Текст книги "КГБ в Англии"

Автор книги: Олег Царев

Соавторы: Найджел Вест
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Эттли намерен обсудить дело КОРБИ с Труменом и Макензи Кингом… Заинтересованные ведомства (МИ-5, ФБР и RCMP [22]22
  Канадская королевская конная полиция.


[Закрыть]) опасаются, что решение будет противоречивым или попросту невыполнимым, т. е. 1) потребует одновременного ареста всех подозреваемых лиц в Соединенном Королевстве, Канаде и США (что совершенно не соответствует возможностям RCMP, которая способна справиться только с шестерыми из них); 2) потребует ареста и допроса подозреваемых лиц без какого-либо официального объяснения причин (фактически это будет также невозможно, так как друзья и родственники начнут делать запросы и т. п.); 3) потребует ареста и судебного преследования подозреваемых лиц (при имеющихся в наличии материалах, обвинение на суде может быть легко опровергнуто).

…Материалы, подготовленные Министерством иностранных дел для Эттли, свидетельствуют об усилении тенденции к проведению энергичных мер. Они аргументируют целесообразность арестов, допросов и даже судебного преследования подозреваемых, а также, отзывая Заботина и советского посла в Канаде, резкого заявления в адрес советского правительства. Форин Офис не настаивает на широкой огласке этого дела, но считает, что боязнь гласности не должна удерживать нас от действий.

Однако некоторая информация, исходящая тоже из ФО, свидетельствует о том, что канадцы и американцы не демонстрируют такого же горячего энтузиазма и могут противиться линии ФО».

Следуя указаниям Центра о замораживании работы с источниками, лондонская резидентура и не пыталась выходить на встречи с Фуксом в Англии. Его судьба и местонахождение оставались неизвестными. Однако в августе 1946 года Кукин получил задание Центра направить на место встречи оперработника с тем, чтобы только проверить, придет ли на нее Фукс. Подходить к нему и разговаривать с ним категорически запрещалось. Центр хотел только убедиться, что Фукс жив, здоров и соблюдает условия связи.

Кукин передал задание Центра на исполнение Павлу Ерзину. Ерзин отправился на место встречи в обусловленное время, но Фукса там не оказалось. Возможно, потому, что он ждал Фукса на Морнингтон-Кресент в районе Сент-Панкрас, Сев. – Зап.1, но в Лондоне имеется еще две улицы с таким же названием, только в других районах, поэтому он просил Центр уточнить адрес места встречи.

Последующие события опередили ответ Центра. По двум независимым каналам – через знакомых среди немецких коммунистов-эмигрантов и через свои связи в английской Компартии – Фукс сам попросил об установлении контакта с советскими представителями. Ни тот, ни другой канал не имели выхода на советскую разведку – выстраивавшие их цепочки людей были всего лишь партийными коллегами Фукса. Хотя они и прошли школу партийной дисциплины, но, не будучи посвящены в особый характер отношений Фукса с Советским Союзом, они могли не придать должного значения необходимости скрывать его просьбу от окружающих, среди которых вполне могли оказаться агенты МИ-5. Точно так же они могли невольно выдать тайну Фукса микрофонам, через которые МИ-5 прослушивала коммунистов.

Цепочка немецкого канала связи включала трех лиц. Сначала Фукс обратился за помощью к жене Юргена Кучинского, который к тому времени уже выехал в Германию. Жена Кучинского, сама собиравшаяся последовать за мужем на родину, направила Фукса к Ханне Клопшток, а та в свою очередь доверилась руководителю немецких «земляков» Гансу Зиберту, который и связался с советскими представителями. Жена Кучинского была посвящена в обстоятельства привлечения Фукса сотрудниками военной разведки, однако не было ясно, рассказала ли она об этом Клопшток и Зиберту. В любом случае опасность компрометации Фукса была очевидна. Кукин считал, что следует немедленно связаться с ним и предупредить о необходимости соблюдать осторожность.

Предупреждение было бы запоздалым. На встрече с Ерзиным Ганс Зиберт передал информацию, записанную им со слов Ханны Клопшток. Она включала место работы Фукса – AERE, [23]23
  Атомный научно-исследовательский центр.


[Закрыть]Харуэлл, Беркшир, тел. Абингдон-620, доб. 73 – и рассказ Фукса о том, что в прошлый период его пребывания в Англии он был связан с Александром, а после отъезда последнего – с девушкой, проживавшей в Оксфорде. В Америке он поддерживал регулярный контакт со своим связным до осени 1945 года, когда он прекратился в связи с делом доктора Мэя. В Лондоне он должен был являться на Морнингтон-Кресент, что и делал несколько раз, но его связной не приходил. Тогда-то Фукс и, решил сам связаться с советскими представителями через Кучинского. Его жене он не раскрывал причину, по которой ему был нужен Кучинский. Жена Кучинского переадресовала его к Ханне Клопшток. Ей-то он и поведал свою историю. Фукс сообщил, что работает в секретном учреждении под наблюдением английской контрразведки и связаться с ним по телефону невозможно. Клопшток договорилась о встрече с ним в Лондоне, которая не состоялась по причине болезни ребенка, требовавшей неотлучного ее присутствия дома.

Итак, в дела Фукса было посвящено уже слишком много посторонних. Ганс Зиберт сказал, что он ручается за надежность Ханны Клопшток. В свою очередь биография самого Ганса Зиберта свидетельствовала о том, что разведка имеет дело с испытанным партийным товарищем. Начав заниматься партийной работой еще в школе, он, после окончания академии в Касселе по специальностям педагогика, философия и психология, преподавал в школах рабочих районов Касселя. Был уволен за партийную деятельность, а в 1933 году арестован гестапо, заключен в тюрьму, а затем отправлен в концлагерь. Выйдя из лагеря в 1935 году, Зиберт возглавил нелегальную партийную организацию, действовавшую под прикрытием Общества по работе с малолетними правонарушителями и детьми-инвалидами. В 1936 году организация была раскрыта гестапо, и он бежал в Англию.

Пока Центр выяснял все обстоятельства дела Фукса, наступила весна 1947 года, когда к Зиберту по партийной линии обратился сотрудник ЦК Английской Компартии, ответственный за связь с коммунистами-эмигрантами, Джимми Шилдс. Не вдаваясь в детали, Шилдс сказал Зиберту буквально следующее: «Товарищ, работающий в «Дейли уоркер», передал послание для нашей партийной группы о том, что «человек из Эдинбурга хочет увидеться с большой Ханной». Этим товарищем в «Дейли уоркер» оказалась Анджела Такетт, давняя и близкая знакомая Фукса. Фукс связался с ней через ее сестру, проживавшую в сельской местности.

И Центру, и резидентуре стало ясно, что Фукс, не связавшись с советской разведкой через Ханну, Клопшток, настойчиво и в то же время, насколько это было возможно, осторожно пытается возобновить контакт через своих знакомых. Центр решил придерживаться принятого еще в сентябре решения о том, что по причине наблюдения МИ-5 за Фуксом кадровый офицер разведки встречаться с ним не должен. В этих условиях Овакимян и Кукин предложили связаться с Фуксом через Ханну Клопшток.

31 мая 1947 года Ханна встретилась с Анджелой Такетт, которая сообщила о предложении Фукса встретиться в 14.30 19 июля в Ричмонд-парке. Раньше это сделать было невозможно из-за занятости Фукса на работе и его поездки в Швейцарию в отпуск и в гости к брату. Таким образом, круг был близок к тому, чтобы сомкнуться, и для этого оставалось только пройти короткую, но самую опасную часть пути.

Инструкции к встрече Ханны Клопшток с Клаусом Фуксом были простыми: объяснить ему, что связь не устанавливалась из-за сложной обстановки; попросить его не искать связь через посторонних лиц; сообщить ему новые условия встреч – 1 раз в 3 месяца; никаких материалов от него не принимать; выяснить возможность выезда Фукса для проведения встреч на континент.

Ханна Клопшток встретилась с Фуксом в половине третьего 19 июля. Фукс приехал на своем собственном небольшом автомобиле, и на нем они направились через Ричмонд в Хэмптонкорт, где и погуляли по парку. Клаус рассказал, что ездил в Швейцарию к брату Герхарду и в Германию для встречи с отцом, которого собирался перевезти к себе в Англию. В Харуэлле он занимает должность руководителя отдела теоретической математики. Его работа весьма ответственна. Отношения с руководством и со службой безопасности Атомного научно-исследовательского центра вполне хорошие, и он уверен, что находится вне подозрений. Ханна передала ему условия связи для следующей встречи: 27 сентября, пивная напротив станции метро «Вуд-Грин», – и увековечила себя в пароле, одна из фраз которого звучала: «Вы знакомы с большой Ханной?»

Фукс передал ей свою фотографию, чтобы его мог узнать незнакомый с ним связной, и попросил дать ему для связи адрес в Париже, если он каким-либо образом там окажется. Фукс сказал также, что в случае нарушения контакта с ним можно связаться через его брата, которого он считает абсолютно надежным человеком. Он также договорился с Ханной, что при необходимости срочной встречи до 27 сентября он направит ей открытку и подпишется «Билл».

Вскоре после этой встречи Ханна Клопшток и Ганс Зиберт уехали из Англии в Восточную Германию, и немецкая цепочка связи с Фуксом снова стала недосягаемой для английской контрразведки. Джимми Шилдс из ЦК КПА вообще не знал имени «человека из Эдинбурга», а Анджела Такетт, видимо, усматривала в контакте Ханны и Клауса сугубо партийную подоплеку, так как советская разведка в этом деле внешне нигде своей заинтересованности не проявила. И хотя опасность случайной утечки информации об этой сложной и запутанной операции по восстановлению связи всегда имелась в виду, результат оказался в общем и целом положительным. Развивать успех предстояло прибывшему в лондонскую резидентуру в начале сентября Александру Семеновичу Феклисову.

Феклисов вернулся из США в Москву в октябре 1946 года. Он сохранил свое дипломатическое прикрытие и работал в МИД. В мае 1947 года началась его подготовка – вечерами, чтобы не привлекать внимание «чистых» мидовцев – к выезду в Лондон в качестве заместителя резидента по научно-технической разведке. Подготовка продолжалась недолго: после успешного восстановления Ханной Клопшток контакта с Фуксом в июле 1947 года он был срочно отозван из отпуска, который проводил на Черном море, а 30 августа уже отплыл на пароходе в Англию. В своих воспоминаниях он пишет, что перед отъездом его «натаскивал» на атомную бомбу и английские специальные термины один из советских ученых-ядерщиков. Он же подготовил и вопросы, которые предстояло выяснить у Фукса.

28 сентября 1947 года Центр получил краткое сообщение о том, что встреча Феклисова с Фуксом состоялась накануне и прошла успешно. Более полный отчет пришел только в октябре с дипломатической почтой, феклисов писал, что он сразу же узнал Фукса по фотографии, которую тот ранее передал через Ханну Клопшток. Первый контакт и обмен условными фразами состоялся в пабе, а основная часть беседы состоялась во время прогулки на улице. Эти обстоятельства заслуживают упоминания, так как все последующие встречи Феклисова с Фуксом проходили по такому же сценарию.

Фукс устно изложил свою информацию, которая, если отбросить ее специфическое научное содержание, сводилась к следующему:

1. Успехи англичан в создании атомной бомбы незначительны. Имеется только один урановый котел в Харуэлле мощностью 150 ватт и строится второй мощностью 6 киловатт. В Селлафилде начато строительство реактора мощностью в 150 000 квт. Пуск его намечен на 1950 год, и производимая им продукция пойдет на изготовление первых атомных бомб. Одновременно строятся другие промышленные объекты и создается производственная база для изготовления бомб. Всей работой руководит доктор Панни. Она осуществляется в, форте Хилстед в 25 милях от Лондона. Медленный прогресс объясняется тяжелым экономическим положением и тем, что американцы утаивают информацию о технологии промышленного производства бомбы.

2. В США работы над сверхбомбой (водородной бомбой) ведутся в Чикагском университете физиками Ферми и Тейлором, которые еще в начале 1946 года теоретически доказали реальность ее создания. Фукс передал схему устройства водородной бомбы.

3. Американцы отказались от электромагнитного способа отделения изотопов урана-235 из-за его малоэффекгивности. В использовании диффузионного способа они достигли больших успехов, и процесс идет непрерывно.

4. Канадские заводы получают около 1 кг плутония, американские заводы – 16–18 кг плутония и около 36 кг урана-235 в год. После Хиросимы и Нагасаки у американцев бомб не осталось, и программой того времени было предусмотрено производство 50 бомб в год. Но, поскольку урановые установки в Хэнфорде работали с перебоями и тормозили работу химических заводов в Лос-Аламосе, американский запас бомб в настоящее время, по мнению Фукса, исчисляется приблизительно 125 штуками.

Феклисов дал Фуксу условия связи на Париж и на Нью-Йорк. В связи с предстоящей поездкой Фукса в США в составе английской делегации на переговоры о сотрудничестве следующую встречу назначили на 10 января 1948 года.

В конце встречи имел место примечательный эпизод. Феклисов предложил Фуксу 200 ф. ст. в качестве компенсации расходов на переезд его отца в Англию и на лечение больного брата, проживавшего в Швейцарии. Фукс взял конверт с деньгами, помолчал некоторое время и сказал: «Нам давали читать дело Мэя, где говорится, что советская разведка всегда старается выдавать деньги иностранцам, передающим ей информацию, чтобы тем самым морально обязать их в дальнейшем работать на них. Но я этого не боюсь. Наоборот, я возьму эти деньги, чтобы доказать вам свою преданность». Затем он спросил, сколько денег в конверте. Когда Феклисов сказал – 200 ф. ст., Фукс вынул 100 фунтов и вернул их, сказав, что появление у него такой большой суммы не укроется от внимания коллег.

Следующая встреча с Фуксом состоялась только 13 марта 1948 года по постоянным условиям связи. Фукс сказал, что не пришел 10 января, так как вернулся из США только за 3 дня до этого и опасался усиленного наблюдения службы безопасности, которое в таких случаях устанавливается. Его также насторожило откровение сотрудника службы безопасности, который сказал ему, что сотрудник Харуэлла физик Булль является якобы членом Компартии, за ним ведется наблюдение и он в любом случае будет уволен.

Фукс был неспокоен, осматривался по сторонам, втлядывался в лица прохожих, просил пересекать улицы так, чтобы можно было оглянуться и убедиться, что нет наружного наблюдения. Он отверг предложение зайти в паб и попросил сократить встречу.

Фукс коротко рассказал о своей поездке в США, подчеркнув, что американцы не предоставили им возможность встретиться с Тейлором. Тем не менее он собрал интересную информацию, которую и передал Феклисову на 67 рукописных страницах.

На обусловленную встречу в мае 1948 года Фукс не пришел. Этот факт вызвал определенную тревогу Центра и резидентуры. К этому времени поступило несколько сигналов, свидетельствовавших, по мнению разведки, о том, что над Фуксом нависла угроза. 23 марта 1948 года «Дейли экспресс» опубликовала заметку Чэпмена Пинчера о том, что МИ-5 заинтересовалась тремя учеными в Дидкоте (Харуэлле) на предмет их принадлежности к компартии. Их дела были, согласно публикации, направлены на рассмотрение министру снабжения, которому предстоит решить, оставлять их на работе в Атомном научно-исследовательском центре или нет.

Затем 5 апреля поступила еще более неприятная информация: человек, который привлек в свое время Фукса к сотрудничеству с советской разведкой, был допрошен англичанами. Он якобы ничего им не сообщил, но обстоятельства его допроса известны не были.

Центр рассмотрел сложившуюся ситуацию и дал указание сократить майскую встречу до минимума: принять материалы и условиться о дате новой встречи.

В мае 1948 года появилось сообщение в той же «Дейли экспресс» об увольнении трех неблагонадежных сотрудников Харуэлла.

Когда Фукс не вышел также и на запасную майскую встречу, опасения разведки возросли: в качестве источников возможного разоблачения Фукса могли быть использованы неосторожность в разговорах его отца, проживавшего в английской зоне оккупации в Германии, и наблюдательное дело на Фукса из архива гестапо, которое могло попасть к англичанам.

Одновременно в Москве прорабатывался вопрос о переправе Фукса в СССР в случае его увольнения из Харуэлла и опасности ареста.

На встрече 10 июля 1948 года Фукс объяснил свою неявку на обе майские встречи тем, что готовился пуск нового реактора и начальник центра запретил какие-либо отлучки. По словам Фукса, после увольнения трех младших научных сотрудников, о чем сообщалось в прессе, в Харуэлле воцарилось спокойствие.

Фукс сказал, что обмен информацией с американцами постепенно налаживается и через него стали проходить американские материалы. Исключение составляла только водородная бомба.

На встрече зашел разговор о личной жизни Фукса. В ней, сказал он, все без изменений, он по-прежнему холост. На вопрос Феклисова, не собирается ли он жениться, Фукс ответил, что «при его положении он не считает нужным менять свой статус», и, лукаво улыбнувшись, добавил: «Поэтому я избегаю сильно влюбляться».

Несмотря на то что холостяцкий статус Фукса, безусловно, свидетельствовал о самоотверженной преданности разведывательной работе, Центр после его неявки на запланированные встречи в августе и сентябре счел обязательным проинструктировать Феклисова о необходимости идейно-воспитательной работы с Фуксом, отметив при этом, что западная пропаганда ведется под ширмой защиты демократии в Германии, защиты немецкого народа, и поэтому нужно регулярно, грамотно и доходчиво разъяснять смысл советской политики в Германии.

Фукс не явился на запланированные встречи в августе и октябре 1948 года и пришел только 23 октября по условиям постоянной связи. Он объяснил свой невыход в августе опубликованным в газетах сообщением о том, что служба безопасности запретила публиковать фотографии 10 ведущих сотрудников Харуэлла, участвующих в пуске 6-киловаттового реактора. Этот запрет объяснялся в газете тем, что служба безопасности опасалась похищения иностранными агентами двух запечатленных на фото ученых-иностранцев в случае их выезда на континент. (Такая публикация действительно имела место 20 июля 1948 года.) После этой публикации многие его коллеги шутили, говоря, что это из-за него цензура запретила помещать их фотографии. Он невольно оказался в центре внимания, и поэтому решил из осторожности не выходить на встречу. Встречу 16 октября он пропустил из-за занятости на работе.

У Феклисова не было времени проводить с Фуксом «воспитательную работу», как это рекомендовал Центр. Вся встреча была посвящена отработке техники подбрасывания в сад одного давнишнего, еще со времен Арнольда Дейча, оперативного контакта резидентуры пакета с журналом, что должно было послужить сигналом вызова на срочную встречу, а в дальнейшем, как мыслила резидентура, и способом передачи информации. Фуксу эта идея понравилась, и 9 ноября 1948 года он осуществил пробный бросок пакета, в который, в целях конспирации, был вложен «журнал для мужчин». На следующий день пакет был передан сотруднику резидентуры.

На встрече 23 октября 1948 года Фукс рассказал, что недавно он ознакомился с сообщением английской разведки о ходе работ в советской физической лаборатории в городе Сухуми. В сообщении говорилось, что там работает немецкий физик Герц, а также приводилось описание лаборатории, перечень поступающего оборудования и приборов. По мнению Фукса, сообщение было подготовлено не специалистом в обасти ядерной физики, а скорее техником или даже простым рабочим.

Из другой заслуживающей внимания информации общий интерес представлял намечаемый на 1957 год запас атомных бомб в Англии – 200 штук.

На следующей встрече, состоявшейся после срыва декабрьской из-за рождественских праздников только 12 февраля 1949 года, Фукс сообщил, что Герберт Скиннер, его хороший знакомый, в обществе которого он часто проводит свободное время, рассказал ему, что МИ-6 установила контакт с советским ученым, от которого надеется получать материалы об основном проекте по атомной проблематике в СССР. Начали ли англичане получать такие сведения, со слов Скиннера понять было невозможно. Скиннер ранее показывал Фуксу сообщение МИ-6 о лаборатории в Сухуми. Сам Фукс советских материалов не видел и обещал внимательно следить за их возможным появлением. В этой связи он попросил Феклисова передать в Москву, чтобы с его, Фукса, материалами обращались осторожнее и давали их на ознакомление только абсолютно надежным людям.

Говоря о своей безопасности, Фукс рассказал, что в Харуэлле есть некий доктор Блетчер, который занимается доносами на сотрудников. По мнению Фукса, наиболее уязвимый период его жизни в Англии относится к нескольким годам после 1936-го, когда, находясь в Бристоле, он принимал участие в работе Комитета помощи республиканской Испании. Он попросил Феклисова связаться от его имени с Такетт, попросить ее съездить в Бристоль и изъять из архива этой организации протоколы заседаний Комитета и другие материалы, где упоминается его фамилия.

Центр и резидентура пока воздержались от принятия каких-либо мер в связи с последней просьбой Фукса – надо было все обстоятельно обдумать: следует ли обращаться к Такетт со столь деликатной просьбой, сам факт которой может поставить Фукса под удар. Действуя таким образом, разведка ликвидировала бы одну опасность, породив другую: просьба об изъятии архивных материалов, несомненно, навела бы Такетт на мысль о его тайной связи с СССР. Тем временем вопросы безопасности вновь выдвинулись на первый план. В Нью-Йорке произошел провал советского разведчика (дело Губичева-Коплон), и 12 марта 1949 года Центр отреагировал на это происшествие строгими выводами:

«В связи с последними событиями в ТИРЕ и во избежание повторения подобных случаев в других местах необходимо срочно и самым внимательным образом пересмотреть практику проведения встреч с атлетами и получения от них материалов.

Практикуемое до сих пор некоторыми конторами проведение встреч на улице расценено Инстанцией как невежественный способ работы, не гарантирующий безопасности наших сотрудников и атлетов… Нужно отказаться от проведения встреч на улице, поскольку это сопряжено с большим риском».

Этот большой риск, напоминал Центр, объясняется тем, что английская полиция в целях борьбы с преступностью часто прибегала к проверке документов у прохожих. Незадолго до этого, 24 января 1949 года, такой проверке подверглись Н.Б. Коровин и Блант, прохаживавшиеся по Монтагью-сквер в половине десятого вечера (см. главу «Берджес и Блант»).

Письмо Центра было примечательно не тем, что оно ставило под сомнение сам факт встречи с источником на улице. Как и где проводить встречи – вопрос, который может показаться человеку непосвященному тривиальным» – в разведке вполне уместен для обсуждения в каждом конкретном случае и в зависимости от сопутствующих обстоятельств. И в том, что этот сугубо оперативный вопрос обсуждался Инстанцией, то есть ЦК КПСС, и в том огульном суждении о «невежественности» встреч на улицах отразился дух времени. Повинуясь воле всемогущей Инстанции, Центр предлагал «улицу» заменить автомашиной, квартирой знакомой девушки Фукса или вообще перенести на континент, где обстановка более благоприятна для таких встреч. Не вдаваясь в обсуждение достоинств и недостатков рекомендаций Центра, можно только сказать, что в каких-то случаях они, возможно, были бы и хороши, но не в случае с Фуксом. А реализация идеи Центра ввести в дело нелегала, увы, от резидентуры не зависела.

Для встречи 1 апреля 1949 года феклисов уже не мог придумать ничего иного, кроме того, что было обговорено с Фуксом на предыдущей встрече. Но на этом свидании Феклисов добросовестно обсудил с фуксом предложенные Центром варианты проведения встреч. Вариант с квартирой знакомой девушки Фукс отверг по той простой причине, что девушки у него просто не было. Он был твердо убежден, что не имеет права подвергать кого-либо опасности из-за его сотрудничества с разведкой. Объясняя по просьбе Феклисова характер его отношений с Такетт, Фукс сказал, что о своих связях с СССР он ей ничего не рассказывал, и она знает его только как члена партии. К идее встреч на континенте Фукс отнесся негативно: они могли быть только эпизодическими, как и все другие его поездки. Оставалась автомашина. Фукс сказал, что это возможно, но только в радиусе 15–20 миль от места его работы, так как для поездок на большие расстояния ему талоны на бензин не выдают, а заправляться на черном рынке он не хочет.

Получив от Фукса пачку материалов и назначив очередную встречу на 25 мая 1949 года, Феклисов распрощался с ним, как оказалось, навсегда.

Ни в мае, ни в другое время, предусмотренное тщательно разработанной системой связи, Фукс на встречи не выходил. Если это воспринималось сначала как нормальное в отношениях с Фуксом явление – анализ состоявшихся и пропущенных встреч показывал, что из 11 намеченных встреч Фукс вышел на 6, причем в четырех случаях по-запасному варианту, – то потом его исчезновение стало вызывать беспокойство Центра в большей степени, чем резидентуры. Сообщения английской прессы конца августа и начала сентября 1949 года свидетельствовали, однако, о том, что Фукс жив, здоров и сохраняет свое положение: он был назван в числе участников международной конференции на тему «Опасность для здоровья человека при проведении исследований в области атомной энергетики» («Великобритания будет представлена… доктором К. Фуксом…», «Таймс», 31.08.49, а также журнал «Нуклеоника», октябрь 1949 г.). Поэтому резидентура считала благоразумным не искать встреч с Фуксом в ближайшие три месяца, а ждать его выхода по имеющимся условиям связи, полагая, что для пропуска встреч у него есть некие веские основания, как это часто бывало в прошлом.

Беспокойство Центра было вызвано событиями, разворачивавшимися за океаном. ФБР заинтересовалось одним из контактов Гарри Голда (6 июня 1949 года имя Эйба Бротмана было упомянуто в американских газетах в контексте разоблачений Элизабет Бентли), и разведка усматривала в этом возможность лровала не только самого Голда, но и Фукса. Будучи в значительной степени уверена, что Голд на допросе не сболтнет лишнего, как он этого не сделал после разоблачений Элизабет Бентли, хотя бы потому, что не в его интересах было бы усугублять свою вину, разведка опасалась, что он может рассказать о Фуксе по недоразумению: Дело в том, что на последней встрече с Анатолием Антоновичем Яцковым в конце 1946 года Голд сообщил, что якобы в июле 1946 года в газете «Геральд трибюн» было напечатано краткое сообщение об аресте Фукса в Англии по подозрению в шпионаже. Последующий тщательный просмотр всех номеров газеты за июль и другие месяцы, проведенный резидентурой, никакой подобной публикации не обнаружил. Но указать Голду на его ошибку было уже невозможно: слишком опасной была обстановка вокруг него. С другой стороны, он, полагая, что не сообщает ничего нового, мог на допросе рассказать ФБР о Фуксе.

Такая перспектива событий побудила Центр послать в Нью-Йорк указание встретиться с Голдом, сказать ему, что его сообщение об аресте Фукса не соответствует действительности и порекомендовать куда-нибудь уехать и переждать там опасные времена.

Указание Центра было исполнено – в сентябре 1949 года встреча с Голдом состоялась. Он сообщил, что дважды – в мае 1947-го и в июне 1948 года – его допрашивало ФБР по поводу его связного, но первый раз он якобы отрицал факт получения от Эйба Бротмана каких-либо секретных материалов, а второй раз допрос был поверхностным и кратким. Он считал, что подозрения в отношении его не подтвердились и он может не беспокоиться.

Центр же считал, что допрос Голда – опасный симптом, чреватый неприятными последствиями, одно из которых – слежка агентов ФБР, а значит, необходимость строжайшего соблюдения осторожности при проведении очередной встречи. А такая встреча необходима не только для обеспечения безопасности самого Голда, но и Фукса. Центр указывал на необходимость еще раз напомнить Голду, что Фукс не подвергался аресту что он не знает ни настоящего имени, ни адреса Голда, а также требовал разработать легенду их знакомства, на случай если этот факт когда-либо всплывет на поверхность. Встреча с Голдом состоялась 24 октября 1949 года. Кроме указанных выше вопросов, на ней снова обсуждалась рекомендация Голду поселиться в каком-нибудь уединенном месте и переждать там этот опасный период. Голд обещал подумать, но ясного и четкого согласия не дал. Следующая встреча с ним была назначена на 5 февраля 1950 года.

Всю вторую половину 1949 года и Центр, и резидентуры в Англии и США жили в атмосфере, надвигающейся грозы. Гром грянул 3 февраля 1950 года, когда в вечерних лондонских газетах появилось сообщение об аресте Клауса Фукса. Он был арестован 2 февраля в Шелл-Макс-Хаус представителями Особого отдела Скотленд-Ярда, выполнявшего предписание контрразведки, и заключен Под стражу. При аресте Фуксу были предъявлены два обвинения: а) передача неизвестному лицу в 1947 году секретной информации, касающейся атомной энергетики, и б) передача информации, касающейся научных исследований в области атомной энергетики, неизвестному лицу в США в феврале 1945 года. Суд должен был состояться 10 февраля 1950 года. Аналогичное сообщение было опубликовано в утренних американских газетах 3 февраля 1950 года. В них со ссылкой на заявление ФБР сообщалось, что «британские власти вели разработку Фукса на основании материалов, полученных от американской контрразведки», и что «эта разработка осуществлялась в тесном взаимодействии с американской и английской разведками». Далее из публикации следовало, что Фукс сам признался в совершении инкриминированных ему действий.

Первая версия провала Фукса, отработанная в Центре вскоре после его ареста, основывалась на том, что его выдал во время допроса в ФБР связной Гарри Голд. Аналитики Центра, принимая во внимание тот факт, что Фуксу было предъявлено обвинение в передаче в феврале 1945 года информации, касающейся создания атомной бомбы в США, и высказывали предположение, что причина провала Фукса связана с его работой в США. А поскольку в США Фукс был связан только с Голдом и только ему был известен характер передаваемых материалов, аналитики, следуя своей логике, и посчитали, что выдать Фукса американской контрразведке мог только Голд.

В качестве косвенного подтверждения этой версии приводился тот факт, что, по имевшимся сведениям, английская контрразведка еще весной 1949 года вдруг заинтересовалась Анатолием Яцковым. Но коль скоро Яцков в Англии никогда не работал, то интерес англичан к нему мог объясняться только проводившейся разработкой Голда и Фукса. О причастности Яцкова к этому делу не знал даже сам Фукс, рассуждали аналитики, и рассказать об этом мог только Голд, который находился у Яцкова на связи.