Текст книги "КГБ в Англии"

Автор книги: Олег Царев

Соавторы: Найджел Вест
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

«С 1919 по 1927 год я постоянно участвовал в нелегальной работе:

1919–20 гг. – член руководящего комитета коммунистической организации Буковины;

1920–21 гг. – член руководящего комитета коммунистической организации Банаты;

1922–24 гг. – член бюро ЦК Комсомола Румынии и представитель Комсомола в ЦК КП Румынии;

1924–27 гг. – МОПР».

Спиру также указывал, что в первый раз он был арестован в 1915 году в Вене, потом несколько раз в Румынии, один раз в Чехословакии и еще раз в Вене, после чего был выслан из Австрии. Один из арестов в г. Иславле, Румыния, закончился тюремным заключением в 1921–1922 годах.

В 1927 году Спиру приехал в Советский Союз, вступил в ВКП(б) и был направлен на работу в румынский и немецкий сектора существовавшего тогда в Москве Коммунистического университета национальных меньшинств Запада.

Богатый опыт подпольной партийной работы служил, по-видимому, лучшей рекомендацией для работы в разведке. Конечно, имевшие место аресты и тюремное заключение, свидетельствовавшие об осведомленности полиции иностранных государств о принадлежности Спиру к Коммунистической партии, представляли угрозу для его безопасности как будущего разведчика, но на то и существовала нелегальная разведка, чтобы преодолеть это осложнение. В большинстве случаев смены имени было достаточно, чтобы бывший коммунист-подпольщик благополучно прошел сквозь сито «черных списков» полиции и пограничных служб. Поэтому Спиру под именем Антона Таубера, гражданина Австрии, в середине августа 1930 года уверенно перееек границу Германии, о чем Артузов должным образом и информировал Илька. [4]4
  Руководство разведки вполне отдавало себе отчет в тех опасностях, которые кроются в использовании людей с известным коммунистическим прошлым. Но разведка в то время был невелика (всего в 1930 году в ИНО работало 122 человека, 62 из них – за границей), не располагала ни базой, ни временем для специальной подготовки нелегальных разведчиков. Люди же с опытом и знаниями Илька, Спиру, Быстролетова, Малли, Дейча и др. представляли собой готовый или почти готовый резерв нелегалов. Из приводимого ниже письма Артузова становится очевидным осознание им определенного несовершенства тогдашней практики подбора нелегалов.


[Закрыть]

С почтой от 7 октября 1930 года Артузов отправил Ильку отдельное письмо, касающееся Спиру.

«Дорогой друг!

Посланный к вам наш общий друг ГОФМАН в связи с данными вам устными директивами и в разъяснение и дополнение нашего письма № 20/3, как известно, будет работать под твоим руководством в предприятии О. ГОФМАН, как мы его уже мельком охарактеризовали, очень способный, прекрасно политически подготовленный товарищ. Однако у нас он никогда не работал и поэтому совершенно неопытен в нашем деле. Вам придется с ним много и хорошо поработать, прежде чем из него выработается тот Ценный работник, каким он обещает быть. Особенно придется предостеречь его (когда будете поручать ему работу) от слишком большого увлечения политическим эффектом в работе в ущерб нашим специфическим задачам.

Артур».

Артузов мог вполне положиться на опытного Илька, который сразу же по прибытии Спиру в Берлин проявил незаурядную изобретательность и фантазию в отношении устройства его в Англии.

«Что касается подготовки ГОФМАНА к работе на ОСТРОВЕ (я с ним только сегодня познакомился), то… поскольку он человек нелегальный, подготовка его к поездке туда потребует больше времени и должна быть обставлена еще более солидно. У меня в этом отношении выявились некоторые возможности легализации его по линии наиболее ему знакомой, а именно по линии издательства. Я поставил перед ОС/29 задачу устройства его при одном из крупных английских издательств в качестве немецкого референта и т. п., одновременно связывая его с некоторыми весьма крупными немецкими издательствами, с которыми связан ОС/29». [5]5
  Вышеприведенная выдержка из письма Илька в Центр свидетель


[Закрыть]

Создание прикрытия для работы Спиру в Англии Ильк поручил ОС/29. Тот, используя свои знакомства, помог разведчику быстро установить деловые связи в издательском мире. В своем отчете Спиру писал, что у него имеются контакты с крупными немецкими издательствами «Kiepenheuer», «Henius» и «Schub Verlag». Он был также представлен известным писателям Георгу Кайзеру, Бертольту Брехту и доктору Левинсону. С Георгом Кайзером Спиру заключил соглашение на йродажу в Англии издательских прав на один из его популярных романов и вел переговоры об английских правах на книгу Карла Крауса – «Последние дни человечества». Благодря помощи ОС/29, отмечал Спиру, «годы труда были спрессованы в мгновение».

Пока Спиру осваивался в издательском мире Германии, Ильк снабдил его австрийским паспортом на имя Джозеф Лаходный и в первой половине октября отправил его вместе с ОС/29 на пару недель в Англию. Для начала Спиру была поручена скромная задача: познакомиться с условиями жизни и работы в Лондоне и выяснить, возможна ли в принципе его легализация как литературного агента.

Согласно штампу в паспорте на имя Джозефа Лаходного он въехал в Англию через Гарвич 12 октября 1930 года и остановился в Лондоне в отеле «Пикадилли». У Спиру имелось деловое поручение от немецкого издательства «Adalbert Schultz Verlag». В популярном среди чиновников и парламентариев ресторане Скотта ОС/29 познакомил его с сотрудником отдела печати Форин Офиса Чарльзом Даффом. Дафф сам занимался литературной деятельностью и был не прочь завести полезные связи в издательском мире Германии. Результатом их общения стали рекомендательные письма Даффа английским издателям, в которых он представлял Джозефа Лаходного как «литературного консультанта ряда немецких издательств». Копия одного из этих писем сохранилась по сей день и выглядит следующим образом:

^{«Министерство иностранных дел Лондон.}

^{21 октября 1930 года.}

Уважаемый г-н Фабер, предъявитель сего Джозеф Лаходный является литературным консультантом ряда немецких издательств.

Вскоре г-н Лаходный уезжает в Германию, но вернется в Англию примерно через месяц и останется здесь на некоторое время. Он хочет встретиться с английскими издателями, чтобы обсудить возможность издания их книг в Германии, предложить книги немецких авторов к изданию здесь и т. д.

Я не знаю, как обстоят Ваши дела с Германией, но мне показалось, что Вы, может быть, заинтересуетесь и встретитесь с г-ном Лаходным.

Искренне Ваш Чарльз Дафф».

Таким способом Спиру вышел на издательства.

Кроме того, Дафф дал Спиру рекомендательное письмо к секретарю Пен-клуба Герману Оулду, а ведущий литературный критик еженедельника «Санди рефери» Престон познакомил с известным переводчиком с немецкого на английский – С.Н. Бруксом.

Пробыв в Лондоне около двух недель, Спиру вернулся в Берлин. Его вывод о пригодности прикрытия литагента был положительным. В отчете он писал, что эта профессия имеет ряд ценных преимуществ: во-первых, ею может заниматься иностранец, так как она относится к разряду свободных профессий и не требует специального разрешения; во-вторых, она позволяет часто ездить через границу и, в-третьих, открывает широкие возможности для завязывания полезных знакомств. Все это как нельзя лучше устраивало нелегальную разведку.

В следующую поездку в Англию (въезд 27 ноября 1930 года) Спиру также сопровождал ОС/29. На этот раз перед Спиру стояла задача включиться в текущую разведывательную работу, и он был представлен ОС/42 как новый руководитель «корреспондентского бюро». ОС/42 был доволен тем, что сохранит пост «лондонского редактора» («London editor») и что отныне все организационные и финансовые вопросы новый шеф будет решать на месте. ОС/29, который встречался также и с другими источниками, в своем отчете о поездке писал, что «ОС/43 готов давать секретные сообщения, если они не пойдут почтой, – такая готовность есть и у ОС/42 и ОС/44, так как они боятся потерять работу в условиях экономического кризиса, а к зарплате по линии бюро они привыкли».

В свой очередной визит в Лондон (15 января 1931 года) Спиру получил вид на жительство, где указал свой постоянный адрес: 58с, Лексхем-Гарденс, Кенсингтон. Ильк с удовлетворением сообщал об этом в Центр:.

«На днях я получил сведения от Гофмана, в которых тот сообщает, что он уже получил право жительства, чему я очень рад. Кроме того, он принят членом очень известного английского клуба писателей, благодаря очень теплой рекомендации известного вам Даффа. По этой линии я надеюсь получить очень интересную периферию».

Прочно обосновавшись в Лондоне, Спиру активно включился в работу с «корреспондентским бюро». Поскольку в те давние времена заведение дел на отдельных источников было скорее исключением, чем правилом, то сделанные в этот период Спиру рукописные заметки на немецком языке являются, пожалуй, единственным описанием не ведавших про то членов советской разведывательной сети в Лондоне.

ОС/42 – «лондонский редактор корреспондентского бюро» – был, по словам Спиру, профессиональным журналистом, который, однако, не поднялся выше среднего уровня. Будучи дипломатическим корреспондентом одной из лондонских газет, ОС/42 часто посещал Берлин, Рим, Вену, Белград, Будапешт. ОС/29 познакомился с ним в Берлине через американского корреспондента. Хотя рекомендация этого американца в отношении ОС/29 была «безусловно хорошей и не вызывавшей никаких подозрений», ОС/42 согласился на создание «корреспондентского бюро» только после того, как посоветовался в Форин Офисе. В разговоре со Спиру ОС/42 признался: «Сначала я осведомился там, отвечало ли бы такое бюро интересам Англии, и получил утвердительный ответ. Никогда через наше бюро не распространялась какая-либо вредная для Англии информация». По словам ОС/42, он надеялся, что бюро превратится в крупное агентство с выходом на континентальные газеты. «Естественно, – писал Спиру, – за этими идеалами скрывались чисто материальные интересы. ОС/42 является по натуре типом английской богемы, никогда не имеет в достатке денег и прочной жизненной основы. Через бюро он надеялся получить не только честь и славу, но и немного разбогатеть».

Поначалу бюро представлялось ему Своеобразной разновидностью пресс-агентства, экспериментом, по его выражению. «Только постепенно, – писал Спиру, – ему внушили, что требуются 1) обычные сообщения, 2) закрытые сообщения для сведения некоторых главных редакторов немецких изданий и, наконец, секретные сообщения для некоторых крупных американских бизнесменов и биржевиков. В том, что бюро имеет американо-немецкую подоплеку, ОС/42 убежден и по сей день. Тому есть многочисленные доказательства во всей его работе и поведении, но об «американской линии» знает только его ближайший приятель – ОС/46. Он убедительно просил меня не говорить ничего об «американской линии» другим лицам, сотрудничающим с бюро. По различным, главным образом материальным, соображениям ОС/42 превратился в патриота бюро, которое стало в последнее время практически его единственным источником дохода. Поэтому он так дрожит за него.

И все же в душе у ОС/42 живут два чувства, – писал далее Спиру. – С одной стороны, он хочет оставаться патриотом и быть во всех отношениях на хорошем счету у Форин Офиса. С другой стороны, он скрывает от Форин Офиса «американскую линию» и факт сотрудничества с бюро ОС/43 и ОС/44, поскольку они как высокопоставленные чиновники фактически поступают противозаконно».

ОС/46, по описанию Спиру, был типичным международным авантюристом и служил ОС/42 в качестве источника. ОС/46 родился в России, на Кубани, к моменту создания бюро имел за плечами 25-летнюю журналистскую практику, во время революции был послан Временным правительством с целью закупки оружия в Западную Европу и остался там вместе с доверенными ему деньгами, был знаком с Керенским, тесно связан с белоэмигрантскими газетами «Руль» и «Последние новости», часто выступал с антисоветскими публикациями, прожив долгое время в Берлине, Брюсселе и Лондоне, имел широкие связи повсюду в Европе. ОС/46 был к тому же вице-президентом «фашистско-ревизионистского крыла сионистской организации» (слова Спиру) и, по утверждению ОС/42, информировал Форин Офис о всех закрытых заседаниях «враждебных Англии ревизионистов».

«ОС/46, кажется, гораздо в большей степени понимает истинный характер «корреспондентского бюро», – сообщал Спиру. – Он считает, что речь идет о полуофициальном американском информационном агентстве, работающем на грани экономического шпионажа. Не далее этого он и готов пойти. Он был бы готов делать все, что не может быть предъявлено ему как конкретное нарушение закона, хотя по существу это и было бы незаконно». Во время одной доверительной беседы со Спиру, содержание которой ОС/46 просил держать в тайне от ОС/42, он обещал свою всестороннюю помощь. Когда же Спиру сказал, что сообщения хорошо было бы подтверждать документами, ОС/46 заявил следующее: «Нет, этого я никогда не сделаю. В этом вопросе между нами не должно быть никакого недопонимания. Документы я не могу поставлять. Самую лучшую и недоступную информацию, «закрытые сообщения» вы можете от меня ожидать. Все, что я буду вам давать, вы можете публиковать. Будете ли вы это делать или нет, мне безразлично».

«ОС/46, так же как и ОС/42, рассматривает «корреспондентское бюро» как американо-немецкое предприятие, – писал Спиру. – Он убежден в его нерусском и особенно в его антисоветском характере».

ОС/43 служил чиновником, а в прошлом состоял в компартии. По своей осведомленности в экономических и политических вопросах он превосходил других сотрудников бюро, но его неуравновешенный, истерический характер, отсутствие журналистских способностей и тот факт, что он не был «джентльменом», приводили к трениям с ОС/42. ОС/43 считал себя «экономическим курьером» правительства и жил в постоянном страхе, что выдает государственные секреты. «Его истерия приводит к тому, – отмечал Спиру, – что сегодня он видит в бюро руку Москвы, а завтра – руку Вильгельмштрассе. И я, и ОС/42 основательно разубеждали его в этом.

О его сотрудничестве в группе знал только ОС/42».

ОС/44, по словам Спиру, был единственным членом группы, который сознательно нарушал закон, передавая документы своего министерства. В прошлом он за деньги снабжал кое-какими сведениями ОС/42 для его газеты и так стал сотрудником бюро. «В последнее время ОС/44 полностью отказался сотрудничать, – писал Спиру. – Его назначили начальником… и он боялся разоблачения своей «противозаконной деятельности». Однако убедить его все-таки удалось, так что он дает в самом деле хороший материал. Примечательно, что он приглашал ОС/29 в министерство и показывал ему секретные документы».

В конце своего описания группы Спиру делал некоторые выводы:

«1. Самим способом создания группы мы сами )уже поставили определенные границы ее деятельности.

2. Группа, несомненно, отвечала цели расширения периферии (связей, возможностей. – О.Ц.).Через нее были получены связи, которые были за пределами наших возможностей. Ее создание было поэтому принципиально верным. Некоторые опасные моменты никогда не упускались из виду. В известных случаях именно вероятный контроль со стороны Форин Офиса служил прикрытием нашей работы».

Из сказанного Спиру очевидно, что «корреспондентское бюро» балансировало на грани законной и незаконной деятельности, и это объясняло неровное качество информации, поступавшей от него в Центр. «Лондонский редактор», если его деятельностью действительно интересовался Форин Офис или даже МИ-5, обнаруживал перед ними, вероятнее всего, только «надводную» часть всей организации, потому что столь нужные ему и другим членам группы деньги делались в ее «подводной» части. Он должен был прекрасно понимать, что без последней все, что было над поверхностью, просто бы затонуло. Все сооружение было довольно непрочным и зависело от денежных вливаний Центра и от каприза «патриотически» настроенных источников информации..

Трудно сказать, стоили те 20 процентов материалов бюро, которые оценивались Центром как представляющие «интерес и большой интерес», труда берлинских нелегалов и денежных затрат, но, как подчеркивал Ильк, лондонскую операцию следовало рассматривать только как начало большой работы. События, однако, развивались не всегда по намеченному плану. Коммунистическое прошлое иногда неожиданно настигало новоиспеченных нелегалов.

В марте 1931 года Ильк сообщил в Центр, что 2 числа по его вызову в Берлин из Лондона приехал Спиру. «Дело в том, – объяснял вызов Спиру Ильк, – что вопреки моей инструкции не выходить в работе с группой ОС/42, в частности с ОС/46, за рамки нынешней работы, только углубляя ее в связи с нашей установкой на создание нужной периферии, ГОФМАН, видимо из соображений чрезмерной личной амбиции, вышел из рамок моих директив и решился на разговор с ОС/46 в довольно открытой форме, предложив ему доставлять нам документальные материалы. Со слов ГОФМАНА, это вызвало резкий отпор со стороны ОС/46. Я в этом не без основания видел определенные симптомы, могущие привести к разоблачению ГОФМАНА. Положение ГОФМАНА оказалось куда более серьезным – опасным, чем я раньше предполагал, и об этом я узнал только в понедельник, лично от ГОФМАНА».

Ильк отнюдь не излишне драматизировал создавшуюся ситуацию. Вторая часть его письма излагает события, которые чаще происходят на киноэкране, чем в жизни:

«За 3–4 дня до отъезда из ОСТРОВА ГОФМАН был приглашен ОС/46 на вечер к нему. Было совершенно постороннее общество. Вдруг посреди вечера открываются двери, и входят муж и жена, оказавшиеся старыми хорошими знакомыми по Вене как ГОФМАНА, так и его жены. Муж – это сионист из Литвы, посещавший в Вене университет и оттуда его хорошо знавший как коммуниста. Жена – была в свое время в Вене подругой жены ГОФМАНА, в то время легально работавшей по нашей линии, причем она определенно знала о деятельности последней…

Войдя в комнату, оба они, и муж и жена, увидев старого знакомого, ГОФМАНА, с радостным восклицанием обратились к нему, называя его так-таки по самой настоящей его фамилии. Ситуация в момент создалась для ГОФМАНА в высшей степени опасная. ОС/46 тут же вошел в создавшуюся ситуацию и весьма ехидно обратился к ГОФМАНУ со словами: «Значит, у вас имеется две фамилии. Вы ведете двойной образ жизни. К этому надо бы присмотреться поближе».

ГОФМАН всячески пытался замять это дело. По его словам, это как будто ему частично удалось, так как муж и жена, уловив создавшееся положение, пытались сделать отступление, извинившись перед ГОФМАНОМ, что тут, видимо, недоразумение. На следующий день ГОФМАН об этом «недоразумении» рассказал ОС/42, причем последний принял это весьма легко, как случайность. Перед своим отъездом ГОФМАН еще раз говорил с ОС/46, причем ОС/46 совершенно обходил этот вопрос и весьма серьезно вел с ним разговор, приняв даже аванс – 10 ф. ст. ГОФМАН уехал оттуда, мотивировав это необходимостью быть на заседании одного акционерного издательства, соучастником которого он является. Выезд его из ОСТРОВА произошел совершенно гладко.

Я лично считаю, что ГОФМАН в глазах ОС/46 и тем самым в работе с группой ОС/42 провален».

Далее Ильк сообщал о еще одной детали неприятного для Спиру развития событий. Когда последний вернулся в Берлин, хозяйка пансиона вызвала его к себе и сказала следующее: «Я знаю, что вы не национал-социалист, а посему я должна вам сообщить, что недели 2–3 тому назад сюда в пансион явились два человека, отрекомендовавшиеся чиновниками берлинской политической полиции. Они заявили, что разыскивают вас по политическим делам, и справлялись, кто к вам ходил, куда вы звонили и чем вы занимались. Я им ответила, что вы – человек, занимающийся издательскими делами, и находитесь теперь в Лондоне по такому-то адресу». «Хозяйка эта – еврейка, лет 60, с которой у ГОФМАНА во время заездов установились добрые отношения», – пояснял Ильк.

В связи со случившимся Ильк принял решительные меры. Он отправил Спиру на курорт в Гарце, «где можно жить без книжки», то есть без паспорта. Хозяйке пансиона Спиру сказал, что уезжает на Лейпцигскую ярмарку.

В это время пришли материалы от ОС/42, что заставило Илька позаботиться о легендировании невозвращения Спиру в Лондон. Последний написал ОС/42 письмо, что у него приступ желчекаменной болезни (ОС/42 знал, что Спиру страдает этим заболеванием).

В конце своего подробного сообщения Ильк делал вывод, что «ГОФМАНА использовать на ОСТРОВЕ и в Германии нельзя», и просил указаний, как с ним следует поступить.

В ожидании инструкций Ильк сам пришел к определенному решению относительно всей английской операции. «Дело с ГОФМАНОМ, по всей вероятности, оставит некоторый след, который со временем может иметь серьезные последствия, – писал он в Центр 26 марта 1931 года. – Во всяком случае все говорит за то, что Берлин не сможет оставаться исходным пунктом работы на ОСТРОВЕ: Еще три недели тому назад я пришел к выводу, что настал момент, когда нужно перенести центр работы на ОСТРОВЕ на какую-либо другую почву на Западе… Я думаю, самое лучшее было бы избрать Париж».

Тем временем из-за отсутствия ГОФМАНА было решено приостановить работу «корреспондентского бюро». 1 июня 1931 года ОС/29 встретился с ОС/42 и объяснил, что этот временный шаг вызван «экономическим кризисом в Германии», другими словами, отсутствием денежных средств. В письме, направленном ОС/29 через пару недель, ОС/42 писал:

«Как и Вы, я надеюсь и верю, что к осени мы будем работать снова. Я лично думаю, что работа будет вестись более энергично, поскольку перерыв на летние месяцы позволит нам пересмотреть и усовершенствовать организацию редакционной, административной и финансовой деятельности, что сделает наше предприятие, когда оно вновь заработает, доходным».

Несмотря на оптимистичный тон письма ОС/42, «корреспондентское бюро» явно катилось к закату.

ГОФМАН не был, однако, окончательно списан со счетов. В конце сентября он встретился с ОС/46 в Голландии и договорился с ним о продолжении работы в частном порядке, помимо бюро, за жалованье в размере 250 долларов, выплачиваемых якобы крупным американским трестом. Но и эта последняя надежда вскоре рухнула. В декабре 1931 года Ильк сообщил в Центр, что Спиру арестован берлинской полицией.

«3 декабря 1931 года в 9 часов утра на мою берлинскую квартиру по адресу Гербертштрассе, 16 (где я проживал под именем Джулиус Побер, писатель из Вены) явился чиновник Полицайпрезидиума, сразу же отобрал у меня паспорт, попросил одеться и идти с ним. Я тут же понял, о чем идет речь, так как чиновник попросил меня взять с собой все другие документы, касающиеся моей личности. Путем уловки мне удалось удалить чиновника из комнаты на 10 минут, что дало мне возможность дать жене указания о том, как оповестить товарищей и спрятать различные материалы…»

Так начинал Спиру свой отчет о случившемся с ним с 3-го по 9 декабря 1931 года. В Полицайпрезидиуме ему зачитали документ Управления полиции города Вены, в котором говорилось, что настоящий Джулиус Побер, помощник слесаря, проживает в городе Вене и что Спиру владеет паспортом незаконно. Венская полиция просила арестовать его и изъять паспорт. Затем чиновник попытался выяснить подлинную личность Спиру, но безуспешно. Его заперли в камеру на ночь. На другой день он был отведен в отдел 1а, в комнату, где все стены были увешаны устрашающими плакатами об иностранном шпионаже. Два чиновника контрразведки попеременно утверждали, что Спиру либо француз, либо русский, и интересовались, где он берет средства на жизнь и кто послал ему конверт с деньгами из Парижа. Спиру видел на одном столе папку с надписью «Лаходный», а на другом – фотокопии документов с грифом «ОГПУ. Иностранный отдел», но не поддался и на такое ухищренное средство давления. Не добившись успеха, контрразведчики снова отправили его в камеру.

Спиру писал, что по размышлении ему стало ясно, что полиция интересуется главным образом его паспортом и что направленные в Вену отпечатки его пальцев позволят вскоре установить его настоящее имя. Он опасался также, что дальнейшее пребывание его в тюрьме позволит с помощью полицейских, которые приходили к нему в пансион в феврале 1931 года, установить, что он к тому же еще и тот самый Лаходный, и начать раскручивать всю организацию. Его задачей стало выйти как можно быстрее на свободу. Поэтому на следующий день Спиру назвал свое настоящее имя. Он сказал, что в 1927 году в качестве политического беженца выехал в СССР, работал в Москве и Харькове переводчиком, однако недоверие к нему как к интеллигенту заставило его с помощью румынских эмигрантов уехать в Чехословакию; где он купил паспорт на имя Джулиуса Побера. Первое время он жил на свои накопления и средства, собранные эмигрантами. Теперь же основал пресс-агентство для детей и юношества, что соответствовало действительности.

8 декабря из Вены пришло подтверждение, что настоящее имя задержанного действительно Юлиус Гутшнекер. 9 декабря Спиру был судим «скорым судом», оштрафован на 50 марок, снабжен «нансеновским документом» для лиц без гражданства и выпущен на свободу без каких-либо иных видимых последствий.

Было ли последнее верно, советская разведка могла проверить через источник А/201, он же БРАЙТЕНБАХ, работавший в том самом отделе 1а (контрразведка) Полицайпрезидиума. 12 декабря он сообщил: «Несколько дней тому назад австрийский коммунист Побер из Вены, ранее высланный из Пруссии, снова арестован в Берлине. Сначала его привели к источнику. Так как последний никакого интереса к этому делу не имеет, оно было передано в политическую полицию (криминал-комиссару Хеллер). Там дело сейчас разбирается».

В другом сообщении А/201 приводит уже установленное полицией настоящее имя Спиру – Гутшнекер Юлиус, родился 27.11.98 в Лузан, австрийский подданный, в Москву прибыл из Неубабельсберга.

Таким образом, дело Побер – Гутшнекера было списано берлинской полицией как политическое. Но как бы то ни было, в качестве разведчика Спиру больше не мог уже работать за границей. «В связи с теми неприятностями, которые были у ГОФМАНА, вам надлежит откомандировать его в Москву» – таково было указание Центра Ильку. Спиру вскоре вернулся в Москву, где после увольнения из ОГПУ перешел на гражданскую службу. Он работал в редакции газеты «Deutsche Zentral Zeitung», счастливо избежал сталинских чисток и с 1939 года продолжил свою карьеру референтом в ЦК МОПР. Последний раз о нем вспомнили в связи с запросом ЦК ВКП(б) в начале 50-х годов.

По прошествии некоторого времени в связи с подозрительной возней немецкой контрразведки вокруг его людей в Москву вернулся также и Ильк. Начатое им дело продолжили нелегальные группы Карина, Каминского и Базарова. В группе последнего в 1930 году появился новый разведчик – Дмитрий Александрович Быстролетов, которому предстояло осуществить самое глубокое проникновение в секреты Форин Офиса.