Текст книги "Волчья песнь (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Лучше не сыщешь красот.

Предатели, мучители раздумья,

Не дадут спать.

Устал от этого безумия.

Что дальше, не могу знать.

– Упрямый, – грустно сказал Горька. Сашка подумал и... выпустил сторка, оттолкнув его от себя в сторону. Поймал и убрал на место тут же переброшенный ему Горькой меч.

Сторк неловко стукнулся плечом в стену, выпрямился, придерживая его ладонью. Сказал:

– Мои бойцы тут, за стеной крепости. Я выйду и позову их. Ваши не успеют даже выпрыгнуть из лодок.

– Ты сочиняешь стихи? – спросил Горька. Сторк совсем по-земному угукнул. – У нас тоже есть парень, который сочиняет их.

– Я читал свои только... – сторк замялся. – Только другу. У меня всего один друг. И ещё один раз читал тому, кто меня послал сюда. Он захотел послушать, и я читал.

– Ты не можешь вернуться без наших вещей? – вздохнул Сашка. Сторк присел на корточки у стены, откинулся затылком к стене, расслабленно положив руки на колени, снова угукнул. – А что за штука... – Сашка покосился через плечо, понизил голос, – ...в этом зеркале?

– Она не из нашего мира, – ответил сторк сразу – и не на тот вопрос, который задал Сашка. – Тут много понапутано, на этой планете. Мьюри то ли не интересовались этим вообще, то ли забыли, джаго – тупые животные, а ваши владели планетой слишком недолго. Не обижайтесь, но вы и правда дикари. Даже не понимаете, что делаете. А я не хочу объяснять. Да и не смогу толком это сделать.

– Мы не обижаемся, – отозвался Сашка. – А если ты вернёшься без этих вещей – что тебе грозит?

Сторк посмотрел с совершенно человеческим удивлением:

– Ничего. Я просто не выполню то, за чем меня послали. Это тяжело. У меня ни разу не было такого за те две весны, что я живу Тенью. Я охочусь за наследием Стад'эйр... Рейнджеров. Такая служба.

Юные земляне рассматривали сидящего на корточках врага с интересом. Потом Сашка сказал:

– Вещи мы тебе не отдадим. Иди.

– Саш... – Горька дёрнулся, с сомнением покосился на своего друга. Сторк посмотрел спокойно, уточнил:

– Ты хорошо слышал всё, что я сказал?

– Иди, – повторил Сашка. – Закончится война – прилетай снова за своими тайнами. Скажи тому, кто тебя послал, что мы ни от кого не станем их прятать.

Сторк поднялся – всем телом, мгновенно, вот только что сидел в не самой удобной позе – и уже стоит в рост. Глядя перед собой, дошёл до выхода, остановился, обернулся, внимательно оглядел Сашку и Горьку. Чуть свёл брови и уточнил:

– Насчёт "закончится война" – это была шутка?

Горька фыркнул, сдерживая смех – в голосе сторка была почти обида. Сашка пожал плечами:

– Нет, почему? Похоже, вы про все эти штуки... – он покосился за спину на металлический диск, – ...знаете больше нашего. Поработаем вместе.

Бесстрастное лицо сторка словно взорвалось. Он захохотал так, что по щекам покатились слёзы, хлопнул, присев, ладонями о бёдра:

– Ш'ранд!

Продолжая звонко хохотать и мотать головой, он, на ходу доставая из рукава стилет, подошёл к стене, ловко и быстро выломал диск. Держа его под мышкой, словно какое-то обычное блюдо, прихваченное в качестве трофея, вернулся к выходу, но снова задержался, опять посмотрел на землян, всё ещё продолжая улыбаться. И сказал всё так же весело:

– Я передам Ему ваше предложение и ловлю вас на слове, как говорят у вас. И... как говорят у нас – шаа'лютт ир трок дар, желаю вам синего неба...

...Они выскочили наружу следом за сторком – сразу. Но вокруг было пусто – лишь от причала послышалось вдруг:

– Эй! Мы уже идём вас искать – или ещё нет?!

47.

Ни Сашка, ни Горька никому не рассказали о странной и жуткой встрече в подземелье. Обычно в отряде не было тайн, но... но на этот раз они промолчали, и, что интересно, ни у кого не возникло желания ночевать в развалинах – хотя там можно было найти неплохую комнату. Вместо этого Лесные Псы обосновались чуть подальше – около сторожевой башни. Наверное, когда-то с неё было видно далеко и, похоже, там стояло какое-то оборудование – но с тех пор лес не только плотно обступил её, но и перерос. Рядом с нею было полно удобных мест для ночлега, а подальше и выше росли на склонах холмов густые, мрачные ели – их голубоватые лапы служили отличной постелью. Лесные Псы выстелили лапником большой круг, обведя его наваленными ветками и оставив в середине место для хорошего костра – и теперь все с удовольствием ступали по этому пружинящему, чуть колкому ковру, босиком, поразвесив обувь на сушку.

Об охоте никто позаботиться не успел – и на белый свет появились консервы из НЗ. Но, пока девчонки варили суп с молодой крапивой и лениво обсуждали, что вскрыть на второе, где-то бегавшие волки притащили по кролику каждый. Где они их взяли и почему не сожрали сами – неизвестно, но шесть штук уделили друзьям-людям, а остальными занялись сами, расположившись подальше от огня – оттуда слышались полные удовольствия звуки волчьей трапезы.

– Уже картошку вырыли и съели – а салом пусть подавятся враги, – задумчиво сказал Дик. – Мне тут нравится, я вам скажу. Курорт.

Никто из них никогда в жизни не был на курорте, но все значительно закивали.

– Кстати, о сале, – лениво откликнулся Мирко, устроившийся спиной к каменной стене, – развалины действуют мне на нервы.

При чём тут сало – никто не понял, но на крепость, серебристо черневшие в свете Неразлучного, оглянулись все. Да, она и правда нервировала.

– Едва ли тут живёт какая нечисть, – пробормотал Димка. Люська передёрнула плечами и зашипела:

– Ну тебя!

– Спокойно, – Димка хлопнул ладонью по обрезу, – если кто сюда сунется – я начиню картечью, будь это хоть сам старинный чёрт.

Однако, шутка "не пошла". Каждый ловил себя на том, что начал прислушиваться и всматриваться в ночь, хотя и знал – делать этого не стоит. Сашка невольно подумал: "Надо было дальше уйти, ну бы его в пень, всё это..." Потом он вспомнил о более реальных вещах – о том, что произошло в подземелье и подумал – а что, если сторки всё-таки вернутся? Но тут же ему почему-то стало стыдно, как будто он заподозрил в предательстве кого-то из друзей.

– Смотрите, – вдруг сказал Горька, – корабль.

Все посмотрели в небо. Очень высоко в небе бесшумно и быстро скользила вытянутая и чуть перемигивающаяся звёздочка... и ещё... и ещё... и ещё.

Они глядели вслед огонькам в небе, пока те не скрылись из глаз – а потом оживлённо задвигались и заговорили, словно все опасения пропали навсегда.

– Горь, сходи за водой, – попросила Галька, протягивая кожаную флягу.

– Погоди, я с тобой, – Олмер поднялся на ноги, отряхивая свои клёши.

– Пошли, – пожал плечами Горька.

Они перебрались через загородку из валежника и зашагали по прохладной траве туда, где в реку впадал небольшой прозрачный ручеёк.

– Тоскуешь? – спросил Горька, когда они отошли достаточно далеко.

– Что, заметно? – грустно вздохнул Олмер. – Тоскую. Она такая... необычная. Совсем на нас не похожа, но вот, поди ж ты... слушай, мне, может быть, надо было взять её с собой?

– Несомненно, оставив её там, ты её подверг большой опасности, – серьёзно и негромко сказал Горька. – Но с нами бы она погибла. И могла бы погубить нас.

– Никогда не думал, что влюблюсь в мьюри... я думал, что всегда буду их презирать или в лучшем случае ненавидеть...

– Надеюсь, что нет. Что это всех нас касается – нет, – тихо сказал Горька. – Жить одной ненавистью – нет...

– Разве ты... ну, мы все не так живём? – спросил Олмер.

– Сейчас – да, – Горька, выбрав глубокое место, погрузил в воду фляжку. – Но что будет потом?

– Я раньше не думал о "потом", – признался Олмер. – Я ведь даже не помню... ну, ничего не помню, что было тогда. А теперь – думаю... Наверное, это плохо, это делает слабым – когда строишь планы на будущее...

– Думай, – Горька поглядел с корточек на младшего. – Думай. Думать о будущем надо. Всегда. И вопреки, если уж на то пошло.

– А Сашка?

– Сашка... – Горька покачал головой. – Сашка потерял половину себя, такого не пожелаешь испытать никому. И такие раны никогда не зарастают до конца... Ну вот, хорошо, – он тряхнул фляжку и заткнул её. – Пошли.

Олмер, стоя на колене, пил с ладони. Кивнул, поднялся, отряхивая руку:

– Пойдём.

Навстречу выбежали два волка. Они молча пошли по сторонам людей, бесшумно ступая по жухлой прошлогодней листве. Ребята на ходу трепали холки своих друзей, но те уворачивались – они явно охраняли людей и не хотели отвлекаться на нежности.

– Эй, вы где ходите?! – завопил от костра Дик. – Галька без вас есть не даёт!

– Не умрёте, – проворчал Горька, бросая к огню фляжку...

...И щи, и жареные кролики были выше всяких похвал.

– Ещё бы хлеба, – пожелала Бранка. Мирко с подобающими церемониями протянул ей... настоящий чёрный сухарь, слегка прижжённый снизу. Остальные девчонки завистливо загудели, шпыняя своих парней. Сашка неожиданно засмеялся, откидываясь на еловые лапы, мягко спружинившие у него под лопатками.

– Это нашим девчонкам! – Олмер ударил по воображаемым струнам и затянул немецкую балладу:

– Der erste Hohenstaufen, der Konig Konrad, lag

mit Heeresmacht vor Winsperg seit manchem langen Tag;

der Welfe war geschlagen, noch wehrte sich das Nest,

die unverzagten Stadter, die hielten es noch fest... (1.)

1.Знаменитая «Баллада о Вайнсбергских жёнах». В 1140 году войска кайзера Конрада осадили Вайнсберг – последнюю крепость герцога Вёльфа Баварского. После долгой осады гарнизон исчерпал все средства к сопротивлению и готовился к смерти. Тогда к кайзеру пришла делегация городских женщин, умолявших его выпустить их из города и разрешить унести лишь самое дорогое. Кайзер в традициях европейской войны согласился – и на следующий день женщины выходили из города, неся на себе мужчин – отцов, братьев, мужей, сыновей... Часть свиты кайзера возмутилась и требовала уничтожить врагов, но Конрад резко оборвал их всех и сказал: «Слово короля даётся лишь однажды!» – после чего неожиданно заплакал, потрясённый верностью женщин. С тех пор город носит прозвище «Вайбертрой» – «Женская верность». К сожалению, в наш век омерзительного феминизма величие этого подвига вряд ли доступно женщинам сколь-либо массово – как, впрочем, едва ли доступно и нынешним мужчинам в их массе готовность умереть за родной город, но не сдаться.

– Ты б ы меня потащила на себе? – шутливо спросил Димка. Люська в тон ему ответила:

– До первой канавы – непременно.

– А ты если будешь так жрать, – обратилась Машка к Дику, – то я тебя даже не подниму в случае чего. Понял? Дай сюда, – она забрала у него кусок зайчатины и начала лопать сама.

Возле костра окончательно воцарилась "тёплая, дружеская атмосфера". Сашка, который обычно больше молчал, начал рассказывать о том, как жилось "раньше" – его слушали внимательно и с интересом, никто даже не спросил, откуда он может всё это помнить, если ему самому тогда было лет – всего ничего.

Им было сейчас очень хорошо.

48.

Некоторое время Лесные Псы курсировали по своим новым владениям довольно осторожно, явственно и на каждом шагу опасаясь нападения – но всё более и более укрепляясь в уверенности, что их на самом деле оставили в покое. Видимо, сторки ушли, а без них джаго бросили долгую и бессмысленную охоту.

Оказалось, что это совсем неплохо – просто отдыхать! Они охотились, ловили рыбу, купались, сидели по вечерам у костра, пели песни, отсыпались, болтали, даже играли в футбол самодельным мячом – ну и, конечно, не один куст и не одна моховая подушка были в те дни свидетелями ласк, ещё более горячих от осознания недавно так близко стоявшей смерти. И погода установилась просто отличная – ровное тепло, солнечно, иногда – ветерок и грибной дождик, а в остальное время – ясное высокое небо...

...Мирко отправился в очередную охотничью экспедицию – на лодке по бесконечным перекрещивающимся протокам. Бранку он с собой не взял и сообщил, что вернётся очень и очень нескоро. Завтра! Бранка, чтобы не засохнуть со скуки в ожидании этого "завтра", взяла с собой Гальку – и они вдвоём лазили где-то по развалинам, уже не внушавшим опасения. Нина купалась на реке. Олмер читал окружившим его волкам стихи – неизвестно, понимали ли они что-то, но слушали внимательно, вывалив языки. До вечера у них ещё было время – и стая никуда не торопилась.

Димка и Люська устроились на ветке дерева. Они в лад болтали ногами; Люська жмурилась, как сытый и довольный зверёк, а Димка аккуратно и старательно украшал её густющие волосы алыми цветами шиповника, которых набрал с собой специально для этой цели.

Дик и Машка тоже были вместе, но они предпочли валяться на еловых лапах в центре лагеря и разговаривать о серьёзном – о планировке своего будущего дома. Давненько, надо сказать, никто из Лесных Псов не вёл таких разговоров...

Горька озирал лагерь немного рассеянным взглядом, скрестив на груди руки и упираясь одной ногой в древесный ствол за спиной. Он жевал еловую иголку – и, если бы его сейчас спросили, о чём он думает, то он бы не смог сформулировать ответ и верней всего отозвался бы: "Да ни о чём."

На самом деле он думал обо всём, что происходило в последнее время. Горька любил думать. В давние и почти нереальные для землян времена он бы стал типичным забитым и никчёмным по сути "интеллигентом" – но те времена давно прошли, и он был тем, кем был; удовольствие от постоянных размышлений не мешало ему стать отличным бойцом.

Последнее время Горька всё чаще ловил себя на мысли, что думает о будущем. Раньше такого не было. Ему казалось, что мир погиб вместе с его семьёй и домом. Так когда же он снова начал мечтать? Кажется, всё-таки после той короткой встречи с умершим на их руках пилотом... а то ведь он уже и забыл, как это – думать о том, что будет – и верить в то, что это будет. Будет – Горька улыбнулся своим мыслям. Раньше он бросался в бой с уверенностью, что умрёт – не сейчас, так позже, не сегодня, так завтра. Теперь – с уверенностью, что победит снова и будет жить.

Но есть ли, ради чего? И вновь – раньше он не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Теперь – мог. Есть Галька. Есть мир открытий, ради которого стоит жить уже потому, что это – интересно, потрясающе интересно. Есть книги, которые надо написать.

Когда в мире не станет врагов – он займётся всем этим.

Горька протянул между зубов иголку, сплюнул и машинально закусил ещё одну. Иногда ему хотелось начать писать хорошую работу о том, что он увидел. Но не было времени для чего-то серьёзного – и он лишь делал короткие наброски в блокноте, где младшие иногда писали сочинения и решали задачи.

И всё-таки после войны он добьётся, чтобы сюда прислали экспедицию. Настоящую экспедицию. И сам поведёт её по этим местам. И будет учиться – учиться на историка, чтобы открыть тайны Рейнджеров – все тайны, на которые хватит его жизни, открыть для Человечества. И потому, что это – интересно... и напишет настоящие книги...

...Таким образом, можно было видеть, что, "ни о чём не думая", Горька думал очень даже о многом. А главное – отлично замечал всё кругом. Появилась Нина и, усевшись со скрещенными ногами на лапнике, начала сушить волосы, широко растягивая их на растопыренных пальцах. Машка и Дик перестали болтать и начали, задыхаясь от смеха, бороться друг с другом, причём Дик нагло и бесстыже поддавался. Димка на ветке уже улёгся – свесил ногу, голова – на коленях прислонившейся к дереву Люськи. Олмер читать перестал – он лежал, откинув голову и жмурясь на Одиночку; спиной он оперся на одного волка, руки положил ещё на двух, как на подлокотники кресла, на четвёртого – водрузил ноги. Остальные волки валялись рядом, явно изнывая от безделья.

Горьке захотелось увидеть Галю, но найти её, в общем-то, не представлялось возможным. Юноша вздохнул и уже подумывал было о том, чтобы вернуться к весьма приятному ничегонеделанью – как вдруг сообразил, что отсутствует Сашка.

Очередной вздох. Горька посмотрел вверх (часов семь, не меньше...), поправил ремень, подтянул сапоги и с целеустремлённым видом зашагал на поиски друга.

– Дурная привычка – уединяться, – ворчал он на ходу. – Она может закончиться тем, что этот дурак захочет ускорить свидание с Анюткой, а кто там за что может поручиться? Разочарование же будет... Эй, лизунчики! – заорал он. Дик с Машкой возмущённо уставились на него. – Сашку н евидели?!

Синхронное мотание головами и очередная борцовская схватка с весёлым сопением и пыхтением.

– У вас командира можно из-под носа украсть, – обвиняюще заявил Горька. – Нет, но где ж он может быть? – он сплюнул иголку и запустил пальцы за ремень. – Что, совсем никто его не видел?! – обратился Горька уже ко всем сразу.

Отрицательное мычание, мотание головами и вяканье разной степени внятности показали, что: а.) Сашку никто не видел; б.) тёплый и тихий вечерок окончательно расслабил грозных Лесных Псов.

– А об ужине кто-нибудь думает? – продолжал приставать Горька к народу.

– Да что о нём думать-то? – лениво ответила сверху Люська. – Дюжину банок консервов можно за минуту открыть, а Мирко всё равно до утра не вернётся, значит, свежего мяса не будет...

– Кстати, мы давно не охотились... – Дик удобней устроился рядом с Машкой – и молчание перешло в вялотекущую дискуссию об охоте.

Горька, вздохнув в третий раз, махнул рукой на друзей и отправился наконец на поиски Сашки.

Он прошёлся до реки и постоял на причале, бросая в воду камешки. По бульканью и кругам определил, что на середине река мельче, чем у берегов: всего метра полтора. Однако, это никак не помогло в поисках – и Горька вернулся на берег.

Обойдя по берегу и развалинам крепость, Горька оказался перед болотом, в которое превратилась одна из проток, когда-то игравшая роль части оборонительных рубежей. Дальше начинались густющие заросли багульника; на моховых кочках зрела клюква – у Горьки приятно свело скулы при одном воспоминании о её вкусе. Сашка там, что ли? Клюкву ест?

– Кого-то ищешь?

Горька обернулся и покачал головой. Сашка сидел в нише, образованной выпавшим их стены блоком, поставив на него ноги и скрестив руки на груди.

– Лицо у вас такое, мой король, – сказал Горька серьёзно,

– Как будто нету в этой жизни больше

Ни радости, ни счастья, ни надежды.

В чём дело? Мне откройтесь -

Глядишь, и вам немного полегчает!

Случилось что?

Дурной приснился сон?

Любимый пёс подох?

Иль, может, слуа (1.),

Крича и воя, в рог трубя,

Промчались нынче тут,

Над замком нашим?

Сашка невольно улыбнулся:

– Пустяк, Джифро.

Клянусь, в порядке всё, – отвечал он словами из той же пьесы (2.). – Ты что, меня искал?

1.В мифологии гэлов – призраки погибших воинов. В бурные ночи они мчатся над землёй и по земле, сражаясь друг с другом для забавы. Иногда их стрелы случайно поражают людей и животных. Если слуа что-то требуют от человека – то нужно иметь огромное мужество для того, чтобы им отказать, зато отказавший им приобретает их расположение и может рассчитывать на помощь. 2.Речь идёт о пьесе англосаксонского драматурга-историка и офицера времён Серых Войн Дж.С.Колвилла. Пьеса «Королевский камень», акт I, сцена 2. Очевидно, текст её был в одной из когда-то найденных Лесными Псами книг.

– Да вроде того, – Горька прошёлся по плите и указал на место напротив Сашки. – Сяду?

– Садись... Всё беспокоишься обо мне? – Сашка вытянул ноги. – Ты ещё в детстве за мной присматривал. Помнишь, как моя мама просила тебя – младшего! – приглядеть за мной?

– Плохо помню, – признался Горька. – Да и ты с тех пор сильно изменился. Сейчас-то ты едва ли нуждаешься в опеке.

– Да... Но я бы отказался от своей самостоятельности... в обмен на то, чтобы вернуть прошлое. И тем не менее – ты и сейчас беспокоишься обо мне... почти как старший брат.

– Желание уединиться иногда приводит к тому, что возникает... ну... иное желание. Особенно когда у человека остаётся так мало якорей, которыми он держится за жизнь, как у... – Горька замялся, но Сашка без обиды договорил:

– ...у меня?

– Как у тебя, – согласился Горька. Они с Сашкой могли говорить без околичностей.

– Не беспокойся, себя я не убью, – ухмыльнулся Сашка. – Особенно сейчас. Мне очень хочется увидеть нашу победу.

– Скажи, а были моменты, когда ты не верил в неё? – Горька оседлал плиту, чтобы посмотреть на заходящую Одиночку.

– Почти всё время я не думал о ней, – уточнил Сашка. – Трудно было представить себе мир за пределами конкретного дня и других людей – кроме нас. Ну и я просто старался убить как можно больше врагов, вот и всё.

– Знаешь, а я сегодня поймал себя на мысли, что мечтаю о будущем... – Горька оборвал себя и уже беззаботно спросил: – Слушай, поохотимся сегодня с волками? Мирко ещё когда явится – а девчонки наши обленились в корень.

– Давай, – согласился Сашка. – Разомнёмся. Пусть они там за нами забегут, когда решат идти.

– Ну, мы их всяко услышим... Смотри, как Одиночка садится.

Юноши надолго замолчали, глядя на быстро катящийся к горизонту и остывающий на глазах диск звезды. Верхушки деревьев покрыла позолота, вода в протоке вспыхнула живым пламенем...

– Когда я вижу такую красоту, – как-то нехотя сказал Сашка, не шевелясь и не мигая, – то я временами удивляюсь... себе... нам... вообще – всему... как там у Олмера?

На зелёной твоей груди

Зачарованно спят дубравы,

И медовы твои дожди,

И напоены мёдом травы...

– Это не его стихи (1.), – тихо поправил Горька. – Он просто их пел.

1.Стихи барда Рана.

– А я думал – Олмер... – нехотя и по-прежнему не шевелясь, сказал Сашка. – Давай помолчим, а?

– Давай, – и Горька, повернувшись к заходящей Одиночке, сорвал травинку, но в рот её так и не сунул – застыл, глядя на закат...

49.

– Ай, гадость! – скривившись, Бранка раздавила подошвой сапога мокрицу и тщательно вытерла ногу о траву. – Фу...

Упершись в колени ладонями, Галька заглядывала в полуобвалившуюся галерею.

– Если хочешь туда лезть – я с тобой не пойду, – решительно предупредила Бранка желание подружки. Тоненькая девушка, легко подтянувшись на уступе, вознесла себя на полуобвалившуюся лестницу. – Пойдём лучше наверху посмотрим.

– Может, там эти... бриллианты, – полушутя сказала, распрямляясь, Галя. Она поправила шнуровку куртки и так же ловко последовала за подругой.

– Мокрицы там, а не бриллианты, – фыркнула Бранка. – Надо было с собой винтовку взять.

– Мокриц стрелять?

– Ты шутишь, а я их боюсь до смерти, – надулась Бранка. – Нашлась тоже... непоколебимая... А-а-айи-и!

– Что, всё-таки мокрица? – насмешливо спросила Галька, поворачиваясь. Бранка, сидя по грудь в земле и кренделем раскинув руки, довольно мрачно, но уже спокойно поглядывала вокруг. – И куда же ты?

– Честно говоря – не знаю, – призналась Бранка. – Я висю. То есть, вишу. Тут узко, а дальше ничего нет под ногами.

– Скромней надо быть и бюст поменьше иметь, – нравоучительно заметила Галя, подавая подруге руку, – спокойно провалилась бы до дна.

– А откуда я знаю, что там? – логично возразила Бранка, выкарабкиваясь наружу. Головы девушек соприкоснулись над чёрной прохладной дырой, откуда повеяло неожиданно сухим воздухом.

Галька ударила по краю дыры и отскочила – выпал ещё больший кусок и стукнулся о дно не так уж глубоко. Дыра расширилась.

– Полезем? – почему-то шёпотом спросила Бранка.

– Я лично – полезу, – решительно сказала Галька, разматывая верёвку с плеча...

...Когда-то это, судя по всему, был опять же остаток древней крепости, над которой мьюри построили свою – пристройка к стене, погребённая под этой же обвалившейся стеной. Но крыша пристройки выдержала и была лишь пробита в паре мест. В одну из таких дыр, со временем затянувшуюся травой, и ухнула Бранка.

Мокриц, луж и прочей мерзости тут не было. Правда, по углам скрывалась масса отборных сачковых пауков, но девчонки были для них слишком крупной добычей.

– Я вот всегда думала, – глубокомысленно сказала Галька, отряхивая ладони о коленки, – чем пауки в таких местах питаются? Тут никакой добычи уже века три не было...

– Дурочками вроде нас, – мрачно сказала Бранка, озираясь. – Подождут, соберутся с духом – и набросятся толпой...

Помещение, куда они попали, вне всякого сомнения когда-то было самой обычной кухней. Тут находились две прочных печи со встроенными ёмкостями – в каждую из них можно было легко упрятать обеих девчонок (они подумали об этом одновременно и, хотя вслух ничего не сказали, им стало не по себе...), большой открытый очаг, в котором ещё лежали дрова, наконец – третья печь, очень широкая, раньше они никогда не видели таких у мьюри.

Бранка присела к очагу, деловито зачиркала огнивом, подложив под дрова трут, который всегда носила с собой. Снопы искр выхватывали из полутьмы чёткий профиль и пряди каштановых волос, по которым в такие секунды бежали огоньки.

– Задохнёмся, – предупредила Галька, звякая какой-то посудой. – Ух ты, мне эта печка нравится! Интересно, что в неё делали?!

– Мылись, – предположила Бранка (огонь никак не занимался). – Помнишь, мы читали про это?

– Не мылись мьюри в печках... О, я, кажется, догадалась! Тут хлеб пекли! Она и похожа на их старинные хлебные ямы, только вывернутая... ну, то есть, наоборот, не в землю, а наружу... ну, ты поняла.

– Может быть, – огонь наконец вспыхнул, и Бранка, отряхивая руки, подошла ближе. – А похоже, правда.

– Хочу хлеб испечь, – Галька вздохнула. – Сколько мы уже нормального чёрного не ели...

– А что для этого нужно? – заинтересовалась Бранка. – Я не помню вот.

– Нууууу... мука, дрожжи, соль... да и всё. А, нет, дрожжи. Или закваска.

– Может, тут есть мука? – Бранка огляделась, но Галька её удержала:

– Остановись, она тут если и было – то сдвохлась за это время давно.

Бранка покорилась, но тоже вздохнула:

– Сколько ж мы его не ели...

* * *

Мирко грёб одним веслом – сидя лицом по курсу и уперев ноги в одну из скамеек. В его руках весло летало, как пёрышко, при этом сам юноша казался неподвижным совершенно. Лодка шла между заросших берегов бесшумно; автомат лежал у ноги Мирко.

Он уплыл из лагеря не ради охоты. Ему хотелось побыть одному, и он сам не очень-то мог объяснить себе это своё состояние. Сейчас за спиной осталось больше пяти километров – и он спохватился. Одиночка садилась, он ещё и не начинал охотиться, а утром надо вернуться... и с обещанным. Точным ударом весла направив лодку к берегу, Мирко перескочил на сушу ещё до того, как она ткнулась в отмель – и вытащил лодку подальше на сушу. Забросив за плечо автомат, выпрямился и огляделся.

Мирко оказался на пологом берегу – точней, на полуострове, ограниченном развилкой протоки. Дальше начинался настоящий берег, поросший редколесьем. Было тихо...

Очень, слишком тихо.

Мирко насторожился почти мгновенно. он знал – природа утихает, когда появляется разумный. Лишь он один позволяет себе шуметь в лесу, ни о чём не беспокоясь.

Юноша шевельнул плечом, и автомат плавно упал ему в руку. Он начал охоту, но охоту не за зверем. А кто его добыча и что она тут делает – он поймёт потом...

Не прошло и полуминуты, как Мирко уже всё уяснил. Джаго – один – пришёл с берега. Постоял у водя, опираясь на оружие – не на армейское, похоже, какая-то охотничья суперпушка. Выкурил трубку их любимого зелья и ушёл. Большой джаго, но не мощный, а грузный скорей.

Об этом он подумал, уже идя по следу. Джаго в лесу ходить не умел, по его следу прошёл бы даже слепой, даже маленький мальчик, хотя бы немного интересующийся следопытством. А этот урод ломал ветки и сучья, да ещё и вонял на весь лес какими-то притираниями. Кроме того, он патрон уронил – по земной классификации, это была пушка 4-го охотничьего калибра.

Повертев патрон в руке, Мирко с улыбкой подбросил его, поймал и продолжил свой скользящий бесшумный бег.

Впереди серией грохнули три выстрела. Стреляли не в его сторону, и юноша, прибавив ходу, вскоре нагнал трёх джаго – тот, которого он выслеживал, присоединился к своим приятелям. Все трое были уже пожилые, с седой шерстью на башках, одетые в гражданские костюмы, яркие и просторные, как это любят джаго. Около минуты, крадясь следом, Мирко выслушивал их разговор – обычную ворчливую перебранку охотников-неудачников, как это прозвучало бы в переводе на любой из земных языков... но для юноши весь смысл услышанного прочно мешался с самими звуками вражеского языка. Судя по всему, эти трое были из начальства, собравшегося отдохнуть на природе... по крайней мере, так Мирко понял из первых слов, пока уже следующие не прояснили ему самое важное: эти трое тут... прячутся.

Да, на самом деле так. Они тут скрывались от своих же – дезертиры высокого ранга, ждавшие, когда за ними по какой-то неясной договорённости прилетит небольшой корабль и заберёт прямо с одного из местных островков. Они собирались бежать даже не на Джагган, а вообще на территорию одной из нейтральных рас. И ещё Мирко понял, что у них есть речной катер, но эта мысль мелькнула краешком, его переполняли злоба и презрение к джаго – и невиданное ликование. Враги начинали просто разбегаться с планеты! Бросая своих же подчинённых!..

...Лагерь джаго был разбит на берегу протоки. Не очень большой глиссер стоял у берега, на его крыше спал джаго в форме. Ещё один возился у полевой кухоньки. Две старых самки дремали на полуложах, ещё одна – мелкая – блуждала вокруг, о чём-то раздумывая или просто ожидая ужина. Вторая – чуть постарше – играла в мяч со своим ровесником на берегу протоки.

Мирко находился на метр выше берега – за деревьями. Он наблюдал за отдыхающими остановившимся, ненавидящим, почти безумным взглядом...

...Да. Они так же отдыхали. Он – ещё совсем малыш. Убитые мать и бабушка. Убитый младший братишка и убитая старшая сестра. Убитые. Убитые. Убитые. Вот так же отдыхали.

Но он – он живой. И он здесь. А вон там – джаго. Именно из тех, которые отдавали своим рабам-воякам приказ убить всех землян на планете. Они и сейчас чувствуют себя в безопасности, и своё бегство, своё предательство – предательство своих же! – подготовили и обсуждают совершенно спокойно. Значит, они собираются остаться жить – убегут и будут жить, и даже победа Земли их не покарает, потому что им, похоже, плевать на свой собственный Джагган.

Неправильно, подумал Мирко, плавно и неспешно поднимая ствол. Неправильно это.

И вдруг ствол дрогнул у него в руке. Он так же медленно опустил оружие и стал вслушиваться в разговор врагов – с неверяще распахнутыми глазами, с невольно широко раскрывшимся ртом...

50.

– Аоу! Аоу! А-у-аааа!

Большой самец дейнепара, грозно фыркая, закрутился на месте, отбиваясь от волков, хватавших его за задние ноги, хвост и бока. Длинные, как хорошие ножи, загнутые клыки влажно блестели от слюны бешенства, налитые кровью глаза сверкали, жёсткая щетина на высоком хребте стояла дыбом, как проволока. Это был крупный самец – не меньше полутора метров длиной и как бы полтора центнера весом. Такая тварь способна опрокинуть и разорвать, затоптать, гораздо более крупное и сильное животное. Волки на таких – даже одиночек – в природе нападали очень редко, зверь слишком силён даже для стаи – но теперь охоту вели люди.