Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Впрочем, прошёл месяц – и в обществе начал нарастать осторожный оптимизм. Гуанерос торговлю не прерывали, город не блокировали. И вообще, вели себя довольно пассивно, ограничиваясь грабежом пригородных вилл и асьенд.

В то, что восставшие захватят город, никто не верил. На стенах по-прежнему стояли пушки, при них были обученные канониры и запасы огнеприпасов. И блокады город не боялся. В городе и так были солидные запасы, а передышка, предоставленная повстанцами, позволила стянуть ещё больше зерна и прочих продуктов. Так что даже в блокаде у Лимы были все шансы дождаться момента, когда верные правительству войска придут на защиту столицы.

Все эти настроения бомонда чутко улавливал консул Великобритании Уильям Томас Хадсон – желанный гость во всех кружках и салонах города. Ему надо было решать: покинуть ли столицу ввиду угрозы её падения или остаться, дабы не демонстрировать трусость, недостойную подданного королевы. Его очень смущало письмо, переданное ему неизвестным человеком. Оно гласило:

Его превосходительству Консулу Её Величества Королевы Великобритании господину Уильяму Томасу Хадсону.

Дорогой друг.

Превратности торговых интересов забросили меня в город Писко в тот злосчастный день, когда он перешёл в руки мятежников. Промыслом Всевышнего могу объяснить то, что избежал участи сотен почтенных граждан, брошенных каторжниками в темницы или казнённых. На моё счастье, познания в торговле и языках оказались востребованы предводителем сих бунтовщиков, и таким образом я против воли был вовлечён в сей трагический эпизод истории Перу в качестве наблюдателя.

После известных вам событий близ города Сан-Висенте-де-Каньете осторожное доселе поведение восставшей массы изменилось. Победа не только воодушевила само войско, но и дала импульс к привлечению новых людей, кои вливаются в ряды мятежников ежедневно.

Предводитель мятежников, некий Поликарпо Патиньо, открыто провозгласил своей целью захват Лимы. Те пять сотен кавалеристов, что пали в засаде, снабдили восставших всем своим снаряжением, благодаря чему у тех теперь появилась собственная конница и некоторая артиллерия. Однако главной их силой, без сомнения, остаётся пехота – многочисленная как саранча.

Полагаю, Вас, читающего эти строки, заботит вопрос: насколько Лима в целом и вы и ваша семья в частности под угрозой?

С сожалением вынужден признать, что, по моему мнению, Лиме суждено пасть. Сей негодяй Патиньо неоднократно похвалялся, что возьмёт город в осаду, направив против него четыре колонны со всех сторон света, но что победу ему принесёт пятая колонна, уже ныне готовящаяся открыть ворота изнутри. И, страшно сказать, я не сомневаюсь, что это – правда. Сей Патиньо своими гнусными речами, попирающими все установленные обычаи и уложения, умеет воспламенять восторг и преданность в черни. Мало сомнений в том, что уже сейчас в недрах городских низов столицы формируется та самая роковая колонна. И именно это причина той передышке, которую пока что имеет город.

Посему взываю к Вашей осторожности и благоразумию. Ради безопасности Вашей супруги и прекрасной дочери – покиньте Лиму. Городу уготовано пережить ужасные дни. Возможно, со временем армия законного правительства Перу и освободит столицу, но что будет твориться на её улицах до того часа – ведомо одному лишь Всемогущему Господу.

Берегите себя, сэр. Не полагайтесь на свой дипломатический статус. Покиньте город морским путём и отбывайте в Трухильо. Сухопутные маршруты ныне небезопасны. Да пребудет с Вами милость Господня.

С глубочайшим уважением и преданностью,

Агустин Фарабундо Марти Родригес

Это письмо изрядно напугало консула, и в кои-то веки он решил узнать, что на самом деле думает городское дно Лимы. Убедиться самому в опасениях партнёра. Разумеется, делать это лично Хадсону и в голову не пришло. У него для этого были домашние слуги и охрана. Спустя несколько дней консул понял, что опасения не напрасны.

Среди простонародья имя Патиньо произносили с трепетом и верой. Осады и боялись, и ждали с нетерпением одновременно. Про удар в спину обороняющимся никто, конечно, не говорил, но город большой, а истинные заговорщики наверняка старательно прячут свои намерения.

Хадсон приказал собирать вещи.

Но через два дня после его решения весь городской бомонд возликовал. Казалось, угроза испарилась как дым. В порт Кальяо пришёл груз оружия, заказанный ещё покойным президентом Гомаррой.

* * *

Таверна в порту Кальяо сегодня была полна людей. Смех, крики, звон кружек – всё это резко контрастировало с мрачной атмосферой последнего месяца. Тогда Лима оплакивала погибших сыновей, убитых в подлой засаде, и в спешке собирала ополчение из всех, кто мог держать оружие. Флот отдал на защиту Кальяо всё: разоружили два старых корабля, создали батальон из моряков и портовых стражников. Все ждали нападения армии чернокожих и узкоглазых дикарей – жестокого, бесчестного.

Ждал и Чото.

И не просто ждал – действовал.

С горсткой верных людей, оставшихся после ухода Патиньо к гуановым островам, он распространял слухи и сеял страх. Его агенты собирали сведения об ополчении и настроениях в обществе. По мнению Чото, шансы Патиньо на успех были высоки. До сегодняшнего дня.

– Десять тысяч мушкетов! – воскликнул таможенный инспектор, раскрасневшийся от выпитого. – Тридцать полевых орудий и порох. Этого хватит на целую армию!

– Да! – подхватил лейтенант портовой охраны, принимая от Чото новую кружку эля. – Мой шурин сказал: в Лиме и окрестных поселениях собрали больше пяти тысяч человек, но оружия – только на половину. И то плохое, от которого армия отказалась. Готовились с пиками воевать, как те же «гуанерос». А теперь – хвала Господу и дарам его!

– Да хранит нас Дева Мария, – перекрестился таможенник. – Если бы не этот карантинный врач, который нашёл лихорадку на борту, уже сегодня разгружали бы. Но ничего. Завтра из Лимы прикажут – выделят отдельный пирс и начнут.

Чото улыбался, кивал, будто радовался вместе с ними. И снова поставил на стол пиво, в которое заранее подмешал немного самогона.

Радость клиентов он не разделял. С его точки зрения, новости были отвратительные.

Десять тысяч ружей. Это всё меняло. Надо было действовать. Срочно.

* * *

Вёсла, обмотанные тряпками, не издавали ни всплеска. Маленькая лодочка скользила по акватории, стараясь держаться тени от кораблей и построек, которые были смутными, размытыми силуэтами в густой пелене «гаруа» – холодного тихоокеанского тумана, окутавшего порт Кальяо. Предательская луна, борясь с молочной дымкой, то бросала свою бледную дорожку на водную гладь, то пряталась в облаках. Час до рассвета. Самое лучшее время для того, чтобы остаться незамеченным.

Наконец, чёрный борт британского купца заслонил собой небо. Ветер с гор слегка покачивал спящего труженика морей. Скрипели снасти, плескалась вода. Чото, унимая колотящееся сердце, размотал шнурок, выходящий из бочонка, крепко привязанного к длинному шесту. Это был весь его запас пороха.

В качестве средства инициации взрыва внутри бочки был закреплён кремнёвый пистолет. К его спусковому крючку и был привязан шнурок, который для пущей герметичности Чото вывел наружу через слой свиного сала.

Дрожащими руками он распутывал не вовремя запутавшуюся верёвку и с искренним пылом читал молитву господу. Со словами «Аминь» трактирщик сунул шест в воду, подвёл его под борт купца. Шнур был привязан к лодке, и надобности дёргать его руками не было. Как только шест погрузился на три метра, шнурок натянулся – и…

Воображение рисовало трактирщику страшные последствия: огромный столб воды накрывает и его лодку, отправляя её на дно. Могучий звук взрыва поднимает на ноги весь Кальяо, и его, чудом выжившего, вылавливают из воды и немедленно вешают.

Но реальность оказалась менее страшной. Глухой удар прозвучал не из-под воды, а от самого корпуса корабля. Под водой сверкнула багровая молния. Сильный удар выбил шест из рук Чото, ободрав потные ладони. Вода вспучилась широким пузырём, лопнувшим с характерным пороховым запахом, и на мгновение закипела от пузырей поменьше. Лодка закачалась и даже черпнула один раз водой бортом. И на этом всё.

Чото даже показалось, что его диверсия окончилась неудачей. Разочарованный, он поднялся с дна лодки, уселся на банку и принялся поспешно отгребать от места преступления, по-прежнему держась тени. Но уже удалившись на сотню метров, он услышал крики и увидел, как на британце замелькали огоньки от ламп. Кто-то суетился на палубе. Зажёгся свет в окнах кормовой надстройки.

– Тонет? – не веря себе, прошептал Чото, глядя, как заметно наклоняются макушки мачт. Уже на берегу он досмотрел финальный акт трагедии. Потребовался час, чтобы судно ушло под воду с сильным креном в сторону пробоины. Вода бурлила и пенилась, вырываясь из корпуса, разбрасывая обломки. Вскоре водная гладь успокоилась, и только кончик фок-мачты указывал на то место, где недавно стояла надежда всей столицы.

* * *

После отбытия группы Франциско Карлос Лопес вернулся к делам текущим.

Первый в истории внутренний денежный заём постоянно сталкивался с разнообразными проблемами. Опыта не было ни у кого, и без ошибок не обошлось. Параллельно формировались дипломатические миссии и продумывалась позиция на переговорах. Здесь Карлосу мало кто мог помочь. Очень сказывались последствия тотальной информационной изоляции и непонимание реалий в мире.

Ценным помощником в этом деле стал молодой Якоб Тшуди. Учёный обладал широким кругозором и был достаточно сведущ в явных мотивах французской и британской внешней политики. Вот от лица великих держав он и выступал на совещаниях у Карлоса Лопеса, изображая собой смесь британского лорда и французского министра. Там же присутствовали Хуан Висенте Лопес, Люк Крессол и Хуан Баутиста Риварола (1), выбранный Лопесом на роль главы европейской миссии.

Начал Карлос и строительство дороги в Боливию через Чако. Этот проект он поручил тому самому мужу одной из своих сестёр – Диего Сентено, который укрывал беглого Патиньо и потом помогал с отправкой Франциско в Анды. Ему предстояло собрать опытнейших гаучо, выбрать оптимальный маршрут и заложить цепочку пунктов отдыха через каждые двадцать–двадцать пять километров. Выбранные «пу́нто» после этого будут постепенно превращены в фермы или даже посёлки. А между ними проляжет спланированная дорога с мостами, кюветами, водоводами и даже с усиленным покрытием из щебня в сырых местах.

Быстро такой проект не реализовать, но: «дорогу осилит идущий».

Аналогичное шоссе в сторону Порту-Аллегри пока было только в планах. Здесь всё упиралось в добрую волю бразильской власти. Так что решение этой проблемы было задачей Хуана Висенте Лопеса.

Идею соединить каналом реку Парану с притоком Уругвая – рекой Агуапи, Карлос тоже считал первоочередной и отправил туда на рекогносцировку военного инженера Паскуаля Урдапильету. Нужно было понять, какой объём работ потребуется.

Одновременно с этим Карлос инициировал подготовку к первой переписи населения в Парагвае. Никто не знал, сколько именно народа живёт в стране. Подсчёт не вёлся даже в городах, не говоря уже о сёлах. Про племена, лишь условно цивилизованные, и речи не шло, хотя их тоже проживало немало. Но в основном на севере страны и на правом берегу реки Парагвай в Чако.

Сей грандиозный проект, консул ловко столкнул на плечи двух Педро: начальника полиции Педро Фернандеса и генерального прокурора Педро Морено. Всё равно они без дела сидят. Преступность в Парагвае была на удивительно мизерном уровне. В качестве научного консультанта для полицейских чинов он подрядил Эми Бонплана, прозрачно намекнув последнему, что его имя, конечно, заслонит в анналах истории имена мало кому интересных силовиков.

А пока учёный был занят составлением опросников и методик сбора информации, Карлос провёл совещание втайне от него в школе города Вилла-Рика. Ибо секреты своего изменённого сына должны были оставаться достоянием только Парагвая.

Город был выбран потому, что это центр всей культурной части Парагвая, и специально приглашённым персональным письмом школьным учителям было удобнее добираться именно сюда. Собралось их около сорока человек. Полный класс, в котором роль учителя играли сам Карлос Лопес и Марко Антонио Маис, всё больше и больше становившийся по факту министром образования.

Как и полагается в таких случаях, началось всё с небольшого вступительного слова, которое произнёс Антонио Маис. Карлос Лопес даже немного смутился от беззастенчивой лести и восхваления в свой адрес.

– Сеньоры, – наконец начал он. – Я созвал вас на эту встречу, поскольку хочу поручить вам решение одной очень сложной задачи. Несомненно, вы в курсе того, что в Асунсьоне будет открыт университет. И это несомненно благое начинание для нашей родины. Но вот вопрос: кто будет там учиться?

Карлос сделал паузу и оглядел немолодых уже учителей, сидящих за партами.

– Как правило, в такие элитные учебные заведения набиваются отпрыски состоятельных родителей или как минимум, жители столицы или крупных городов. Во всех странах Европы периферия всегда страдает. И простые крестьянские дети, будь они сколь угодно талантливы, имеют мизерный шанс на высшее образование. Мы не можем позволить себе такой роскоши!

Карлос возвысил голос и даже наклонился вперёд, давя своим авторитетом на аудиторию.

– Нам нужен каждый талантливый подросток. Каждый самородок, где бы он ни жил. И нас не интересует мнение его родителей, для которых этот подросток ценнее как помощник на ферме. Если этот ребёнок может возвеличить Парагвай – то он должен это сделать. А мы с вами должны его найти. Но как?

– Прямо сейчас в Парагвае заканчивают школу примерно пять тысяч подростков в возрасте шестнадцать лет. Именно они должны составить первую волну абитуриентов. Но мы не можем принять всех их. Университет, при всём напряжении казны, сможет нанять около десятка квалифицированных преподавателей, а следовательно, общее число студентов не должно превысить двух сотен человек, пока мы не подготовим новых профессоров из числа лучших выпускников. Мы с вами должны найти среди тысяч детей тех, кто составит этот первый, исторический набор. И для этого у меня есть некоторые методики, которые составляют государственную тайну Парагвая.

В зале все напряжённо молчали во время речи, а на последних словах по рядам пробежал шорох от удивления и недоверия.

– Доминго, раздай первый тест.

Доминго Санчес кивнул, и вскоре перед каждым учителем легли карандаш, лист бумаги и брошюра, в которой наш современник обнаружил бы старые и надёжные «Прогрессивные матрицы Равена». Солано не составило труда воспроизвести их по памяти. А методика обработки результатов была очень простой и доступной для этого времени.

– Чтобы не тратить лишних слов, я предлагаю вам самим побыть в роли испытуемых. На каждой странице вы видите по два задания. На отдельном листочке вы пишете номер задания и номер правильного ответа.

Видя ухмылки учителей, увидевших примитив первых заданий, Карлос поспешил их привести в чувство.

– Всего заданий шестьдесят. Их сложность постоянно нарастает. И выполнить их нужно за двадцать минут.

Он щёлкнул крышкой своих карманных часов.

– Время пошло, сеньоры.

Это был только первый тест из папки с подарками от попаданца. Учителей ждали ещё «кубики Коса» и «Корректурный тест Бурдона». По мнению Солано, этих инструментов было достаточно, чтобы выделить не только детей с подвижным умом, но и разбить их на условные группы: учёных, инженеров и администраторов.

В бумагах Солано были и другие методики для профессионального отбора, но они были сложны в исполнении и требовали большой квалификации от интерпретатора. Так что Карлос остановился на трёх самых простых.

Причём он, конечно же, прошёл их сам и прогнал через тесты своих детей и ближнее окружение. По словам Солано: до того как он умер и обрёл абсолютную память, он решал все задания с одной-двумя ошибками. Но это, конечно, следствие его профессиональной подготовки к такого рода задачам. А средний показатель обычного человека – это 45 верных ответов из 60-ти.

К некоторому раздражению Карлоса, у него оказался как раз средний показатель. Но зато удивили секретарь Доминго Санчес и сын Венансио. Они эти тесты решили всего с пятью-семью ошибками. Что заставило Карлоса по-новому взглянуть и на секретаря, и на сына.

– Время вышло, сеньоры. Закройте брошюру. Давайте теперь подсчитаем количество ошибок…

(1) Хуан Баутиста Риварола (1789–1864) – парагвайский военный и политический деятель, участник освободительной революции 1811 года. Молодой офицер, отличившийся в боях при Парагуари и Такуари, в 1816 году был избран мэром Кабильдо в Асунсьоне. После политических волнений он ушёл из активной политики, но был заключён в тюрьму после заговора 1820 года и освобождён благодаря заступничеству дочери. В 1841 году вошёл в Конгресс, выступая против авторитаризма и за Конституцию. В 1844 году рассматривался как возможный кандидат в президенты, но ушёл на пенсию и жил до 1864 года в частной жизни. Был крупным землевладельцем и отцом 12 детей.

Глава десятая

Солано знакомится с еврейской общиной и покупает револьвер

В Городском банке Нью-Йорка платежное поручение мистера Тейлора у банковского клерка вызвало приступ трудолюбия и энтузиазма. Вопрос был только один:

– Вы желаете получить всю сумму наличными или откроете счёт в нашем банке, мистер Дебс?

– Если процедура открытия счёта не слишком сложна, то я желал бы хранить деньги у вас, – ответил Солано, резонно опасаясь прятать такие деньги под подушкой.

– Достаточно ваших документов и наличия денег, – улыбнулся клерк. – А ваши деловые связи с господином Тейлором уже хорошая рекомендация.

Но документы, выписанные Карлосом Лопесом, изрядно удивили клерка. Такого государства, как Парагвай, он даже не знал. Извинившись, он убежал и скоро вернулся с предложением пройти в кабинет управляющего.

Там пришлось снова объяснять, кто он такой, в чём смысл его пребывания в США, намекать, что скоро из Парагвая прибудет делегация с большой суммой и она будет принимать решение, у кого разместить своё серебро.

Управляющий слушал, кивал и смотрел на Солано как на жулика, но тем не менее в его сознании общие финансовые операции с директором собственного банка перевесили скептицизм, и он дал команду организовать депозит для «мистера Дебса», но без кредита. То есть чеков клиенту не полагалось, и для расчётов придётся являться в банк лично.

Немного раздражённый ситуацией, Солано решил не складывать все яйца в одну корзину и прошёл несколько домов по той же улице до адреса Wall Street, 49, где размещался офис фирмы «Prime, Ward King» – «американской руки Бэрингов» в Нью-Йорке.

В отличие от клиентоориентированного Ситибанка, офис партнеров банка Бэрингов был пуст и скромен. Сразу было понятно, что работают тут только с крупной клиентурой и не нуждаются в наплыве посетителей. Даже по клерку это было видно. Вместо бойкого молодца с дежурной улыбкой за стойкой сидел пожилой человек с характерной, можно даже сказать, карикатурной еврейской наружностью. Как оказалось, это был один из компаньонов – Соломон Вард.

«Порадую старого Шейлока блеском золота», – подумал Солано и начал разговор с предложения выкупить у него крупную партию желтого металла.

– Документы на золото? – вздернул бровь старичок и уставился на Солано.

Солано в недоумении уставился в ответ и спросил:

– Какие? От кого? Я же его просто намыл. У меня и в виде песка оно есть, и в виде слитков по одному тройскому фунту.

– Извините, молодой человек. Но нет. Мы не можем рисковать репутацией и покупать золото неизвестного происхождения, – ответил старичок с пушистыми седыми бакенбардами и посмотрел на Солано с чувством высочайшего превосходства.

– Почему? – изумился Солано. – Это же просто товар. Металл.

– Нет, мистер Дебс, – с негодованием потряс своим белым пухом на голове старикашка. – Это не металл! Это сама суть денег. Если впоследствии выяснится, что это золото имеет незаконное происхождение, то все смогут сказать, что фирма «Prime, Ward King» – соучастник преступления. А мы тщательно следим за своей репутацией и не можем себе позволить ни единой тени на ней.

– Так… Ладно, – выдохнул Солано. – Тогда я бы хотел обналичить вексель на тысячу фунтов, полученный мной в Рио-де-Жанейро. Он выписан на Baring Brothers Co, и мне сказали, что в Нью-Йорке я могу его обналичить у вас.

Старичок внимательно прочитал вексель, потом встал со своего кресла и неторопясь дошёл до книжного шкафа, где выудил один из фолиантов. Он долго его перелистывал, пока не нашёл нужную фамилию. Подслеповато щурясь и вооружившись солидного размера лупой, он некоторое время сверял почерки.

– Ну что же. Мы, конечно, можем принять этот вексель. Но только с дисконтом в пятьдесят фунтов. Если вас это не устроит, то в Лондоне вы можете получить всю сумму целиком.

«Пятьдесят фунтов – это почти двести пятьдесят долларов, – прикинул Солано. – Как-то жалко отдавать такие деньги. Здесь у меня пока нет острой нужды. А в Британии все равно будут траты, и этот вексель мне вполне там пригодится».

– Нет. Я, пожалуй, откажусь.

– Ваше дело, – проскрипел банкир, – но в таком случае с вас пять долларов за экспертизу документа.

«Однако. Пять долларов – это средняя зарплата домашней прислуги в Нью-Йорке в месяц».

Тем не менее требование оплатить оказанную услугу было справедливым, и Солано отдал новенькую банкноту Ситибанка. Уже собираясь уходить, он небрежно спросил:

– Уважаемый, подскажите где я могу в Нью-Йорке найти бейт-кнесет? И как зовут рави? (1)

Старичок удивленно уставился на юнца.

– Какой именно?

– А их много? – на этот раз удивился уже Солано.

– Каждый мальчишка-газетчик в городе знает, что домов собрания в городе два. Один от уважаемой конгрегации Шеарит Исраэль, а второй от ашкеназов – Бней Иешурун.

Первое название он произнес с заметным трепетом, а второе с пренебрежением, что выдавало в нем сефарда. (2)

– Я ищу не место для молитвы, – уточнил Солано. – Мне нужны люди, которые имеют способность знать всё – и далеко и близко.

– Всё может знать только господь, – проворчал старик, поняв, что речь идет не о вере, а о сделке. – Идите к ашкеназам на Элм-стрит, сто девятнадцать. Спросите хаззана Самуэля Айзакса.

– Тода раба́, – поблагодарил Солано старичка и вышел.

* * *

Дар Виракочи раскрыл для самого Солано глубокие эпизоды его детства, когда молодые родители оставляли его на попечения стариков по материнской линии и убегали радоваться жизни. А маленький Иван вынужден был играть в квартире, где постоянно слышалась характерная речь и идиомы. С годами всё это было прочно забыто, а теперь снова было доступно для использования, как только в этом возникла необходимость.

А она была.

Поиск информации в мире XIX века был сродни искусству. Ведь не то что интернета не существовало. Даже телеграф был еще редкостью. Письма ходили медленно. А и манера излагать новости в газетах была порой настолько головоломная, что нужен был тренированный мозг, чтобы понять суть. И такие тренированные мозги в товарных количествах традиционно можно было найти в еврейских общинах.

Собственно, Солано было без разницы, к кому идти – к ашкеназам или сефардам. Он в них особой разницы не видел. Но раз дали адрес, так тому и быть.

Духовный лидер общины ашкеназов на еврея похож не был. Типичный европеец без особых примет. На вид ему было около сорока, и рукопожатие его было крепким и уверенным.

– Ребе, мне нужен совет, – начал было Солано, но его тут же поправили.

– Называйте меня просто хаззан. У меня нет раввинского звания, но постараюсь помочь. Что у вас стряслось? Или, может, ваше сердце ищет истинную веру наших предков?

– Предки моей матери действительно зажигали свечи субботние. Но мне сейчас нужно найти не молитву, а ландслейт. Я пришел по делу.(3)

Хаззан внимательно посмотрел на него, оценивая.

– Какого рода дело?

Солано усмехнулся:

– Хочу найти покупателя на крупную партию мяса золотого тельца. Туша – первосортная, но у меня проблема с продажей.

Хаззан фыркнул, сдерживая улыбку, и покачал головой:

– Ну что ж, проходите, обсудим вашу… тушу.

В кабинете Самуэля Айзакса было светло и просторно. Внезапным был большой контрабас на подставке. Это как-то не вязалось с архетипичным еврейским раввином, но мало ли…

– Излагайте, молодой человек. И, кстати, как вас?

– Прошу прощения. Меня зовут Юджин Дебс. Я приехал из Южной Америки буквально вчера. И очень плохо ориентируюсь в этом городе в частности, и в США вообще. А где могут дать добрый совет искреннему человеку, как не в синагоге?

Айзакс опять усмехнулся.

– Ну да. Ну да. Особенно если принести… мяса.

– Совершенно верно. Так вот. У меня его больше пятидесяти тройских фунтов. Оно честно добыто на просторах южного континента. Но я не могу это доказать и не могу его легально продать. Помогите. Разумеется, за долю.

Айзакс сложил руки домиком и упер подбородок поверх. Он смотрел на Солано и молчал. Солано тоже молчал в ответ. Все, что надо, он уже сказал.

– Здесь два дела в одном. Деньги и услуга, – наконец произнес Айзакс. – Деньгами мы, конечно, обменяемся, но как быть с услугой?

– Чем надо помочь? – кивнул Солано.

– Пока не знаю, – признался Айзакс. – Но когда буду знать, вы же не откажете?

«Вот ведь! – в душе выругался Солано. – Подписывает, гад, под обязательства. Но что делать?»

– Разумеется, хаззан. Всё, что будет в моих силах.

– Вот и хорошо, – он потянулся к письменному прибору и быстро настрочил записку. – Завтра после полудня приносите «мясо» в ювелирный магазин на Фултон-стрит к Соломону Левенталю. Он примет его у вас на хранение и выдаст расписку.

Солано приподнял бровь в недоумении: «При чем тут хранение?»

Но Айзакс тут же всё прояснил.

– В понедельник в то же время вы придете к нему снова и напишете расписку, что получили все свое «мясо» в полном объеме. Разумеется, получите вы деньги, но у нас будет бумага, что никакого золота от вас мы не получали. Я верю, что она не понадобится. Но пусть будет на всякий случай.

Солано восхитился этой схеме. Она не только прикрывала задницу у общины, но и самого Солано изящно замазывала в работе с еврейской диаспорой, что очень не приветствовалось в некоторых христианских кругах.

– Наша доля составит двадцать процентов. Каков будет итог, зависит от качества вашего «мяса». Устраивает?

– Устраивает, – кивнул Солано.

Британский консул в Лиме половину хотел. Так что условия были приемлемы.

– И еще один совет, – снова усмехнулся Айзакс и потянулся к следующему листку. – Сходите-ка вы к Моше Леви. Он вам сделает костюм, достойный вашей молодости и деловой хватки. Сейчас вы выглядите как чужак. А чужака или опасаются, или стараются обмануть.

– Благодарю, – поклонился Солано. – Коль дварим бе-шалош. Окажите мне и третью услугу. (4)

– Я начинаю вас опасаться, юноша, – рассмеялся Айзакс. – Не случится ли так, что я выйду отсюда бедным шиксегойфом, а вы будете учить общину Торе? (5)

– Эта ноша мне не по силам, – усмехнулся в ответ Солано и продолжил. – Мне нужен человек, что умеет собирать информацию из всех источников и имеет связи по всей стране. Вы же не откажитесь помочь хорошим заработком кому-то из своей общины и немножко присматривать за моими делами? Так?

Айзакс тут же стал серьезным.

– Так, – согласился он, подумав. – Помогу и третий раз. Завтра у ювелира вас будет ждать Мордехай Розенбах. Он старый работник почты США. Но политические пертурбации оставили его без привычной и любимой работы. Он тот, кто вам нужен. Но договаривайтесь с ним сами. Я тут ни при чем. И, надеюсь, на этом всё?

– Да, хаззан, – встал и поклонился Солано. – Был очень рад общению с вами. Надеюсь, что оно впредь будет таким же плодотворным.

(1) Бейт-кнесет с иврита переводится как «дом собрания». Синагога по-нашему. А Рави – раввин. Солано не знает иврита, но некоторый набор слов и оборотов, конечно, слышал и помнит.

(2) Шеарит Исраэль(Shearith Israel) является самой старой сефардской еврейской конгрегацией в Соединённых Штатах, основанной в 1654 году в Нью-Йорке.

Бней Иешурун(B’nai Jeshurun) – ашкеназская конгрегация, основанная в 1825 году, имела более современный подход в богослужении и быстро расширялась, особенно среди иммигрантов из Центральной и Восточной Европы.

Хаззан(певец) – это духовный руководитель еврейской религиозной общины без официальной раввинской ординации.

(3) «Зажигали свечи субботние» – иносказательное сообщение о иудейском вероисповедании. Слово «ландслейт» означает «земляки» или «соотечественники», в данном контексте – «свои».

(4) Коль дварим бе-шалош(כל הדברים בשלשה) – известное изречение: «Всё значимое приходит тройками» (аналог: «Бог троицу любит»).

(5) Шиксегойф(Schicksogeif) – буквально переводится как «козел судьбы». В разговорной речи это выражение использовалось для обозначения человека, попавшего в неприятную ситуацию или ставшего жертвой обстоятельств.

* * *

Идею сменить гардероб Солано счёл очень своевременной и откладывать визит к мастеру не стал. По указанному адресу он наткнулся на квинтэссенцию стереотипного еврейского портного. Тут было всё: и вся боль еврейского народа в глазах, и сетования на молодёжь, не уважающую старость. В общем, все литераторы, описывающие хрестоматийных еврейских портных, наверняка одевались у Моше Леви.

И о сроках литературные классики не обманывали.

– Таки если вас не устраивают сроки, то вы вольны купить себе любой мешок с рукавами в магазине готового платья – и не морочить мне голову!

Моше Леви готов был отказаться от заказа, но не от своей манеры работы. Получить новый костюм Солано мог не раньше чем через месяц.

«Ну хоть не полгода», – подумал он, представив себя в своем модном бразильском наряде посреди нью-йоркской зимы.

Зато и комплект впечатлял: сюртук длиной до колена, с широкими лацканами и приталенный по талии – визитка для деловых встреч; брюки прямого кроя с высоким поясом и подтяжки к ним; жилет из узорчатого шёлка с вышивкой; шёлковый галстук; несколько пар кожаных перчаток; рубашки, кальсоны, носки.

От пальто и фрака Солано пока отказался. Но не отказался от визита к сапожнику, который снял мерку с ноги и получил предоплату за сапоги и туфли, и к шляпнику, который тоже снял мерку, но уже с головы.

Вся эта эпопея обошлась Солано в сто долларов. И он чувствовал себя немножечко ограбленным.

Чтобы снять стресс, он зашёл в магазин, привлекший его внимание богатой вывеской, где золотыми буквами на чёрном фоне было написано: