Текст книги "Кто-то чудесный (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Но Гэл только мотал головой, даже не пытаясь увернуться от окровавленных клыков зверя и от его когтистых лап, бессильно дергающихся в муках агонии.

Гэл так и не разжал рук, покуда в его объятиях вместо залитого кровью, давящегося хриплым рычанием кугуара не оказался человек. Совершенно обнажённый, хватающий воздух широко раскрытым ртом, весь в ошмётках бурой шерсти и в багровых сгустках запёкшейся крови.

Но живой.

Ша Акичита.

* * *

– Он снова перекинулся, и это его спасло, – объяснила Элис как само собой разумеющееся. Но голос её дрожал, и она с трудом переводила дыхание, закончив свой рассказ. Вся эта невыразимо страшная и притягательная картина не выходила у неё из головы всю неделю, пока она с Гэлом и Ша Акичита находились в больнице. И сейчас, когда они наконец вернулись домой, Элис едва подобрала слова, чтобы рассказать обо всём Киту. Шериф наотрез отказался сделать это раньше, угрюмо заявив, что Кит, мол, всё равно не поверит в такой бред.

– Святое дерьмо, да ты гонишь! Ты надо мной издеваешься! – не своим голосом проревел Кит. Элис ещё никогда не видела его таким взбудораженным. Здоровой рукой он схватился за голову, а светлые глаза его буквально вылезли на лоб. – Этого не может быть... потому что этого не может быть никогда! Скажите же, что вы врёте, вы, несчастные засранцы! Что этот ваш доктор опоил вас чем-то или вколол вам какую-то хрень, и у вас у всех просто начались глюки!

– Не-а, – сидевший на ковре Гэл жизнерадостно завертел головой и расплылся в улыбке. Он был бледным и осунувшимся, его левая рука, всё-таки задетая когтями бившегося в агонии зверя, висела на перевязи, полоска пластыря прикрывала шрам на скуле от удара скальпелем... но он так же озорно лыбился, как и прежде.

Господи, как же Элис была счастлива видеть эту сияющую улыбку на его заострившейся физиономии! Хотя он всё ещё просыпался по ночам от кошмаров, которые просто замучили его в больнице. Тамошний шринк с умным видом говорил ей, что, мол, таким образом психика освобождается от пережитого. Но, не считая этого, Гэл оправился на удивление быстро.

Всю прошедшую неделю Элис ночевала на приставной койке в палате Гэла. Миллер стоически взял на себя полицейские формальности, а также объяснения с журналистами, вновь налетевшими на Маунтин-Риверс, словно туча воронья. В больницу их, слава Богу, не пускали дежурившие там полицейские, а пресс-конференцию для них организовал опять-таки Миллер. Он, разумеется, ни словом не упомянул ни об экстрасенсорных способностях Гэла, фигурировавшего в деле всего лишь, как несостоявшаяся жертва убийцы-маньяка, ни о таких же фантастических способностях Ша Акичиты, представшего в его рассказе добровольным помощником сил правопорядка. Газетчики съели это всё, не поперхнувшись. Им и без того хватало сенсационных деталей расследования вроде трупов под клумбами в саду доктора Дэвиса или камеры пыток в медицинском кабинете. Сад доктора они вытоптали вдоль и поперёк, несмотря на установленную там охрану. Благо, что наследников у Дэвиса не было, и дом с садом отошли в собственность муниципалитета.

– Не ругайся, – степенно укорила Кита Элис, невольно улыбаясь. – Я бы вымыла тебе рот с мылом, но не могу дотянуться. Ничего мы не врём. Даже ни капли не преувеличиваем! Ты получил эксклюзивную информацию, да ещё и недоволен!

– Уоштело, – безмятежно подтвердил Ша Акичита своим глубоким негромким голосом. Он сидел, скрестив ноги, тут же, на полу, но в стороне от установленного на столике лэптопа.

– Ну-ка, ну-ка, – помолчав и поморгав, заявил наконец Кит, видимо, сленка оправившийся от первоначального шока. – Заткнитесь, вы все! Я хочу говорить только с этим чудом природы, с этим вашим Чингачгуком, мать его. Поверните кто-нибудь к нему чёртов девайс. Так... – продолжал он, дождавшись, когда нервно хихикающая Элис развернёт лэптоп. – Хау, мистер Чингачгук, вы выглядите как настоящий Гойко Митич, хоть и не знаете, кто это, как и остальные здесь присутствующие питекантропы. Теперь колитесь: как вы это делаете? Этот свой... апгрейд?

Элис вдруг подумала, что она, наверное, хотела бы забыть, как он это делает, но не могла.

Ша Акичита пожал широкими плечами, обтянутыми голубой рубашкой Миллера. Тот привёз ему в больницу перед выпиской кое-что из своих вещей, потому собственная одежда Ша Акичиты, брошенная им в саду у доктора, превратилась в совершеннейшие лохмотья.

– Я это всегда умел, – поразмыслив, пояснил он, как само собой разумеющееся. – Только не так внезапно, как я это сделал, когда пришлось спасать хокши-ла.

Карие глаза его блеснули, когда он со смехом взъерошил спутанные кудри просиявшего Гэла.

– То есть вы вот так вот всю жизнь и скачете взад-вперёд на своём боевом мустанге, как Будённый? – уточнил Кит.

– Кто? – вытаращился Гэл, но Кит нетерпеливо от него отмахнулся:

– Скачете, перекидываетесь туда-сюда, отпугиваете дураков-туристов и всяческих охотничков от... э-э-э... священных могил своих предков? Мест силы и всё такое?

– Звучит красиво, хотя и по-идиотски, – легко согласился Ша Акичита, запуская руку в миску с попкорном, принесённую Элис из кухни. – Но да, так оно и есть.

Гэл гордо приосанился, как будто перекидывался самолично.

– Охрененно! – возбуждённо простонал Кит, снова проводя рукой по лбу. Рука заметно дрожала. – Просто охрененно! Ах, извините, мисс Хилл, всё это совершенно поразительно, хотел я сказать. А что вы наврали полиции? Я прошерстил весь Интернет, пока вы валялись в больнице. Ваш несчастный Маунтин-Риверс попал во все таблоиды, но там ни слова не говорилось ни о каких таких пумах-оборотнях!

– Ещё чего, – буркнул Гэл, собственническим жестом опершись на плечо Ша Акичиты.

– Врал исключительно я, – так же невозмутимо, как Ша Акичита, сообщил шериф, тоже подсаживаясь к лэптопу и машинально проводя рукой по волосам. – Остальные члены нашего маленького клуба находились либо в отключке, либо в истерике, – он с улыбкой покосился на покрасневшую от смущения и досады Элис. При желании Миллер был ещё тем ехидиной, не лучше Кита! – Кстати, врать было довольно просто. Полицейская версия выглядела следующим образом: преступник пытался убить мальчика, а тем временем в окно совершенно случайно вскочила пума, набросилась на маньяка, разорвала ему сонную артерию и снова скрылась в окне. Ничего особенного, бывает.

Элис вспомнила, как украдкой навещала Ша Акичиту в больничной палате. Он крепко спал, одурманенный лекарствами, откинув в сторону сильную смуглую руку, высунувшуюся из-под простыни... а Элис всё стояла и смотрела на его спокойное осунувшееся лицо. Две пули попали ему в грудь, пробив лёгкое, но он регенерировал и только поэтому выжил. Всё как в кино про оборотней... а врачи так ничего и не поняли.

Элис и сейчас украдкой смотрела на Ша Акичиту. На его прищуренные золотисто-карие, янтарные глаза в тени ресниц, на блестящие чёрные волосы, аккуратно заплетённые в две косы, перекинутые на широкую грудь. На то, как он беспечно улыбается, морща нос, как весело тормошит счастливого Гэла и зачерпывает попкорн из миски.

Он был чудом. Настоящим чудом, как только что сказал ехидина-Кит. Сказал сущую правду.

– Да ты наглый, ты всё слопал! – возмущённо завопил Гэл, сунув нос в миску с попкорном, и расхохотался.

– Мне нужно много сил после обращения, это все знают, – важно заявил Ша Акичита и фыркнул.

– Я ещё принесу, – пообещала Элис и встала, чтобы пойти на кухню. Сердце у неё вдруг сжалось. Им пора было уезжать. Забыть Маунтин-Риверс, забыть всё. Но как забыть Ша Акичиту? Миллера?

– А всё, что выяснилось про Мартина Дэвиса, тоже все знают? – буднично осведомился шериф, сам поднимаясь с места.

– А чего тут знать-то? – поморщился Кит. – Звёздная достопримечательность вашего тихого сельского уголка, Ганнибал местного пошиба. Весь Интернет в его подвигах. Я уже нагуглил, что надо, без ваших объяснений. Самый обычный психопат, корчивший из себя сверхчеловека и санитара леса. Специализировался почти исключительно на бродягах, вот его никто ни в чём и не подозревал, даже собственные экономка и секретарша. Был бисексуален, хотя его жертвам от этого не легче. Отдельный пыточный кабинет за стеной от медицинского – прямо ноу-хау. Семнадцать трупов в саду, два посреди дикой природы, итого девятнадцать. Неплохо сволочуга оттопырился, но это опять же не рекорд. Так, незавидный средненький психопатик.

– Кит! – резко одёрнула его Элис, увидев, как изменилось смуглое лицо Гэла, враз залившееся пепельной бледностью.

– Ох, прости, прости, Эсмеральда, – покаянно пробормотал Кит, тоже глянув на Гэла, – но если ты будешь думать о нём именно так, всё быстрее заживёт, честное слово. Я этого вашего Дэвиса, кстати, давно всерьёз подозревал, уж больно он был расхороший, судя по вашим же россказням. Как и вы, впрочем, господин шериф, – весело добавил он, и Гэл опять облегчённо рассмеялся. – Вас я тоже сильно подозревал. Главными злодеями частенько оказываются самые праведные герои.

– Что ж, спасибо за высокую оценку. – сухо проронил Миллер и поджал губы.

– Рад стараться, – бодро отрапортовал Кит и заговорщическим полушёпотом добавил: – Я бы тоже, кстати, вполне подошёл на роль главного злодея, не торчи я за тысячи миль от лона мировой цивилизации. Зато роль агента КГБ я исполняю превосходно, – он подмигнул закашлявшейся Элис. – Да, кстати, чуваки! Вам пора уже рвать когти из этого милого сельского местечка, пока в их Касл-Роке не объявился новый Ганнибал. Вы и так там подзадержались.

– Я знаю, – ровным голосом отозвалась Элис.

Кит, зараза, как всегда, попал в точку. Они действительно задержались в этом месте, где Гэла дважды чуть не убили. Где его спасло чудо. Спас Ша Акичита. Где неотёсанные ковбои и фермеры сбросились на новый фургон для них. Где самый придирчивый и строгий в Монтане шериф приютил их у себя в доме.

– Шерифа, если ему тут скучно, можете взять с собой, – всё так же бодро распорядился Кит. – И этого вашего... Человека-Пуму.

Элис закатила глаза и наконец решительно направилась на кухню. Берта и Джой, конечно же, немедленно подскочили с ковра и деловито потрусили за нею.

Кит иногда бывал невыносим. И вёл себя совершенно бестактно. Бесцеремонно. Нахально. Какое ему было дело до шерифа Миллера! Уж его-то мог бы и не трогать, упражняясь в остроумии только над Элис и Гэлом. Она почему-то не сомневалась, что небрежно брошенные слова Кита больно задели Миллера. Всё-таки тот действительно был очень одинок... и наверняка привязался к ней и к Гэлу, как бы мальчишка его не донимал.

Миллер внезапно появился на кухне следом за нею, и Элис даже вздрогнула, покраснев так, будто он мог прочитать её мысли.

Шериф хмуро взглянул на неё:

– Не нравится мне состояние ваших нервов, – назидательно сказал он, открывая холодильник. – Вам бы следовало проконсультироваться у психотерапевта, ну да это ваше дело. Но не вздумайте прямо сейчас перебираться в этот ваш фургон. Вы же не сию секунду намерены уехать, как это советует вам ваш русский приятель?

В голосе его, как всегда, бесстрастном, Элис вдруг почудилось напряжение. Она поглядела Миллеру в спину и мягко промолвила:

– Возможно, мы уедем через неделю... когда тут закончится вся эта полицейская катавасия, и я окончательно подготовлю Жирафа к переезду. Разумеется, мы на это время останемся у вас. Конечно, если мы... – она запнулась.

– Да-да, вы как будто спросили, не надоели ли вы мне, а я ответил, что нет, не надоели. И закроем эту тему, – проворчал шериф, закрывая холодильник, из которого так ничего и не взял. – Хорошо, значит, договорились. Люблю, когда всё чётко распланировано.

Элис тоже это любила. Она незаметно вздохнула, посмотрев на замкнутое лицо Миллера с упрямой складкой между бровями.

Когда оба они вернулись в гостиную, Ша Акичиты там уже не оказалось. Элис почувствовала острое разочарование, такое же, что было буквально написано на лице Гэла, пригорюнившегося возле лэптопа. В окне скайпа, впрочем, всё ещё маячил ехидно ухмылявшийся Кит.

– Ваш Человек-Пума заявил, что ему необходимо срочно отлучиться, и вылез прямо в окно. Видимо, духи предков прислали ему вызов, – торжественно объявил Кит и хмыкнул. – Господи, просто поверить не могу во всю эту хрень! Пума-оборотень! Взял и вышел в окно! Зато теперь тебе, Эсмеральда, достанется весь попкорн, – утешил он насупившегося Гэла.

– Ай, чёрт с ним, с попкорном, – вяло отмахнулся тот. Но, впрочем, тут же подгрёб поближе Берту и Джоя, удобно устроился затылком на тёплой косматой спине Берты и водрузил лэптоп себе на пузо.

– А давай в «Лигу» рубиться! – азартно объявил он Киту. – Если не боишься, конечно, что я сделаю тебя, как грудного!

Элис и Миллер безмолвно переглянулись над его кудлатой головой.

* * *

Всё изменилось, Гэл это чувствовал, и в первую очередь изменился он сам.

Пребывание в пыточной камере Дэвиса оставило ему не только шрам на правой скуле. Рану от скальпеля благополучно зашили в больнице. Но Гэл вдруг понял целую кучу разных вещей, о которых раньше вообще не задумывался. Да он и сейчас, по сути, не задумывался, он просто их знал, вот и всё.

Знал, что жизнь может оборваться в любой миг, но не закончится никогда. Что каждый связан с каждым – не только с живым, но и с мёртвым. Что Бог не милосерден и не жесток, он просто есть, и всё. И сам Спаситель-Иисус, и Мария-Дева тоже страдали, как Эдди и Генриетта. Как миллионы людей, задохнувшихся в газовых камерах у нацистов. Как олень, сбитый фурой на шоссе. Как наркобарыга, измордованный копами в полицейском участке... и как доктор Дэвис, заливший своей кровью блестящий кафель той комнаты, где раньше лилась кровь его жертв.

Гэл не рассказывал о своих размышлениях шринку в больнице, который сказал Элис: мол, у мальчика посттравматический синдром... не говорил и самой Элис, чтобы лишний раз не волновать её. Рассказал только Киту, и тот, как ни странно, не поднял его на смех, но зато взял и обозвал цыганским Ганди.

Гэл погуглил про Ганди и поухмылялся в монитор лэптопа. Кит, как обычно, оказался в чём-то прав. Гэл, пожалуй, не смог бы уже никого убить... даже дурака Берроуза – разве что пальнуть по ногам или звездануть в рыло. Так что он, выходит, был не таким уж Ганди. Хотя мясо есть перестал.

И ещё он хотел начать наконец учиться, закончить старшую школу, сдать тест и поступить в колледж по-настоящему, а не в Интернете. Кит, услышав это, осведомился: «А как же цирк?» и снова поржал, но уважительно. А Элис ужасно обрадовалась. И одновременно расстроилась из-за его неминуемого отъезда. Но отъезд-то намечался ещё нескоро! Остаток года Гэл намеревался грызть тесты и готовиться к поступлению, а на будущий год подать документы сразу в несколько колледжей – куда возьмут, лишь бы дали стипендию. Пусть и далеко, где-нибудь во Фриско. Он же собирался приезжать к Элис! И она к нему.

Элис объяснила, что тесты – это английский, математика, предметы по выбору и пара эссе. В одном из них абитуриенту пришлось бы описать, на что он способен и какие добрые дела уже совершил. Гэл не собирался расписывать про всё, что случилось с ним за последние полгода – про Дэвиса, Эдди и Генриетту... но вот про спасение пумы из пещеры он, пожалуй, мог бы и написать!

Ох, Ша Акичита...

Ша Акичита больше не появлялся – с тех пор, как они все вместе сидели в гостиной шерифа и препирались с дразнилкой-Китом. Да Гэл его и не ждал. Он понимал, кто он для Ша Акичиты – всего лишь «хокши-ла», как тот его и называл с самого начала. Тогда, в пещере, его кровь смешалась с кровью, сочившейся из разодранных рук Гэла, тащившего его к выходу. И Гэл, по индейским обычаям, навсегда стал для него «младшим братишкой», которого тот спас, отплатив за собственное спасение.

Да, Гэл это всё понимал, однако ничего не мог поделать со своей внезапно подступавшей, как желчь к горлу, тоской по несбыточному.

По кому-то чудесному, который всё не приходил.

Но с этой тоской он уже свыкся.

Им с Элис оставалось провести только одну ночь в доме Миллера. Отъезд был запланирован на утро, и Жираф, на серебристых боках которого Гэл прилежно намалевал разных диковинных зверей, смирно дожидался хозяев в проулке за домом шерифа. Тот даже махнул рукой на этакое нарушение порядка.

Он вообще стал каким-то странным, Клод Миллер: почти всё время отмалчивался, скупо улыбаясь, хоть и раньше был не шибко-то разговорчив, но теперь даже не отвечал на подначки Гэла, не воспитывал его, не нудел. Похвалил его за решение поступать в колледж, когда Гэл ему зачем-то об этом объявил, да и только. Однако на миг даже руку вскинул, словно намеревался Гэла обнять или потрепать по макушке, но тут же её опустил и сказал, что он, мол, в нём не сомневался и обязательно напишет ему рекомендации для поступления. И глаза у него стали грустными, хотя чёрт бы его, Миллера-то, разобрал, это ж не глаза у него, а какое-то озеро мёрзлое!

В последний вечер все, как обычно, вместе поужинали – Миллер, Гэл и Элис – в просторной кухне, которой вот-вот предстояло опустеть. Потом чуток посидели на большом диване перед теликом, не включая его, просто обсудили ещё раз, куда же направятся Элис с Гэлом после выступлений в Вайоминге и когда им всем лучше пересечься – на День Благодарения или на Рождество. Миллер сказал, что на День Благодарения может даже выбраться в Колорадо – покататься на горных лыжах, и Гэл, конечно, сразу азартно заорал, что он тоже хочет научиться. Элис засмеялась и пообещала подумать над этим. А Миллер как-то сразу приободрился, хотя, может быть, Гэлу опять это показалось.

А потом все разбрелись по своим спальням. Гэл плюхнулся на кровать и вяло уставился в свой лэптоп, размышляя, не достать ли по скайпу Кита, но всё-таки решил его не дёргать, а просто посёрфить по сети. Все его немудрёные пожитки уже были собраны и даже находились в фургоне. Оставалось только лэптоп да зубную щётку прихватить.

Гэл погасил свет, распахнул окно и высунулся наружу. Голые чёрные ветви старого вяза чуть покачивались на холодном ветру, рисуя чёткий узор на фоне неба, наполненного лунным сиянием, будто водой. Полнолуние же, вспомнил Гэл и зябко поёжился. На нём, как обычно, была лишь короткая футболка и мятые шорты до колен.

Он уже собирался закрыть окно и снова бухнуться в постель с лэптопом, когда услышал доносившиеся из соседней комнаты – спальни Элис – приглушённые голоса. Очевидно, у неё тоже было открыто окно.

Сперва Гэл решил, что она сама как раз болтает с Китом. Но голос, отвечавший ей, не был голосом Кита – низкий и напевный, это был голос Ша Акичиты. Гэл узнал бы его где угодно и когда угодно. Он затаил дыхание, и его сердце тоже болезненно замерло.

– Но я вас не звала, – медленно и с напряжением произнесла Элис. – Не звала и не ждала. Хотя я... – она умолкла на несколько мгновений, и Гэл живо представил, как она в замешательстве покусывает нижнюю губу, – я рада вас видеть, но почему вы явились сюда... вот так? Почему не пришли на ужин, за наш общий стол, если вы хотели попрощаться с нами?

– Потому что сейчас я пришёл только к вам, леди Элис. Когда мужчина влезает в окно к женщине, он это делает с понятной целью, разве нет? – отозвался Ша Акичита с тихим смешком, и Гэл просто обомлел. С какой ещё целью? Он что, с ума спятил? Сейчас Элис выкинет его обратно в это чёртово окно!

– Мужчина – к женщине? – с расстановкой переспросила Элис. Голос её стал холодным и колким, как лёд.

– Мои дела не отпускали меня раньше, – после паузы пояснил Ша Акичита так мягко, будто разговаривал с ребёнком. – А я не успел поговорить с вами, не успел рассказать вам о вас. Потому и влез к вам в окно. Простите. Я вовсе не хотел оскорбить вас, леди Элис.

– Рассказать обо мне? Что... рассказать? – Элис запнулась, и в её голосе послышалась растерянность. – Я вас не понимаю.

Гэл тоже ничего не понимал. Он, сам того не замечая, высунулся в окно чуть ли не по пояс. Редкие холодные капли начавшегося дождя падали на его разгорячённое лицо, но он не обращал на это внимания, напрягая слух изо всех сил... пока ему на плечо не легла широкая жёсткая ладонь.

Он подскочил и не заорал только потому, что Миллер тут же зажал ему рот другой ладонью и аккуратно стащил с подоконника. Бесшумно закрыл распахнутую створку и, не выпуская плеча ошалевшего Гэла, подтолкнул его к двери – так властно, будто поймал за обшариванием чужой тачки! Гэл возмущённо вывернулся из его рук и открыл было рот, чтобы запротестовать, но сразу опомнился. Только просверлил Миллера гневным взглядом и вывалился в коридор. Этот зануда хотел увести его подальше от Элис и Ша Акичиты? Ладно же!

* * *

Элис никогда ещё так ясно не ощущала, что стоит на развилке дорог, как в ночь перед отъездом из Маунтин-Риверса. Она словно чувствовала под своими босыми ногами рыжую тёплую пыль этих дорог, разбегающихся в разные стороны. И почему-то даже не испугалась, когда Ша Акичита очутился в её комнате, толкнув оконную раму – так просто, словно шагнул во французское окно первого этажа, а не перебрался на подоконник с ветки росшего под домом громадного вяза.

Элис ещё не ложилась. Ей было о чём подумать, и она точно знала, что всё равно не уснёт. Она хотела позвонить Киту, но потом решила сделать это утром, чтобы не разбудить Гэла, который, судя по всему, уже уснул. По крайней мере, в его спальне было тихо – не пиликала игровая приставка, и не бубнил телевизор.

Она сидела на кровати в дурацкой голубой пижаме с зайчиками, которую купила невесть зачем и над которой неустанно потешался Гэл. Она рассеянно расчёсывала волосы щёткой, как привыкла это делать перед сном. Щётка выпала у неё из рук, когда оконная створка с лёгким стуком открылась, и Ша Акичита преспокойно спрыгнул в комнату, слабо освещённую ночником. Его чёрные волосы свободно падали на плечи, тёмные глаза озорно блестели. Он был в обычных поношенных джинсах и клетчатой ковбойке, но в её распахнутом вороте виднелся костяной чёрно-белый нашейник.

Элис достаточно долго проработала учительницей, чтобы сохранять спокойствие, невзирая на все выходки учеников. Хотя сердце у неё сильно заколотилось, она и бровью не повела, будто бы к ней в окно каждую ночь лезли бронзовокожие могучие красавчики. «Оборотни, не забудем про это!» – подумала она, едва удержавшись от нервного смешка. Неспешно спустив с кровати босые ноги, она подобрала с ковра упавшую щётку, выпрямилась и ровным учительским тоном сказала:

– Добрый вечер, Ша Акичита.

Тот улыбнулся смущённо и лукаво, и эта улыбка сделала его чеканное лицо совсем мальчишеским. Милым. Словно он был не старше Гэла. И... добрый Боженька и Мария-Дева, до чего же он был красив!

Элис в замешательстве опустила глаза под его пылким взглядом, чувствуя, что щёки заливаются румянцем. Как же она рада была его видеть, но ему всё равно не следовало являться сюда вот так! Ночью! Почему он не пришёл на ужин, если хотел попрощаться с нею и с Гэлом?

Так она и спросила его. Ведь это же было в самом деле разумным и... приличным. Но он почему-то ответил, что желает поговорить с ней наедине, сперва неловко сострив насчёт понятных целей, с какими, мол, мужчина лезет в окно к красивой женщине. А когда она предсказуемо оскорбилась, покаянно заявил, что просто не успел рассказать ей раньше... о ней самой.

С ума он сошёл, что ли?

– Я вас не понимаю, – напряжённо проговорила Элис, продолжая вглядываться в его лицо, которое стало очень серьёзным. Его густые брови нахмурились, глаза потемнели ещё сильнее.

– За что вы наказываете себя, леди Элис? – тихо спросил он, подойдя к ней ещё ближе – так, что она явственно ощутила жар его большого тела и заставила себя не попятиться. – Вы ни в чём и ни перед кем не виноваты. Это мир задолжал вам.

Мир задолжал ей, вот оно что! Ни с того ни с сего Элис вдруг рассердилась так, что перехватило дыхание. Ещё один чёртов шринк! Как будто ей мало было Кита с его мудрыми сентенциями!

– Вы про мой добровольный целибат? – резко выпалила она, чувствуя, как похолодевшие губы кривятся в злой усмешке. – Если вы знаете значение этого слова.

– Думаю, что знаю, – спокойно отозвался Ша Акичита, нисколько не обидевшись, и Элис почувствовала болезненный укол раскаяния. Он не заслуживал того, чтобы она так с ним разговаривала, он спас жизнь её мальчику и едва не погиб сам!

– Это не наказание, – хрипло вымолвила она и крепко сжала губы. Она была не в силах говорить с ним об этом. Разве он мог понять, каково это – чувствовать ледяную мёртвую пустоту внутри, словно ты – труп, располосованный от горла до паха, выпотрошенный, валяющийся в холодильнике морга?!

Она втянула в себя воздух с дрожащим всхлипом.

Тёплые загрубевшие пальцы Ша Акичиты коснулись её щеки, заставляя поднять голову, и тогда Элис сглотнула горький острый комок, забивший горло, и заговорила:

– Просто я больше не женщина, вот и всё. Мой муж... Кон погиб четыре года назад, когда наша машина разбилась, а я... а меня вырезали оттуда... а потом в больнице вырезали из меня нашего ребёнка вместе со всем женским, что было во мне, и... – она искривила непослушные губы в подобии улыбки. – И всё кончилось. Всё. Вы понимаете?!

Она задохнулась и умолкла, и наступила тишина, нарушаемая только мерным стуком дождевых капель по оконному карнизу. Ша Акичита всё ещё касался костяшками пальцев её щеки. От него пахло дымом костра, полынью и дождём. Его широкая грудь мерно вздымалась, и Элис опять вспомнила, как стояла у его койки в больнице и смотрела, как он спит, укутанный в простыню, весь перебинтованный, одурманенный лекарствами. Боже, ведь она могла потерять и его!

– Нет, не понимаю, – негромко отозвался он наконец, и Элис почувствовала, что он тихонько гладит большим пальцем её подбородок. Она вздрогнула, но не отстранялась. – Потому что это неправда. Вы – женщина, прекрасная женщина, леди Элис, и я заставлю вас в этом убедиться. Прямо сейчас.

– За... ставите? – дрогнувшим голосом пробормотала Элис, задрожав и вспыхнув от смятения.

– Попрошу, – прошептал Ша Акичита, почти касаясь губами её уха, и этот вкрадчивый пылкий шёпот вынудил её покачнуться. – Попрошу. Уже прошу. Пожалуйста. Пожалуйста. Позвольте мне доказать вам, что вы живы... что вы женщина... что вы прекрасны.

Сладкоречивый хитрец, где он только набрался таких слов! Элис даже застонала от досады и беспомощности, отчётливо понимая, что не сможет ему противостоять. И дело было даже не в том, что и как он говорил и делал. Просто... это ведь был Ша Акичита, вот и всё.

Теперь его шершавые пальцы почти невесомо касались её шеи под воротником смешной пижамы с зайчиками – невесомо, но ей казалось, что эти пальцы оставляют на её коже пылающие следы.

Столько лет Элис не позволяла никому приближаться к себе, прикасаться, смотреть в глаза с такой ошеломляющей нежностью! Со страстью. И она поняла, что отзовётся – нет, не любовью, её любовь лежала в могиле так давно и так далеко отсюда... но Ша Акичита плавил её сердце своей нежностью, и оно отвечало ему.

Хитрец! Оборотень!

Она прерывисто вздохнула и обеими руками поймала его руку, уже прокравшуюся к её груди.

– Ты хитрый, – выдохнула она с вымученной усмешкой. – Но я не могу! Я боюсь!

Это была правда. Она смертельно боялась, что...

– Вдруг я ничего не почувствую? – пробормотала она с тоской.

Его грудь вздрогнула от сдерживаемого смеха. Да, он смеялся над нею, этот пройдоха, этот чёртов трикстер!

– Ещё как почувствуешь, – хрипловатым шёпотом заверил он и накрыл губами её возмущённо приоткрывшийся рот. Потрескавшимися, жаркими, жадными, бесстыжими губами.

«Кто-то чудесный, – вспомнила Элис, зажмурившись под этим поцелуем, под его руками, бережно и неторопливо гладившими её бёдра. – Кто-то чудесный...»

* * *

Шериф всё так же нависал над Гэлом, подталкивая его к лестнице, ведущей на первый этаж. Он был босиком, как и Гэл, и, благодаря такому несусветному нарушению приличий, двигался столь же бесшумно. Оба неслышно, как тени, спустились по лестнице и пересекли полутёмный холл, где на полу лежали полосы лунного света. Берта и Джой, сладко раскинувшиеся на ковре, сонно подняли головы и завиляли хвостами, но Миллер прицыкнул на них, вынудив послушно затихнуть.

Вот придира-то, и чем собаки ему помешали?

Теперь Миллер снова держал Гэла за плечо жёсткой хваткой, ведя за угол столовой, на кухню. Не включая лампы, усадил его на стул – прямо как в своём паршивом участке! – а сам присел на край стола – ещё одна новость! – и скрестил руки на груди. Он был в тёмной рубахе с подвёрнутыми до локтей рукавами и джинсах, а вовсе не в том строгом прикиде, каким щеголял за ужином. Здоровенный, как лось, босой и встрёпанный, он казался совсем незнакомым. Неузнаваемым. Гэл даже оробел слегка.

– Охренели вы, что ли? – тоскливо проворчал он, косясь на шерифа исподлобья. – Белены объелись, точно. И Элис с Ша Акичитой тоже.

– Отстань от них, – вполголоса велел Миллер без капли своей обычной нудной вежливости. – Ша Акичита не сделает ей ничего плохого. Он вообще... знает, что делать.

Гэл проглотил слюну.

– Да уж, знает, – с горечью буркнул он, чувствуя, как в глазах становится горячо и колко. – Вы меня сюда притащили, чтобы я им не мешал? Так я и не стал бы.

– Конечно, только прилип бы к окну и развесил свои любопытные уши, -отрезал Миллер. – Не твоё это дело, Гэл Стефан, и не моё. Мисс Элис достаточно настрадалась, и ты должен радоваться за неё, чертёнок ты ревнивый.

Ошеломлённый, Гэл вскинул на него глаза. Лицо Миллера в полутьме кухни, где мерцало только табло электронных часов на холодильнике, да пробивался сквозь жалюзи свет уличного фонаря, казалось очень бледным и очень усталым.

– Ничего и не ревнивый, – наконец пробурчал Гэл, снова отводя растерянный взгляд. – Что я, не понимаю, что ли – мне с ним... с Ша Акичитой то есть, ловить нечего... просто... – он глубоко вздохнул и вдруг выпалил горячечной скороговоркой, сам себе удивляясь: – Просто я раньше думал, что он и есть мой кто-то чудесный... но так получается, что нет, не мой.

Он сам не знал, для чего ляпнул это, и кому – Миллеру, правильному святоше, который презирает его за то, что он гей. Цыган. Бывший воришка, бродяга, отсасывавший у шоферюг за двадцатку, если уж на то пошло. Вдвойне, втройне заслуживавший презрения.

Гэл вообще изумлялся, как это шериф терпит его присутствие под крышей своего старого дома, где испокон веку жили такие же правильные и честные люди. Надёжные. Суровые, как эта земля, которая не была для Гэла родной.

Да ему никакая земля не была родной, что уж там. Он и родился-то, наверное, на колёсах, в каком-нибудь цирковом фургоне, хотя в его свидетельстве о рождении значилась Санта-Моника. Он был слишком мал, чтобы вовремя спросить об этом у матери, а потом... потом уже некого было расспрашивать.