он хоть и сын мне… но балбес! А ты не смей! – чую, идет. А потому я позорно еще дальше сбегаю – в комнату. Но не последовала за мной. Обмерла на пороге. – Сомневаюсь, Ник… что из него там что-то… толковое воспитали. Раз мы тут с отцом ничего не смогли в голову вбить. Так что… я даже против этой идеи вашего папы. Нечего тебе с Федькой возиться. Услышала меня?

– Услышала, – грубо, кривляясь.

– И не начинай мне тут! И сопли подотри. А то сейчас придет… еще один нервный – и начнете. Тихо и смирно. Он сказал – ты согласилась. А выйдешь за порог – сделаешь, как посчитаешь нужным. ЯСНО?

– Так точно! – ехидно-саркастическое.

* * *

И еда в рот не лезла, а приходилось для «видимости» и «приличия», «вежливости» давиться. Изображать непринужденность – а голова просто разрывалась на части. Как и душа, сердце.

Рожа! Сколько обиды, злости на него… ненависти, в конце концов, но и любви одновременно… Что просто хотелось выть, орать, биться головой об стенку. Да просто задавиться, лишь бы все эти эмоции утихомирились, заткнулись.

– Короче, – не выдержал первым батя. – Судя по красным глазам и странным взглядам… мать уже рассказала новость, да?

– Да, – едва слышно. Неловко было сдавать ее – но и так… спалилась, а врать так глупо в лоб – моветон^[12] тот еще.

– Так вот… видеть я его здесь НЕ ХО-ЧУ, – будто гром, разорвали его слова мои небеса. Окоченела я. – Пусть у тебя там первое время побудет, поживет – присмотришь за ним. Работу ищет – и человеком становится. А дальше – посмотрим…

– В смысле, не хочешь? – сиплым, мертвым голосом прошептала я, едва нашла силы на звук.

– Ника! – гневно взвизгнула мама, отчего тотчас уставилась я на нее.

Но еще миг сражений с самой собой – и проигрываю.

Влет сорвалась с места. Криком:

– Он же ваш СЫН!

– А ты не ори на нас! Ишь какая! И не сын он мне! Он – ВОР! А мой бы себе такого не позволил! – бешено завопил батя. Лицо вмиг побагровело. Шумно, отрывисто задышал.

Давлюсь яростью и я.

– А я – СЕСТРА ВОРА! Значит и мне – здесь места НЕТ! – исступленно.

Швырнула вилку на тарелку. И в коридор.

– Не смей! – дикий вопль папани.

Похуе. В шлепки – и на площадку!

Подняться на верхний этаж – и засесть у двери (ведущей на крышу) – любимое наше с Рожей место.

– А ну вернулась обратно! – неистовый ор на весь подъезд бати.

– Да оставь ты ее… у нее шок. Пусть придет в себя, – слышу тихий, успокаивающий, убаюкивающий голос мамки.

Сплюнуть от злости на лестницу.

«На человека стала похожа! На девушку! А не на второго Рожу…»

Еще для одной – не люди мы, а… черти что. Если своим родителям он не нужен, то кому тогда вообще? Ну я, исключение. И то… столько времени отгораживалась от него. Злилась, бесилась. Пока, в конце концов, не простила его… и не приняла, не смирилась с тем фактом… что он влетел, и теперь там его дом…

И, более того, отныне и навсегда будет идти по жизни… с жуткой «пометкой»: «ранее судимый».

Вытереть позорные сопли – и шумно вздохнуть.

Черт! И домой же никак – там эти… трутся. «ДР» свой отмечают.

Но, да ладно… переживем. Теперь надо… собраться с силами, расспросить что, как и когда – и за дело…

Рожа… Пиздец. Реально, Рожа возвращается. Это сколько прошло? Пять лет? Да, пять лет ляпнуло. Неужто УДО?

…ко мне возвращается… мой Федька.

Глава 6. Репатриация^[13]

Странно… сколько всего пережить вместе с Рожей (не только взлеты, но и падения) – и теперь… его самого бояться. А вернее, скорее всего… стесняться, смущаться. Даже не думала… что я все еще подвластна сему чувству, этому состоянию. Тем более… относительно кого? Моего Федьки…

А потому – не одна, а Женьку под руку… и потащиться в указанное время, в указанное место в указанный день.

К самим воротам (серым, высоким, в два ряда проволокой колючей обвитым, как и весь бетонный забор по периметру) подходить не отважились. Замерли в стороне. Стоим, две идиотки, грызем губы, ногти от нервов, молча наблюдаем, выжидаем… момент «Икс».

– У них че… сегодня массовый выпускной? – заржала Жарова, показательно метнув взор в сторону целого импровизированного автопарка, скопления дорогих тачек, около которых (тоже в ожидании) бродили мужчины: кто курил, кто семечки жевал, кто так… без умолку выступал – сплошной шум да гам, переполох на радостях.

– Мож, кого важного тоже выпускают… – задумчиво протянула я.

– Ага, – залилась звонким хохотом Евгения и повисла у меня на руке. – Рожу твоего… местного авторитета.

– Да иди ты! – не сдержалась я… и тоже загоготала: от волнения уже готова была взвыть, а не только… ржать над недалекими шуточками подруги.

Еще резиновые, бесконечные минуты (от явной паники до откровенных психов) – и скрипнули наконец-то ворота, зарычали засовы. Залаяли собаки.

Едва я хотела кинуться с Жаровой вперед, как тотчас подались и молодые люди в ту же сторону – а потому… позорно, покорно отступаем. Такое количество грозных кобелей – даже моей храбрости… не по силам выдержать. А потому прижались с Женькой к бетонной стене-забору – и обмерли тихо в ожидании: наш – не наш. Кому повезло больше?

И вот она – истина. Высокий, худой… как глиста. Рожа… мой Рожа – что не есть рожа. Победа за нами. Но только я вперед, счастливая, силой потащив в омут за собой подругу, как огорошенная вновь покорно замерла.

Мужчины подались к нему – и принялись по-братски приветствовать…

– Какие люди! – взревел один из незнакомцев, разведя широко руки в стороны. – И без охраны.

– Е-е! – радостно в ответ, поддаваясь на участие, Федька. – Твоими молитвами!

Теплая, радушная встреча. Вмиг принялись протискиваться к нему и остальные молодые люди. Горячие рукопожатия, жадные объятия, дружеские по плечу похлопывания.

– Ну че, братуха?! – слышится… сквозь смех голос одного из толпы. – Заудошил систему? Молоток, че…

– Эт Мазуру спасибо, – заржал в ответ Рожа. – С моим-то везением и финансами… иного надо было ждать: думал, наоборот, добавят.

Загоготали остальные…

– Ладно, че стоять тут, глаза мозолить вертухаям? По тачкам и к Валику?

Черт! Дальше тянуть и страху уступать нельзя – бессмысленно… и чревато.

А потому резвые шаги вперед и замерли мы с Женькой за спиной… виновника торжества.

– А это че за… барышни? Фанатки твои пришли? – кивнул в нашу сторону, давясь ехидным смехом, один из его товарищей.

– А? – живо обернулся.

Словно кто миллиарды вольт через меня пропустил, с головы до ног молнией прошибая.

Родные, любимые глаза. Улыбка – век которую бы наблюдала.

Прошлое… теплым, нежным беспечным эхом мне усмехнулось, все прошлые обиды, злость… смывая на нет. Позорно покатились по моим щекам слезы. Вот-вот разрыдаюсь во всю, идиотка. Как я могла… столько времени сопротивляться?..

Стоит, сверлит меня взглядом – и не узнает. Иногда все же метает взор на Женьку, но тотчас осекается – чувствует… но боится признаться.

– Ника, что ль? Ты это? – дрогнул голос… да и глаза уже заблестели в не менее позорной, изнеженной слабости, чем мои.

Визг, отчаянный, бешенный, горький, вырвался из меня наружу, вовсе срывая с петель приличия. Прожогом кинулась ему на шею. Обнял, сжал до боли, до хруста, казалось, и сам желая свою душу с моей связать.

Долгие, сладкие, волнительные мгновения – тону… с головой ныряю в его омут, и пусть это трясина – рвусь в его мир, отметая все прошлые доводы окончательно.

Некит. Я была и всегда буду его Некитом, сколько бы себе не врала и не убеждала в обратном…

– Сука ты… – только и смогла… что прорычать в ответ, на ухо, еще сильнее прижимаясь к нему всем телом.

– Я тоже тебя люблю, – тихо… сквозь смех, шмыгая носом. – Прости, Ник…

Задыхаюсь, заливаюсь, упиваюсь его ароматом, теплом.

Молчу, носом тычусь в шею. И плевать на свидетелей, на чужие мысли… на свое позорное проявление чувств. На весь мир плевать. Мой Федька – и он здесь, рядом. Свободен.

– Спасибо… что пришла, – тихо, несмело, шепотом.

– Я тебя убью… только опять вляпайся во что-то, – рычу сквозь откровенный уже рев.

Заржал пристыжено:

– Заметано.

– Ну ладно… хватит, – решаюсь съязвить, дабы хоть как-то собраться с духом, подавить в себе и в нем и так зазорно при всех явленную хлябь. – А то еще подумают… что мы какие-то сопливые девчонки, – цитирую его же, эхом из детства.

Загоготал:

– Они и так уже это подумали.

Вторю смехом.

Открыла веки. Едва попыталась отстраниться, как что-то странное, жуткое взорвало, вывернуло меня наизнанку. Пронзительный взгляд Роже за спину… прямо по курсу – и окоченела, мертвая: Мира. Передо мной стоял Мирашев и, хоть явно сражался с шоком, все же на губах нарисовал ядовитую змеюку.

Отстранился от меня Федька, отчасти даже силу приложив, сражаясь с моим оцепенением.

Шумный вдох, прокашлялся Рогожин:

– А это кто? – ухмыльнулся, кивнул в сторону Жаровой.

– А-а… – замялась я, казалось, вообще забыв все слова. Но еще усердия, дабы собраться с духом, мыслями. И хриплым, тихим голосом: – Подруга моя… Женя, познакомься, – махнула я рукой. – А это… – и снова невольное зависание, взгляд мой так и норовил коснуться… иного лица… иного человека, что буквально уже дыру во мне просверлил своим палящим взором. – Федька, брат мой.

– Ага, брат, – враз притянул меня вновь к себе Рожа, сжал в объятиях, потрепал волосы на макушке. – Ниче се… выросла. Почти меня по росту догнала.

– Да куда мне? – немного ожила, рассмеялась я. Взор на своего шкодника.

– Ну че, девчули, куда? С нами? – метнул счастливый, пылающий коварным предвкушением, взгляд около Федор. На меня, на Женьку. – А?

– «С вами» – это куда? – взволнованно, поспешно выпаливаю я.

– Как куда? – ржет. – Ну, не домой же? ПРАЗДНОВАТЬ!

– И вправду, – вмиг подключился знакомый Рожи – тот самый, кто первый его так горячо приветствовал. – Айда с нами на дачу! Шашлычки, винишко, природа! Там озеро, рыбалочка!

– Ага, именно, Мазур, еб*лочка! – слышится вдруг знакомый голос. Шаг ближе – и навалился на плечи ему мой «старый знакомый». – Привет, Ник, – ядовито-игривое.

Обмерли все.

Окаменела и я… разоблаченная. Черт, лишь бы обо всех наших приключениях не стал вещать – ибо… всё это явно не для нервной системы Рожи.

– А вы че, знакомы? – наконец-то совладав с собой и прекратив безумное метание взглядов то на меня, то на него, выдал Федька.

– Да так, – спешно отзываюсь я. – Чуток. Видела раз с Рыжиком, – резво, твердо, явно давая понять, где черта нашей правды.

Загоготал враз Мирашев. Шумный, глубокий вздох – и отстранился от товарища. Выровнялся во весь рост.

– Ага… разок, – едкое. – Просто… запоминающаяся очень… личность.

– Ты это, – сквозь улыбку, но довольно-таки серьезно, грозно рыкнул Рожа, – как и остальные… попридержите коней, а. А то я быстро вам… ваши бубенчики пооткручиваю.

– Да что ты?! – удивленный, понимающий возглас Мазура. – Без базара, братух! – постучал по плечу. Но Федька уже не реагирует – сверлит взглядом Мирона, а тот – меня… своим коварный, бесовским… будто назло, спецом разжигая бойню.

Тихо, грубо Рогожин:

– Только пальцем ее тронь.

– Гы… – вырвалось веселое из гаденыша. Вмиг перевел взгляд на Рожу. Еще шире, добро ухмыльнулся: – Да ладно… че ты? – кивнул. – Всё нормально. Я же понимаю…

– Ну че, погнали? – кто-то кинул за нашими спинами. – По машинам?

– Ага! – чужой ответ, вместо нас.

– Так как, едите? – наконец-то очнулся от внутренних сражений Федор. Взор на меня.

Обмерла я в растерянности: и хочется, и колется… Но тяга побыть наконец-то с Рожей выше всякого чувства… адекватности и самосохранения.

Уставилась я на Жарову:

– Ты как?

Тотчас закачала та головой:

– Не, я не могу. Меня Лёша не поймет.

Скривилась невольно:

– Ну да…

– Да ты езжай, я сама… на такси домой доберусь, – поспешно перебила меня подруга.

– А че на такси? – вмешался Рожа. – Вон, мы и закинем. Садись к нам – отвезем, куда надо, а дальше сами уже – на дачу, к остальным. Ну?

– Решайте, девчата… – игриво запричитал товарищ Федьки. – Время – деньги… а вернее, голодные все, давно уже жрать охота.

– Кому че, – резво выпалил Рогожин, перебивая; смущенно загоготал.

– Ну да, ну да, – в момент навалился на плечи к нам с братом Мирон и метнул взор поочередно: то на него, то на меня. – Кому че.

– Я тебя предупредил, – злобно уже, откровенно грубо.

– Да че ты, шуток совсем не понимаешь? – хохочет. – Расслабься.

– Ну, что поехали? – вперила я взгляд в Женьку.

– Поехали… – заливаясь смущением, несмело пожала плечами та.

* * *

Мазуров Валентин Алексеевич, он же Мазур, Мажа или просто Валик. Старше нас, наверно, лет на десять – как по мне, так примерно одинакового возраста с Мирашевым.

Как оказалось, последнее время – это и есть близкие товарищи, друзья Рожи. Особенно Валик. Серьезные общие какие-то «замуты», дела. Именно эти люди и поддерживали материально Федьку последние пару лет. В общем, спелись не по-детски… и, как я поняла, всё только начинается. Ибо грядет эра больших, «выгодных» перемен, причем для всех сторон сразу.

Но, а пока – мы в тачке Мазура… ибо именно он так любезно вызвался, решил помочь нам доставить мою Жарову домой, ну а дальше – действовать уже по их плану.

То и дело… что всю дорогу мой Рожа метал пытливые взоры на Жарову.

– Слюни подотри, – не выдержала я и заржала. – Пристроенная она уже девка, опоздал.

Загоготали и мужики.

– Ниче, Федька, – вмиг отозвался Валик. – Мы тебе там ух каких подобрали! Я сам аж обзавидовался! Но… куда мне? Всё лучшее – детям.

– Га-га, – отчасти злобно спаясничала я.

А Рогожин лишь залился сдержанной, загадочной улыбкой.

Чертов скромник…

Мира…

Мира же завалился в свою тачку… и вместе с остальными сразу укатил на пресловутую дачу. На которую… если так-то, мне даже думать ехать страшно, а не то… что бы действительно взять и туда податься. Но Рожа… и, чего греха таить, сам этот «слизкий гад», общество этих двух меня манило не на шутку.