Текст книги "Мелкий писец (СИ)"

Автор книги: Олег Мамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16

Хотел бы покинуть Элефантину по-тихому, да чужой взгляд, преследующий меня, как только покидаю храм Сатис, намекает, что у меня ничего не получится. Так недолго и до мании преследования дойти.

Пришлось обратиться за помощью к единственному человеку, кому хоть в какой-то степени доверяю. К Анкетсат.

Возможно, мужской взгляд на красивую женщину притупил мою осторожность по отношению к великой певице, однако мне всё-таки кажется, что есть в ней достаточно порядочности, чтобы быть благодарной за помощь в избавлении от небольших неприятностей.

Заодно и сэкономил. Никто не возьмёт в плавание лишнего пассажира бесплатно. Я попросил пристроить меня на борт, а про расходы она даже не заикнулась. Этим обстоятельством я очень доволен. У меня всех ценностей-то только браслет и фигурка крокодила. Не хочу тратиться, источника дохода у меня нет.

Ловлю себя на мысли, что мир вроде и другой, а меня больше всего занимает карьерный рост. Если я покинул деревню потому, что мне был такой сон, то есть по указке богов, то вот сейчас хочу покинуть приграничье именно ради карьеры. Неплохо же продвинуться ближе к Его Величеству, да будет он жив, невредим, здрав.

Нет, понятно, что прямо сейчас стать придворным мне не светит, мал я, но стоит к этому готовиться. Набирать авторитет и опыт. Социальные лифты в культуре, которой я оказался пока ещё работают и я, вроде бы на нём еду вверх.

Сначала стало грустно от того, что мне и попрощаться-то не с кем перед убытием. Из деревни я с трудом ушёл, меня провожали совместно, не только дед. Уверен, многие там по мне скучают.

А здесь…

С Пакером, кухонным работником Саптаха хотел бы попрощаться, но не хочу так явно обозначать своё исчезновение.

Нагруженный вещами, я конечно и так заметен, но времени на реакцию не будет ни у кого, как я надеюсь.

Анкетсат договорилась с транспортировщиком камня, не с тем, которыми управляет Саптах, с тем, кто доставляет камни частным образом. Местный мрамор ценится, так что такой вид торговли тоже имеет право на существование.

Она же доставила меня на другой берег – там порт-погрузка камня.

В храме попрощался только с Шедира и Каапером, больше ни с кем не завёл отношений, выходящих за рамки лёгкого салюта при встрече. Все ко мне относились как к временному человеку, да в общем-то и я сам точно так же думал о месте, давшем мне приют на несколько месяцев. Не ожидал, что так долго здесь пробуду.

Всё-таки я недооценил скорость распространения информации в этом времени. Без всяких интернетов и смартфонов с камерами, в порту меня уже ждал Мерира, управляющий портом, который подобострастно кланялся Саптаху. Естественно, новый помощник, по совместительству его сын Нефернен, находился рядом.

– Решил уехать, не попрощавшись? – сказал он притворно строго.

– Не хотел отрывать важного человека от дел, – сказал я после традиционного приветствия.

– Так уж совпало, что мои дела как раз в порту, – сказал он.

Его лицо нечитаемое, так что пришлось смотреть на его сына, который ещё не так умело контролирует эмоции. Признаков того, что отец лукавит на его лице нет. Сонный, доволен короткой передышкой. Похоже, и вправду случайная встреча.

Это меня успокоило, а то было бы странным, если бы царский чиновник пришёл провожать меня. Это подняло бы паранойю до отметки близкой к максимуму. Так не должно быть.

На прощание обнял только Анкетсат. Во-первых, объятия – это переливание ка. А во-вторых, это приятно. Благоухающая ароматами цветов, ладана и миры красавица – это не старый Саптах. Мужчины тоже используют благовония и раскрашивают лица, но… Помню, был у меня там, в будущем, коллега, который по понедельникам злоупотреблял одеколоном. Думал, что так заглушает перегар.

Пьянство в этом мире вообще норма жизни. Литра три пива в день даже для детей – обычное меню. Как говорили в будущем, весь прогресс начался, только когда чай и кофе появились. Когда вечно пьяное средневековое общество стало реже видеть демонов, ангелов и прочие деяния божьи.

Скорее всего он болен, ведь и раньше пьянствовал, но такого эффекта не было. Почки, наверное, больны.

Отсалютовал Анкетсат ещё раз с уже отплывающего от берега довольно большого плота, сопровождаемого ещё одной лодкой. Нужна большая команда, чтобы таскать груз и сом транспорт через пороги – Нил не такая уж спокойная река в этих местах.

Вообще, Элефнтина и так ниже первого порога, но эти люди плавали в Нубию, экспедиция и наполовину торговая, наполовину военная. В том смысле, что без дополнительной охраны далеко от родных мест, где тебя знают, и так не стоит отправляться, а ту течь идёт и вовсе о недавно присоединённых территориях.

Северная Нубия сейчас что-то вроде «Третьей Земли», нынешний и предыдущий фараоны сдвинули границу аж до второго порога, да вот только приграничный гарнизон почему-то до сих пор стоит в Асуане. А цепочка крепостей (Уарсу рассказывал о них) в глубине земель чёрной расы всё ещё выполняет функции подавления остатков сопротивления и отчасти контроля путей, по которым вывозят ценности побеждённых.

Там, в Вавате и Куше даже свой управляющий имеется. Пока ещё не «царский сын», но всё-таки подчинённый Еипта. Но одно дело двор и элиты, и совсем другое – народное мнение. Те места пока ещё недружественные для египтян. Да и для самих нубийцев тоже, если говорить откровенно.

У меня эти охранники вызывали тревогу. Не все, но есть такие, кто смотрит на меня как-то недобро. Злобно.

Кораблём управлял лично начальник и хозяин экспедиции. Когда Анкетсат представила меня ему, он глянул будто взвешивал. Мол, этот много не съест.

Да, меня кормят, так что зря я взял с собой несколько хлебов. От Асуана до Луксора двести километров. К счастью, мы идём по течению, так что дней пять-семь – и будем на месте.

Скажете, что слишком оптимистично? Что Нил течёт медленно? Да я и сам удивился. Если бы капитан и хозяин флотилии из двух лодок не сказал бы мне этого лично, я не поверил бы.

Кстати, от километров меня так и не отучили. Нет у египтян единицы, сопоставимой с ним. Базовая единица – локоть – около полуметра. Есть простой, есть царский. Естественно, второй побольше. Есть мельче – ладонь (их семь в локте) и палец (их четыре в ладони, то есть ширина, без большого). А больше – «длинная палка», сто локтей. После неё только «река» – это двадцать тысяч локтей, то есть примерно десять километров. Очень примерно, померить-то никто не может. Надо ждать полторы тысячи лет, пока не переймут промежуточную единицу, милю, от северных торговых партнёров.

Так вот кэп и хвастается, что две реки в день делают запросто. На самом деле пришлось его долго выспрашивать, чтобы он понял, о чём я говорю. Как в будущем говорят про расстояния «сто световых лет», имея ввиду линейную, а не временную меру, здесь, в прошлом, «день пути» – это такая же законная мера расстояния.

По началу я смотрел в сторону западного берега, надеясь увидеть знакомые места, деревню, где провёл почти всю вторую жизнь. Быстро наскучило, пейзаж довольно однообразный, и вовсе не похожь на родные места. К слову, так их не увидел. Не то проглядел, не то изменились сильно. А может быть просто не доплыли – я не знаю, сколько пути прошла наша с Саптахом лодка за ночь и половину дня. Вполне возможно, что больше, чем тяжёлый, гружёный камнем плот.

Настоящие приключения начались на привале, вечером, после дня пути. Солнце уже близилось к закату, наступления кромешной тьмы путешественники не ждали, всё-таки с освещением в этом времени ещё не так просто.

Мы высадились не вблизи поселения, даже берег-то не особо хорош, камышом поросший.

Углубились в заросли так, что огромный плот и не видно с воды. Если бы мы были пиратами и хотели бы найти укромную гавань, вот как-то так спрятаться – идеальный вариант. Правда, мачты торчат.

Люди без лишнего понукания принялись обустраивать ночлег, разводить очаг, варить что-то нехитрое – запахло луком, кашей и тлеющим навозом. Главное топливо в этих краях. Выкапывают ямку в земле, сверху накрывают листом, и высушенное ароматное сокровище тлеет, отдавая жар такой вот плите на которой пекут хлеб. Ну, или глиняный горшок ставят, как сейчас. Большой, народу много. Долго не закипит.

Я отошел в сторонку. Моя самая главная задача сейчас – не мешать слаженному коллективу, где каждый знает свою роль.

Кто-то стоит вооружённый, всматривается в заросли, пытаясь понять, член ли команды бежит от корабля к лагерю.

Кто не занят приготовлением пищи, ровняет землю и укладывает листья камыша, обустраивает будущие места для сна. Трудно сказать, чья работа опаснее: в зарослях водится всякое, так что у этих бедолаг даже больше шансов отправиться на суд Осириса, чем у часовых. Да и они, кажется, больше следят за враждебной фауной, чем опасаются нападения других людей.

На меня даже и не смотрят.

Люди стараются не шуметь, а вот лягушки отчего-то разорались. Обычно они не настолько безумны. Подняли ор, будто хотят замаскировать что-то недоброе, творящееся в тростнике.

Однако воинов это, наоборот, расслабляет, ведь им помогают дополнительные часовые: если кто-то будет подбираться со стороны воды, то спугнёт этих певцов, и люди получат предупреждение об опасности.

Я очертил вокруг себя круг свежеизготовленным жезлом, дабы обезопасить себя от змей и скорпионов. Чувствую, что работает. Самому не хочется пересекать эту линию, что уж говорить о неразумных тварях. Почему-то вспомнился советский фильм ужасов «Вий», где герой Куравлёва вокруг себя чертит свечкой: «Свят круг, спаси и сохрани!». Я так не говорил. Ничего не говорил, просто представлял, как хека льётся из жезла и создаёт преграду для всего враждебного.

Расположился я на краю расчищенной площадки около небольших зарослей кустарника и предавался меланхолии. Не нравится мне эта жизнь. Скучаю по мобильному интернету, по новостям из далёких стран. По тупым сериалам, практически неограниченному доступу к информации.

Даже при том, что так мало материалов пережили тысячелетия, я уверен, что за один день скачал бы из сети больше факсимиле свитков, чем увижу за всю свою жизнь. А в царские гробницы, где на стенах начертаны самые сокровенные тексты, меня и вовсе не пустят никогда.

Правда, появись у меня возможность на часок посидеть в интернете, я бы посчитал более полезным почитать справочники по медицине. Не нравится мне обстановка с эпидемиями в этом регионе. Вон, Саптах, опять же приболел.

Когда сильные руки схватили меня сзади, я не смог закричать. Широкая мозолистая ладонь перекрыла мне рот, и я не смог предупредить команду о нападении.

Да и отбиваться толком не мог: к первому человеку пришла подмога, и меня ещё и за руки схватили. Я взмахнул своим слеппером и судя по звуку по кому-то попал.

Услышал шёпот, слегка искажённый болью: «Прав был господин».

Голос мне показался знакомым. Уарсу!

Я брыкался, но куда там! Против воинов моё детское тельце… Да и в моём прежнем, взрослом теле я бы с ними не справился, не стану искать оправданий.

– Тише, не шуми! – в свете закатного солнца, добавившего красноты пейзажу, я не сразу узнал лицо Уарсу, которое показалось прямо напротив моего. – Меня специально послали с воинами, чтобы тебя успокоить. Не закричишь, если отпустим?

– У-у-у-у, – ответил я, и Уарсу прочитал в этом моё согласие. И он прав. Я согласен, ведь почувствовал объятия пушистых крыльев поверх мускулистых рук, а значит я под защитой.

Рот мне разжали, но руки пока ещё держали. Не верили во вменяемость ребёнка, хоть и ослабили хватку. Уверен, их тоже коснулись перья Сехмет и им страшно. Я чувствую это чрез прикосновение.

– Нас послал господин Мерикара. Спасти тебя, – мальчишка отвёл глаза. Привирает, я заметил за ним такую особенность.

– От кого?

– Точно не знаю, но это как-то связано с твоим учителем, Саптахом и владыкой Хнумхотепом. Тебя можно отпускать?

– Я готов слушать.

– Так мне нечего тебе больше рассказать. Всё расскажет Мерикара, да будет от здрав. Ты последуешь с нами добровольно или тебя нужно связать?

– Пойду.

Уарсу переглянулся с кем-то за моей спиной и меня отпустили.

С облегчением выдохнул: статус военнопленного в Древнем Египте незавиден. Дед рассказывал, как их, уставших после боя, военачальник заставлял осквернять побеждённых. Мало кто относился позитивно к процедуре, ведь мужеложество – это грех, о котором нужно будет дать отчёт богам (авт.: стих 27 во второй «Исповеди отрицания»). Однако, это была ритуальная процедура, своего рода продолжение или правильнее сказать, настоящее окончание боя. Финальная точка.

Я огляделся, насколько мог в сумерках. Воинов вокруг немало. Бежать, а уж тем более кричать – бесполезно.

– Нам с тобой не надо мешать, – в голосе мальчишки послышалось разочарование, а я насторожился: во что не вмешиваться?

Хотел спросить, но ответ понял раньше, чем произнёс первое слово.

Засвистели стрелы, а в лагере послышались крики. И точно такие же возгласы послышались в районе лодок. Не все люди покинули их, охрана у лагеря имелась, и какое-то сопротивление оказать смогли. Минимальное.

Расслабились, всё-таки находились на своей территории, уже много ниже первого порога, где нет врагов-инородцев. Кто же мог знать, что нападут? Да ещё и доблестные воины, охранники границы.

Всё закончилось довольно быстро и происходило в такт с закатом, который только добавил происходящему кровавых оттенков.

Возможно, кто-то воспользовался сумерками чтобы сбежать – это единственный способ спастись: жертв не пытались пленить, добивали даже легко раненных.

Судя по крикам, кого-то допрашивали.

Как всегда в этих широтах ночь наступила быстро. Не абсолютно тёмная, луна всё-таки довольно ярка, однако её света мне недостаточно, чтобы детально разобрать, что происходит: люди мелькают, перемещаются с непонятными мне целями.

Если бы не мистические объятия, дарящие успокоение, то обязательно попытался бы сбежать: рядом с нами поставили всего одного охранника. Когда непонятны намерения «спасителей», то не хочется их компании.

Вскоре после того, как всё затихло, из гущи событий прибежал человек. Даже в лунном свете было видно, что у него на лице брызги крови.

– Всё закончилось, – коротко сказал он.

Я не знал, что это значит, и напрягся, готовый хоть в Реку нырнуть прямо к крокодилам. Всё больше шансов выжить, чем когда в тебя копьём тычут.

– Идём, – Уарсу подтолкнул меня. – Утром отправимся в крепость.

Про то, где базируется гарнизон я знал только примерно, ни разу там не был. Твердыня стоит как раз напротив первого порога, чуть выше по реке, чем Асуан. Там вроде бы ещё оборонительная стена есть.

– Ну, ты и вмазал мне, – смеясь сказал мальчишка. – Хорошо, что Рахотеп сказал, что надо повязать шендит на голову.

– Что? – не понял я, о чём он говорит.

– Он знал, что ты будешь махаться своей этой штукой. Вот и приказал мне намотать на голову тряпок побольше, – мальчишка потряс набедренной повязкой, которую держал в руке. – У меня других нет, вот, навязал. А эти глупые вонючки смеялись!

Уарсу погрозил в темноту кулаком. Вряд ли кто-то это увидел.

Полянку уже очистили от тел. Их обобрали до нитки, даже набедренные повязки сняли, а всё имущество сложили в общую кучу. Голые тела просто побросали в Нил. Точнее, до сих пор бросают – я не вижу этого, только тени.

Зачем-то их затаскивают на плот, а потом бросают с возвышенности, раскачивая за руки-ноги. Вряд ли это имеет какое-то отношение к заупокойному культу. Скорее, наоборот, им отказано в посмертии, ведь тела не сохранятся, а это важно. Их пожрут крокодилы, что символически аналогично пожиранию грешников Аммут. (авт.: эта демоница появится только спустя пять веков)

– Утром отправимся, – сказал вынырнувший из темноты Уарсу.

Пока я боязливо оглядывался, он успел сбегать к человеку, который командовал «приборкой» в лагере.

– На, – Уарсу всучил мне плошку с варевом, которое готовиться поставили ещё торговцы.

Пригорело. Не кому было следить.

Я не стал есть, отодвинул в сторону, а Уарсу не отказался. Как-то беспечно он ведёт себя для ребёнка, ставшего свидетелем резни. Я, взрослый разумом, и то не могу оставаться спокойным. Убито больше двух дюжин людей, а ему хоть бы хны. Неужели он не понимает, что стоит на земле пропитанной кровью?

– Уарсу, что происходит? – спросил я его, покосившись на воина, который так и не отошёл никуда.

– Тебя спасаем, – судя по голосу, он усмехнулся. – Ну, и про себя не забывают, – этот намёк я понял и без пояснения. Гора трофеев немаленькая. Лодка и всё имущество, скорее всего, достанутся предводителю, Мерикара, а вот снятое с побеждённых, кажется, отдадут в уплату за службу.

Вообще, так не принято, дед рассказывал, что всё имущество побеждённых распределяет военачальник, однако мне почему-то кажется, что трофеи поделят ещё до возвращения. Уж больно стараются.

– От чего вы меня спасаете? – я вернул коллегу на то, что мне было интереснее раздела трофеев.

– Не знаю. Спросишь у Мерикара, да будет он здрав. Я здесь только чтобы ты не испугался и тебя не пришлось ловить по кустам.

Звучит логично. Если бы его не увидел, точно рванул бы куда-нибудь. Хотя, если честно, до сих пор не оставил такой мысли. Останавливает только то, что идти-то мне некуда! Разве что вернуться в деревню, только это противоречит моим карьерным устремлениям. Покровитель в лице военачальника, командующего крепости – это очень неплохой вариант.

Спал я плохо, очень тревожно. Не мог успокоить фантазию логикой. Убеждал самого себя тем, что если бы хотели навредить – то зачем стали бы тянуть? А с другой стороны, может быть готовят что-то особенное для меня? Кровавое жертвоприношение со сдиранием кожи. В Африке будущего, в двадцать первом веке ингредиенты из альбиносов продают на волшебных рынках, и не будет ничего удивительного, если к седому мальчику проявят аналогичный интерес.

Утром собрались довольно быстро. Камень, самое тяжёлое из грузов, сбросили за борт и отправились вверх по течению на легке.

Оказалось, что я преувеличил кровожадность воинов Мерикара. Гребцов оставили в живых, только охранников убили. На них-то и легли все тяготы по возвращению к первому порогу. Лодки, на которых приплыли воины, просто привязали к плоту, и в каждой сидело по человеку, но они не гребли, а лишь маневрировали, когда обходили мели или камни. Такое встречается.

Пару раз мне показалось, что из воды торчит грубо обработанный обелиск. Вполне допускаю, что такое могло случиться – плот перевернулся, и камень воткнулся в илистое дно.

Военные люди оказались на редкость молчаливыми. Кроме гадких, сально-генитальных шуток ничего от них не слышал. Я пытался разговорить Уарсу на тему того, что знает про ту беду, от которой меня спасали – не ответил.

Судя по всему, он что-то знает, но либо подслушал, а потому не может сказать при свидетелях, либо ему напрямую запретили делиться.

Его лживые глазки бегали, в основном в сторону предводителя воинства из двух дюжин чистокровных египтян.

– Мне нравится жизнь при господине Мерикара, да будет он здрав, – обычно именно на эту тему парень переводил разговор. – Работы много, но жизнь в лагере интересная.

– Расскажи, как лук пытался натянуть и пукнул! – выкрикнул один из воинов, а остальные поддержали смехом. У «шутника» как раз имелось оружие, сделанное по моей технологии. Выглядело проще, чем подарочный вариант предводителю, но без труда узнаётся композитная структура. Да и рожки на концах я никогда не видел в традиционной конструкции.

– Так ведь никто, кроме господина Мерикара, не может натянуть его лук, – мальчишка не поддался на подначку. – А пукнул я когда копьё метал. Ты же сам за мной ходил, и спрашивал, где купить такие благовония.

Опять смех. Видимо, я нарисовал слишком радужную картину для себя. С такими «юмористами» мне будет не очень комфортно. Впрочем, в деревне шутили примерно так же.

До будущего дошёл анекдот про фараона Хеопса, в котором деньги на пирамиду он зарабатывал с помощью дочери, занимающейся проституцией. Она просила у клиентов чаевые камушками.

Или про Сети, тоже царя, который думал, что занимается любовью с богиней Бастет, а на самом деле голым трахал горшок посреди улицы.

Это ещё довольно рафинированные варианты по сравнению с «лучшими» образцами древнего юмора.

До Элефантины мы не доплыли за один день, хоть течение Нила в среднем и не очень сильное, только ближе к столице нома становится побыстрее.

Обустройство лагеря ничем не отличалась от того, как это делали торговцы. Впрочем, иначе и быть не могло: работали захваченные в плен гребцы, а сами воины себя хлопотами не утруждали.

Я опять отошёл в сторонку, но на этот раз вместе с Уарсу. Опять пытался разговорить его, ведь сейчас последний шанс для меня чтобы сбежать. Следующая остановка – военный лагерь.

– Я говорю правду. Не знаю, – начал раздражаться мальчишка, а по меркам древних вполне уже взрослый. В Древнем Египте не было такого понятия как «подросток». Лет в двенадцать-четырнадцать становятся настоящими взрослыми, со всеми подобающими правами и обязанностями.

Хотя, какие права? Только обязанности.

– Ты же понимаешь, как странно для меня выглядит нападение на людей, которые меня сопровождали в Луксор?

– Куда? – спросил парень с удивлением.

– В Луксор. Там у учителя Саптаха есть друг…

– Друг? Да он тебя продал в рабство! Там идёт стройка огромного храма. Все знают, что туда свозят людей с обеих земель.

– Все?

– В гарнизоне есть воины из тех мест. Такого рассказывают… Такой судьбы не пожелаешь никому. Людей лупят почём зря… Надсмотрщики воруют припасы, а каменотёсы вечно живут впроголодь…

– Думаешь, я гожусь в каменотёсы?

– А ты думаешь, станешь главным жрецом Амона или Мут? Будешь расписывать стены. А после того, как ты узнал секреты Амона, тебя отпустят?

Я и сам об этом думал. Но Саптах так убедительно говорил… Я решился вскрыть письмо.

Свиток обвёрнут бечёвкой, которая слеплена глиняной печатью, а на ней стоит оттиск Саптаха – схематическое изображение Птаха в его человекоподобной форме, в виде мумии в чепце ювелира, держащей посох.

Разорву – уже не восстановлю.

Я разорвал.

Там не было никаких ответов на вопрос, это просто что-то вроде паспорта: «Мальчик с седыми волосами и есть Афарэх, ученик Саптаха, управляющего царскими карьерами».

Учитывая то, что он уже дважды навестил своего друга, всё обговорено на словах. О чём говорили, не узнать.

До места добрались только ко второй половине дня. Воины начали судачить о том как они потратят деньги, добытые в бою. Ничего оригинального: пьянство и женщины. Никто не заикнулся об отправке ценностей семье или в общину.

Спорили, кто больше заслужил, потрясая мешочками.

А я-то думаю, откуда воняет!

В доказательство своей доблести, они собрали руки поверженных! На египетской жаре они начали разлагаться, но по всей видимости опытных вояк это не смущало.

– Это нормально? – спросил я у Уарсу.

– Руки? Нет. Обычно фаллосы отрезают. Но сейчас руки, чтобы доказать, что они принадлежали воинам, – вопрос мальчишку не смутил. Видать повидал разного в гарнизоне.

– Ты видел? – я решил уточнить.

– Откуда? – засмеялся он. – Меня не берут в походы, я же писец. Два раза пересчитывал правые кисти. Воняло похлеще, чем сейчас. Тогда уходили в сторону Куша, долго не возвращались.

– Тебя поставили считать отрубленные руки?

– Не только. Трофеи тоже. Всё учитывается. Большая часть отправляется царю, да будет он здрав, невредим, жив. Часть остаётся господину Мерикара, да будет он здрав. Немного достаётся воинам.

Один из прислушивающихся к нашему разговору, довольно возрастной, встрял в разговор:

– Господин Мерикара, да будет он здрав, щедр. Я служил под началом трёх командующих, и никто не делился с простыми воинами. Так что побольше уважения. И не морщите носы. А ты малец, пригнись-ка, больно уж твоя башка приметная.

Мы подплывали к Элефатине. Видимо, то, что я плыву в военный лагерь, должно оставаться в секрете.

Пригнулся за плетёные борта плота. Спорить с теми, кто носит в мешке разлагающие я руки врагов? Ну уж нет.

Пожалел, что не сбежал. Только сейчас понял, что даже если избежал трудового рабства, то попал в плен военным. И чего не сиделось при храме?