Текст книги "Волчья песнь (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Хватит, – ответил Сашка. – Одно дело сделано, не будем его мешать с другим.

Волки бежали впереди и по флангам отряда. Замирали они – замирали и люди. Это значило, что проходил патруль. Слышны были злобные звуки, которые издавали тситсу, но джаго, всматриваясь в темноту, даже через приборы ночного видения не могли различить ничего опасного. И не слышали ничего, кроме обычных ночных звуков.

Местность вокруг аэродрома напоминала классический пейзаж военного фильма. Бегали лучи прожекторов, рявкала сирена, с тяжёлыми громом садился огромный самолёт. Голое поле и линии проволоки на нём угнетающе действовали самим своим видом. При желании, пожалуй, можно было бы попробовать пробраться... но на это понадобится слишком много времени, а до рассвета оставался всего час.

– Расстреляем антенны, локаторы и ангары, – предложила Бранка. Сашка покачал головой:

– Не это главное. Главное – ВПП и склады. Надо разрушить их, а для этого надо попасть на территорию аэродрома.

– Что ты предлагаешь? – лёжа на животе, Горька пристально смотрел на перебегающие лучи прожекторов.

– Идти сейчас, – сказал Сашка.

– День нас застанет на минном поле, – напомнила Люська. Сашка пожал плечами:

– Ну что ж делать... Там и полежим до темноты.

– Ты понимаешь, насколько это рискованно? – спросил Горька, не оборачиваясь. – Если кто-то просто вглядится внимательней...

– Вон те самолёты, – Сашка вздохнул, – делают всё для того, чтобы оборона планеты стала сильней. Нас тут всего десяток. Из-за одного приземлившегося самолёта могут скоро погибнуть... сколько наших могут погибнуть?

Горька кивнул – молча и по-прежнему не поворачиваясь.

– Галь, объясни волкам, что надо вынюхивать мины... ну, я не знаю, как ты там это делаешь, – Сашка удобней перехватил "секач" и встал на колено. – Давай скорей – и пошли!

* * *

Олмер сидел на склоне холма, обхватив колени руками и угрюмо глядя на встающую над деревьями Ближнюю. Лулани, не понимая, в чём дело, сидела рядом и тревожно смотрела на хмурое лицо своего друга.

– Что с тобой? – решилась она спросить наконец.

– "Что-что!" – хмуро огрызнулся Олмер. – Ну как ты не понимаешь?! Они ушли драться, а меня не взяли! "Ты ещё не оправился!" – передразнил он и плюнул. – А-а, чего там...

Лулани широко распахнула глаза. Олмер жаловался, что не попал в бой! Девушка не раз видела, как призывали воевать её соплеменников. Никто из них не хотел идти, никто даже не пытался скрыть отчаянья и страха. Армия, война – это было для всех пугалом!

Лулани хотела рассказать об этом, но сразу сообразила, что вряд ли землянин это поймёт. Совершенно очевидно было, что он относится к войне совсем иначе.

– Не грусти, – девушка положила ладонь на плечо Олмера. – Ты ведь только спасся... а теперь можешь отдохнуть.

– "Отдохнуть!" – Олмер дёрнул плечами. – Знаешь, где отдыхают люди? На том свете.

– Ну я же не виновата, что тебя оставили, – огорчённо сказала Лулани.

– Да я тебя и не виню, – Олмер бросил на неё извиняющийся взгляд. – Будем ждать...

* * *

Сашка лежал в десятке шагов от тропинки и с нетерпением ожидал очередного патруля. Патруль был каким-никаким, а развлечением. Ну в самом деле, если лежать в постоянном напряжении всего в сотне метров от вражеской вышки, прячась за чахлым кустиком, по недоразумению выросшим на минном поле, и созерцая спиральки мины, чуть покачивающиеся в полуметре от правого плеча – удовольствие ещё то.

"На кой они вообще водят тситсу, – размышлял Сашка, – если всё равно не обращают на них внимания?! Бедные животные чуть ли не лопаются, так ведь нет, чтобы по сторонам повнимательней посмотреть!" Временами ему даже становилось тошно от слепоты патрульных и хотелось заорать: "Да вот же я, идиоты!" Но это, конечно, играли напряжённые нервы.

Лежать совершенно неподвижно несколько часов подряд! Если кто этого не пробовал – то пробовать и не стоит.

Сашка прикрыл глаза. За то время, что они тут пролежали, можно было заново создать, доказать и опровергнуть напоследок какую-нибудь научную теорию. А тут всего-то требовалось решить, как преодолеть проволоку, по которой пущен ток. Сущие пустяки. Сашка уже начисто запутался в вариантах этого преодоления. Ну чего проще – проползти за волчьим хвостом через минное поле (пролежав сутки на жаре посреди этого поля), пролезть под колючкой и причинить аэродрому максимальные повреждения.

А вот поди ж ты – сделай.

Впрочем, ребятам было не привыкать к неподвижности. Если ты охотился на самую чуткую дичь, подстерегая её часами, если ты выслеживал смертельно опасного врага, если ходил, как по широкому бульвару, по качающейся ветке в ладонь шириной на высоте тридцати метров – то неподвижность для тебя не представляет проблем.

Есть один секрет. Если лечь на какое-то место, чтобы тебя в этот момент никто не видел, а потом лежать по возможности неподвижно – то тебя не будет видно. Более того – дворяне, например, могут исчезать в людном месте и даже двигаться так, чтобы их никто не видел. Можно безо всякого старинного колдовства сделать так, что глядящий на тебя в упор не будет тебя замечать. Конечно, такому ребят никто не учил. Но – взгляды одного патруля за другим равнодушно скользили по ним.

А они ждали...

* * *

Шум, поднятый в Фахоту, когда стало ясно, что ночью тут побывали Лесные Псы, не шёл ни в какое сравнение с чем бы то ни было, происходившим тут ранее. К счастью для отряда, обосновавшегося на минном поле, конечно, никому и в голову не пришло искать их там. Патрули устремились по всем тропкам, рассчитывая нагнать дерзкого врага. Тщетно.

И всё-таки кое-кому повезло кое-что обнаружить. Мальчишка, ходивший в лес по своим делам, забрался потихоньку в место, куда бы и в голову не пришло взрослым – и...

...На подстилке из листьев, под зелёным каскадом падавших до земли ветвей ивы, в этом тенистом шатре, плавно сплетались и изгибались два тела – обнажённые тела юноши и девушки. Плавные взмахи рук, ласкающие, как тёплый ветер на морском берегу... жадные поцелуи, которыми они покрывали друг друга... долгие, приглушённые стоны и короткие вскрики... И почти невозможно было понять, где кто – и ни Олмер, ни, тем более, Лулани сейчас просто не способны были смотреть по сторонам или хотя бы слышать что-то, кроме самих себя.

37.

Вне всякого сомнения, проволока была подключена к пульту сигнализации. Вариант был один – лезть под неё, рискуя тем, что где-то стоит ещё и масс-детектор, позволяющий обнаруживать подкопы. Волки пустили в ход свои мощные лапы. Можно было даже не спешить – впереди пять часов темноты, не меньше.

Ловкие, вёрткие и бесшумные, Лесные Псы проползали следом за своими друзьями, не касаясь проволоки. Бранка как раз протискивалась в свой лаз, когда патруль остановился в метре от её ступней – кто-то из джаго задымил, сладкий запах курительной травы повис в ночном воздухе. Мирко, стискивая зубы, замер – уже за проволокой, готовый открыть огонь, если Бранку заметят – и будь, что будет. Кашляющие, фыркающие голоса джаго раздавались совсем рядом...

– Не слышал, поймали этих?

– Да не знаю, не говорят. Надо было его в клетке держать, а потом просто отдать наверх, а не по домам таскать. Допрос, допрос, какой ещё допрос...

– Угу, это верно... Знаешь, а вот я не верю, что это какие-то там партизаны. Я тебе точно говорю, это уже вторжение началось. Пластуны это земные.

– И мальчишка, что ли?

– А что мальчишка, у них же людей не хватает. А мальчишки у них ещё хуже взрослых.

– Не знаю, я уж ничего не знаю... Ладно, пошли, нам ещё ходить...

– Пошли...

Бранка подождала ещё с полминуты, с совершенно спокойным лицом протиснулась до конца, перекатилась в сторону и замерла.

Грибообразный колпак укрепления виден был в каких-то десяти метрах. В узкой щели, глядевшей в сторону ребят, был виден косо срезанный ствол плазмомёта и... призрачно-зеленовато поблёскивал окуляр перископа.

"Ну вот и всё," – подумал Сашка, перемещая удобней ружьё. Но... ничего не произошло, и Сашка осторожно перевёл дух – очевидно, часовые отошли по делам.

– Ну и охрана, – прошелестел еле слышно, но отчётливо-насмешливо Дик. – Тут кирасирский полк пройдёт, а они не пошевелятся.

Ему никто не ответил. Вперёд двигаться было невозможно – земля легонько, но отчётливо, дёргала током, это показывало, насколько высоко напряжение. Но правей поднимался грубый мостик – по нему патрули переходили опасную зону. Там маячил вышагивающий часовой; ещё двое стояли у спуска и подъёма.

Волки отправились обратно. Люди поползли вбок – к мосту, двигаясь до тошноты размеренно и плавно – так, что их движения казались продолжением темноты. Это казалось чудом – или безумием. Проползая буквально за спиной у часового, Лесные Псы, как мухи, один за другим перебирались на... нижнюю, внутреннюю сторону моста и карабкались по конструкциям спиной к земле. Они прижимались к брёвнам, чтобы не выделяться на силуэте моста. Вот тут помогала мягкая обувь – цепляясь пальцами ног, упираясь ребром ступни, пяткой, потихоньку... Руи впивались в алейшие щели, пальцы стали стальными клиньями.

– Может быть, это и есть счастье? – еле слышно прохрипел Димка. Над ползущими прошёл часовой; слышно было, как он с хряском и скулёжем зевнул. Собственно, он там ходил регулярно – и так же регулярно заразительно зевал...

Пальцы Нины проскользнули в щель между брёвнами, и часовой наступил на них. Девушка молча побелела – так, что её лицо даже обрисовалось во тьме – но не пошевелилась и не издала ни звука, а через несколько секунд она уже ползла дальше.

Спуск оказался трудней. Спускаться пришлось вниз головой, напрягая все силы, чтобы удержаться... но наконец все перебрались через мост и залегли в пыльной, сухо пахнущей траве по краю аэродромного поля. Он стальных плит, которыми была выложена полоса, несло дневным жаром. Справа начиналась комплексы управления и бесконечные склады и ангары. Гигантская белая туша самолёта, которую подтянули к распахнутым воротам одного из складов, разгружалась прямо туда – сновали платформы, в две шеренги замерли охранники. Дальше на необъятном поле застыли разбросанные далеко друг от друга громады других самолётов – с погашенными огнями – и остроугольные силуэты атмосферных истребителей. Примерно в полутора километрах виднелся ярко освещённые въезд под землю – в бункерные ангары для боевой авиации. Ещё дальше можно было различить "остров" диспетчерской – весь утыканный ажурной арматурой антенн.

– Значит, слушаем, – Сашка указал подбородком на диспетчерскую. – Горь, бери Гальку с Люськой. Уничтожьте диспетчерскую. Осторожней на поле, они могут посветить прожектором.

– Понял, командир, – Горька туже затянул повязку, забрав под неё волосы, выбившиеся было на лоб. Подмигнул: – Пошумим, как следует!

– Да уж постарайся... Мы с Димкой возьмём на себя самолёты – расстреляем, сколько успеем. Мирко, Бранка, Нина – попробуйте что-нибудь сделать со входом под землю.

– Сделаем, – коротко и без объяснений откликнулся Мирко.

– Так. Дик и Машка – займитесь той штукой, которая разгружается. Первым начинает Горька, это сигнал – за ним остальные. Ну – разошлись!..

...Группы Горьки и Мирко перебежали к топливозаправщику, стоявшему на краю аэродрома. Водитель скучал в высокой кубической кабине, пока его гигантскую цистерну закачивали топливом; в каких-то двадцати метрах стояли несколько спецназовцев.

– Подъедем? – озорно подмигнул Горька. Мирко ухмыльнулся и кивнул:

– Не против.

Перебежав к кабине, Горька вспрыгнул на подножку и, прежде чем водитель успел хоть что-то сообразить, ударил его кинжалом – раз, другой, третий – насмерть. С другой стороны вспрыгнул Мирко и скорчился между сиденьем и приборной доской. Девушки бесшумно и ловко "оседлали" цистерну и легли на ней, держась руками за разборочные люки.

Кто-то из спецназовцев обернулся – но ничего подозрительного не заметил. Сзади заправщику скомандовали отъезжать, и Горька, не без труда орудуя рычагами, заставил машину тронуться в нужном направлении.

– Захват служебного транспорта, – пробормотал Мирко, стараясь удобней устроить ноги, руки и автомат. – Сколько это лет, как думаешь?

– Согласен на пожизненное, если ты мне его гарантируешь, – хмыкнул Горька. – Так... экспресс отправляется.

– Не стряхни девчонок, лихач...

Девчонки между тем отцепили шланг и отвернули вентили. Горючее хлестало на плиты по ходу заправщика, растекаясь широкими чёрными лужами...

... – Так... снаряды... зажигательная смесь... авиабомбы... а это снаряды к орбитальным орудиям... – Дик облизнул губы.

– Если взорвать этот самолёт, то начнут рваться все склады! – азартно шепнула Машка.

– Предложи – как, – вздохнул Дик.

– Пробраться в кабину и толкнуть самолёт назад...

– Дурочка, – ласково сказал Дик, – во-первых, кто это сумеет, а во-вторых, самолёт задним ходом не поедет. Никак. Нет... нужно что-то другое...

– А если пальнуть из подствольника в дверь склада?

– Ох, едва ли там рванёт достаточно сильно, чтобы повредить контейнеры...

– А если этим? – девчонка достала из чехла за спиной наствольную гранату. – У меня две, если что...

...Легко и неслышно Горька взбежал по решётчатой лестнице на верхнюю площадку, выдёргивая из чехла обрез. Задержался, осматриваясь. Ему показалось, что на аэродроме стало тише; юношу посетила идиотская мысль – а что, если джаго догадались о диверсии, и вся эта тишина – лишь секунды перед беспощадным режущим светом и шквалом огня со всех сторон? Он перевёл дух, покачал головой. Ну – пора!

Пи онк в дверь! Ворвавшись в ярко освещённую комнату, Горька разрядил поочерёдно оба ствола в начавших поворачиваться от пультов джаго. Экраны лопались, взрывались, выбрызгивали жидкость, и Горька услышал свой собственный яростный вопль...

...Девушки внизу вышибли окна и сейчас расстреливали и забрасывали гранатами тех, кто был в нижнем зале. Потом, отскочив, Люська из пулемёта начала крошить антенны...

...Мирко немного припоздал. Он остановил наливник сбоку от освещённого спуска в ангар, около которого стояли часовые – и буквально через минуту раздалась стрельба в диспетчерской, а потом – вспыхнул стоявший в двухстах метрах самолёт – в него попали несколько сашкиных ракет. Часовые закричали, один – бросился внутрь.

– Девчонки! – они скатились на землю. Мирко рванул рычаг и, пригнувшись, направил машину со всё ещё хлещущим из цистерны горючим прямо на освещённый проём.

Мелькнула перекошенная ужасом харя часового. Стекло разлетелось крошевом, раня лицо юноши. Он захохотал:

– А ну! – второй часовой, выбежав наружу, тут же упал – кто стрелял, Мирко не понял. Первый бросил оружие и рванулся к аварийному пульту; изнутри выбегали ещё джаго. Удар передка подбросил завертевшееся в воздухе тело, но бронированные створки уже начали закрываться. Мирко выпрыгнул, чудом миновав удара о стену, извернулся, как кошка, перекатился, срывая с плеча автомат. Он увидел, как огненная стрела – с невероятной скоростью и быстротой! – рассекла поле по всему пути следования наливника, высветив всё призрачным колдовским светом, бело-голубым. Мирко заметил и другое – огненная стрела, нагнав наливник, с лёгким хлопком превратилась в шар, охвативший всю корму – и горящая машина, корёжа створки ворот и сминая джаго, с возрастающей скоростью помчалась внутрь-вниз, в глубины ангара.

Загорелись ещё несколько самолётов. Мирко вдруг понял, что одновременно происходит масса событий, и он их все отмечает. Дико кричащий джаго прикладом замахнулся на Гальку, всё ещё стоявшую с зажигалкой – но ударить не успел.

В адском взрыве на краю поля потонул другой – в глубинах земли. Всех вокруг сбило с ног. Трещины и провалы возникали по всему огромному полю, в них заваливались, ломая крылья и взрываясь, самолёты. Опаляющий, жаркий вихрь пронёсся над аэродромом. Огненный смерч раскручивался над складами и казармами – взрывались всё новые и новые, и было уже светло, как страшным неестественным днём. Раки пламени хлестали из-под земли и из разрушенных зданий. Десятки джаго метались среди этого хаоса; диспетчерская, словно корабль в бурном море, проваливалась в землю...

...Когда горящий наливник пробил не успевшие закрыться ворота и устремился в подземные ангары, Дик и Машка выпустили гранаты в дверь склада.

Позднее, вспоминая происходившее, Дик понял, что из спас самолёт, стоявший на разгрузке. Когда гранаты разорвались внутри – секунду вроде бы ничего не происходило. Но потом из двери ангара ударила плотная, практически материальная, струя пламени, мгновенно растворившая и джаго, и платформы – так, словно их и не было.

Последнее, что запомнил Дик – самолёт, закрывавший их, вдруг содрогнулся и покатил по аэродрому, подталкиваемый пламенем, словно решил самостоятельно взлететь в небо.

Дика и Машку, потерявших сознание, вышвырнуло за колючую проволоку...

...Сашка, честно говоря, перепугался. У Димки прыгала челюсть, юноши не поднимались на ноги, выпустив оружие и руками вцепившись во взбесившуюся землю. По небу пролетали подброшенные вверх атмосферные истребители. Стальные щиты и куски зданий рушились сверху, убивая и калеча всё живое, земля вспучивалась, выпуская огонь, а в других местах – проваливалась, жадно всасывая его в себя. Падали и взрывались здания – в океане бушующего высокотемпературного пламени. И надо всем этим ужасом танцевал трёхкилометровый столб огня – это выгорали запасы орбитального горючего...

В Фахоту вылетели стёкла во всех домах, несколько зданий завалилось. На шесть километров в округе в лесах пожухла зелень. От сотрясения уш8ла под землю река, а на месте взрывавшихся ангаров позже возникло озеро.

Вырвавшиеся из-под контроля буквально адские силы не спешили успокаиваться. Но страх уже прошёл – уступив в Лесных Псах место полумистическому чувству восхищения. Сашка стоял в рост на фоне зажжённого им и его друзьями пожара, потрясал ружьём и кричал:

– Война! Вот это война! Вот вам война, уроды! Вы хотели воевать – вот вам война! Получайте войну и будьте прокляты – все, все, все, за всех!

Наверное, фигуры его и Димки были в самом деле непонятно-страшны, потому что джаго даже не пытались к ним приблизиться – в слепом ужасе шарахались в стороны. Димка хохотал, размазывая по лицу копоть с потом, губы у него полопались и брызгали кровью, быстро спекавшейся от жара. Сорвав куртку, он завертел ею над гололвой:

– Аоу! Сюда!

По качающейся – судорожными, затихающими рывками – земле бежала Бранка. Нина – с окровавленным плечом – поддерживала Мирко, который левой рукой зажимал рану над виском.

– Где Горька со своими?! – крикнул Сашка, мгновенно приходя в себя. Мирко мотнул головой, мучительно скривился, прохрипел:

– Не знаю... там, наверное... – он указал в сторону наполовину провалившейся диспетчерской, – и им все, похоже, конец.

Все примолкли. Вполне возможно, что так оно и было.

– А Дик с Машкой? – в свою очередь спросил Мирко.

– Эти точно погибли, – ответил Сашка. – Они взорвали склады, а там... сам понимаешь.

– Если Люська погибла, – угрюмо сказал Димка, – то я останусь тут. И буду убивать, пока жив.

38.

– Ну давай же! Давай!

Наклонный пол содрогался судорожными, гаснущими рывками. Казалось, что диспетчерская висит над пропастью. Трупы, мебель, крошево приборов – всё съехало в дальний угол. В момент падения здания тяжёлый стояк с аппаратурой сбил с ног Горьку и придавил ему левую руку. Люська и Галя, используя, как рычаги, какие-то прутья, пытались отвалить стояк. Горька помогал им ногами и свободной рукой – но наклонный пол мешал упереться, как следует.

– Уходите! – наконец заорал он. – Давайте скорей отсюда! Не поможете вы мне!

Люська выпрямилась. На её лице отразился страх, она вслушивалась в рокочущие содрогания, но Галька с мрачным упорством продолжала налегать на прут, пока тот не согнулся. Девушка отшвырнула загремевшую железку и выругалась от злости и беспомощности. Слёзы ярости текли по её щекам.

– Уходите, – уже тихо сказал Горька. Он походил на волка, намертво попавшего в капкан. – Ну давайте, скорей же... – он коснулся пальцами лица Гальки. – Я тебя люблю, девочка моя. А теперь всё. Бегите.

Что случилось бы дальше – знают разве что небеса, да и те – слабо... В дверь, скользя по наклонному окровавленному полу, ворвались трое джаго – в обгорелой форме, с полубезумно выкаченными глазами, но с оружием в лапах. Первый из них, что-то заорав, вскинул ствол – но сильнейший толчок, от которого здание просело ещё метра на два, посшибал всех с ног. Кричавший полетел на стену, ещё один поехал по полу, поскользнулся, и Горька схватил его свободной рукой за волосы. Последний грохнулся на бок. Галька сверху рухнула на схваченного Горькой врага, Люська чудом удержалась на ногах и выхватила пистолет. Прежде чем вскочил упавший на бок, девушка выстрелила ему в голову, но отлетевший на стену очухался, обезоружил её и повалил. Галька, Горька и джаго между ними, ругаясь на двух языках и мешая друг другу, дрались на полу. Наконец Горька, так и не отпустивший жёстких волос врага, сумел подставить его горло под нож Гальки – и та не упустила шанса.

Луське между тем удалось вывернуться из-под джаго и даже отпихнуть его по наклонному полу – он скатился к стене. Сама девушка бросилась за пистолетом, но поскользнулась и поехала обратно в объятия джаго – он оттолкнулся от стены ногами и выхватил широкий нож. Но тут Горька выстрелил ему в голову из своей "гюрзы".

Вся эта бестолковщина продолжалась несколько секунд, не больше. Галька и Люська, схватив оружие, бросились к двери в полной готовности отбивать атаку. Горька бессильно ругался от злости на свою беспомощность.

Джаго снаружи были. Были, но... не одни. Двое нападали на отбивающегося мечом Сашку. Один лежал на земле с рассечённой башкой, ещё один пытался схватит Димку.

Сашка неожиданно – красиво и плавно – присел на расставленных ногах и, держа меч обеими руками, нанёс быстрый и точный косой удар справа-налево сверху-вниз, разрубив одного из врагов от левого бока до правого бедра, почти напополам. Потом отскочил в сторону так, что упавшее тело закрыло манёвр второму, в этот момент как раз попытавшемуся достать Сашку. Резкий отмах, фехтовальный выпад – и джаго повалился наземь, захлёбываясь кровью из горла. Ещё два быстрых шага в сторону – и Сашка вонзил меч между лопаток противнику Димки.

– Спасибо, – прохрипел тот, растирая по лицу пот.

– Не за что, можно было бы и подождать, – усмехнулся Сашка. Оба подняли головы, и Сашка весело крикнул: – Девчонки, вы там живы?!

– Почти, – отозвалась Галька. – Горьке руку придавило, помогите!..

... – Входите, входите, – приветствовал Горька друзей, – и можете не спешить. С такими приятелями, как вы, у меня все шансы проторчать тут ещё лет десять, не меньше.

– Помолчи, чёрт лесной, – дружелюбно сказал Димка, обнимая Люсю. – Я вот так почти уверен, что ты сам на себя эту ерунду обрушил, чтобы остальные тут попрыгали кругом.

– Оригинальный способ привлечь к себе внимание... – Горька скорчил жалобную рожу.

– С тебя станется... Хорошо хоть, девчонок уберёг! А то бы я тебя добавочно привалил...

– Он старался, – хмыкнула Люська. Галя внимательно посмотрела на неё:

– Между прочим, он тебя спас. Ребят, мы пробовали эту дрянь поднять, но пруты гнутся...

– Так, а теперь я попробую! – Сашка прокрутил лёгким движением меч и подсунул его под стояк. Шире расставил ноги, пригнулся, вдохнул глубже, повозил ладонями на рукояти...

– Переломится, – предупредил Димка. Сашка ничего не ответил – только вдруг выдохнул: "Ах!" – и всем телом подался вверх. На руках рельефно выступили сплетения мускулов, перевитые взбухшими венами, лицо сперва окаменело, потом – задрожало, на лбу выступил пот. С треском лопнула на спине куртка – не по швам, а в нескольких местах по взбугрившимся мускулам. Четырёхсоткилограммовый стояк, поддавшись напору юного атлета, пошёл вверх – это было удивительно, но как бы не более удивительным выглядело то, что выдержал тонкий узкий клинок!

Димка и девчонки торжествующе завопили, словно на соревнованиях. Горька мгновенно выдернул руку – окровавленную, измятую, в ранах и кровоподтёках, но, похоже, не сломанную.

– У-у, – коротко простонал он. – Как там ты говорил, Дим – может быть, это и есть счастье?

39.

Была чёрная, душная ночь – ночь перед грозой. Но, если небесная гроза ещё только напоминала о себе отдалёнными раскатами и зарницами, то гроза на земле уже разразилась.

Тяжкую перину ночи кромсали алые языки пламени и белые клинки прожекторов. Горела ферма, полыхали пристройки, выл пёс, которого переехала машина, дико, так, что можно было сойти с ума, выл сгорающий скот. С этими жуткими звуками мешались крики людей и рёв джаго – звуки ночного погрома.

Мужчины – защитники фермы – уже были убиты. Семнадцатилетний юноша, подорванный гранатой, свисал в огонь с остатков крыши, и одежда на нём полыхала, а ствол пулемёта, который он держал в руках, раскалился докрасна. Плечистый могучий мужчина, убитый ударами тесаков в грудь, лежал на трупе своей жены, с пистолетом прикрывавшей ему спину – всё ещё сжимая в руках окровавленный топор; вокруг валялись тёмными грудами три или четыре трупа налётчиков, попытавшихся взять людей живыми.

"Дикки! Дикки, братик! – истошно кричала девушка лет четырнадцати, распятая железными штырями на дверях горящего сарая. Волосы её – рыжие, пышные – трещали и завивались от жара в безжизненные серые пружинки. Потом дверь с грохотом рухнула внутрь – в снопах искр – и пламя жадными щупальцами рванулось из-под неё, свиваясь в плотный кокон. – Братик, Дикки! Не выходи! – голос девушки стал безумными, извиваясь от невыносимой боли, она билась головой о дерево и рвалась из стороны в сторону, расширяя раны на руках и ногах... пока огонь не прогрыз себе путь через доски и не обнял уже её тело. – Дикки! Дикки!! Дикки!!! Не вы-хо-диииии..."

Сгрудившиеся вокруг другой девушки – постарше – джаго следили за тем, как один из их приятелей насилует несчастную, которая, впрочем, уже была, похоже, мертва: тускло смотрели глаза, разбитый прикладом алый рот разинут в мёртвой зевоте... Рядом были разбросаны окровавленные части тела, принадлежавшие мальчику лет десяти или около того – он уже отмучился.

Ещё один мальчик – не старше пяти-шести лет – видел всё это. Лёжа в кустах за фермой, дрожащий, с изгрызенными в кровь пальцами, он смотрел на происходящее без мыслей, зная только одно – выходить нельзя...

...Он снова видел всё это!

Он снова видел всё это!

Ни единой подробности ужаса не стёрло время...

... – Мамочка! Ма-ма!

– Дик, Дикки, не кричи, пожалуйста, не кричи, они вокруг...

Жуткое чёрное существо склонялось над ним. Конечно, это пришла Эгнес, его сожжённая сестрёнка – пришла за ним, и Дик снова хотел закричать, но внезапно понял, что лежит на земле, всё тело болит, совсем рядом грохочут взрывы и мечется огонь чудовищного пожара, а девчонка над ним – конечно же, никакая не Эгнес, а Машка. Просто вся в ожогах и копоти – но совершенно живая. Якорь надёжности, который помог выбраться из мира навалившегося в бессознательности кошмара. И Дик вцепился в неё:

– Маш... аgain... аgain... (1.)

1. ...опять... опять... (англ.)

– Тихо, тихо... – она прижала к себе голову друга. – Мы всё сделали... но нас выбросило...

– Ммммменя, похоже, здорово шарахнуло... – Дик сел, с трудом удержав стон.

– Тише, – Машка приникла к земле, пригибая и его. Но их уже заметили – фигуры трёх джаго рисовались на фоне огненных вихрей. С лёгким посвистыванием трассирующие очереди прошили ночь над юношей и девушкой, приникшими к земле.

– Вон они, вон! – раздался ухающий голос, полный злости и страха. Дик выхватил "парабеллум", но ни разу выстрелить не успел.

– Ложись! – закричали откуда-то из темноты, раздёрганной хлыстами пламени – и очереди срезали всех троих джаго. Всё ещё не вполне понимая, что происходит, Дик и Машка держали оружие наготове, но к ним уже подбегали... их друзья! Все – живые, почти целые и невредимые...

40.

Олмер довольно хмуро сидел на холмике посреди поляны – как недовольная птица на ветке! – и остальные не сразу сообразили, что он один, когда подняли торжествующий гам, сообщая своему младшему, что все живы и практически здоровы. Но казалось, что Олмер совершенно не рад ни этому, ни вообще возвращению друзей. Он вяло махнул всем рукой и уставился в землю у своих сапог.

– Так, – Сашка взбежал на холмик, – вставай, бери свою половинку и пошли отсюда.

– Пошли, – без промедления, но как-то вяло встал Олмер.

– Эй, а Лулани где? – тут же заозирался Горька. Олмер выдохнул так, что деревья на опушке явно собирались прогнуться:

– Я ей сказал, чтобы ушла и ждала меня в послёке... Мы ведь сюда ещё вернёмся?

– Д-да... но... – Горька недоумённо поднял брови. – Когда? Мы ж сами этого не знаем.

– Ну, это всё равно. Знаете, ребята, – германец огляделся, – не представляю, как бы она смогла... с нами. Ну, вы понимаете.

– Ясно, – Димка незаметно подмигнул остальным, – ты обнаружил, что она слабовата – и... Олмер?!

В руке германца был нож.

– Заткнись! – прошипел он, пригибаясь. – Не смей о ней так говорить!

– Тихо-тихо-тихо, – Горька немедленно втёрся между ними. – Олмер, убери нож. А ты, Дим, заткнись, а?

– Честное слово, ничего дурного я в виду не имел, – Димка хлопал глазами. – Правда...

Олмер кивнул, вбросил в ножны клинок. Переведя дух, снова пояснил:

– Никто же ничего про неё не знает. С нами ей будет трудно... да и нас она задержит. Да, я хотел, я и сейчас хочу, чтобы она была рядом со мной. Но... – он тряхнул головой. – Но я же не до такой степени... эгоист!

* * *

Лесные Псы с волчьей стаей, нагрузившись боеприпасами, уходили на север. Они не льстили себе надеждой, что их не обнаружат – конечно же, обнаружат, и очень быстро. Тогда джаго перестанут гоняться за тенями по лесу – и рванут сюда. Сашка решил укрыться среди лесных озёр, соединённых многочисленными протоками, где сам чёрт ногу сломит, а населения – всего ничего. Там можно было запросто отсидеться даже в случае конца света. Другое дело, что людей, уничтоживших стратегический аэродром, будут искать так, словно конец света уже был – и за него надо мстить.

Ещё до начала бегства Галька объяснили волкам, что ждёт их друзей-людей и предложила остаться, затаиться где-то по норам, а ещё лучше – уйти в другую сторону. Девушка ещё и извинилась за то, что люди принесли неприятности волчьему племени.

Волки выслушали всё молча. Потом разом повернулись и следом за вожаком исчезли в шиповниковых зарослях.

– Вот те раз, – огорошенно сказал Сашка, теребя свой "хвост". – Я-то думал... я надеялся, что они останутся...

– Мда, – признал Горька, – скверно. Союзники-то они отличные... да и я, например, уже привык к ним.