Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ну да. Два в одном. И транспорт, и дом. Чем не удачная сделка?

– Ладно, Генри, – прервал их Мозес. – Про яхту потом. Давай вернёмся к теме. Ты говорил, что линии можно прокладывать по дну?

Солано кивнул.

– Совершенно верно. Проводник, конечно, придётся делать из чистой меди и окружать его несколькими слоями защитной оболочки, но зато линии можно просто разматывать в море с парохода от одного прибрежного города до другого. Это любые акты саботажа исключит.

– Это же какой длинны должен быть такой провод! – ужаснулся Койт.

– Очень длинный, – согласился Солано. – И очень дорогой. Особенно через океан. Но это неизбежно будет сделано. Хотя Городской Банк Нью-Йорка вряд ли пойдёт на такие затраты в одиночку. Это отдельный проект и отдельное акционерное общество.

Все покивали, отмечая в своей памяти интересную идею на будущее.

– Резюмируя. Проще и дешевле смирить гнев соотечественников и убедить всех в полезности телеграфии. В долговременном плане это выгоднее, чем обособляться подводными кабелями.

– Воистину, – подытожил Тейлор.

(1) О шифровальной машине Джефферсона подробнее смотри ролик на моем канале https://t. me/paragvajskij_variant/74

* * *

К юристу Солано решил сходить сразу, не откладывая.

Иеремия Говард действительно был весьма молод для успешного юриста и бороду для солидности как раз отращивал. Но она была жиденькой и кудрявой. Так что скорее веселила собеседника, чем внушала уважение. Впрочем, Солано своё мнение оставил при себе и сразу перешёл к рекомендации.

– О! Строгая тётя вспомнила обо мне ненароком. Приятно, – заметно расслабился Говард, до этого явно ждавший неприятностей от визитёра. – Чем могу быть полезен? Вам нужна консультация?

– Мне нужен юрист на постоянный контракт, – прямо заявил Солано, всматриваясь в реакцию. Говард замер и нахмурился.

– Область деятельности? Условия?

– Область широкая, условия для начала нормальные, а если мы сработаемся, то хорошие и даже великолепные.

Иеремия улыбнулся.

– Очень неопределённый ответ. Но надеюсь, вы раскроете эту загадку. Проходите.

Квартира, которую снимал молодой юрист, не блистала. Шестиметровая долька из длинного, размером в квартал дома с аскетичным декором. Очень типичное нью-йоркское жильё в два этажа, отделанное традиционным буро-коричневым песчаником. От цвета этого отделочного материала все дома такого типа называли браунстоунами.

Устроившись за столом в гостиной, Солано изложил ситуацию и показал свои парагвайские бумаги.

– Прямо сейчас мне надо составить договор с семейством Стенли. Будут и другие похожие договоры. Вероятны крупные заказы оборудования с длительными сроками изготовления. Надо и там позаботиться о юридической защите. И это главная часть работы. Но есть и ещё один специфический вопрос. Вы в патентном законодательстве США и Европы разбираетесь?

– В некоторой степени, – ответил Иеремия Говард, слегка откинувшись и прищурившись с интересом.

– Мне понадобится помощь с регистрацией привилегий на целую группу изобретений. Я хотел бы защитить свой приоритет сначала здесь, в США, а потом в Европе. Но в патентном законодательстве я ничего не понимаю, и, кроме того, я не гражданин США. В этом могут быть сложности?

Иеремия нахмурился.

– Насколько велика эта группа?

Солано внутренне усмехнулся. «Бесконечна» было бы точным описанием, но непродуктивным. Ещё сплавляясь по рекам Амазонии, он начал составлять список того, что можно было бы «изобрести» в это время. И к моменту перехода через Атлантический океан этот список перерос в рукописную книгу, где систематизированно лежали полтысячи идей на реализацию. Там было всё – от английской булавки до флоат-метода получения стекла. И это Солано ещё сдерживал себя. Безразмерная память по цепочке ассоциаций постоянно подбрасывала всё новые и новые идеи.

Но все их Солано пропускал через фильтр из двух вопросов: насколько это нужно для Южной Америки, и насколько это усилит капиталистический мир в неизбежном противостоянии с социалистическим миром. Поэтому все идеи про оружие сразу отсекались. Электрификация и моторизация тоже. Так что группа перспективных патентов сильно сужалась до набора развлекательных инноваций – типа граммофона или вулканизации, которая, конечно, экономику северного полушария чуть подстегнёт, но зато создаст потребность в каучуке, которая пойдёт на пользу Америке Южной. Так что, поразмыслив над своими возможностями и потребностями, он решил остановиться на четырёх патентах: манометр, механический слайд-калькулятор, вулканизация каучука и мимеограф. На этом можно хорошо заработать, и большого первоначального капитала всё это не потребует.

– Для начала четыре, – наконец ответил Солано ожидающему юристу.

– Подождите минутку, – сказал он и вышел. Слышно было, как заскрипела лестница на второй этаж.

Юрист скоро вернулся с томиком, на ходу читая раскрытую страницу. Усевшись, он закрыл книгу, заложив палец между страниц, и продолжил разговор:

– Никаких сложностей для иностранца нет, кроме повышенной пошлины. Тридцать долларов платит американец или тот, кто прожил здесь год и подал декларацию о намерении натурализоваться. Вам же, как иностранцу, придётся уплатить триста долларов за каждый патент. Но главная сложность в другом. Вы не можете просто сначала получить патент в США, а потом подавать заявку в Европе.

– Почему? – удивился Солано.

– Потому что, как только описание вашего изобретения выйдет в печать в Америке, оно становится «известным миру». А в Англии и во Франции изобретение должно быть совершенно новым – не описанным публично нигде до подачи. Даже если оно ваше собственное.

– Но как так?

– Вот так, – развёл руками юрист. – Всякий, кто увидит вашу патентную спецификацию в Вашингтоне, сможет сказать: «Это уже было известно», – и во Франции, и в Британии вам откажут в суде на ваши претензии к плагиатору.

Солано нахмурился.

– Значит начинать надо с Европы?

– Отчасти да. Если вы получите патент сначала в Лондоне и Париже, американский патент вам всё равно выдадут, – Иеремия похлопал по книге. – Акт 1839 года прямо это разрешает, при условии, что вы не использовали изобретение публично здесь, в Штатах. Но срок привилегии будет исчисляться с даты публикации европейского патента.

– И что?

– Вы потеряете некоторое время своего монопольного владения правом на изобретение.

Солано усмехнулся.

– Несколько месяцев из четырнадцати лет роли не играют.

– Ваше дело, – пожал плечами юрист. – Я просто обязан был вас предупредить.

– Спасибо. Но так что же делать?

– Синхронизировать. То есть подать заявку так, чтобы ни в США не раскрыли изобретение раньше Европы, ни Европа – раньше США.

– Как это возможно?

– Во Франции всё просто: платите сбор, подаёте описание – и через две-три недели у вас привилегия. Без экспертизы, без проверок. В Британии этот процесс тянется дольше, но тоже без проверки новизны. В Европе защиту приоритета оставляют на судебную систему. Если возникнет спор, нарушитель вашего права будет доказывать, что ваше изобретение не является новинкой, а вам придётся доказывать обратное. Понятно?

Солано кивнул, и юрист продолжил.

– В США всё иначе. Патентное ведомство само производит экспертизу заявки и определяет новизну. А с 1836 года разрешено подавать так называемое предварительное уведомление. Вы сообщаете Патентному ведомству, что работаете над изобретением определённого рода, платите десять долларов, и на год ваше право на патент считается обеспеченным – при условии, что вы в течение этого срока подадите полное описание. Главное: никакой публикации не происходит. Никто в Европе не узнает, что вы уже заявили приоритет. И никто не сможет вас опередить или оспорить.

Солано подался вперёд.

– Очень интересно!

– За этот год вы успеваете подать и во Франции, и в Британии. А когда у вас всё готово, подаёте полную заявку в США, и ваш патент будет действовать от этой новой даты – то есть вы сохраняете полный срок.

– Отлично! Именно этим я и воспользуюсь!

– Увы, – Иеремия усмехнулся и похлопал по книге. – Эта процедура доступна только гражданам США. Вы иностранец. Вам придётся подавать полную заявку сразу. А это значит – как только вы опишете изобретение здесь, вы рискуете потерять Европу.

Солано сжал губы.

– Зачем было тогда меня путать?

– Рекомендую подать заявку на натурализацию, и многое в законах США сделается для вас благоприятным.

– Спасибо, – с некоторым раздражением поблагодарил Солано. – Но в любом случае это не ускорит процесса.

– Есть ещё один вариант, но он требует большого взаимного доверия сторон, – Иеремия внимательно посмотрел на гостя. – Вы можете укрыться за номиналом. Гражданин США может подать бумаги вместо вас и после получения привилегии передать её вам. Разумеется, за некую плату.

Взгляды их встретились. Установилась пауза.

– И какую, интересно? – наконец спросил Солано.

– Ну, скажем, половина экономии от госпошлины наличными сразу и участие в бизнесе по реализации патента. Можно оформить передачу патента как уставной взнос. И, конечно, слава изобретателя вам не достанется. Это тоже цена за скорость.

– Не велика ли цена?

Иеремия покачал головой.

– Нет. По закону, – он опять похлопал по книге, – при подаче заявки на патент требуется лично приносить присягу, в которой утверждать, что податель заявки является первооткрывателем и изобретателем указанного изобретения. То есть номинал идёт на заведомое клятвопреступление. А это – до пяти лет лишения свободы, крупный штраф и утрата деловой репутации. Так что компенсация за такой риск должна быть существенной.

– Хм… Я буду думать, – не стал соглашаться Солано на такое сомнительное предложение.

Видимо, у Говарда дела были действительно неблестящи, раз он с такими намёками подкатывает.

– Сориентируйте меня по срокам. Если делать всё оптимально для получения привилегий в США, Британии, Франции, то сколько это займёт времени?

Говард кивнул, уставился в потолок и молча начал загибать пальцы.

– Четыре месяца, – наконец произнёс он. – В конце сентября у вас будут на руках европейские патенты, и можно будет подавать заявку в Вашингтон. Сразу после этого можно начинать рекламу и продажи. На товаре можно указывать: «Привилегии получены во Франции и Британии, заявка подана в США». Новизна нигде не будет нарушена. Со стороны закона к вам претензий не будет.

Солано кивнул. Юрист оказался весьма полезен.

Его наполеоновские планы не рушились – они просто требовали чуть больше расчёта и чуть меньше горячности.

Глава шестнадцатая

Деньги превращаются в ружья и пушки

Говард таки стал номиналом.

Подумав, Солано решил, что анонимность для его целей нужнее, чем слава изобретателя. А потому с Иеремией был заключён договор о передаче всех прав на патенты с открытой датой, которую Солано сам заполнит, когда патент будет выдан физически. Не надеясь на казуистику, Солано подкрепил сделку обещанием утопить юриста в Гудзоне, если тот вздумает шалить.

В итоге, в Европу отправился патентный поверенный, с которым уже сам Говард заключил договор. В качестве капитала Солано передал через Иеремию некоторую сумму в долларах и тот самый вексель на тысячу фунтов. Этого должно было хватить на все расходы и в Британии, и во Франции.

Пока готовили бумаги для Европы, а Солано рисовал чертежи и описание, вернулся из поездки к родственникам Майрон Стенли. Как и ожидалось, предложение правительства Парагвая прогоревшее семейство восприняло с энтузиазмом, но в процессе составления договора Стенли упёрся и захотел подпись полномочного посла или хотя бы консула Парагвая, а не специального агента, каким числился Юджин Дебс. Пришлось договор заморозить до прибытия делегации Крессола. Впрочем, агитацией нужных людей и выкупом оборудования Стенли всё равно занялись. Для этого был составлен другой договор, не предусматривающий выезд в Парагвай. На всю эту подготовительную деятельность пришлось выделять деньги.

К этому времени корабль был уже давно загружен, обслужен и готов к новому походу через океан. Оставив Иеремию разбираться с делами, Солано погрузился на борт, прихватив рекомендательные письма от миссис и мистера Тейлоров.

Благодаря найму таможенного брокера, разрешение на выход из порта получили в тот же день, как капитан подал заявление. Проверка груза оказалась сущей формальностью. Таможню как-то не особо заботило, что иностранцы вывозили в трюмах под грудой железных печей.

Буксир поддёрнул корабль и потащил его к выходу из гавани, где уже поджидал лоцманский катер. Ко всеобщему удивлению, на борт поднялся тот же самый лоцман, что проводил наше судно в прошлый раз.

– Хорошая примета, – заметил капитан, суеверный, как и все моряки.

Ветер был не попутный, а самый что ни на есть удобный для шхуны – крепкий, боковой. В таком режиме паруса работали не только как парашют, ловя ветер, но и как аэродинамическое крыло, создавая заметную подъёмную силу и увеличивая скорость. Бодро пеня воду под семью узлами, шхуна дошла до мыса Хенлопен за расчётные двадцать часов.

А там, в море, уже караулил филадельфийский лоцман. Началась знакомая процедура проводки, на этот раз – вверх по извилистому фарватеру реки Делавэр. Но удача сопутствовала и здесь: судно подхватила мощная приливная волна, которая буквально протащила его к городу. Уже через шесть часов «Парагвай» замер на якоре на рейде Филадельфии.

Злой и невыспавшийся таможенный досмотрщик, поднявшись на борт, с некоторым разочарованием выяснил, что разгрузка не предусмотрена и груз транзитный. Тем не менее к пломбам таможни Нью-Йорка он добавил свои свинцовые печати и вручил капитану список необходимых портовых сборов.

Капитан Николас ван Любберс под протокол дал письменное обязательство и устную присягу, что груз следует в Монтевидео и не будет выгружен в Филадельфии. Только после этого таможенник выдал «практическое очищение» – разрешение на сообщение с берегом, – и Солано, наконец, смог спуститься в ожидающую шлюпку.

* * *

Разместиться на берегу в одном отеле оказалось проблемой. К услугам путешественников в городе были отличные гостиницы с хорошим сервисом и репутацией, но четверым спутникам Солано было сразу отказано в размещении. Юному джентльмену, конечно, готовы были предоставить хоть люксовые апартаменты, но для латиносов и непонятных индейцев предложили снять комнаты в дешёвом мотеле за 50 центов в день.

«Чертовы расисты», – подумал Солано и поймал первого попавшегося кучера. Тот по пути в указанный мотель охотно пояснил, что нет никаких проблем заселиться там в комнату на пятерых. Но отсутствие клопов, воров и нездоровой пищи там не гарантировалось.

– Дом снимите, молодой господин, – посоветовал пожилой негр с седой бородкой, восседая на козлах. – Восемь долларов в неделю и никаких соседей. Для вас самый лучший вариант.

Идея показалась Солано здравой, и через час он действительно заселился в дом на улице Маркет-стрит, между 5-й и 6-й, в районе Society Hill. Это был типичный для городской застройки Филадельфии двухэтажный кирпичный дом. Часть сплошной линии городских домов с высокими окнами и узким фасадом. Точно такой же по планировке, как и дом юриста Говарда.

За дополнительные два доллара хозяйка, вдова уважаемого методистского священника, бралась каждое утро наводить порядок в гостиной и холле, менять постельное бельё раз в несколько дней, обеспечивать стирку. Само собой, руками наёмной прислуги.

Обретя пристанище, Солано занялся рассылкой писем и подготовкой к визиту.

* * *

Уильям Брэнфорд Шубрик был крепким мужчиной лет пятидесяти, с лицом, обветренным морскими ветрами. Он ничуть не походил на кабинетного чиновника – настоящий моряк. В кругу семьи он был улыбчив и спокоен. Приди к нему Солано прямо на работу – и Шубрик показал бы другую свою ипостась: строгого начальника. Но заход через родственные связи оказался отличной идеей.

Обед у мистера Шубрика очень напоминал обед у мистера Тейлора – такой же вал вопросов про Парагвай и неуёмное любопытство слушателей. Только глава семейства был не столь меркантилен, как сахарный магнат, и не видел особой необходимости в независимости для Парагвая.

– Для меня Парагвай – это всего лишь одна из провинций Аргентины. Зачем вы вообще там ссоритесь? Одно большое государство всегда лучше, чем множество мелких. Взгляните хотя бы на Соединённые Штаты Америки: как бы мы жили, если бы каждый штат был отдельным государством? Я себе этого даже не представляю. У вас общая культура, общий язык… Что вам мешает жить спокойно, без гражданских войн, в одном большом государстве?

– В чём-то вы, конечно, правы, капитан, и для остальных провинций Аргентины ваши слова более чем справедливы, – согласился Солано. – Но вот конкретно в случае Парагвая всё совсем не так. Формально на его территории государственный язык – испанский. Но знаете, на каком языке разговаривают на рынках, на улицах и даже в государственных учреждениях? На языке местных индейцев – гуарани.

– Неужели! – воскликнула миссис Шубрик. – А как он звучит? Вы умеете говорить на этом языке?

Вместо ответа Солано запел простую песенку на гуарани, несколько куплетов которой хорошо знал.

– Эту песенку надо сопровождать игрой на арфе, – добавил он, когда закончил.

– На арфе? – удивилась жена капитана. – Вы не шутите? Я не могу себе представить арфу в ваших джунглях!

– Тем не менее в Парагвае это практически национальный инструмент. У меня с собой несколько эскизов, собственноручно сделанных известным учёным Эми Бонпланом во время его пребывания в Парагвае. Вот, например, один рисунок, выполненный с натуры.

Рисунок с полуобнажённой девушкой, играющей на арфе, вызвал бурную реакцию у пуританской семьи.

– Какая непристойность! Как можно ходить голышом?

– А что в этом плохого? – вопросом на вопрос ответил Солано. – Индейцы гуарани намного проще и сердечнее в быту, чем средний европеец. При этом все они добропорядочные католики. Ведь Парагвай – наследник иезуитского государства, а вовсе не часть Аргентины. Мы всегда чувствовали себя отдельным народом.

– Не знаю, не знаю, – проворчал капитан. – По-моему, вас этот самый диктатор Франсия таким сделал. Но спорить не буду – о Парагвае я практически ничего не знаю.

– Да, отсутствие информации – главная причина недопонимания, – согласился Солано. – Я постараюсь это исправить.

После обеда отец семейства пригласил гостя в кабинет.

– Если хотите, здесь можно курить, – сказал он, прикрывая дверь и усаживаясь у открытого окна.

– Спасибо, сэр, – улыбнулся Солано. – Я не курю. Это вредно для организма.

– Да? – удивился капитан, набивая трубку вирджинским табаком. – Впервые слышу. Наоборот, говорят, что это очень полезно и тренирует лёгкие.

Солано усмехнулся:

– При случае попросите как-нибудь судового врача вскрыть лёгкие у трупа старого курильщика. Вас весьма впечатлит то, что вы увидите.

– И что же я увижу? – нахмурился капитан.

– В табаке содержатся смолы. При курении они оседают в организме – как дёготь на смолокурне. Пользы никакой. Только вред.

– Хм… Ну, может быть. Но удовольствие от курения стоит того, – затянулся Шубрик – первой, самой сладкой затяжкой – и выпустил длинную струю дыма в сторону окна. – Обожаю это дело.

Поудобнее усевшись в кресле, он, наконец, перешёл к делу:

– Золовка пишет, что вы желаете выкупить у меня металлолом с выгодой для меня. Что вы имели в виду? У меня корабли деревянные. Лишнего металла особо не образуется.

Солано сложил кончики пальцев домиком и начал излагать:

– Насколько я знаю, сейчас у вас на разборке два корабля, выведенных из состава флота: фрегаты «Геррьер» и «Ява». Я хочу выкупить их вооружение по цене чугунного лома. Ведь по сути, именно этим оно и является. Разумеется, ваше разрешение на такую торговую операцию я оценю очень высоко.

– Шутить изволите, молодой человек, – усмехнулся капитан. – Да будет вам известно: орудия списанных кораблей, как правило, переходят на новые. Только часть, у которой сильный разгар затравочного отверстия или нарушена геометрия канала ствола, действительно идёт в утиль. Но таких обычно немного, – он сделал паузу, считая что-то в уме, – не более пятой части. А вы тут размахнулись.

«Ага, – подумал Солано. – Пятую часть стволов он уже мысленно продал».

– Орудие может быть в идеальном состоянии и при этом абсолютно бесполезным для военно-морской мощи США, – возразил он вслух. – Половина вооружения этих кораблей – карронады. А вот их вы можете со спокойной совестью списывать в утиль. Для современных кораблей это балласт, а не оружие.

– С чего бы это? – удивился Шубрик. – Вон там, на стапеле, – он ткнул мундштуком трубки в сторону одного из корабельных скелетов, – строится новейший паровой корвет «Принстон». У него впервые будет железный корпус, паровая машина ниже ватерлинии, и…

Суперинтендант сделал паузу и торжественно закончил:

– Двенадцать 42-фунтовых карронад. Возможно, тех самых, что сняты с «Геррьера» и «Явы».

«Мда… О секретности тут ни малейшего представления», – подумал Солано, но сказал другое.

– Для корвета не имеет значения, чем он вооружён. Его задачи обычно ограничиваются патрулированием и охотой на контрабандистов. Но в настоящем бою этот корабль будет не охотником, а жертвой.

Солано слегка наклонился вперёд, выражение его лица стало воодушевлённым, как у профессора, объясняющего своё открытие.

– Мы стоим на пороге настоящей революции в морской артиллерии, сэр. Эпоха, когда корабли сходились на пистолетный выстрел, чтобы изрешетить друг друга картечью из своих короткоствольных карронад, безвозвратно уходит.

Капитан Шубрик медленно затянулся, наблюдая за гостем сквозь клубы дыма.

– Вы, конечно, слышали о бомбических орудиях Пексана?

Солано дождался утвердительного кивка и продолжил речь.

– Французский флот провёл испытания этих пушек ещё двадцать лет назад. Они показали, что бомбическими орудиями можно потопить корабль после двух дюжин попаданий с дистанции трёх, пяти кабельтовых. Французы уже приняли их на вооружение и активно ставят на все новые корабли. То же самое уже делают и британцы, и русские. Дистанции боёв менее кабельтова, типичные для карронад, уходят в прошлое.

– Хм… – капитан выпустил облако дыма и подтвердил мысль Солано. – Инженер Эриксон планирует установить на «Принстоне» свою пушку из кованого железа. Её уже испытали в прошлом году. Она способна забросить двенадцатидюймовое ядро на пять миль!

Солано удивлённо приподнял бровь. Он не знал, что прогресс уже зашёл так далеко. Но слова капитана только усилили его позицию.

– Разве это не знак? Наступает новая эра. А для США отставать – опасно. Ваши 42-фунтовые карронады, сэр, – это не просто металлолом. Это музейные экспонаты. Балласт. Держать их на борту новейшего парового корвета – всё равно что вооружить его катапультой. Против современного парового судна, вооружённого по последнему слову техники, они бесполезны. Всю работу будет делать дальнобойная пушка. Без неё ваш корвет даже не успеет приблизиться – его разорвут в клочья с дистанции, на которой ваши карронады просто бессильны. Продать их мне – значит не лишиться ценного имущества, а грамотно утилизировать морально устаревший хлам, который больше никогда не послужит американскому флоту.

Шубрик хмурился. Он покачал головой, выражая сомнение.

– Но это ещё не всё, – продолжил Солано, нагнетая. – Гораздо бо́льшим потрясением основ станут пушки нарезные. Вы ведь знаете, как нарезное ружьё превосходит гладкоствольный мушкет по точности и дальности? То же самое ждёт и морскую войну. Дистанции боя вырастут до десятков миль. А продолговатые снаряды, начинённые взрывчаткой, будут уничтожать цель за несколько попаданий. И тогда даже пушки Пексана, сегодняшние новинки, и пушка господина Эриксона станут таким же хламом, как эти самые карронады.

Капитан коротко усмехнулся:

– Нарезные орудия… Мили… Вы рисуете фантастические картины, мистер Дебс.

– Нет, капитан, – твёрдо ответил Солано. – Я рисую неизбежное будущее. Оно приближается стремительно. Вопрос лишь в том, кто первым к нему подготовится и получит кратковременное преимущество. У кого будет меньше ретроградов в руководстве флота и правительстве. Возможно, это именно США?

Шубрик задумчиво посмотрел на него, затем ткнул чубуком трубки в сторону гостя:

– Если карронады так безнадёжно устарели, зачем же вы их покупаете? Только не врите, молодой человек. Я чую ложь.

– Я не собираюсь врать, – спокойно ответил Солано. – На реках, где дистанции малы, а суда непрочны, карронады ещё долго будут актуальны. Моя родина связана с внешним миром только через реку Парану. Но Буэнос-Айрес душит нашу торговлю и постоянно угрожает нашей независимости. Нам нужно оружие. И как можно больше.

– Сочувствую, – кивнул капитан. – Но зачем делать всё так… – он покрутил трубкой в воздухе, подбирая слово, – … неформально? Закупили бы официально – и дело с концом.

– Мы попробуем и это, – согласился Солано. – Но война уже идёт. Каждый месяц промедления может оказаться фатальным. Официальная делегация с полномочиями и бюджетом прибудет через пару месяцев. А вы сами знаете, как медленно крутятся бюрократические шестерёнки в Вашингтоне. Вполне станется, что нам вообще ничего не продадут. А сейчас я могу действовать быстро. Через четыре месяца всё, что я куплю, уже будет стоять на брустверах наших крепостей, защищая наши границы. Поэтому я и пришёл к вам.

Шубрик помолчал. Выколотил погасшую трубку в специальную чашку и глубоко вздохнул.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Продам я вам старые карронады и пушки как чугунный лом – по тридцать долларов за тонну. А вы делаете моей дочери свадебный подарок – пятьсот долларов.

– Сколько орудий и когда вы их отгрузите? – сразу уточнил Солано.

– Двадцать пять карронад на станках и пять длинноствольных 32-фунтовых пушек с лафетами, – ответил капитан. – Карронады казна покупала по триста долларов, пушки – по восемьсот. Так что вы изрядно выигрываете в цене. Состояние у них рабочее, хоть и не новое.

– Снаряды к ним? Инструмент?

– Само собой, – кивнул Шубрик. – Ядра, картечь, книпели, банники, прибойники – всё по норме корабельного боекомплекта. Только без пороха. Он под особым учётом, и списать его я не могу.

– Очень жаль, – огорчился Солано. – Порох – это тоже проблема. Тем более для такого количества прожорливых крупнокалиберных орудий.

– Вот уж нет никаких проблем, – улыбнулся капитан. – Вы его без труда можете купить там же, где и флот. У компании DuPont. У них завод в Делавэре неподалёку от Филадельфии. Или у Хазарда в Коннектикуте. Он их конкурент.

– Спасибо. Обязательно загляну на это предприятие. Но наверное, уже для следующего рейса. Не хочу задерживать надолго свой корабль. Он стоит на рейде и ждёт, чем закончатся наши переговоры. Кстати, где он сможет принять груз?

Солано выжидательно уставился на суперинтенданта.

– Разумеется, с моих пирсов. А таможенников… ну, я с ними договорюсь.

– А с бумагами?

– Скажу пару слов нужным людям – и всё будет хорошо, – заявил Шубрик, не скрывая уверенности в своём влиянии. – Кстати, а вас ручное оружие не интересует?

– Конечно! – воскликнул Солано. – Очень. У вас оно есть?

– Не у меня, – хмыкнул офицер. – Можно практически легально выкупить с флотских арсеналов какое-то количество ружей и карабинов. Они как раз в Филадельфии хранятся.

Солано удивился. Он даже не рассчитывал на такую удачу.

– Разумеется, куплю. Но в чём подвох?

– Никакого подвоха, – пожал плечами суперинтендант. – Флот принял на вооружение казнозарядный карабин Дженкса. (2) Старые стволы списаны и реализуются на гражданском рынке. Но особо покупателей нет. Так что можно вполне официально выкупить всё, что есть в наличии. Я, правда, не в курсе, сколько их там на складах и по какой цене. Это не моё ведомство. Но подскажу, у кого это можно узнать. Вот только продажу на иностранца оформить проблематично. И у таможни тоже будут вопросы…

Шубрик выжидательно уставился на гостя.

– Ваша дочь несомненно достойна большего, чем пятьсот долларов, – понимающе кивнул Солано. – Думаю, тысяча будет как раз.

* * *

Комендант арсенала флота, предупреждённый суперинтендантом, даже вопросов задавать не стал – кто именно и для чего покупает оружие. Он просто озвучил необходимость сделать благотворительный взнос на нужды ВМФ, и после получения трехсот долларов открыл перед Солано ворота нараспашку.

Солано подозревал, что его удача сильно связана с «Системой добычи». Конечно, этот выверт американской внутренней политики сильнее всего бьёт по персоналу гражданского управления страной, но и армию с флотом он тоже задевает. Особенно тихие и сытные места на берегу. Вот и торопились офицеры заработать.

Ничего выдающегося на складах арсенала не было. Длинные ряды побитых жизнью гладкоствольных карабинов с кремнёвыми замками и чуть менее длинный ряд полноценных пехотных мушкетов Спрингфилд, на которых стояли клейма ещё за 1795 год. Зато по цене – всего пять долларов за штуку – и общим числом почти две с половиной тысячи. По мелочи, доводя до круглого счёта в тринадцать тысяч долларов, были докуплены старые флотские абордажные сабли и палаши.

«Охохо, – стонал Солано, подсчитывая расходы. – В кассе верфи оставил две тысячи триста долларов. Здесь – тринадцать. Да ещё взяток – на две с половиной. Этак скоро у меня и денег на бизнес не останется.»

Но отказываться от сделок Солано даже не думал.

(1) У парового корвета USS Princeton грустная история. 28 февраля 1844 года на борту корабля, демонстрировавшего новейшие орудия президенту и другим высокопоставленным лицам, взорвалась пушка (не эриксоновская, а её плохая американская копия). В результате взрыва погибли несколько высших должностных лиц, включая:

Абель Апшур – государственный секретарь США.

Томас Гилмер – военный министр США.

Беверли Кеннон – начальник отдела проектирования и ремонта ВМФ США.

И… «Личный раб президента Тайлера» (Ох уж эта эталонная американская демократия).

(2) Карабин Дженкс – https://guns.allzip.org/topic/36/2330704.html

Глава семнадцатая

Солано не удается купить порох, но удается зверски нажраться в компании гениального поэта

Помня совет Шубрика, Солано решил нанести визит на пороховой завод Дюпонов. Хозяйка дома просветила гостя-иностранца, как можно быстрее всего добраться до Брендивайн-Крик.

– Раньше только экипажем доехать можно было. Двенадцать часов в пути, не всякий выдержит. Потом пароходы появились, и стало проще доплыть до Уилмингтона по Делавер. Часа в четыре вполне можно было уложиться. А теперь, – тяжело вздохнув, сообщила хозяйка, – как до Балтимора чугунку проложили, до Уилмингтона за два часа доехать можно, и оттуда уже экипаж. Там недалеко. Но во имя Господа Всеблагого не садитесь вы на эту дьявольскую повозку!