Текст книги "Аквариум(СИ)"

Автор книги: Олег Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

Побежал по-настоящему. Так, как я теперь умел.

Я не мог посмотреть на себя со стороны, но думаю, сейчас я был похож на атакующего Урода. Размытая несущаяся тень. Скорость бешенная, координация запредельная. Время, словно замедлило свой бег, я двигался и думал на порядок быстрее обычного человека. Мелькали окна, стены, заборы, парк стремительно приближался.

Уже отсюда я видел коконы с Косяками. Это название мне все-таки нравилось больше, чем Парикмахеры. Как память о Лехе… И еще я видел, что как минимум два из них активны и готовы вот-вот десантироваться мне на голову. Придется драться… Можно попробовать топором, чтобы не шуметь раньше времени, хотя на стадионе, скорее всего меня уже ждут. Наверняка, между Уродами существует некий способ общения на расстоянии. Взять того же Доктора. Он там со всеми в бункере сидел, никуда не шлялся, но кровавое вторжение было очень четко скоординировано. Так что, Уроды явно в курсе, что кто-то завалил двоих их товарищей и Айболита. Поэтому, меры приняли. Одного-двух точно выставили со снайперками. А остальные трое в это время… Блин! Не думать!

В любом случае, шуметь не стоит. И по середине улицы ломиться тоже. Во-первых, даже с моей нынешней грациозностью не хрустнуть парой тройкой пластиковых сидений, валяющихся под ногами, будет очень сложно, а во-вторых, с Восточной трибуны Елисейская просматривается практически на всю длину. Так что, лучше перебздеть, чем недобздеть. Пойду по краю парка.

А вот, кстати и парк. Я сбавил скорость, сместился как можно ближе к рядам толстенных стволов и чуть не споткнулся от накативших волн энергии неизвестной природы. Будто в парную сунулся с мороза. Блин, да тут, вообще, какая-то электростанция! Сила буквально плавает в воздухе. Зачерпывай и пользуйся… Вот только не для меня ее сюда качают в таких объемах. Сейчас черпану, а потом зубы и хвост вырастут. Нет уж, нельзя. Нечеловеческое это все.

Сверху нависло плотное переплетение ветвей, обмотанное паутиной, и белесые куколки. Я перекинул за спину автомат и выхватил топор. Тяжелый, острый, как бритва, с массивным обухом, идеально сбалансированный. Эх, Бабушка! Жив ли ты еще, урка наш талантливый? И, вообще, что там в Сарае сейчас происходит? Три дня ведь прошло…

Вертикальный росчерк, сверху вниз, впереди, метрах в двадцати. А вот и он! Больной зуб! Я метнулся навстречу освобождающемуся от своей рубашки Косяку, поудобнее перехватывая топор обеими руками, отметив спуск еще одной твари чуть дальше. Громкий треск рвущегося кокона, Косяк, ловко перегруппировавшись в воздухе, приземлился на землю на все четыре конечности, присел, широко раскрыл свою горизонтальную пасть и тонко заверещал, как в прошлый раз перед атакой. Зря! Надо было не вопить, а сразу нападать. Видимо, не ожидал от меня такой прыти, а я теперь быстрый. Косяк не успел еще закрыть рот, я был уже метрах в трех, замахиваясь топором в полете. Траектория движения моего оружия была похожа на удар по мячу в гольфе – длинная дуга почти коснулась поверхности земли, а потом резко ушла вверх. Лезвие врубилось прямо в закрывающуюся пасть, раскрошив по пути несколько зубов, и напрочь снесла верхнюю челюсть вместе с макушкой покатого черепа. Сочный хруст, брызги желтой слизи, и, не успев толком появится на этот свет, Косяк отправился обратно на тот, из которого видимо и вылез…

Хороший удар! Даже чересчур. Я недооценил свои силы, думал, что топор застрянет в противнике, а он, легко пройдя через голову твари, выскользнул у меня из рук, ударился рукояткой о ствол ближайшего дерева и, бешено вращаясь, улетел куда-то в темную чащу парка. Я же, не справившись с инерцией, потерял равновесие, крутанулся в воздухе и упал на живот рядом с поверженным врагом. Тут же всей спиной ощутил приближение второго Косяка и прямо из лежачего положения отпрыгнул влево. Очень вовремя. Землю рядом со мной вспороли две длинных костяных косы. Я вскочил на ноги, краем глаза отметил движение сбоку и бросился в обход ствола, стараясь оставить его между мной и противником. Началась смертельная карусель. Я метался между толстых деревьев, а тварь, как бешеная обезьяна, гналась за мной чуть выше, ловко цепляясь за стволы и периодически нанося по мне рубяще-колющие удары своими долбанными саблями. Я успевал уходить на пределе возможностей. В самый последний момент. Достать оружие не мог, тупо не было времени, все силы уходили на прыжки, уворачивания, отклонения. Если бы не мои новые возможности, я бы уже давно не скакал, как горный козел, а неподвижно валялся бы в виде отдельных кусков, разбросанных по парку. Но Косяк все равно был быстрее. Я понял, что долго так продолжаться не может. Очень скоро он меня достанет. Деревья вокруг были исчерчены глубокими порезами от мощных ударов острых кос, во все стороны летели щепки коры, тварь торжествующе верещала. Наконец, она меня все-таки достала. Взяла на противоходе, как ребенка. Я начал огибать очередной ствол, а Косяк, прыгавший сзади, нарушая все законы физики, вывернулся в воздухе и оттолкнулся от ствола в обратную сторону, вдруг оказавшись прямо передо мной. Далее последовало два удара. Первый – секущий горизонтальный через живот, второй рубящий сверху прямо в голову. Если бы он нанес их одновременно, я был бы уже мертв, но этот самурай хотел сработать красиво – сначала вспороть мне брюхо, а потом добить, развалив надвое мою башню. Вспороть живот не получилось. Лучшая жилетка – бронежилетка! Раздался отвратительный скрежет кости о металл, фронтальные пластины прогнулись, больно пройдясь по ребрам, но выдержали. Этот удар отбросил меня на полметра назад. Именно поэтому вторая коса, летевшая сверху, вместо головы со свистом рассекла налобную часть шлема, выпирающую перемычку защитных очков и срезала несколько квадратных миллиметров кожи с кончика носа. Косяк бил наверняка, поэтому вложил во второй удар всю свою физическую силу и весь вес своего горбатого тела. Конечность вонзилась глубоко в землю и во что-то воткнулась, в корень, камень, не знаю, причем так хорошо, что зверюга начала судорожно дергаться, безуспешно пытаясь ее вырвать. Я в это время падал на спину после первого удара, споткнувшись обо что-то на земле, оказавшееся моим, как я думал, безвозвратно потерянным, топором. Что-то везет мне последнее время не по-детски. Не к добру, наверное… Я снова увернулся от летящей в меня косы и схватил родной топор. Косяк бился на два фронта: свободной конечностью пытался достать меня и одновременно вырывал из-под земли вторую. Ну ничего, потерпи, дорогой, сейчас я тебе помогу! Я быстро встал, подскочил с безопасной стороны, размахнулся и освободил бедную зверюшку из западни, разрубив напополам мускулистое плечо, торчащее из сухой травы. Бицепс, плечевая кость, трицепс – топор разрезал все это добро, будто совсем не встретив сопротивления. Не останавливая движения, я в развороте сместился ближе и, провернув топор в руке, обрушил его тяжеленный обух туда, где у людей должен располагаться висок. Косяк упал. Я рубанул по другому плечу. С первого раза не вышло, земля внизу мягкая, пружинит. Пришлось приложиться еще парочку, пока тварь не стала безрукой. Точнее – безкосой. Безкосой, но очень даже живой. Уперлась лбом в траву, дерет землю когтистыми ступнями, хрипит, булькает, хочет перевернуться. Нет уж! Хорошего – помаленьку. Удар обухом в затылок, треск, слизь. Фу! До чего вы все здесь мерзкие, чуть не вырвало.

Я устало опустил топор. Да-а, серьезные зверята. Если сейчас начнут еще сверху прыгать – по фигу, буду стрелять. Пусть хоть все Уроды в Городе услышат, мне такие веселые старты еще раз на хрен не сдались.

Я перевел дух, прислонился спиной к стволу. Стало хорошо, тепло и спокойно. Захотелось слиться с этим деревом, со всеми деревьями вокруг, струиться по жилам ветвей, свернуться в уютной колыбели и спать, спать, пока кто-то большой и сильный, тот, кто все знает, не разбудит, не научит…

Э, блядь, Егор! Совсем охренел! Ну ка, сжал жопу в кулак!

Я отскочил от дерева. Ни фига себе! Расслабился, чуть не попался! Ты смотри, как тут все хитро устроено. Чем дальше в лес – тем толще партизаны. Чуть деревом не стал! Или кем там? Косяком?

Ударил себя по щекам пару раз, достал флягу, напился. Полегчало. Снял шлем, повертел в руках, выкинул. Толку теперь от него. Разрубленные очки болтались по бокам головы, как уши спаниеля. Тоже выбросил. Зато теперь ни с кем не перепутают. Посмотрят, скажут – О! Егор идет! Точно он! Вытер о траву топор, убрал за спину, передвинул вперед автомат. Все. Время поджимает, а я тут ерундой занимаюсь!

Побежал дальше.

* * *

…Не по сезону теплый осенний день. Самый конец октября. На небе – ни облачка, только садящееся солнце светит из-за спины, оставляя на зеленом газоне угловатую тень трибун. Воздух по-осеннему прозрачен и свеж. Я на середине Западной трибуны, рядом со мной – мои друзья. Все немного поддатые и возбужденные. Мне двадцать два или двадцать три года, не помню толком. Зато тот день помню во всех деталях.

Последний, решающий матч сезона. Нам достаточно сыграть в ничью, чтобы впервые в истории войти в тройку лидеров. Сталелитейщик забит до отказа. Трибун не видно вообще. Только огромная колышущаяся масса людей, которая, кажется, вот-вот выплеснется за края. Белая, синяя, зеленая. Развеваются огромные флаги, бьют барабаны, гудят дудки со всех сторон. Над стадионом висит многоголосый слитный гул, то усиливающийся и быстро набирающий мощь, когда команда атакует ворота соперника, то разочарованно стонущий и матерящийся, если атака захлебывается или мяч летит мимо. Сорок тысяч человек, объединенные общим порывом, сливаются в какой-то огромный организм, синхронно дышащий и чувствующий. Мое я блаженно растворяется в этом организме, ощущая необыкновенное родство с тысячами незнакомых людей вокруг.

Наша команда, словно физически подталкиваемая в спину мощным ревом болельщиков, обрушивает на противника атаку за атакой. Страсти накалены до предела. По трибунам, не останавливаясь проходит волна за волной. Завораживающее, фантастическое зрелище! Волна доходит до нас, и мы со счастливыми воплями вскакиваем, поднимая руки с флагами, а потом опять садимся в ожидании следующего гребня. Радостный, веселый азарт накрывает прямоугольное поле, будто купол. Солнце медленно садится, зажигаются яркие огни осветительных мачт. Игроки на поле начинают отбрасывать по четыре тени.

И под самый конец игры в наши ворота влетает мяч. Многотысячный разочарованный стон, несколько секунды тишины, а потом самые горячие и неунывающие мужики на Восточной снова разгоняют волну, и поле накрывает еще большее облако азарта и надежды. Первая добавленная, вторая…

Гол!!! Это невозможно передать словами, это можно только испытать самому. Стадион встает в едином порыве и орет во все глотку. Мы подпрыгиваем, размахиваем руками, обнимаемся друг с другом и с незнакомыми людьми на соседних рядах. Сейчас мы все – братья и сестры. Сейчас мы все – одна большая счастливая семья…

Почему-то вспомнился именно этот день. Может быть из-за невозможного, доведенного до полного абсурда контраста чувств и эмоций, связанных со стадионом тогда и сейчас.

Бездонно-прозрачное голубое небо и низкая серая мгла, перечеркнутая темными кривыми, словно вырезанными из картона, трассами туч. Яркие трибуны, заполненные тысячами живых, нормальных людей и пустые, ободранные железобетонные гребенки рядов без единого сидения, уходящие вверх, которые больше никогда не заполнятся. Радостный гул и крики толпы и мрачная, ватная тишина и пустота. Счастье и восторг. Беда, ненависть и страх. Свет и тьма. Жизнь и смерть…

Я медленно шагаю по сухой желтой траве газона, на котором белеют остатки разметки, к центральному кругу. Все мое оружие осталось за спиной, сваленное в кучу около углового флажка. Точнее около того места, где он когда-то торчал. Помнится, сидя на трибуне, всегда хотелось оказаться внизу, на самом поле. Посмотреть на стадион глазами игроков.

Вот и оказался. Только смотреть особо не на что.

С трех сторон нависают пустые серые ярусы трибун. Западная, Восточная, Северная. Вместо Южной – чернеет выбитыми проемами окон административно-бытовое здание, где располагались раздевалки для команд, пресс-центр, а наверху висело огромное электронное табло. Оно и сейчас там висит. И даже работает. Светится надпись «……….. (……) – Спартак (Москва) 0–2» Название нашей команды почему-то не написали, так же, как и фамилии забивших голы игроков. Зато эмблема областной администрации сверкает и режет глаза, словно только что покрасили. По-моему, самые яркие цвета, которые я видел за все время в мертвом Городе. Вот сволочи, даже здесь себя пропиарили… Мачты освещения, закрученные в спирали, слепо светят в разные стороны неоновыми огнями.

Стадион, конечно, не совсем пустой, иначе зачем мне было бы по нему шляться, да еще без оружия. На крайних верхних углах Западной и Восточной трибун неподвижно стоят высокие темные фигуры в городском камуфляже и бронежилетах. Угловатые, чем-то похожие на мутировавших богомолов. В руках снайперские винтовки. Все четыре ствола направлены в мою сторону. Злобные и давно нечеловеческие глаза припали к оптическим прицелам, в перекрестье каждого из которых, я думаю, находится моя глупая голова…

А в центральном круге поля, прямо в том месте, где судьи перед матчем подкидывали монетку, застыл пятый, главный Урод. Таких я еще не видел. Рост – далеко за два метра, плечи и спина, размером с капот внедорожника, руки до колен. Большой мальчик. Сразу видно – командир. Тот самый Иван Петрович. Садист, людоед, некрофил и просто – хороший человек!

А рядом с ним – моя Настя… Бледная, под глазами круги, но живая и вроде бы даже невредимая. Это хорошо! Это – главное.

Вот такая расстановка игроков на поле. Неожиданная для меня и очень неприятная. С вероятностью девяносто девять и девять десятых процента можно предположить, что счет, высвеченный кем-то на табло, уже отражает результат грядущего матча. Причем Спартак – явно не мы с Настей…

Когда я, наглухо блокировав все мысли, крался вдоль касс стадиона, то, если честно, вообще не знал, что буду делать дальше. Штурмовать, взрывать двери или просто постучаться и попросить открыть? Присутствие Уродов ощущалось, но как-то не явно. Словно издалека. Я долго осматривал в бинокль стадион и окрестности, но ни малейшего движения не обнаружил. Зато обнаружил их логово.

Приличная часть подтрибунного пространства в глубине, за рядом внешних колонн, была заложена кирпичом. Причем заложена от души. Судя по внешнему виду кладки, толщина стены – не меньше двух с половиной кирпичей. Из нее наружу частой сеткой торчат толстые арматурины. Массивная стальная дверь. Такую хрен взорвешь. Во всяком случае моими гранатами точно бесполезно. Над дверью что-то нарисовано. Я подкрутил оптический зум, приблизил. Намалевано грубо, но узнаваемо. Треугольник с глазом, точно такой же, как у нас в подвале Сарая. Рисовали похоже кровью. Длинные грязно-багровые потеки темнели под рисунком и на поверхности двери.

Посидел в укрытии, подумал. Потом быстрыми, короткими перебежками добрался до первого ряда колонн, поддерживающих массивные фермы, на которых лежат трибуны. Никто на меня не прыгнул, никто не выстрелил. Ощущение опасности было все таким же размытым. Странно. Точно подстава какая-то…

Вокруг – справа, слева, вверху, висели человеческие скелеты. Без черепов. Грубо скрепленные проволокой, они были привязаны к горизонтальным балкам, оголовкам колонн, нижним поясам ферм. У многих руки перепутаны с ногами, у некоторых конечности, вообще, отсутствуют. Висят, как праздничные гирлянды… Нет, все-таки Уроды – есть Уроды! Перед дверью была разбросана одежда, сапоги, ремни, рваные разгрузки и прочая амуниция. Валялся даже калаш со сломанным затвором. То есть, здесь они раздевают добычу, внутри трапезничают, а из костей мастерят вот такие элементы декора и вывешивают перед дверью на страх врагам. Высший разум, бля! А уж запахи тут витают, аж глаза слезятся. Внутри, наверное, просто – газовая камера.

Кстати, про то, что внутри. За дверью я не ощущал вообще ничего. То есть, чувствовал полупустые объемы помещений, коридоры, даже подвал какой-то просматривался, но ни людей, ни Уродов там точно не было. Живых, во всяком случае.

Подошел к двери и, недолго думая, дернул ручку. Закрыто. Может постучать? А давай!

Постучал. Громко, кулаком.

И тут с неба грянул голос. Да так неожиданно, что я аж присел. Прижался спиной к стене, вскинув автомат.

– Приперся, рыцарь без страха и упрека?!

Я сообразил, что голос многократно усилен колонками, с помощью которых диктор объявлял составы команд, счет в матче и прочую ерунду. Надо же, еще работают!

– А мы тебя здесь, на поле, ждем. Думали уж – не придешь!

Говорил явно Урод, глухо и мерзко шепелявя.

– Давай, Егор, трибуну обходи слева, поговорить надо! Тем более, баба твоя у меня тут валяется. Ты ж за ней пришел?

Ага. Поговорить… Я приоткрыл мозг и попробовал отправить ему мысленную телеграмму:

– Пошел на хер вскл не верю тчк.

Как ни странно – получилось! Урод понял смысл сказанного, громко захрюкал в микрофон, типа посмеялся, и сказал:

– Сейчас поверишь, мясо! В чувство ее приведу…

Прошло секунд десять и где-то совсем рядом, прямо за трибуной зажегся теплый знакомый огонек. Слабый-слабый, но мне достаточно было и этого. Настя. Живая.

– Почуял, экстрасенс? – раздалось сипение Урода. – Давай бегом сюда, пока я ее резать на ленточки не начал. Все, бля! Шутки кончились!

Вариантов не было…

Я пересек половину поля и остановился перед ними. Настя, которую улыбающийся Урод по-хозяйски приобнял своей длиннющей граблей, вырвалась и кинулась ко мне. Прижалась, дрожа. Я потянулся к ней мыслями.

– Все в порядке?

– Вроде, да… – после небольшой паузы прозвучало у меня в голове. Даже, скорее, не прозвучало, а прорисовалось чередой образов. – Доктор вколол что-то, только что очнулась. Как с похмелья, блин. А тут еще эти вокруг… Что случилось, Егор? Ты сам как?

Понятно. Ничего не знает. Ни про ночное нападение, ни про смерть своих друзей…

– Потом. – ответил ей я.

Поднял глаза на Урода. Да. Этот явно достиг максимального уровня апгрейда. Это ощущалось сразу. Он буквально излучал силу и равнодушную жестокость. Дьявол во плоти. Огромный, страшный, опасный. Глаза буравили насквозь. Закрывать мысли от него было очень трудно.

– Все? – спросил он. – Наворковались, голубки? Тоже без слов теперь умеете? Молодцы!

Я обвел взглядом трибуны, снайперов наверху, снова посмотрел ему в глаза.

– На хрена этот цирк? Для кого показуху устроил, Иван Петрович? Или как там тебя теперь зовут?

Урод Уродыч?

– Грубишь, Егор? – проскрипел тот. – Зря. Каждое слово свое потом вспомнишь. Раз двадцать…

– Что надо от нас? – спросил я. – В футбол будем играть?

– Лично мне и моим товарищам от тебя не надо ничего. – проигнорировав мой сарказм, ответил Иван Петрович. – Так, яйца отрезать, поковырять в разных местах пару дней, чтоб поорал погромче, а потом съесть. А вот подруга твоя сладенькая нам очень нужна.

Он посмотрел на Настю. Посмотрел так, что я еле удержался, чтобы не кинуться на него с голыми руками. Если можно выразить взглядом самую извращенную в мире похоть, то он ее выразил. На пять с плюсом.

– Изучить ее нам надо. Обследовать, так сказать, для определенных целей. Другие наших надежд пока не оправдали, а вот она, я прям чувствую, подойдет. – он опять забулькал, смеясь. – Еле удержались, Егор, пока тебя ждали. Так что ты спасибо еще нам сказать должен.

Настю опять затрясло. Я крепко прижал ее к себе, стараясь успокоить, и с чувством сказал:

– Спасибо! Только я не пойму, зачем вы меня ждали, если я вам только в виде обеда подхожу?

– Да посмотреть на вас двоих, таких интересных, хотят. Познакомиться. Вот и попросили подождать.

– Кто?

– А вот это тебе знать вовсе необязательно, мясо. Считай это последним подарком судьбы.

– Мы, что, клоуны, чтоб на нас смотрели?

– Тебе, червяк, честь великую оказывают, а ты тут выкобениваешься! – вдруг разозлившись, рявкнул Урод. Ему явно было не по нраву то, что кто-то нами заинтересовался. – Сейчас посмотрят, уйдут, а я тебе потом такой цирк устрою! Сначала повисишь на гвоздях посмотришь, что мы с Настенькой твоей делать будем, а потом и с тобой представление организуем. Смертельный номер, бля! Ты, кстати, еще за двоих наших ответить должен. Ты хоть представляешь кого убил?

– Ну да. – усмехнулся я. – Как там? Высшую ступень разума?

Иван Петрович молчал. Было видно, что он в бешенстве. Наверное, если бы не предстоящий визит загадочных товарищей, он бы начал рвать меня прямо сейчас.

– А почему только двоих? – продолжал издеваться я. – Доктор ступенью не считается?

– Доктор твой – просто расходник! – прошипел Урод. – Он – не Избранный. Через месяц бегал бы по улицам тупой и голодный.

Вдруг Настя повернула к нему свое бледное лицо.

– Почему? – спросила она. – Почему вы стали такими? За что вы нас так ненавидите? Откуда в вас столько зла?!

Ее понесло:

– Я же помню тебя нормальным… Нормальным человеком! Сильным, веселым, добрым… Кто превратил тебя вот в Это?! Зачем?!

Урод посмотрел на нее все тем же отвратительным взглядом:

– Я все тебе расскажу, сладкая моя. И кто я, и кто меня таким сделал и зачем. Расскажу даже, что это за место и как отсюда выбраться. Только потом. Попозже. В процессе, так сказать… У нас с тобой впереди много веселых и интересных дней. А вот другу твоему сердечному не расскажу. Потому что…

Он осекся. Прислушался к чему-то и рыкнул:

– Головы вниз, твари! Стоять и не двигаться. Вы теперь быстрые, но мы быстрее, так что даже не дергайтесь. Просто стойте и молчите.

Я тоже, как и это мерзкое существо, чувствовал. Чувствовал неспешное приближение сверху чего-то большого и чужого. Обладатель всепроникающего взгляда, который я ощущал с тех пор как вылез на поверхность, наконец, явился.

Теперь я понял, почему местом встречи был избран именно стадион. То, что опускалось на нас, было просто огромным. Ни один тесный близлежащий двор не вместил бы в себя такой объем. Я никак не мог уловить форму этого объекта, чувствовал лишь его габариты и вес. Уловил эмоции Насти, она ощущала тоже самое.

– Все будет хорошо, – прошептал я ей.

Она нашла мою руку и легонько сжала:

– Я знаю. Мы же вместе…

Ощущение величия и мощи, опускающейся на наши головы, вызывало осознание собственной ничтожности и незначительности. Так, наверное, чувствует себя таракан, испуганно глядя на нависший над ним тапок.

Вдруг сзади материализовались три сущности. Именно сущности. Людьми эти граждане точно не были. Своим трехмерным зрением я увидел, как за нашими спинами, словно прямо из воздуха, проступили очертания темных худых фигур. Высоких, раза в два выше Ивана Петровича, и чужих. Совершенно чуждых людям.

Урод, стоявший перед нами, почтительно преклонил колено. Явились Боги, избравшие этих отвратительных мутантов своими слугами. Как там он орал? Великая честь? Трепет в душе быстро сходил на нет. Оставалось только любопытство. Не впечатляли меня что-то эти местные божества. Да, сильные, да могущественные. Но преклонять колени как-то не хотелось. Я тоже сильный, так что обойдетесь…

И тут же мне наглядно продемонстрировали, кто здесь по-настоящему сильный. Тело скрутило судорогой и парализовало. Длинные холодные пальцы легко проникли в мое сознание и, как патологоанатом вскрывает грудь трупа в морге, вскрыли мой мозг, разложили на столе и принялись там равнодушно ковыряться, что-то неспешно рассматривая. Было очень неприятно и противно. Мерзкие пальцы проникали во все самые потаенные углы, нащупывали такое, о чем не знал даже я сам. Рядом тихо застонала Настя, парни умело работали на два фронта.

Неожиданно я почувствовал дикую обжигающую ярость. Я что им, блядь, лягушка на биологии?! Я – человек. И это, на хрен, звучит гордо! Запредельным усилием воли я ударил по ледяным пальцам, представив, что держу в руке острый нож. Пальцы отдернулись, равнодушный фон за спиной пробил всплеск удивления, сменившийся чем-то похожим на одобрение, а потом меня скрутили так, что не то что сопротивляться, даже просто думать получалось с трудом. Дыхание перехватило, а перед глазами вдруг побежала вереница видений и образов. Да таких, что я мгновенно забыл и про гостей с неба, и про Уродов. Забыл про все… Просто открыл рот и смотрел.

Сначала вокруг меня разлился бескрайний мрак открытого космоса, пугающий своей абсолютной пустотой. Я прикоснулся к настоящей бесконечности, впервые в жизни осознав истинное значение этого слова. Затем постепенно темноту начали прорезать яркие облака звездных скоплений, спирали галактик, горящие яростным пламенем сферы звезд, вокруг которых по эллипсам орбит неслись разноцветные шары планет. Переливающаяся миллиардами разноцветных огней Вселенная двигалась и дышала, как огромный живой организм. Невидимая, но ощущаемая мною внутренним зрением структура пространства-времени, уходящая в прошлое и будущее, транслировалась в подсознание в виде сложной объемной сети, похожей на геодезическую модель рельефа на экране компьютера. Я видел на ней даже гравитационные круги черных дыр, огромными водоворотами ломающие стройную структуру материи и безжалостно втягивающие в себя все, до чего могли дотянуться. Лучи света замирали на поверхности горизонта событий и, не в силах преодолеть страшное притяжение, оставались на месте или поворачивали обратно. Даже само время, пронизывающее все вокруг ровным неспешным потоком, проходя мимо этих космических омутов, начинало непредсказуемо искажаться, замедляя свой бег, а то и просто закручиваясь в нечто, похожее на ленту Мебиуса.

Сравнить все это было не с чем. Я смотрел Их глазами. Примитивное человеческое зрение не может охватить взглядом целую галактику, видя при этом самый маленький камушек на безжизненном теле случайного астероида. Было красиво и страшно.

Наконец безбрежный океан Вселенной начал сжиматься. С такой скоростью, что огни небесных тел превратились в линии, несущиеся мимо меня из яркой точки, к которой стремительно приближался мой взгляд. Я почувствовал, что сейчас у меня тупо взорвется мозг, так как он был явно не предназначен для таких информационных режимов, но тут движение резко прекратилось, явив мне красивую желтую звезду, окруженную игрушечными шариками планет. Почему-то я сразу понял, что это Солнце. Наше родное светило, которое я не видел уже больше года и даже уже начал сомневаться в его существовании, знакомым, ласковым светом озаряло пространство. Словно в учебном фильме, мне показывали подробную модель Солнечной системы. Масштабы и расстояния не имели значения. Я прекрасно мог видеть каждую планету в отдельности и всю систему целиком. Вот – маленький, раскаленный с одной стороны и ледяной с обратной, Меркурий, вот – Венера, затянутая плотной облачной пеленой, а вот и моя старая добрая Земля. Неимоверно красивый бело-голубой шар, вращаясь, летел мимо меня. Сквозь полотна облаков прорисовывались знакомые очертания континентов. Знакомые, конечно, но не совсем. То, что я видел немного отличалось от привычного школьного глобуса. Тихий океан был намного больше, чем надо, а Атлантический и Индийский, наоборот, значительно меньше. Североамериканский континент был соединен с Евразийским Гренландией и странно изменившейся Скандинавией. Никакого Карибского бассейна, Мексики и Центральной Америки не было, а Америка Южная была совершенно самостоятельным материком, находясь даже ближе к Африке, чем к своей северной сестре. К тому же Огненная земля тонким перешейком переходила в Антарктику. Также отсутствовали Индонезийский архипелаг и Новая Зеландия, а Австралия, похожая очертаниями, но ощутимо большая размерами, находилась намного ближе к южному полюсу.

Сил для удивления и рассуждений не оставалось. Я мог только смотреть и запоминать.

Оторвался от Земли, глянул дальше. Небольшой, яростно красный Марс, огромный, словно вырезанный из слоновой кости, Юпитер, а вот между ними – еще один сюрприз. Удивительно похожая на Землю размерами и внешней оболочкой, только не бело-голубая, а бело-серая, незнакомая планета кружилась вокруг Солнца по орбите, выставленной из плоскости эклиптики градусов на двадцать. Она мне сразу не понравилось. Веяло от нее чем-то чужим, нехорошим и холодным, таким же холодным, как те пальцы, что сжимали сейчас мое сознание.

Додумать я не успел. Снова резкий скачок через пространство, и передо мной начали мелькать неведомые города, напоминающие хрустальные муравейники, безбрежные океаны странной черной воды, горные хребты, вершины которых скрывались в сизом тумане, лесные чащи исполинских деревьев, между стволов которых плавали белоснежные кучевые облака, дымящиеся темно-зеленые болота, раскинувшиеся от края до края горизонта. Затем перед глазами побежала череда живых существ, странных, страшных, чуждых человеческому взгляду. Они быстро сменялись, превращаясь друг в друга, словно их лепили из одного и того же куска пластилина, а потом появился и человек, точнее его фигура без лица и признаков пола. И все пошло в обратную сторону. Череда трансформаций, в которой мелькнуло несколько вроде бы знакомых зубастых рож, а в конце – снова фигура с двумя руками и ногами, но не человеческая, а явно принадлежащая Уроду.

И под конец я увидел безжизненную багровую равнину, тут и там поднимающуюся пологими холмами к темно-синему звездному небу. Через эту равнину, петляя бесчисленными изгибами русла между холмов, неспешно текла широкая серая река, слепо поблескивая гребнями ленивых волн. На ее пути были разбросаны огромные параллелепипеды, грани которых были сделаны из чего-то типа непрозрачного матового стекла, очень крепкого и несокрушимого на вид. Река втекала в них прямо через стекло, исчезала в плотной туманной глубине, а потом вытекала с другой стороны, постепенно исчезая на далеком, непривычно для глаза выгнутом в обратную сторону, горизонте…

Все это время, пока я смотрел мультики, которые мне включили, словно непоседливому ребенку в кабинете у врача, продолжалось дотошное ковыряние в мозгах. Я, ошалевший от увиденного, даже не думал сопротивляться. Наконец, видимо удовлетворившись полученными сведениями, пальцы были извлечены из моего сознания. Вместо них там прогремел голос, так громко и неожиданно, что я чуть не подпрыгнул. Вздрогнула и Настя. Обращались к нам обоим. Обращались на незнакомом, но почему-то понятном языке:

– Мы довольны. Двигайтесь дальше.

Все. Конец связи. Они, блин, довольны…