Текст книги "Волчья песнь (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Горька помнил мьюри, сколько себя. Рядом с их посёлком было несколько посёлков мьюри, земляне постоянно общались с первопоселенцами планеты, а дети двух рас часто играли вместе. И Горька не мог простить мьюри несопротивления появившимся джаго. Того, что многие из них бежали вместе с землянами – и из-за этого не все земляне смогли убежать, не вышвыривать же было из транспорта чужих женщин и детей! – а большинство просто попрятались, даже не пытаясь помочь тем, кто прикрывал эвакуацию.

Горька был несправедлив, он судил по своим воспоминаниям, отрывочным и очень маленьким воспоминаниям смертельно напуганного семилетнего ребёнка. Но иных воспоминаний – а значит, и иных суждений – у Белкина не было и не могло быть...

...Усиленного гарнизона в посёлке не было, это выяснилось быстро. И все потери нападавших свелись к тому, что Дик наступил с размаху на какую-то доску и гвоздём пробил себе ногу. Это выяснилось уже когда все собрались на другой стороне посёлка, оставив позади себя множество пожаров и растерянно-испуганный шум. Дик прихромал последним, с виноватой улыбкой.

– Тебе сапоги что – железом подбивать? – ворчала Машка, бинтуя Дику ногу и на самом деле кидая на него сочувственные взгляды. – Как теперь пойдёшь?! Ну вот как?!

– На волке поедет! – засмеялся Олмер. – Вон они собрались!

В самом деле, стая уже виднелась на вершине холма, у подножья которого стояли Лесные Псы – но вниз не спускались, посматривая на пожары. Волки подвывали и даже скулили, явно призывая товарищей убираться поскорей из неприятного места.

Шутки шутками, а Дику в самом деле пришлось ехать на крупном самце. Машка шла рядом, придерживая парня, которого, впрочем, кажется, не слишком беспокоила рана, а больше увлекала странная поездка.

– А ведь это была не слишком умная идея, если честно, – на ходу откусывая от невесть где подхваченной трофейной ковриги, Горька нагнал Сашку. Отломил ему кусок: – На.

– Приятно видеть, что ты жуёшь не ветки, – съязвил Сашка, покосившись на друга. – Ты о чём?

– О нападении этом, – Горька передал ещё один кусок Гале. – Теперь нам, чего доброго, опять сядут на хвост.

– А у меня идея, – подала вдруг голос Нина. – Если и правда поднимется шум – почему нам не пересидеть его в соседнем посёлке? Какой тут ближе всего?

Как обычно Нина, заговорив, сказала умную вещь. С волками распрощались тут же – Галя растолковала, что к чему и они решили (и сообщили людям), что уйдёт в такую глушь, где их никто не найдёт никогда.

А Лесные Псы повернули к Фафине – соседнему посёлку.

30.

– Где был родник – чернеет яма.

Трава зелёная измята...

Но в их глазах – тоски ни грамма.

Здесь не росли мои волчата.

Родник звенел, трава манила,

И сосны на откосе – строем!

И пела – пела, а не выла! -

Моя подруга под луною.

Здесь били огненные стрелы.

Могилы вырыла лопата.

Трава зелёная сгорела.

Здесь наши не живут волчата...

И месяц в пламя опрокинут.

И сосны превратились в уголь.

И, прежде чем наш лес покинуть,

Я схоронил свою подругу.

В чужих краях волкам не рады.

И жизнь была к нам очень строга.

И выросли мои волчата.

И привела домой дорога!..

...За всё, что нынче дробно-зыбко,

Чем жил, что я любил когда-то -

Со злой, весёлою улыбкой

Идут на смерть мои волчата... (1.) – вздохнув, Олмер ладонью прихлопнул струны гитары и огляделся.

1.В нашей реальности это стихи автора книги.

Лесные Псы оккупировал заброшенный коллектор на окраине городка, в заброшенном ещё в незапамятные времена парке. Тут было пустынно – по ночам можно было даже погулять при луне, не опасаясь кого-то встретить. Они сидели тут уже третьи сутки и склонялись к мысли просидеть тут ещё столько же.

Налёт на посёлок вызвал у врага страшный шум. Во-первых, с военной точки зрения акция была совершенно бессмысленна. Во-вторых – предельно нахальна, так как и жители, и немногие уцелевшие из гарнизона, в один голос твердили, что нападавших было очень мало. Ну и в третьих – виновников налёта так и не удалось найти.

Сашка, Горька и Галя отсутствовали – они играли наверху в городки (верх наглости!). Мирко и Дик (у него всё ещё болела нога) разговаривали про книжки. Димка повёл Люську в стереотеатр, Бранка отправилась в поселковую лавку. Машка и Нина занимались починкой одежды, пожжённой и порванной во время налёта. Стерео, городки, лавка – всё это были невинные удовольствия, которые Лесные Псы решили себе позволить, несмотря на их опасность.

Ну а Олмер предпочитал распевать, подыгрывая себе на найденной тут гитаре.

По коллектору когда-то проходили трубы коммуникаций. Сейчас они не работали, зато служили отличными лежанками и столами. Кроме того, коллектор до сих пор имел множество выходов в разные концы посёлка.

– Скучно, товарищи! – громко, с вызовом, наконец заявил Олмер. К нему никто даже не повернулся. – Я в лес обратно хочу. Тут буквально пахнет джагганскими сраками!

– Этим коллектором уже лет двадцать не пользуются, ничем тут не пахнет, – сообщила Машка. – Давай-ка куртку свою, она у тебя прогорела на плече.

– Между прочим, вы видели, что напялила Бранка? – фыркнула Нина. – Её примут за вышедшее погулять пугало!

– Кто тут меня хулит? – на лестнице появились ноги. Бранка в самом деле выглядела живописно – мьюрийская рубаха-лау с подкатанными рукавами, завязанная на животе (пришлось её так напялить, потому что рубаха была мала), серые широкие штаны и потрёпанные сандалии. К этому следовало добавить перепачканное лицо и лохматый чёрный парик. Но сетка в руках девушки была полна консервными банками. – Полюбуйтесь, – она тряхнула сеткой, спрыгивая на пол, – сплошные консервы, и все – калмского производства. Мясные я не брала... а дорогие! – она покачала головой.

– Ты что, за них платила?! – вытаращился Дик.

– Нет, конечно, но цены-то я посмотрела... – она сдёрнула парик и бросила его в угол. – Фух.

– Олмер прав, посёлок на нас плохо влияет, – Мирко как бы между делом протянул руку к банке с каким-то, судя пол этикетке, компотом; Бранка аккуратно убрала банку и метко тяпнула друга за палец. – Ввввай!

– Подожди, пока позовут, – невозмутимо заявила девушка. – Да и Димка с Люсей сейчас придут.

– Кто-нибудь, наших позовите, они там заигрались уже, – Машка встряхнула куртку. – Ну вот, готово. Держи, Олмер.

– Вот спасибо! – просиял немец. Подумал и спросил: – Можно тебя поцеловать?

– Поцелуйся с моим ножом, милый, – угрожающе заявил Дик, играя складником – так, что клинок не был виден над пальцами.

– Ты очень добрый, Дикки, приятель, – прочувствованно вздохнул Олмер.

Сверху спустились оживлённо болтающие городошники. Сашка выглядел гораздо веселей обычного. А почти следом за ними буквально ссыпались хохочущие Димка и Люська.

– Стерео, похоже, хорошее, – вскользь заметил Сашка. – Ну как культпоход?

Люська подавилась смехом и стала расшнуровывать сандалии.

– Ну про что, про что, не молчите, – нетерпеливо заёрзала Галя, – я ведь не была никогда...

– Сложный вопрос, – ответила Люська. – Дим, объясни.

– С удовольствием, – отозвался тот. – Там, значит, есть школа. Здешняя, на нашей планете, но у мьюри, конечно. Директор – ветеран войны, учителя делятся на три категории: хорошие, очень хорошие и один плохой. Педолог.

– Кто? – не понял Олмер. – Ой, то есть, этот... – немец покраснел.

– Да ну тебя! – отмахнулся Димка. – Нет. Педолог – это... – он задумался и обобщил бестрепетно: – В общем, плохой (1.). Ну и всех старших учеников он там с толку сбивает. А один там, в старшем классе, вообще плохой. Пьёт спиртное, курит какую-то траву, в общественной работе не участвует... в общем, неприятный тип.

1.Педология – лжеучение в педагогике, исторически тесно связанное с левацкими идеологиями и в то же время ставящее в основу работы с детьми некие «комплексные исследования», якобы позволяющие определить неизменные интеллект и психические задатки ребёнка, т.е., фактически делящее детей на касты по надуманным параметрам. Что интересно, землянину по рождению и фактически дикарю по воспитанию Димке и мьюри-создателям фильма (объективно противникам Земли, пусть и невольным) педология кажется одинаково нелепой и опасной вещью.

– И что? – заинтересовалась Бранка.

– И то. Ну, этот плохой учитель с тем плохим учеником близко сходятся на почве вольнодумства. А директор между тем устраивает в школу свою дочь, в старший класс как раз. И она вся в отца – честная и принципиальная, работящая, как не знаю, кто... и не знаю, где они таких мьюри видели... ну ладно. Вот. Она вступает в борьбу с плохим учителем и плохим учеником. А он в неё влюбляется.

– Учитель? – уточнил Сашка.

– Да иди ты! Ученик этот! А она в него. Там такая любовь – мне тоже захотелось. Поцелуи, песни по ночам...

Люська кашлянула сердито. Машка попросила:

– Не мешай, а? И что там дальше, Дим?

– Ну а дальше тот плохой ученик обнаруживает, что плохой учитель – агент.

– Чей? – ошарашенно спросил Горька. Его столь неожиданный кинематографический ход поразил.

– Наш, конечно, – пояснил Димка. – Он раскаивается...

– Агент? – опередил Олмер.

– Тьфу! Да ученик же! И с товарищами по классу и той девушкой раскрывает агента и берёт его живьём. А потом начинается война. С нами, естественно. И все парни из класса уходят на помощь джаго добровольцами, бить врага. Ну, нас, в смысле.

– Здорово, – вздохнул Сашка. – Аж завидно. А тут бегаешь по лесам, палишь – никакой романтики... Тоже сходить посмотреть, что ли?

– Ребят, – Горька вдруг оживился, – а почему бы нам не сходить в самом деле...

– ...в стерео? – удивился Дик. – Я за. Я не был никогда.

– Зачем в стерео? Если мы уж тут, в посёлке, так давайте плюнем им в душу! Обстреляем гарнизон...

– Лучше склады, – возразил Димка.

– Можно и склады тоже, – щедро согласился Горька. – Поделимся на две части и пойдём. Отличное развлечение на ночь. Заодно тряхнём это сонное царство. Саш?..

– А что Саш? – командир одним глазом косил на капающую сиропом дольку фрукта, которую держала увлёкшаяся болтовнёй с Бранкой Люська. Бросок, щелчок зубов – долька исчезла. – Я -за.

– Аоу! – восхищённо завопил Мирко. – Так чего сидим?! Собираемся, чтоб вас всех!

31.

Глубокой ночью улицы посёлка были пустынны и даже затемнены. Короче говоря, для Лесных Псов были созданы идеальные условия, так как они отлично ориентировались (да и неплохо видели) в темноте.

Сашка, Мирко, Олмаер и Бранка двинулись к складам. Горька, Димка, Дик, Голя, Люська, Машка и Нина – к гарнизону. Встретиться уговорились на свалке за городом...

...Гарнизон – около сотни джагганской пехоты далеко не "первой свежести" – располагался в военном городке на окраине посёлка, не так уж далеко от парка. Бетонный забор был расшатан, побит и подкопан в связи с активным двусторонним сообщением посёлка и гарнизона. На проходной постоянно дежурил караул – точней, спал в помещении.

Впрочем, как раз обо всём этом Лесные Псы и не знали. Честно говоря, даже после долгих лет общения с джаго они не могли поверить в бестолковость этих существ, которым лень было даже регулярно смотреть на экраны сканеров в караулке – иначе, скорей всего, просто двинулись бы через проходную.

Дик и Люська залегли в поле напротив городка, приготовив пулемёты для прикрытия своих. Остальные перебежали к забору. Димка лёг в канаве на спину, уперев в землю приклад "тунора" для навесной стрельбы.

Но, стоило Горьке сунуться к облюбованной дыре под забором, как из неё зафыркал и захрипел джаго – парня отнесло в сторону раньше, чем он разобрал слова:

– Опаздываешь, надоело уже, вот, держи!

Навстречу ошалелому Горьке выехал ящик. Опять послышалось:

– Всё на месте, клянусь своим носом! Давай бутылки!

Бутылок у Горьки не было, но он не растерялся:

– Сейчас! Точно не надул?

– Странное что-то говоришь... Ведь договорились же давно. Скорей давай, мне спешить надо, а то палками не отделаюсь...

Горька уже различал джаго, стоящего на четвереньках по ту сторону дыры. Поэтому вместо бутылок он просунул "Глиммер" – и какое-то время пережидал, пока зарезанный джаго перестанет булькать и дёргаться.

– Шагу без товарообмена не ступишь, – усмехнулся Димка. – Ну и дальше-то что?

– Нин, обстреляешь штаб. Дим, бей по окнам казармы. А мы с Галькой и Машкой рванём энергетическую установку. Надеюсь, она и у них на жидком топливе, – раздавали приказы Горька. – Всё, пошли. Сигнал – три раза голосом вьюрка-кукушки.

Юноша и девушки стремительно и бесшумно проскользнули в дыру. Димка, подумав, вскрыл ящик – там были фальшвейеры.

– Спятили, чтоб им, – покачал он головой и устроился поудобней. Нина, найдя выступ в стене, встала на него и утвердилась прочней – чтобы стрелять поверх обреза...

...Энергоустановка – судя по запаху, старый добрый дизель – стояла рядом с казармой, возле вышки, от которой тянулась "колючка". На вышке за, кажется, мелкокалиберной пушкой, торчал часовой – едва ли не один на весь лагерь!

Под куртками Лесные Псы пронесли детонационный шнур – в достаточном количестве, чтобы крупно нагадить. Именно его сейчас и решено было использовать. Проникновение на территорию гарнизона оказалось лёгким до идиотизма – сколько раз происходили подобные вещи, и каждый раз, снова и снова, Лесным Псам чудились засада, подвох... Они не понимали, как такая бестолковость вообще возможна!

Под колючей проволокой проползли, вжимаясь в землю. В помещении дробно стучали механизмы, свет падал из двери, открытой настежь. И при этом ни единый прожектор не горит – как же, светомаскировка, вдруг появится земной монитор и ахнет из своих рельсовиков с орбиты прямиком по этому лагерю! – а тут нате, из паршивой двери свет вовсю. Всё логично, всё в духе джаго.

Горька перекинул в руки карабин. Машка подняла ко рту согнутую ладонь – и послышался сигнал.

Тут же Горька начал часто стрелять в тёмный силуэт на вышке, из него брызнули куски, часовой вскинул лапы и пропал.

Галька прыгнула внутрь, стреляя ещё в броске. Механик был убит сразу – выстрелы швырнули его на чуть подрагивающий корпус машины. Двое, невесть почему что-то евшие тут же, вскочили, выпучивая глаза и давясь непрожёванным и полупроглоченным. Галька повернулась, треснули единым звуком два выстрела, выбивая джаго мозги на стену. Вбежавшая Машка на ходу разматывала шнур.

Над двором с визгом полетели гранаты "тунора" – вышибали окна, рвались внутри казармы. В их взрывах потонули щелчки винтовки Нины – она стреляла по окнам штаба, которые разом озарились светом, словно приглашали бить по себе.

– Готово! – сообщила Машка. Галька сунула запальный конец в огонь, на котором эти двое готовили то, что ели.

– Ходу!

Пригибаясь, они бросились через двор, но неожиданная очередь заставила их залечь. Били из подвального окна штаба – и у стреляющего явно был ночной прицел.

– Сссссс... – прошипел яростно Горька, снимая с пояса гранату. – Не доброшу... хотя... Галь, подача!

Сорвав кольцо, он подбросил гранату. Девушка перекатилась, взмахнула карабином, как битой в лапте – и граната угодила точно в окно полуподвала, тут же взорвавшись внутри. А через какие-то секунды троица уже протискивалась в дыру.

– Бегом! – не останавливаясь, скомандовал Горька. Они перебежали дорогу.

Из ворот начали вылетать ошалелые джаго – полураздетые, но всё-таки с оружием. Дик и Люська обрадованно открыли по ним огонь из пулемётов, прикрывая отход друзей...

...Группе Сашки здорово помешал какой-то пьяный немолодой мьюри. Он ничуть не удивился появлению на улице странно одетой и вооружённой четвёрки, зато воспылал нежной любовью к Бранке и тащился следом, высказывая длинные и цветистые объяснения в любви. Мирко это, к возмущению Бранки, смешило, а сама девчонка, в конце концов осатанев, развернулась, припёрла воздыхатели к стене и прошипела ему в лицо по-русски:

– Если ты сей же секунд от меня не отвалишь, я тебе оторву твоё достоинство и засуну тебе же в рот, понял?! Я на работе! Я мир спасаю!

Пьяница молча исчез куда-то, едва его отпустили.

– Ну... – Мирко развёл руками.

– А что ещё девушке делать, если её парень от пьяни её защитить не может?! – разъярённо спросила Бранка.

– Могла бы просто прирезать его, а не ругаться, – возразил Мирко, а Олмер замурлыкал древнее и полупонятное:

– По приютам я с детства скитался,

Не имея родного угла -

Ах, зачем я на свет появился,

Ах зачем меня мать родила?!

– Нам на мученье, – проворчал Сашка. – Шевели хвостами, креветки консервированные!..

...Склады располагались вдоль монорельса, сразу за основными путями. Охрана была поставлена на редкость отвратительно, хотя на складах хранилось огромное количество топлива, запасённого на случай – точней, теперь уже конкретно для – боевых действий на планете. Запасали его уже довольно давно и около двух тысяч тонн разворовали.

Обойдя закрытый вокзал, Лесные Псы пошагали через пути. В темноте они казались одетыми вполне обычно, и с обогнавшей их ремонтной платформы окликнули:

– Вы что, с третьей смены?

– Ага, – откликнулся Мирко.

– Ну я тебе говорил... – сказал окликавший ещё кому-то. – А что там Фату, всё ещё на месте?

– Ушёл, – буркнул Мирко, не чая прекратить дурацкий разговор.

– Как ушёл?! – платформа резко встала. Сашка про себя обложил Мирко старинной руганью. – Куда ушёл?! Он хоть сказал?!

– Сказал – личные дела.

На этот раз Мирко попал. На платформе засмеялись, что-то кто-то сказал неразборчиво, снова смех... и уже вполне дружелюбный вопрос:

– Вы к складам?

– Нет, по домам, – Мирко сообразил, что им могут предложить подъехать, а тогда и слепому станет ясно, что они такие же мьюри, как рельс под ногами – ручей. – Какие там новости – ну, сверху?

– Да бормочут что-то, а так – плохо, кажется. Или хорошо, тут уж как думать, – снова хохоток – и: – Ну, давайте. Фату привет.

– Угу, – буркнул Мирко, мучительно гадая про себя, кто такой этот Фату?

Платформа с посвистыванием пошла дальше. Лесные Псы проводили её грустными глазами. Им почему-то вдруг стало завидно – мьюри жили нормальной обычной жизнью, а они... хотя – какого ещё?! Нормален и обычен был как раз мир, отнятый у них!

– А тут по ночам довольно активная жизнь, – Олмер едва не упал, отшагнув от прошедшего мимо с гулом и присвистом локомотива. Из кабины его буднично обругали, он тихо прошипел немецкое ругательство. Сашка вздохнул:

– Вот скажи, откуда ты немецких ругательств набрался? Мы же тебя честно этому не учили...

– Генетическая память, – отрезал Олмер. – Ноги того гляди переломаешь... Мирко, ты эти локомотивы водить умеешь?

– Я их только на картинках пару раз видел, – ответил Мирко.

– Стой, куда? – лениво окликнули спереди. – Поворачивай, запретная зона!

– Занеслооооо... – нарочито громко и досадливо протянул Мирко. – А всё ты, Фату, – он вспомнил имя. – Я ж тебе говорил!

– Ну кто знал-то? – седьмой путь и седьмой путь, – импровизировал Сашка смущённо.

– Фату?! – окликнул охранник. – Ты, что ли?! Не узнать...

– Этот Фату кажется, очень известная личность тут, – пробормотал Мирко, а Сашка ответил:

– Да... Ты чего там бормочешь-то, посветил бы! Это разве не седьмой?!

– Да говорю тебе – склады! – засмеялся охранник. – Седьмой вы прошли давно; ну ты даёшь! А кто там с тобой?!

– Молодёжь. Хозяйство показываю.

– Ночью-то?! Стой на месте, сейчас подойду, посвечу, а то вы так до леса дошагаете.

Послышали шаги, чмоканье магнитного запора, снова шаги...

– Фа... а... кто это?! Вы к...

Смутно сверкнув в ночи, меч Сашки наискось полоснул по горлу охранника. Тот повалился боком на рельс – с тихим булькающим сипом.

– Сигнализацию отключил, дурак, – сообщил Олмер со смешком.

– Ну, это даже не интересно! – оскорбилась Бранка...

...До самых бараков их никто не останавливал. Но тут возникло абсолютно непреодолимое без большого шума препятствие. Бараки, построенные ещё до войны, были сложены из каменных блоков по старинной технологии, двери – из деревянных плах, но пропитанных смолой, толщиной в руку, на бронзовых петлях, засовы – металлические кованые шпалы, замки – пудовые трубы с механизмом внутри... Короче говоря, ничего похожего на временные постройки – бараки оказались бы трудной целью даже для современных орудий. Лесные Псы оказались в положении лисы у винограда.

– Теперь я понимаю, откуда у них развилась такая безалаберность, – не выдержав, зло сказал Мирко. – Если они так строили, то им и охрана никакая не нужна. Подрыть, что ли?!

Но фундамент был заложен в четыре слоя тех же каменных блоков. Рвать двери – значило, привлечь внимание раньше времени. Ждать – так когда Горька начнёт заваруху, то всё равно придётся сразу бежать и не оглядываться...

И вдруг Бранка засмеялась. Она хохотала, буквально качаясь от смеха.

– Что случилось? – недовольно спросил Мирко.

– А ничего особенного... – она фыркнула. – Вон, смотрите, сбоку от двери. Ключ висит.

* * *

Однако, эта ночь была не слишком удачной. На пустыре собрались не все. Очень долго не было Люськи и Диа, прикрывавших отход группы Горьки. Сам Горька не находил себе места; все прислушивались к взрывам и шуму в посёлке, вглядывались в мечущееся зарево пожаров – топливо полыхало вовсю. Димка и Машка порывались бежать на выручку – и, когда Сашка уже не мог их удерживать, от окраины пустыря появилась девичья фигурка. Девушка шла, опираясь на пулемёт – почти наваливаясь на него всею своей тяжестью.

Димка молнией метнулся навстречу – только волосы взлетели над плечами, как огненный плащ. Плачущая от злости и слабости Люська упала ему на руки; она была ранена осколками в правые бедро и щиколотку.

– Дик, – простонала она. – Граната разорвалась между нами... он... в плену.

Машка вскрикнула, смертельно побледнев. Галя прижала её к себе. Горька сквозь зубы втянул воздух:

– Моя вина...

– Перестань, – отрезал Сашка, – ты не можешь сразу за всем и всеми уследить. Что будем делать?

Это он спросил уже у всех. Мирко отозвался тут же:

– Дика у них оставлять нельзя!

– Нельзя, – согласился Сашка. – Вот и давайте думать, как выручить его!

* * *

Когда в дверях камеры загремели ключи, Дик стоял возле окна. Не у самого окна, а чуть наискось – ему не хотелось, чтобы снаружи кто-то увидел, с каким напряжённым вниманием он рассматривает сколачиваемую для него виселицу.

Взрыв гранаты его оглушил, и мальчишка попал в плен без сознания. Это чуть не свело его с ума, он собирался разбить себе голову о стену камеры, но потом решил, что стоит пожить ещё немного и отколоть перед смертью хотя бы одну шуточку. На выручку он не особо рассчитывал – на перекрёсток с виселицей соберётся тьма народу, к помосту не удастся пробиться. Помочь друзья смогут разве что послав ему пулю, чтобы не дрыгаться в петле. С другой стороны – хорошо, что вопрос с казнью, очевидно, решали не джаго. Они виселицей не обошлись бы.

"Дурацкая канитель, – Дик прикоснулся скованными руками к голове – она болела. – Могли бы просто пристрелить меня на улице, и всё." Но тут же он сообразил, что публичная казнь имеет свой смысл – показать всем, что налёт совершён вовсе не призраками и не духами, а обычными живыми существами... Он зажмурился – в окно подул ветерок. Но ветерок вонял горелым деревом и химической жжёнкой, и Дик плюнул на пол.

Когда дверь открылась, он не повернулся – его заставили развернуться лишь слова, сказанные холодным тоном, который не оставлял сомнений в расовой принадлежности говорящего:

– Это не он.

Вот тут-то Дик развернулся очень быстро – но говорившего сторка не увидел, внутрь уже входили караульные. Мальчишка заметил, что на него глядят с опаской. Солдаты не снимали рук с оружия.

– Выходи быстро, – немного нервно скомандовал один из них.

– Я спляшу сегодня, а вы чуть позже – и намного веселей, – осклабился Дик и получил удар кулаком в зубы, после чего сообщил: – У нас, англосаксов, за такой удар снимают очки.

Его просто молча толкнули к выходу...

...А снаружи стояло великолепное летнее утро. Настолько хорошее, что Дик безотчётно улыбнулся, подняв голову к небу и не обращая внимания на поднявшийся вокруг шум. Собравшиеся с большим удовольствием разорвали бы мальчишку на части, и то, как он держался, ещё больше усиливало это желание. Дик глубок вдохнул воздух – и понял, что ветер переменился. Теперь он дул с поросших лесом холмов, нависавших над окраинами посёлка. Дик посмотрел туда. Где-то там его друзья... и они отомстят. Они непременно отомстят! И эта мысль вдруг наполнила Дика совершенно неуместным ликующим чувством – таким могучим, что мальчишка звонко запел на родном языке первое, что пришло на ум – и очень кстати пришедшееся:

– Привет вам, тюрьмы короля,

Где жизнь влачат рабы!

Меня сегодня ждёт петля

И гладкие столбы!

Так весело,

Отчаянно

Шёл к виселице он!

В последний час

В последний пляс

Пустился МакФерсон!

Дика ударили прикладом в спину. Он удержался на ногах, перевёл дыхание, сглотнул и запел снова – его голос нёсся над невольно притихшей толпой:

– Разбейте сталь моих оков,

Верните мой доспех!

Пусть выйдет десять смельчаков,

Я одолею всех! – он пел этот куплет, глядя на лес, и последние остатки страха и неуверенности исчезали, словно грязь, смытая чистым дождём. Дик был полностью уверен в себе и пел последний куплет, легко поднимаясь по свежим ступенькам эшафота:

– Прости, мой край! Весь мир, прощай!

Меня поймали в сеть!

Но жалок тот, кто смерти ждёт,

Не смея умереть!

Так весело,

Отчаянно

Шёл к виселице он!

В последний час

В последний пляс

Пустился МакФерсон! (1.)

1.Стихи Роберта Бёрнса.

Палач – перепуганный молодой мьюри в неладно сидящей военной форме – испуганно шмыгая носом и моргая, на вытянутых руках протянул мешок. Дик представил сухой, душный запах, серую полутьму... передёрнулся в отвращении и бросил презрительно:

– Пошёл вон, кретин.

Он встал под петлёй, но её не надел. И на толпу не глядел – смотрел по-прежнему вдаль, вперёд. Сейчас ему вспоминался лес, мягкая, шуршащая подстилка папоротника, шум ветра в древесных кронах – и лицо Маши, красивое и спокойное. Как они жили... как жили!

– Маш, прощай, – тихонько сказал он по-русски и улыбнулся.

Шею охватила петля. Странно, но от неё пахло приятно... это был запах туалетного мыла, схватили первое попавшееся, видимо.

– Жаль, что вы сапоги с меня уже успели стащить, – язвительно сказал он вздрогнувшему палачу. – Да... всё равно не ваш фасон. А вот о чём жалею – так это что мало перебил вас... и особенно ваших хозяев... – увидев, что мьюри взялся за рычаг сбоку от виселицы, Дик закричал, спеша: – Будьте прокляты! Земля...

...Грохнуло. Под ногами стало пусто. Какой-то раскатистый треск – и полёт... полёт, удар. Смерть? Что? Темнота, свет, руки, лица, смех... Смерть?! Что?!

– Дик, Дик, дорогой, любимый мой!

– Скорей, скорей отсюда, они сейчас опомнятся!

Боги, подумал Дик и потерял сознание.

* * *

Естественно, Лесным Псам и в голову не могло прийти оставить друга в беде. Озлобленные мьюри, решившие вздёрнуть пленного землянина наутро, действовали очень оперативно. Но Лесные Псы – бешено оперативно. Первоначально прорабатывался вариант налёта – и стало ясно, что в этом случае многие, а то и все, погибнут... Но тут, к счастью, Мирко, следивший за гарнизонной тюрьмой, примчался в коллектор полумёртвый от скорости бега и волнения – и сообщил, что эшафот начали строить... над люком канализации!

Легко пробравшись в местную администрацию, Машка и Олмер украли схему с изображением канализационной сети. Бранка засела на крыше дома напротив гарнизона – со своей неразлучной снайперкой. К четырём утра Горька прикрывал Бранку, сидя в одном из садов, а Машка, Сашка и Мирко сидели в коридоре под открытым люком. Остальные ждали в коллекторе в парке.

Когда люк распахнулся, Бранка пересекла натянувшуюся верёвку пулей. Естественно, никто не ожидал, что Дик грохнется точно в люк – это было уже счастливой случайностью. Да и выстрела Бранки никто не слышал толком, потому что как раз в это время Горька открыл огонь наудачу – это оказалось тем более неожиданно, что все сады и дома вокруг проверяли (Горька в это время сидел в кроне яблони и грыз скороспелку) Бранка преспокойно ушла с крыши задворками и переулками. Горка, расстреляв не меньше дюжины магазинов (и при этом перемещаясь по садам и задворкам), воспользовался стоявшим в одном из дворов гражданским трициклом – проломил заборчик и "сорвался" от погони...

...Потом Лесные Псы покинули коллектор. До полудня они добрались к своему складу, нагрузив себя и волков боеприпасами – и к вечеру были уже в полусотне километров от Фафине, недалеко от лесной деревушки Леве, в полнейшей глуши, предоставив врагу обыскивать леса и исходить бессильной злобой и непониманием...

32.

Лагерь Лесных Псов был разбит на лесном холме на берегу тёмного зелёного озера, к которому можно было пробраться лишь «за хвостом волка». Ну а уж если Лесные Псы не могли сами найти троп, полагаясь на помощь волков – то куда там врагам!

На этот раз они не разжигали костра и не вели разговоров. Бросив вещмешки и рюкзаки на траву и прислонившись к ним спинами, откинув головы, разбросав ноги, смотрели они в небо над озером. И волки, лёжа рядом с людьми, смотрели в небо тоже. А потом поднялись и начали уходить – к своим далёким логовам, подругам, подрастающим волчатам... Они исполнили свой долг перед друзьями и уходили отдохнуть, чтобы в любой момент вернуться на зов...

А Лесные Псы остались сидеть, заворожённо глядя в небо. Они снова победили, а небо – небо ничуть не изменилось, и половинка Неразлучного висела в небе... Хотелось прости сидеть и сидеть...

– Давайте всё-таки разведём костёр, – наконец пошевелился Горька. Но Сашка, поднявшись, покачал головой.

Он стоял, опустив руки и вскинув голову – рослый, поджарый, уже почти взрослый человек, выросший и возмужавший на войне. Его поза, его одежда, его молчание – во всём это было... было что-то эпическое, иначе не скажешь.

– Вспомним наших погибших, – сказал он, поднимая руку. – Давайте вспомним тех, кто шёл с нами от начала и не дойдёт до конца никогда – но навсегда останется с нами, в наших сердцах. Победим мы – победят и они. Умрём – и они умрут с нами навсегда. Мы многое и многих потерял – но, думаю, все согласятся, что больней всего для нас было терять тех, кто вырос рядом с нами и сражался рядом с нами – и пусть простят нас наши старшие, что мы не их вспоминаем сегодня... Ну? Кто начнёт, Лесные Псы?

На какое-то время снова стало тихо. Сейчас все и правда вспоминали – вспоминали тех, кто остался на дорогах войны за прошедшие годы.

Наконец поднялся Мирко. Сверкнул нож – и с ладони юноши упали несколько капель крови. Протягивая руку к друзьям, он заговорил с отчётливо уловимой нежностью:

– Я хочу говорить о Ларе – да и кому говорить о сестре, как не брату? Она была верной, честной и смелой, какой и должна быть русская, какой должна быть девчонка Земли. Разве оставила она друга в беде, когда пришла смерть?