Текст книги "По дороге к высокой башне. Часть третья (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

И Улдуй и Гулуй не были богачами, поэтому их воины не имели крепких доспехов. То, что жители долины ковали из железа и меди кочевники мастерили из шкур. Правда хорошо выделанная воловья хребтина была способна с легкостью выдержать скользящий удар сабли, но с железным доспехом она, конечно, сравниться не могла. Ханы старались избежать больших потерь и рассчитывали на внезапность нападения, поэтому крепко задумались после того, как первая атака на монастырь не увенчалась успехом. При штурме обители они потеряли три десятка воинов убитыми и почти столько же раненными. Это было много. Степные военачальники не ожидали, что укрывшиеся в монастыре люди окажут такое сопротивление. Надеясь столкнуться на стенах с перепуганными монахами и несколькими глупыми стражниками, Улдуй просчитался. Едва не став жертвой огненной молнии, выпущенной с одной из башен, хан стал осмотрительней.

Откатившись от ворот монастыря, степное войско замерло в ночи, размышляя над тем, что делать дальше, а тем временем основные силы орды штурмовали земляной вал. Кровавое зарево металось над холмом, а звуки битвы тихие вначале теперь доносились до нас словно раскаты приближающейся грозы.

– Трудно приходится Рипону, – вздохнул Пошун, протирая чистой тряпочкой лезвие меча. Оружие, собранное в лесу мертвецов, прошло проверку боем. Старый воин добавил к прежним зазубринам парочку новых, но клинок выдержал.

– Если степняки опять пойдут на штурм нам тоже придется не сладко, – проворчал Холин. Он сидел на перевернутом пустом бочонке и перевязывал руку куском чистой рубахи. Когда его задела вражеская сабля бывший разбойник не помнил. Рана сильно кровоточила, но была не опасной.

Можно было сказать, что мы легко отделались. После боя на стене обнаружили десяток мертвецов и примерно столько же раненых. Тех, кто, как и Холин пострадал легко, я к ним причислять не стал. Жалко было мальчишку, прибывшего из Таруса, но все что я мог сделать для него – это прочитать отходную молитву. Больше из дворян не погиб никто. Может быть, нас сберегли хорошие доспехи, а может быть воинское умение. Ниман почти все время был рядом со мной. Он зарубил двух степняков и теперь мог по праву считаться настоящим воином. Остальных дворян мне тоже не в чем было упрекнуть, кроме Зумона и его брата. Выслушав мою гневную отповедь, воины поклялись больше никогда не оставлять свой пост. Я отпустил их оплакивать незаконнорожденных братьев. Оба оруженосца сложили головы, защищая северную стену. Так боги наказали неразумных дворян.

А степь волновалась. Слишком много было в ней людей и коней. Мы слышали гортанную речь, храп лошадей, видели размытые тени, двигающиеся в высокой траве. Никто из нас не говорил об этом, но по настороженным взглядам друзей я понимал, что они готовят себя к самому худшему. Слишком трудно далась нам победа в первом бою, а ведь кочевники еще не использовали даже десятую часть той силы, которая пришла издалека. Можно ли сдержать такую мощь? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой – конечно, нет.

– Надо отчистить твою кирасу, – проворчал Холин, – она вся в крови. Заржавеет.

Я пожал плечами. Измученный боем я даже думать не мог о том, чтобы заниматься чем-то подобным. От удара о землю гудели ноги, а натруженные ремнями плечи болели. Кираса весила много и, несмотря на то, что она уже несколько раз спасла мне жизнь, я бы с радостью от нее избавился. Никогда прежде мне не доводилось сражаться в полном доспехе. Сняв с головы шлем, я присел прямо на камни, облокотившись о стену. Больше всего мне хотелось закрыть глаза и забыться мертвым сном, но я знал, что из этой затеи все равно ничего выйдет. Возбужденный видом крови я бы все равно не заснул. Когда я закрывал глаза перед внутренним взором вставали перекошенные рты степняков, рвущихся на стену.

– Обойдусь, – ответил я, стягивая латные перчатки, – не успею отчистить, как опять запачкаю.

Холин усмехнулся, сделал большой глоток и протянул мне бурдюк с вином.

Слава монахам, которые оставили нам богатые запасы!

Я поднял бурдюк высоко над головой и сжал обеими руками, чтобы вино полилось мне прямо в глотку, но едва не захлебнулся, поймав губами упругую струю.

– Не жадничай, – попросил Холин, ему хотелось выпить еще, и он боялся, что я не оставлю ему ни капли.

Разлившееся вино попало под нагрудник, и я с наслаждением почувствовал на разгоряченной груди холодные струйки.

– Не хотите сыра? – спросил Ниман.

Воспользовавшись затишьем, мальчишка сбегал в кладовую и принес еду.

Я с благодарностью кивнул, вернул Холину порядком полегчавший бурдюк и взял у юноши большой кусок.

– Сам, почему не ешь?

Ниман с отвращением покачал головой.

– Не могу. Кусок в горло не лезет.

Зато у Колуна аппетит был отменный. Вот уж кто не страдал угрызениями совести, так это старый разбойник. После боя он первым отправился в кладовую и принес оттуда вина и солонины. В отличие от Нимана Хромой ни с кем делиться не собирался. Он забился под лестницу и, урча, словно дикий зверь рвал крепкими зубами соленое мясо, шумно запивая его вином.

Я совершенно случайно увидел его, обходя дозором двор монастыря.

– Спасибо за помощь, – сказал я, присаживаясь рядом.

Колун злобно зыркнул на меня, демонстративно пряча за спиной бурдюк.

– Не за что, – проворчал он.

Разбойник не терял времени даром. Он раздел мертвого наемника и напялил на себя крепкий кожаный панцирь, а на пояс вместе с трофейной саблей повесил увесистый топор.

– Что будешь делать? – на всякий случай поинтересовался я.

С одной стороны, Хромому деваться было некуда, но я хотел быть уверен в том, что он не попытается втихомолку улизнуть.

– А, что я могу, – буркнул Колун, – в город мне теперь дороги нет. Значит, буду с вами степняков резать.

Передвижения кочевников перед рассветом стали заметней. То здесь, то там вспыхивали сигнальные огни и слышались окрики командиров.

– Как вы думаете, что они будут делать дальше? – спросил Рамин, вглядываясь в непроглядную тьму.

Большинство костров за стеной прогорели и рассыпались. Чтобы осветить степь мы бросали вниз горящие факелы, но падая на землю, они быстро гасли.

– И думать нечего, – Пошун сунул руку за ворот кольчуги и почесал могучую грудь, – если с наскока не взяли, значит, скоро начнут из луков стрелять.

– Тогда почему сейчас не стреляют, – не унимался Рамин, – почему медлят?

– Они ждут, когда погаснет последний костер, – ответил я за старика.

– Зачем?

– Когда это случится, они подойдут совсем близко, обстреляют монастырь и пойдут на приступ.

Рамин зябко поежился.

– Тягостно ждать, – пожаловался молодой дворянин, – может быть, сделаем вылазку?

– Нас слишком мало, – Пошун отрицательно покачал головой, – лучше отправляйся в башню. Незачем всем на стене торчать.

Старик был прав. Нужно было готовиться к нападению. Большую часть солдат мы постарались укрыть от стрел в башнях, но сами спрятаться не могли. Наступало самое темное время ночи, когда люди чувствуют такую усталость, что почти не могут бороться со сном. Дозорные засыпали прямо у бойниц, поэтому нам приходилось постоянно обходить стену и будить наименее стойких. Я приказал Холину открыть двери храмины, на случай, если кого-нибудь вражеские стрелы застигнут во дворе на открытом месте. Но, как мы не готовились к атаке обрушившаяся на монастырь туча стрел, стала для многих полной неожиданностью.

Башни обители имели весьма отдаленное сходство с укреплениями Пауса. Они были ниже и уже, поэтому не могли вместить в себя всех желающих. Солдаты, набившись в них по нашему приказу, как огурцы в бочонок, через какое-то время стали выбираться наружу. На открытом воздухе было не так жарко, к тому же можно было лечь и вытянуть ноги. Тяжелый сон борол людей и не в силах ему сопротивляться, свободные от службы наемники задремывали прямо там, где на мгновение присели передохнуть.

Хан Улдуй не хотел напрасно терять людей. Большая часть убитых принадлежала к его роду, и раздосадованный потерями он решил перебить защитников монастыря, не подвергая сородичей опасности. Другой на его месте приказал бы забросать обитель горящими стрелами, чтобы те из осажденных, что переживут обстрел, заживо сгорели в развалинах, но Улдуй не хотел, чтобы имущество врага гибло в огне. Все, что скрывалось за неприступными стенами, теперь принадлежало ему. Зачем портить добро? Не затем его племя отправилось в поход, чтобы вернуться с пустыми руками.

По степи пошел гул, когда тетива сотен луков одновременно ударилась о кожаные рукавички стрелков. Множество стрел взвились в ночное небо, чтобы, долетев до верхней точки развернуться к земле и обрушиться на защитников монастыря. По традиции все степные воины брали на войну луки, поэтому сейчас без дела не сидел никто. Кочевники могли стрелять в пешем строю или прямо с лошади на скаку и умели посылать стрелы непрерывно, положив одну на тетиву, а вторую прикусив зубами, чтобы успеть выпустить ее сразу следом за первой.

Нас с Ниманом атака застала на центральной смотровой площадке. Заслышав знакомый звук, я не медлил ни мгновения. Толкнув мальчишку в открытую дверь башни, я сунулся следом, но не успел. Первая тяжелая стрела ударила меня по каске, а другая чиркнула по наплечнику кирасы. Удар был не очень силен, но в глазах у меня потемнело. Стоящий рядом дозорный оступился и без звука полетел вниз истыканный стрелами.

– Прячьтесь, – завопил кто-то и солдаты, оказавшиеся на открытом месте, заполошно заметались из стороны в сторону. Я видел, как еще двух наемников настигла смерть. Ни одна и даже не две, а десятки стрел пронзали тех, кто оставался на дежурстве или ослушался приказа и по собственной глупости оказался на открытом месте. Люди падали там, где стояли, даже не успев проронить ни слова.

В этот раз расчет степняков оправдался – многие защитники стены были убиты или ранены. Но скупость Улдуя в очередной раз спасла нас. Запас стрел, взятых кочевниками с собой, был ограничен. Конечно, при любой возможности они подбирали их с земли и опять пускали в дело, но многие стрелы ломались, ударяясь о каменную кладку стен, застревали в труднодоступных местах или просто терялись. До конца похода пополнить запас было нечем, а наши арбалетные болты к лукам степняков не подходили. Хан дождался, когда степняки израсходовали по одному тулу и велел своим людям остановиться.

Он все-таки использовал небольшое количество огненных стрел. Улдуй приказал сберечь храмину, но стена была ему не нужна. Ворота пылали, кровля на центральной башне еще только занималась, зато на восточной и северной уже полыхала вовсю. Потушить пожары мы не могли. Горящие крыши осветили стену и теперь любой, кто пытался забраться наверх, становился отличной мишенью для стрелков. Опасаясь подниматься в полный рост, прячась за зубцами, мы занимали места вдоль стены.

– Готовьтесь к бою, – говорил я солдатам, переходя от одного к другому, – если кочевники прорвутся нам конец. Они никого не пощадят.

Никто не спорил со мной, никто не жаловался. Люди, измученные тяжким трудом понимали, что держат свою жизнь в собственных руках.

Хан Улдуй не стал мудрить и повторил тот же прием. Степняки опять атаковали монастырь со всех сторон. Они вынырнули из темноты и с дикими криками полезли по приставным лестницам наверх. Сопровождавшие войско малолетние мальчишки и дряхлые старики засвистели в дудки и загремели трещотками, подбадривая братьев, отцов и сыновей. От такого шума и самый стойкий растеряется, что уж говорить о тех, кто никогда раньше не слышал диковинных звуков. Несколько человек в страхе высунулись наружу и тут же упали пронзенные стрелами.

Но, не смотря на все усилия кочевников в этот раз порядка на стенах было больше. Самые слабые и робкие были сметены первой атакой степняков, поэтому сейчас со мной в основном остались солдаты бывалые и отчаянные. Опьянев от вида крови, дворяне и, наемники перестали думать о собственной безопасности. Они кидались на степняков со всей злостью, на какую были способны, ломая, круша и разбивая все, что попадалось им под руку. Перехватив мечом или захваченной в бою саблей встречный удар, они успевали достать врага длинным кинжалом, зажатым в левой руке, метнув короткое копье в карабкающегося на стену кочевника, спешили ударить поднимающегося следом врага клевцом или боевым топором. Я видел, как двоюродный брат Зумона прижавшись спиной к башне, отбивался сразу от нескольких степняков, как получив тяжелую рану, он успел разбить голову одному из нападавших и, схватив второго за кафтан, упал вместе с ним с большой высоты на каменные плиты мостовой. Сколько погибло под ударами кочевников защитников монастыря, никто не считал. На это не было ни времени, ни сил.

Я больше не мог выносить невероятную тяжесть доспехов. Поножи, поручень с правой руки и шлем полетели на камни. Задыхаясь от копоти и дыма, я стащил даже латные рукавицы. Прогоревшие крыши башен осыпались внутрь, поднимая тучи пепла и огненных искр. Едкий дым забивался в горло и не давал дышать. Моя кираса спереди была вся иссечена ударами вражеских сабель и кинжалов, рукав и ворот кафтана разорваны, на лбу горела кровавая ссадина. Оглушенный криками кочевников и визгом варварских трещоток я сумел отбить последний удар и ударить в ответ, вложив в атаку все оставшиеся силы. Ослабевшая правая кисть уже не могла удержать рукоять, поэтому я держал меч обеими руками. Кочевник закричал и опрокинулся на спину. Я не видел куда попал. От усталости что-то случилось с моими глазами – вместо противника я видел только размытую серую тень.

Неожиданно свист дудок и писк тростниковых пищалок прекратился. Степняки отступили. Как и в прошлый раз Улдуй отозвал своих людей. Правую руку неожиданно свело судорогой, и я выронил меч из ослабевших пальцев. Упав на камни, клинок жалобно зазвенел. Я тут же наклонился и подхватил его левой рукой, готовясь схватиться с новым врагом, но оглядевшись вокруг, понял, что драться больше не с кем. Я остался на стене один.

С рассветом монастырь заволокло черным дымом. Маленькое скрытое за тучами солнышко не принесло нам облегчения. Казалось, дневной свет померк, и над обителью простерлись вечные сумерки.

Все, кто выжил, собрались во дворе монастыря. Для защиты стен у нас все равно не хватило бы людей. Почти все были ранены. Пошун пользовал Рамина. Мальчишка лежал на мостовой и сучил ногами, удерживаемый двумя дюжими наемниками. Сабля степняка оставила его без правого глаза.

– Тихо, мальчик, тихо, – уговаривал его Пошун, накладывая тугую повязку, которая сразу намокала кровью, – сейчас будет легче.

– Боги, – стонал молодой дворянин, – великие боги, за что!? Больно – то, как!

Степняки, не скрываясь, копились в двух полетах стрелы от ворот. Пустое. Если бы они бросились на нас, со стены не выстрелил бы не один арбалет. Ворота еще горели, но толстые доски, изъеденные огнем, истончились. Я знал, что для того, чтобы они провалились внутрь, достаточно будет одного удара сабли или топора.

– Неси огненные смерчи, – сказал я Холину.

Для защиты у нас оставалось последнее средство – магические кувшины, которые мы с ним приготовили для нападения на дворец. Все это время они лежали в трапезной надежно укрытые от чужих глаз. Холин аккуратно завернул два изготовленных мной припаса в старую рубаху, сложил в походную сумку и спрятал под лавкой. Тайное колдовское оружие должно было явиться на свет только в самом крайнем случае. И сейчас его время пришло.

Холин тяжело вздохнул, кивнул и направился в храмину. В свое время он до последнего отговаривал меня делать колдовские снаряды и надеялся, что мы с ним никогда не будем их использовать. Мой друг боялся, что разрушительная сила волшебных припасов уничтожит всех нас.

– Куда ты его послал? – подозрительно спросил Зумон, который стоял поблизости и внимательно прислушивался к нашему разговору.

– На крайний случай я приберег огненные смерчи, похожие на те, что использовали наши колдуны в последней великой битве, – признался я, – Холин их сейчас принесет.

Больше не имело смысла скрывать правду от остальных, скоро они все увидят собственными глазами.

Зумон удивленно уставился на меня.

– Ты имеешь в виду колдовской огонь? – переспросил он.

Казалось, сказанное мной не укладывалось у него в голове.

– Да, – я согласно кивнул.

Именно так называли огненные заряды в королевском войске.

– Все это время ты прятал от нас самую мощную магию на свете и ничего не сказал, – возмутился дворянин, – обладая такой силой, ты просто смотрел, как наши родные и друзья умирают на стене!?

– Это слабые вихри, – попытался объясниться я, – жалкое подобие тех, что использовали в битве. Они не помогут нам выиграть войну. К тому же я не уверен, что они сработают.

– Своей глупостью ты погубил всех нас, – выкрикнул Зумон, его худое лицо перекосилось от гнева.

Воина можно было понять, он только что оплакал своих братьев, но я не собирался оправдываться перед ним. По его вине погибли бастарды на северной стене, но признаться в этом самому себе он не мог. Намного проще было обвинить во всех бедах меня.

Конечно, я мог сказать, что магический взрыв не только не отпугнул бы наших врагов, но наоборот привлек к монастырю внимание великого хана, который бросил бы на нас все свои силы, вот только не думаю, что Зумон стал бы меня слушать.

– Думай, что говоришь, – упрекнул я его.

Вместо ответа Зумон выхватил меч. Не ожидая ничего подобного, я оказался совершенно беззащитен перед разъяренным дворянином. Достать свое оружие я не успел, потому что, как только я положил руку на рукоять меча, холодное лезвие коснулось моего горла.

– Безумец, – прохрипел он, – ты играешь нашими жизнями, словно глупый мальчишка речной галькой! Ты повинен в гибели близких мне людей и поплатишься за это.

Все, кто стоял поблизости замерли, в ужасе глядя на нас. Никто не ожидал, что дворянин схватится за оружие. Некоторые прислушивались к нашему разговору, но были и такие, для кого наша размолвка оказалась полной неожиданностью.

– Что ты делаешь, Зумон, – обеспокоенный Ниман сделал несколько шагов в нашу сторону, – это же Тибон. Неужели ты хочешь его убить?!

– Заткнись, щенок, – прорычал воин, – я собираюсь восстановить божественную справедливость.

Я понимал, что никто из друзей не успеет прийти мне на помощь, поэтому приготовился к самому худшему, но неожиданно что-то просвистело у меня над ухом и угодило Зумону прямо в лоб. Дворянин покачнулся, выронил меч из ослабевших пальцев и отступил назад, схватившись за голову.

– Все-то у вас дворян ни как у людей, – услышал я за спиной насмешливый голос Колуна, – за воротами степняки, а вы друг другу глотки перерезать готовы.

Я оглянулся и уставился на старого разбойника. Подобрав с мостовой увесистый камень, он положил его в самодельную пращу и теперь слегка покачивал ею, недвусмысленно давая понять, что готов в любой момент пустить свое оружие в ход. Конечно, я слышал, что некоторые простолюдины хорошо владели этим примитивным приспособлением, но в живую мне еще ни разу не приходилось видеть, как оно работает.

– Как ты смеешь, – вспыхнул Ниман, – что ты себе позволяешь, бандит!

Судя по всему, мальчишка был рад, что я остался в живых, но ужасно оскорбился, услышав обидные речи простолюдина.

– Я делаю, что хочу, – проворчал Колун, – но сейчас речь не обо мне, а о Тибоне. Если кто-то посмеет его хоть пальцем тронуть будет иметь дело со мной.

Наверно Ниман думал, что кто-нибудь из нас заступиться за раненного дворянина, но Пошун был занят Рамином, а мне вовсе не хотелось становиться на сторону человека, который только что едва меня не убил. Мальчишка залился краской от обиды, но выяснять отношения с разбойником не стал, а подставил плечо Зумону, который от сильного удара на несколько мгновений потерял способность твердо стоять на ногах и едва не упал. Из рассеченного лба на кольчугу дворянина закапала кровь.

– Перестаньте ругаться, – сказал Пошун.

Он, наконец, закрепил повязку на глазу Рамина, аккуратно уложил голову раненного на свернутую куртку и поднялся.

– Никто не собирается причинить Тибону вред.

– Я вижу, – буркнул Колун, – неужели не ясно, что кроме Тибона никому не под силу вытащить нас отсюда? Когда-нибудь я сам с радостью пущу ему кровь, но только не сегодня.

Весь день старый разбойник сражался, не жалея сил. Несмотря на преклонный возраст, он один стоил пятерых, и я благодарил богов за то, что в такой трудный момент они привели его в наш монастырь. И все-таки от его слов мне стало не по себе.

– Я должен был… начал Зумон.

– Стыдись, – перебил его Пошун, – ты поднял руку на товарища. Посмел угрожать Тибону мечом. Колун правильно огрел тебя камнем.

Старик поднял с мостовой упавший клинок и вернул его владельцу.

– Враги не здесь, а за стеной. Нам с вами делить нечего.

– Я ни в чем не виноват перед вами, – сказал я, стараясь не столько оправдаться, сколько примирить спорщиков, – мои магические заряды слабы, поэтому я и оставил их на крайний случай. К тому же я никогда раньше их не использовал и даже не уверен в том, что они сработают.

– Что это значит? – спросил Ниман.

– Это значит, что магия может обернуться против нас. Если не боитесь, я попробую ее использовать.

– Она может нас убить? – с испугом спросил юноша.

– Не знаю, – честно признался я.

Я видел, как из храмины вышел Холин и заспешил к нам, боязливо сжимая в руках походную сумку. Слава богам, он не видел того, что произошло во дворе, а то тоже попытался бы вмешаться.

– Никогда не думал, что магия когда-нибудь спасет мне жизнь, – проворчал Пошун, с опаской глядя на сумку Холина, – но чем демоны не шутят. Давайте попробуем этот колдовской огонь.

– Уверены? – на всякий случай спросил я.

Ниман и Колун согласно кивнули, а оставшиеся в живых наемники просто отвели глаза. Все время пока мы выясняли отношения, они держались в стороне. Я хорошо их понимал. Простолюдинам в наши дела лезть было не с руки.

– Смелее, Тибон, – сказал Колун, – делай, что хочешь – бросай магические факелы, сжигай степняков, взрывай небеса только придумай что-нибудь, чтобы мы все здесь не сдохли. Клянусь жизнью, если ты сумеешь вытащить нас из этой передряги, я стану монахом.

Пошун хотел что-то сказать, но в этот момент до нас донесся странный гул. Сначала я даже не понял, что это такое. Звук похожий на грохот катящейся с горы лавины стал громче, и казалось, накрыл всю степь. Неожиданно следом взвыли замолкнувшие, было, трубы, дудки и свистелки кочевников.

– Что, что это такое!? – запричитал Ниман, беспокойно оглядываясь.

– Это барабаны, – сказал Пошун, лицо старого воина просветлело, – войска Марона вышли из города.

Мы, не сговариваясь, бросились по лестнице наверх. Взобравшись на смотровую площадку, я замер пораженный открывшейся передо мной картиной. Марон успел вовремя. Он затемно вывел полки из города и сейчас разворачивал армию между Паусом и земляным валом. Утренний туман до поры скрывал от чужих глаз королевскую гвардию, но сейчас солнечные лучи сорвали сумеречный полог, и армия долины предстала во всей своей красе. Нещадно топча посевы и луговые травы, в центре строились полки черных гвардейцев, а слева и справа от них широкими клиньями выступали отряды ополченцев. Не знаю, сколько солдат привел король, но почему-то мне показалось, что их было значительно больше, чем во время последней битвы. С такого расстояния трудно было различить знамена дворянских родов, но я мог бы побиться об заклад, что среди черных гвардейцев реет стяг Гамона.

Изготовившиеся к штурму монастыря отряды кочевников спешно разворачивались. Сигнальщики махали значками на захваченном валу, а трубачи нестройным гулом призывали орду оставить все свои дела для настоящего боя. Великий хан приглашал своих вассалов принять участие в великой битве.

Сердце Улдуя разрывалось на части. Он понимал, насколько близок к победе, но вестники верховного требовали его отказаться от честолюбивых замыслов. Ему ничего не оставалось, как оставить монастырь и пойти на сближение с другими племенами. Хан Гулуй уже уводил своих людей прочь, только пыль летела из-под копыт.

– Позови моего сына Улуса, – приказал он одному из телохранителей. Конечно, мальчишка был еще слишком молод для того, чтобы штурмовать монастырь, но сейчас Улдуй больше ни на кого не мог положиться.

Наследнику степного рода едва исполнилось шестнадцать лет, зато ростом и статью Улус превосходил отца. Степь редко рождала таких богатырей, поэтому Улдуй по справедливости считал, что его род отмечен богами. Улус подъехал и почтительно склонил голову перед отцом.

Конь был под стать молодому воину – могучий, с толстыми крепкими ногами, способный день и ночь неутомимо нести на себе небывалую тяжесть.

– Великий хан призывает нас на битву, – проворчал Улдуй, – но разве можно бросить незаконченное дело?

Сын удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Неужели наши воины напрасно умирали под стенами этого проклятого монастыря, – продолжал гнуть свое старик, – не будет покоя их душам, пока ты не окропишь землю кровью неверных.

Неожиданно Улдуй схватил сына за застежку короткого пластинчатого доспеха и притянул к себе.

– Возьми тридцать человек и добей людей долины в их вонючем логове, – прошипел он, – собери все серебро и оружие и отвези к обозу, а я тем временем присоединюсь к великому хану.

Улус удивленно мигнул, но потом сообразил, что к чему и понимающе кивнул.

– А, что мне делать потом? – спросил он.

– Догонишь меня. Скажешь, что группа неверных попыталась обойти нас сзади, но ты всех убил, – жарко зашептал отец.

Он не решался говорить в полный голос, потому что больше всего на свете опасался предательства собственных людей. Каждый из его сородичей мог попытаться стать главой племени, очернив хана перед глазами великого и попросив у него в качестве награды власти над остальными.

– Хорошо, – Улус кивнул.

– Привези побольше голов, – поучал его напоследок старый хан, – и кисти рук. Великий хан любит трофеи.

– Я все сделаю, отец, – поклялся Улус.

Со стены я хорошо видел, как кочевники поворачивали коней. Чтобы не отстать от всадников пешие воины хватались за стремя. Говорили, что так легче бежать, но я никогда не пробовал такое проделывать, хотя ходил с караваном в степь. Мы с Пошуном переглянулись. Неужели варвары оставят нас в покое? Похоже, подобные мысли родились не у меня одного, потому что кто-то из наемников тихо сказал, – теперь все? Они больше не будут нападать?

Мы видели, как вливаясь в узкий проход, расчищенный от заграждений, степная конница двинулась навстречу Марону. От множества разноцветных значков рябило в глазах. Так получилось, что монастырь оказался ближе к вражескому войску, чем к королевской армии, поэтому мы могли в подробностях рассмотреть вооружение и одежду кочевых племен.

– Они уходят не все, – сказал Ниман, указав рукой на небольшой отряд, который сначала направился к Паусу вместе с остальными, но неожиданно словно передумав, развернулся и заспешил обратно к обители.

– Приготовьтесь, – скомандовал я, – вы встретите их во дворе. Спускайтесь вниз и ждите. Я дам нескольким всадникам прорваться в ворота и взорву за стеной магический вихрь. Я убью тех, кто останется снаружи, а вы тех, кто окажется внутри.

– Пусть боги пошлют тебе удачу, – сказал Пошун и поспешил вниз.

Ниман и Колун с наемниками отправились следом, и только Зумон задержался на стене. Не думаю, что он окончательно пришел в себя после удара. Ниман на скорую руку перевязал ему голову и дал отхлебнуть вина, но Зумон все еще был бледен, как смерть. Казалось дворянин хочет что-то сказать, но не находит слов.

– Ступай, Зумон, – сказал я, – если бы можно было спасти твоих братьев, я бы это сделал. Возможно, совсем скоро мы встретимся с ними.

– Возможно, – как эхо повторил дворянин и тоже шагнул на лестницу.

– А ты, что здесь делаешь? – напустился я на Холина, который судя по всему, и не думал уходить.

– Я останусь с тобой, – твердо сказал бывший разбойник.

– Не боишься, что горшок взорвется у меня в руках?

– Значит, вместе сгорим, – заявил Холин, всем своим видом давая понять, что переубедить его не удастся.

– Хорошо, – я кивнул, забирая у него сумку с магическим припасом. Совсем скоро мы узнаем, хорошо ли я подготовил заряды.

Казалось, кочевники заполонили собой всю степь. В глазах рябило от разноцветных халатов и знамен. Огромная масса людей и коней сближалась с замершем вдалеке королевским войском. От этой величественной картины невозможно было оторвать глаз, но я заставил себя на время забыть о великой битве, чтобы сосредоточиться на небольшом отряде, который во весь опор мчался к монастырю.

Запустив руку в сумку, я достал горшок, проверил, как держится фитиль и ногой подтянул к себе догорающую головню. Подобного добра было полно у разоренной башни. Холин принял у меня котомку со вторым зарядом и присел рядом.

Всадники были уже у самой стены, когда я оглянулся на храмину. Солнце отражалось в витражах и от этого казалось, что внутри полыхает яркий огонь. Если мы не устоим так и будет. Величественный монастырь сгорит в горниле войны.

Все мои спутники полукругом выстроились во дворе, даже Рамин нашел в себе силы встать, прислонившись спиной к завалу. Он хотел принять участие в последней битве.

От могучего удара прогоревшие ворота рухнули, и степняки с дикими криками ринулись во двор. За моей спиной грохнули магические жезлы. Разрядив древние артефакты, воины бросились врукопашную. Недолго думая я запалил фитиль, встал в полный рост, размахнулся и бросил тяжелый шар вперед так далеко, как смог. Магический припас пролетел совсем немного и упал прямо под ноги всадников, гарцующих под стеной. Ворота были довольно узкие, поэтому большая часть вражеского отряда не смогла сразу прорваться внутрь. Сначала я испугался, что колдовской заряд не сработает, как вдруг прямо подо мной раздался страшный грохот и в небо взметнулись куски земли. Наполненный железными кругляшами глиняный горшок разлетелся вдребезги, разметав всадников гарцующих у ворот. От страшного удара меня спасла стена, но тем, кто оказался внизу, пришлось нелегко. Крики и стоны покалеченных людей разнеслись далеко по округе. Когда дым и поднятая взрывом пыль улеглись, я выглянул в проем между зубцами и увидел, что почти весь вражеский отряд, оставшийся снаружи, полег под стеной. Несколько перепуганных степняков подгоняя коней, мчались прочь от обители. Теперь битва кипела во внутреннем дворе, но бросать туда оставшийся заряд было слишком опасно, я мог задеть своих.

– Вот и наше время пришло, – сказал я Холину, выхватывая из-за пояса магический жезл. Выбрав среди степняков самого могучего воина, я тщательно прицелился и нажал на спуск. Огненная молния пробила наборный панцирь и кожаный кафтан, и разорвала сердце юного хана Улука.