Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Сеньор Патиньо, – доложил под конец дня запыхавшийся курьер от дона Симона. – В порту беспорядки. Народ открыл винные склады и пьёт. Дон Симон просит вас о помощи.

Обеспокоенный предводитель поспешил в порт на трофейном коне и узрел отвратительную картину. Вся афро-латино-американская часть его банды усердно поглощала дары Диониса, коих в порту было просто немерено. Ведь основным грузом, который вывозили из этого порта, были вино и крепчайший бренди, который так и назвался «писко» – по имени порта. Дорвавшиеся до халявы каторжники хлебали алкоголь, как последний раз в жизни, и быстро превратились в буйный скот: либо спящий, где пили, либо не знающий удержу в бездумном веселье, грабеже и насилии.

Дону Симону, руководившему высадкой, не хватило авторитета и решимости, чтобы всё это пресечь. Он виновато смотрел на шефа и разводил руками.

К счастью, китайско-полинезийское большинство оказалось равнодушно к алкоголю и сохранило дисциплину. Слава Виракоче!

– Ли, Чжан! – окликнул Патиньо двух китайцев, владеющих испанским. – Передай приказ: оцепить порт и склады и начать патрулирование. Пресекать грабежи и насилие. Всех нарушителей вязать и тащить в комендатуру.

И чтобы его точно поняли, он рукой указал на здание комендатуры порта, где уже сидели под замком перуанские солдаты и офицеры.

Ли Хунчжэнь и Чжан Дашэн, выслушав наставления Да Дан-Цзя (1), передали его своим сородичам, и вскоре самоорганизовавшаяся толпа китайцев накрыла порт и обитаемые окрестности. С видимым удовольствием они били и вязали пьяных сокаторжников, а перепуганные полинезийцы тащили обездвиженные или мертвецки пьяные тела в комендатуру.

Ночь город и порт встретили уже в гробовой тишине. Только патрули китайцев, вооружённых дубинками, негромко перекрикивались в ночи на своём непонятном языке.

(1) Да Дан-Цзя – 大当家 (dà dāngjiā) – Это народное, разговорное, но очень устойчивое выражение в китайской культуре. Используется в фильмах, романах, опере – для лидера бандитов, разбойников, пиратов, клана.

* * *

Писко – городишко маленький. Тысячи две населения. Сплошь застроенный одноэтажными саманными домиками, покрытыми соломенными или пальмовыми крышами. Дома чуть более состоятельных граждан толпились в центре вокруг традиционной Пласа де Армас, где по традиции стояли церковь и муниципалитет. Вот в здании последнего всю ночь горел огонь.

Один за одним приводили к Патиньо на обстоятельный допрос лучших людей города. Кто-то вёл себя дерзко и вызывающе, кто-то играл в молчанку, кто-то, наоборот, был не в состоянии заткнуть свой рот от страха. Но так или иначе Патиньо из всех выбил интересующую его информацию. К утру он уже более-менее представлял обстановку в регионе и глубоко задумался.

Что делать дальше?

Первоначальный план его состоял в том, чтобы ограбить порт, отдохнуть и спокойно уйти в горы. И он не сомневался в разумности такого решения. Но сейчас перед ним расстилался абсолютно беззащитный регион с десятками тысяч подневольного населения. Сотнями вилл и асьенд, набитыми богатствами.

«Неправедно нажитыми, как сказал бы Солано», – подумал Патиньо.

Бо́льшую часть населения региона составляли испаноговорящие индейцы – потомки местного народа юнка и насильно перемещённых уже испанцами кечуа. Помимо них заметную численность представляли чернокожие невольники на плантациях хлопка и сахарного тростника вокруг города Сан-Висенте-де-Каньете. Чуть более свободная и привилегированная группа метисов торговала, занималась ремеслом и обеспечивала немногочисленную белую элиту – владельцев гасиенд, винокурен, чиновников и, разумеется, церковь.

Плодородные земли, зажатые между горами и океаном, начинались на пустынном юге с оазисов региона Ики, где они питались подземной системой орошения – пукьос. От Писко до Сан-Висенте-де-Каньете поля обеспечивались водой трёх горных рек. Севернее Сан-Висенте горы вплотную приближались к берегу, не оставляя места для полей. По этой узкой полоске берега тянулась дорога в столицу, до которой от Сан-Висенте было всего 80 миль. Но эти мили можно было перекрыть во множестве мест, и до прибытия настоящей армии с юга Перу, обороняющегося Патиньо из этого плодородного края никто не выкурит.

«А может, не ждать? Может самому взять столицу? – задумался Поликарпо, и сам себе ответил: – Нет. Это бред. Надо быть реалистом. Покуролесить тут полгода-год. Раздать землю крестьянам. Освободить рабов. Сформировать армию и потом уже уйти в горы к Куско, где и начинать всерьёз – с опорой на кечуа-староверов».

Придя к такому решению, Патиньо разразился новой порцией приказов, которые выполнять следовало уже утром, после запланированного наказания для жертв неумеренного возлияния.

* * *

Что может быть мучительнее для человека, чем утреннее похмелье? Только похмелье, усугубляемое построениями и нравоучительной речью новоявленного главаря.

– Вы позор! Животные, недостойные не только Царствия Небесного, но и нормальной человеческой жизни. Ваша участь – сдохнуть в том говне, из которого я вас вытащил. И, видимо, зря я это сделал. Вы сами находите его всюду, куда бы ни принесли вас ваши ноги, – вещал Патиньо, яростно потрясая богато украшенным пистолетом. – Вы добровольно и без принуждения согласились быть частью народной армии, и теперь вы не принадлежите себе. Вы принадлежите народу Перу и мне, который являет вам его волю. А поэтому я приказываю всем повернуться налево.

Толпа страдающих и плохо соображающих людей, путая лево и право, тихо ругаясь, повернулась боком к Патиньо.

– Всем присесть на корточки.

Многие сделали это даже с охотой, ибо ноги держать плохо.

– А теперь на корточках – шагом марш вокруг площади.

С великим недоумением бо́льшая часть толпы тронулась в путь смешной утиной походкой. Но дюжина человек вместо этого поднялись, и самый бойкий из них задал общий на всех вопрос: «Нахрена?»

– Вы должны выполнять мой приказ, не обсуждая, – заорал на них Патиньо, наводя пистолет. – Быстро сели на корточки и пошли по кругу!

Пара человек поколебалась и выполнила приказ, но большинство, ободрённые неким стадным чувством, не спешили этого делать.

– Ты чего издеваешься? – встал в позу самый крупный из них. – Взялся командовать – так командуй нормальные приказы, а не ерунду какую-то.

Патиньо ждал именно этого. Он кивнул своим китайцам, и эту группу быстро и жёстко скрутили и поволокли с площади. Остальные триста человек, не обращая внимания на происходящее, пыхтя и ругаясь, сосредоточенно вышагивали по песку. Некоторые спотыкались и падали под злорадный смех товарищей и китайско-кечуанской гвардии, выстроившейся по периметру.

Заставив три сотни человек дважды обойти площадь, Патиньо приказал им встать и построиться напротив собора. А там уже стояли на телеге с петлями на шее тот самый десяток неподчинившихся приказу и ещё десяток, взятых ночью при актах насилия. Им всем связали руки и заткнули рты.

– У меня правило одно, – заявил он, вышагивая перед строем. – Употребление выпивки только по моему разрешению, и только для того, чтобы отпраздновать победу или помянуть павших. Захват этого городка не был победой. И я не давал команду отдыхать. Стало быть, вы все уже виновны. Но вы, стоя́щие сейчас передо мной, раскаялись – и я вас простил. А этих пусть простит их бог.

По взмаху руки Патиньо телега тронулась, и один за одним приговорённые срывались с неё. Вскоре два десятка тел, соударяясь, качались на красивых кованых воротах, украшенных ажурными ангелами.

– Нарушение или неисполнение приказа – смерть. Мы не банда. Мы армия. И у нас есть боевые задачи. Следующая наша цель – быстрым маршем захватить Сан-Висенте-де-Каньете. Этот город в десять раз богаче Писко. И если я там узна́ю о мародёрствах или насилии над женщинами, то казню не только виновного, но и каждого десятого из его подразделения. Вы запомнили?

Толпа вяло прогудела: «Да».

– Не слышу, животные. Громко и чётко ответьте: вы запомнили, что я сказал?

На этот раз толпа рявкнула довольно дружно.

– Сейчас вас разобьют на отряды, и я вам предъявлю ваших командиров, облечённых моим доверием. Неповиновение им – это неповиновение мне. И наказание вы уже видели, – Патиньо указал на покачивающиеся трупы на воротах. – Так что лучше терпите их палку, чтобы не познакомиться с моей верёвкой.

Отправив новоиспечённых капралов из числа людей Чото, муштровать свои отделения за город, Патиньо позволил себе немного передохнуть. Тем более что уже близился полдень и традиционная сиеста.

Взбодрённый дневным сном, отдохнувший и даже подобревший вождь снова отправился на городскую площадь, куда уже принудительно согнали всех взрослых жителей города. Толпа получилась внушительная, но не больше, чем его собственное воинство.

Патиньо залез на импровизированную трибуну, роль которой выполняла та же самая телега, и начал:

– Горожане. Для начала я прошу прощения за вчерашние бесчинства моих людей. Как видите, виновные наказаны, – он указал на покачивающиеся тела. – Вашему имуществу и чести ничего не угрожает. Но вы должны запомнить навсегда: моё слово – закон. Непослушание – повод оказаться там же, – он снова указал на виселицу.

– Чего ты от нас хочешь⁈ – выкрикнул старичок в судейской мантии. – Грабь город и уходи!

Толпа угрюмым гулом поддержала оратора. Но Патиньо не обозлился.

– Я вовсе не бандит. И я не собираюсь грабить ваш славный городишко. А зачем я здесь – сейчас расскажу. Я хочу построить новый мир, в котором маленькая кучка богатеев не будет объедать простой народ, а государство не будет им прислуживать, как лакей. В моём мире земля принадлежит Богу и тому, кто её обрабатывает. В моём мире доходы от внешней торговли не тратятся на роскошь и развлечения, а вкладываются в укрепление хозяйственной самостоятельности государства и его военной мощи. В моём мире каждый ребёнок ходит в школу и свободен достигать любых высот – как в науке, так и в государственной иерархии – вне зависимости от крови и цвета кожи. Я хочу построить Царство Божие на земле. И начну – с Писко.

Толпа затихла, ловя каждое слово. То, что говорил Поликарпо, были словами Солано. Сам полукровка не верил, что такое возможно, но господин убедил его говорить именно так. И сейчас Патиньо видел, как робко загорается энтузиазм толпы. Как начинают блестеть глаза. Как разглаживаются морщины у одних и как они сгущаются у других.

– Но любое государство – это порядок. Ваши городские власти не заслуживают моего доверия, и я требую от вас выбрать себе новый городской совет. Все на этой площади имеют право голоса. Выбирать можно только присутствующих здесь. Когда вы договоритесь и выберете пять человек совета, и эти люди публично присягнут на верность идее нового государства – я предоставлю им возможность блюсти интересы города.

Условие присяги делу революции сразу отсеивало хитрецов. Они обычно не любят подставлять свои шкуры под возможные репрессии. А печальные перспективы всякого рода восстаний были правилом без исключений. Хотя нет – у французов же получилось…

Пока на площади происходили поистине демократические выборы в духе древней Эллады, Патиньо озадачил своего единственного настоящего артиллериста из людей Чото.

– Маноло, ты осмотрел пушки береговой батареи? Они могут стрелять?

Коренастый креол, довольный своим привилегированным положением в новой армии, ответил с нарочитой солидностью:

– Что же им сделается? Можно. Ядра кучей рядом лежат. Но нечем. Пороха нет.

– Порох есть на шхуне. И у купцов отберём, – задумчиво произнёс Патиньо. – Сделай так, чтобы они могли дать один единственный залп. Я ожидаю, что к нам пошлют морем разведчика. Надо его напугать. Я понимаю, что вряд ли мы в него попадём, но он должен сам испугаться – и своих хозяев испугать.

– Сделаю, – важно кивнул артиллерист.

– И вместе с этим придумай, как можно пушки с нашей шхуны приспособить к сухопутному бою, – видя по выражению лица, что артиллерист не в восторге от этой идеи, Патиньо его сразу осадил. – Отговорки оставь при себе. Сам видишь, что у нас ручного оружия мало, а людей много – и нужно использовать всё, что под рукой. Так что назначаю тебя начальником над всей артиллерией и наделяю тебя правом отбирать любых воинов в артиллеристы. Кроме капралов, разумеется.

Артиллерист назначению и поручению не удивился – это было ожидаемо. А по поводу корабельных орудий решил, что с начальством лучше не спорить, и глубоко задумался.

– Это же морские орудия. Они чугунные. Тяжелые. Надо бы их на усиленный пехотный лафет поставить, команданте, – наконец произнёс он. – Но лафеты эти уметь надо делать. Это непросто. Так что придётся вместе с корабельными станком и перевозить. И перед боем позицию для этих пушек по-корабельному готовить. Манёвра от такой артиллерии не ожидай. Оборонительное, неподвижное орудие получится.

– Делай как знаешь, – согласился Патиньо. – Бери людей, бери корабельных плотников со всех купцов, загружай городского кузнеца – но чтобы через три дня пушки могли отправиться в поход с войском.

– Сделаю.

– И срочно обучи десять расчётов.

– За три дня? – удивился Маноло. – Это невозможно!

– За три дня до похода, – подтвердил Патиньо. – А также – за всё время похода. Сделай макеты пушек и пусть расчёты тренируются каждую свободную минуту. От прочих обязанностей я артиллеристов освобождаю.

* * *

Уже побагровевшее солнце прикоснулось к горизонту, когда наконец горожане наорались и выбрали пятерых. Лидером среди них оказался всё тот же старичок в мантии – Мануэль де ла Пьедад. Он оказался городским нотариусом, а также весьма внимательным и упрямым человеком. После нескольких часов переговоров стороны пришли к компромиссу.

Город снабжал армию едой и изготавливал тысячу копий по оговорённой цене. Используя ткани, найденные на портовых и городских складах, женщины города в кратчайшие сроки должны были изготовить полторы тысячи комплектов одежды – штаны, куртка, нижнее бельё. Кроме того, делали несколько знамён по эскизу Патиньо. Перед выдачей белья город обязуется организовать помывку и стрижку всей армии, а также медосмотр силами городского лекаря и его ученика.

Патиньо же пишет расписку об обязательстве оплатить все работы в полном объёме, как только у него появятся наличные песо. Предложение принять в качестве оплаты имущество городской верхушки городской совет не устроило, по причине: «их возможной конфискации в будущем в пользу прежних владельцев» – как заявил на изысканном канцелярском языке настырный нотариус.

Судьба самой этой городской верхушки совет и его председателя тоже волновала.

– Я думаю, что от спеси, высокомерия и чувства превосходства прекрасно излечивает тяжёлый труд и скудная пища, – усмехнулся Патиньо. – Ваши лучшие люди приговорены мною к длительному сроку исправительных работ. Думаю, что поля и в шахты покажут им мир в правильном свете.

Нотариус неодобрительно поцокал.

– Не все там столь отвратительны, как вы их описали. И многие из этих господ весьма образованные люди, которые больше пользы могут принести своей головой, нежели руками.

– Не спорю, – улыбнулся Патиньо. – Но они сначала должны страстно захотеть принести эту пользу. И я вижу только один путь для этого. Так что оставим эту тему. Солдат из портового гарнизона я передаю под ваше подчинение. Самостоятельно содержите их и отвечайте за них.

– Вы отобрали всё оружие! Какие они теперь солдаты?

– Я оставлю им сабли, – подумав, согласился Патиньо. – Но им хватило бы и дубинок для поддержания порядка.

– А что с грузами? – перешёл на финансовую тему нотариус. – В порту под погрузку стоит два корабля. Капитаны жалуются. Деньги за груз уже уплачены сеньорам Хосе де Карваведо-и-Вильярреал, владельцу асьенды Ла-Караведо, и сеньоре Марии де ла Консепсьон Альварес Ромеро с асьенды Эль-Оливо. Вы объявили все грузы на складах вашей… то есть революционной собственностью. Так как мне быть с купцами?

– Хм… Ну если деньги получены, то можно считать, что они уже у меня. Грузите, – усмехнулся Патиньо. – Где, говорите, эти асьенды расположены?

– Я не говорил, – смутился нотариус, но продолжил, не видя смысла запираться. – Асьенда Ла-Караведо рядом с Сан-Висенте, а асьенда Эль-Оливо – это несколько крупных оазисов у Ики. Но хозяйка там не живёт. Она из Лимы редко выезжает.

– Значит, деньги у управляющего?

– Значит…

– Ну и хорошо. Хватит на сегодня.

Глава третья

Солано дает советы Гарибальди, узнает новости и торгуется

Впервые на своём пути Солано встретил по-настоящему историческую личность – из тех, кто поднимал знамёна, вёл за собой людей и менял устоявшиеся правила и границы. Гарибальди. Имя, знакомое любому образованному человеку, даже если он не знает, чем именно прославился этот человек.

Но сейчас, в 1842 году, его слава ещё впереди. Ни Итальянского легиона, ни знаменитых «красных рубашек». Ни героической обороны Монтевидео, который восемь лет осаждали проаргентинские силы. Рисорджименто – объединения Италии – ещё не произошло. Многочисленные сражения, как правило, с превосходящим противником, ещё впереди. Перед Солано стоял просто весёлый, энергичный бородатый мужик. Скорее пиратский атаман, чем капитан корабля ВМС Уругвая.

Солано очень хотелось подружиться с Гарибальди. Поговорить о чём-то важном. Но о чём? Пока что диалог сводился к приземлённым делам. Точнее, приводнённым. Время отплытия, количество людей и груза, цена за услугу. Солано не торговался и заплатил сразу, чем очень порадовал капитана.

Переезд остальной части команды на борт шхуны завершился в полной темноте. Подсвечивая себе масляной лампой, шестеро путешественников устроились на ночлег: кто в гамаке, кто просто на досках палубы, подложив тюки и мешки. На этом все удобства заканчивались. Но путешественники так вымотались за день, что уснули, как только легли.

Разумеется, о каютах не могло быть и речи. На маленькой шхуне их было всего две – капитана и штурмана. Ну и ещё у плотника была выгородка в носовой части трюма, где он спал на своём сундуке с инструментами. Остальная команда спала где придётся: в хорошую погоду на палубе, в плохую – в тесном и низком трюме.

Утром их подняли на борт вместе с командой. Оказалось, что они мешают работать с парусами, и пассажирам пришлось переместиться на бак. Оттуда они могли наблюдать сквозь туманную дымку, поднимавшуюся над рекой, за отплытием каравана судов. Шхуна Гарибальди шла первой, возглавляя процессию из четырёх грузовых кораблей. Видимо, на них не было лоцманов, поэтому они старательно повторяли все манёвры лидера.

Солано испытывал необычный кайф от путешествия. Конечно, в прошлой жизни он ходил под парусом, но тогда это было развлечением. А здесь люди просто выполняли повседневную работу – заставляли ветер двигать деревянные скорлупки по толще воды. Хлопала парусина, кричали чайки, воздух был влажным, но ещё не солёным. Широкий Уругвай безмятежно нёс свои воды в Атлантический океан, прибавляя скорости парусникам.

Путешественников накормили вместе с командой. Разумеется, никаких сухарей или солонины не было. Нормальное сочное асадо, поджаренное на решётке, и кукурузная каша, приправленная маслом и перцем. Берег рядом. Мясо дешёвое. Зачем лишняя аскеза?

Река петляла, и потому приходилось постоянно работать с парусами. Но для шхуны это не составляло особого труда – все операции выполнялись с палубы. Однако Солано заметил, что на парусах не было привычных ему «колдунчиков» – тканевых лент, которые своим поведением в потоке воздуха помогали яхтсменам XX века ловить оптимальный угол.

«А вот и тема для разговора».

Выбрав момент, Солано подошёл к Гарибальди:

– Джузеппе, в Кальяо я видел у одного рыбака ленточки, пришитые к парусу. Я сначала подумал, что это суеверие или украшение. А оказалось, что по ним этот рыбак очень точно ловит момент правильной постановки паруса.

Гарибальди удивлённо посмотрел на сухопутную крысу, дающую ему советы по судовождению.

– То есть как? Ленты будут трепыхаться на ветру. Что ты по ним увидишь?

– Не совсем так. Если поток воздуха обтекает парус правильно, все ленточки вытягиваются по направлению потока и не болтаются. Если парус недовёрнут или слишком сильно повёрнут, то с одной стороны они вытянуты правильно, а с другой – стоят торчком или задираются вверх.

Солано показал руками, как ведут себя эти индикаторы относительно условного паруса (1).

– Я своими глазами видел, как они работают. Это действительно удобно. Позволяет полностью использовать энергию ветра. Для твоего боевого кораблика это может быть критично. Давай проведём эксперимент. Попробуем сделать такие полоски у тебя на шхуне.

Гарибальди усмехнулся.

– Я не против. Как встанем на якорь – пришивай свои ленточки. Будет любопытно посмотреть.

Обрадованный Солано быстро обсудил эту идею с боцманом. И когда на закате караван бросил якорь, на одном из двух гафельных парусов появились шесть ленточек – по три с каждой стороны, примерно там, где Иван Долов видел их в прошлой жизни. Теории этого инструмента он не знал, но память подсказывала куда надо крепить.

Едва рассвело, караван двинулся в путь. На шхуне пушки перевели из походного положения в боевое. Но порты ещё не открывали и из крюйт-камеры ничего не выносили. Рано. Гарибальди рассчитывал проскользнуть незамеченным в утреннем тумане.

И то ли их не заметили, то ли блокадного флота вообще не было – до большой воды добрались без происшествий. Всё это время команда корабля с любопытством поглядывала на красные полоски, которые вели себя именно так, как и предсказывал молодой пассажир.

– Ха! Смотри-ка. Эта штука действительно работает, – с ноткой уважения в голосе произнёс Гарибальди ближе к полудню. – Спасибо, парень, за подсказку. Мне бы такая идея в голову не пришла.

– Всегда рад помочь хорошему человеку, – улыбнулся Солано.

Но развить тему ему не дал крик сигнальщика:

– Вижу парус! Шхуна! Судя по виду – военная! Идёт на норд!

– Чёрт, – сплюнул Гарибальди и пояснил Солано: – Идёт наперехват.

И уже обращаясь к сигнальщику:

– Купцам – севернее, идти к Монтевидео самостоятельно. Рулевой! Держать курс на ост-зюйд-ост. Перехватим.

Перспектива поучаствовать в морском сражении одновременно возбуждала и нервировала Солано. Он бы с удовольствием избежал риска – пушечному ядру всё равно, кого убивать: матроса или пассажира.

Время тянулось медленно. Шхуны сближались.

– Чёрт меня побери, – выругался Гарибальди, опуская подзорную трубу. – Я никогда не видел такого флага.

В ответ на удивлённый взгляд Солано он пояснил:

– Как будто детский рисунок солнышка. Какое-то несерьёзное знамя.

«Да ну на фиг! Не может быть!» – пронеслось в голове Солано.

– Можно взглянуть? – протянул он руку к оптическому прибору.

Капитан не отказал и вскоре Солано лично увидел флаг «Восходящего солнца». Под этим флагом почти сто лет жила императорская Япония – вплоть до поражения во Второй мировой войне. Этот флаг он сам предложил Патиньо как символ, понятный кечуа-староверам. Что может быть логичнее для бога Инти, как не символ солнца? Но увидеть его здесь, в полусотне километров от Монтевидео, он не ожидал.

Солано вернул трубу хозяину и задумался: «Может, это действительно японцы?»

– Странно, – произнёс Гарибальди, не отрываясь от подзорной трубы. – Ветер попутный, а марсель не поднимают. Гафели стоят не бабочкой, а параллельно. Чувствуется, что команда либо неполная, либо неопытная.

«Нет. Не японцы», – хмыкнул Солано.

– Думаю, это не враги, – сказал он вслух. – Нужно подойти поближе и поговорить.

Гарибальди нахмурился.

– Я не страдаю любопытством. Оно может плохо закончиться.

– Но вы же опытный моряк, – принялся уговаривать его Солано. – Подойдите с безопасной стороны. Хотелось бы взглянуть на команду этого кораблика поближе.

Хоть и говорил Гарибальди, что нелюбопытен, но на уговоры пассажира поддался. Его шхуна начала сближаться, стараясь держаться так, чтобы незнакомец не смог быстро довернуть для выстрела, не доработав парусами.

Солано снова выпросил у капитана подзорную трубу и стал внимательно рассматривать людей на палубе судёнышка.

– Отбой тревоги, капитан, – наконец произнёс он. – Я знаю нескольких человек на борту. И знаю, чей это корабль. Он точно не враждебен.

– И чей же? – Гарибальди был весьма заинтригован.

– Ну, отчасти мой, – усмехнулся Солано.

– Не понимаю, – нахмурился капитан. – Вы что, какой-то принц?

«Дружище, для некоторых я вообще бог», – мысленно ответил Солано, но вслух сказал другое:

– Это флаг, так сказать, корпорации. А я – один из её соучредителей. Подозреваю, что корабль прибыл по мою душу. Так что сближаемся.

Ещё сорок минут манёвров и обмена сигналами – и вот оба корабля легли в дрейф. Незнакомец с надписью «ИНТИ» на борту полностью остановился, спустив паруса, а шхуна Гарибальди осторожно подвалила к его борту. Команда уругвайцев на всякий случай была готова к абордажу.

– Дон Симон! – заорал Солано. – Какими судьбами?

– Сеньор Солано! – послышалось в ответ. – Сердечно рад вас видеть! Сам господь направил вас к нам!

В Лиме Солано представлялся по имени, не упоминая фамилии. Личность Дебса была предназначена для легальной деятельности, поэтому старик её не знал. И теперь это снова вызвало недоумение при столкновении легенд.

– Парень, так ты Солано или Юджин? – усмехнулся Гарибальди.

– Смотря в какой стране проснусь, – отшутился Солано, внутренне морщась. Что-то в последнее время вся конспирация идёт «по бороде».

– Прозвище. Для своих, – буркнул он, и этого ответа итальянцу хватило.

Через кранцы суда сшвартовались борт к борту. Солано, Супно и Руми перепрыгнули на палубу незнакомого кораблика. Из полутора десятков экипажа пятеро оказались кечуа – те самые, что отправлялись в Калифорнию. Они сначала дружно поклонились Солано, а потом принялись по-дружески обниматься с Супно и Руми. Остальные смотрели с любопытством.

Солано тоже обнял Симона и шепнул:

– Называй меня мистер Дебс. Юджин Дебс.

Тот кивнул.

– У вас, наверное, много вопросов, мистер Дебс? Может, пройдём в каюту? – громко произнёс он и жестом указал на корму.

Солано, разумеется, согласился. Вопросы переполняли его и рвались наружу.

Через минуту он уже сидел в удобном кресле капитанской каюты и слушал соратника с растущим удивлением.

«Что творится! Кот из дому – мыши в пляс…»

Недооценил он авантюризм Патиньо. Солано оставалось только головой качать, выслушивая о лихих событиях, разворачивающихся в Перу. По плану Долова, строительство международной организации в масштабах Южной Америки должно было быть плавным, неспешным и методичным. И всеобщее выступление новой силы должно было произойти в 1848 году, когда Европу охватит сокрушительный кризис. Вместо этого всё опять скатывалось к локальному бунту, лишённому любых перспектив.

А дон Симон рассказывал тем временем о том, как попал на Гуановые острова, о феерическом освобождении оттуда силами кечуа, Патиньо и силовой группы трактирщика из Кальяо – и о том, что было потом.

– Один купец, стоявший под погрузкой, уйти не успел. Сеньор Патиньо заставил его помогать с перевозкой людей. Высадились в ближайшем к Чинча порту. На наше счастье разбегавшиеся купцы туда не пошли и портовые власти были застигнуты врасплох. Так что боя как такового не было. Но без эксцессов не обошлось. Народ начал грабить портовые склады и обнаружил огромные запасы спиртного. Почти полдня царила анархия, но потом Патиньо с помощью китайцев всех привёл в чувство. Дюжину самых непонятливых повесил, а остальные угомонились.

Солано живо представил себе управленческие проблемы, с которыми столкнулся Поликарпо. То, что он нашёл общий язык с китайцами, было правильным решением. Чужаки останутся верны тому, кто примет их под своё крыло.

– Китайцы вообще молодцы, – подтвердил Симон мысли попаданца. – Оказалось, что все они из числа военнопленных. Англичане подло продали их на Гуановые острова. Довольно дисциплинированные ребята! Сами выбрали командиров, разделились на отряды. Командиры по вечерам испанский учат. Полинезийцев распределили между отрядами и в качестве носильщиков используют.

Солано сделал нетерпеливый жест:

– Ты по Патиньо рассказывай. Что там дальше у него было?

– А я не знаю, – пожал плечами Симон. – Сеньор Патиньо готовился к походу на город Сан-Висенте-де-Каньете. Для этого со шхуны забрали все пушки и огневой припас. Встал вопрос, что теперь делать с кораблём? Топить жалко. К бою он непригоден. Как купец он слишком мал. Тогда-то и приказал мне сеньор Патиньо забить трюмы алкоголем, взять кечуа как личную охрану, десяток из бывших заключённых, что с парусами дело имели и отправиться в Бразилию.

– Ты что, шкипер? – удивился Солано.

– Нет! Что вы! Шкипер у нас сеньор Ник ван Любберс. Старик без руки. Вы его видели. А я должен был осесть в городе Белен и начать торговлю по Амазонке, используя эту шхуну. Я же единственный из всех португальский знаю.

В этот момент дверь в каюту открылась, и Гарибальди, просунув голову, постучал по косяку изнутри, ехидно улыбаясь в бороду.

– Не помешал?

– Мы уже закончили, – ответил Солано, делая приглашающий жест. – Заходи.

Итальянец подошёл к столу и сел на свободный стул.

– Отличный кораблик, сеньоры, – констатировал он. – Я его осмотрел сверху донизу и готов принять в состав своей флотилии.

«Чего⁈» – мысленно удивился Солано, но виду не подал.

– Поясните, любезнейший, – улыбнулся он. – С чего такая честь?

– Поясню, – кивнул Гарибальди. – Треть команды – индейцы, не знающие моря. Шкипер уклоняется от некоторых элементарных вопросов. Старое название закрашено наспех, судя по краске – недавно. Ещё недавно на палубе пушки стояли, судя по всему, десять штук. Так что корабль явно трофейный. И в серьёзные порты вам на нём не зайти – его тут же конфискуют, а экипаж могут и посадить за пиратство. Лучший вариант – отдать его мне.

Гарибальди с победным видом сложил руки на груди.

Солано улыбался, слушая итальянца, и ничем не выдавал своих эмоций.

«Чёрт! Он прав. Кораблик явно военный, на частную яхту непохож. Да и документов на него нет. Патиньо нарисовал какие-то бумаги, но эти подделки не выдержат проверки. Придётся врать».

– Вы ошибаетесь, сеньор Гарибальди. Кораблик куплен на честное золото. И предназначен для Парагвая.

– Оу! – немного сник итальянец. Видимо, такой вариант ему в голову не приходил. Он уже начал привыкать к мысли, что эта шхуна пополнит его эскадру.

– Буду вам признателен, – продолжал тем временем Солано, – если вы поможете найти толкового лоцмана, который проведёт его по Паране до Асунсьона.

Гарибальди хмуро почесал бороду и решительно мотнул головой.

– Нет. Не буду. Это глупая затея. Портеньос не дадут вам пройти. На скорости не прорвётесь – это река, а не море. Корабль либо потопят, либо захватят. Лучше отдайте его мне. В моих руках он принесёт Парагваю больше пользы.