Текст книги "Аквариум(СИ)"

Автор книги: Олег Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Темные фигуры начали быстро растворяться и в тот момент, когда их присутствие почти перестало ощущаться, я самым краем сознания уловил быстрый мысленный обмен неведомых гостей с Уродом. Что-то они ему сказали. Явно про нас, но что конкретно я понять не успел. Тяжелая громада над головой начала быстро подниматься, прошло несколько секунд и ее давление пропало. Совсем. Как будто ничего и не было. Хотели посмотреть, посмотрели и свалили…

Я открыл глаза. Петрович стоял перед нами, высоко задрав голову, и смотрел в небо. Сложно было ориентироваться в мимике столь безобразной физиономии, но в данный момент она должно быть выражала исступленное благоговение. Посередине мощной жилистой шеи выделялся огромный кадык, прорвавший кожу и похожий на вылупляющегося чужого из одноименного фильма. Может попробовать со всей дури, да по этому кадыку? Мало не покажется. Я бросил взгляд на трибуны. Снайперы, в отличие от своего командира, не поддались торжественности момента прощания с Богами, стволы винтовок были все также направлены на нас. Нет, даже если получится пробить, расстреляют сразу. Мы на открытом пространстве, а реакция у них точно не хуже моей. Будем ждать…

Ждать пришлось недолго. Урод громко выдохнул, опустил голову, неуловимым движением перекинул из-за спины Грозу, одновременно сделав два шага назад, и направил ствол в нашу сторону. Молча поднял левую руку.

– Даже не пытайся, – сказал он мне, в то время как четыре его товарища покидали свои посты и плавными, но очень быстрыми движениями приближались к нам.

Подошли, встали полукругом. На меня внимания почти не обратили, злобно зыркнули пару раз, зато на Настю смотрели так, будто они – голодные дети подземелий, а она – кусок свежего торта. Рожи страшные, похожие друг на друга, как китайцы, но различия найти можно. Видимо, человеческий геном оставил этим обезьянам напоследок хоть какую-то память о себе. Наверное, чтобы сами не запутались, кто – есть кто. Ну и рост, конечно, у всех немножко разный. Самый низкий всего на полголовы выше меня, а самый длинный – наш дорогой Иван Петрович.

– Ну что, друзья, – проскрипел он, тоже буквально раздевая Настю глазами, – Пора приступать к процедурам! Прошу за нами! И без шуток, пожалуйста. Сами понимаете, шансов у вас нет.

Помолчал, подумал. Повернулся к своим:

– Может им ноги прострелить? На всякий пожарный? А то этот вот больно шустрый стал, говорят. Да и лапочка наша тоже не простая…

– Ему можно, – прогудел в ответ один из Уродов, равнодушно смотря на меня, – А бабе не надо, Петрович. Пусть пока целенькая будет.

Вот, клоуны дешевые! Ведь специально для нас вслух разговаривают…

– Уважаемые товарищи садисты! – я поднял руки вверх. – Торжественно клянусь не делать резких движений. Не стреляйте в меня, пожалуйста.

Быстрый мысленный обмен, причем между всей пятеркой сразу. Смысл не уловил, успел поймать только эхо оживленной дискуссии. Блин, перестарался! Сейчас ведь на самом деле по ногам шмальнут и все тогда. Точно пипец нам. Итак, толком неясно что выйдет…

– Ладно, Егор. – изрек наконец главный, решивший за всех, – Никуда не денешься от пяти стволов. Сам пока иди, мясо…

Торжественная процессия двинулась к краю поля. Мы вдвоем – чуть впереди, Уроды широким полукругом сзади. Повесили винтовки на спину, в руках держат автоматы. Такие же, как у Петровича, небольшие короткоствольные, со странно смотрящимися, расположенными позади рукоятки магазинами. Где такие взяли только? Я думал, что в нашем Городе даже у спецназа такого нет.

Когда проходили мимо угла поля, где кучей лежало мое оружие, один из них, повинуясь бесшумному приказу Петровича, метнулся к нему, подобрал.

– Хороший топор! – сказал он. Один из его нижних клыков пророс прямо через остатки губы, поэтому говорил он присвистывая. В другой ситуации слушать его было бы даже забавно. – И пистолет тоже ничего. А вот автомат у тебя, ублюдок, вообще никакой. Прикиньте, у него затвор поломан, а он с нами воевать приперся!

Я молчал. Идти оставалось недолго. Я громко включил пластинку обреченного равнодушного смертника и осторожно позвал Настю на одном из самых низких диапазонов мыслей. К злобному давящему фону окружающих меня существ я давно адаптировался и почти не обращал на него внимания, поэтому Настя откликнулась почти сразу, на той же, так сказать, волне. Мы, словно два радиолюбителя, нашли свои числа УКВ и настроились друг на друга.

Общение был коротким, но емким. Это вам не словами разговаривать. Пришлось вкратце показать ей трагические события прошедшей ночи, реакция была ожидаемая, ярко-горькая, но Настя, молодец, быстро прикрыла ее, не дав выскочить наружу, да и я, как мог, придержал. Потом последовал быстрый инструктаж относительно дальнейших действий, спор о том, кто больше рискует, причем я был приятно удивлен ее совершенно искренним страхом за меня. Наконец, договорились…

План был, надо признать, так себе. Шансы совсем невысокие, но в сложившихся обстоятельствах лучше хоть какой-то продуманный алгоритм действий, чем совсем ничего. Еще мне не давал покоя вопрос, почему эти любопытные ребята, недавно ковырявшиеся в наших мозгах, выразили нам свое одобрение, но оставили на явную погибель в руках Уродов. Да, они что-то сказали Петровичу напоследок, но я не думаю, что это был приказ отпустить нас. Трепет, который он испытывал перед своими Богами, исключал любое непослушание. А сейчас нас целенаправленно вели на убой, или даже хуже. Таким образом, получалось, что небожители намекнули, что вы – типа молодцы, Егор да Настя, но посмотрим теперь, как здесь выкрутитесь. Получится – будем дальше разговаривать. Не получится – ничего страшного, других найдем. Тех же Уродов. Не просто так же они их опекают, может выбирают, кто из нас лучше? Только в чем и для чего?

Мы обошли внешний угол трибуны и двинулись к убежищу Уродов. Я еще громче включил мычание скота, которого ведут на убой, Настя начала наполнять эфир сигналами паники и животного страха. Как достоверно у нее получается! Ну еще бы, притворяться-то особо не надо.

Стена бункера занимала пять пролетов колонн в ширину, то есть, где-то метров тридцать. Дверь была посередине – в глубине среднего пролета. Расстояние до нее под трибунами было около десяти метров. По моим расчетам нас должны были провести именно тут. Так и произошло. Мы все оказались перед кирпичной стеной, ощетинившейся ржавыми стержнями арматуры, на прямоугольнике, площадью в триста квадратов, завешенном человеческими скелетами. На этой площадке и должен был быть приведен в действие мой незамысловатый и отчаянный план. Главное – отвлечь Уродов. Обратить все внимание на себя, а не на то, что вокруг.

Нам приказали остановиться перед дверью. Петрович был явно чем-то обеспокоен. Он вертел головой, прислушивался, но мы с Настей испускали такие эманации страха, что, наверное, сбивали его чуйку напрочь.

– Раздевайтесь! – бросил он нам. От былого полушутливого тона не осталось и следа. Перед нами стояла страшная, сильная, злая и жестокая тварь. Он повернулся к двум своим подчиненным:

– Стол пока подготовьте там! Водой все слейте на пол. Она мне чистая нужна… И для этого, – кивок в мою сторону, – Место на стене освободите.

– А с той бабой что делать? – спросил один из них, видимо имея в виду короткостриженую Юлю, про судьбу которой до сего момента было ничего не известно.

– Что, блядь? Говорю же – со стола уберите на хер, а сам стол помойте!

– А если живая еще? – субординация в отряде Уродов пока явно хромала.

– Тогда бросьте где-нибудь, потом займемся… Хотя нет! Лучше на стену перед столом повесьте, там тоже крючья есть… Даже если сдохла уже, все равно вешайте, Настеньке чтоб веселее было. Будет на столе лежать и на подругу смотреть.

Настя начала плакать, закрыв лицо руками. Я упал на колени:

– Пожалуйста, не надо! Ее хотя бы отпустите! Со мной, что хотите делайте, режьте, стреляйте, пытайте! Ее отпусти, Петрович!

– Да на хер ты нам сдался? Нам она нужна, а ты так – мужикальное сопровождение! – он криво усмехнулся своему каламбуру. – Хотя что-то спекся ты, Егор, по ходу. Все, больше не мужик? Или дурачком прикидываешься?

Потом рявкнул:

– Раздеваться! А то сами разденем.

Один из Уродов не вытерпел, подскочил к Насте, пытаясь снять с нее майку. Она забилась в истерике, вырвалась, закричала:

– Не надо! Не надо! Я сама! – и попыталась трясущимися руками сдернуть майку наверх, медленно пятясь поближе к внешним колоннам.

В это время раздался лязг замка. Двое тварей начали отпирать дверь.

Это было сигналом. Теперь все в наших руках. И ногах…

– Не надо! – последний раз взвизгнула Настя и вдруг, словно быстроногая лань, бросилась наружу из-под трибун через боковой пролет, высоко подпрыгнув, пробегая между колоннами. А потом резко, под прямым углом свернула направо, уходя за угол. Двое Уродов темными тенями устремились за ней, вскидывая автоматы.

– Не стрелять! – проревел Петрович, чуть повернув голову в их сторону, но не отводя от меня короткого ствола Грозы. А я в это время уже летел в длинном прыжке в другую сторону, поближе к тому месту, где под стеной в куче хлама лежал мой 74-й. Среагировал Урод мгновенно. Затрещал автомат, и дорожка разрывов от девятимиллиметровых пуль, быстро догоняя меня, побежала по стене.

И в это время оставшиеся двое мутантов, наконец, распахнули дверь в бункер.

Растяжки я ставил впопыхах, но от души. Еще гремело в ушах эхо усиленного громкоговорителем голоса Ивана Петровича, звавшего меня на футбольное поле, а я уже растягивал лески и отгибал усики гранат, которых я взял с собой с запасом. По две в каждый пролет между колонн, кроме центрального, и еще две – под дверь, чтоб сработали на ее раскрытие.

Поэтому сейчас мало не показалось никому. Ни тем, кто замер в проеме распахнутой двери, ни тем, кто, преследуя Настю, пробежал между колоннами, ни поливавшему меня огнем Петровичу, ни даже самому изобретателю столь коварного плана, то есть – мне. Рвануло практически синхронно около двери и в пролете. Сначала в первом, через который сунулись Уроды, потом в соседнем.

Хорошо, что не рухнули трибуны.

Череда ярких вспышек, оглушительная канонада взрывов, сизая пелена дыма, заполнившая все вокруг, дикая боль в ушах от резкого перепада давления, свист, лязг, а потом что-то острое и горячее прошило мое левое бедро. Только новые возможности моего организма, научившегося намного лучше использовать заложенный в мозг и тело потенциал, удержали меня на грани сознания и не дали болевому шоку парализовать волю. Ужасные гирлянды из человеческих костей разметало во все стороны. Сверху сыпалась штукатурка, куски бетона, все огромное сооружение трибуны вибрировало и стонало, издавая постепенно затихающий металлический гул. Из-за дыма слышался нечеловеческий рев и вполне человеческий мат. Чувствуя, как трещат сжатые зубы, я нащупал свой автомат и, перекатившись метра на три от стены, попытался подняться. Не получилось. Нога пылала болью и не слушалась. Сквозь клубы пыли я не видел ничего вокруг, но внутренним взглядом чувствовал, как минимум двоих живых. Чувствовал их боль, ярость и жажду мщения. Где-то за стадионом я уловил Настю и еще одного Урода, удалявшегося вместе с ней. Плохо! У нее то оружия нет.

Воздух вокруг меня рассекла очередь, потом еще одна. Близко. Тоже меня чуют. Я переполз в сторону, приподнялся на локтях и начал стрелять в две красные фигуры, проецируемые в пространство перед глазами моим подсознанием. Попал. Причем несколько раз и в обоих. Только в туловище, голову в моем положении было поразить очень сложно. А если не в голову, значит только зря стрелял. Они в бронежилетах и, вообще, Уроды, а не люди. Я перекатился за ближайшую колонну, вжался в землю. Тут же раздался металлический лязг, полетели искры, колонна затряслась, а щеку обожгло. Блин, надо что-то делать с ногой, а то меня сейчас как котенка в оборот возьмут. Красные фигуры стремительно двигались впереди, меняя позиции. Снова очередь. И снова колонна героически приняла удар на себя. Я высунулся, дострелял магазин, вставил второй, примотанный к пустому, замер.

Дым рассеивался. Я сосредоточился на своей левой ноге, усилием мысли выдавливая из нее боль и отключая чувствительность. Хорошо быть суперменом! Артерия не перебита, связки целые, но в мясе засел кусок металла, видимо, осколок. Двигаться мешает исключительно боль от его трения о ткани. Готово! Ненадолго, правда, но пока сойдет. Потом буду загибаться, конечно, но до этого потом надо еще дожить.

Приготовился, вжался посильнее в землю и, с силой оттолкнувшись рванул назад и вправо к углу стены бункера, на ходу оценивая обстановку. Видно было уже более менее. Один Урод застыл около покореженной двери, направив в мою сторону автомат. Держал он его одной рукой, другая отсутствовала. Его напарник, принявший на себя большую часть двойного взрыва, кусками валялся рядом, а кусками торчал в стене между арматурой. Хорошо его разделало! Примерно такая же судьба постигла еще одного, из тех двоих, что погнались за Настей. Взрывом его выкинуло из подтрибунного пространства на улицу, где он и лежал без ног в луже своей черной крови. Непонятно живой или нет, вроде не двигается. Второй, бежавший с ним через проем был уже где-то далеко, видимо успел заметить растяжку и рвануть в сторону. Петровича я не видел и не чувствовал. Вообще. Хотя он точно был где-то здесь. Живой и злой.

Урод около проема пропустил мой бросок за угол, запоздало полоснул очередью по стене и затих. Наверное, перезаряжается. Я высунулся, выпустил тройку по двери, за которой прятался противник и замер на месте. Интересно, поведется или нет?

Повелся. Любопытный. Я начал стрелять за долю секунды до того, как он резко выглянул из-за своей двери и получил вторую тройку прямо в облезлый лоб. Брызнуло черным, горбатая фигура завалилась набок и замерла. Вот так, Егор! Уже быстрее мутантов становишься. Да, я теперь – сверхмутант!

И тут меня прострелила вторая огненная стрела, даже две. Левое плечо и левый бок. Сука, Петрович! Как же я его пропустил? Закрылся наглухо, обошел снаружи и всадил с тридцати метров в бочину. Я, застонав, повернулся всем телом в его сторону. Огромная фигура стояла перед колоннами и целилась в меня. Я начал поднимать автомат, осознавая, что критически опаздываю. Все! Этот не промахнется…

Но даже у самых главных Уродов могут кончится патроны. Петрович тупо уставился на отъехавший затвор, заревел, отбросил Грозу и, обезумев от ярости, двинулся ко мне, явно намереваясь располосовать меня когтями на мелкие-мелкие кусочки. Я, превозмогая боль во всем продырявленном теле, упер автомат в грудь и, как учил Леший, начал стрелять с одной руки. Поднять ствол, чтобы попасть в голову не получалось, я всаживал пули ему в корпус, понимая, что с тем же успехом мог бы стрелять в катившийся на меня танк. Эффекта не было никакого. Урод, чуть пригнувшись широким шагом шел на меня. Нет, это точно какой-то робокоп! Камуфляжная ткань на груди и плечах разодрана в клочья попаданиями, из шеи течет черное, в лысой башке застрял толи осколок, толи кусок бетона, а ему по барабану! Добравшись до колонн, чуть присел, оттолкнулся и прыгнул. И тут я все-таки смог попасть ему в башню. Пуля ударила чуть выше покатого лба по касательной и, отрикошетив от толстого черепа, с визгом унеслась в сторону. Убить не получилось, но прыжок я ему сбил. Петрович споткнулся, потерял равновесие и сделал несколько шагов вперед, чтобы не упасть. Прямо в проем между колоннами.

Я ставил растяжки в четырех проемах из пяти. В двух левых, где они уже свое дело сделали, заварив всю эту кровавую кашу. И в двух правых. Там гранаты так и остались на боевом взводе, чудом до сих пор не сработав в том аду, что творился здесь пару минут назад. Если бы Петрович успел прыгнуть, с ним бы ничего не случилось. Он успешно пролетел бы над леской и сполна утолил свою жажду мщения. Но он не успел.

За долю секунды до щелчка я сжался в своем углу в комок и инстинктивно прикрыл голову руками. Рвануло громко, прямо под его ногами. Гранаты в соседнем проеме почему-то не сдетонировали, но Уроду хватило и этого. Его подбросило метра на два, перевернуло в воздухе, и он ногами вперед полетел прямо ко мне, заодно прикрыв меня от осколков своей огромной тушей. Я быстро, как мог, откатился. Совсем рядом в стену с треском врезалось почти два центнера изрешеченного металлом мяса. Я откатился еще дальше, с трудом встал, совершенно не ощущая левую половину тела, и начал пятиться вдоль стены, не веря своим глазам. Мясо было еще живо. Петрович медленно вставал на ноги, не отрывая от меня взгляда, в котором бушевал огонь преисподней. Блин, он из чего сделан, вообще? Прямо под жопой граната рванула, а у него даже все конечности на месте! Даже пальцы все!

Я привалился плечом к кирпичу, поднял автомат, в магазине которого оставалось от силы патрона три, и, сильно сомневаясь, что даже очередь в лоб сможет что-то изменить, прицелился в уродливую рожу.

И тут наверху затрещало. Старый добрый Сталелитейщик, предназначенный исключительно для спортивных баталий, а не для настоящих гладиаторских боев с применением противопехотных оборонительных гранат, наконец не выдержал творящегося на нем безобразия. Тяжелая косоугольная ферма, сваренная из металлических уголков, со звонким лязгом оторвалась от внешней колонны и, словно огромная гильотина, вонзилась в землю прямо посередине между нами, а целый сегмент железобетонной гребенки трибун шириной около двенадцати метров, край которого она поддерживала, накренился вниз, застыл на долю секунды, а потом рухнул вслед за ней, погребя под собой несчастного Ивана Петровича.

Я вжал голову в плечи, ожидая такой же участи, но стадион молчал. Огромная конструкция, лишившаяся одной из опор, немного деформировалась, сбросив с себя лишнее, и застыла в шатком равновесии. Я, пошатываясь, пошел вдоль стены к тому месту, где недавно стоял Урод. Залез на бетон. Под ногами оказались бывшие зрительские места восемнадцатого сектора, точнее его половины, вторая часть часть выдержала, оставшись наверху. Аккуратно преодолел упавшую трибуну и посмотрел вниз. Пипец! Из-под края бетонной гребенки торчала голова Урода и с яростью смотрела на меня. Изо рта, носа и ушных отверстий текли струйки черной крови, но он был жив. Хрипел, клокотал и исторгал в пространство потоки дикой ненависти. Больно ему, видимо, не было. Вообще. Я направил автомат в переносицу, подумал, потом пробормотал:

– Нет. Тебя надо, бля, как вампира, или сжечь, или бошку на хрен отрубить…

Слез с трибуны, доковылял до покосившейся двери в бункер. Начал искать свой топор. Голова соображала плохо. Организм пребывал в шоке. Ноги тряслись, простреленные плечо и бок то взрывались острой болью, то немели, словно чужие. Наконец топор нашелся. Я вернулся к Петровичу, наклонился над ним и сказал:

– Проиграл ты, высший разум! Нас они выбрали, а не тебя… Урод!

Рубить одной рукой было очень неудобно, но я справился. Удара с пятого. Голова, все это время прожигавшая меня обезумевшим от ненависти взглядом, отделилась от шеи и откатилась в сторону, уставившись лицом в землю. Я на всякий случай перевернул ее топором, рукой побоялся, вдруг укусит. Все. Готов Петрович. Погасли глазки.

Спотыкаясь, побрел прочь. Лишь с одним топором, опираясь на него, как на трость. Про оружие, разбросанное под ногами, даже не подумал. В голове была только одна мысль: «Где Настя?». Я ее не чувствовал. Я не чувствовал вообще ничего вокруг. Все мои внутренние резервы уходили на то, чтобы хоть чуть-чуть сдержать текущую из ран кровь, уменьшить боль и не отключиться.

Проходя мимо безногого Урода, услышал тихое сопение. Этот тоже живой! Культи ног уже покрылись тонкой пленкой новой плоти, осколочные раны на затылке начали затягиваться. Пришлось останавливаться, снова тратить силы, отделяя голову от тела. Я сегодня – настоящий палач! Где мой красный колпак?

Кое-как добрел до Елисейской, по пути раза три упал. Посмотрел вдоль улицы. Среди разноцветных сидений рядом с друг другом лежали два тела. Один – точно Урод. Даже отсюда видно горбатую спину. А вот второй… Сердце бешено заколотилось. Нет! Не может быть! Не может…

Я почти бежал. Откуда только взялись силы? Хрустя пластиком и вихляя из стороны в сторону добрался до трупов. Последний, пятый, очень шустрый мутант, ушедший от растяжек, лежал на боку. Тот самый, шепелявый, с клыком через губу. Мертвый. В голове несколько пулевых отверстий. А рядом с ним…

Кирюша… Горло разодрано, остекленевшие глаза уставились в небо, оружия нет. Вот тебе и бычок… Не побоялся, значит, дошел. Спасибо…

– Егор! – раздался сзади голос.

Я резко обернулся… Настя с автоматом в руках бежала ко мне. Живая. Живая!

Рванулся ей навстречу, ноги подкосились, упал прямо на левый бок. В глазах потемнело, побежали разноцветные круги.

Она обняла меня за шею и начала целовать. В глаза, губы, щеки, лоб, заливая мое лицо теплыми слезами…

– Господи, в крови весь! Егор!

Я блаженно плавал в волнах ее нежности и любви. Боль уходила. Настя, может быть, сама того не осознавая, отдавала всю себя, лишь бы только облегчить мои страдания, удержать меня на этой стороне.

– С тобой все хорошо? – с трудом спросил я.

– Да. – сквозь слезы ответила она, гладя меня по голове. – Этот меня почти догнал уже, а тут Кирилл откуда-то взялся, стрелять в него начал… Урод к нему кинулся и убил, но Кирюша ему по ногам полоснуть успел в последний момент, тот упал, подняться не мог… Я подбежала, автомат подняла и в голову добила… А потом обратно пошла… За тобой…

За мной… За мной. Странный Город. Чувствуешь себя самым счастливым человеком на свете в самых, казалось бы, неподходящих ситуациях. То, сидя в сыром, темном подвале, прикованным к трубе, то вот, как сейчас, истекая кровью…

– Да что же как хлещет-то, а? Сейчас, подожди, перевяжу чем-нибудь. На стадионе то что?.. Егор? Егор?! Ты меня слышишь?! Егорушка, ну пожалуйста, не уходи! Слышишь, Егор?!

– Слышу… прошептал я, открыл глаза и улыбнулся, – Все хорошо. Все теперь будет хорошо…

И вырубился…