Текст книги "Горсть патронов и немного везения"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Только в силу своего малороссийского происхождения Николай Васильевич Гоголь приписал русским любовь к быстрой езде. Лично мне ближе поговорка: «Тише едешь – дальше будешь». Но за рулем «Порше», очевидно, сидел иностранец, и мы начали рокировку на шоссе раньше, чем выяснили, кто из нас король, а кто ладья.

Была пятница, День освобождения Москвы: сотни тысяч владельцев дачных участков освобождали столицу, спеша выкопать на своих несчастных четырех сотках картошку, как будто это могло спасти их от голода. Никогда не понимал, зачем владельцам «Мерседесов» и «Вольво» нужно все лето, согнувшись в три погибели, стоять с мотыгами под палящим солнцем где-нибудь в Костромской или Ярославской губернии, чтобы выкопать пять кило лука и пару мешков картошки? Не проще ли обменять «Мерседес» на менее дорогую марку, а на разницу в цене запастись овощами на всю жизнь? После зависти и гордыни жадность – самое плохое из качеств.

До самой улицы Декабристов мне казалось, что водитель «капельки» играет со мной в кошки-мышки: он то подпускал меня совсем близко, то вдруг отрывался, и я терял его в сгущавшемся по мере приближения к окраине потоке; он легко втирался между рейсовым «Икарусом» 33-го маршрута, следовавшим в Лианозово, и автопоездом, между «алкой» «Ространсавто» и рефрижератором, уступал мне свое место, и я оказывался зажатым в клещи всякими большегрузами, теряя его из вида; потом он демонстрировал мне приметный лазуритовый зад, набитый восемью цилиндрами, а когда я его догонял – нырял куда-то снова. Иногда мне казалось, что он просто не знает, что я его преследую. Это окрыляло: значит, он может привести меня туда, где базируется Ямковецкий.

Как назло, дождь усилился, «дворники» плохо справлялись с работой, я допускал ошибку за ошибкой, на двух развязках проскочил вообще на авось. Чудом избежав столкновения на пересечении Декабристов и Бестужевых, я понял, каково пришлось ребятам на Сенатской площади.

Справа осталось знакомое мне 141-е отделение милиции, после которого никаких изменений в маршруте «капельки» уже быть не могло: лидер автогонок стремился к Алтуфьевскому шоссе.

Вырвавшись на прямую и широкую трассу, он подпустил меня совсем близко, прижался к разделительной полосе, дал послушать звуковой сигнал, похожий на хохот параноика, и вдруг включил форсаж, в считанные секунды увеличив дистанцию до предела досягаемости. Не думаю, чтобы таких машин в Москве было как грязи, но даже если их пять штук – на поиск у меня не оставалось времени. Номер RUS 301-57 МК мог оказаться поддельным, а сама машина – взятой напрокат с согласия хозяина или без такового, так что искать ее через ГАИ – себе дороже. Жаль, конечно, что он пошутил со мной до Кольцевой – там бы я хоть увидел, куда он поворачивает. До путепровода я еще петушился, рассчитывая, что он оторвется, а там поостынет и я его настигну, но над самой железнодорожной веткой, по которой расползались гусеницы электричек, «шоколадка» Толи Квинта угрожающе застучала клапаном, предвещая инфаркт, и я ее пощадил.

Итог гонки за «капелькой» был малоутешителен. «Я тебя видел, я теперь знаю тебя и твою машину, – как бы говорил ее водитель, – напрасно теряешь время: меня тебе не достать».

Операция «Байкал» завершилась моим поражением.

На обратном пути я заметил желтую «Тойоту». Она стояла на выезде с Приморской улицы, а потом устремилась за мной. Мне она показалась знакомой, но номер ни о чем не говорил, а «Тойот» желтого цвета по столице ползает больше, чем лазуритовых «Порше», так что я решил не забивать себе голову лишней информацией и не спеша, прислушиваясь к биению сердца «шоколадки», потащился на свой аэродром.

13

Толя Квинт в синем комбинезоне и таком же блейзере с эмблемой «Мерседеса» выслушал меня молча, доел бутерброд с «Останкинской» колбасой, запил кефиром и нетвердой походкой получившего нокдаун боксера покинул стеклянную будку АЗС. Он сам завел «Опель», сам открыл капот, а потом долго слушал возвращенное к жизни детище, приложившись к нему ухом, как партизан к рельсу.

– Загнал коня, Женя, – поставил диагноз.

Я постеснялся напомнить ему, что делают с загнанными лошадьми, а только виновато развел руками:

– Толя, все расходы – за мой счет.

Он согласно кивнул, хотя мы оба понимали, что дело было не в деньгах, а в том, что один из нас остался безлошадным. Не нужно было тянуть жребий, чтобы понять, кто.

– У меня в «Ависе» кореш работает. Звонить? – грустно посмотрел он на меня из-под козырька.

Фирма по прокату автомобилей «Авис» находилась на проспекте Вернадского, неподалеку от 3-го отдела ДПС – я однажды там был. До филиала «Ависа» в Шереметьеве было еще дальше, к тому же там предоставляли только «Тойоты», «Пежо» и «Москвичи»; две первые марки меня не устраивали из-за дороговизны, третья – из-за повышенной ненадежности.

– Он мне ее подогнать сможет? – спросил я.

– Сейчас позвоню. Что просить?

– Проси «Линкольн» в стиле ретро с золотым молдингом по борту.

Он наконец-то улыбнулся – я мог считать свою задачу выполненной.

Пятнадцать минут ушло на поиски Толиного кореша, потом он ходил в гараж, узнавал что-то у диспетчера, предлагал Квинту неприемлемые иномарки по приемлемым ценам и наоборот, дразнил роскошным «мерсом», который должны вернуть завтра, пока Толя не остановил свой выбор на «Ауди-100» 1983 года выпуска, пообещав «гранта» за ее доставку.

Пятьсот за двое суток – за машину, пятьдесят – за доставку, двести – за гостиницу, сто пятьдесят – на комплект поршневых колец и ремонт «шоколадки», двадцать пять – за доверенность… Почти тысяча баксов на ветер, вторые сутки на ногах, а воз и ныне там. Невеселые мои мысли сводились к сакраментальному вопросу: «А существует ли вообще этот Ямковецкий?»

Судя по документам, которые выползали из факса в офисе Вали Александрова, Ямковецкий существовал. В половине шестого вечера я вернулся домой с розовой пластиковой папкой, бесплатно подаренной частным нотариусом, с плодами усилий сотрудников ГУИНа, судов, защитников, следователей, Каменева, архивариуса Мартыновой – чьими угодно, только не моими, но я тем не менее не преминул ими воспользоваться.

Судя по копии обвинительного заключения, Ямковецкий начинал свою карьеру с банальной кражи. Копия приговора Останкинского районного нарсуда подтверждала, что именно за это преступление, предусмотренное 144-й статьей УК РСФСР, он и был осужден на два года в 1970-м. Как следовало из справки ГУИНа, отбыл он их от звонка до звонка в ИТУ-7 под славным городом Котласом Архангельской области на берегу реки Вычегры.

По наблюдению участкового Рябова В.Г. из 157-го отделения милиции, а также председателя профкома и секретарей комсомольской и партийной организаций универсама № 12 на Октябрьской улице, освобожденный Ямковещсий, работавший в универсаме вначале грузчиком, потом водителем, встал на праведный путь и даже женился в 1975 году на женщине, ставшей матерью его ребенка в 1976-м Как пишут в хороших романах, ничто не предвещало беды. Но в 81-м Ямковецкий решает, что он довольно намыкался на свободе, и умыкает в родном универсаме товары, в общей сложности на сумму четыре года в колонии № 14 под Нижним Тагилом.

Годы пролетают для него незаметно, работа лесоруба ему, видимо, нравится, в то время как загазованная городская атмосфера явно претит, уделив годик воспитанию девятилетней дочери, он уезжает в командировку снова, на сей раз – по статье 146 за разбой, и не на каких-нибудь два-четыре, а на все семь лет, которые ему предписано отбыть в лагере усиленного режима в городе Тулуне Иркутской губернии – на берегу реки с поэтическим названием Ия. Приговор вынесен уже Московским городским судом, решение которого в 1991 году опротестовывает адвокат Мезин М.И., и Верховный суд этот протест удовлетворяет.

Чем дальше я погружался в изучение биографии Ямковецкого, тем становилось интереснее. Вообще-то, как «юрист заочно необразованный» (любимое выражение моего покойного друга Пети Швеца), я знал, что условно-досрочное освобождение и замена неотбытой части наказания более мягким в отношении лиц, осужденных по статье 146, части вторая и третья, не применяются. Но вот в отношении Ямковецкого Б.Е. семь заменили на пять на том основании, что «до вынесения приговора он не был признан особо опасным рецидивистом в судебном порядке». Видимо, я чего-то недоучил в институте, но у меня возник вопрос: а что, в 1986 году, когда его судили, этого не знали?.. Почему только через пять лет Мезин решил опротестовать решение Мосгорсуда?

«…заменить на пять как лицу, не признанному особо опасным рецидивистом и ранее совершившим преступления по ст. 144 УК РСФСР не более двух раз».

Действительно неопасен и действительно не более, но почему через пять лет?

Вернулся Ямковецкий уже не в Москву, а на 101-й километр – в город Кимры Тверской (тогда Калининской) губернии, что на берегу великой реки Волги, впадающей, как известно, в Каспийское море. Причем о выселении гражданина Ямковецкого из столицы в судебных документах не было ни слова. Зато Каменев или кто другой к пакету копий приложил свидетельство о расторжении брака:

«Брак между гражданином Ямковецким Борисом Евгеньевичем и гражданкой Ямковецкой Людмилой Александровной на основании постановления Кимрского городского нарсуда расторгнут, о чем в книге записи актов гражданского состояния о расторжении брака произведена соответствующая запись за № 1. Фамилия после расторжения брака: его – Ямковецкий, ее – Панафидина.

Зав. бюро ЗАГС Саблина Е.Е.»

И – дата; 18 августа 1991 года.

В то время как в справке об освобождении – 2 ноября 1991 года.

Таким образом, гражданка Панафидина Л. А. расторгла брак с мужем-зеком до его освобождения, но уже в городе Кимры. На что имела полное моральное и юридическое право. Квартирка в Москве в Марьиной Роще, где рос и мужал вор и разбойник, перестает фигурировать, и появляется адрес Ямковецких: Кимры, улица Р. Люксембург, д. 76. (Частный дом – тот самый, где впоследствии по просьбе Ямковецкого побывает Рыжий). Не нужно учиться на юрфаке очно, чтобы понять, что московская квартира супругой просто продана, и с появлением денег появилась возможность нанять члена Московской городской коллегии адвокатов Мезина, который и добивается пересмотра дела.

Документ, по хронологии долженствовавший предшествовать постановлению об освобождении, у меня почему-то оказался следующим. Оперативная сводка ГУВД Москвы от 16 мая 1986 года существенного значения для биографии Ямковецкого не имела, но почему-то именно она заставила меня один раз насторожиться, а другой – вздрогнуть:

«16 мая 1986 года сотрудниками МУРа, 7-го управления и ОУРа Останкинского РУВД проведен комплекс оперативно-розыскных мероприятий по задержанию и изобличению банды (по-теперешнему, ОПГ) Тадеуша Нилова (Бурого), совершившей серию разбойных нападений в районе Марьина Роща – Останкино. В результате задержаны 11 человек. Изъяты: два пистолета и револьвер с припасами. При обыске на квартире Давыдова Сергея Иосифовича (вот тут я насторожился) обнаружены кастеты, ножи, большое количество драгоценностей в виде камней и золотых украшений, принадлежность которых устанавливается.

Один из активных членов банды, ранее дважды судимый Ямковецкий Б.Е., пытался скрыться на автомобиле «ВАЗ-2108», но был задержан участковым инспектором 157-го отд. милиции ст. лейтенантом РЕШЕТНИКОВЫМ В. Я. (а вот тут я вздрогнул), произведшим два предупредительных выстрела, два – по колесам автомобиля, и один – по убегавшему Ямковецкому, который в результате был ранен в ногу.

Прокуратурой Останкинского р-на применение огнестрельного оружия ст. лейтенантом Решетниковым признано правомерным».

Был ли этот Решетников тем самым, что сегодня наведывался ко мне, и если да, то насколько такое стечение обстоятельств может быть случайным?

Имел ли отношение упомянутый в сводке Давыдов к тому, на кого Рыжий оставлял сообщения старухе диспетчеру?

Дальше следовала копия подписки о невыезде, отобранная у Ямковецкого Мосгорсудом согласно статье 93 УПК, в которой он обязуется «не отлучаться с постоянного места жительства: г. Москва, Рижский пер, д.7, кв. З» без особого на то разрешения. Дата – 18 сентября 1993 года. Значит, ему уже было предъявлено обвинение и в качестве меры пресечения избрана подписка о невыезде. Это по 208-й, часть третья?

У богатых свои причуды, но не ушли же сто двадцать миллионов баксов, составлявших его долю в АО «Земля» на август 1993-го (в сентябре, насколько я помнил, в списках акционеров его уже не было), на подкуп судебных чиновников и прокурора? И этот вояж по Европе через Магдебург… Такой вальяжный, такой весь из себя миллионеристый с породистым тезкой на руках, красавицей дочкой… Определенно это было летом 1993-го, когда он уже набрал силу.

Три последние копии и вовсе изумили меня. Первая была приговором суда. Часть третья 208-й статьи предусматривала «приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем В ВИДЕ ПРОМЫСЛА ИЛИ В КРУПНЫХ РАЗМЕРАХ».

Естественно. Это уже не тот Ямковецкий из Марьиной Рощи, который обокрал соседей по коммуналке. Но изумило меня именно то обстоятельство, что о причастности Ямковецкого Б.Е. к АО «Земля» и банку «Риэлтер-Глобус», равно как и о его состоянии, не говорилось ничего – ни в приговоре, ни в Постановлении о конфискации имущества. Согласно статье 35 УК принудительно и безвозмездно изыматься в собственность государства может только имущество, являющееся личной собственностью осужденного, а предметы, необходимые для лиц, находящихся на его иждивении, конфискации не подлежат. Так как конфискуемые предметы не перечислялись и судом не указывалось, какая именно часть имущества подлежит конфискации, можно было сделать вывод, что приговор предусматривал изъятие всей собственности и, стало быть, лиц, находившихся на его иждивении, не было. С женой они были уже два года в разводе, а что Илона?.. Ей пятнадцатого сентября девяносто третьего года исполнилось семнадцать. Осталась с матерью? А как же поездка в Магдебург?

Дальнейшее отражало борьбу адвоката Мезина М.И. за свободу Ямковецкого, отбывавшего в колонии КЩ-1354 в Петушках Владимирской губернии, на берегу славной речки Клязьмы. Нужно, как известно, совсем немного выпить водки, чтобы добраться от Москвы до Петушков пригородной электричкой.

Кассационный протест защитника Мезина М.И. от 4 апреля 1994 года Верховным судом РФ был отклонен. Та же участь постигла кассационную жалобу осужденного Ямковецкого: самый гуманный суд оставил приговор в силе. Попытки Мезина М.И. найти смягчающие приговор обстоятельства в 1995 и 1996 годах также не увенчались успехом.

Больше ничего о Ямковецком в бумагах не было, но я не рассчитывал и на это. Историйка вытанцовывалась приблизительно такая…

После тулунской отсидки Ямковецкий нашел остатки семьи в Кимрах, отпраздновал свое возвращение в избе, приобретенной взамен московской квартиры, и наладил бизнес, который в просторечии называется «сбыт имущества, добытого заведомо преступным путем». По некоторым моим соображениям, подсказанным очевидной тягой Ямковецкого к дорогим иномаркам («Линкольн» и «Понтиак-Протоспорт-4» на фото, сегодняшняя «капелька» «Порше»), сбывал он краденые автомобили, что позволило скупить значительную часть акций АО «Земля» и войти в совет акционеров на правах совладельца. Картинка, характеризующая наше замечательное время еще более точно, чем реклама дамских прокладок с «крылышками» для белья: рядовые акционеры из ФСБ и МВД в компании, которой владеет рецидивист. Как сказал один генерал, отстаивая кандидатуру претендента на губернаторское кресло, в прошлом судимого за изнасилование: «При чем тут прошлое? Главное, чтобы человек был хороший». (Надежная была бы в России безопасность, если бы этот генерал и по сию пору возглавлял ее Совет!..) Но что же Ямковецкий? Жизнь его снова вступает в серую, как арестантская роба, полосу: всплывают какие-то дела, за которые ответственности не миновать. И дела эти, похоже, уже у прокурора. Посоветовавшись с членом адвокатской коллегии Мезиным М.И., он приходит к выводу, что лучше отсидеться в теплой камере с цветным телевизором, чем попасть под расстрельную статью или в прицел киллера. Не знаю, что думал и сколько взял на лапу председательствовавший на заседании Мосгорсуда Шиман Г.Д., но даже «заочно необразованному» сыскарю из недоделанного бюро ясно, как в лунную ночь над Днепром: если крупный бизнесмен, сколотивший сто двадцать миллионов за неполных два года, пошел по 208-й – значит, не следствие и не суд, а он сам сделал этот выбор.

Я выписал в столбик все цифры – от номеров протоколов до номеров фигурировавших в деле машин; в другой столбик – все упоминавшиеся фамилии и должности; в третий – даты. Затем трижды все это повторил: первый раз – вслух, второй – про себя, третий – наизусть. После чего разорвал листок на мелкие клочки и выбросил в мусорное ведро, а ксерокопии сложил в хронологической последовательности в розовую папку от Александрова и спрятал в сейфе вместе с майвинскими фотокарточками.

На что я никогда не жаловался, так это на память.

Стукнуло семь, дождь кончился, по сонному городу растекались асфальтовые сумерки. Шериф вовсю давил ухо, ему снились Елисейские поля. Позвонил Дима Киселев, остававшийся за старшего на доджане, спросил, буду ли я на тренировке. Я велел передать Полищуку, что его ждут в «Собачьем рае» в Нагатине.

Пока разогревался супчик на двоих, дозвонился в хирургическое отделение госпиталя МВД и попросил к телефону дежурного врача. Им оказался Гриша Веденин, ассистировавший доктору Рэмовой во время экспериментов на моем раненом брюхе.

– Григорий Ефимович, всегда ваш Женя Столетник!

– О-о! Сколько лет, сколько зим! Привет! Надеюсь, не старая рана заставила тебя вспомнить о нас?

– Да нет, Ефимыч. О ране я уже забыл. Тут другое. Нужно отыскать в рабочей картотеке или в архиве некоего Решетникова Викентия… отчества не знаю, но, возможно, на букву Я. Знаю, что в восемьдесят шестом он был старлеем, участковым 157-го отделения. Сейчас не работает.

– Когда уволился?

– Понятия не имею. Лет ему сорок или около этого.

Он шумно вздохнул:

– Я уже должен быть дома. Зонт забыл, пережидал дождь. Ну да чего не сделаешь ради такого веселого человека. Повтори еще раз…

– Решетников Викентий. Если их несколько – смотрите запись по поводу ожогов кистей рук первой-второй степени.

– Погоди, сейчас направлю Люсьен в регистратуру.

– Спасибо!..

Потом я позвонил по телефону, который назвал Рыжий. Долгие гудки удивили и насторожили меня: как правило, те, кто предлагает услуги диспетчера, все время находятся дома. Это калеки, пенсионеры, мамаши с грудными детьми, у которых из всех средств производства только то и есть, что телефон, а из природных способностей – умение говорить и умение молчать. Я записал номер на отдельном листке для заметок и спрятал его в бумажник, затем принялся за суп, перелистывая рекламное приложение.

АО «Земля» предлагала освоение чердаков, расселение коммуналок, покупку-продажу квартир, строительство коттеджей и другие операции с недвижимостью. «Под ключ» продавались коттеджи в Никольско-Архангельском. Самый дорогой стоил миллион долларов; самый дешевый – двести тысяч. То есть, если бы я продал свой офис, квартиру, Танькину квартиру, машину, мебель. Шерифа и попугая Прохора, то не хватило бы даже на сарай во дворе. В одном месте я нашел объявление банка «Риэлтер-Глобус», предлагавшего господам пластиковые карты и все виды банковских операции с валютой. Еще в одном – акционерное общество «Автостройтранс сервис» приглашало на работу главного бухгалтера. Итого – шесть. Больше такого количество объявлений не помещала ни одна фирма.

Я доел суп, выпил кофе, сделал бутерброд с салями и, наполнив термос, положил все это в сумку, в одно отделение с «набором юного взломщика», десятиметровым тонким шнуром, способным выдержать танк, перчатками, лупой, фонарем и прочей чепуховиной. Каждый из этих предметов всегда мог оказаться полезным, и я, никогда не знавший, что будет со мной через час, возил эту сумку с собой постоянно. Интуиция подсказывала, что домой я вернусь не скоро, во всяком случае – не раньше полуночи, так что самого усталого пса в мире придется брать с собой.

Телефон сработал только через полчаса.

– Да, Лелечка! Я на проводе.

– Это Квинт. Спускайся, – со двора послышался клаксон.

Приятель Толи Квинта оказался низкорослым очкариком. Текст, который он использовал для рекламы «Ауди-100», был явно заучен раз и навсегда.

– Теперь скажи, какого она хоть цвета? – попросил я, потому что освещенный электричеством с первого этажа бок машины не давал представления о цвете – серебрился, и все.

– О, у нее замечательный цвет: фисташковый с перламутровым отливом!..

– Ладно, поехали, – прервал я его, уразумев, что говорить он может очень долго – ему за это платили.

Мы уселись втроем в машину, действительно очень послушную и простую в управлении.

– В бортовом компьютере стала иногда мигать лампочка и сбрасывает звуковой сигнал, – как бы невзначай заметил приятель Квинта.

– И что это означает?

– Неисправность, только не знаю какую. Раньше этого не было.

Я нажал тормоз:

– Да ты что, парень, с ума сошел?! Да, может, она закипит или застучит у меня в самый неподходящий момент?

– Фирма гарантирует, – спокойно ответствовал очкарик и стал похож на попугая Прохора.

Мне оставалось только чертыхнуться и потребовать внести это предупреждение фирмы в договор.

– Машина – она ведь как живое существо, – разглагольствовал он, засовывая полтинник за доставку в кожаное портмоне. – Ей тоже хочется о чем-то поговорить.

– Пошел к… – вытолкал я его за дверь у станции метро «Измайловский парк». – Мерзкий тип, – сказал я Толе, когда мы остались вдвоем.

– Мерзкий, но нужный, – изрек он. – А за машину не бойся – хорошо идет, я слышу.

За тридцать минут обкатки сигнала больного компьютера я не услышал, лампочка не мигала. Машина слушалась руля, работала исправно, и я уже почти полюбил ее и даже придумал ей имя – «фисташка». Когда подъехали к дому Квинта на Прядильной, Толе не хотелось выходить из салона.

– Что бы я без тебя делал, – пожимая ему руку, сказал я на прощанье.

– Ездил бы на своем «Ягуаре» и не выдрючивался, – хмуро ответил Квинт. – Очень нужно выбрасывать на ветер такие деньжищи.

Я невольно засмеялся:

– Толя, ты не меняешься! Четыре года тебя знаю, а улыбку на твоей физиономии видел – по пальцам пересчитать.

– Пять, – сказал Квинт.

– Чего «пять»?

– Пять лет мы знакомы, а не четыре.

– Да нет, не может быть. Когда труп-то в гараже нашли, в девяносто третьем?

– В девяносто втором. В девяносто третьем матюшинский процесс был, в феврале.

Он открыл дверцу, чтобы выйти, и тут вдруг раздался акустический сигнал – тоненький, как будильник наручных часов, – а на панели компьютера замигала красная лампочка.

– Что за фигня? – шепотом спросил я у Квинта.

Он захлопнул дверцу, но сигнал продолжался еше секунд десять. На какое-то мгновение мне показалось, что там, внутри «фисташки», кто-то сидит и будто хочет мне что-то сказать по-своему – то ли пожаловаться, то ли есть попросить.

Сигнал прекратился внезапно и беспричинно, так же, как и начался. Мы с Квинтом посмотрели друг на друга, в его взгляде тоже застыло недоумение, хотя, казалось бы, ничего особенного не произошло – просто где-то в компьютере замыкало контакты.

– Ну и что? – первым пришел в себя Квинт. – Не обращай внимания, так даже веселей.

Он ушел. Я включил передачу, аккуратно тронул «фисташку» с места, но в тот же миг остановился и выскочил из салона:

– Стой, Толя, стой! – догнал Квинта. – Какой, ты сказал, процесс был в девяносто третьем?

Он похлопал глазами, припоминая, о чем речь.

– А-а, это?… Да над Матюшиным из горисполкома. Который мне «шестисотку» подставил, а после жмурика в яму подложил.

– Как его звали-то Матюшина этого, не Алексеем Петровичем?

– Замначальника отдела жилкоммунхоза Мосгорисполкома Матюшин Алексей Петрович.

– Точно?

– Я же показания на суде давал. У друга своего Каменева спроси, он знает.

– Ладно. Сколько тогда ему впаяли, пятнашку?

– Не-е, этому десять по сто семьдесят третьей. Адвокат у него был сильный.

– Как фамилия?

– Чья? Адвоката? – Толя напряг извилины в виде лобных морщин. – Не помню. Зачем мне?

– Ну да, да, конечно. – Я еще раз пожал ему руку и вернулся в машину.

Если это был тот самый Матюшин, чью машину разбил Рыжий, значит, он на свободе? Статья 173 за получение взяток в особо крупных размерах и злоупотребление служебным положением предусматривает конфискацию имущества, а техпаспорт на «Жигули» был оформлен на имя Матюшина Алексея Петровича. Получается, что его осудили на десять лет, а выпустили через пять? То, что Рыжий назвал его соседом, еще ничего не значило, но сам факт их знакомства подразумевал и связь с Ямковецким, причем связь давнюю – с той поры, когда Ямковецкий был на свободе. В списках «Земли» Матюшин не значился – в 93-м, когда «Земля» из Московской областной риэлтерской фирмы превратилась в акционерное общество, Матюшин уже был осужден. А до этого все они – и Майвин, и Ямковецкий, и ответственный работник Мосгорисполкома Матюшин – шли в одной упряжке. Не из гаража ли Ямковецкого «шестисотый» «Мерседес», которым они пожертвовали, чтобы забрать квартиру у Толи Квинта?

Телефонный звонок застал меня на Первомайской, у самого дома.

– Евгений Викторович, это Люся. Здрасьте!..

– Привет, Панацея, дочь Эскулапа! Ты оказалась самым назойливым из моих сновидений. Я уже подумывал обратиться к психиатру.

– Ой, да скажете тоже! – отхохотавшись, проговорила пышка Люсьен и, я уверен, густо покраснела. – Мне Григорий Ефимович велел позвонить.

– Я понимаю, что сама бы ты не догадалась. Ну, что там?

– Нашли мы этого Решетникова. Записывайте…

– Излагай, я запомню.

– Значит, так… Решетников Викентий Яковлевич, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, поставлен на учет в июне восемьдесят пятого, снят с учета в марте девяносто седьмого. Адрес постоянного места жительства на момент снятия с учета: Москва, Новоостанкинская, тридцать дробь один, квартира двадцать два. Ожог кистей рук второй степени, заключение ВВК: «Годен»… Погодите, тут есть специальная отметка красным… Наблюдался у нарколога с октября девяносто шестого…

– Алкаш, что ли?

– Нет, хуже. Опиатный абстинентный синдром в первой стадии.

– Мент – опиоман? Это что-то новенькое!

– Он вылечился, есть заключение нашего нарколога и психотерапевта о купировании абстиненции.

– А с руками, с ожогом этим, когда у него было?

– В девяносто четвертом, давно. Потом пропуск… пропуск… и – пометка.

– То есть с девяносто четвертого по девяносто шестой он вообще не наблюдался?

– И даже диспансеризацию не проходил. Пустые листы, ежегодного осмотра нет. В течение двух лет все чисто.

– Спасибо, котик. Каждый день заглядываю в почтовый ящик в надежде найти там приглашение на твою свадьбу. Пока!..

На втором этаже в нашем подъезде жил Аркадий Макарович, бывший парикмахер, почти совсем глухой. Когда он включал приемник, все соседи затыкали уши ватой. Во время восхождения по лестнице я получил возможность на халяву послушать президента. Борис Николаевич призывал покончить с коррупцией в высших эшелонах власти и преградить путь в эти эшелоны людям с криминальным прошлым. Я мог присягнуть на Российской Конституции, что такую же речь слышал до него от Андропова и Горбачева, моя мама – от Сталина, бабушка – от Ленина, а прабабушка – от царя Николая Второго. Царь имел погоняло Кровавый, Сталин был палачом советского народа, Андропов – чехословацкого и афганского, в окружении Горбачева процветали люди, пытавшиеся устроить военный переворот, а если из окружения Бориса Николаевича убрать людей с криминальным прошлым, то кто же тогда останется? У меня возникло ощущение неловкости, будто я подслушиваю под дверью разговор, касающийся только двоих – президента и глухого парикмахера Аркадия Макаровича, и я поспешил домой.

Шериф уже слопал свою порцию супчика и, лежа у миски, ждал второго.

– Вставай, тунеядец, – сказал я ему, надевая джинсы вместо итальянских брюк. – В ночное пора, – «чертову кожу» вместо английского пиджака. – Время активно работает против нас, – балашихинские кроссовки «гуд-бай, Америка» вместо французских парусиновых туфель.

Через пять минут я вышел во двор, с пистолетом на предохранителе, зато с псом без намордника.