Текст книги "Волчья песнь (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Ребята, – хрипло позвал лётчик. – Правда наши, что ли?..

...Попрыгав вниз, они оказались в высоком каменном коридоре со странно приглаженным сводом. В свете, падавшем в дыру сверху, была видна округлая арка, срезавшая коридор дальше направо; слева коридор был завален на всю высоту.

Лётчик лежал на полу в груде парашютной синтетики. И его лёгкий скафандр, и парашют, и пол были в крови, но лётчик сразу отказался от помощи:

– Не надо... мне конец, тут десятка полтора дыр... с такого расстояния били, что... бомбардира сразу убило, а мне вот... а мне не надо больше ничего, – он улыбнулся, оглядывая сгрудившихся вокруг молчаливых ребят. – Ого, а вы как из кино... мне бы такие фирменные брючки, как у тебя, парень, – он кивнул Олмеру, и стало видно, что он сам ещё совсем молод, лет двадцати. На рукаве его формы были два молота – все помнили, что это обозначение звания лейтенанта в ОВКС Земли.

– Мы видели, как вы сражались, – тихо сказал Олмер. Лётчик улыбнулся снова:

– Ну, мы им поубавили самоуверенности. И, по крайней мере, я умираю среди своих, хоть это и похоже на сказку... кто там у вас англосакс?

– Я, сэр, – вышел вперёд Дик. – Ричард Робертс, сэр.

Девчонки почти все разом заплакали. Держалась только Галя, но и она часто моргала и покусывала губы. Парни потупились и громко сопели.

– Ну, это лишнее... – лётчик закашлялся кровью. – Бросьте лить слёзы, лучше бейте их и дальше...

– Послушайте, – Сашка опустился на колени. – Послушайте, нам надо... мы думали, что тут глубочайший тыл... мы остались во время эвакуации... нам очень жаль, но поймите... как идёт война?

Лётчик вдруг улыбнулся. И сказал, привстав:

– Была Сельговия... их армии разбиты. Вам осталось продержаться не так и много, мы наступаем, они – бегут, не отступают – бегут. На эту планету готовится десант. Это всё прав...

И он бесшумно упал обратно – на свой парашют.

13.

Его звали Турферт Фаулер.

Ребята не взяли у пилота ничего. Ни отличной карты. Ни хорошего ножа. Ни незнакомого большого пистолета. Ни многоцелевого хронометра в противоударном корпусе. Завернув труп в парашют, они выбрались наружу.

Впрочем – не все.

Горька продолжал стоять в коридоре, задумчиво глядя в его темнеющую глубину. Сашка, свесив голову сверху, спросил:

– Тебе что, руку подать?

– Я туда, дальше, хочу пройти! – с неожиданным азартом откликнулся Горька. Сашка хмыкнул, но смолчал. – Подумай – крепость Рейнджеров! Когда ещё такое можно будет увидеть; это же настоящее открытие! А я даже рисунков или снимков не помню... – голос Горьки стал почти жалобным.

– Нам-то сейчас что до него? – нетерпеливо сказал Сашка.

– Ну... – Грин коротко пожал плечами. – Понимаешь... мне кажется, что тут никто и не был с того дня, как крепость разорили. В общем, ты как хочешь – а я пойду.

– Погоди, – тяжело вздохнул Сашка, – сейчас я факел сооружу...

...Они шли уже довольно долго, растягивая за собой трос. Подземелье не походило на лабиринт, но на всякий случай стоило принять меры предосторожности – максимально возможные.

Сашка светил факелом. Горька осматривал стены и арки, сделанные в виде всё тех же Огненных Цветов – не найденных пока вживую ни на одной планете! – соединённых в середине потолка вырывающимися из сердцевин языками пламени. На стенах не было ни росписей, ни барельефов; слева и справа тянулись ряды выбитых дверей, за которыми обнаруживались снова и снова скучные пустые комнаты, словно это была казарма... или, может, как раз и была? Похоже было, что подземелье тщательно и профессионально почистили. И, судя по дверям – те, кто разгромил крепость, неизвестные земной науке, но, видимо, страшные противники Рейнджеров.

И всё-таки Сашка не ворчал, осматриваясь с не меньшим интересом, чем Горька. А тот неожиданно и совершенно ни к месту спросил:

– Ты заметил, что наши как-то не очень обрадовались, когда услышали, то, что лётчик сказал?

Сашка посмотрел на него:

– Да ну. Просто они удивились и обалдели. Да я и сам...

– А всё-таки нет, – упрямо и уверенно возразил Грин. И добавил задумчиво: – Знаешь... по-моему, им уже просто трудно себе представить, что где-то есть какая-то война и какие-то земляне. Это для них что-то вроде религии, или даже сказки.

– Ляпнешь тоже... – Сашка поморщился.

– Да? – грустная ирония была в голосе Горьки. – А я вот и сам понимаю, что очень многое забыл. Мне сколько тогда было? Шесть лет же. Куски какие-то, обрывки в голове... Смотри, пыли нет.

Сашка остановился, удивлённый такой переменой темы разговора. И понял только сейчас, что это настоящая правда. Коридор выглядел так, словно его аккуратно убирали. Левой рукой Сашка потянулся за "маузером", но поймал взгляд Горьки и, пожав плечами, неловко улыбнулся:

– Так... – хотя друг ничего не спросил и вообще уже снова смотрел в другую сторону. – Знаешь, похоже, тут роботы-уборщики постарались, помнишь, была серия такая? Они ещё вечно ломались, – он хотел, чтобы эта болтовня прозвучала оживлённо и свободно, но Горька неожиданно сам схватился за пистолет, хрипло выкрикнув:

– Факел выше!

Сашка вздёрнул заколебавшийся огонь – пламя расплылось на потолке, закоптило. Но Горька уже явно перевёл дух.

Коридор почти перегораживали статуи непонятных животных. По этой планете или по каким-то ещё, смутные книжные знания о которых оставались в памяти, ребята не помнили таких. Они чем-то напоминали древних львов Земли – и в то же время медведей или... волков? Статуи замерли в позе сфинксов и были нетронуты – похоже, что те, кто взял крепость (если её взяли), сюда так и не дошли. Вообще-то в этом не было ничего страшного – наверное, она стала рушиться, и грабители поспешили убраться.

Друзья остановились плечо в плечо, переводя дух. Их громкое, нервное дыхание было единственным звуком в тишине коридора. Тьма была впереди, за статуями, она же смыкалась позади, в неё уходил трос. Что скрывала эта тьма? Ничего? Или...

Горька переступил с ноги на ногу и коснулся плечом плеча Сашки – просто чтобы ощутить человека рядом. Плечо было потным и холодным – Сашке не по себе...

"Ерунда, – подумал Горька. – Просто большой подвал. Или пещера. Мы сто раз были в пещерах и даже зимовали там." Он перевёл дыхание и вытер лоб. Его лоб тоже был потным и холодным.

– Пойдём дальше? – спросил Сашка. И признался: – Мне жутковато.

Такое он мог сказать только Горьке. Никому больше.

– Мне тоже, – криво усмехнулся Горька. – Пойдём, я всё-таки хочу посмотреть, что там, дальше.

– Пойдём, – повторил Сашка и резко оглянулся. Во тьму уходил трос; больше никого и ничего.

Они прошли между каменными животными, изваянными с великолепным, но холодноватым мастерством, и вступили в новый, более широкий, коридор. По обе стороны через каждые два примерно метра из стен выступали барельефы – воины в остроконечных шлемах с широкими наносьями и кольчатыми шарфами, одетые в кольчуги, сжимали в руках недлинные мечи или прямые секиры – длинные, прижатые к коротким древкам, полотнища с тяжёлыми концами. Лица воинов были неразличимы – их словно бы специально сделали такими – но рост, широкие плечи, могучее сложение говорило о том, что это настоящие богатыри. Ни Сашка, ни Горька не помнили подробно о том, какие статуи встречались в городах Рейнджеров и не могли ничего об этом сказать. Как же они сейчас проклинали своё вынужденное невежество...

Снова подняв факел выше, Сашка различил высоко под потолком – по обе стороны коридора, над головами каменных воинов – бегущие строки букв, высеченные в камне. Он нечётко, но вроде бы помнил, что записи в городах Рейнджеров встречаются нечасто (большинство учёных считали, что пра-цивилизация стояла настолько высоко, что практически перестала нуждаться в записях информации в каком бы то ни было виде) и они до сих пор не расшифрованы. Видимо, и это была одна из таких.

– Смотри, – шепнул Сашка.

– Вижу, – так же шёпотом отозвался Горька.

– Дёрнуло меня – тащиться с тобой, – голос Сашки звучал слегка нервно.

– Не боись, – Горька подмигнул, – выберемся. Дойдём до конца и повернём.

– Ага, идти-то совсем ничего осталось, – согласился Сашка, – буквально туда и обратно... ах ты!!!

Он едва не заорал от страха. Горька со свистом втянул воздух. Факельное пламя дрожало на стенах, полу и потолке – может быть, впервые за тысячи... десятки тысяч?.. лет освещая то, что было впереди.

На юношей глядело лицо. Оно было благородным, прекрасным, одухотворённым, но в то же время в больших глазах странноватого пурпурного оттенка читались горечь и боль – они были, как муть в чистой воде – а правильные черты искажали сдерживаемые ненависть и гнев.

Горька выдохнул и сказал чуть дрожащим голосом:

– Картина. Это просто картина, Саш.

Ощущая явственную дрожь в ногах, Сашка тоже перевёл дух. Конечно же – картина. Написанная талантливым художником, почти живая – но только картина...

Юноша, золотистые волосы которого развевались по ветру, одетый в полный кольчужный доспех, стоял на фоне чудовищной битвы. Заходило большое зеленоватое солнце. Груды порубленных тел высились, как жуткие рукотворные холмы. Волна бронированных всадников, явно не-людей, верхом на каких-то ящероподобных двуногих животных, с длинными копьями наперевес атаковала построившихся ромбом пехотинцев, могучих светловолосых великанов, часть из которых закрывалась большими миндалевидными алыми щитами и выставила копья, а часть стреляла из больших луков.

Обшитые чешуёй сапоги юноши до середины голеней были погружены в кровь. Он стоял среди трупов всадников и их животных. Левой рукой протягивал вперёд отрубленную клыкастую голову с плоским носом, держа её за длинные редкие волосы, а правую держал ладонью вверх, с растопыренными пальцами. То ли просил что-то дать ему, то ли протестовал бессознательным жестом, не желая продолжения бойни, то ли был это всего лишь жест отчаянья...

Смотреть на него было страшно и почему-то стыдно. "У него тоже всё отняли, – бессвязно подумал Сашка. – Он не хотел убивать, ему пришлось делать это... и он хочет понять, как это получилось и что теперь делать, как жить..."

– Посмотри, – показал Горька на верх картины. Только теперь Сашка понял, что наверху, над полем битвы, ровным строем висят неподвижно несколько больших кораблей. Они ничего не делали, не стреляли, не двигались – просто висели на месте. Одни – похожие на обычные геометрические фигуры, словно бы две соединённых основаниями пирамиды, вторые – напоминавшие корабли землян, хотя и отдалённо. – Это не древнее сражение. То есть, оно очень древнее... для нас... но для сражающихся оно не древнее... – Горька запутался, досадливо поерошил волосы... но Сашка понял его мысль.

– Может, это просто какой-то символизм, – тихо сказал он. Горька покрутил головой, потом ответил:

– Если всё для нас закончится... закончится хорошо – я приду сюда с экспедицией. Настоящей. Пусть будет живым ещё один кусочек истории. За правду надо бороться – бороться без сроков давности!

"Бороться за правду без сроков давности, – подумал Сашка. – Хорошо он сказал... – его поразила странная мысль – что, если они сейчас и Рейнджеры тогда делали и делают одно дело? И подумалось: – Но они же проиграли... – и тут же Сашка оспорил себя: – Добру не вечно проигрывать. И почему бы и не нам одержать ещё одну его победу?!"

– Посмотрим, – сказал Сашка негромко, чувствуя, словно что-то бы приподнимает и расправляет его и без того прямые плечи. – Посмотрим, но одно я точно знаю уже сейчас: пока мы боремся – нас никто не победит. Даже если убьёт.

Горька промолчал, но молчание его было одобрительным. А Сашка сделал ещё шаг вперёд. Юный рыжеволосый дикарь перед картиной древнего воина – каким-то неведомым чувством Сашка понял, что, даже если бы он не пришёл сюда вот так, вот таким и правда дикарём, а прилетел на вертолёте – для воина на картине он, пожалуй, всё равно был бы дикарём, потому что вся цивилизация Земли в сравнении с ним родилась вчера... а то и сегодня утром. Но это почему-то не давило и даже не задевало гордого землянина.

Едва Сашка сделал этот шаг, как под ногой у него что-то звякнуло – глухо, но отчётливо. Он опустил факел и негромко вскрикнул удивлённо:

– Смотри, Горьк!

С трудом оторвавшись от разглядывания картины, Горька нагнулся, упираясь руками в колени.

Яркие блики отражённого света запрыгали по стенам. На полу лежали сверкающие предметы – и непонятно было, откуда они взялись, пусть и в полутьме, но нельзя же было их не заметить.

Первым предметом было золотое кольцо – гонящийся за своим хвостом зверь, похожий на волка (но чем-то и отличавшийся). Между носом и хвостом зверя кроваво сверкал крупный рубин, огранённый множеством мельчайших плоскостей.

Рядом лежал золотой же браслет – в три пальца шириной. На нём сражались друг с другом гравированные странный змей и такой же похожий на волка зверь – глаза волка сверкали двумя рубинами, глаза змея – двумя изумрудами, клыки – выложены какой-то белой эмалью.

Но самым главным был меч.

Меч буквально приковал к себе взгляд Сашки. Такого оружия он не видел нигде и никогда. Длинная – не меньше тридцати сантиметров – рукоять была образована сплётшимися металлическими стержнями и увенчана головой всё того же волкоподобного зверя с разинутой пастью. Гарду образовывали распростёртые крылья птицы, в месте их схождения сверкал чистейший крупный бриллиант, с другой стороны – чёрный опал. Узкий, шириной не больше трёх сантиметров, и короткий, всего вдвое длинней рукояти, клинок был плоским и обоюдоострым. Это могло показаться несоответствием, но не казалось – скорей притягивало. Сашке вдруг ужасно захотелось взять это оружие. Как будто... да, словно оно ковалось для него. Хотя так быть и не могло.

– Это его меч, – сказал Горька. – И перстень, и браслет – его.

– Что? – Сашка не без труда очнулся от грёзы-желания. Горька молча показал на картину.

И Сашка увидел! Да, конечно же! Рукоять меча у пояса... блеск перстня в волосах отрубленной головы врага... браслет на протянутой руке...

Сашка прерывисто вздохнул. это было странно – ещё более странно, чем всё, что он видел за сегодняшний странный день. Оружие и украшения были словно бы молчаливыми, но живыми свидетелями того, что неведомый воин жил. Будто протянулась между тем невероятно давним прошлым и настоящим днём тонкая, но явственная нить.

Друзья присели на корточки. Сашка, подняв факел чуть выше, негромко сказал:

– Как думаешь, если я возьму меч – ничего?

– Думаю, что ничего страшного... – ответил Горька. – А я возьму перстень и браслет. Знаешь... я даже думаю, что эти вещи лежат тут не просто так. Они ждут кого-то.

– Ну не нас же... – усмехнулся Сашка.

– Кто может сказать? – возразил Горька серьёзно. Он нагнулся и, подняв перстень и браслет, покачал головой, обращаясь к картине: – Наверное, вы были бы довольны, что эти ваши вещи вновь увидят свет. И будем надеяться, что они принесут нам счастье.

– А меч возьму я, – Сашка наконец решительно взялся за рукоять и поднял оружие. – Я, может, и не имею на него никакого права, но к чему ему лежать тут – а в моей руке он, может быть, снова сгодится в дело!

Длинная дрожь прошла по сводам и полу. Друзьям почудилось, что барельефы воинов в коридоре вдруг обрели объёмность и выступили из стен. Послышался стонущий злой крик... откуда-то снизу, что ли?

И снова всё затихло – или ничего и не было, всё показалось?

– Мы уходим, – тихо сказал Сашка.

– Мы уходим, – эхом откликнулся Горька, – но во всяком случае я вернусь сюда...

... – Мы уж думали, что вас засыпало! – Мирко возбуждённым жестом подал руку Сашке. – Пора отсюда уходить, к утру тут уже будут...

– Мы никуда не пойдём, – усмехнулся тот, выбираясь из провала. – Нам надо ещё разжиться боеприпасами!

14.

Лётчику сложили погребальный костёр недалеко от камня со звездой и цветком. Но место кострища и дыру, ведущую в подземелье, скрыли как можно тщательней.

Отряд остался ночевать на вершине холма. Расположились за камнями, не разжигая огня, пожевали вяленое мясо с остатками сухарей – и постепенно все задремали. Уснул даже Сашка, сжимая в руке меч.

Не спал один Горька. Он находился в странно-взбудораженном состоянии, его не отпускало это ощущение с тех пор, как он надел перстень и браслет. Перстень оказался неожиданно узок, но Горька в непонятном ему самому ожесточении буквально натиснул его на мизинец.

Сейчас он пытался уснуть. Не получалось. Его будоражили дики, обжигающие мысли, казавшиеся реальней реальности, совершенно чуждые и его прошлому, и его настоящему. Он делал усилия, чтобы справиться с собой, вернуть привычное холодно-ироничное состояние рассудка. Ничего не получалось и тут.

Власть. слава. Подвиги. Победоносная война. Он сможет не только победить в этой войне, он сможет бросить к ногам Человечества всю Галактику! Почему бы и нет? Всё начинается с кого-то... и династии – тоже.

Да, но есть ещё третья вещь – меч. Меч, без которого ничего не выйдет. Он у Сашки. Надо срочно забрать...

...Горька взглянул на спящего друга. Стоп, именно друга. Меч у Сашки, у Сашки пусть и остаётся... но ладонь Унтерова во сне плотней обняла рукоять, и Горьке почудилось, будто на его глазах лапают его девушку. Он тихо зарычал. На каком основании Унтеров захапал его меч?! Все мелкие, нелепые обиды, когда-либо в обычных мальчишеских отношениях и совместной лесной жизни причинённые вольно или невольно Сашкой Горьке, всплыли на поверхность сознания, будто уродливые чудища океанских глубин, разрастаясь до гротескных, заслоняющих мир, размеров.

Если бы Горька сейчас увидел себя со стороны, он бы отшатнулся в ужасе и омерзении. Юноша выглядел... нет, не старше своих лет, земляне не бывают такими ни в каком возрасте. Глаза злобно горели и щурились, губы подрагивали. Левая рука со скрюченными, как когти, пальцами, лежала на колене, правой он бессознательно стискивал рукоять ножа.

Убить! Убить и забрать меч!

Горька неслышно поднялся и сделал бесшумный шаг, пригибаясь, словно зверь перед привычным боевым прыжком.

Резкий повелительный окрик на чужом языке заставил его вздрогнуть и замереть. Рука упала с ножа; Горька не мог понять, кто его окликнул и почему все остальные спят?! Подкрались враги?! Но неужели никто не слышал... и что, собственно, он вообще собирался де...

– Мамочка, – выдохнул Горька, с размаху садясь на место. Тут же привстал, спрятал руки под зад и повторил: – Мамочка, ой... я же чуть не... – он стукнулся лбом в ствол дерева, посмотрел на спящего Сашку, помотал головой и решительно улёгся, но тут же снова привстал на локтях и негромко спросил: – Кто тут?

Ответом ему была тишина, нарушаемая только тихим дыханием спящих, да обычными звуками ночного леса. Горька попытался сосредоточиться, вспомнить, что его разбудило – но н7ичего не получалось, только сон какой-то вспоминался, страшный сон. А потом что-то кто-то ему сказал... Горька, ероша волосы, снова прилёг – и локтем наткнулся на перстень. Очевидно, сон его свалил, когда он старался натиснуть перстень на палец – как дурак, видно же, что тот ему мал. Да и не подходит совершенно... Пожав плечами, Горька убрал перстень в кармашек к рунам на поясе.

Было прохладно. Лес примолк, только вскрикивали птицы, да хрустело в чаще – опять же хорошо знакомые, привычные звуки. Горька сел снова, пожал плечами – выспался, что ли? – потом осторожно поднялся на ноги, чтобы не разбудить спящих рядом Сашку и Галю, но Сашка всё равно, конечно же, проснулся:

– Фух, – проворчал он, скользнув пальцами по мечу. – Горь?

– Я, я, – откликнулся тот.

– Мне сон снился, – сообщил Сашка, – про охоту... А ты куда собрался?

– Облегчусь и приду, – объяснил Горька. Он и в самом деле ощущал очень сильное желание...

...Обычно люди, проснувшись, ещё какое-то время зевают, наступают себе на ноги, стукаются лбом в дверные косяки и вообще не совсем нормально себя ведут. Но Горька давно излечился от подобной дурости. Он мог проснуться заснуть, как хищник – мгновенно и с ясной головой.

Спустившись с холма, он подошёл к понравившимся кустам. Но даже не успел распустить ремень своих клёшей. С поразительной отчётливостью юноша ощутил, что рядом с ним кто-то стоит.

Горька плавно, медленно повернул голову. И сдержал крик, когда что-то ткнулось ему в браслет... а потом мокрый, холодный нос прошёлся по руке. Рядом с ним стоял огромный – под метр в холке – серый волк. Широченная грудь, могучие плечи, сильные лапы, большая голова с острыми ушами и умными жёлтыми глазами – Горька различил всё сразу. Юноше стало очень не по себе. Шансов в схватке с этим существом у него было немного – даже если успеть выхватить нож. Или хоть пистолет.

Но волк не выказывал ни малейшей враждебности. Он поднял голову и, странно оскалив жуткие зубы в характерной для волков и собак улыбке, посмотрел на Горьку чуть ли не умоляюще. Как будто о чём-то просил человека...

Потом – снова толкнул Горьку в руку, в браслет. Чёрный влажный нос расширился – волк принюхивался. Третий толчок в браслет.

Горька медленно протянул руку и положил её на лобастую голову между ушами зверя – рука вполне там уместилась, ещё и вторую можно было бы положить рядом.

– Чего... тебе? – тихо спросил юноша. Волк подсунулся под руку, как собака, ждущая ласки хозяина.

Хозяина? Горька быстро взглянул на браслет. Что, если эта штука даёт такую власть?! Животные на нём похожи на волков, хотя волков во времена Рейнджеров не было... или были? Горька смутно вспомнил фильм, который видел совсем маленьким – там герои ездили на огромных волках... но фильм был фантастический... и не про Рейнджеров...

Горька нерешительно потрепал холку зверя – плотную, тёплую. Волк невероятно, по-щенячьи, обрадовался – внешне выразив это тем, что подпрыгнул на уровень груди отшатнувшегося парня – а потом затрусил к кустам. Добравшись до них, оглянулся – по-волчьи, всем телом – словно удивляясь, что человек не идёт за ним. Слышно было, как он издал негромкий вопросительный звук – поскуливанье-тявк.

– Хочешь, чтобы я пошёл? – Горька оглянулся неуверенно и решился: – Хорошо, иду.

Волк побежал вперёд, но так, чтобы человек его всё время видел. Горька трусил следом – совершенно интуитивно бесшумно и быстро. Он неплохо видел в темноте, намного лучше обычного своего ровесника.

Бежать пришлось недолго. Огромный зверь вдруг плавно лёг, и юноша тут же прислонился к большому дубу.

Враги.

– Шестеро обойдут холм с юга. Рассыпаться в кустах, во рву – ждать. Мы поднимемся наверх и прикончим их. Если кто успеет побежать – стреляйте. Всё. Вперёд.

Лавина мыслей...

Как они узнали?! Или – это за лётчиком?! Нет, они говорят об отряде... Сколько их? Наверняка больше десятка...

И ещё какие-то обрывки, но Горька думал об этом уже на бегу. Он проскочил в каком-то метре от передового дозора врага – и даже успел понять, что это не обычные джаго-спецназовцы. Морды их скрывали маски, головы целиком – капюшоны, лапы – перчатки, даже оружие и обувь были маскировочных цветов. И двигались они очень хорошо... для тех, кто в лесу воевал, а не жил.

Куда делся волк – Горька не понял, да его это в тот момент и не интересовало. Взбежав на холм, он обнаружил, что никто не спит – полузвериный инстинкт поднял на ноги всех, и они лежали за камнями, держа в руках оружие.

– Уходим, – Горька перемахнул камни и схватил брошенный ему карабин, – сюда идут. С юга во рву будут ждать шестеро, сколько их там ещё – не знаю.

Сашка ухмыльнулся:

– Едва ли они смогут даже пожалеть, что явились сюда... Скорей, за мной!

15.

– Ух, ух-ху! Ух, ух-ху! Ух, ух-ху!

Дик полулежал на ветке, протянувшейся над звериной тропкой, держа в правой руке нож. Под ним быстрым шагом прошли двое – передовой дозор. Следом шагали три... шестеро. И это были не джаго, а мьюри.

Пропустив под собой последнего, Дик прыгнул вниз. С веток бесшумно и стремительно, словно большие ночные животные, падали остальные. На тропинке началась короткая яростная возня – не больше трёх секунд – и всё было кончено.

– Что такое? – приглушённо-встревоженно спросил впереди один из патрульных.

Больше он ничего сказать не успел. Выступивший из кустов Сашка лёгким движением меча наискось перерезал ему горло. Потом, возвращая меч, воткнул его в пасть второму – и тут же выдернул.

Подошёл, вытирая нож и улыбаясь, Горька:

– Кончено со всеми, дружище. Чисто и быстро. Наши все целы, эти даже опомниться не успели. Иногда полезно быть дикарём, а?

– Горь, возьми Димку, Олмера, Гальку и Люсю, – Сашка тщательно вытер меч. – Найди, на чём они сюда прилетели.

– Понял. Ты займёшься теми, во рву?

– Да.

Горька неожиданно тихонько засмеялся. Сашка взглядом спросил: "Что?" Горька покачал головой:

– Представляю, как они там валяются кверху задницами и ждут до посинения. Не разочаровывай их!

– Не беспокойся, – Сашка приподнял уголок рта...

...Сашка, Мирко, Дик, Бранка, Машка и Нина выползли на край рва. Джаго лежали в каких-то двух метрах – совершенно тихо и неподвижно, выставив стволы. Они терпеливо ждали, не подозревая, что, в сущности, уже умерли, что нет их.

– Огонь! – коротко пролаял Сашка, нажимая спуск "маузера". И тут же всё утонуло в грохоте, криках и запахе пороха.

Пули, выпущенные почти в упор, пришивали джаго к земле. Кто-то порывался вскочить, кто-то успевал повернуться на огонь – и всё равно получал своё, кто-то пытался ползком выкарабкаться из рва – тщетно...

Всё. Густо тёк изо рва приторный запах крови. Сашка поднялся на ноги, за ним медленно вставали остальные, всё ещё держа ров под прицелом, возбуждённые, с перекошенными лицами, не отошедшие от короткого боя... Дик спрыгнул вниз, держа в руке "парабеллум". Поднял голову:

– Саш, тут один живой! Rise, bludy bit! If you think that to you have carried, you fine were mistaken! (1.) – он с размаху пнул джаго ногой в бок. Хотя мальчишка был обут в высокие, до колен, чулки-сапоги, джаго взвизгнул, словно его резали. Он был ранен в живот и бок и явно не мог сам двигаться.

1.Вставай, сука проклятая! Если ты думаешь, что тебе повезло, то ты здорово ошибся! (англ.)

– Сдохнет того и гляди, – высказал опасение Мирко. – Погоди, я его тебе помогу сюда выволочь.

Общими усилиями они выволокли раненого наверх. Он весил килограмм полтораста, не меньше, и явно не горел желанием никуда двигаться, так что работа получилась трудной.

– Маш, – обвиняющим тоном заметил Мирко, – что ты в рюкзак сунула?

– Ничего? – девчонка с честными глазами показала обе ладони.

– Сань, она две гранаты спрятала, – апеллировал Мирко к командиру.

– Где?! – завопила Машка. – Докажи! Обыскивать не дам!

– Ничего она не прятала, хватит, – немедленно вмешался Дик.

Мирко что-то пробормотал про "одна сатана", но углублять конфликт не рискнул. Парочка, одержав победу, начала обшаривать убитых вполне открыто. Патроны джаго не подходили к земному оружию (а само оружие джаго было слишком громоздким, чтобы им пользоваться), но гранаты и вообще разные мелочи могли оказаться полезными. Правда, Сашка прервал это решительно:

– А ну, гранатные токари! Хватит под себя грести, валите на какую-нибудь куртку, потом поделим. Бранка, Нин, помогите им... Мирко, давай два штыка. Сейчас мы этому примату устроим веселушку напоследок. Сейчас я немножко пообщаюсь с мамой и сестрёнкой... – лицо юноши стало каменно-зловещим, причём абсолютно ненаигранно.

Джаго, относительно пришедший в себя, кажется, понял, что к чему. Он что-то залопотал, закатывая глаза и выворачивая синеватые губы. Не обращая внимания на его слова, Мирко и Сашка подтащили джаго к дереву. Перевернули его на живот, Мирко уселся на спину и рывком вытянул над его головой обе лапы. Навалился. Естественно, что в обычном состоянии пятнадцатилетний парень не удержал бы джаго – но теперь легко с ним справился. Используя вместо молотка булыжник, Сашка до гард заколотил штыки в лапы неожиданно тонко стонущего джаго, прибив его к дереву. Мирко тем времена скрутил тросом задние лапы джаго, уселся рядом и расшнуровывал верх сапог:

– Ну – как-то так... Уступишь?

– Ну уж нет, – Сашка достал нож и несколькими движениями открыл спину джаго, а потом – вспорол чёрную с редким жёстким волосом кожу наискось. Джаго заревел. Сашка броском воткнул нож в землю, всадил пальцы в разрез и стал пробираться глубже. Лицо у него стало сосредоточенным, как у мальчишки, который в кафе пытается выловить соломинкой вишню из коктейля.

– Лёгкие ему не проткни, – посоветовала Нина, безразлично наблюдавшая за процессом.

– Спокойно-о-о... – протянул Сашка. По его руке чуть ли не до локтя взбегала фонтанчиками кровь. – Он у нас ещё поживё-о-от...

– Народ, вам известно, что я сапог порвал? – задумчиво сказал Мирко.

– Новый?! – Бранка подсела к нему. – Вот как дать бы тебе по... Дай сюда!

– Хорошо, когда они под рукой, – сказал Мирко, явно имея в виду девушек в целом и Бранку в частности.

За что тут же получил сапогом по шее.

Сашка удовлетворённо крякнул.

– Пымал? – иронично спросил Мирко. – Ташшы, сорвёцься!

Сашка с натугой поднял из разреза ребро и пропихнул под него ещё один штык, не давая ребру опуститься в рану.

– Мне кажется, ему нравится! – засмеялся, подходя, Дик. – Смотри, как крутится от удовольствия!

Сашка, кивнув, сделал ещё один разрез. И тут же сплюнул досадливо:

– Подох, сволочь.

16.

Горька увёл своих по еле заметным следам далеко – так далеко, что выстрелов не услышал. Он уже начал сомневаться, что джаго сюда прилетели по воздуху, но следы всё-таки вели дальше и дальше.

Винтокрыл был. Был! Горька почуял его издали – запахи металла, краски, горючего улавливались таким носом, как у него, издалека. Повинуясь взмаху руки, четвёрка Горьки рассыпалась и залегла.

Это был огромный "Мвуу". В открытых дверях за плазмомётами под прикрытием лёгких щитов сидели двое из экипажа (с гротескными головами – такими те казались из-за масок ноктовизоров)... а всего там трое. Кроме того, Горька не верил, что джаго не оставили прикрытия. "Мвуу" вмещал три десятка рыл, и Горьке стало немного не по себе при мысли, что сюда мог явиться полный комплект... Подошла, не хрустнув ни единой веточкой, Машка. Показала два пальца и ткнула в кусты в двух местах.

Грин пригляделся. Сперва он ничего не различал, но потом – как это часто бывает – он вдруг увидел сразу всё и удивился, как вообще можно было не видеть. Там сидели двое – с оружием наготове.

– Димка и Олмер там, – вплотную нагнувшись к уху Горьки, шепнула Машка. Горька кивнул и запищал, как ночной зверёк, схваченный хищником.

Стволы джаго исчезли. Они контролировали друг друга – но нападение было слишком молниеносным и при этом совершенно одновременным.

Горька позволил себе беззвучно усмехнуться. Итак – остались трое пилотов... Юноша извлёк нож и, расположив его по внутренней стороне руки, чтобы не выдать себя блеском, выскользнул из кустов. Пригибаясь, добежал до винтокрыла с хвоста, чтобы не попасть в поле зрения стрелков, и, распластываясь по борту, начал красться к одной из дверей.