Текст книги "Волчья песнь (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Что? – шевельнулись её губы. Вместо ответа юноша провёл окровавленной ладонью по её лицу и тихонько сказал:

– Пойдём...

...Все разбрелись. Волки исчезли – очевидно, побежали "по домам". Нина невозмутимо продолжала разделку. Сашка, скрестив ноги, уселся на небольшом пригорке и, сложив руки на рукояти меча, немигающе уставился на бледнеющее небо в тускнеющих пятнах звёзд.

Олмер несколько секунд стоял неподвижно, потом диким прыжком сорвался с места и исчез – даже кусты не хрустнули. Тенью мелькнул он на фоне неба в верховье оврага – и пропал...

...Сорвав веточку малины, Дик с улыбкой провёл ею по губам Машки. Не открывая глаз, девушка приоткрыла рот и губами сорвала две ягоды.

– Спасибо, – она потянулась, как кошка, и открыла усталые, счастливые глаза – даже немного пресыщенные.

– Не такая уж большая услуга – ягоды, – лениво сказал юноша. Девушка тихо засмеялась:

– А я тебя благодарю и не за ягоды... Это было великолепно – лучше, чем когда бы то ни было...

– Эй, товарищ Ревякина, – Дик угрожающе сдвинул брови, – не хочешь ли ты...

– Хочу, – быстро перебила Машка, – а ты можешь?

– Я не об этом! – возмутился Дик, и они засмеялись в лад...

... – Скажи, ты никогда не вспоминаешь Ромку?

Устроившись головой на груди Димки, Люська водила ладонью по его плечу и руке. В ответ на вопрос она подняла глаза и тихо спросила:

– А ты? Ты вспоминаешь Мэсси?

Димка смешался. Мэсси Роуз и Люська "боролись за руку и сердце" Димки чуть ли не с восьмилетнего возраста, когда этот вопрос вообще возник в детских головёнках. Мэсси выиграла борьбу, а Люська "утешилась" Ромкой. Но и Коржевой и Роуз погибли – и их смерть, как ни кощунственно это звучит, помогла Люське найти своё счастье.

– Мне хорошо с тобой, – наконец-то сказал Димка. Ничего лучшего ему в голову не пришло, но, судя по всему, эта глупость вполне устроила девушку. Она глубок вздохнула и удобней устроилась рядом со своим парнем, поместив ногу поперёк ног Димки...

...Сидя со скрещёнными ногами, Горька водил ладонью по ступням Гали. Девушка, грациозно изогнувшись, расчёсывала широко расставленными пальцами белокурые волосы Горьки, освобождённые от повязки. Горька вспоминал, как пять лет назад чуть не замёрз зимой, когда ловил рыбу и провалился под лёд – казалось, совершенно неподходящий к ситуации разговор. Но Галя относилась к тем девушкам – их большинство во Вселенной – которым всё равно, о чём говорит их парень, всё им кажется хорошим и умным. А Горька говорил и говорил, словно что-то пытался материализовать воспоминаниями вслух...

...Бранка закричала. Мирко продолжал двигаться – он стоял на коленях, обливаясь потом. Когда два года назад они с Бранкой в первый раз переспали друг с другом – им исполнилось едва по тринадцать – этот крик его до такой степени перепугал, что он едва не стал импотентом. Но с тех пор многое изменилось – и Мирко слышал в крике ликующий восторг...

...Едва ли кто-нибудь из них всех сейчас думал о войне, смерти, боях и крови. Всё вокруг состояло лишь из любви – зримой и весомой. Бывают такие моменты, и они – эти мгновения – не дают миру даже в самые страшные дни превратиться в одну жуткую и бессмысленную бойню. Эти момент – и память о них! – сохраняют в человеке – человека – и надежду на то, что всё ещё будет хорошо в будущем... если не для тебя – то для чудесного существа, тихо дышащего тебе в плечо, девушки, которую ты будешь защищать, пока есть силы.

Пока случаются в твоей жизни такие мгновения – смерть бессильна.

26.

Стоя на коленях – воды было по пояс – Горька, насвистывая, отмывался с глиной. Привычку свистеть при мытье он приобрёл сам не помнил когда и почему – кажется, свистел при мытье ещё когда мылся в ванной. Была ванная – сейчас проточная вода и глина. И ничего. Жить можно.

Не в порошок. Только в порох, подумал он, растирая предплечья. А до ванн ещё доживём.

Мокрый, увесистый шлепок едва не обрушил парня физиономией в воду. Он сердито обернулся и увидел улыбающегося Сашку. Тот держал в руках обмылок, а улыбка – улыбка была грустная...

– Держи.

– Это же... – Горька провёл ладонью по воде. – Это же Анюткино мыло... в смысле, я... – он непривычно для себя смешался, хлопнул по плечу, убив ни в чём не повинную мошку.

– Знаю, – Сашка снова улыбнулся. – Ну так что с того? Носить его с собой так же легко, как кусок раскалённого железа. И в конце концов, мыло ведь существует, чтобы мыться.

– Спасибо, – Горька принял на мокрую ладонь кусочек мыла в пять сантиметров длиной. Понюхал его, словно цветочный букет. – Розы...

– Да, розы, – Сашка отвернулся. – Помнишь, мы нашли ящик.

– Спасибо, – повторил Горька. – Я лучше Гале отдам, ладно? – он понял, что эта мысль очень хорошая – и встал.

– Конечно... Везучий ты, Горь. Я бы Анютке не знаю, что отдал, только чтобы она была жива. Я вот всё... я думаю всё, хорошо ли ей было со мной.

Горька, который уже собирался уйти, круто повернулся к другу, взбурлив воду.

– А ты не думай, – резковато сказал он, – а то спятишь! Я за тобой уже давненько странности замечаю...

– Помнишь, как нас зимой по болотам гоняли? Мы нашли сарай, а там – мёрзлая картошка. По три картофелины на каждого. Помнишь, как жрать хотелось? Мы разделили их честно. По три. Помнишь?

– Помню, – тихо, словно зачарованный, ответил Горька. Он и в самом деле вспомнил весь ужас холода – вдвойне более жуткий от того, что негде было укрыться, что нельзя было даже развести огонь.

– В результате девчонки съели по шесть штук, – продолжал Сашка, улыбаясь, – и у них начался понос. Поверят ли люди через два десятка лет, что можно есть мёрзлую картошку?

– А ты верил – восемь лет назад?

– Я не помню. Я, наверное, про это вообще не думал. Родители были рядом, а значит, всё было в порядке....

– А Олмер свою тогда отдал Нине, – вспомнил Горька.

– Кстати, он сбежал. Парня можно понять, – покачал головой Сашка. – Так ему и сдвинуться недолго.

Горька, кажется, хотел что-то ответить, но промолчал, кивнул и отправился на поиски Гали. Сашка присел, окунул голову в воду – держал её там долго, словно решил таким странным образом утопиться. Потом – резко выдернул голову наружу, профырчал, роняя воду с волос:

– Лесные Псы, иначе не скажешь!

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:

АНДРЕЙ ЗЕМСКОВ.

ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАЗКИ.

Когда писать не с руки и не разводятся краски,

Когда на мачтах паруса – как бельё,

Казалось бы, пустяки – лишь возвращение сказки

Туда, где ждать все позабыли её.

Казалось бы – поднажать на жёлтый тюбик сильнее

И солнце выпустить в небо на год.

Но режет ночь без ножа – её чернила синее,

Чем на холсте твоём ночной небосвод...

Ты – самый старый солдат, и там, где шла твоя рота,

Не оставалось вариантов уже.

Ты твёрдо выучил: ад – ещё не линия фронта,

А рай – он тоже не в штабном шалаше.

И ты чертил на снегу самим собой, как курсором,

Когда тащил на спине «языка».

Теперь другие бегут вперёд, – и будет позором

Не победить, когда победа близка.

Весел и упрям – останься таким,

Даже если – стоп, и дальше нельзя.

Знай, что иногда сильнее враги,

Но даже тогда – сильнее друзья!

И пока беда сжимает кольцо,

Сказку отыщи и выпусти вверх.

Пусть она дождём омоет лицо, -

Это будет твой последний успех!

Когда последний аккорд затихнет в шуме оваций,

И музыкант уйдёт в гримёрку, ты сам

Поймёшь, как это – на год порой во тьме оставаться,

Чуть прикоснувшись к золотым небесам.

Уже заклеен конверт, недалеко до развязки.

Но вдруг в окно ударит ливневый дождь, -

И ты откроешь мольберт, и разведёшь свои краски,

И солнце выпустишь, и сказку вернёшь.

Весел и упрям – останься таким,

Даже если – стоп, и дальше нельзя.

Знай, что иногда сильнее враги,

Но даже тогда – сильнее друзья!

И пока беда сжимает кольцо,

Сказку отыщи и выпусти вверх.

Пусть она дождём омоет лицо, -

Это твой успех!

* * *

На следующий день пошёл дождь. С утра поднялся густющий «грибной» туман. Девчонки оживлённо засобирались за только-только пошедшими подосиновиками и подберёзовиками с белыми – туман поднимался уже не первый день, грибы просто обязаны были вырасти. Но тут плюхнул ливень, быстро перешедший в частый и заунывный тёплый дождик. Поход за грибами пришлось отложить.

Лесные Псы находились где-то в двадцати с лишком километрах от своей базы и ночевали под раскидистым дубом. Естественно, дождь их не очень-то обрадовал.

– В пору постучаться к волкам в норы, – проворчал Дик, стряхивая с волос воду. Своей курткой он добавочно укутал прильнувшую к нему Машку.

– Оленина у нас погниёт, – озабоченно заметила Бранка, – сушить по-нормальному негде...

– Ещё набьём, – буркнул Олмер.

– Ну да, а как же. Всех изведём, одни останемся – вот и нормально, – ехидно сказала Галя, устроившаяся под самой большой и густой веткой.

– Ой не нравится мне тут, – вдруг глубокомысленно изрёк Сашка, – ой, как не нравится... Пошли, – и он решительно встал.

– А позвольте спросить – куда? – спокойно поинтересовался Горька, протиравший свой обрез куском бинта.

– Пять километров до монорельса. Пересидим дождь в домике обходчика, а потом рванём полотно.

Предложение командира вызвало немалое оживление. Всё кругом было достаточно мерзким, чтобы сподвигнуть Лесных Псов на мелкие чудеса.

– Пошли, – согласился Горька решительно, вставая и определяя обрез в чехол.

Все засобирались. Подкатали клешёные штаны, обувь повесили на шею, двинулись под дождём через мокрый, шепчущий на разные голоса, лес.

Надо сказать, что идти под дождём – гораздо приятней, чем сидеть. А мысль о сухом домике и очередной пакости Чужим – придавала дополнительной бодрости...

...Монорельсовая дорога, к которой направлялись Лесные Псы, была проложена ещё до начала власти джаго – одна из немногих магистралей, соединявших через леса западный и восточный берега континента. Естественно, что на всей её протяжённости охранять дорогу было бы просто невозможно, даже если б кто и задался такой целью – а джаго ею явно не задавались, лишь время от времени патрулируя полотно с воздуха. Но станции и разъезды всё-таки были прикрыты. Лесные Псы великолепно это знали. Но, с другой стороны, какой интерес взрывать то, что не охраняется?

Кроме обходчика из мьюри переезд, на который они нацелились, обживал отряд пехоты при двух бронемашинах – тоже из мьюри. Укрепления из земли и переносной брони, бетонный гриб ДОТа и заграждения придавали переезду вид серьёзного укрепления. Но на деле он таковым не являлся просто по факту – никто из мьюри не стремился в случае чего класть головы за оккупантов, тем более – оккупантов, у которых дела пошли совсем скверно. А тут ещё и дождь – он всех позагонял кого в транспортёры, кого в пост. Лишь двое или трое часовых мокли за листами брони, глядя на мир с тоской и скукой. Поэжтому появлению телеги со здоровенным возом мокрого сена они даже обрадовались.

Запряжённая парой кабаллокамелюсов, телега была типично местная – напоминала лодку с высоким носом. Четыре колеса разноголосо припевали скрипучую песенку. На скамейке перед носом сидел, свесив босые ноги и закутавшись в какое-то непонятно что, возчик – похоже, мальчишка. Ещё до войны, несмотря на джагганскую оккупацию, такое средство передвижения вызвало бы недоумение и хохот, но война истрепала экономику планет и благосостояние жителей, как хищник жертву – и ничего особо удивительного в такой штуке уже и не было.

Часовые обрадовались законному развлечению и довольно шустро повыбирались из укреплений. Возчик, не торопясь выглядывать из своего "дождевика", остановил животных и равнодушно сидел на своём месте.

– Чего везёшь? – поинтересовался один из часовых.

– Слепой? – вопросом ответил возчик.

Второй часовой обошёл воз и буквально остолбенел, обнаружив сидящих на заднем облучке парня и девушку – прислонившись к сену, они в обнимку сонно взирали на мир. Дождь их явно не беспокоил, рядом стояли сапоги и оружие. То, что это оружие, часовой понял позже, чем сообразил, что таких волос, глаз и кожи у мьюри не бывает... и тут сено между голов парочки зашевелилось и оттуда высунулась рука с пистолетом.

– Опусти автомат, подними руки, – приказал на хорошем мьюрике совершенно спокойный голос из сена.

– Делай, что сказали, дорогой, – ласково попросила девушка. – И молчи.

Тем временем первому часовому пришло в голову, что надо бы обойти вокруг стога. Он двинулся в это путешествие, оказавшееся последним в жизни, потому что навстречу ему из сена выметнулся искристый блеск, грудь разорвала боль – и всё исчезло.

Пинком вывалив ком сена, Сашка убрал меч и высунул ружьё. В соседнюю дырку выглянул "тунор" Димки.

– Поехали, – предложил Сашка. Бледное пламя с ревущим звуком ударило из стога. Сено полетело вихрем – Лесные Псы выпрыгивали на дорогу. Обе бронемашины были уничтожены тут же – гранаты влетали в них через открытые люки. Выскочивший из ДОТа солдат с большими глазами подался обратно – Нина влепила ему в лоб пулю, а Олмер, соскочивший с облучка, и Галька, подбежав к двери, стреляли внутрь до тех пор, пока там не стало тихо.

Димка как раз взломал дверь дома. Машка и Люська вытащили из одной из машин двоих раненых, поставили их у брони. Один не мог стоять, и Люська тут же застрелила его. Второй, прикрыв голову руками, смотрел на Лесных Псов бессмысленным от ужаса взглядом. Мирко застрелил и его.

От дома грохнул несколько раз обрез. Высунувшийся из окна Димка крикнул:

– Идите, чего вы под дождём торчите?! Олмер, тут гитара! Наша!

27.

Сигнал тревоги дать не удалось никому, пульт связи безразлично подмигивал огоньком готовности. Димка уже включил обогреватель, все уже развешивали около него самые мокрые предметы одежды. Пол испятнали следы. Бранка отыскала целую стопку одеял – тоже земных армейских. Сашка пересчитывал имевшуюся в наличии взрывчатку.

– Маловато, – огорчённо сказал он. – Что делать будем?

– Придумаем чего-нибудь по ходу, – махнул рукой Дик. – Девчонки, вы б поесть сообразили.

Горька сосредоточенно изучал пульт управления переездом, покусывая какую-то палочку. Олмер устроился на столе со скрещенными ногами и изучал гитару. Потом – задумчиво уставился на окно, по стеклу которого сбегали струйки воды. И вдруг провёл ладонью по струнам, запел – задумчиво и негромко:

– Немного сожаленья сейчас не повредит,

И в этом повинит нас вряд ли кто-то,

Но всё-таки приятно, когда солдат глядит

С небес на результат своей работы.

Возможно, где-то в сводках нас всех упомянут,

Хоть слава на века нам вряд ли светит:

Мы пали смертью храбрых тому уж пять минут

Назад – а может, несколько столетий.

Пройдут года – и станут вершить пристрастный суд

Над нами наши правнуки и внуки,

И тихую глубинку навеки занесут

В анналы исторической науки;

Но верим в то, что ружья поднимут из пыли,

Что вновь возьмут солдатские котомки:

Мы пали смертью храбрых, чтоб храбро жить смогли

На нас во всём похожие потомки.

Пусть верят, что мы сами шагнули чёрту в пасть,

Не назовут наш выбор стадным чувством,

Ведь редкая удача – такою смертью пасть,

Практически граничащей с искусством!

Закончились сраженья, и розданы долги,

А вам пускай напомнит наше знамя:

Мы пали смертью храбрых, как тысячи других

До нас, и после нас и вместе с нами,

Мы пали смертью храбрых, как тысячи других

До нас, и после нас и вместе с нами. (1.) – замолчал и отставил гитару.

1.Стихи Бориса «Сказочника» Лаврова.

Никто не двигался, пока Олмер не перестал петь – слушали заворожённо, у девчонок чуть не сгорели поставленные греться консервы. Песня была словно бы колдовским заклинанием на недвижимость. И потом никто ничего не сказал, все сочли за лучшее просто сесть и начать есть.

Однако, Горька, жуя, то и дело косился на пульт. Он первым и заметил, как запульсировала оранжевая лампочка, постепенно наливаясь красным.

– Поезд идёт! – Горька вскочил. – Смотрите!

Все бросились к окнам, опрокидывая то, на чём сидели, путаясь в одеялах и отбивая пальцы ног. Слева – пока ещё очень далеко – на повороте быстро рос длинный состав... Кажется, там заметили, что на посту не всё в порядке – и нарастил скорость.

– Опоздали! – вскрикнул Дик.

Он был прав. Совершенно ясным представлялось то, что Лесные Псы ничего заминировать не успеют – даже теми небольшими запасами, что у них есть. а с состава сообщат – или уже сообщили – "куда следует", и через полчаса тут будут гости. В количестве явно излишнем.

– Смотрите... – вдруг задохнулась Нина. Обычно спокойная, она, казалось, была парализована чем-то невероятным – и глядела вправо. Все рефлекторно повернулись туда – и остолбенели.

Из-за поворота справа вымётывалась серо-зелёная змея, нёсшаяся бесшумно и быстро – но так, что вибрировал весь дом. Это шёл ракетный бронепоезд противокосмической обороны – угловатые скрепы брони... узкие щели бойниц... приземистые колпаки постов... откосы ракетных установок...

Свистящий сигнал – и тут же ответ со встречного "грузовика". Бронезмей начал тормозить. И тут Горька, со злой странной усмешкой сделал шаг к пульту и нажал одну-единственную кнопку, тихо сказав:

– Вот и всё.

Бесшумно переключилась стрелка. Отрезок полотна длиной в три метра переместился на два метра в сторону.

Люська закричала и закрыла лицо руками. Произошедшее было так страшно, что все Лесные Псы шарахнулись от мгновенно лопнувших окон, попадали на пол.

Составы ударились лоб в лоб на скорости около трёхсот километров в час у грузового и ста – у бронепоезда. "Грузовик" вздыбился, как ползущая гусеница. Во все стороны хлынули снопы искр.

– Лежать! – отчаянно закричал Сашка – он первым осознал, что именно сейчас произойдёт. Через секунду горячий вихрь превратил домик в развалины без крыши. Димка, который лежал спиной на Люське, на всю жизнь запомнил летящий по воздуху броневагон. В небо взлетали и с неба рушились, срубая толстенные деревья, взрывая землю, куски металла, трупы, части тел и вообще непонятно что.

Лесные Псы остались живы. От взрывной волны их худо-бедно защитил дом. А от сплошного ливня смерти с неба защитила близость к полотну – сила взрывов была такова, что весь хлам летел не меньше чем на сто метров от дороги.

Сильные взрывы гремели не меньше четверти часа. Потом – продолжали рваться по отдельности боеприпасы, раскиданные километра на три в округе.

Лесные Псы начали потихоньку подниматься. Вокруг всё совершенно изменилось. Не было леса как такового. Земля встала дыбом и была утыкана кусками металла. Трава отсутствовала. Чёрный и красный – вот два цвета, владевшие миром вокруг.

Монорельса не было в обе стороны, сколько видел глаз – как минимум до поворотов. Посреди полыхающего хаоса высился чудом уцелевший броневоз, но... смятый в гармошку, словно на нём решил сыграть некий безумный великан.

С неба упала секция монорельса с припаянной к ней цистерной, вскрытой, как бутон цветка.

– Мда, – многозначительно сказал Сашка. Не услышал себя толком, дёрнул за волосы. Больше никто ничего не добавлял, но лица у всех были перепуганные, а ещё – недоверчивые, словно каждый пытался понять: это что, это они на самом деле сотворили всё вокруг?! Мимо горящей канавы полз чудом уцелевший джаго, волоча за собой полуоторванные ноги – разевал рот и что-то выл, то ли внятными словами, то ли просто – выл...

Восемь лет назад такие, как они, убили всех землян, которые не успели или не смогли эвакуироваться. Убили всех, кто попал к ним в лапы. Убили так, как не убивал никто из Чужих – и похвалялись этой "победой", словно разгромили земную армию, а не уничтожили людей, большинство из которых были женщинами и маленькими детьми.

Пули, выпущенные в беззащитных, вернулись. Они всегда возвращаются и разят без промаха и пощады.

Уткнувшись в землю у горящей канавы, джаго угасающим взглядом увидел последнее – совсем юная земная девушка, стоя в рост и подняв над головой винтовку, с гневной радостью кричала:

– Получили, скоты?! Получили, сволочи?! Получили?! Огонь вам и смерть, огонь и смерть!..

...Лесные Псы как-то странно себя чувствовали. Ими владело лихорадочное и в то же время возвышенное чувство, когда они смотрели на сотворённое их руками побоище – подобного которому не устраивали тут ещё ни разу за все годы своей партизанской жизни. Наконец, чтобы разрушить странное очарование, Дик поднял с пола и отряхнул свою куртку:

– Обед накрылся, – сказал он, ещё раз хлопнув курткой о колено.

Нина продолжала что-то яростно выкрикивать. Горячий ветер шевелил её волосы. Люська, натягивая штаны, быстро проговорила:

– Надо уходить. Быстро, бегом!

– Что случилось? – моментально обернулся к ней Сашка, только что спокойно шнуровавший свои клёши.

– Нас ищут. Скорей, я говорю!

Лесные Псы подхватились молниеносно. У них не было причин дожидаться появления тех, кто "ищет" – и не было причин не верить Люське...

...Они успели отбежать рысцой на полтора километра, когда по завечеревшему небу бесшумно скользнула, закрывая звёзды, тень – пятно абсолютной угольной черноты. Потом – ещё одно и ещё одно. А ещё через несколько ударов сердца позади вспыхнуло голубое магниевое пламя – и опало.

– Промазали, – криво усмехнулся Горька.

– Сторки? Сторки, да? – Дик выворачивал шею, словно что-то мог увидеть ночью на таком расстоянии в лесу.

– Кто ж ещё, – усмехнулся Горька. – Кошатники чёрррррррррррртовы!

– Я не пойму, чего они вместе с джаго за нами гоняются? – задумчиво спросил Сашка. И передёрнул плечами.

28.

Диверсия на монорельсе испугала командование джаго. Они не верили, что это сделано крошечным партизанским отрядом и настаивали, что земляне уже начали высадку, во всяком случае – высадили диверсионные группы, и те уже действуют. Две тысячи джаго обшаривали леса вокруг монорельса, страшно боясь тех, кого искали – а Лесные Псы путешествовали буквально по пятам своих преследователей, не зная, что им делать – смеяться или плакать от того, как их старательно ищут.

Всё это время шёл дождь.

На четвёртые сутки преследователи убрались прочь.

Дождь ушёл вместе с ними. А Лесные Псы решили нанести ответный визит. "Нас просто обязывают к этому моральные нормы землян," – утверждал Мирко.

* * *

Представьте себе тихий и спокойный ночной лес в самом начале июня. Звёзды заставляют всё небо сиять. Огромный кряжистый дуб, из-под корней которого выбегает звонкий ручей, раскинул руки-ветви над младшими родственниками, молодой порослью – молодой в сравнении с ним, видевшим ещё те времена, когда на планете не появились даже мьюри.

Именно на его длинных, широких ветвях и устроились Лесные Псы. В сравнении с дубом они казались крохами.

Сашка, Горька и Люська расположились ближе к вершине. Горька сидел, прислонившись спиной к стволу и вытянув по ветке ноги. Напротив него верхом на ветке сидела Люська; между ними лежала карта. Сашка стоял на коленях сбоку – там вполне хватало места. Эта троица обсуждала детали "визита вежливости". Ярусом ниже сидевший со скрещенными ногами Димка то выстругивал защёлки для силков, то этим же ножом щекотал Люське пятки, чем вызывал на себя очередной кусок коры. Галя, устроившаяся на самом конце ветки, чинила куртку.

Напротив по ветке разгуливал Олмер и проделывал – в десяти метрах над землёй – акробатические номера. Зрителями были Мирко, Бранка и Нина, сидевшие на этой же ветке.

Дик и Машка были полностью укрыты тенью – у корней дуба их приняла великолепная моховая подстилка, и оттуда сейчас доносились смех, шёпот и возня.

– Они просто неистощимы, – заметил Олмер, делая кувырок назад. Кувырок оказался неудачным – ноги парня соскользнули, он замер в положении неустойчивого равновесия над тёмной пустотой, из которой злорадно захихикали.

– Будет очень больно, – задумчиво констатировал Олмер, с трудом балансируя на ветке. Ноги съехали окончательно, он рухнул вниз под дружное аханье девчонок – но в последний момент, толкнувшись, буквально кончиками пальцев зацепился за другую ветку – впереди и выше – подтянулся и сел на неё, победно потрясая руками над головой.

– Жить захочешь – и летать научишься, – философски заметил Мирко, со щелчком примкнув магазин к автомату и передёрнув затвор. – Ну вот, всё готово к фейерверку.

– К празднованию Дня Воинов (1.), – заявил со своего насеста Олмер, уже беспечно болтавший ногами.

1. 20 июля. День общей славы русского оружия. К этому дню приурочены выпуски в военных учебных заведениях и Большой Парад.

– Во-во, – согласился, кивнув, Мирко. – Отметим и переотметим досрочно!

"Наверху" громко сомневался Горька:

– Ну вы думайте хотя бы, что вообще собираетесь делать! В этой поганой деревеньке не меньше двухсот голов одного населения. А самое главное – уж больно широко она раскинулась...

– Да ладно-о-о, – протянула Люська, – чего ты трепещешь? Мы же не собираемся население резать. Тут главное пугнуть. А место удобное.

– Ох, не люблю я этой уличной суеты... – поморщился Горька. – Каждый перепуганный дурак с дубиной – уже угроза...

– Да ладно тебе! – не выдержал и Сашка. – Что-то ты поёшь сегодня – на тебя и не похоже совсем! – он обхватил Горьку за шею ладонью и со смехом притянул к себе. – Ну?! Мы ж вместе горы можем свернуть!

– Или шею себе, – проворчал тот, лёгким точным движением высвобождаясь из захвата.

– Кинь, – если не веришь, – не без ехидства посоветовал Сашка.

– А что? – Горька спустил ноги вниз, уперся руками, сел поудобней... Сухой, лёгкий стук палочек... Люська зачем-то нагнулась поближе. Горька торжественно прочёл заклинание и достал -

«Гифу». «Тир». «Сигел».

"Дар". "Слава". "Солнце".

– М? – удивился Горька. – А если ещё раз?

– Эй, второй раз нельзя! – возмутился Сашка, но Горька махнул рукой:

– Спокойно. Я уже понял, что судьба за нас, но... просто ради любопытства, в конце концов!

Выпали...

– Что такое? – Горька потряс мешочек, запустил руку...

Выпали...

Горька с немалым подозрением огляделся и вдруг захохотал:

– Люсь, Люсь! Это твои шуточки, что ли?!

– Ничего подобного, – хладнокровно заявила девушка. – Судьба, я так скажу...

– Нет никакой судьбы, – заметил Сашка.

– Наверху! – окликнула их Галя. Горька, зацепившись под коленками, свесился вниз:

– Что тебе, крошка моя?

– Волки в посёлок не пойдут, вы это учли?

– Учли, крошка. Волкам поручим барражировать за окраиной, чтобы поменьше сбежало. Итак, мы пришли к консенсусу?

Рядом с Горькой в такой же позе повис Сашка:

– Консенсус, – сказал он важно, – это сложное понятие, означающее добровольное согласие двух и более сторон при...

– А согласие, – добавил Горька, – есть соглашение, достигнутое, в свою очередь...

– Мыши летучие, – Галька щёлкнула Сашку в нос и туда же поцеловала Горьку.

– Шутки шутками, а вот пора бы и идти, – Сашка спрыгнул на ветку Димки и Люськи. – К рассвету как раз и доберёмся.

29.

Посёлок для нападения был выбран совершенно произвольно – «методом тыка в карту». Дело было именно в факте нападения, а для Лесных Псов все другие разумные существа на планете были в той или иной степени врагами; если мьюри и заслуживали снисхождения, то не настолько, чтобы их вовсе не трогать...

...С рассветом Лесные Псы вошли в поля за посёлком. Лежала роса, пыль на дороге свернулась, дорога и сами поля были пустынны и тихи.

– А пшеница-то наша, – Дик выбросил в сторону руку. – "Велла год", англосаксонская. У нас на ферме такая была.

Сорванные ещё зелёные колоски пошли по рукам. Сорт был словно бы приветом из прошлого, когда такая пшеница колосилась вокруг земных ферм на этой планете. И почему-то у всех возникла неожиданная и горячая злость – не со складов ли их родных были утащены зёрна для посева после того, как джаго сожгли фермы?!

– Давайте-ка побыстрей, – поторопил Сашка, – а то сейчас эти начнут в поля выезжать.

– Так сегодня выходной, – лениво сказал Горька. – Не похоже, чтобы тут джаго их на работы гоняли. А сами они ленивые, как поросята.

Лесные Псы не особенно спешили, наслаждаясь отличной погодой, мыслями о близком лете, полем и тишиной. Они рассыпались по дороге, держа даже оружие расслабленно – обманчиво-расслабленно.

– Едут, – вскинул руку шагавший впереди Олмер. Лесные Псы мгновенно отступили влево-вправо и залегли.

Олмер услышал лишь стук колёс, а вскоре появился и сам экипаж – всё тот же традиционный экипаж мьюри, запряжённый парой кабаллокамелюсов и гружёный какими-то пустыми бидонами. Впереди сидел старик, сзади – мальчишка лет 13-14 по земному счёту, что-то жевавший. Оба мьюри даже не глядели по сторонам – дремали, и кабаллокамелюсы тащились кое-как, лишённые твёрдой хозяйской руки.

Лесные Псы пропустили повозку молча, какое-то время провожали взглядами, но потом заторопились – ясно было, что скоро движение на дороге станет ещё более оживлённым...

...Посёлок поднимался по склону холма – два параллельных ряда круглых домов под остроконечными крышами, мьюри их строили тут так же, как когда-то их предки строили свои дома на материнской планете, где такой стиль давно отошёл в прошлое (1.). Над этой мирной, почти идиллической картиной, подали блеющим хором голоса выгоняемые на пастбище сильваммоны. Довольно большое стадо пылило навстречу Лесным Псам, а там, где кончались поля, у околицы, стояла лёгкая машина с плазмомётом, и возле неё – трое джаго.

1.Переселившиеся когда-то на планету мьюри искали спокойной размеренной жизни на лоне природы и сознательно отказались от большинства технических достижений своей весьма высокоразвитой цивилизации, стараясь во всё, в чём только было можно, вернуться к обычаям предков. Им это удалось, но это же сыграло с ними злую шутку – когда появились джаго, то силы защитников оказались несоизмеримо меньше сил захватчиков.

– Откуда ещё эти покойнички? – проворчал Сашка. – Вот ведь...

Издалека донёсся волчий вой, подхваченный по периметру посёлка. Волки оповещали двуногих союзников о том, что заняли места.

Сашка поднял ружьё и выпустил ракету в машину.

– Аоу! Аоу! А-у-аааа! – завопил Горька, подражая волчьему вою. Рассыпавшись в цепь, Лесные Псы бросились вперёд. Наверное, у всех промелькнула тогда мысль, что, если в посёлке стоит усиленный гарнизон, то всё может обернуться куда хуже, чем они предполагали – но отступать было уже поздно, да и ни к чему.

Джаго убило взрывом машины – Сашка попал, как почти всегда, удачно. Пастух – мальчишка лет на 14 земных – разинув рот и вытаращив глаза, смотрел на приближающихся Лесных Псов, потом с воплем шарахнулся куда-то в сторону – на него никто и не посмотрел. Стадо тоже метнулось в разные стороны, лишь крупный самец грозно нагнул рогатую голову; Горька убил его, как тореадор быка – точным ударом кинжала, стремительным движением всего тела, ни единым мускулом лишний раз не дрогнув.

Он достаточно хорошо знал мьюри – сейчас они по всему посёлку кое-как выкарабкивались наружу, продирая глаза, чтобы неспешно разобраться, что там к чему и что за непонятный шум? Когда до них дойдёт, что на посёлок напали – они начнут разбегаться. И пусть бегут. Их меньше погибнет, потому что оставшихся в посёлке и попавших под горячую руку никто не собирался убивать специально – и никто не собирался жалеть.