Текст книги "Волчья песнь (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– В порядке, даже брови не опалило, – Горька появился из грязи, похожий на болотную нечисть.

– Ммммммможет... может мммммнннннн... п-могут?! – осведомился Сашка, из последних сил удерживавший лапищу джаго с изогнутым ножом.

– Ой, сейчас! – Галя выстрелила джаго в голову из пистолета. Сашка с трудом поднялся, гримасничая от боли в помятом теле:

– Всё, пошли, пошли отсюда – скорей давайте!

* * *

Группа Сашки выскользнула из окружения буквально в последнюю секунду. Капкан не успел захлопнуться, но, увидев ускользающий хвост добычи, джаго бросились в погоню. Над болотом, засыпая его бомбами, постоянно барражировали винтокрылы – к счастью, покрыть всё огромное пространство дикой земли они не могли, это было всё равно, что ловить шарик ртути...

...Группа спецназовцев, тяжело, хрипло дыша, остановилась на относительно сухом месте, на всхолмье. Огромные джаго выглядели вымотанными до предела пешей гонкой за вёрткими землянами.

Подошедшие низом сторки – пятеро совсем мальчишек, вооружённых трофейными земными УАК – выглядели куда бодрей, хотя, признаться, не менее растерянными.

– Ничего?! – окликнул сверху офицер спецназовцев. Передний сторк поднял перепачканное лицо, отозвался:

– Ничего... – и, оглядевшись, процедил: – Такое ощущение, что всё кругом вуалью задёрнуто... – он покачнулся, но удержался на ногах. – Не можем найти.

– Но они тут или нет?! – голос джаго, громкий и рычащий, был почти умоляющим одновременно.

– Не знаю, не знаю... – раздражённо ответил сторк, и джаго не осмелился больше переспрашивать. Бормоча на ходу проклятья, его бойцы двинулись дальше. Сторки, несколько минут подождав и молча передав по кругу тускло-серебряную фляжку, двинулись следом.

Болото замерло в совершенном спокойствии. На корень, возле которого только что стояли сторки, вскочила здоровенная ледяная лягушка и самодовольно заурчала.

Поднявшаяся из грязи рука, спихнувшая ледяную лягушку в сторону, казалась частичкой жуткого сна. Голова – грязная, с текущей по длинным волосам жижей – выплюнувшая изо рта камышинку, усугубила это впечатление. Голова протёрла грязной рукой не менее грязный рот и отверзла уста:

– Гробовая тишина. Первый раз лежу одна.

Галя (а это была именно она) пошарила рядом и за ворот куртки извлекла на белый свет Димку. Тот глаз не открывал, а выражение лица и торчащая изо рта камышина придавали ему некое сходство с задумчиво курящим древним павианом.

– Не мой, – констатировала девушка и аккуратно погрузила парня обратно. – А здесь? – она пошарила по другую сторону. Оттуда её удалось достать Горьку, который тоже выплюнул камышинку и осведомился:

– Ушли?

– Вроде бы. Ты глаза-то открой!

Грин и правда сделал это. между тем из-под грязи начали выбираться постепенно остальные – вообще ни на кого не похожие.

– Это была на редкость удачная идея, – Сашка решил было встать, но Люська дёрнула его обратно:

– Да стой же ты! Дай я сначала всё сниму.

В полном молчании сидя в грязи, все наблюдали, как девушка, что-то бормоча, извлекает из жижи длинную тонкую верёвку, сматывая её на локоть. Верёвка совершенно не испачкалась и серебристо-неуловимо поблёскивала.

– Ну вот, теперь всё, можно выходить, – Люська убрала верёвку в кошель на поясе. – Это старый фокус, я даже не ждала, что у меня начнёт получаться...

...Вечером нагнали тех, кого уводил Мирко. На хвосте у них висели два десятка джаго, но атакованные в свою очередь с тыла, они рассеялись и отстали.

Остановились на три часа, да и то часть этого времени потратили на то, чтобы поесть – верней, подъесть. Боеприпасов осталось немногим больше, чем еды, которой осталось... ничего. Обуви осталось ровно столько, сколько патрон – то есть, немногим больше, чем ничего, одежда тоже пришла в жалкое состояние. Даже у Олмера не было желания петь, а у Горьки – шутить. В свете «толстеющего» Неразлучного ребята на болоте казались духами, вышедшими из его глубин – грязными, молчаливыми и неподвижными.

* * *

Утром погоня началась снова.

Точней, она не кончалась и ночью – преследователи рыскали по болоту в поисках отряда Сашки, как хорошие гончие, тратя нервы, патроны и горючее. Около восьми утра винтокрыл врага обнаружил землян на марше, неудачно обстрелял, а потом удачно навёл ближайшую группу спецназа.

Боя не получилось. Джаго подоспели как раз вовремя, чтобы обнаружить вязко затягивающиеся следы – они уводили в центр болотины, в те места, которые с давних пор были отмечены на картах и в отчётах, как "непроходимые".

Озверевший и уставший от нескольких суток погони офицер-джаго, плюнув в жижу, мрачно добавил словами:

– Вот им и могила, больше надоедать не будут, – и, неуклюже развернувшись, скомандовал своим: – Пошли. Кончено. Оттуда они не выйдут.

Отряд устало потянулся прочь...

...А они – вышли.

11.

Это был первый день, когда утро не принесло гула и стрёкота винтокрылов над деревьями. Проснувшись, все долго прислушивались; Дик, разувшись, влез на одно из деревьев – но никого вокруг не было видно или слышно. А что более важно – лес беззаботно жил своей жизнью, ясней всего говоря: «Чужих нет!»

Когда стало ясно, что погоня кончилась, изо всех словно выдернули стержень, поддерживавший отряд во время этой гонки. Никому и никуда больше не хотелось идти, не хотелось вообще двигаться. Все лежали, где спали, лениво отмахиваясь от таких же ленивых тут мокрецов.

Они снова победили, доказав и себе и противнику, что сильней, умней, ловчей и выносливей. Они снова остались живы. Они снова спаслись. Разве этого недостаточно, чтобы ощущать себя счастливым, если тебе четырнадцать-шестнадцать лет? Парни и девушки бездумно смотрели на кроны низеньких деревьев, на голубеющее за ними небо с редкими бледными звёздами – и улыбались этим деревьям, небу, звёздам жизни...

Когда первое напряжение схлынуло – всех снова непреодолимо потянуло в сон. Последние пять ночей они или вовсе не спали – или спали, как сегодня, по два-три часа едва.

– Ребят, ребята, – заволновался Сашка, кое-как поднимаясь на ноги, – на всякий случай надо уйти подальше, ну?!

Большинство уже просто никак не отреагировало. Мирко уже тихо похрапывал. Горька, заложив руки за голову, с усмешкой наблюдал за командиром. Бранка, держа голову Мирко на коленях и изящно прикрывая рот, раздираемый зевотой, ладошкой, сказала:

– Саш, не гонится за нами никто, не беспокойся. Давай отдохнём...

– Она права, – заметил Горька. Сашка ещё несколько секунд стоял в явном сомнении, потом – неожиданно почувствовал, что ему ужасающе хочется спать. Так хочется, что в какой-то момент он понял, что уже спит, спит стоя, пусть и с открытыми глазами. Он вздрогнул, махнул рукой и начал снимать куртку.

– Более правильного решения невозможно было и принять, – Горька закрыл глаза и тут же уснул

Сашка всё-таки огляделся ещё раз. Мда... все спали. Даже закалённые организмы землян, не выдержали перенапряжения пятидневной гонки и резкого нервного перепада, когда стало ясно, что опасность позади.

Сашка свернул куртку, бросил её между корнями дерева и лёг ничком. Одиночка припекала спину, иногда по верхушкам деревьев пробегал ветерок. "Сплю, что ли?" – подумал он. И это было величайшее блаженство...

...Шестеро ребят и пять девушек спали на небольшой полянке посреди гигантского болота, казавшегося пятнышком на зелёной шкуре огромного леса, бывшего в свою очередь лишь частью одно из континентов планеты. Они спали сном без сновидений – как спят смертельно усталые люди, совесть которых чиста.

* * *

Сашка проснулся с тем бесподобным чувством, которое бывает, когда просыпаешься – и чувствуешь, что ты отлично отдохнул и голоден, как зверь. Ещё не открывая глаз, он ощутил прохладу ночи, жар костра и запах дыма, услышал потрескиванье сучьев и негромкие голоса друзей.

Чуть повернув голову, Сашка приоткрыл глаза. И еле сдержал почти растроганную улыбку.

Все девчонки кроме Машки, сидя у укрытого плотным навесом костра, дружно занимались починкой одежды и обуви. И то, и другое в этом нуждалось... Сашка вспомнил, что у него тоже вырван клок из бока куртки, но тут обнаружил, что лежит не куртке, а на свёрнутом рюкзаке. Его куртку держала на коленях Галя. Сидевший рядом с нею Горька что-то шептал, а она довольно улыбалась и штопала.

Машка, устроившись на корточках ближе всех к огню, явно готовила. Дика наблюдал за нею, лёжа у огня – на руке у него была свежая повязка. Олмер, негромко посвистывая, тесаком рубил валежник, невесть где разобытый на болоте. Мирко, сидя на солидном пеньке, натягивал тетиву на большой, только что законченный, лук – глядя на него, Сашка вспомнил: а патрон-то остался пшик, взять негде... тоже, что ли, о луке подумать? Димки у огня не было.

Дик лениво протянул руку к чему-то, дымящемуся на листе лопуха. Машка хлопнула его по пальцам.

– Ну вот, привет, – недовольно сказал англосакс, отстраняясь.

– Ничего не "вот", потерпишь, пока Сашка проснётся, да и Димка придёт.

– А я уже не сплю, – Сашка сел и потянулся. – Спасибо, Галь, – он легко поднялся и подошёл к огню. – Что тут у нас?

Машка вытерла лоб, поглядела снизу вверх:

– Ерунда тут у нас. Супчик из крапивы, камыш печёный, стрелолист печёный, жареный рогоз и побеги тростника...

– Бэ-э-ээ... – тихонько проблеял кто-то, но Машка невозмутимо закончила:

– ...а вот мяса нет. Димка сказал правда, что принесёт что-нибудь, но это вряд ли.

– И чего такое неверие в мои силы? – из темноты, бросив наземь к огню трёх больших кондилютр, шагнул улыбающийся Димка. Он был снова до пояса в грязи и мокрый по шею. – Вот, лопайте и вспоминайте меня добром... Люсь, брось штопать штаны этого вонючего маленького существа и займись моей одеждой, – он начал расстёгивать пояс.

– Если кто тут и вонючий, так это ты, – невозмутимо ответил Олмер, вонзая в землю тесак. – Спасиб, Люсь! – он поймал брошенные клёши и, прежде чем их натянуть, любовно расчесал пальцами скальпы в швах.

– Тогда придётся немного подождать, – извиняющимся голосом сказала Машка, – пока я мясо приготовлю.

– Да сколько угодно, – махнул рукой Сашка.

– Меня, конечно, опять не спросили, – вздохнул Дик. Машка собралась к воде – выпотрошить, ошкурить и разделать зверьков – и он поднялся нехотя, чтобы идти с нею.

– Эй, смотри, чтобы её не украли! – крикнул Димка ему вслед. – С одной рукой-то не отобьёшься, а мясо пропадёт!

Сашке стало немного стыдно. Пока он беспощадно дрых (он – старший по возрасту, он – командир!), его подопечные буквально обо всём позаботились! Даже о том, чтобы зашить ему куртку...

...Анютка. Анька, Анечка, Аня делала это. Он потёр через штанину шрам на правом бедре. И это тоже зашивала она... Сашка посмотрел вокруг. Нелепым и диким сейчас казалось, что кто-то может погибнуть. вот же они, живые, смеются, ходят, говорят... Но и... и те, кто сейчас мёртв, тоже были живыми, смеялись, ходили, говорили... А среди них была Анютка.

Толчок тоски был настолько болезненным, что Сашка даже тихонько простонал сквозь сжатые зубы. Но тут же увидел встревоженные глаза Горьки – и излишне оживлённо спросил:

– Ну что, начинается весёлый вечерок?! Может, пока споём на голодный желудок?

И они в самом деле спели несколько весёлых, довоенных ещё, песенок – лес и болото с изумлением внимали этим непривычным звукам. Но потом Олмер запел один. Он пел свою балладу о том, как полтора года назад погибли Тони Роклифф и сестра Мирко Лара Шаповалова. Тони прикрывал отход, а Лара вернулась к смертельно раненому другу...

Олмер пел глуховато, словно ему было не тринадцать, а все сто тринадцать лет...

– Я не могла не вернуться...

Ты прокричал мне: "Живи!"

Десять шагов... захлебнуться

В горлом пошедшей крови...

Как я могла не вернуться?

Жить... жить одной? Ерунда...

Выстрел. Ветки качнутся.

С неба упала звезда...

... – Готово, – сообщила Машка, помешивавшая в котелке длинной палочкой. – Налетай, разбирай!..

...Около двух ночи, когда большинство, явно переев, улеглись-таки спать, Сашка и Горька, как обычно, отошли вместе в сторону – далеко, пока не зачавкало под ногами. Свет гаснущего костра сюда совсем не достигал – темнота, пронизанная лучами звёзд и Неразлучного, пробивающимися через редкие кроны... Горька прислонился к дереву; Сашка застыл, согнув одну ногу в колене и засунув большие пальцы рук за обрез штанов. Оба молчали.

Горька, лениво протянув руку, сорвал веточку и начал жевать её, глядя на тёмный профиль своего друга – прямой нос, упрямый подбородок, нахмуренные брови... Они с Сашкой были друзьями, с сколько друг друга помнили, хотя Сашка и на восемь месяцев старше.

Неожиданно где-то очень далеко, на краю земли – а может, за её краем, или на небесах, между звёзд – завыл волк. Он, казалось, пел что-то своё... пел – непонятное людям, но настолько берущее за душу, что юноши заслушались. Это было дикое, странное пение, полное тоски и торжества, вызова и боли – песня существа, от века стоящего против всего мира, осознающего это и гордящегося этим...

– Живы, – улыбнулся Сашка (1.).

1.Волки были переселены на планету в самом начале земной колонизации – по глобальному плану «Земля Людей».

– Тебе не кажется, что они похожи на нас? – спросил Горька.

– Потому что против всего света и так же одиноки... – задумчиво произнёс Сашка. – Да...

– Подпоём? – предложил Горька. И, прежде чем Сашка успел что-то сказать, его друг оттолкнулся от дерева, поднял голову и завыл, как волк в лунную ночь – мастерски подражая этому вою.

Сашка повернулся к нему всем телом. Ему показалось, что рядом в самом деле стоит волк. Подражать голосам тех или иных животных умели в отряде все, научила жизнь... но сейчас сходство было полным.

Нет, всё-таки это Горька... Он выл самозабвенно – дрожала кожа на горле, выступили вены и жилы, а в глазах дробилось и плыло отражение Неразлучного.

Сашка хотел было спросить: "Ты что, с ума сошёл?!" Но ощутил вдруг, как в его теле напрягаются все мышцы, как он превращается в натянутую между землёй и небом дрожащую струну – а Неразлучный вибрирует, как бронзовый старинный гонг, рождая в этой струне жуткую, дикую мелодию...

"О чём ты поёшь, брат мой волк? Может, о том, что злой чужак походя разорил твоё логово и унёс волчат? Или о том, что погибла твоя верная подруга? Может, плачешь ты над её окровавленным телом? Или нет, и был удачным загон, и ты свалил добычу, и вой твой не плач, а радость? Может быть... Я не понимаю, о чём ты поёшь, брат мой волк. Я человек, но логово моё сожжено, и подруга моя умерла у меня на руках. Я тут, я в лесу, я подпою тебе, брат мой волк..."

Странное чувство пронизало каждую клеточку тела юноши. До предела обострились все ощущения, – запахи хлынули в мозг, перед глазами всё поблекло, но он и так мог легко сказать, что происходит вокруг в радиусе километра, не меньше...

...и, вскинув к небу свой нож, Сашка завыл, сплетая свой голос с голосами Горьки и далёкого волка.

12.

В течение ещё нескольких дней они оставались на этой поляне. Мирко застрелил огромного свинобыка, шкура которого пошла на новую обувь, а мясо решили провялить. Они приводили себя в порядок, отъедались и отдыхали. Горька в невесть какой раз перечитывал давным-давно найденную книгу – исторический роман о лётчике Покрышкине. Люська посадила Дика, Олмера и Машку писать в блокноте Горьки сочинения на тему «Современный город».

У одного Сашки не получалось отдохнуть как следует. Он много думал – а это отнюдь не лучший вид отдыха.

* * *

Как оказалось, они остановились в каких-то двадцати километрах от края болот. Двинувшись в путь рано утром и не особо спеша, они к четырём часам дня уже шагали по обычному лесу, наслаждаясь привычными звуками, твёрдой почвой под ногами и непроходящим ощущением победы и свободы. Шли, довольно широко разбрёдшись по лесу и даже позволяя себе негромко перекликаться друг с другом без имитации голосов птиц и животных.

Почти все помнили карту континента. Этот лес шёл до самого восточного берега огромной реки, надвое рассекавшей материк – земные поселенцы назвали её просто Река, но никто из ребят на её берегах никогда не был. Подробных карт у них не было тоже, были только тактические карты тех мест, где они действовали прошлыми зимой и осенью. Одно было ясно – эти места ещё менее населены, чем те, из которых они пришли. Но враги, чтобы их бить, найдутся и здесь, а об остальном нечего было и думать.

– 115, 116, 117, – отсчитывал Горька на ходу, левой рукой обнимая Галю, – 118, 119, всё.

– Ты что там отсчитываешь? – Сашка обернулся к другу.

– Патроны к карабину, – вздохнул Горька. – 119. Плюс ещё сорок семь к пистолету и всего три к дробовику. Вот ведь... дерьмо! Извини, детка, – он поцеловал Галю, – и не говори ничего своему брату, а то он меня зарежет.

– У других не лучше, – Сашка тяжело вздохнул. – Прежде, чем приступать к делам, надо как-то боеприпасами разжиться.

– А у тебя сколько?

– Пятнадцать ракет, две сотни к "маузеру" и сорок к обрезу. Я бы тебе дал, но у меня "десятка", ты ж знаешь... Спроси у Димки... Галь, у тебя сколько?

– Сто тридцать к карабину. И всего два к пистолету.

Димка тем временем передал Горьке полдюжины патрон 12-го калибра. Распихивая их по гнёздам чехла, Горька вдруг остановился:

– Что за... – он посмотрел себе под ноги, обутые в новенькие узкие сапоги с затяжкой поверху.

Остановились все. Странно – перед ними была прямая, как стрела, яма. Она шла в обе стороны, потом – сворачивала параллельно под прямыми углами. Сейчас яма была пологой и не очень глубокой, поросла кустарником, деревьями – но всё равно угадывалась. А когда-то это был ров – глубокий и широкий. Но это "когда-то" было очень, очень давно...

Все замерли у этого рва, почему-то опасаясь идти дальше – и переглядываясь. За рвом начинался довольно крутой лесистый холм, выше по которому виднелись скальные выходы.

– Это разумные сделали, – сказала Бранка, подкидывая на плече снайперку.

– Не волки же, – проворчал Горька. Неожиданно он напрягся – и ловким, профессиональным прыжком перелетел на другую сторону. Удержался на ногах, повернулся: – Давайте сюда, сколько можно стоять перед этой канавой?

Пока перебирались через ров, он уже взбежал наверх, к камням. И встречал друзей улыбкой:

– В общем, да. Это такие же скалы, как я – джаго, – он повёл рукой вокруг себя.

– А что это тогда? – Мирко нагнулся, сорвал колокольчик, протянул его Бранке, та засмеялась и ловко вставила цветок в волосы над ухом.

– А вы кругом посмотрите, – предложил Горька, садясь на камень и твёрдо ставя карабин между ног. – Посмотрите просто.

Машка догадалась первой:

– Это... стены! – воскликнула она. – Это правда стены!

– Умница, дочка, – кивнул Горька. – Вот остатки стен. А вот ту, – он топнул ногой, – должен стоять донжон. Только я сомневаюсь, что те, кто это строил, называли его донжоном. Ни джаго, ни мьюри давным-давно не строят каменных крепостей. А тут стояла крепость, очень похожая на земную. Потом её кто-то разрушил.

– Рейнджеры, – уверенно сказал Димка, снова оглядываясь. – А мы и не знали, что они были на этой планете! – он указал на сохранившийся на одном из камней знак: звезда в три луча и похожий на лилию цветок. – Звезда Трёх Миров и Огненный Цветок. – Тогда этой крепости, наверное, миллионы лет. И это не природный камень...

– Думаю, они не будут злиться, если мы тут заночуем, – с усмешкой сказал Сашка.

– Едва ли, – серьёзно ответил Горька, – ведь мы, как считают многие учёные – их потомки. Скорей уж наоборот – тут нас поберегут от бед.

– Себя-то они не сберегли, – покачала головой Люська. – И не рано ли на ночь останавливаться?

– Да больно место хорошее, – сказал Сашка. – Огня за камнями снизу не увидишь, а если вон там развести огонь – то и сверху навес делать не надо, и оттуда не заметят. Да и отбиваться отсюда удобно в случае чего... только почти нечем.

– И совершенно не от кого, – под общий смех дополнил Дик, играя коротким широким ножом.

Но почти тут же все насторожились.

На пределе слышимости, между тишиной и самым нежным дуновением ветра, вибрировал тонкий звук. Он рос, он ширился – и уже через секунду стало ясно, что это рёв реактивных турбин. Причём – не одного самолёта! Этот рёв стал давящим, жутким, все пригнулись, судорожно задирая голову, и Машка закричала, вытягивая руку:

– Смотрите, там! Там!

В тридцати метрах над деревьями, не больше, косо мелькнуло что-то угловатое, сверкающее и стремительное. Понадобилось несколько мгновений, чтобы они осознали – это самолёт! – и распластались на земле, выставив в небо стволы – оглушённые, растерянные, ожидая удара и не понимая, откуда враг мог узнать с такой точностью. Где они?! И почему выслал скоростной самолёт, а не винтокрылы?! Но почти тут же Горька растерянно и даже испуганно вскрикнул:

– Это же! Это!!! Вы видели?!

Да. Они все успели разглядеть то, что имел в виду Горька.

Алого дракона, держащего в лапах синий щит с золотой свастикой (1.). И то, что это были не просто атмосферные самолёты, а шедшие на не такой уж большой для них скорости космические машины.

1.Герб Объединённых Военно-Космических Сил Земли.

Обалдевшие, растерянные, немые, ощущая себя, словно во сне, мальчишки и девчонки поднимались на ноги, обмениваясь недоумёнными взглядами. Если честно, все последние годы никто из них всерьёз не думал о том, как идёт война и идёт ли она вообще? Что Земля потерпела или потерпит поражение – никто из них не допускал и мысли. Но что мог установиться мир, а они – остаться на вражеской планете – каждый про себя вполне допускал, хотя для них это было, в сущности, таким же приговором, как и полный проигрыш Земли.

И вдруг... вдруг – такое! Наглядно и буквально над головами!!!

– Это старые "фальки" (1.), – пропищал Олмер. Кашлянул, возвращая себе свой голос, кашлянул снова, поморгал. – Это "фальки" же, правда? – и совсем по-детски оглядел старших ребят.

1. "Фалька"A.F.1 – двухместный ударный космоистребитель разработки Англо-Саксонской Империи. Вооружение: 2 х 2 40-мм автоматических орудия; 4 х 6 15-мм пулемёта; 4 противокорабельных или крылатых ракеты; 8 прочих ракет в разной комплектации; 2500 кг. прочего вооружения. В указанное время устарел и уже давно не производится, но оставшиеся истребители всё ещё используются – как правило, для действий с орбиты по поверхностям планет.

– Вы понимаете, что это значит? – спросил Сашка тихо. – Они, может быть, уже на планете.

– Ну, нет, – возразил Горька. – Это с авианосца. А авианосец... – он вдруг взялся руками за голову и тихо сказал: – "Фальки". Наши "фальки", ребята... восемь лет... восемь лет... восемь лет...

Больше никто ничего не говорил. Все смотрели в небо – туда, куда улетел истребитель. И у всех разом в этом молчании возникло одно и то же чувство: только что они видел тут, на этой планете, боевую машину их Родины. Значит, есть где-то то, что они видят во сне и о чём иногда разговаривают у вечерних костров?! Они сражались восемь лет – и только что над ними пролетела "фалька"?!

Земля вернулась! Вернулась Земля! Они – не последние бойцы Земли в этом мире!..

...Но тут же над деревьями, раскачивая и пригибая их, с грозным рёвом промчались, мрачно сверкнув антрацитово-чёрными остроугольными ромбами Альянса на серповидных крыльях, четыре серых боевых машины, атмосферные истребители Джаггана. Никто не успел ничего сказать – все пять машин преследовали друг друга уже высоко в небе, вертясь по замкнутому кругу. Отсюда нельзя было уже различить цвета, но хорошо было видно, что одна из машин больше остальных – и её берут в кольцо, точней – в плотный смертоносный шар.

– Четверо на одного! Always so, damned bastards! Сowards! (1.) – закричал Дик, потрясая кулаками. Бранка болезненно ахнула; Мирко порывисто прижал её к себе.

1.Всегда так, проклятые ублюдки! Трусы! (англ.)

– Он отобьётся, отобьётся! – крикнул Сашка, сам не веря в это – космической машине отбиться было бы трудно даже от одного атмосферного противника. На глазах Сашки словно бы убивали надежду...

Победно грохоча моторами, серая четвёрка настигла "фальку", но... истребитель что-то сделал, как-то ловко развернулся – и они пронеслись мимо, как стая глупых злобных тварей! "Дра-да-да-да-дат! – послышалось в небе деловито-дробное. – Дра-дат!"

Хвостовой "серые" подскочил, начал забирать в небо по крутой дуге – всё медленней и медленней, пока на секунду не застыл совсем. А потом перевернулся и помчался к земле, выбросив жирный хвост дыма! В небе раскрылся бледно-зелёный зонтик над поспешно выплюнутой спасательной капсулой...

Все вопили и прыгали, обнимались, целовались и бросали вверх оружие. Дик, поставив пулемёт на развилку дерева, в нелепом, но понятном азарте выпустил весь магазин по далёкому парашюту.

– Так их!

– Молодчина!

– Бей обезьян!

– Ура! Ура!

– Бей их!

– Ура Земле!

Развернувшись по широкой дуге, три вражеских машины бросились на "фальку" снова, не давая ей уйти выше, вырваться в космос. Несколько ракет рванулись к земному самолёту, но он отплёвывался белыми весёлыми звездочками, уворачивался – и вдруг снова атаковал, как настоящий сокол (1.), и ещё один джаго буквально разлетелся в воздухе в огненное крошево!

1."Фалька" – «сокол» (англ.-сакс.)

Внизу, на земле, орали до хрипоты, так, что лётчики просто обязаны были услышать вопли. Они непрерывно по-чёрному ругали врагов и сыпали нелепо-нежными словами в адрес лётчиков-землян. кто-то выкрикивал: «Никогда, никогда, мы, земляне, не станем рабами!» Димка возбуждённо вопил:

– Ракеты! Почему он ракеты не пускает?!

– Да он же наверняка со штурмовки, откуда они у него?! – кричал в ответ Горька.

Враги разделились и стали нападать с разных сторон, плетя смертоносную паутину виражей и грохоча пушками – но "фалька" уворачивался и огрызался очередями, упрямо стремясь вырваться вверх.

– Ну миленький! Ну хороший мой! – плакала Машка. – Ну немного ещё, ну стряхни их, стряхнииииии...

"Дра-д..."

Очередь оборвалась. "Фалька" больше не стрелял – лишь крутился по спирали вверх. И тут же джаго набросились на него, как обрадованные злобные, но трусливые, хищники, понявшие, что опасный враг беспомощен. Они снова и снова сверху давили "фальку", жаля его очередями.

– Он безоружен! Безоружен! Сволочи! – кричал Мирко, не сводя глаз с неба. – Я вас всех убью, сволочи! Он же безоружен!

"Фалька" вдруг перевернулся и начал беспомощно падать – падать куда-то в сторону. От него отлетали куски. В небе вспыхнуло оранжевое полотнище над выстреленной кабиной. И сейчас же вокруг него замельтешили оба джаго – почти в упор разбивая её очередями.

На поляне стоял сплошной вопль.

– Гады, гады, гады! – надрывался Мирко. Олмер бросил автомат и плакал навзрыд. Сашка взял его за локти и прижал к себе, глухо сказал:

– Не плачь, – не сводя глаз с неба. Он уже и припомнить не мог, когда кто-нибудь из них плакал, видя смерть. Но эта смерть всем показалась чудовищной. Словно злая рука уничтожила что-то невероятно светлое и чистое...

– И каждый умрёт в бою

За всё, что у нас здесь есть -

За вечную нашу месть,

За горькую нашу честь... – тихо произнёс Горька и вдруг, резко подтянувшись, вскинул руку в земном военном салюте. На поляне стало тихо почти сразу. Один за другим мальчишки и девчонки отдавали салют... Олмер мазнул ладонью по глазам, упрямо стиснул зубы и тоже поднял руку.

– Смотрите, он сюда снижается! – в возбуждении почти завизжала Галька.

В самом деле! Скоростные машины джаго, победно ревя моторами, умчались прочь – а от рушившейся под горящим куполом кабины вдруг отделился и расправился ещё один парашют, намного меньше. И он летел сюда – в сторону ребят! Кабина с хлопком вспыхнула и исчезла вдали за деревьями комком пламени... а сверху на ребят вдруг упали алые тяжёлые капли. Парашютист оказался совсем над ними – прямо над головами! – пролетел, упал на вершину холма и... исчез!

Исчез – вместе с парашютом, словно втянутый в землю. Это до такой степени поразило всех, что на какое-то время все другие чувства, кроме изумления, исчезли. Наконец, Горька опомнился. Он бросился наверх – и первым был у дыры в земле. Диаметром примерно в метр, она уходила в черноту – и т уда всё ещё сыпались песок, земля и сухие прошлогодние былки.

К счастью, он не успел нагнуться над дырой – выпущенная оттуда очередь ссекла несколько веток с дерева напротив.

Все моментально рефлекторно залегли. И послышался глухой от боли голос, шедший из-под земли:

– Well, wha'have risen?! I one an'I die, go and fini'ff me, cowardly mongrels! (1.)

1. Ну, что встали?! Я один и я подыхаю, идите и прикончите меня, трусливые выродки! (англ.)

Человек попытался оскорбительно засмеяться, но лишь закашлялся и с трудом подавил стон. Сашка и Горька переглянулись – человек говорил по-английски, это точно был землянин, хотя всех слов они не разобрали...

– Эй! – крикнул подползший Дик и дальше кричал по-английски. – Мистер, мы земляне, слышите, земляне! Я англичанин...

– Иди к дьяволу! – раздался крик. – Думаете меня обмануть, сволочи?! Ближайшие земляне тут на моём корабле, а до него вам не дотянуться, руки теперь коротки, понял?!

– Мистер, честное слово! – вмешался Сашка, с трудом подбирая слова. – Я – Алекс...

– Язык выучи и назовись наследником престола! – оборвал его лётчик. – Твари!

– Да я русский! – оскорблённо заорал Сашка. – Что вы как ребёнок! Ну... ну... у нас, в России правит...

– Это все знают, заткнись! – лётчик пару секунд помолчал, потом спросил: – Кто Возглавляет Большой Круг?!

– ФонРайхен! – обрадованно-поспешно крикнул Сашка. Горька вздохнул, сделал большие глаза – и точно, ответом была насмешливая брань, а потом торжествующий крик:

– Уже пять лет, как Столпников! ФонРайхен, видели вы?! Уроды конченые, и разведки ваши... давайте, идите, берите меня, хватит трёпа!

– "ФонРа-а-айхен", – передразнил Горька. Сашка огрызнулся:

– Откуда я знал?! И ты не знал, откуда нам... а! Мистер! Мы восемь лет тут... мы...

– Спецназ восемь лет в тылу врага?! Да ну?! Ты, наверное, даже не сторк, может, калм?! Врёшь и не краснеешь!

– Да что ж за... – Сашка встал в рост. – Да слушайте вы! Мы не спецназ!

– Мы партизаны! – поддержал Мирко. Ответом был новый залп брани:

– Партизаны?! А может, Дикая Охота, Эдрик и Годда в одном лице?! Какие ещё партизаны тут?! Я у вас от смеха сдохну раньше, чем от потери крови!

– Не верит, – огорчённо прошептал Сашка, поворачиваясь к своим. – Ни в какую...

– Мистер! – тоже по-английски закричала вдруг Люська. – Нас тут пять девушек – как думаете, у кого тут могут служить пять девушек?! Одной вообще четырнадцать лет! И ещё тут мальчишка, ему тринадцать всего!

– Дура, – отчётливо сказал Олмер.

Слышно было, как внизу упало что-то металлическое.