Текст книги "Аквариум(СИ)"

Автор книги: Олег Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

Лодочная станция за пивзавдом. Именно туда мы хотели добраться и найти какое-нибудь плавсредство, чтобы плыть на нем по Реке. Есть ли там еще лодки, смогут ли они плыть в этой странной жидкости, а если смогут, то как драться со змеей, живущей в глубине? Мы не знали. Как не знали и то, что мы будем делать, доплыв до стены. Прорубать топором окно в Европу? Или нас течением вынесет? Вопросов много. Ответов нет. Их можно получить только непосредственно в процессе.

Дошли до пивзавода, свернули направо, шагая вдоль потока, бьющего из нашего склона и впадающего в Реку прямо перед нами. Не дошли до берега метров десять. Остановились. Из-за клубов зловонного пара, поднимающегося в месте слияния двух жидкостей, лодочную станцию почти не было видно. Пришлось смотреть не глазами. Кирпичная стена завода, неширокая полоса асфальта и песка между ней и урезом странной воды, а дальше – деревянные сходни, пешеходные мостки, причальные палы с пауками и катера. Разные. И большие, и маленькие. Но только пластиковые, ни одной железяки. Скорее всего, металл растворяется в едкой субстанции, которая здесь вместо воды.

Ширина потока, отделяющего нас от причала – десять метров. Разбежались, прыгнули. Можно было и пятнадцать пролететь, а может и двадцать. Мы теперь – олимпийцы. Вернемся домой – все мировые рекорды побьем, по всем видам спорта. Кроме шахмат, конечно. И керлинга…

Дошли до мостков, остановились.

– Выбирай. – сказала Настя. – Я про лодки совсем ничего не знаю…

Я внимательно осмотрелся. Катера вроде целые, потемнели ниже ватерлинии, там, где пластиковый корпус соприкасался с похожей на сопли жидкостью, но ни коррозии, ни, тем более, пробоин не видно. Только навесные моторы растворились, остались лишь крышки с названиями и количеством лошадиных сил и остальные неметаллические потроха. Осторожно прошелся по мосткам. Вгляделся в воду. Глубина здесь должна быть – метра полтора-два, но дна не видно. Может и дна нет теперь? Подумал, отодрал самую длинную деревянную доску настила, сунул в жижу полностью, почти задев поверхность рукой. Ничего не нащупал. Доска пропадала из виду сантиметрах в тридцати от поверхности. Субстанция практически непрозрачна. Отпустил свой импровизированный щуп, и он довольно быстро поплыл вдоль берега, подчиняясь течению. Я подумал еще, снял перчатку и, на долю секунды опередив предостерегающий крик Насти, сунул в жидкость ладонь. Теплая, плотная и жжется. Терпимо, но неприятно. Вытащил руку. Кожа покраснела и горела, как после крапивы. Нет, плавать в этой водичке нельзя. Максимум – пару минут. Потом облезешь до костей…

Катеров много. Люди здесь парковались богатые, зажиточные. Нам нужно что-нибудь покрупнее, так как, хоть мерзкой белесой змеи пока не наблюдается, встретим мы ее обязательно. Жопой чую.

Остановился у здоровой красивой лодки «Корвет 750». Люксовый, круизный катер восьмиметровой длины с высокими бортами. Корпус – из стеклопластика, блестящие рейлинги, вытянутый нос с широкой площадкой. Мечта!

Забрались внутрь. Все в пылищи, но вроде целое, только двигателя нет, вместо него треснувший черный колпак с надписью, утверждающий, что когда-то тут стоял трехсотсильный «Меркури». Хорошо, наверное, перла лодочка! Оторвал колпак, шланги, выбросил все «воду», чтоб не мешались. Начал искать весла, а их не было. Посмотрел даже в богато отделанной каюте, где около штурвала была прикреплена выцветшая фотография, с которой белозубо улыбался толстый бородатый мужик далеко за пятьдесят в белой капитанской кепке, симпатичная блондинка лет двадцати и две совсем маленькие девчонки с косичками. Папа и три дочки. Хотя нет. Папа, мама и две дочки, уж больно неестественно для отца волосатая пухлая рука сжала бок девушки намного ниже талии. Я смотрел на счастливые лица людей, которым предстоит родиться через тысячи лет совсем на другой планете, и в который раз ловил себя на ощущении дикой абсурдности происходящего. Стоят, позируя перед невидимым фотографом, и даже представить себе не могут, что эту еще даже не сделанную фотографию, кто-то уже видел. Давным-давно. В невообразимой глубине веков, в жестоком чужом мире… Вспомнил свою родную доченьку, неожиданно накатило подзабытое чувство полнейшей безысходности. Сзади тихо подошла Настя. Обняла, обволокла теплом и нежностью, прошептала ласковые слова… Отпустило.

Что ж ты, бородатый обладатель молодой жены, веслами-то не запасся? Оставив Настю в катере, пробежался по соседним лодкам и минут через пятнадцать вернулся с парой двухметровых весел с пластиковыми лопастями и алюминиевыми веретенами, на другой стороне которых крепились двусторонние багры. Это было лучшее, что я смог найти. Грести будет сложно. Такими веслами можно только подправлять курс этой махины, а задавать движение практически бесполезно, тем более, надо будет следить, за тем, чтобы едкой жидкости касались только лопасти. Алюминий долго не продержится. Так что, оставалось полностью отдаться воле течения Реки.

– Ну что, готова? – спросил я у Насти.

– Да. – кивнула она. – Поплыли. Бронежилеты, наверное, снять надо, а то вдруг кто-нибудь свалится?

Я подумал. Стремно как-то без брони, она уже, как вторая кожа, но Настя права – упадем в жижу, сразу ко дну пойдем. Снимаем…

Отталкиваясь от бортов паука, вывел лодку с пристани, забрался на носовую площадку и неглубокими, но сильными гребками стал поворачивать ее наискосок от берега. Течение подхватило катер, и мы начали не очень быстро, но уверенно двигаться на Север. Отойдя метров на пятьсот от береговой линии, я выровнял судно вдоль течения и посмотрел на Город.

Сколько раз я вот так плыл мимо, любуясь Им, большим, красивым, родным, спускающимся к Реке зелеными террасами кварталов. Проносясь на чьем-нибудь катере, стоя у борта пассажирской Москвы или среди машин огромного грузового парома, переправляясь в Рождественский. Светило солнце, о борт билась прозрачная прохладная вода, лицо обдувал свежий ветер, пронзительно кричали чайки. Сколько раз перед моими глазами проплывали улицы Старого города, зеленые, с островерхими крышами, из-за которых торчали золотые купола церквей и редкие новостройки, красивый ансамбль зданий пивзавода, трубы ГРЭС, бассейн ВВС, покрытый сочной травой склон под площадью Доблести, на вершине которого гордо воздел руки с крыльями в небо Склифосовский, панельные кварталы советской эпохи застройки, совсем новые районы – разноцветные и многоэтажные. А под всем этим ярко желтой полосой на фоне синей воды тянулся городской пляж. Самый протяженный на нашей Реке…

А сейчас я смотрел на труп. Как когда-то с балкона многоэтажки, передо мной раскинулась пустая высохшая оболочка, качественный, подробный, но совершенно безликий муляж, скопированный из другого времени и пространства и заключенный в огромную коробку. Это был не наш Город.

Это была обесточенная, наглухо запертая и брошенная надзирателями тюрьма, в которой доживали последние свои дни немногочисленные заключенные. Без смысла, без надежды, без времени и движения.

И мы ее покидали…

Из кабины выбралась Настя. Встала рядом, тоже смотря на открывшуюся панораму. Не читая мысли, просто так, по-человечески, угадала мои эмоции, тихо спросила:

– Как ты думаешь, мы когда-нибудь увидим его опять? Не эту дешевую порнографию, а настоящий, наш, родной Город?

– Не знаю, Настен. – честно ответил я. – Не знаю…

Мы проплывали мимо третьей очереди набережной. Здесь я ещё не был и с интересом искал отличия раскинувшейся передо мной копии от оригинала, сохранившегося в памяти. Почти все такое же. Монумент Парусника белеет над каскадом лестниц, спускающихся к пляжу, выше – одноименный дорогущий жилой комплекс из бетона и стекла, завод КинОп, давным-давно переделанный в развлекательный центр, пестреет названиями баров, фитнес и стриптиз клубов. Только недостроенный храм перед резким поворотом Речного проспекта наверх опутан чёрной паутиной и лишён крестов. Странно. Что за дело Ануннакам до нашей веры, почему так упорно они обгаживают объекты культа?

Додумать мысль я не успел. Чувство опасности сиреной ударило по ушам, подсознание бросило в глаза образ летящей прямо мне в лицо смерти, успев перед этим соорудить из электрических импульсов синапсов прокачанного головного мозга плотный невидимый щит перед этим самым мозгом, который ещё ничего не успел понять и осознать. Через неимоверно короткую долю секунды в щит ударило сразу три раскалённых куска свинца, прилетевших с берега. Вслед за ними прилетели хлопки выстрелов. Физико-химические составляющие организма уже не успевали за экстрасенсорными. Я только-только понял, что по мне ведётся прицельный снайперский огонь, а подсознание, взявшее функцию защиты моего тела на себя, уже соорудило новый барьер, тут же задрожавший от ещё двух попаданий.

Уроды. Стоят вдоль кованного ограждения набережной и внаглую расстреливают меня из снайперских винтовок. Блин, где они их тут берут? На алиэкспрессе заказывают, или Анунахеры специально снабжают?

И тут меня который раз поразила моя Настя. Я давно догадывался, что изменения, происходящие с нами, работают не идентично друг другу. В моем случае баланс был явно смещён в сторону физики, так как я типа защитник и воин, а в ее – в сторону ментально-эмоционального. Она намного острее чувствовала именно невидимую энергетическую составляющую мира. И сейчас она встала прямо передо мной на носу лодки. Я даже не успел ничего сказать или сделать, а она обволокла следующий залп с берега, развернула энергию пуль вокруг себя, словно поменяв минус на плюс, и стремительные, смертоносные конусы полетели обратно, прямо по коридорам вакуума, который они только что проделали в воздухе, летя сюда. Даже с такого расстояния мы видели бордово-чёрные брызги разлетающихся голов Уродов, в которых попали выпущенные ими же пули. Круто! Я, наверное, тоже так смог бы, но надо сначала до такого додуматься. Попытался отодвинуть Настю с линии огня, но встретил неожиданное сопротивление.

– Не дергайся! – крикнула моя подруга. – В меня стрелять не будут.

Я подчинился, и действительно, высокие широкоплечие фигуры провожали наше судно, склонившись к прицелам и ведя стволами винтовок за нами, но ни одного выстрела так и не последовало. Настя, встав на борт, сравнялась ростом со мной и полностью закрыла меня своим телом.

Мне стало как-то стремно. Вот тебе и защитник, за бабой спрятался.

– Во-первых, я не баба, а девушка! – тут же сказала Настя. – Красивая, нежная, да к тому же в положении, а во-вторых, ты разве не понял, что убить снова хотели конкретно тебя? Приказ у них, видимо, такой, – по мере сил и возможностей уничтожить бесполезного, но очень настырного Егора, который своим присутствием около меня рушит все Их грандиозные планы. Ты для них, как песчинка в презервативе. Вроде маленький, но все удовольствие от процесса обламываешь.

– Спасибо, дорогая и любимая Анастасия, за такое поэтическое сравнение! – сказал я, понимая, что она права на все сто. Это была последняя отчаянная попытка Ануннахеров избавится от меня до выхода из Аквариума. Значит все-таки боятся, и это хорошо! Ну ещё бы не бояться, если совсем недавно подопытная крыса взяла и загрызла насмерть двух из трех склонившихся над ней лаборантов. А если боятся, то шансы на успех есть. Пусть призрачные и незначительные, но это лучше, чем совсем ничего.

Следующие полчаса прошли в тишине. Мы медленно плыли на Север, влекомые неспешным течением густой жидкости, похожей на кисель или сопли. Набережная закончилась, вместо неё замелькала плотная коттеджная застройка сильных мира сего, точнее того, наплевавших на городские правила землепользования и отхапавших себе значительный участок берегоохранной территории. Над ними, на вершине берегового склона, устремились ввысь новые жилые и офисные комплексы.

– Вон там я когда-то работал, – сказал я Насте, показывая рукой на двадцатипятиэтажные красивые здания. Жилые, с офисами на пристроенных нижних этажах.

– А я их, кстати, проектировала. – ответила она, со странным выражением глядя на высокие фасады, отделанные композитом и стеклом витражей. – Рисовала эскизы, ругалась с заказчиком, ездила на стройку, а теперь вот мимо плыву… Забавно.

Ответить я не успел. Лодку сотряс удар. Мы схватились за рейлинги, глядя как вокруг судна начинает пениться река, из тягучих волн которой выскальзывает белесое длинное туловище.

«Нару муш!» – выскочило у меня из памяти непонятное словосочетание, тут же переведённое подсознанием на «демон речных вод».

Явился наконец, змей мой ненаглядный!

Я вытянул из-за спины автомат. Нацелил ствол на огромное тело с неимоверной скоростью описывающее круги вокруг катера. Блин, какой-же он здоровенный! Сейчас перевернет, как нечего делать, или тупо, как кракен, обволочет кольцами и на дно утащит. Дал очередь. То же самое, что стрелять по Дятлу. Пули исчезли в мелькающей плоти, не оставляя никаких заметных следов. Надо, наверное, в голову, только вот где она? Может ее тупо нет, а зверюшка представляет собой кольцо, как тот самый символ бесконечности, где змея съела свой хвост и стала бубликом?

Настя тоже подняла оружие, но на курок нажимать не спешила, внимательно к чему-то прислушиваясь. Я, осознав всю бессмысленность моей стрельбы, начал собирать вокруг автомата силовое поле, чтобы снабдить пули силой подсознания, но неожиданно Нару муш скрылся в глубине. Только бесчисленные водовороты то тут, то там напоминали о его недавнем присутствии.

Несколько мгновений прошли в напряженной тишине, мы судорожно всматривались в мутную воду, не зная, что значит это неожиданное исчезновение. А потом – снова удар по лодке. На этот раз намного мягче и сзади, куда-то под киль. Еще один легкий толчок, и наш катер заметно прибавил ходу, медленно, но верно ускоряясь.

Демон речных вод уперся невидимой башкой в днище катера и гнал его вперед. Сзади нас, растянувшись на добрую сотню метров, змеился пенистый хвост, среди медленных тягучих брызг которого мелькали иногда фрагменты округлого туловища. Мы посмотрели друг на друга.

– Вот так! – сказал я. – Видишь, как наш ждут. Почетный эскорт прислали.

– Скорее, конвой. – с тревогой в голосе ответила Настя.

На воде трудно определить скорость, но я думаю, что гнали мы не меньше пятидесяти в час. Змей вел нас быстро и ровно, идеально держась фарватера, поэтому весла я больше не трогал. Город провожал нас пустыми серыми кварталами высоток, прибрежными санаториями, частными пляжами, голыми корявыми деревьями садов. Промелькнула роща баобабов, на которой не было ни одного кокона с Косяками, потом началась плотная застройка таунхаусами, спускающаяся прямо к воде, и наконец впереди показался простор поляны Карбышева, на вершине которой возвышался громадный собор Кирилла и Мефодия. Я глянул на него один раз, и больше решил не смотреть. Паутины здесь было еще больше. Она оплела когда-то белые, стремящиеся вверх, стены с колоннами, заполнила разноцветные витражи, забралась на почерневшие купола. Выглядело это очень отталкивающе и как-то пошло…

А потом нам стало не до этого.

Впереди по течению выросла и стала быстро приближаться дымчатая стена. На Западе она упиралась в другую стену и потолок, образуя огромный ирреальный угол мира, и уходила на Восток, разрезая Город. Поленились Ануннаки копировать весь мегаполис, ограничились районом Холодного оврага, а все, что располагалось севернее, городом, видимо, не посчитали.

Стена нависала над нами все больше и больше. На вид – идеально ровная и твердая. Волны Реки лениво бились об нее и медленно стекали полупрозрачными кляксами. Скорость Нару муш сбрасывать не собирался, толкая катер прямо на переливающуюся медленными серыми разводами поверхность. Я крикнул Насте, чтобы она пряталась в кабину, залез вслед за ней, одной рукой схватившись за поручень, а другой крепко прижав ее к себе. Замерли, смотря, как полукруглый нос катера приближается к стене.

Десять метров, пять, три, два… Я ждал страшного удара, треска раздираемого стеклопластика и звона стекол. Но вместо этого нос вошел в серую поверхность, как нож в масло, не оставив ни разводов, ни трещин. А вслед за ним в дымчатую плоть погрузилась и вся лодка вместе с нами.

Вокруг воцарили полумрак и тишина. Исчезли чуть слышные звуки ударов волн, скрип стыков корпуса судна, пропало само ощущение движения; в один миг, без малейшего намека на инерцию. Катер словно завис в темно-сером Нигде. Зависли и мы с Настей. Тело стало невесомым и чужим, мысли застыли скрюченными образами, словно несчастные жители Помпеи, накрытые лавой, сердце встало, прекратив движение крови по венам…

Так прошла секунда, день, тысячелетие или эпоха. Невозможно определить продолжительность временного отрезка при отсутствии самого времени. Это примерно тоже самое, что пытаться сосчитать снежинки в жаркий летний день.

А потом время снова потекло сквозь нас, вмиг разморозив все материальные и нематериальные процессы. Но ни мне, ни Насте было не до этого. На нас обрушилось Небо.

Ощущение безграничного, неизмеримого пространства вокруг и над головой жестоко придавило, отвыкшие за долгие месяцы жизни в четырехугольной комнате, пусть и очень большой, тело и сознание. Дикий страх пронзил все мое естество, захотелось зарыться куда-нибудь глубоко под землю, спрятаться в шкаф, а лучше – в ядерный бункер класса Люкс и сидеть там, сжавшись в точку. Мои натренированные экстрасенсорные органы восприятия мира зашкаливали, воя сиреной тревожной сигнализации в каждой клетке, в каждом атоме тела.

Однако, столь резкий и сильный приступ агорафобии длился недолго. Все-таки, большая часть жизни была прожита именно в таких, нормальных, условиях, поэтому организм, пусть не сразу, но начал вспоминать, что это такое – находиться в настоящем мире. А вслед за ним подтянулось и подсознание, помогая мозгу продышаться после такой молниеносной смены обстановки и адаптироваться к новым, а точнее к старым, ощущениям вокруг себя.

И первым из этих ощущений стал ветер. Пусть несильный и наполненный неизвестными запахами, но свежий. От колыхал волосы на голове, касался лица, и, казалось, выдувал из всего моего тела кусочки тлена и праха, накопившиеся там за время жизни в затхлом мертвом Городе. Испуг уступал место радостному восторгу. Я с удовольствием повернулся навстречу прохладному потоку воздуха, вдохнул полной грудью и открыл глаза.

Звезды. Мириады ярких колючих глаз смотрели на меня из невообразимых далей и времен с черно-синего небосклона, который ровно посередине пересекала мерцающая разноцветными свечениями дуга Млечного пути. Я никогда в жизни не видел столько звезд. Их было так много, что окружающий пейзаж был виден очень отчетливо, словно при свете нескольких лун.

Та самая равнина с хаотично раскиданными по ней холмами из необычной на вид пористой породы багрового цвета. Катер плыл через ущелье, образованное двумя курганами, посередине реки, заметной уменьшившейся в ширину метров до пятиста. Впереди водная гладь плавно поворачивала налево, исчезая за грядой холмов, а потом километра через три появлялась вновь, извивалась руслом и упиралась в огромный даже с такого расстояния серый параллелепипед. Далеко на горизонте смутно прорисовывались контуры следующего исполинского ящика. Я оглянулся. Сзади давила своими габаритами и массой уходящая вертикально вверх плоскость, через которую мы только что проплыли. Медленно и величественно она удалялась от нас, позволяя разглядеть ее верхний край, горизонтально отсекающий звездное небо на высоте километра.

– Мы это сделали, Егор. – послышался рядом шепот Насти. – Мы вырвались из Аквариума…

Я молчал, все еще наслаждаясь простором вокруг. Настя вдруг сняла перчатку, перегнулась через борт и голой ладонью черпанула из реки. Подняла руку. С пальцев весело капали сверкающие прозрачные капли.

– Вода! – сказала она, осторожно поднеся руку к лицу. – Егор, это настоящая вода!

Я положил ей руки на плечи и поцеловал.

– Ну, во всяком случае, от жажды точно не умрем. – бодро сказал я. – Теперь дело за малым. Вернуться домой…

Поворот русла приближался. Эйфория постепенно проходила, ей на смену спешило чувство опасности, давно уже стучащее молоточком по голове, но только сейчас, наконец, достучавшееся до сознания. За багровыми холмами нас ждали. Ануннаки. Перепутать было сложно.

– Блин! – сказала Настя, когда словно в подтверждение правоты моей интуиции над плавным абрисом вершины кургана медленно поднялись несколько округлых серых кораблей. Я посчитал. Шесть штук. Зависли перед нами плавной дугой, радиусом километра в полтора. За поворотом, наверняка, наземные силы встречающих. Смердит оттуда, мама не горюй!

– К берегу греби! – взвизгнула Настя. – Прямо в лапы ведь плывем!

Я схватил весло, сделал первый гребок, нос судна начал нехотя поворачиваться направо, но тут же последовал удар по днищу, вода вокруг лодки снова вспенилась и завертелась широченной каруселью. Нару муш проплыл через стену вслед за нами и теперь конвоировал добычу к Хозяевам. А может быть – это был другой, местный змей? Разницы не имело. Он взял нас в кольцо. Белые бревна изгибались со всех сторон, умело закручивая массы воды и ускоряя течение, которое подхватило катер и быстро понесло его за поворот.

Холмы сошли на нет, панорама багровой равнины открылась нам полностью. Русло реки выпрямилось. Справа показался исполинский лес. Не наши баобабы, а просто высокие незнакомые деревья с белесыми прямыми стволами и черной кроной. Слева начиналась новая горная гряда, к которой речка делала резкий поворот через пару километров. А впереди, по обоим ее берегам, стояли знакомые отвратительные фигуры. Много, штук тридцать. Около каждой из них застыли зеленоватые бесформенные куски слизи, размерами и видом очень похожие на приснопамятного Дятла, а в небе висела авиация.

Презрение и высокомерие. Нетерпение и предвкушение. Холодная радость и чувство мести. Вся эта эмоциональная дрянь окатила нас с ног до головы. Настя застонала. Я поднял калаш и в который раз полез внутрь себя, вытаскивая Силу. Будем биться насмерть! Теперь, наверное, точно. Второй такой ошибки Анунахеры не допустят. Вон в каких «силах тяжких» выдвинулись. Перестраховались, суки!

– Егор! – вдруг крикнула мне Настя, показывая рукой направо. Я проследил направление. От опушки странного леса в нашу сторону быстро бежала одинокая фигура. Человек. Я поймал отголосок ауры, сердце екнуло, автомат выпал из рук, чуть не свалившись за борт. Еще до того, как мое зрение послушно приблизило далекое лицо, я уже знал, кто это…

Леха! Леший! Мой давно пропавший и вроде бы погибший друг…

Леший бежал к нам из леса…