Текст книги "Звёздная бирема «Аквила». Мятеж"
Автор книги: Олег Мелехов
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Олег Мелехов
Звёздная бирема «Аквила». Мятеж
Роман
Часть I. Ab equis ad asinos [1]1
[1] «Из коней в ослы» (лат.)
[Закрыть]
Глава 1
Преторианцы [2]2
[2] Здесь – политическая полиция Республики
[Закрыть]явились перед рассветом.
Ничего удивительного. Это ведь в русле традиций – заставить опального гражданина промучиться всю ночь в ожидании топота тяжелых калиг [3]3
[3] Армейская обувь
[Закрыть]под окном и грохота, от которого едва не вылетает дверь, несмотря на все силовые поля. С другой стороны, отсрочка дается преступнику как акт некого милосердия. Хочешь – завещание составляй, хочешь – молись, а если желаешь, то предавайся последним радостям обжорства и разврата. Потом ведь станет не до гетер и амикусов [4]4
[4] Амикусы – гетеры мужского пола
[Закрыть].
Гай Ацилий предпочел последнее. Завещать ему, отпрыску уничтоженной фамилии, было нечего и некому. Молиться опозоренным предкам тоже смысла, в общем-то, не имело, равно как и приносить жертвы Республике, в предательстве которой его обвинили. До гетер дело так и не дошло, впрочем. Молодой патриций провел последнюю ночь в атрии своего опустевшего древнего гнезда наедине с тишиной, книгой – тоже архаичной, бумажной, и кувшином фалернского, которое он синтезировал специального для такого торжественного момента. Не каждый день из списков аристократов и из жизни вымарывается целая фамилия – сотни поколений предков, десятки ныне живущих и тысячи потомков, которые никогда не будут рождены.
Фалернское, воспетое древними поэтами, оказалось сущей кислятиной. Да и сами поэты, верней, их чеканные ямбы, не сказать, чтоб утешали. Убивали время, разве что.
– Именем Сената и Народа велю тебе открыть! – громыхнуло снаружи.
Преторианцы, несмотря на грозные возгласы, изрядно робели. Одно дело – усмирять варваров на какой-нибудь захудалой Колонии Лютум, а совсем другое – вязать вчерашнего сенатора, патриция и живорожденного. Бедолаги.
Ацилий встал, почти без сожаления отложил книгу и тщательно проверил складки тоги. Они лежали идеально. Как всегда.
– Входи и будь здоров, – приветствовал он центуриона.
Тот остановился, едва переступив порог, и, развернув свиток, откашлялся. Его подчиненные организованно топтались снаружи.
– Гай из рода Ацилиев, фамилии Курионов.
– Это я.
– Ты признан виновным в государственной измене. Войди в курию и выслушай приговор сенаторов.
– Ecastor! [5]5
[5] Грубое латинское ругательство
[Закрыть]– устало выругался Гай. – Центурион, позволь мне взять твой «гладий» [6]6
[6] Здесь – вид личного стрелкового оружия
[Закрыть]и дай минуту, чтобы уладить дело. Право, всем будет проще. Твоим людям останется только выволочь тело. Все равно я пойду на удобрения для клубники.
– Прости, господин, но для этого у тебя была целая ночь, – покачал головой преторианец. – Не вынуждай меня применять силу.
Ацилий пожал плечами и покорно прижал ко лбу между бровями тонкую серебристую таблетку транслятора. Закрыл глаза, пережил то секундное головокружение, что всегда сопровождает погружение в искусственное, многомерное пространство, каким-то древним умником прозванное виртуальным. Он терпеть этого не мог, изыскивая любую возможность увильнуть от необходимости выходить за пределы реальности, терять ощущение своего живого, теплого и дышащего тела, проваливаться в никуда, падающим листом скользить в стремнине безвременья…. Чтобы открыть глаза и обнаружить себя стоящим в столбе света посреди курии, под взглядами трехсот сенаторов. О, маленькая поправка! Под прицелами глаз 290 членов Сената.
Скамья Курионов – все десять мест – сиротливо пустела. Немудрено, коли все представители фамилии уже распылены на удобрения, а последний ее отпрыск ожидает решения своей участи в роли подсудимого.
Гай Ацилий представил на миг, какая грызня сейчас началась за эту пустую скамью среди тех, кто жаждет посадить на эти места своих сторонников, и едва удержался от вульгарного присвиста. Борьбу за власть ведь никто не отменял, и он тому пока еще живое подтверждение.
Появление опального Куриона встретило легкое гудение, скорее растерянное, чем угрожающее. Разве что Корнелии, весь их выводок, зашушукались и зашуршали, но такова уж их порода. Какую ветвь не возьми, а все одинаковы, что Цинны, что Арвины – сволочь на сволочи. А! И Клавдии, еще более плодовитые и ветвистые, тоже загомонили. И даже честолюбивый красавчик Клодий, их побочный отпрыск, развалился на скамье народных трибунов в позе весьма распущенной и с выражением на смазливой физиономии препохабным.
Принцепс [7]7
[7] Старейший сенатор, председатель собрания
[Закрыть], устав пережидать шуршание тог и шарканье сенаторских сандалий, стукнул посохом и прошамкал суровое:
– Тишина!
Увы, могучему старцу, умудрившемуся разменять третью сотню лет, внял лишь сам подсудимый, который и без окриков не слишком шуршал. Остальных пришлось усмирять ликторам.
– Слово имеет Луций Геганий Мацелин.
Названный подскочил, оправляя складки тоги с той суетливостью, которая свойственна всем хомо новус, новым людям. Неудивительно, впрочем. Всего лишь три поколения отделяли Луция Гегания от его репликаторных предков. Не притерлись еще Мацелины, не пообтесались. Ежели твой прапрадед еще бурил… э-э… землю… или что они там бурят на этой Колонии Купрум? Короче, не добавлял шахтерский прадедушка нынешнему оратору лоска, отсутствие коего он, впрочем, успешно компенсировал шустростью и хваткой. Той самой, ради которой живорожденные патриции Гегании некогда и приняли в свой род репликаторную ветвь захудалых Мацелиев.
Мацелин подскочил и как принялся чеканить свою инвективу, будто не от шахтеров происходил, а от литейщиков. Гай Ацилий даже заслушался, одобрительно выгибая бровь в особенно едких местах. Право, все-таки в этих новых людях что-то такое есть. Нечто первобытное, хотя, казалось бы… А впрочем, кто поручится, что в геном Луция Гегания не затесались какие-нибудь дикие парфы или хищные пуны? С этих провинциалов станется.
– Доколе же ты, Курион, будешь испытывать терпение наше?! – вещал оратор.
Медногремящая риторика Мацелина сводилась, однако, к одному: Гай Ацилий, последний представитель Курионов, должен был разделить участь своих родичей. Именем Сената и Народа и на благо Республики. Вопрос заключался лишь в одном: морковку удобрят бренным прахом Гая Ацилия или все же… э-э… скажем, некую бахчевую культуру? Курион, заскучав, мысленно поставил на тыквы. Крылся в этом некий судьбоносный символизм.
Но, как известно, человек предполагает, а Судьба располагает. Другое дело, что нынче Фатум изволил повернуться к подсудимому седалищем, ибо ни с чем, кроме задницы, довольную морду трибуна Клодия и не сравнишь. А именно его, помилуйте лары [8]8
[8] Лары – божества – покровители семьи
[Закрыть]и маны [9]9
[9] Маны – божества загробного мира, души предков
[Закрыть], уста Рок избрал, дабы извергнуть полновесное, сочное, прямо-таки сочащееся злорадством:
– Вето.
Луций Геганий поперхнулся своей обвинительной речью аккурат на том пассаже, где сенаторам предлагалось решить: корнеплоды или бобы? И пятнами пошел, как фасолина пестрого сорта.
– Чтоб ты, Клодий, сдох, сволочь вкрадчивая, – одними губами пробормотал Ацилий, и тот, разумеется, расслышал. Или по губам прочитал. Улыбочка трибуна стала еще пакостней.
– Известно ли сенаторам, что наш бывший коллега обладает некой врожденной особенностью, коя делает его казнь не только бессмысленной жестокостью, но и вопиющей бесхозяйственностью? – не дожидаясь, пока возмущенные патриции загомонят и затопают, взял быка за рога Клодий. Ради пущего эффекта он даже изволил встать и руку простер к Ацилию, не забыв втихаря ему подмигнуть.
– Объяснись, Публий Клодий, – потребовал принцепс, и Мацелин немедленно поддакнул:
– Да, Клодий, объяснись!
– И покороче, – буркнул подсудимый, не видя смысла в затягивании спектакля. Кто-кто, а Гай Ацилий прекрасно знал, о какой именно врожденной особенности собирался поведать пройдоха-трибун. НЭП, будь он неладен. Пронюхал все-таки!
– Нейро-эйдетический парадокс, – сладко мурлыкнул непрошенный защитник. – Вы и в самом деле собираетесь распылить на удобрения прирожденного лигария [10]10
[10] Лигарий (лигария) – «лоцманы», проводящие суда через червоточину
[Закрыть], квириты [11]11
[11] Здесь – полноправные граждане Республики
[Закрыть]?
– Разве Ацилии Курионы обладают НЭП? – риторически вопросил кто-то из Корнелиев. Вопрос не требовал ответа, ибо даже Клодий не рискнул бы открыто обманывать Сенат.
– Касательно всех прочих Курионов сказать сложно, – развел руками трибун в деланном сожалении. – Этого мы уже, к несчастью, не узнаем. Но вот Гай Ацилий, несомненно, является обладателем нужных качеств. Да вы бы хоть сперва в его генетическую карту посмотрели, а потом уже рассуждали о подкормке корнеплодов!
И снова подмигнул, скотина такая. Другим глазом.
– Клодий, да чтоб ты сдох, – понимая, что повторяется, пожелал Курион уже вслух. Тот лишь улыбнулся, с легкой укоризной покачав головой:
– О, людская неблагодарность! О, времена! О, нравы!
Принцепс снова прибегнул к посоху. По сморщенному лицу его читалось: кабы собрались все вживую, а не в виртуальности, прогулялся бы тот посох по сенаторским спинам, ох, прогулялся.
– Квириты! Тишина! Гай Ацилий, ты лишен голоса! Публий Клодий, переходи к сути! Мы не на форуме, квириты! Уважайте это священное собрание!
– Как угодно, – не смутился Клодий. – А суть, квириты, такова, что на станции… м-м… – он прищелкнул пальцами, делая вид, что запамятовал: – Цикута Вироза, да! На пограничной станции Цикута Вироза уже полтора месяца как отсутствуют лигарии. Лишившись проводников, станция парализована. Не разумней ли предоставить Гаю Ацилию шанс искупить его вину сим тяжелым, но почетным трудом на благо Республики?
Курион закрыл глаза. Ну, вот. Теперь последняя надежда на быструю и чистую казнь подохла в конвульсиях. Никто из патрициев не упустит случая так унизить представителя своего сословия. Служба лигарием – это… Это, в сущности, та же казнь, только изрядно растянутая во времени.
Навсегда покинуть привычную среду, лишиться не только всех привилегий, но и элементарных прав, доступных даже последнему репликаторному плебею… О, боги! Лигариев ведь стерилизуют. Этот пункт, вероятно, кажется Клодию особенно сладостным. Казнить политического противника – это, конечно, удовольствие, но слишком уж скоротечное. А вот превратить его в бесправное и бесплодное существо, не просто изгоя, а ходячий инструмент, принадлежность станции навроде гетеры, антенны или пульта… О-о! Это, несомненно, придется им по вкусу!
Он не ошибся. Дискуссии не было.
– Голосуем! – предложил принцепс и тут же, обведя взглядом лес поднятых рук, подытожил: – Единогласно!
– Гай Курион из рода Ацилиев! Именем Сената и Народа Республики ты приговариваешься к службе лигарием на станции Цикута Вироза или любой другой, если того потребует благо Республики, – торжественно огласил приговор старейший в Сенате и добавил совершенно, на взгляд Гая, излишнее:
– Пожизненно.
Мог бы и не сотрясать виртуальность. У лигариев не бывает отставок.
«А центурион был прав, – с тоской подумал Ацилий. – Надо было вены резать, пока возможность имелась».
А вслух пожелал в третий, но далеко не последний раз:
– Чтоб ты сдох, Клодий!
Если бы не снегопад, то Кассия выследила бы лисовина в два счета. Но снег все валил и валил, пуховое одеяло, укутавшее землю, делалось пышнее, толще, белее, а главное – непроходимее. Метель замела все знакомые тропинки, и время от времени Кассия, сделав неосторожный шаг, проваливалась в сугробы по пояс, но обращаться за помощью к карте девушка сочла поступком крайне неспортивным. С картой-то всякий может! Кроме того, роскошный рыжий зверь стоил всех прилагаемых усилий. Увидев в каталоге вирт-обновлений эту хитрющую морду, Кассия покой и сон потеряла. Кролики, полевые мыши и совы у неё уже были, самое время завести кого-то хвостато-зубастого. Но цены на лесных хищников заставили манипуларию [12]12
[12] Манипулария (манипулария) – здесь – звездные пехотинцы (аналог – рядовые морской пехоты)
[Закрыть]скулить и тявкать от досады прямо-таки по-лисьи. По расчетам Кассии на приобретение рыжехвостого семейства у неё ушли бы все бонусы за шесть декад. Оставалось лишь набраться терпения.
А потом случилось так, что Кассии Фортунате стало не до лис совсем…
Теперь, спустя полгода, она называла произошедшее с ней не иначе как Инцидент. Хорошее емкое слово, слово-шкатулка, в которую запросто можно спрятать и преступление, и последовавшее за ним неминуемое наказание… Отличное слово, да.
За каменным мостиком, изящно перекинутым через замерший ручеек, Кассия, наконец, увидела цепочку лисьих следов.
«Вот теперь я точно тебя найду, хитрюган», – мысленно посулила она неуловимому зверю, двинувшись за лисом в самую чащу.
После оглашения приговора сестры и братья из её манипулы скинулись на прощальный подарок. Даром, что ли, Кассия им все уши прожужжала о том, как хочет поселить в Зимнем Мире лисиц? К тому же, если не вся Республика, то Флот уж точно в курсе – команда квинквиремы [13]13
[13] Квинквирема – здесь – класс республиканских звездных кораблей
[Закрыть]«Фортуна» – самая сплоченная. Недаром говорят: «Дружат как Фортунаты». Друзьями они остались до самого конца.
Между елками мелькнула ярко-рыжая шубка. Кассия ускорила шаг. Мягкий рыхлый снег весьма кстати заглушил все звуки, и девушке удалось подкрасться к красавцу-лисовину очень близко.
«Ага! Вот ты какой!» – ахнула Кассия, любуясь подарком.
Зверь был не просто рыжий, а почти огненный, с янтарными глазами и белоснежной грудкой.
– Привет тебе, Руфус!
Вдоволь наигравшись в гляделки и дав сделать три десятка великолепных снимков, новонареченный лис убежал по своим делам, а Кассия вернулась к мостику. До ужина осталось каких-то полчаса, и прежде чем вернуться в реальность, она хотела насладиться видом живописной дороги и отягощенных целыми сугробами еловых ветвей. Оно, конечно, правильно говорится, что перед смертью не надышишься, но кислой физиономией Блондинчика она и так сыта по горло.
«На первые же бонусы куплю дополнение „Лыжи“, – мечталось девушке. – Для мобильности и стимуляции нервных окончаний».
Снег продолжал тихо падать, но ветер прекратился, и Кассия на прощание запрокинула голову, чтобы чувствовать кожей лица легчайшие ледяные прикосновения. Нет, право же, её личный Мир Зимы стоил каждого потраченного на его создание денария.
Ах, как же не хотелось возвращаться! Ступая в снежно-мерцающее кольцо портала-выхода, Кассия едва не стонала от злости. Вернее, она яростно скрежетала зубами, как человек, которому снится бесконечный кошмар. Только у бывшей манипуларии, как назло, сон и явь поменялись местами.
Каждый раз при возвращении из Мира Зимы гордячка-Кассия давала себе слово не замечать Блондинчика в упор, но голова сама по себе, без всякого участия воли склонялась перед изменником. Даром что он свою напарницу действительно не замечал. В часы, когда девушка бродила по виртуальному миру, Ацилий, видимо, читал свою древнючую книгу. За несколько декад их пути в недрах грузовика раритет этот можно было, по мнению Кассии, наизусть заучить. Лучше бы инструкции зубрил, честное слово!
– Который час? – намеренно грубо и резко спросила девушка.
– Восемь вечера.
Ацилий всегда отвечал на вопросы, каким бы хамским тоном они не были заданы. Только вид у него каждый раз был такой удивленный, словно с ним внезапно заговорил стул или стол. Это бесило больше всего.
Кассии хотелось крикнуть: «Ты больше не патриций, а я не манипулария, изменник! Заруби себе на своем породистом носу! И давай, учи инструкции, мать твою растак!»
– Жрать пойдешь? Или снова… эта… постишься?
– Извини, я еще не решил.
Он, вишь, не решил еще – оскорбить свой желудок белковой массой с витаминной подливкой или пощадить нежный орган и свое утонченное чувство прекрасного.
– Ну и хрен с тобой, Блондинчик, – проворчала лигария. – А я жрать хочу, сил никаких нет.
Кухари на «Вератруме» не утруждали себя синтезом из набора аминокислот чего-то более-менее похожего на нормальную еду. Экономили энергию, надо полагать. Но Кассию совершенно не смущала белесая клейкая масса в контейнере, скупо политая оранжевой кисловатой жидкостью. А вот аппетит патриция при виде столь изысканного «яства» исчезал моментально.
Пока Кассия потягивалась, поводила плечами и осторожно почесывала шрам от импланта за правым ухом, вечный напарник с места не сдвинулся и глаз от страницы книги не поднял.
Откровенно говоря, рядовая штурмового отряда Кассия Фортуната из Игнациевой трибы в политике не разбиралась. От слова «совсем». В штурмовых импульсных винтовках – легко, в вакуум-сварочных аппаратах – тоже, еще немного кумекала в тактике и обработке металла давлением, но представить себе, в чем конкретно выражается преступная измена сенатора-патриция она не могла. А очень хотелось знать, что же такого натворил человек, с которым придется работать всю оставшуюся жизнь. Кассия бы поняла, если бы Блондинчика осудили за убийство, скажем, другого сенатора, она ведь и сама – убийца.
Ацилий молчал. Спрашивать же напрямик означало натолкнуться на глухую стену высокомерия. К слову, те два патриция, которых Кассия издалека видела до знакомства с изменщиком-Блондинчиком, иных чувств, кроме признательности и благоговения у неё отчего-то не вызывали. Странно, да?
«Изменить Республике – это как? Если не в бою, выстрелив, положим, в спину соратнику из мести или иных низких побуждений, то как иначе? Неужто этот хмырь белобрысый продал государственные секреты парфам? – терзалась невысказанными вопросами Кассия. – Но тогда бы его не спас бы и… этот… как его… парадоксальный ген этот сраный. На удобрения отправился бы прямым ходом».
Воображение рисовало заманчивую картинку – жидкий Ацилий по трубочкам питает огуречную рассаду в гидропонном парнике где-нибудь на стационарной военной базе. Интересно, на много б огурцов его хватило?
Воспоминание об огурцах пробудило зверский аппетит и бурление желудочных соков.
– Всё! Ты как хочешь, а я жрать пошла.
Никакой охраны паре лигариев не требовалось. Куда они денутся, если с НЭП-имплантом ни сбежать, ни спрятаться? Да и зачем? Если говорить о Кассии, то ей участь лоцмана-коннектора представлялась, если не подарком судьбы, то шансом испытать себя в новом деле. И кабы не Блондинчик…
Выждав положенное время, чтобы точно убедиться – гордый Ацилий ужинать не возжелал и не возжелает, Кассия быстренько подмела и его порцию тоже. А чего добру-то пропадать? Белок, он везде белок. Тем более цивилы хоть и не упустили шанса поглумиться по форме, но по содержанию белковая масса оказалась первоклассной, обогащенной микроэлементами, нажористой. Уж в чем-чем, а в жратве бывшая манипулария разбиралась превосходно. Даже лучше, чем в вакуум-сварке. А еще она предпочитала сытый желудок – голодному при любых жизненных обстоятельствах.
«Сильна ты за обе щеки трескать, малявка», – смеялся её разлюбезный десятник, застукав подчиненную за выпрашиванием у повара добавки. И награждал легким шлепком по крепкой ягодице, а мог и за смуглую щечку потрепать. Хороший он был, душевный, прирожденный воин, эх-х-х…
От сытости, как это водится, Кассию потянуло на меланхолические воспоминания, перетекавшие обычно в здоровый крепкий сон. Сестра Папия Фортуната утверждала, что, обожравшись, Кассия храпит, прямо как мужик, но среди своих, среди Фортунат-вояк, то был невеликий грех, а ночной покой Блондинчика бывшая манипулария беречь не нанималась. Сейчас ка-а-ак завалится на койку, ка-а-ак задрыхнет!
***
Великие боги, как же храпела эта… самка породы манипулариев! Уму непостижимо, как человеческое существо способно исторгать столь чудовищные звуки. Или это побочный эффект селекции? Если так, то кто-то непростительно ошибся!
«А тебе что за печаль, даже если ты прав? – угрюмо сыронизировал Гай Ацилий. – Теперь ты, мой восторженный друг, навеки прикован к сей представительнице столь любезного тебе народа. Изысканный поворот, не так ли?»
Вполне в духе засранца Клодия, на самом деле. В отчаянной схватке оптиматов и популяров Ацилии Курионы оказались слишком принципиальными, а потому их выпололи начисто. Ну, почти. Хотя Гай не в счет.
«Ты ведь сам стремился к этому, дружок, – напомнил он себе. – Не запамятовал еще? Быть ближе к народу, ха! Куда уж ближе-то?»
От могучего, с присвистом храпа бывшей манипуларии не только закладывало уши, но и даже сами переборки, казалось, вибрировали. Так что затычки не спасали, Ацилий уже пробовал. Кроме того, белковая масса, похоже, не пошла впрок желудку Кассии, вызывая в оном бурление и брожение. Таким образом, обоняние патриция испытывало не меньшие страдания, чем слух. Что прискорбно вдвойне.
Инструкции, зубрить которые призывала напарница, Ацилий прочитал дважды, и этого было довольно, чтобы каждая буква намертво отпечаталась в тренированной памяти бывшего сенатора. Чай, не предвыборная речь, было бы что учить, право. Что оставалось? Если исключить виртуальные сказочки, которыми глушила сознание Кассия и ей подобные, то практически ничего. Осужденному позволили взять с собой несколько книг – и на том спасибо.
Но тут соседка не просто всхрапнула, а прямо-таки взревела аварийной сиреной, и Ацилий, уже скользнувший было вслед за бессмертными строками древнего поэта, рухнул на взлете. Да так знатно шмякнулся, что аж с койки упал. И, ошеломленный, несколько секунд не мог сообразить, что это не девичий храп сверзил его с высоты грез, а вполне себе прозаическое содрогание транспортника, словившего бортом прямое попадание из…
– Торпеда, твоюцентурию! – заорала Кассия, спрыгнув со своей лежанки.
Такую вибрацию при попадании давали только самонаводящиеся торпеды класса L, те самые, которые так любят использовать незаконные вооруженные формирования, именуемые в просторечье пиратами.
В обстановке, приближенной к боевой, прирожденные манипуларии мыслят и действуют очень быстро. Кассия целеустремленно пробежалась по каюте в поисках хоть чего-то, похожего на оружие. Безрезультатно! Триерарх «Вератрума» позаботился, чтобы расконвоированные лигарии не отчудили напоследок чего-нибудь противозаконного. Например, не смогли взять заложников.
– Вот же ж гадство! – взвыла обозленная Кассия.
Любая манипулария сама по себе оружие, тем паче Фортуната, пусть даже бывшая. Но обидно же! Лихорадочно оглядевшись в последний раз, девушка решительно выломала из стенной панели держатель для полотенец и заняла оборону вокруг патриция.
– Стате! [15]15
[15] State! – «Стоять» (лат.)
[Закрыть]– скомандовал Ацилий, прежде чем сам понял, что происходит. Несмотря на отсутствие врожденных рефлексов, соображал патриций быстро, а приказывал – еще быстрее. Озверевшая манипулария, спущенная с цепи, разнесет судно быстрее, чем это сделают враги. И мало того, что сама погибнет, так ведь и его за собой утащит!
Приказ подействовал отрезвляюще. Не сразу, но подействовал.
– Чего-чего? – пробормотала Кассия, очумело тряхнув головой.
Пока Гай с трудом поднимался с карачек, опираясь о дрожащую переборку, мозг патриция, отрешившись от тела, уже сделал то, для чего был предназначен – произвел анализ ситуации. Поганой ситуации, несомненно, но отнюдь не безвыходной.
– Мы еще не подошли к границе, следовательно, это не пуны. И не парфы, – озвучил свои выводы Ацилий и хладнокровно принялся стаскивать форменное облачение: – Значит, пираты. Ты не справишься со всеми, Кассия. Поэтому успокойся и подчиняйся. Да, и молчи. Говорить буду я.
Прихватив заодно и форму напарницы, он засунул одежду в утилизатор, не давая манипуларии шанса возразить. И встал, руки на груди скрестив. Величественный до омерзения. Кто бы не вошел в эту дверь, он сразу должен понять, с кем имеет дело. Сенаторы Республики – слишком редкий и ценный приз, чтобы выбрасывать их из шлюза. Больших денег стоят сенаторы, особенно если на них не написано, что они – бывшие.
Еще никогда в жизни Кассия не видела столько величавого мужчины в одних трусах. И так как нижнее белье на Ацилии было самое обычное, из стандартного армейского комплекта, то дело было не в трусах, точно!
Рефлексы у манипулариев закреплены в сознании крепче некуда, но если и закрался в душу Кассии червячок сомнения насчет правомочности приказа, то был он тут же задавлен тяжелым каблуком генетической расположенности к подчинению вышестоящим.
– Слушаюсь! – отчеканила девушка и встала у патриция за правым плечом.
И в последний момент, когда дверь уже открывалась, успела отбросить в угол компрометирующий её намерения держатель.
– Я – сенатор. Ты – моя спутница. Если лары будут к нам милостивы, пираты не поймут, что мы – лигарии, – скороговоркой шепнул Ацилий и вздернул подбородок еще выше. Очень вовремя, потому что, выломав заклинившую дверь, в каюту вломились… э-э… Вероятно, пираты, ибо кем еще может оказаться разношерстная компания головорезов обоих полов, в облике которых самой запоминающейся деталью было количество оружия и, пожалуй, препохабнейшие рожи.
Выпятив челюсть, Ацилий надменно осведомился:
– Чем обязан?
Тон патриций избрал примерно тот же, каким приветствовал бы своих клиентов, вломившихся к патрону в неурочный час.
Положим, Кассия Фортуната в любых других обстоятельствах ни за что не стала бы разговаривать с этим сбродом на человеческом языке. Один только вид сбившихся в беззаконную шайку беглых преступников-республиканцев и диких варваров оскорблял взгляд любого модифицированного солдата. Канониры-торвенторы с её родной «Фортуны» развлекались, скажем, прицельной стрельбой по пиратским миопаронам, предварительно давая злодеям приличную фору в расстоянии. Иначе получалось совсем уж неспортивно.
Вместо ответа один из головорезов активировал энергоплеть, но не успел даже замахнуться, как патриций отчеканил известную во всей галактике фразу:
– Не прикасайся ко мне! Я – сенатор Республики.
Главное – вовремя уведомить злоумышленника о последствиях, верно? А последствия насилия, примененного к республиканскому патрицию, обычно наступали скоро и неизбежно. Ибо насилия в отношении своих патрициев Республика, скажем так, очень не любила.
Фраза оказала на захватчика прямо-таки колдовское воздействие – тот опустил уже занесенное для удара оружие. Чему, например, Кассия совсем не удивилась. Странно другое – почему подонки не попадали на колени?
В задних, напирающих из коридора, рядах пиратов раздался присвист:
– Братцы! Так это ж настоящий патриций! – взвизгнула радостно какая-то девка-пиратка.
– Я – Гай Ацилий Курион, дважды избранный курульным эдилом [16]16
[16] Курульный эдил – магистрат Республики, обладающий судебными полномочиями
[Закрыть], – подтвердил Ацилий догадку сообразительной разбойницы. Но на всякий случай добавил, чтобы развеять любые сомнения: – И я гарантирую вам своевременный выкуп за меня и за мою спутницу. А теперь назовитесь.
– А где ж ты тогу свою потерял, патриций? – вякнул кто-то. – Никак под манипуларией протерлась? – намекая, без сомнения, на откровенно десантно-штурмовую внешность спутницы сенатора. Правду сказать, множество наколок и шрамов, испещрявших смуглое мускулистое тело Кассии, не оставляли никакой загадки касательно ее рода деятельности. С другой стороны, манипулария – тоже женщина, и оскорблять ее грязными намеками Ацилий позволить не мог.
– Не тебе обсуждать мои сексуальные пристрастия, клейменая собака, – холодно процедил он и добавил, сверля взглядом старшего: – Я жду.
«Чего? Под манипуларией? Лары, какой же идиот, – подумалось девушке. – Как только в голову такое пришло?» Её татуировки всякому имеющему глаза, говорили, что Кассия из штурмовиков. Патриций и штурмовичка? Тьфу! Да что с варваров взять-то!
В ответ главарь, а, по мнению Кассии, никем иным этот здоровенный бритоголовый мужик быть и не мог, солидно откашлялся и молвил густым басом:
– Мы – вольные люди, к тому же остро нуждающиеся в средствах, а потому желающие обналичить твою свободу, благородный… э… эдил. Имена наши тебе знать не обязательно.
– Как угодно, – милостиво кивнул Курион. – В таком случае, вольные люди, извольте сопроводить нас в более подобающее место.
Самое время, кстати, потому что изуродованное пиратскими орудиями тело «Вератрума» мелко дрожало, агонизируя. Прежде чем взорвется реактор транспортника, лучше оказаться как можно дальше, пусть даже и в трюме бандитской миопароны.
Несоответствие формы и содержания – фактор для прирожденного военного крайне раздражающий. Например, неправильно активированная экзоброня у солдата приводит любого центуриона в ярость за считанные секунды. Блондинчик говорил хорошо, нагло говорил, но весь эффект портили трусы, точнее отсутствие иной одежды. Кассия успела вся известись, пока дотумкала подобрать с пола и набросить на плечи Ацилию смятую простыню.
Тот величественно запахнулся в нее, как в тогу, и подставил девушке локоть:
– Твою руку, моя дорогая. Не тревожься, эти люди не стоят твоего беспокойства.
И выплыл из каюты, как флагманская квинквирема, увлекая за собой напарницу. И томик стихов не забыл прихватить.
Нет, положительно, Кассия в этот миг испытала к напарнику чувство, близкое к восхищению. Она бы так никогда не смогла. Честно! Чтобы вот так выехать из полной задницы на одной лишь непробиваемой спеси и наглости, надо родиться патрицием. И хотя все инстинкты побуждали девушку ринуться в неравный бой, она оценила тактический ход напарника. Хорошо, если бы их просто убили на месте, а то ведь так и в рабстве у вонючих парфов можно очутиться! Жуть!
О том, что сделают не к ночи помянутые парфы с той самой манипуларией-Фортунатой, учинившей бойню на «Аршаке», Кассия старалась не думать. Уж точно не назначат лигарией на одну из своих коннекторных станций.
– Сбегут ведь, – обеспокоенно заметил один из топавших следом разбойников. – Связать бы хотя б девку, а?
Ацилий, не оборачиваясь, бросил через плечо с искренним удивлением:
– Сбега-ать? До ближайшего шлюза? И зачем? Весьма будоражащее приключение, не правда ли, любимая? Уверяю вас, мои дорогие вольные люди, побег не входит в мои намерения. Слово сенатора.
Маленький нюанс, позволивший Гаю с легкостью дать заведомо ложное обещание, пришелся сейчас очень кстати. Слово сенатора, да. Не слово Гая Ацилия Куриона.
«Как он всё-таки красиво сформулировал варварское „Это моя баба!“ – снова помимо воли восхитилась Кассия. – Стратег, егоцентурию!» И получилось у него так натурально, что манипулария вспомнила – у живорожденных-то патриархат цветет буйным цветом. А оно вот, оказывается, как выглядит.
На занятиях по политической подготовке инструктор, конечно, объяснил, с чем эту хрень едят и зачем патрициям половая дискриминация, но, если честно, никто из Фортунат так ничего толком и не понял. Даже головастый умница-десятник. Публий себя в разных местах почесал, прежде чем сказал, мол, раз столько болтают про генное разнообразие, значит, дело важное и ради него можно на кой-какие жертвы пойти, а патрицианки, они – гражданки ответственные. Вот, дескать, и прогнулись героически под систему. В частном порядке, чисто для себя, Кассия пыталась вообразить, как это – считаться неполноценным существом только потому, что у тебя есть сиськи, но дальше воображаемой очереди в сортир, разделенной на мужскую и женскую, не двинулась.
