Текст книги "Выстрелы с той стороны (СИ)"

Автор книги: Ольга Чигиринская

Соавторы: Екатерина Кинн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

…Вчера сюда приходил Антон. Француз. В Гамбурге. Милый такой лопоухонький мальчик, глядящий совершенно невинными голубыми глазами. Домашнее дитя, сорвавшееся в автостоп… Полторы фразы по-немецки и ужасающей быстроты трескотня по-французски…

Нет, здесь не ночной клуб. И не кафе. Нет, вам дали неправильный адрес. Да, "Глобо", но не кафе. В туалет? На станции трансрапида. Нет, и Пауля Клюге мы не знаем… Уф. Избавились. Ушёл.

Итак, четверо в форме. Двое в боксе с мониторами, двое – за системами и связью. Скучают, иногда выходят размять ноги – по одному, конечно. Два охранника у контрольного комплекса на входе. Тех, у кого есть пропускная карта, почти не отслеживают – к остальным подходят сразу. На этаже – шестеро или больше. Антон видел шестерых. Сеть беспроводная, но всё главное должно быть на кабеле, а кабель уходит в шахту и по стояку трансрапида. Кто-то должен туда подлезть.

"Кто-то" – это, естественно, Игорь. За тем они с Десперадо сюда и приехали.

Куб "Глобо", черная стеклянная крепость, имел две слабины. Первая – воздуховоды, общие с системой вентиляции станции трансрапида. Вторая – большой гараж с длинным рядом лифтов, где днём царила суета. Издержки производства. Журналистика. Но зато и гараж, и станция трансрапида были начинены камерами, как индюшка гречкой. И снитчи летали исправно, каждые шесть минут. А это выдвигало Антона на ключевую роль. Именно он должен был составить расписание всего, что регулярно движется по Гамбургу и свести воедино данные, предоставленные наблюдателями.

– А ну-ка, – сказал стригай, слезая и снимая шлем, – подержи мне стремя.

Десперадо усмехнулся, поставил мотоцикл на упор, спешился и подошел к стояку. Нижняя скоба была в трех метрах – стригай мог бы и допрыгнуть, но это значило обратить на себя внимание. Десперадо сцепил пальцы "замком" и напряг мышцы, готовясь принять вес Игоря. Странное дело – было в стригае где-то под восемьдесят пять, но Десперадо этого почти не ощутил: упор на руки, упор на плечо – и вот Игорь уже лезет по столбу, сверкая оранжевой кепкой и таким же рабочим жилетом с неисчислимым множеством карманов.

Вообще-то такие вещи полагалось делать ночью. Это если как в кино. А если как в жизни – то вот светлым утром ползет себе вверх по стояку явный ремонтник. Он ни на кого не обращает внимания, на него никто не обращает внимания…

– Значит, так, – докладывал он через час в кухне пригородного дома над одним из многочисленных каналов. – Кабель действительно проходит там. Защищен. Придется попыхтеть. Но что радует – это место вне зоны пролета снитчей. От них защищает эстакада.

– Значит, попытаемся воткнуться сегодня вечером, – сказал Эней. – И один день просто повисим и понаблюдаем. И если ничего необычного не случится – я пойду на второй день.

– Почему все-таки в офис? – недовольно спросил Костя. – Почему не домой?

– Мы же тебе объясняли, – Мэй не скрывала раздражения. – Если бы мы шли ее убивать – то конечно, шли бы домой. Но мы идем поговорить. Нам нечего бояться и нечего стыдиться – она должна это понять. Поэтому мы идем в офис. Правильно, Энеуш?

– Правильно, – кивнул Эней. – Только это ещё не всё. Если пойдет плохо… Они там должны знать, что мы можем войти в охраняемый и защищенный офис – и выйти из него. Мы не боимся. Мы достанем кого угодно.

– Это точно, – ухмыльнулся Игорь.

Он достал из микроволновки пиццу, начал резать на всю честную компанию.

– Если идти послезавтра – а я такой, чтобы идти послезавтра – то врезаться в кабель нужно сегодня, – сказал Эней. – Нужна внешняя антенна. Я распотрошу запасной комм, это еще полчасика. Закладку тебе придется ставить на переходник системы наблюдения…

– А антенну можно – на технической галерее. – Игорь провел пальцем над линией, обозначающей эстакаду трансрапида. – Для долгосрочного слежения не годится, но сутки-двое проживет, а нам и того, наверное, не нужно. Если окажется, что офис нам не по зубам, пойдем всё-таки домой.

– Фрау Эллерт… – Антон был воспитанный мальчик и сначала прожевал, – из тех людей, кто, как говорится, "горит на работе". Дома проводит в лучшем случае шесть-семь часов в сутки. Интересно, какая из двух специальностей отнимает у неё столько времени?

– Первая, наверное, – сказала Мэй. – Пеликан тоже больше школой занимался.

– Значит, – заключил Эней, – идти надо в контору, в самый конец рабочего дня. В кабинете у нее наверняка стоит скеллер – значит, связи в режиме реального времени у нас не будет. Маячки, прочая ерунда – всё заглохнет, как только я войду в кабинет. И камер, скорее всего, там нет тоже – так что если Антон и прорвётся в систему, в кабинете он меня потеряет.

– Огл, – сказал Игорь. – Нэд Огл. Мы звоним ей в означенный промежуток времени. Удостовериться, что с тобой все в порядке.

– И она решает, что мы глухо ее обложили, – Эней покачал головой.

– Так это же к лучшему, нет?

– Я не хочу на нее давить.

– А мы не хотим тебя потерять.

– Игорь, после Курася они ждут от нас резких движений. Если она решит, что мы ее обложили, она может вызвать подмогу. Я бы вызвал. И в лучшем случае нам придется убивать своих же, виновных только в том, что в штабе засела крыса. А в худшем…

"Нас положит СБ" он не сказал. Не хотел каркать. Тем более, что самым худшим этот вариант тоже не был. Но о самом худшем не хотелось ни говорить, ни думать.

– А если она эту подмогу вызовет заранее? Если у нее, скажем так, недобрые намерения? И в ее кабинете ты сразу встретишься с тремя квадратными парнями? Не рассчитывает же этот божий одуванчик завалить тебя в одиночку.

– Значит, маячок нужно ставить в здании. Причем там, куда я не могу зайти случайно – и куда меня не могут завести нарочно. И если я на эту точку через час не выйду, значит, унес меня Змей Горыныч о семи хоботах.

– А если через час будет уже поздно? – спросил Антон. – Если не унес, а…

– Офис хорош еще и тем, что меня там неудобно убивать, – Эней налил себе колы. – Так что если не стрясется несчастный случай – убивать повезут в другое место. Понимаешь, Тоха, от полиции как-то можно отмазаться с обколотым типом на руках – и никак нельзя отмазаться, если на руках труп. У Стеллы здесь гнездо. Она не будет им рисковать из-за меня. Ну, не будет рисковать больше, чем нужно. Если выйдет несчастный случай на производстве – значит, выйдет, от этого не страхуют. Но в любом случае, поговорить со мной они захотят. А особенно калечить при разговоре тоже не смогут.

– Ага, не смогут, – Антон фыркнул под нос. – Видел я…

– Ты видел грубую работу людей, озреневших от безнаказанности, Енот, – Игорь налил кофе себе, ему, Десперадо и Мэй. – А люди, которым здесь жить, постараются оформить все как смерть от более-менее естественных причин. Приехал человек в Гамбург оттянуться – и пьяный в канал свалился, к примеру. Или тихо в кустиках от передозировки почил…

– Старч! – прикрикнула на него Мэй. – Лучше думай, как подать сигнал. Потому что я никак не могу найти место, куда не могут завести нарочно.

– Трансрапид, – сказал Антон. – Они точно не потащат его через станцию, даже укуренного. Слишком много людей, камеры, охрана. Если труп потом всплывёт, эти данные всплывут тоже.

Десперадо постучал пальцем по стене, у которой сидел. За стеной был туалет.

– Резонно, – согласился Костя. – Даже если будет хвост и даже если они сообразят, что это точка проверки, ну что они сделают?

– По утрам, – торжественно сказал Игорь, – он пел в клозете. Слышишь, конь троянский? Если все будет в порядке, ты нам там споёшь.

– Петь я не буду, – сказал Эней. – Свистеть – пожалуйста, а петь – это не ко мне.

– Ладно, – смилостивился Игорь. – Свисти. Нам этот трансрапид не брат и не сват – ну так не будет у него денег.

– Хит всех времен "Чижик-Пыжик" пойдет?

– Вполне, – сказал Костя.

– Тогда я начинаю курочить комм, – Эней поднялся из-за стола. – И мы подумаем, что станем делать, если я не смогу провести сеанс художественного свиста.

***

– Всё, – сказал Антон, когда по экрану пошла статика. Пуговица сдохла, и кнопка на правом ботинке сдохла, и резерв тоже сдох. Эней же говорил позавчера, что кабинет Аннемари Эллерт наверняка защищен от прослушивания, и было по слову его. Антон посмотрел на вторую планшетку и перевел дыхание. "Троянца", обеспечившего ему доступ в систему наблюдения, не заметила служба безопасности и пропустили сторожевые программы. Антон этого "троянца" написал сам, не опираясь на уже существующие разработки. В банк в свое время "троянец" проник без сложностей. И сейчас вроде пронесло. Перехватив коды доступа к системам наблюдения, Антон довел Энея до приемной директора. Как сказал Игорь, троянским вождям троянские кони. Дверь приемной за спиной Энея хлопнула – и дальше Антону путь был закрыт. Если и были внутри системы слежения – то информация с этих камер шла другим пакетом и не по общей линии безопасности.

– Ничего, – спокойно ответила почти по-русски Малгожата. – То еншче ниц грознего.

Грозного – ничего. Журналистская компания такого класса будет защищать себя и свои источники – и даже СБ не усмотрит в том ничего достойного внимания. Скеллер-глушилка – это вообще предмет туалета. Как рубашка. Даже посерьезнее, потому что редактора и ведущие обозреватели без рубашки встречаются, а без скеллера – нет. Или никакие они не редактора и обозреватели.

Но что если…? Что если через час, как было условлено, Андрей не выйдет?

Засечь Антона рано или поздно засекли бы, но это все-таки дело времени. Так или иначе. Потому что если в дело идет не счастливый план «А» – "все хорошо, все довольны, обмениваемся карточками и расходимся", а план «Б», то Антон "засветится", форсируя отключение системы. Но тогда уж он не один засветится. Тогда они все так засветятся…

Антон вздохнул и, сняв микрофон, повернулся к Кену.

– Костя… Костя, а что мы будем делать, если все совсем поплывет?

– Штурмовая команда – Цумэ, Мэй и Десперадо, – Костя поскреб бороду. – Не дергайся. Что тут совсем лишнее – так это заранее дергаться.

– Я не о том. Допустим, мы должны будем стрелять. Именно мы.

– В чем дело? Тебя же учили. Меня тоже.

Кен достал из куртки сигареты, закурил.

– Знаешь, было такое: Пётр Первый ехал через лес, про который говорили, что там до луны разбойников. Смотрит – а навстречу ему поп с ружьём. Пётр к нему: а зачем тебе ружье, батя? Ну, говорит поп, тут же пошаливают. Пётр: как же так, батя, ведь если ты человека случайно насмерть приложишь – тебе ж попом не быть. А поп ему на это – а если меня случайно насмерть приложат – я уже и человеком не буду. Короче говоря, – он затянулся, – если все пойдет совсем косо – то в команде будет одним стрелком больше и одним попом меньше.

Антон невесело улыбнулся и снова включил микрофон. Но наушник по-прежнему молчал, и дверь лифта в гараже инфоцентра была неподвижна, только охранник прогуливался взад-вперед.

Кабинет фрау Эллерт располагался на двенадцатом этаже – начальство, по традиции, забиралось повыше. Вежливый охранник обыскал визитера и, не найдя ничего предосудительного, сделал широкий жест в сторону двери – по последней дизайнерской моде, из неошкуренного дерева, залитого эпоксидной смолой.

Эней вошел, дверь за ним сомкнулась.

Маленькая сухая женщина с обильной проседью в черных волосах стояла спиной ко входу, глядя сверху вниз на город. Она понравилась Энею – стройная, подтянутая, черный деловой костюм, простые серьги-колечки белого золота. Со спины ей можно было дать максимум сорок, но когда она развернулась – он увидел на её лице все семьдесят пять. И ни одного года из этих семидсяти пяти она не стыдилась. Для широкой общественности – фрау Эллерт, доктор социологии, редактор "Глобо", авторитетнейшего сетевого издания Германии и Австрии, член совета директоров компании "Евромедиа". Для знающих – Стелла, подпольщица с тридцативосьмилетним стажем, старейший член штаба.

Она обернулась на стук двери, и приветственная улыбка её была печальной.

– Садитесь. – Кресло напротив её стола манило щедрыми складками мягкой кожи: дизайн "прошютто", нынче модно утопать в сиденьях.

– Сначала вы, – улыбнулся ей в ответ Эней.

– Садитесь, садитесь, – засмеялась она. – Я так насиделась за день, что сил моих нет.

Но, несмотря на смех, глаза её были грустны и серьезны.

Эней опустился в кресло. Фрау Эллерт подошла к столу и отключила рабочий компьютер, а вместо него включила скеллер.

Это была перестраховка. Перестраховка и сигнал – "любое вмешательство извне я сочту недружественным".

Они рассчитывали, что огнестрельного оружия в здании немного. Собственно, кроме охраны в холле, его не должно быть ни у кого: шум нужен фрау Эллерт в той же мере, что и им самим, то есть совсем не нужен. Звукоизоляция в здании, конечно – "будь здрав, Макбет", как выражается Антон, но стеклянные окна имеют свойство осыпаться, когда в них попадает пуля. Однако фрау Эллерт далеко не дура, и это значит – огнестрельное оружие есть. Чтобы разбить внешнее стекло, потребуется снайперка или крупнокалиберный пулемет, значит, все трубой пониже в здании использовать можно вполне.

Андрей посмотрел на скеллер, на его хозяйку. Кивнул.

– Хорошо. Итак, вы и есть Эней, ученик и правая рука Михеля Барковского. И вы пришли ко мне сообщить, что Михель мертв, его группа погибла – и все это по причине предательства на уровне среднего звена?

– Не среднего. Юпитер был членом штаба.

– И?

– Я убил его.

– Хорошо сказано, – кивнула она после этой паузы. – Не "ликвидировал", не "убрал" – убил. В стиле Ростбифа. Вот так просто взяли и убили. На каком основании?

– Он был виновен в гибели нашей группы.

– У вас есть доказательства?

– Вы понимаете по-польски? – Эней пододвинул к ней лепесток флеш-памяти.

– Мои программы понимают. Давайте. Как вам удалось получить это признание?

– Мы его обманули. Выдали себя за сотрудников российской СБ. Это была чистая импровизация, он мог бы и не попасться… но он очень боялся, что мы и в самом деле группа Ростбифа. Понимаете, сначала я сказал ему, что Ростбиф жив. Он затрясся. Перезвонил вам. А вы сказали ему, что Ростбиф мертв. И он рассказал нам об этом разговоре, мы его слушали, но он еще и рассказал. Пытался перевести стрелки на вас, конечно, но его еще и всерьез беспокоила эта ваша уверенность… Меня тоже.

Эллерт пожала плечами.

– У меня есть относительно надежный информатор. Я не буду вам объяснять, как и что – у вашего командира тоже были свои источники, и он вряд ли ими делился. А это даже не совсем мой источник, это источник "Глобо". Этот человек считает, что стравливает информацию агентству, к чьим базам данных имеет доступ подполье. Он не так уж неправ.

– Вы не думаете, что этот человек может…

– Не думаю, а знаю. Он работает на российскую безопасность, мы отследили. Работает втёмную. А России, если бы Михель действительно был жив, смертельно невыгодно было бы прикрывать провал украинцев. Господин Волков очень хотел бы переподчиинить украинскую службу Москве, а тут повод – лучше не бывает.

– Значит, сведения о системе безопасности Литтенхайма пришли через этот ваш контакт?

– Конечно. И Юпитер совершенно напрасно пытался переключить на меня ваше внимание – исполнительный комитет штаба полностью в курсе событий, – она все-таки села в свое кресло и сплела руки в "замок". – Я была рада, когда за дело взялся Михель. Я была и остаюсь убежденной противницей плана "Крысолов", но лично Михель мне очень нравился.

– Я понимаю, – сказал Эней.

– Давайте по порядку: почему вы решили прийти ко мне? И главное – что вы собираетесь делать теперь, когда Михель погиб?

Эней начал рассказывать о том, как развивались события после провала в Екатеринославе. Это был совершенно правдивый рассказ – только несколько урезанный. Так, из него начисто пропал Цумэ – сразу за Вильшанкой, названия которой Эней, конечно же, тоже не упомянул. Не попали в рассказ и Мэй с Десперадо, зато о христианах и о своем опыте столкновения с ними Эней рассказал почти всё – умолчав только об экзорцизме, Косте и его роли в группе. Про Братиславу она не спросила. Значит, либо всё сработало, как надо, либо Стелла не хочет показывать уровень осведомлённости.

– А что случилось с этим варком? – спросила фрау Эллерт, когда он закончил.

Эней пожал плечами.

– Что может случиться с варком-нелегалом на Западной Украине? – ответил он в лучших традициях "исландской правдивости". – Я даже ничего не мог сделать, был ранен и очень ослаб.

– И что же вы намерены делать теперь?

– Во-первых, я хочу найти тех, кто виновен в смерти Каспера, и заделать дыру. Во-вторых… но сначала "во-первых". Потому что, пока у нас дыра, ничего делать нельзя.

Стелла смотрела на него, чуть склонив голову набок, и отчего-то казалось, что ситуация нравится ей еще меньше, чем ему.

– Юпитер мог сдать многих, – сказала она. – Хотя он вряд ли сдавал всех – ему ведь тоже нужно было и набить себе цену, и просто в живых остаться. Он многих сдал, а многих просто проследили от него. Но вот Пеликан с ним дел не вёл и контактов не имел. Он и со мной контактов не имел. Он считал, что боевая должна иметь свою инфраструктуру. Пеликан работал только сам или по каналам боевой. А о подробностях его последнего дела, кроме Ростбифа, знали только два человека. И кстати, они не поверят вам на слово, что вы Эней. Кто мог бы достоверно – для штаба – опознать вас как Энея?

А теперь гадай, что этот вопрос значит: "кто вас поддержит?", "с кем вы связаны?". Не знаешь, как отвечать, отвечай буквально.

– У вас должны быть отчеты из клиники Хофбауэра, разве не так? Мой генматериал. Правда, если я завербован, его подлинность мне мало поможет, – он улыбнулся во весь рот. При такой улыбке последствия пребывания в клинике Хофбауэра были видны невооруженным глазом.

– Во что я меньше всего верю, так это в то, что вы завербованы. В СБ служат люди с определенным типом мышления, ограниченным в своем роде. Если бы они готовили вам запланированный побег, они ни в коем случае не оформили бы такую оперетту, какая вышла в Екатеринославе. Да и легенду вам придумали бы получше. В данном случае я могу сказать как Тертуллиан – ваши братья во Христе объяснили вам, кто это такой? – "верю, ибо абсурдно".

– Нет, не объяснили. И вот это и есть мой вопрос номер два. Почему мы не работаем с христианами? И как именно это связано с вопросом номер один? Судя по тому, что случилось с Райнером и моим отцом, какая-то связь есть.

– Связь… Связь есть, – женщина посмотрела на него внимательно, оценивающе. – А что, ваш… отец тоже интересовался христианским подпольем?

– Я ничего об этом не знал, – вот этот ответ был для разнообразия совершенно честным и без недомолвок. – Но недавно разбирал архив и нашел там, в числе прочего, распечатку "Исповеди" О’Нейла. Там на полях пометки, сделанные рукой отца… я думаю, второй писавший – Райнер.

– Даже так… И что вы скажете об этом замечательном документе?

– Я считаю его правдивым свидетельством. Там, на западной Украине… я встретил человека, который перенес спонтанное исцеление. Только он не считает его спонтанным. И я теперь не считаю. Во всём этом есть смысл. О’Нейл слегка повредился рассудком, это верно. Но если человек говорит то, что подтверждается материально… то есть область, в которой ему можно доверять.

Госпожа Эллерт помолчала, вздохнула, потом нажала кнопку вызова на пульте.

– Магда, прошу вас, две чашечки кофе.

Возможно это сигнал, возможно нет…

– Если можно, мне бутылочку кока-колы, – поднял руку, как в школе, Эней.

– Поправка, Магда: кофе и бутылку кока-колы – проговорила в селектор Эллерт, потом снова обратилась к Энею. – Стало быть, вы вложили персты в раны и уверовали…

– Я не уверовал. Я увидел. Оно есть. Оно действительно есть и работает. А мы не пользуемся. Я хочу знать, почему. В чем дело? Ведь смысла никакого нет отстреливать их по одному – ничему это не помогает. Нам система нужна – и вот она есть, система. И оружие… – он покачал головой, – да это лучше оружия, потому что, если с этим – так можно же вообще не убивать, разве что при самообороне. Не стрелять, не взрывать, просто вернуть обратно.

– И стрелять, – горько сказала женщина. – И взрывать. Придется делать и то, и другое. Видите ли, юноша, я знала О'Нейла лично. Это было совершенно шапочное знакомство, но немного поговорить у нас получилось. Интересно было пообщаться с живым данпилом. Он заблуждался так же, как и вы. Вы вообще чем-то неуловимо на него похожи…

Она замолчала, потому что вошла Магда с подносом, на котором дымилась чашечка кофе и блестела капельками банка холодной колы. Поставила подносик на стол и вышла. Может быть, она слушает разговор. А может быть, и в самом деле секретарша. Слишком много переменных. Нехорошо, неудобно. Эней с треском открыл банку и вставил трубочку. Кола покалывала язык.

– Надеюсь, что не похожи главным. Безумием. Безумием и ненавистью. Вернее, сам О'Нейл не считал это ненавистью, он считал это справедливостью. Он полагал, что мы все, вместе взятые, предали Бога и не заслуживаем ничего, кроме страшной смерти в этом мире и ада в следующем. Вы читали книгу? Это он сдерживался, старался привлечь аудиторию. И единственный выход он видел в войне. В тотальной войне с варками. В войне, в которой потери среди людей просто не следует считать, все равно все погибнут по делам своим.

– Не знаю, как Бога… – пробормотал Эней. – Людей точно предаём. Я не могу оставить ситуацию с гибелью отца и Каспера как есть.

– А что значит не оставить её, как есть?

– Это зависит от того, что произошло и насколько все плохо. Когда отец затевал "Крысолова" – я теперь знаю, что он думал. Он хотел посмотреть, рискнут ли его остановить, и, если не рискнут, как поступят потом.

– Иными словами, вы хотели бы, чтобы я поделилась с вами информацией о том, как отреагировал штаб?

– Был бы очень признателен.

Эллерт вздохнула.

– Я закурю, вы не возражаете?

– У вас хороший кондиционер.

Женщина достала из стола длинную и тонкую сигарету, прикурила.

– А вы сами не курите?

Эней мотнул головой. Закурить, выпить кофе – обычный светский способ взять паузу, отыграть минуту на размышление. Что ж, подумать не вредно, – он потянул колу через соломинку. И мы подумаем. Посмотрим и подумаем.

Вполне возможно, что эта игра – игра вдвойне. Поверил бы он, если бы ему ответили сразу? Нет, не поверил бы, наверное. Или… Игорь прав – если она ни при чём, она может счесть мой визит провокацией. Со стороны СБ. Или со стороны штаба. А ещё я мог успеть найти союзников в низовых организациях. Или Ростбиф мог успеть. В любом случае, есть прямой смысл заставить меня говорить, говорить много, чтобы аналитикам было с чем работать…

А я ей, кажется, уже ляпнул – про предательство – и поправляться поздно.

– Штаб, – сказала Эллерт, – в полном составе был против плана "Крысолов". И почти в полном составе проголосовал "за", кроме меня и еще одного человека. Я знала, чем это кончится. Но когда решение принято, остается только выполнять приказы – это называется дисциплина. Список кандидатов на инициацию пришёл через меня. Сорок два человека; я не знала, кого выберут Ростбиф и Пеликан. Но они должны были поставить в известность начальника боевой, чтобы он очистил место действия. И ещё о приезде группы информировали местное руководство. Но если бы утечка шла оттуда, она, как понимаете, носила бы совершенно иной характер.

Это Эней знал и сам. Из всего сказанного новым было только одно, что список потенциальных объектов составляла Эллерт. Но это, по большому счету, значения не имело.

– Против плана "Крысолов" я была главным образом потому, – женщина раздавила окурок в пепельнице, – что догадывалась, каких крыс на самом деле намерены ловить Ростбиф и Пеликан. И подозревала, что они их поймают. Что кто-то выживет и придёт. Группа Пеликана погибла не в полном составе – исчезли бесследно Мэй Дэй и Десперадо. И я не поверю, что они не с вами. Но это тоже не главное. Главное – две вещи: ваш отец своим именем пробил очень опасную идею. Идею охоты на людей. Я уверена, что он не собирался заниматься этим всерьёз. Но вот для низового подполья это даже не искра в порох – это вирус Эболы-Киншаса в городскую систему водоснабжения. И второе, слух о предательстве очень легко посеять и невозможно похоронить.

– Времени мало, – сказал Эней. – Он считал, что времени у нас гораздо меньше, чем мы думаем. И варки тоже об этом знают. Их аналитики работают над этим. В течение двух поколений либо начнется раскачка, либо они найдут способ стабилизировать систему на века. Не знаю, что хуже.

– Вы собираетесь готовиться к вооружённому перевороту?

– В том числе и к перевороту. Зачем вообще вся наша работа, если мы не собираемся избавляться от варков? Почему одних спасаем, а других позволяем съедать? Разве мы не должны в конечном счете спасти всех?

Пауза, которую выдержала Эллерт, сделала бы честь любой актрисе.

– Спасти всех… да… именно что спасти всех, мальчик. А как вы думаете, сколько погибнет в ходе войны? Вы знаете, что единственное, что удерживает экономику от глобального кризиса – это мировое правительство в Аахене? Допустим, вы создали армию, объявили войну и выиграли её. В ходе войны будут разрушены коммуникации. Вы представляете себе, что такое современный мегаполис без электричества и воды? А я была в Мехико сорок семь лет назад, я видела этот ужас. Вы не первый хотите войны. Мы рассматривали военный сценарий, я покажу вам прогноз. Гибель трети человечества, распад цивилизации. Мы откатимся даже не к уровню Полночи. Будет еще хуже, потому что без активной работы за фронтиром, без санитарных кордонов и вакцинации начнётся пандемия орора. А нормальной долгосрочной вакцины у нас по-прежнему нет. И это если война будет, – она сделала паузу, – прагматической. А вы предлагаете… религиозную.

– Да нет, зачем? – Эней вдруг понял, что ему отчего-то жарко. И слегка подташнивает. Глотнул ещё колы, потом спохватился: хлебать в хорошо кондиционированном офисе ледяной напиток… госпожа ангина, заходите к нам на огонёк. Ещё и сеньору пневмонию прихватите… – Зачем нам религиозная… Христиане в таком меньшинстве, что… – слова отчего-то не желали сразу входить в грамматические пазы, – они и в армии будут в меньшинстве, и ведь у них – работает…

– Работает, – фыркнула Эллерт. – В одном случае из тысячи. И на выходе – безумец вроде О’Нейла. Два более-менее достоверно подтвержденных случая за пятьдесят пять лет – и ради такого КПД, по-вашему, стоит рисковать религиозным психозом?

– Не только это…

– Да-да, я знаю, – Эллерт отмахнулась. – Высокие господа не загнали бы этих божьих овечек в подполье, если бы там совсем ничего не было. Их симбионт и в самом деле плохо переносит эту… ауру в местах скоплений. Ну и что? Я была в Ирландии и видела… В подозрительных случаях используют людей. И всего-то.

Год назад она бы его убедила. Ну, не то чтобы убедила – а заставила отступить.

– Все структуры общества, – Эней говорил медленно, немецкие слова вспоминались не сразу, – они управляются людьми, в конечном счёте. Нужно построить всё так, чтобы, когда начнется переворот, люди просто оставались на местах и действовали как обычно. Это очень сложно. Но возможно. Я не верю, что внутри этих структур всех всё устраивает. Многие недовольны хотя бы тем, что над душой постоянно сидит варк, и сдвинуть его невозможно. Это скорее заговор, чем революция.

– А как вы думаете, почему человеческая администрация Союза не устроила этот заговор сама? Почему крупнейшие корпорации, правления которых не празднуют своих кураторов от Аахена, ни разу не пытались блокировать союзные экономические структуры? Только потому, что каждый из них в отдельности мечтает о бессмертии? Так ведь и это не соответствует действительности.

– Мы не можем без них, – внутри Энея словно возилось что-то жаркое и скользкое, еле переносимое. – Это я слышал много раз. Но мы не можем и с ними. Есть люди, которые способны делать то, что нам надо – люди с характеристиками старших, но не кровопийцы. Раз на то пошло, все ли старшие так уж хотят оставаться убийцами?

– Большинство не хочет.

– Вернемся к нашим… – Эней забыл, как по-немецки "баран". Вообще, оперативная память почему-то засбоила: еще минуту назад его что-то насторожило, но что именно? – Начальник боевой. Человек, который знал цель Пеликана. Житель Копенгагена…

– Орвилл Робертсон, – закончила за него Эллерт. – Оперативный псевдоним – Билл.

Это слово гулко раскатилось под сводами черепа: биллл, билллл.

– …до недавнего времени. И его заместитель, Твиг. Оба живы. Согласитесь, то, что ни тот, ни другой не приняли мер, выглядит очень интересно. А еще интереснее выглядит то, что никто в штабе до сих пор, – голосом Стеллы можно было резать стекло, – до сих пор не поднял этого вопроса.

– Кто такой Твиг? Вы можете устроить нам встречу?

Д-долбаная отрыжка. Эней должен был рассердиться на свое пристрастие к этому сиропу с пузырями, но не рассердился. Он вообще сильно сомневался, сможет ли рассердиться сейчас. Какое-то дурацкое благодушие накатило ни с того ни с сего… Влияние доброй бабушки Аннемари?

Эней всмотрелся в свою собеседницу – не походила она на добрую бабушку. Она походила на бабушку, которой сейчас предстоит крайне неприятное дело.

– Твиг? Ах да, вы же не встречались в новом качестве. Вы его знали как Мориса. Эйнар Густавсен. А встречу я вам устроить не смогу. Потому что меня не хватит даже против боевой. Не говоря уже обо всём штабе. Молодой человек, вас не удивило, что я не спрашивала вас о вашей группе?

– Нет… Я имел в виду, да… удивило… но я всё равно собирался спросить… после того как… – Эней сглотнул, и тут в голове, наконец, рассосалась какая-то пробка. Он протянул руку к банке, зажал пальцем отверстие и как следует встряхнул. Газ… Газ выходил из малюсенькой дырочки у самого ободка – с тоненьким писком, словно мышонок испускал дух.

– Бл-лядь, – сказал он по-русски, швырнув банку в стену. Метил он в голову Эллерт, но знал, что не попадет – мышцы вместо того, чтобы реагировать на импульсы мгновенно, каждый раз переспрашивали: "чиво-чиво?" – и лишь потом с ленцой выполняли команду.

"Наружу, – какая-то его часть была еще трезвой и отчасти контролировала тело. – На станцию. Тревога…"

Он метнулся к дверям – примерно так улитка метнулась бы к вершине Фудзи. Но до дверей все-таки дошел и даже раскрыл их…

А потом случилось БУХ!

Больно не было. То есть, больно было, просто часть мозга, ответственная за передачу "больно" от тела к сознанию, ушла в бессрочный отпуск. А ковер у фрау Эллерт удивительно мягкий. Сойти на нет и удрать между ворсинок…

– Магда, – пискнул он. – Ма-агда-а-а… Какое дерьмо ты туда подмешала?