Текст книги "КГБ в Англии"

Автор книги: Олег Царев

Соавторы: Найджел Вест
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Если оставить в стороне смутные и противоречивые высказывания других фальсификаторов – Жемчужникова, Бельградта и, в первую очередь, Дружеловского – человека весьма лживого, то все указывает на Покровского как на автора «письма Зиновьева». Основу этой версии, а в этом деле может быть только версия, составляют два агентурных сообщения, поступившие в ИНО ОГПУ в ноябре 1924 года, и показания Гуманского.

О личности самого Покровского известно немного – он трижды фигурирует в делах ИНО ОГПУ как агент Орлова сначала в Риге, а затем в Бразилии. В письме (без даты) издателю журнала «Антикоминтерн» Петру Владимировичу Глазенапу Орлов писал:

«Сообщаю вам на всякий случай адрес Ивана Дмитриевича Покровского в Бразилии. Очень активный человек. Если вы его помните и спишетесь с ним, он может многое сделать, особенно сейчас, после переворота».

Указание на антикоминтерновскую специализацию Покровского здесь очевидно.

Несколько позже, в 1940–1941 годах, дополнительные сведения о происхождении письма Зиновьева поступили от Александра Нелидова. Александр Сергеевич Нелидов был весьма любопытной фигурой: международным авантюристом по складу характера, талантливым разведчиком по способностям и по приработку – фальсификатором всевозможного рода документов из разряда «высокой политики». Гуманский так характеризовал его способности: «Пожалуй, это один из наиболее ценных и остроумных фальшивщиков в мире. Отлично образован. Сведущий в политике и дипломатии, обладающий стилем и приличными техническими знаниями, он изощрялся на «Международных липах». Из его конторы вышли конвенции между СССР и Германией, переписка германского посольства в Москве с Берлином, черновики всевозможных дипломатических нот, вообще высокая политика. Кроме того, ряд очень высокохудожественных «военных произведений», чертежи пулеметов, танков, самолетов, описание маневров в Польше, Франции и СССР…»

Александр Сергеевич родился в 1893 году в семье дипломата, а затем камергера, графа Нелидова, получил превосходное образование в Александровском лицее, состоял в Пажеском корпусе. В годы Первой мировой войны он сражался с немцами, а в Гражданскую – был в белой гвардии, оказавшись одно время прикрепленным к Англо-Французской военной миссии в качестве переводчика. В 1921 году, во время массового исхода белой гвардии из России, Нелидов оказался в Константинополе, где через свои связи среди англичан устроился на работу в британскую разведку. Он принял участие в ряде щекотливых разведывательно-подрывных операций против Советской России и в 1926 году был переведен в Берлин. Его перевод совпав с реорганизацией Сикрет Интеллидженс Сервис, результатом которой явилось сокращение ее персонала и понижение жалованья таким, как он, нештатным сотрудникам. В том же году он получил предложение от немцев поступить на работу в военную разведку Военного министерства – Абвер и в сложившихся обстоятельствах принял его. В последующие годы он занимался разведкой против Франции и Англии, а в начале 30-х годов выполнил несколько очень секретных поручений начальника Абвера полковника фон Бредова. Целью этих тайных миссий была компрометация нацистской партии и ее руководителей в глазах французов и англичан, а также лично Муссолини, и вместе с тем возвышение авторитета и роли Военного министерства как единственной силы, способной навести порядок в Германии. Неудивительно поэтому, что в 1933 году, когда нацисты пришли к власти, Нелидов был отправлен в концентрационный лагерь, где провел целых четыре года. В 1938 году он был выслан из Германии и начал свои похождения по странам Восточной Европы. В Праге он предложил было свои услуги советской разведке, но передумал и перешел на службу к американцам, по поручению которых совершал разведывательные поездки в Литву и Латвию. В августе 1940-го во время нелегального пересечения латвийской границы Нелидов был арестован НКВД. К декабрю 1940 года Нелидов, переведенный уже в Москву, дал полные показания о своей работе на англичан и немцев. Кроме того, он сообщил все известные ему сведения о немецком военном командовании, о его военных играх, направленных своим острием на Восток, о нацистских лидерах, о кадровом составе Абвера и гестапо и дал наводки на лиц, перспективных для сотрудничества с советской разведкой.

Что касается письма Зиновьева, то Нелидов сообщил следующее. По его словам, в 1923–1924 годах Лондон пытался организовать совместную польско-румынскую военную акцию против СССР. Движущей силой этой идеи выступал финансовый и нефтяной магнат Детердинг, тесно связанный с английской разведкой. Польский и румынский генеральные штабы считали, однако, что общественное мнение недостаточно подготовлено для такого предприятия. И тогда Лондон якобы дал указание о фабрикации фальшивых документов, листовок, брошюр и прочих материалов, которые могли бы подогреть антисоветские настроения и напугать всех «красной опасностью». «Единственный успех, – сообщил Нелидов следователям НКВД, – принесло знаменитое «письмо Зиновьева».

В 1938 году после своей высылки из Германии он отчаянно искал способ заработать. У него было предложение редактора одной из немецких газет некоего доктора Нушке опубликовать тайну письма Зиновьева и получить за это 20 тысяч марок. Нелидов отправился в Варшаву, где работал его старый знакомый по службе в британской разведке капитан Макларен, который, по мнению Нелидова, мог располагать нужной информацией. Макларен, однако, разочаровал его, сказав, что все сведения о письме Зиновьева находятся у резидента СИС в Риге Холла, работавшего под прикрытием британского вице-консула: «По словам Макларена, Холл захватил все документы, связанные с этим делом, и только эти документы принудили Лондон терпеть его на этом посту, иначе он был бы давно уволен». Нелидов хорошо знал Холла по английской миссии при армии Деникина и по совместной работе против Грузии в 20-е годы и решил повидаться с ним в Варшаве.

«Я явился к мистеру Холлу, он не выразил особенной радости при встрече со мной, – писал Нелидов. – Из его вопросов я понял, что он думает, что я опять поступил на службу к англичанам и приехал конкурировать с ним… Я объяснил ему прямо цель моего прихода, предупредив его, что он абсолютно ничем не рискует, если примет мое предложение. Он мне заявил, предварительно услышав сумму гонорара, что дело хотя и очень интересное, но трудно выполнимое, так как Лондон сразу поймет, кто является автором этих разоблачений… Он сказал, что такие дела невозможно решить с ходу и ему нужно некоторое время, чтобы обдумать его предложение».

Пока Холл раздумывал, у Нелидова кончились деньги, и хозяйка квартиры в отместку за неплатеж донесла на него в политическую полицию. Нелидов был в очередной раз арестован и помещен в латвийскую тюрьму, где провел более полутора лет. Не случись этого, тайна письма Зиновьева, возможно, была бы раскрыта еще в августе 1938 года. Тем не менее показания Нелидова ценны тем, что он, будучи сам докой в деле фальсификации, отнес «письмо Зиновьева» к подделкам и уверенно указал на причастность СИС к его происхождению и на Ригу как место его изготовления и отправки. Дальнейшая судьба Нелидова сложилась трагически. После нападения гитлеровских войск на СССР он выразил готовность работать на советскую разведку против Германии. Был разработан конкретный план вывода его за границу через нейтральную Швецию, возобновления старых связей. Нелидов был освобожден из-под стражи и начал подготовку. Потом – только короткая запись в его деле: «В ходе подготовки покончил жизнь самоубийством».

Ознакомление с материалами ИНО ОГПУ позволяет утверждать, что в 20-е годы в Европе действовала разветвленная разведывательная сеть белоэмигрантской разведки, тесно связанная с СИС как на полуофициальной основе, так и в результате агентурного проникновения англичан в ее ряды путем вербовки ее членов.

Часть белоэмигрантов во главе с начальником агентурной сети белой разведки В.Г. Орловым активно занималась изготовлением фальшивых советских и коминтерновских документов, иногда высокого качества, и сбывала их среди прочих английской разведке. «Письмо Зиновьева» было одной из таких фальшивок. Поскольку никто из белоэмигрантов-фальсифакаторов не отрицает того, что «письмо Зиновьева» было изготовлено в их среде. Но кем именно?

Три независимых источника – агент ИНО ОГПУ, агент РУ РККА и А.Ф. Гуманский – называют И.Д. Покровского как автора «письма Зиновьева». Те же источники указывают на сотрудничество Покровского с английской разведкой в осуществлении этой провокации.

О причастности английской разведки к этой истории на этапе изготовления и отправки «письма Зиновьева» в Лондон можно вынести окончательное суждение, только ознакомившись с ее архивными материалами по этому делу. Инициатива же СИС в предании письма гласности британскими историками не оспаривается.

Глава 5
«German connection»

Разрыв консервативным правительством Великобритании в мае 1927 года дипломатических отношений с Советским Союзом привел к ликвидации лондонской резидентуры ИНО ОГПУ, действовавшей под прикрытием советского представительства. Британские власти могли бы больше не опасаться подрывной коммунистической пропаганды, исходившей, по их мысли, из полпредства. Однако, прекратив отношения с СССР де-юре, британское правительство сохранило их дефакто. Руководствуясь, как всегда, национальными интересами, оно не препятствовало торговле с Советским Союзом, правда, уже не регулируемой денонсированным торговым соглашением 1921 года.

Оставшиеся в Англии сотрудники советских внешнеторговых организаций подвергались «чистке» британской контрразведкой, и наиболее подозрительные из них по представлению Особого отдела Скотленд-Ярда высылались из страны. В определении кандидатов на высылку местным властям немало помогали белоэмигранты, группировавшиеся вокруг бывшего царского посла в Англии Саблина. Они вели наблюдение за советскими представителями в Лондоне и зачастую имели свое, окрашенное политическими интересами, представление о том, кто есть кто в советской колонии. Любопытным в этом отношении является письмо Саблина своему парижскому коллеге Гирсу, датированное 2 июля 1927 года и вскоре после отправки попавшее в руки советской разведки. Сообщая Гирсу о высылке из Англии «коммунистических агентов», Саблин недоумевает по поводу того, что Скотленд-Ярд проявляет в этом деле слепоту и оставляет некоторых из них в неприкосновенности. «Большинство этих агентов – женщины, – пишет царский дипломат. – Роль женщин в этом вопросе – также весьма показательное явление. Даже покойный Красин и бывший здесь Раковский были под особым оком советской политической полиции, которая в свое время была представлена здесь двумя исключительно привлекательными и молодыми особами – армянкой Бабаянц и еврейкой Гольдфарб. Обе они отличались исключительной энергией, и буквально все служащие советских учреждений в той или иной мере зависели в своей службе от степени благорасположения этих дам и делали все возможное, чтобы от них освободиться… Но несколько товарок упомянутых дам продолжают «наблюдать» в Лондоне, к вящему неудовольствию советских служащих».

Праведное возмущение Саблина и действия английской контрразведки постфактум уже вряд ли интересовали советскую разведку. Разрыв дипломатических отношений сделал свое дело, лишив ИНО оперативной базы в Лондоне, но это же обстоятельство вынудило Трилиссера и его соратников искать иные пути проникновения в кабинеты Уайтхолла. Не замыкаясь только на Англии, при всей ее важности, а ставя вопрос шире: как организовать разведку так, чтобы ее деятельность не зависела от состояния или отсутствия межгосударственных отношений, – руководители ИНО пришли к определенным решениям. Эти решения, утвержденные Политбюро ВКП(б) 30 января 1930 года, положили начало периоду в истории советской разведки, который по достигнутым результатам и искусности оперативной работы можно было бы назвать «золотым десятилетием» или временем «великих нелегалов».

…16 сентября 1927 года австрийский гражданин Макс Вайнер взошел на борт немецкого парохода «Пройсен», стоявшего у причала ленинградского порта. Его никто не проводил до трапа, а на борту он ни с кем без нужды не разговаривал и совсем не заводил знакомств. Ему это было совершенно противопоказано, потому что через пару дней, в Гамбурге, Макс Вайнер должен был исчезнуть и вместо него с паспортом, извлеченным из тайника, появиться датчанин Давид Фукс. Все эти превращения без учащения пульса были должным образом совершены человеком, чье настоящее имя было Бертольд Карлович Ильк.

Ильк, пользовавшийся в оперативной работе псевдонимами БЕЕР и ХИРТ, был одним из первых нелегалов, принадлежавших к поколению «великих» и обладавших, помимо всего прочего, весьма сходными биографиями.

Подобно тому как советская нелегальная разведка выросла из Подпольной деятельности партии большевиков, ее кадры также черпались из среды партийцев-подпольщиков. Живая связь нелегальной разведки с опытом партийной работы очевидна из постановления ЦК РКП(б) «О создании при Оргбюро ЦК отдела нелегальной работы», принятого 11 июля 1919 года, то есть за полтора года до создания ИНО ВЧК. Его задача состояла в Том, чтобы «оставлять» в занимаемых неприятелем местностях «нелегальных политработников» с целью сбора информации о положении в лагере противника, его планах и действиях. С окончанием Гражданской войны и переносом борьбы на международную арену «нелегальных политработников» сменили разведчики-нелегалы, которых уже не «оставляли», а целенаправленно выводили в интересовавшие разведку капиталистические страны. Вполне естественно, что Германия с ее довольно либеральным послевоенным режимом, центральным положением в Европе и широкими международными связями превратилась в главную оперативную базу советской разведки в конце 20-х – начале 30-х годов. В это время с территории Германии действовали сразу несколько нелегальных резидентур и самостоятельных групп: БЕЕРА (Б.К. Ильк), МОНДА (И.Н. Каминский), ДЖЕКА (Ф.Я. Карин) и КИНА (Б.Я. Базаров). Этому способствовало также и то обстоятельство, что в распоряжении разведки имелось достаточно много коммунистов – выходцев из стран Австро-Венгерской империи с прочными немецкими корнями и знанием обстановки в Германии и сопредельных с ней странах Восточной Европы и Прибалтики, носивших в советской дипломатической терминологии того времени название «лимитрофов».

О значении Германии в глазах руководства ИНО ОГПУ свидетельствует подготовленный начальником 3-го отдела Штейнбрюком документ-распоряжение от 5 марта 1931 года под заголовком «Ближайшие задачи нашей разведки на Западе». Дата этого документа указывает на то, что в нем одновременно учитываются итоги уже проделанной работы и ставятся новые задачи:

«…Послевоенная Германия, благодаря своему военно-географическому, экономическому и политическому положению, все время является объектом ожесточенной борьбы различных антисоветских групп и партий, как вне, так и связанных с ними групп и партий внутри страны, за ее внешнеполитическую ориентацию.

Разработка и освещение деятельности этих антисоветских групп и партий внутри Германии, несомненно, приведет к международным центрам (Англия, Америка, Франция), которые ведут борьбу против нас. Германия должна рассматриваться нашей разведкой как лакмусовая бумажка.

К тому же Германия для всякой антисоветской работы внутри нашего Союза располагает преимущественными возможностями, имея на нашей территории значительное количество специалистов, большую массу колонистов и русских немцев, работающих в нашем соваппарате и участвующих в хозяйственной деятельности страны.

Изложенное, а также наличие уже сейчас довольно сносной агентуры в Германии и благоприятной коньюнктуры там для вербовок настоятельно диктуют нам необходимость сконцентрировать наш разведывательный удар главным образом на Германию».

Биография и служебная деятельность Илька, как и других его товарщей, вполне укладывается в схему работы ИНО ОГПУ тех лет. Он родился в Австро-Венгрии в 1896 году. Окончил гимназию, а затем Экспортную академию в Вене. Еврей по национальности, Ильк владел немецким, польским, английским и русским языками. В 1919 году он вступил в Компартию Галиции, в 1920 году – в Компартию Австрии и перешел на подпольную партийную работу. В начале 1921 года Ильк был на короткое время арестован в Германии как большевик, не имевший вида на жительство. В 1925 году он вновь был арестован, уже в Венгрии, за ведение подпольной деятельности и посажен в тюрьму, из которой бежал. Оказавшись в СССР, он получил направление на работу в ИНО ОГПУ, куда и был зачислен 14 июня 1926 года.

Люди, имевшие за плечами, подобно Ильку, опыт подпольной работы, почти не нуждались в специальной подготовке к нелегальной разведывательной деятельности и, если бы не аресты, зафиксировавшие в картотеках полиции их коммунистическое прошлое, не нуждались бы и в смене имен – как известно, выдающийся советский разведчик Арнольд Дейч работал за рубежом под своим настоящим именем.

Укрыв свое партийное прошлое в паспорте на имя Давида Фукса, Ильк оказался в Германии, где сразу почувствовал себя как рыба в воде. Умело используя свои старые связи, он скоро стал совладельцем фабрики игрушек, заняв на ней к тому же должность управляющего делами. В середине 1928 года в качестве заместителя резидента к нему был направлен ЮЛИУС – Мориц Иосифович Ванштейн (Гучков), 27-летний сотрудник ИНО, в прошлом находившийся на партийной работе в Латвии и высланный оттуда в РСФСР. Резидентура Илька заработала на полную мощность и к концу 1929 года уже располагала 10 ценными источниками, 7 из которых давали документальную информацию, и 30 вспомогательными агентами, роль которых была также велика, поскольку район деятельности резидентуры распространялся, кроме Германии, на Польшу и Прибалтийские государства и потребность в связных была жизненно важной. Ильк и Ванштейн были не в состоянии сами обслуживать столь обширное географическое пространство и создали подрезидентуры в Варшаве, Данциге, Бреславле и Риге. Кроме получения ценной политической и технической информации, Ильк наладил снабжение паспортами как своих сотрудников, так и сотрудников Центра. К концу 1930 года резидентура БЕЕРА превратилась в столь громадное разведывательное предприятие, что, несмотря на прекрасные организаторские способности Илька, стала трудно управляемой, и ее пришлось разделить на более компактные и надежные с точки зрения конспирации нелегальные группы. Одну из них, нацелен: ную на Восточную Европу и Прибалтику, возглавил МОНД – Иван Николаевич Каминский, бывший прапорщик царской армии, принявший в Гражданской войне сторону большевиков и боровшийся в послевоенные годы с бандитизмом на Украине. Другая группа осталась под руководством Илька, который сохранил за собой руководство работой в Англии и Франции.

На момент реорганизации резидентуры Илька (декабрь 1930 года) основным действующим лицом операции по проникновению на ОСТРОВ, как именовалась Англия в оперативных документах ИНО, был агент А/29, который после переориентация резидентуры Илька целиком на Англию стал именоваться ОС/29, по двум первым буквам слова «остров». ОС/29 был довольно известным немецким журналистом с обширными связями как в Германии, так и за границей.

В середине 1929 года он организовал в Лондоне «корреспондентское бюро», представлявшее, по сути дела, небольшое частное информационное агентство, занимавшееся сбором конфиденциальных сведений о политике и экономике стран Европы и США. К сотрудничеству с бюро он привлек английского журналиста ОС/42 и поставил его во главе всего предприятия, ответственным за сбор и отправку информации в Германию. ОС/42 в свою очередь привлек к сотрудничеству еще несколько своих коллег-журналистов, как служивших в газетах, так и независимых, и начальника департамента Министерства торговли. Все они имели порядковые номера вслед за ОС/42, соответственно ОС/43, 44, 45, 46. Два из них входили в ближайшее окружение премьер-министра Великобритании Макдональда и министра иностранных дел Гендерсона, выполняя их конфиденциальные поручения. Работа «корреспондентского бюро» зижделась целиком на материальном вознаграждении за поставляемые материалы и Шла своим ходом, не вызывая до поры до времени необходимости постоянного пребывания ОС/29 в Лондоне. Подводя итоги примерно за год работы, Ильк сообщал в Центр в августе 1930 года:

«…Нами проделана определенная работа по большему приспособлению работы группы ОС/42 к нуждам нашей организации. И действительно, как у ОС/42, так и у всех его людей мы можем констатировать серьезное желание и готовность к этому. Слабость их работы в последнее время объясняется тем, что ряд наших источников были в разъездах и что вообще летние месяцы кладут свой отпечаток на работу. ОС/42 и другие источники готовы выполнять наши задания, однако тут весьма, конечно, важно постоянное руководство ими на месте.

ОС/43, который был намечен в состав «Дальневосточной комиссии», о которой мы дали вам сводку, остается на месте, причем ему поручено вести обработку поступающих с Д/В материалов, и он изъявил готовность давать их лично ОС/29 для ознакомления. Этот факт уже является некоторым достижением в отношении чиновника ОС/43, и ОС/29 стоило немалых трудов уломать его.

ОС/44 уже недели две как разъезжает по Европе по уполномочию Сноудена и Макдональда с целью изучения положения на местах. В настоящее время находится в Варшаве. По возвращении домой – в середине сентября – надеемся получить от него довольно интересные материалы, на что он уже изъявил согласие.

ОС/46 мы сосредоточили сейчас исключительно на вопросах блокады и вопросах Сити. Беда его была в том, что он имеет самолюбие человека, желающего делать высокую политику (он довольно активен в сионистском движении, являясь сторонником ревизионистов). Однако мы его от этой болезни излечим…».

Идея использования журналистики для прикрытия разведывательной деятельности впервые была реализована английской разведкой. По случайному временному совпадению, то есть незадолго до начала: английской операции Илька, датская газета «В.Т.» (вероятно, «Berlinske Tidende». – О.Ц.)в номерах за 28.02.28 и 4.03.28 опубликовала воспоминания сотрудника английской разведки капитана Уильяма Харви о его работе в Дании в годы Первой мировой войны. Харви, в частности, писал:

«Я начал свою работу в Копенгагене с того, что открыл «Бюро печати», заручившись предварительно полномочиями от двух лондонских газет, которые назначили меня своим корреспондентом в Дании… Я посылал почтой длинные газетные статьи в «Дейли мейл», написанные моим почерком и, разумеется, по-английски и касавшиеся положения в Дании и соседних странах. Это была журналистика совершенно законная, и моей целью было попытаться обмануть датскую полицию и заставить ее верить, что я был только обыкновенным журналистом, а не британским офицером, посланным сюда со специальной целью».

Материалы лондонского «корреспондентского бюро» поступали в Москву регулярным и довольно обильным потоком. Но качество их с разведывательной точки зрения оставляло желать лучшего. Получая по 15–20 сообщений с каждой почтой, Центр оценивал только около 20 процентов из них как «представившие интерес или большой интерес». Критика Центра прозвучала в письме Артузова, направленном Ильку 7 августа 1930 года:

«Что касается работы этой группы, то основным недостатком является ее «корреспондентский», а не «наш» характер и увлечение экономическими вопросами, не являющимися для нас актуальными. Постарайтесь твердо повернуть ее работу на освещение деятельности империалистических стран и главным образом их (источников. – О.Ц.)родины, прямо или косвенно направленной против нас. В частности, нас интересуют следующие вопросы:

а) работа по созданию экономической и финансовой блокады (обратите внимание на деятельность Нормана – Англобанк, Моро – Банк де Франс, Лютер – Германия);

б) корни и подоплека кампании в САСШ;

в) франко-германское сближение и отношение или роль Англии (обратите внимание на Зауэрвейна из «Матэн» и Рехберга в Германии);

г) позиция Англии в вопросах франко-итальянских, итало-германских отношений;

д) конечно, отношение к нам Англии;

е) участие Англии в польско-румынских делах (последнее внесено в печатный текст письма рукой Артузова. – О.Ц.).Вот, грубо то, что в настоящее время было бы очень желательно изучать. Подробнее мы поговорим в следующих письмах. АРТУР».

Неудовлетворительная оценка и критика Центром материалов «корреспондентского бюро», хотя и воспринималась Ильком как справедливая, побудила его дать свои объяснения положению дел на ОСТРОВЕ. В пространном письме от 25 августа 1930 года он писал в Москву:

«У меня сложилось впечатление, что вы в некоторых принципиально важных отраслях нашей работы не имеете достаточно ясной картины, и в первую очередь в отношении путей реорганизации и децентрализации моей организации (вопрос о чем был поставлен передо мной несколько месяцев тому назад), а также в отношении методов и путей работы на ОСТРОВЕ в общем и в связи с предполагаемым отпочкованием «островной» организации.

Как вам известно, мы на ОСТРОВЕ работаем около года. Я об этой работе неоднократно писал вам, но все же мне кажется, у вас не сложилось достаточно ясного представления о том, что собой представляет наша работа на ОСТРОВЕ и каковы могут и должны быть пути приспособления источников, занимающих более или менее важное положение в английском обществе, к требованиям нашей работы.

Я полностью согласен с вами в отношении критики, которой вы подвергли материалы от группы ОС/42. Говоря, однако, о методах построения организации на ОСТРОВЕ, я первым делом хотел бы подчеркнуть, что мы год назад взялись за эту работу, имея перед собой в буквальном смысле терра инкогнита. Каковым бы еще сегодня ни являлся материал, получаемый нами по островной линии, нам все же первым делом удалось закрепить личное положение ОС/29 на ОСТРОВЕ, создав ему там такую легализацию, что мы сейчас имеем возможность в любое время послать его туда, причем поездки эти его туда обставлены стопроцентным образом. Помимо того, эта его легализация дает ему, без преувеличения, колоссальные возможности для создания новых связей.

Быть может, вы недостаточно серьезно учитываете то обстоятельство, с каким трудом и как редко иностранец получает на ОСТРОВЕ так называемые трудовые книжки, являющиеся предпосылкой для получения права жительства на ОСТРОВЕ. Помимо легализации работы и жизни ОС/29 на ОСТРОВЕ, нам в течение года удалось завербовать ряд людей, из которых мы в настоящий момент сохранили 4-х источников из группы ОС/42…

Исходя с самого начала из предпосылки, что работа на ОСТРОВЕ должна развиваться крайне осторожно и систематически, я сразу же взял установку на то, что желаемые результаты нам удастся получить лишь со временем. При этом я с самого же начала взял установку на то, чтобы полностью исключить возможность проникновения в организацию двойников или потенциальных двойников. По этой причине, и только по этой причине я вначале придал работе группы ОС/42 характер полулегальной связи, прикрыв ее специально для этой цели созданным корреспондентским бюро.

Этот характер легализации работы имел, понятно, кроме положительной стороны и целый ряд отрицательных. И эти, именно отрицательные, стороны отражались на материалах, которые мы получали от наших источников, причем некоторые из них занимают довольно видное положение в правительственном аппарате. Тем не менее можно отметить в последние 2–3 месяца хотя и весьма незначительное, но все же улучшение в разработке заданий, которые я ставил перед этой группой.

В процессе работы, после того как все эти люди свыклись со своей работой для нас и прежде всего привыкли к пунктуальному выплачиванию им жалованья, мы могли уже решиться на то, чтобы приступить к медленному, но систематическому переводу их работы на наши рельсы. Однако в процессе этого перевода я пришел к убеждению, что на местах, безусловно, необходимо постоянное присутствие нашего человека, изо дня в день руководящего работой этой группы. До сих пор я временно разрешал этот вопрос, сравнительно часто посылая ОС/29 на более или менее длительное время на ОСТРОВ».

Это весьма пространное послание Илька начальнику ИНО Артузову является тем не менее интересным примером, иллюстрирующим мощное оперативное мышление этого выдающегося руководителя нелегальной резидентуры и известную демократичность отношений в разведке того времени. Несомненно, этому способствовал оперативный «вес» самого Илька, но немалое значение имели и установившиеся в ИНО товарищеские отношения, столь необходимые для такого творческого процесса, как разведывательный. В стиле письма Илька нет и намека на бюрократический или «военизированный» тип организации, в которой он работал.

Вопрос о направлении «социального человека» для руководства группой ОС/42 («корреспондентское бюро») был уже решен Центром, и Артузов еще письмом от 7 августа 1930 года сообщил Ильку:

«Новый ваш работник выехал, и вы его увидите числа 13–15. Впредь его будем называть ГОФМАН… ГОФМАН производит хорошее впечатление, и из него должен выработаться солидный работник…»

ГОФМАНОМ Артузов окрестил Василия Львовича Спиру (настоящее имя – Юлиус Гутшнекер). Его путь в разведку был, наверное, самым, коротким, даже по тем временам чудесных превращений, и на бумаге умещался в несколько строк. 3 июня 1930 года из ЦК ВКП(б) в ОГПУ поступил лаконичный документ:

«В ОГПУ.

Распредотдел ЦК ВКП(б) направляет в ваше распоряжение т. Спиру, п/б № 1 020 136, для использования.

Срок прибытия: 3.06.30 г.».

9 июня Спиру написал заявление:

«Прилагаю путевку ЦК ВКП(б) от 3.06.30 и прошу зачислить меня на работу в ИНО ОГПУ».

На заявление была наложена резолюция:

«В ИНО ОГПУ – прошу оформить и направить т. Спиру в распоряжение ИНО на должность уполномоченного. Он будет в долгосрочной командировке за счет ИНО. С тов. Мессингом согласовано. М. Горб».

Если рассматривать резолюцию Горба как приказ о зачислении Спиру в кадры разведки, то его появление в Берлине всего через два месяца в качестве нелегала было также рекордом подготовки. Видимо изучив биографию Спиру, руководство разведки посчитало, что его можно с ходу пустить в дело. [3]3
  Следует иметь в виду, что кроме насущных требований повседневной оперативной работы, как это имело место в случае с направлением Спиру на помощь Ильку, «облегченная» процедура оформления в нелегалы могла определяться тем «зеленым светом», который был дан решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 30января 1930 года о переводе разведки преимущественно на нелегальную основу. В это же время произошло и чудеснре превращение Д.А. Быстролетова из сотрудника советского Торгпредства в Праге в греческого коммерсанта с местом пребывания в Берлине.


[Закрыть]

Жизненный путь Спиру был весьма схож с биографиями его будущих руководителей – Илька и Ванштейна. Он родился в 1898 году в Вене, в семье врача. В Вене же в 1915 году окончил гимназию и был призван в австро-венгерскую армию, в составе которой воевал на итальянском фронте, дослужившись к 1918 году до подпоручика. С марта по август 1919 года имел редкую возможность служить в Красной Армии Венгерской Советской Республики. Дальнейшая карьера Спиру была связана с журналистикой: до 1927 года он работал в ряде «партийных и буржуазных газет» и в пресс-бюро Балканского бюро исполкома МОПРа. Однако интереснее была скрытая сторона жизни Спиру.