Текст книги "Горсть патронов и немного везения"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

2

– Когда и как вы познакомились?

– Это имеет значение?

– Отвечайте, когда вас спрашивают! – Каменев был непреклонен и устрашающ, как рок; уж если он спрашивал, лучше было отвечать.

Зоя Шнырева еще не успела переодеться и сидела в своем серебристом плаще посреди квартирки на Минской улице в Филях. Муровец не пожелал до поры объяснять своего к ней интереса, да она и не настаивала – сидела бледная, испуганная, и лишь короткими вспышками возвращавшееся сознание того, что она свободна, а стало быть, «имеет право», позволяло ей выпускать коготки и обнажать острые беличьи зубки.

– Мы вместе учились.

– Вы? – удивился Каменев.

– Ну… я после школы, а ей уж двадцать шесть тогда было.

– Где вы учились?

– В Двенадцатом медучилище.

– Вы помогли ей устроиться в Серебряноборскую?

– Она мне. Мы когда-то дружили с ее братом. До того, как… до того…

Каменев усмехнулся: знал почти наверняка, что имелось в виду под этой «дружбой» – спала она с Давыдовым, вот что! И знал, чего она не хотела, боялась или не могла выговорить. «Я с ним спала до того, как он сел в тюрьму» – вот как должна была прозвучать эта фраза полностью. Но и тогда бы она звучала фальшиво, ибо спала с Давыдовым Шнырева и после его отсидки – когда он снисходил до этого сам.

– Куда она уехала? – сдерживаясь, спросил Каменев.

– Я не знаю.

– Знаете, Шнырева!

– Вы же ее провожали на Савеловский вокзал, – вмешался Нежин, полагая, что перекрестный допрос сэкономит время.

– Я ее не провожала. Я была на дежурстве… – заговорила она тише, чем требовалось, чтобы ее слова расслышали.

– А зачем вы ездили на вокзал, Зоя Алексеевна? Она должна была вам что-то передать? Или вы ей?.. – вежливо спросил Нежин.

Шнырева дрожащими пальцами провела по лицу, словно совершала намаз, попросила воды, чтобы выиграть время и придумать, как не навредить подруге.

– Она позвонила мне…

– Когда?

– Утром…

– Врете! – снова повысил голос Каменев. – Еще не знаю зачем, но врете. Позвонила она вам в десять часов вечера, а не утром.

Она отпила, стуча беличьими своими зубками о стакан:

– Вы же все знаете, – разрыдалась, – вы же все сами знаете, зачем спрашивать?..

– Успокойтесь, Зоя Алексеевна, – все так же мягко проговорил Нежин. – Мы действительно многое знаем, но будет лучше для вас и для вашей подруги, если вы расскажете, куда, к кому и зачем она поехала.

– Да не знаю я, не знаю! – истерично выкрикнула Шнырева. – Где, куда, с кем!.. Это ее личная жизнь, я в нее не вмешиваюсь!

– О том, что вчера в своей квартире на Савеловской была убита тетка Матюшина, вы тоже не знаете? – как бы невзначай поинтересовался Каменев.

Известие об убийстве произвело впечатление. Она притихла. Потом решила, что смерть тетки сожителя подруги не может касаться ее никоим образом, и высказала это вслух.

– Мы вовсе не говорим о вас, а интересуемся Давыдовой, неужели не понятно? А вы все примеряете на себя и пытаетесь оправдаться, хотя никто вас пока ни в чем не обвиняет, – пояснил Нежин.

– Она мне не говорила о смерти тетки Алексея Петровича, – успокоилась Шнырева.

– Вот оно-то и странно. О том, что какой-то пациентке стало плохо и она якобы поэтому не сможет прийти на дежурство, она вам сказала, а о смерти Балашовой, родственницы Алексея Петровича, – нет. Почему было не сказать: «У Матюшина умерла тетя»?

Шнырева насторожилась. До нее теперь стал доходить смысл происшедшего: в самом деле – почему врала?.. А потом, Сергей… долго сидел в тюрьме, не работал… И Алексей Петрович сидел…

– Что было в сумке, Зоя Алексеевна? – дожимал Нежин.

– Ее паспорт, деньги из шкатулки…

– Сколько?

– Полтора миллиона рублей.

– Дальше?

– Белье, теплая подстежка, записная книжка… А что она сделала?.. Вы думаете, что это она убила?..

– А откуда вы знаете, что я о чем-то думаю? – наклонился к ее уху Каменев. – Разве я вам об этом сказал?

Нежин едва не рассмеялся, отвернулся к окну.

– Кто вам сказал, что я о чем-то думаю? – наседал Каменев, окончательно сбивая ее с толку. – Кто?..

Она растерялась, чувствовала какой-то подвох, но не понимала, в чем он заключается; и о чем ее спрашивают, уже тоже не понимала.

– Я оперативник, Шнырева! – заходил Каменев по комнате, как по следственной камере. – Мне думать по штатному расписанию не положено. Мое дело факты собирать, а думать будет следователь Стучков, ему за это платят. Ясно?! – резко повернувшись к ней, повысил голос.

– Да… ясно…

– Так куда поехала Давыдова, вы сказали?

– Я?.. Разве я…

– Послушайте, – подхватил Нежин, – Зоя Алексеевна, зачем же вы так, а? Вы только что нам сказали, что Давыдова поехала за город, в это… как вы назвали?..

– На Клязьму, – кивнула Шнырева, будто загипнотизированная.

– Правильно. Чтобы там… что?..

– Погулять.

– То есть как… погулять?! – «спохватился» Каменев. – Она что, с ума сошла?.. Это же под Москвой! Там леса кишат бандитами, и женщина с такими деньгами да еще с паспортом – на Клязьму?! Одна?!

– Почему… одна? – испуганно заморгала Шнырева. – Ее пригласили.

– Кто?

– Не знаю, Матюшин Алексей Петрович, наверно.

– Ну как же он ее мог пригласить, если у него тетя умерла? – грустно улыбнулся Нежин. – Что вы такое говорите, Зоя Алексеевна?

Она потупилась.

– Женщина, медсестра, едет гулять на Клязьму, как Стенька, понимаешь, Разин, в то время как у ее друга умирает родная тетя!.. – сокрушался Каменев.

– Может быть, ее там кто-то другой ждал? – осторожно предположила Шнырева.

– Где?

– Ну там, куда она поехала?

– А куда она поехала? Конкретно? Куда билет брала?

– Она уже взяла билет на Дмитровскую электричку в десять с чем-то, когда я приехала на вокзал. Я ей отдала сумку, спросила, не случилось ли чего…

– А почему вы так спросили? – посмотрел ей в глаза Нежин. – Она что, была расстроена? Плохо выглядела?..

– Нет, но… сами понимаете… Не пришла дежурить, домой не успевала заехать…

– Мы-то понимаем, – вздохнул Каменев. – А вы?.. Вы не подумали, что она могла приехать вечером домой, собрать вещи, или утром, поехать на следующей электричке? Но она не пришла. И почему-то не Матюшин, а вы ей повезли вещи!

– Так кто другой, вы сказали, ее ждал? – помолчав, «уточнил» Нежин.

– Не знаю, кто. Сказала, хороший человек, в загородный ресторан пригласил. Просила не говорить, если Алексей Петрович объявится.

– Когда просила?

– Сегодня утром, когда я ее провожала

– Она что, знала, что он не объявится, раз к вам вчера вечером обратилась с просьбой привезти вещи?

Шнырева заревела вдруг – тоненько, по-бабьи:

– Да я-то здесь при чем?! Что вы меня пытаете?.. Я сказала вам все, что знала, она же мне не докладывает, с кем время проводит!..

Каменев посмотрел на часы, кивнул Нежину и встал:

– Хватит слезы лить, Шнырева! Разговор с вами мы продолжим. Если Давыдова позвонит – о нашем визите ни слова!

Она закивала часто и понятливо, утирая слезы рукавом плаща.

– А если Алексей Петрович ее искать станет, тоже не говорить?

– Алексей Петрович искать не станет, – подвел черту Старый Опер. – За это я ручаюсь на все сто процентов!

Через пять минут оперативная «Волга» мчалась по Кутузовскому проспекту на Петровку. Каменев прижимал к уху трубку радиотелефона, но Игорь Савчук кричал так, словно в одиночку взял целую банду – даже Нежин улыбался на заднем сиденье, слушая его рапорт:

– Нашли мы «Пежо», товарищ полковник! Синий, и номер тот же! На Савеловской площади стоит, на стоянке!..

– Чего орать-то? Нашел и хорошо. Оставь там людей, если хозяин объявится – пусть немедленно свяжутся со мной. Ты понял?..

– Так точно!

– Никаких самостоятельных действий!.. Ты откуда звонишь?

– Из ЛОВД на Савеловском.

– Начальник там?

– Нет, дежурный.

– Дай ему трубку!.. Майор, с вами говорит полковник Каменев. Сегодня в десять часов утра Дмитровской электричкой отбыла Давыдова Евгения Васильевна, ее данные и фото должны быть во вчерашней ориентировке. Немедленно сообщите по станциям: пусть опросят дежурных и железнодорожников, нужно установить, где она вышла из электрички. Прошерстите все до самого Дмитрова, возможно, она где-то пересела на поезд или даже на встречную, но основное внимание обратите на платформы неподалеку от Клязьмы – Водники, Турист. Что там еще есть, не помню… дайте трубку Савчуку!..

– Я слышал, товарищ полковник! – бодро отозвался стажер.

– Игорь! Немедленно наведи справки обо всех загородных ресторанах в Савеловском направлении. Возьми машину, проедь по всем злачным местам и разузнай, не видел ли кто-нибудь Давыдову. Только не нажрись смотри…

– Да я ж не пью, товарищ полковник!

– Ну и дурак. Если я в твоей характеристике об этом напишу, тебя ни в одно отделение милиции на работу не возьмут, не то что в МУР.

– Тогда нажрусь, – рассмеялся Савчук.

– Ты вот что, герой!..

– Да понял я все: «самостоятельных действий по задержанию не предпринимать».

– Вот именно. Дерзай, понятливый!

Каменев положил трубку, посмотрел на друга:

– Что ты обо всем этом думаешь, старина?

Тот с ответом не спешил, просчитывал варианты.

– А зачем на Клязьму – по Савеловской ветке? – произнес двусмысленно. – Поехала бы во Владимир с Курского…

– Или в Петушки? – согласился Старый Опер. – Прямо на зону КЩ-1354.

Они замолчали, но думали об одном и том же: о машине «Пежо», взятой Французом напрокат. В том, что он отправился за Давыдовой вслед, сомнений уже не осталось.

Глава седьмая

1

Не знаю, заметили ли с патрульного катера речной милиции красную ракету, но массовый заплыв и сирена должны были привлечь внимание. Тем более что из десятерых прыгнувших в воду как минимум четверо были потенциальными покойниками из-за сильной степени опьянения.

Мы удалялись от берега. Вот-вот допросят Рыжего, Давыдову и капитана и обязательно узнают, что двое ушли на «Кархародоне» вниз по каналу. Хотя я предусмотрительно заблокировал руль и пустил моторку на противоположный берег, чтобы успеть сдать Ямковецкого клиенту и получить остаток. (Как охотно я променял бы этот жалкий остаток на сумму причиненного мной ущерба!)

Ямковецкий едва переставлял ноги, нарочно цеплялся за корни деревьев, падал, хотя помощи ему ждать было неоткуда – никто не знал, где мы высадились. Я и сам не знал – сообщил Викентию лишь приблизительные координаты.

– Все! – бросил саквояж на мох Ямковецкий. – Никуда не пойду! Стреляй здесь, падла!

И лег вдоль тропинки.

– Сейчас посоветуюсь с клиентом, – присев на пенек, достал я из кармана телефон. – Если ты устроишь его в мертвом виде, то мне от этого будет одно облегчение.

Он вскочил и заорал как резаный:

– На хрена тебе твой клиент, придурок?! Вот же деньги!.. Вот они!.. Триста тысяч «зеленых»! новенькими! погляди!.. Он за меня что, больше обещал?! А о том, что ему проще от тебя избавиться, ты не думал?! Майвина не знаешь! Он адвоката Мезина укоцал, а уж у того были «концы» – тебе не снилось!

– Уговор дороже денег, – философски заметил я, набирая номер. О том, что Майвин попробует меня «укоцать», я, конечно, не думать не мог, но нужно совсем не знать арифметики, чтобы не просчитать: быть убитым его людьми за десять тысяч все-таки менее вероятно, чем людьми Ямковецкого – за триста из воровского «общака».

– На кого работаешь, сволота? – разорялся урка. – На бандита и убийцу?..

– Что тот бандит, что этот, – не стал я с ним обсуждать своего клиента по этическим соображениям. Трубку сняли. – Дай Майвина!.. Столетник!..

Ямковецкий стал избивать кулаками подсохший на осеннем солнечном ветерке седой мох, рыча и нецензурно выражаясь.

– Я слушаю тебя, сыскарь, – высокомерно и вместе с тем настороженно проговорил Майвин.

– Я выполнил ваш заказ, Анатолий Ильич.

– Он с тобой?

– А где же ему быть? Не в колонии же.

По-моему, клиент от меня такой прыти все-таки не ожидал. Секунд десять он размышлял о быстротечности времени и эфемерности денег в пространстве.

– Ты опоздал на два часа, – упрекнул меня совершенно несправедливо, потому что о конкретном часе сдачи Ямковецкого в плен между нами договоренности не было.

– Тогда с вас еще двести сорок долларов! Прикажете доставить его к самолету? Или вы с Илоной полетите без него?

– Каких еще долларов?! – возмутился клиент.

Кажется, он был не таким щедрым, как показалось мне вначале.

– За лишние два часа работы. Плюс – компенсация за физический и моральный ущерб.

– Вези его сюда!

– Это будет очень долго – везти матерого угла в общественном транспорте.

– Ты его обыскал?

– Конечно.

– Дискета при нем?

– А разве при нем должно было что-то быть?

– Я тебя спрашиваю: дискета при нем?! – нервничал Майвин.

– При нем, но в мой прейскурант не входит.

– Где ты находишься?

– Пока не уточнил. Приготовьте деньги, садитесь в машину и дайте мне номер вашего сотового телефона, я перезвоню.

Он что-то промычал, но номер назвал. Мы оговорили условия обмена валюты на Ямковецкого. Оставалось определиться с местом, но этот вопрос я должен был обсудить с Викентием.

Отложив второй тур переговоров, я помог Ямковецкому встать:

– Топай, урка! Бери саквояж – и вперед!

– Никуда не пойду! – сверкнул он глазами.

– Тогда я тебя вырублю и понесу на себе.

– Я тяжелый.

– Ничего, своя ноша не тянет. Шагай!..

Он знал, что я доставлю его, так или иначе. Мы двинулись в путь, он с саквояжем впереди, я с пистолетом – за ним.

Избитый, голодный, ударенный током и наколотый меллапантином, уже потерявшим основное действие, но оставившим побочные (тошнило, болела голова, во рту пересохло), я из последних сил пытался сосредоточиться, чтобы понять его игру…

Он явно переиграл, Ямковецкий. Он так старательно изображал подавленность, а до этого – в «Неводе» – опьянение, так демонстративно вертел перед моим носом дискетой, на которой, если верить его словам, были коды к замку и его блокировке и электронный шифр, что я усомнился в его искренности.

…Сейф вправе вскрыть Илона по достижении двадцати одного года. То есть с завтрашнего дня она может считать себя миллионершей. Теоретически. А практически, пожалуй, она уже разучилась считать до пяти. Майвин убрал ее, вывел из игры, посадив на иглу и выпытав все, что она знала, Только знала она не все – иначе зачем же был нужен ему Ямковецкий?..

Майвин мог давным-давно вывезти Илону за кордон, не дожидаясь неприятностей. Точнее, ее дублершу. Но почему-то он этого не сделал… Значит, эта дискета важна?.. Тогда почему Ямковецкий так легко мне ее отдал? Относительно легко, конечно, но ведь он мог и не говорить о ней вовсе!.. «Я вставлю эту штучку в…» – куда он сказал? не важно, положим, себе в задницу. И что?.. – «…и управляющий банком в Цюрихе…» – кажется, он сказал «Депозитным банком на Банхофштрасе»… я запомнил, потому что Банхофштрасе – самая крупная магистраль в Цюрихе… «…вскроет сейф, абонированный на имя владельца счета… (номер я не запомнил)… в присутствии полиции… и тогда я потеряю все, но и Майвину конец!» Кажется, так он сказал…

То есть Майвин или те, кто зависит от Майвина и не заинтересован в изъятии компромата из сейфа, должен, по его расчету, опасаться проделывать манипуляции с этой дискетой, так, что ли?.. А как ею манипулировать, знает только он. Поэтому он застрахован от «несчастного случая». Вы меня, дескать, ликвидируете, и весь мир узнает имена коррумпированной верхушки, а если хотите получить чемоданы с компроматом – отпустите меня с дочерью в Швейцарию.

Грубо и не очень умно.

Мы вышли на просеку. С Ямковецкого градом лил пот, костюм от «Дживз энд Хокса» превратился в тряпку. Вполне возможно, лондонская фирма выпустила партию таких костюмов для покойников, и он купил его по дешевке. Впереди, в просвете между деревьями, виднелась полоса грунтовки.

– Сворачивай! – буркнул я ему в спину, направляя параллельно дороге краем леса.

– Ты хоть сам-то знаешь, куда идешь? – злился он.

– Какая разница? Земля круглая.

Зазвонил телефон.

– Женя, ты где? – спросил Викентий.

– Кажется, на севере по курсу – Лихачево, – определил я по дорожному указателю и солнцу, клонившемуся к закату. – Примерно в трех километрах. Грунтовка – строго на юг.

– Понял. Я рядом, за Кольцевой. Смотри на дорогу, а то впереди больше телефонов не предвидится.

Ямковецкий слышал, что я даю кому-то координаты. В глазах его появился страх. Кажется, он чего-то не учел, хотя хитер был несомненно.

Мы двинулись дальше. Он размахнулся и зашвырнул саквояж в поросший травой кювет. Неси, дескать, сам. А я человек не гордый и закаленный: от трехсот тысяч долларов мой пупок не развяжется. Поднял и понес сам, не сказав ему, против его ожидания, ни слова.

Я вспомнил фотографию, на которой он – самодовольный, упитанный, в белой рубахе – сидит за компьютером в каком-то офисе. Дискета, компьютер… Ну и уркаганы нынче пошли – палец в рот не положишь!

…Что же он, гад, задумал? Почему он сам, имея право распоряжаться счетом в любое время, не предпринял попытки вылететь в Цюрих?.. Во всяком случае, не потому, что досрочно покинул место заключения: с его-то миллионами можно раздобыть любые бумаги. Опасался Майвина?..

«Мне не нужна эта шавка, которую вы с Майвиным выдаете за мою дочь, – сказал он. – Мне нужна моя Илона, моя ПЯТАЯ СТЕПЕНЬ ЗАЩИТЫ»… Передо мной, как на киноленте, пронеслась вся его биография, которую я изучил по документам, но ни одного кадра, посвященного дочери, в этом фильме не было. И почему она – его степень защиты?.. И почему – пятая?.. Что это он так воспылал любовью к дочери, которую даже в Москву не вернул после того, как купил квартиру в Рижском проезде, а бросил одну, несовершеннолетнюю, в Кимрах?.. Как будто скрывал ее от кого-то…

Идти я еще мог хоть до дома на Первомайской, а думать устал. Все перепуталось в больной голове, как с похмелья.

– Стой! – приказал я впереди идущему, заметив знакомую «четверку», двигавшуюся по шоссе во встречном направлении. – Стой, урка! Притопали…

2

Дача № 2 находилась в Ясеневе. Майвин построил ее по собственному проекту. Замысловатая архитектура трехэтажного дома желтого кирпича (первый этаж с сауной и банкетным залом находился в подвальном помещении, обшитом деревом и оснащенном кондиционером) была под стать внутреннему убранству: мебель в стиле Людовика XV, изразцовое зеркало камина, светильники в виде свечей, изобилие посуды в антикварных шкафах и буфетах, стенные сейфы, спрятанные под дорогими картинами, удобные, хорошо продуманные комнаты для охраны и прислуги (Майвин держал уборщицу, садовника и повара) – все было плодом его фантазии, многотрудной работы и стоило немалых денег.

Третьи сутки он не появлялся в Москве, отсиживался здесь, на даче № 2, оформленной на подставное лицо и не известной никому, кроме особо приближенных лиц, зависимых от Майвина настолько, что доверять им он мог практически без опаски.

Одним из таких лиц был начальник службы безопасности АО «Земля» Пантелеймон Капитонов, в прошлом офицер МВД, сохранивший надежные связи с высшими чинами из министерства и контролировавший разветвленную сеть частных охранных структур и оружейных магазинов, входивших в «пирамиду» «Земли».

Телефонный звонок застал Майвина в предбаннике за чаепитием. Из парилки слышались покрякивание Капитонова и хлесткие удары дубового веника по телу.

– Через два часа я буду ждать в песчаном карьере между Лихачевом и Бусинкой, – сообщил Столетник. – В полутора километрах от кладбища. Так что если вы нарушите условия – нести недалеко.

– Не с того начинаешь, сыскарь! – обозлился Майвин и, рванув на себя тяжелую, набрякшую дверь парилки, поманил Капитонова.

– Что касается меня, то я уже заканчиваю. Или вы хотите предложить мне что-то еще?..

На дорогих настенных часах в предбаннике была половина пятого. Оттягивать не имело смысла: за это время до Лихачевского карьера можно добраться из любой точки.

– Сколько ты хочешь получить?

– Как договаривались. С учетом аванса и расходов – одиннадцать тысяч четыреста двадцать долларов. Пятьдесят центов, так и быть, оставьте себе.

– Не хами, сыскарь! – прикрикнул Майвин. – Деньги тебе привезет Джерри. Он же заберет Ямковецкого. Встречаемся в карьере в половине седьмого один на один. Все?

Столетник помолчал.

– Все. Привет кинг-чарлзу, – решил не настаивать на личной встрече и первым отключился.

Майвин налил в стеклянную кружку с медведем пива «Хольстен», протянул распаренному Капитонову, а сам закурил. Они сели на широкую дубовую лавку за дощатым столом.

– Согласился? – осторожно спросил Капитонов, чувствуя, что шеф психует всерьез.

– Согласился.

– Я же говорил, что он лох!..

Майвин захохотал – так неожиданно, что Капитонов, привыкший к перепадам в его настроении, вздрогнул и расплескал пиво.

– Одиннадцать… одиннадцать тысяч… четыреста двадцать долларов!., – давясь смехом, раскачивался Майвин из стороны в сторону, и слезы текли из его глаз, а простыня сползла с накачанного, загорелого тела. – Нет, ты представляешь уровень, Пантелеймон?! А пятьдесят… ха-ха-ха-ха!.. пятьдесят центов я могу оставить себе!.. На чай!..

Тут и Капитонов не выдержал: примерно такую сумму Майвин платил ему в месяц, да еще по стольку он имел с подконтрольных предприятий. Без «бомбежек» китайских кварталов и перестрелок в окрестных лесах.

– Я ему не верю! – так же неожиданно оборвал смех Майвин.

– Почему?.. Он ведь не настаивал на вашем непосредственном участии. А если бы что-то задумал – непременно попытался бы выманить вас лично. Ему деньги нужны, деньги – и ничего кроме. Скуп до невозможности и ограничен до одиннадцати тысяч.

– Не скажи! – заиграл желваками Майвин. – Я его за эти трое суток хорошо изучил. Именно на такой эффект он и рассчитывает. И меня выдергивать не стал, чтобы я не заподозрил его намерений. Мне в Брюсселе мой старый друг Валя Пименов рассказывал, как этот Столетник его на центнер бриллиантов «раздел». Профи он, конечно, что надо – из-под земли может достать, но если вовремя не остановить…

– Из-под «Земли» – это точно, – усмехнулся Капитонов. – Только чего вы опасаетесь, не пойму. Он ведь никаких требований…

– Чего?! А того, Пантелеймон, что он займет место Ямковецкого.

– В тюрьме?

– В моей жизни!.. Он слишком много знает и уж если предъявит мне счет – придется платить.

Капитонов почувствовал решительный настрой босса.

– К тому же у него дискета. Так что эта пустяковая цена за Бориса, я думаю, не последняя.

Снова зазвонил телефон, приносивший в последние дни только лишь неприятности.

– Слушаю! – неохотно снял трубку Майвин.

– Здравствуйте, Анатолий Ильич, – раздался чей-то полузнакомый голос. – Это Решетников.

Майвин оживился, прикрыл ладонью микрофон.

– Решетников! – бросил Капитонову.

Тот метнулся в дальний угол, где стоял шкафчик с анализатором, прижал к уху наушник и включил цифровой индикатор.

– Чего ты хочешь? – не сумел скрыть раздражения Майвин.

– Хочу предложить обмен.

– Можешь забрать ее себе, понял?!

Капитонов покачал головой: «Не делай этого!»

– Мое дело предложить, ваше – отказаться, – выдвинул Решетников альтернативу. – Я сумею распорядиться кассетой, на которую она наговорила много интересного.

– Как?!

– Продам на «Мосфильм», они сделают по ее рассказу кассовую картину.

Майвин растерянно посмотрел на Капитонова, но тот лишь плечами пожал: анализатор не работал. Решетников говорил по сотовой связи с надежной защитой.

– Сколько? – тянул время Майвин.

– Думаю, двух миллионов будет достаточно.

– Двух… двух миллионов… чего?!

– Ну не рублей же, Анатолий Ильич.

Майвин раскрыл рот, словно намеревался перекусить трубку пополам, но Капитонов, в тактике подобных переговоров знавший толк, приложил палец к растянувшимся в улыбке губам и кивнул.

– У меня нет таких денег! – сказал Майвин.

– Найдите!

– Это невозможно! Наличными нет!

– «Риэлтер-Глобус» работает без выходных.

– Не валяй дурака, Решетников! За кого ты меня принимаешь?

– За ставленника сибирской преступной группировки, Майвин. И можешь не сомневаться, у меня есть доказательства!

Капитонов испуганно наблюдал, как с босса сползает загар, а кожа его покрывается пупырышками.

– Ку-да при-вез-ти? – звонким шепотом подсказал он следующий ход.

– Куда привезти? – машинально повторил Майвин.

– Привезите в одном автомобиле без сопровождения в Лихачевский песчаный карьер через час пятьдесят минут. Время пошло!..

Майвин зарычал как раненый зверь, изо всех сил стиснув в кулаке трубку:

– Ну, что?! Что, Пантелеймон?! Я говорил?! Я знал, знал, что одиннадцатью тысячами от него не отделаться! Я с самого начала подозревал, что они с этим «художником» заодно!

Он наполнил до краев стакан коньяком и выпил залпом до дна. Капитонов молчал, понимая, что теперь вся ответственность ложится на него и нескольких ребят из отдела, способных играть в смертельные игры.

– Что ты стоишь как истукан?! – разорялся Майвин. – Делай что-нибудь!.. Звони Лелюшу на Житную!.. Генералу Егорову!.. Детройтову!.. Всех поднимай!.. Убрать их! С лица земли стереть!..

«С лица «Земли» сложно», – подумал Капитонов. Наспех натянув на влажное тело рубаху и брюки, он направился по скрипучей деревянной лестнице с фигурными перилами в гостиную, где в ожидании его распоряжений пили «Хольстен» охранники. Знал: через десять минут Майвин остынет и сообразит, что никому из «акционеров» звонить не нужно, да и нельзя – до тех пор, пока спрятанные в швейцарском банке чемоданы не будут изъяты из сейфа и уничтожены.