Текст книги "По дороге к высокой башне. Часть третья (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, вот опять мы с тобой остались одни, – сказал Холин, протягивая мне бурдюк с вином. Кажется, он еще принес какую-то еду, но я не обратил на нее никакого внимания. Меня мутило от едкого запаха сгоревшего магического порошка и усталости. Поднявшись на стену, мы расположились на смотровой площадке, собираясь, словно зрители в уличном театре смотреть на кровавое действие, которое сейчас разворачивалось в степи.

Старый друг поспешил с выводами. Из всего отряда выжили четверо. То, что мы с Холином до последнего оставались на стене, спасло нам жизнь. К сожалению, напор степняков оказался слишком силен. Пошун пал. Я нашел его тело под двумя мертвыми кочевниками и на руках отнес к храму. На старике не осталось живого места. Было видно, что он сражался до конца. Зумон успел прийти в себя перед самой атакой и храбро бросился в самую гущу битвы, он свалил двух всадников в воротах, но остальные затоптали его. Мятежная душа воина отправилась к сверкающим вершинам следом за братьями и женой. Колуну саблей рассекли голову. Он тяжело дышал, но в сознание не приходил. Выживет ли старый разбойник или нет, было неизвестно. Рамин, несмотря на тяжелую рану, дрался, как демон и только после того, как его достали еще несколько раз, упал на мостовую, обессилев от потери крови. Он узнал меня, но почти сразу впал в беспамятство. Нимана мы не уберегли. Когда я добрался до мальчишки, он еще дышал, но вскоре умер, не приходя в сознание прямо на моих руках. Наверно я бы так и просидел с ним в обнимку до самого вечера, если бы неожиданно кто-то не тронул меня за плечо. Монахи, оставшиеся в монастыре привлеченные шумом битвы, вышли из храмины с явным намерением нам помочь.

– Ступай, воин, – ласково сказал мне высокий худой старик, – мы позаботимся о раненых и помолимся о погибших.

– Что ты сказал? – переспросил я.

Монах взял меня за руку и легонько сжал ее сухими пальцами.

– Мы отнесем их в лазарет и поможем, чем сможем, а ты ступай на стену. Степняки все еще здесь.

Пока я горевал над погибшими Холин не сидел без дела. Он подкатил к воротам несколько пустых бочек и, как мог, завалил ими вход, потом собрал все оставшиеся арбалеты и стрелы и поднял наверх на центральную смотровую площадку. Этот небольшой участок стены расположенный над самыми воротами стал нашим последним рубежом обороны. Следуя примеру старого друга, я собрал все магические жезлы, что сумел найти, зарядил их и сложил в ногах. Теперь если очередной отряд степняков подойдет к монастырю нам будет, чем его встретить.

Сил на то чтобы оплакать юного Нимана и старика Пошуна у меня уже не хватило. Прислонившись спиной к холодной стене, я молил их простить меня. Первый раз в жизни я обращался не к богам, а к своим товарищам. Почему великие опять пощадили меня? Почему вместо меня забрали к сверкающим вершинам более достойных и честных людей? Никто не отвечал на мои вопросы. Не было никаких знамений – ни падающих с неба сверкающих солнечных лучей, ни священных птиц, ни собирающихся из облаков ликов богов, только легкий ветерок теребил мои мокрые от пота волосы, да злобно кричали падальщики паря прямо над нами.

Как и многие короли до него при построении войск Марон использовал фигуру под названием «трезубец». Он расположил своих гвардейцев в середине, а с флангов прикрыл их двумя отрядами ополченцев. Вооруженные магическими жезлами и длинными пиками дворяне представляли серьезную опасность для всадников. Еще ни разу степной кавалерии не удавалось опрокинуть железный строй гвардейцев. Разбившись о него, теряя людей и коней, главная сила орды таяла на глазах. Выставив перед собой сплошную стену копий, воины из задних рядов расстреливали приближающуюся кавалерию. Одна за другой волны магического огня сметали целые ряды нападавших. Укрывшемуся в самой середине латного кулака Марону грезилась близкая победа. Спрятавшись за спинами охраны, он не мог видеть, как пехота степняков теснила левое крыло ополченцев, как сразу в одно мгновение не выдержали набранные в Паусе бедняки и, бросив на произвол судьбы раненых товарищей, кинулись к городу, спасая свои никчемные жизни, как небольшая группа дворян со слугами и захребетниками еще пыталась удержать оборону, но была с ходу опрокинута подоспевшей конницей.

Строй гвардейцев ощетинился пиками только спереди готовясь встретить врага в лобовой атаке, но сзади и с боков дворянского войска копейщиков не было. Схватившись за мечи, черные отбились от насевших с фланга кочевников, но потеряли многих раненными и убитыми. Лишившись поддержки большей части ополчения, они оказались окружены с трех сторон. Численный перевес орды давал о себе знать. Магические жезлы замолчали. Разряженные в начале сражения они стали бесполезны. Большинство воинов просто не успевали их перезарядить. Понимая, что времени на магию не осталось, многие хватали жезлы за ствол и действовали, как я в схватке с Колуном. Парируя мечом удары вражеских сабель, дворяне, словно булавой били врага тяжелой рукоятью.

Гвардейцы попытались отступить, но люди великого хана не дали им такой возможности. Дорога к городу оказалась отрезана прорвавшимися степняками, которые проносясь мимо железного строя, осыпали жителей долины ливнем стрел. Никогда прежде гвардия не оказывалась в таком тяжелом положении. Выбирая место для боя, короли древности заранее изучали рельеф местности, стараясь прикрыть фланги либо рекой, либо болотом, либо лесом. Марон вывел своих людей в ровную, как столешница степь. Молодому военачальнику не хватило опыта и смекалки. Возможно, король торопился воссоединиться с людьми Рипона, чтобы при поддержке стрелков, засевших на земляном валу опрокинуть степное войско, но в любом случае о своих планах он никому ничего не сказал. А пока его армия оказалась окружена превосходящими силами противника. Она была еще сильна, но быстро теряла силы, словно могучий сторожевой пес, вступивший в единоборство со стаей мелкорослых, но злобных лесных собак.

Конечно, ничего этого я знать не мог. Несмотря на то, что великая битва гремела совсем рядом, поднятая тысячами ног пыль мешала что-либо разглядеть. Потом из отрывочных рассказов мне удалось восстановить общую картину, но пока я мог только догадываться о том, что творилось в поле. Наверно на какое-то время я заснул, потому что в очередной раз, открыв глаза, не узнал того, что предстало перед моим затуманенным взором. Сражение странным образом сместилось ближе к монастырю. Теперь я не только ясно видел поредевшие ряды черных гвардейцев, но мог с уверенностью назвать флаги оставшихся в строю дворянских домов. Я не видел ни королевского штандарта, ни стяга Гамона, но почему-то решил, что они находятся где-то поблизости.

– Какого демона ты меня не разбудил? – напустился я на Холина.

– Чего ты, чего, – бормотал бывший разбойник, протирая слезящиеся глаза, наверно измученный боем он тоже задремал, но сейчас боялся мне в этом признаться.

– Наше войско гибнет, – сказал я, – оно движется сюда, и, если боги смилостивятся над ним, скоро мы увидим Марона.

Из левого крыла ополчения, из тех, кто попытался спастись бегством, не уцелел никто. Их догоняли и добивали по одному, преследуя на дороге, в поле, в зарослях кукурузы. Множество тел извлекли потом из небольшого озера, водой из которого монахи поливали посевы. Кто-то из дворян утверждал, что вода в нем стала красной от крови.

Когда стало понятно, что вернуться в Паус невозможно король приказал пробиваться к монастырю. Ни я, ни Холин не обратили внимание на то, что над обителью до сих пор развивается флаг королевства, укрепленный кем-то из дворян на одной из уцелевших башен. Именно этот символ дал понять гвардейцам, что в монастыре все еще остаются живые защитники. К тому моменту, когда войско развернулось, Марон уже был ранен. Одна из стрел, пущенных молодым степняком, поразила короля в грудь, проникнув между воротом кирасы и шлемным наличьем. Древко обломали, но наконечник оставили в ране. Король мог говорить, но с трудом держался на ногах, поэтому охрана положила его на носилки, сделанные наспех из ремней и обломков копий.

Выслушав новый приказ, гвардейцы повернулись, не меняя воинского строя, отбились от наседавших кочевников, набросали мертвых тел своих и чужих и, пятясь задом, словно раки медленно двинулись к монастырю. Теперь спасти остатки армии могли только слаженные действия и поспешный отход. Уцелевшему ополчению не надо было охранять раненного короля, поэтому наемники с небольшой группой дворян покинули поле боя и намного быстрей основной части потрепанного войска добрались до стен обители. Мы с Холином откатили бочки, встречая израненных солдат. Барабаны больше не стучали. Все юные барабанщики полегли в степи, зато свистульки и трещотки степняков не умолкали ни на мгновение. Кочевники победили и черное воронье сопровождавшее орду все последние дни, с радостным клекотом носилось над степью.

Королевское войско не было разгромлено и, хотя поле боя осталось за великим ханом, но победителем он себя не чувствовал. Уединившись в своем шатре, повелитель весенних бурь, многочисленных табунов, степных трав и ветров задумчиво смотрел на разложенную прямо на земле карту.

Несмотря на то, что народ долины называл степняков варварами, но немногие образованные жители королевства хорошо понимали, что цивилизация, возникшая в бескрайних степях, далеко продвинулась в своем развитии. Древний манускрипт, на котором были изображены окрестности Пауса, мог бы по праву украсить библиотеку любого столичного монастыря.

Изображенный в виде огненного полумесяца земляной вал мало беспокоил хана, впрочем, так же, как и монастырь, нарисованный в форме остроконечного шлема. Его внимание привлекал Паус, который древние художники представили в виде круглого щита, закрывающего проход в долину.

«Щит и есть, – подумал хан, – щит или дверь, ведущая в логово зверя».

В отличие от большинства полководцев древности он привел войска не для того, чтобы обогатиться за счет зажиточного соседа. Хан затаил обиду на владыку, который обещал за свое спасение богатый выкуп, но так его и не прислал. Откуда было знать повелителю степных птиц, что Марон сначала согласился отправить в степь обговоренную сумму, а потом передумал. Хан винил покойного Фифона в том, что тот сумел хитрыми лживыми разговорами смутить его сердце. Благодаря старику он впервые увидел в жителях долины не только будущих рабов, но еще и обычных людей, которые тоже хотели растить детей, пахать поля и выращивать скот. Теперь же мучимый обидой хан представлял их, как неведомую силу, которая бросила вызов его могуществу. Он хотел сломить ее, покорить, но не смог.

Судя по донесениям, большая часть его войска полегла в бою. Сил еще было достаточно для того, чтобы истребить армию короля, которая трусливо спряталась в монастыре, но для захвата Пауса их уже не хватит. Хан, молча, разглядывал карту и словно торговец, кочующий от каравана к каравану, измерял на воображаемых весах собственную удачу. Он понимал, что выбор у него не богат. Он мог потерять под стенами города остатки своего войска или вернуться домой и набраться сил для нового набега. Хан размышлял. Он был умен и прозорлив. В его душе безграничная жадность боролась со здравым смыслом.

В сердцах великий ударил кулаком по подлокотнику походного кресла. Слишком много времени и людей было потерянно при штурме защитного вала. Хан вдоволь натешился, глядя на страдания маленького воина, который руководил обороной земляного укрепления. Желая отомстить за все, он не позволил раненному пленнику быстро умереть, и все-таки его злость осталась неутоленной. Как бы он хотел убить проклятого коротышку еще раз. Издевательский смех умирающего до сих пор звучал у хана в ушах. Он даже оглянулся посмотреть на развешенные трофейные доспехи, взятые у мертвого врага. По его просьбе кровь неверного не стали смывать и поэтому сейчас в свете горящих свечей казалось, что кирасу украшает причудливый узор. Сын собаки был маленького роста, поэтому хан не сможет носить его доспехи, но он навсегда сохранит их в своей сокровищнице.

Очнувшись от неприятных дум, повелитель озер и рек два раза хлопнул в ладоши. В то же мгновение полог шатра шевельнулся и внутрь проскользнул испуганный человечек.

– Что говорят собиратели благодати? – спросил хан.

Советник растянулся на земле, вытянув перед собой руки и старательно пряча глаза от гневного взора хозяина.

– Мы захватили богатый обоз полный вина и продовольствия, много шатров, разноцветной ткани и оружия.

Марон, уверенный в победе, сразу после битвы собирался устроить грандиозный праздник, поэтому взял с собой из города все необходимое. Помимо еды и питья он захватил из Пауса дорогие подарки для особо отличившихся воинов. Сейчас все это богатство оказалось в руках кочевников.

Капля грязной воды в пересохшем источнике. Хан понимал, что никакой обоз не сможет заменить добычи, которую он мог бы взять в Паусе и окрестных деревнях. Но жители долины оставили на поле боя достаточно доспехов и дорогого оружия. Все это будет разделено между победителями. Может быть даже неплохо, что он потерял сегодня много подданных. После того, как оставшиеся в живых получат свою долю, у них не будет повода упрекнуть своего повелителя в том, что он напрасно повел их в такое далекое путешествие. Новые воины подрастут быстро. Степь велика. Через пару лет, когда нынешние мальчишки отрастят и заплетут косу, он вернется.

– Мы захватили много рабов? – спросил хан у распростертого на земле человечка.

– Мы слишком многих убили, великий, – с испугом проблеял советник, – но они есть, конечно, есть.

Разгоряченного степняка трудно остановить. Он скорее зарубит раненного врага, чем накинет на него аркан. В этот раз пленников было ничтожно мало. И ни одной женщины, ни одной.

Хан в сердцах топнул ногой.

– Сгоните всех пленных в одно место. Соберите все оружие. Все, что найдете. Ни один наконечник стрелы, ни один кинжал не должны пропасть. Мы не взяли Паус, зато захватили великие трофеи в открытом бою.

Ругая нерадивого советника, он творил историю. Каждое его слово будет потом многократно повторено и отмечено в летописях. Любое поражение можно превратить в победу. Великий хан и сам уже почти поверил в то, что с самого начала не хотел разорять богатый город. Он пришел сюда только для того, чтобы наказать жителей долины.

Хан поднялся с кресла, и горящие свечи отбросили на стену шатра огромную неровную тень.

– Пусть неверные трусливо прячутся за стенами вонючих городов, – сказал он, – мы победили их и теперь нас зовет бескрайний простор степей. Завтра мы уйдем, но жители долины надолго запомнят этот день.

Монахи любят упоминать в летописях о самопожертвовании и героизме защитников королевства, но глядя на то, как ополченцы, бросив гвардию на произвол судьбы, со всех ног бегут к обители я решил, что в древних манускриптах правды не так уж и много. Первый отряд, который мы впустили внутрь, целиком состоял из наемников. Эти храбрецы так спешили, что побросали по дороге тяжелое оружие и походные мешки. Следом в ворота вошли обычные дворяне, призванные из разных областей страны, и только потом к монастырю смогли пробиться гвардейцы. Если бы кочевники хотели уничтожить остатки войска, то с легкостью могли бы это сделать, но они были слишком заняты сбором трофеев. По сути, отступающую армию преследовали всего несколько племен, которые еще не насытились местью за гибель близких. К чести дворян, возглавлявших ополчение надо сказать, что, оказавшись за стенами монастыря, они не стали прятаться по углам, а сразу попытались организовать оборону. Теперь, когда людей в обители стало много, мы с Холином решили не болтаться у других под ногами и засели на смотровой площадке, поэтому гвардейцев встречали уже без нас. Выбрав самое лучшее место для наблюдения, мы не пропустили ничего важного.

Почти достигнув ворот, оставшиеся копейщики встали стеной, прикрывая отход королевских телохранителей и остатков гвардии. Запыленные, израненные дворяне торопились поскорее оказаться за стеной. И все-таки в отличие от ополчения, в рядах воинов царил порядок. До самого конца удерживая строй, они медленно отступали, ощетинившись пиками и мечами, но подобная предосторожность уже не была нужна – степняки перестали атаковать. Они остановились за два полета стрелы от монастыря, кричали и махали саблями, приглашая солдат Марона вернуться в поле.

Я видел, как в ворота внесли носилки с раненым королем, видел Гамона и что самое главное – Бибона. Слава богам мальчишка выжил и, кажется, даже не был ранен. Видимо его специально поставили в задние ряды, поближе к личной охране короля, поэтому основная волна варваров до него так и не дошла. Но кто же удержит мальчишку за спинами взрослых воинов? Зная горячий нрав принца, я не сомневался в том, что он, так или иначе, примет участие в бою. Приглядевшись повнимательней, я заметил, что его кираса спереди измазана кровью, а на шлеме высокий плюмаж из перьев срезан вражеской саблей.

– Бибон – то герой, – усмехнулся Холин, показав на него пальцем.

– Живой и ладно, – проворчал я.

– Слушай, может тебе шлем надеть? – с задумчивым видом спросил бывший разбойник.

– Зачем?

– Чтобы люди Марона не узнали.

Холин был прав, но шлем я надевать не стал. Пыль, поднятая солдатами двух армий, взлетела до неба, поэтому, как и многие дворяне, оказавшиеся в монастыре, я просто повязал нижнюю часть лица платком. Совершенно не узнаваемый в таком виде я решил отправиться на разведку. Время шло, но ни Гамон, ни Бибон не пытались разыскать нас. Это было странно. Возможно, они ранены и нуждаются в помощи.

– Куда это ты собрался, – забеспокоился Холин, когда увидел, что я наматываю платок, – только не говори мне, что тебе стало трудно дышать.

– Нужно найти Бибона, – ответил я.

– Зачем, – удивился бывший разбойник, – да он, скорее всего, спит после боя или уплетает солонину за обе щеки и даже не думает о нас с тобой.

– Такого не может быть, – возразил я, – боюсь, что с ним что-то случилось.

– Да ничего с ним не случилось, – Холин в сердцах махнул рукой, – вспомни, как вы простились в городе. Все последние дни он не отходил от Гамона. У него теперь новый учитель и новые дела.

Мне очень хотелось поспорить с ним, но положа руку на сердце, я понимал, что старый друг прав. Слышать такое от Холина, который был привязан к принцу не меньше моего, было обидно.

– Все равно, – заупрямился я, – Бибон обязательно нашел бы нас. Что, если он в беде и не может подать нам знак?

Холин тяжело вздохнул и посмотрел на меня, как на умалишенного.

– Даже не пытайся меня отговаривать, – быстро сказал я, чтобы избежать очередной порции обидных слов, – я обойду храмину и попробую узнать, что к чему.

– Ты понимаешь, чем рискуешь, – спросил Холин, понизив голос, с опаской поглядывая на заполненный солдатами двор, – если тебя узнают…

Он не закончил и только многозначительно покачал головой.

– У меня в кармане прощение Гамона. Я чист перед тайной канцелярией, – ответил я.

– Скорее всего, у Марона на этот счет другое мнение, – проворчал упрямец.

– Оставайся здесь и гляди в оба, – сказал я, засовывая за пояс магический жезл, – я скоро вернусь.

Спустившись по дальней лестнице, я направился прямиком в храмину. Именно там разместилась королевская гвардия, предоставив двор и стены в распоряжение ополченцев и менее знатных дворян. На мне были черненые доспехи, поэтому я надеялся, что приближенные короля примут меня за своего.

Вопросов у меня было множество: не ранен ли Бибон, почему он не пытается разыскать меня, что случилось с королем, напали ли на него люди Гамона или он стал жертвой атаки кого-нибудь степняка, и, если все-таки на него накинулись заговорщики, то почему не довели свое дело до конца?

Тогда я еще ничего не знал ни про удачно пущенную кочевником стрелу, ни про то, что командование взял на себя Лагон – дядя молодого короля.

Разгромленное войско превратило священное место в казарму и огромный лазарет. Измученные боем дворяне без лишних разговоров занимали любое свободное место. Они располагались на лавках, подоконниках или прямо на полу. Во время битвы многие не обращали внимания на легкие ранения, зато сейчас удары, которые повредили доспехи, но не дошли до тела начинали давать о себе знать. Под кольчугами и кирасами вспыхивали огнем ссадины и ушибы. Обычно отправляясь на битву, бывалые воины закладывали в шлемы чистые старые рубахи, чтобы при случае использовать их в качестве бинтов. Сейчас многие, избавившись от доспехов, перевязывали друг друга. Кроватей в монастырском лазарете всегда было немного, поэтому большинство тяжелораненых сложили в трапезной, а тех, кому не хватило места, устраивали, где придется. Сердобольные монахи пытались оказать им посильную помощь, но лекарственных трав и отваров на всех не хватало. Добровольные помощники торопились поскорее облегчить страдания несчастных. На бинты резали кинжалами и ножами чистые простыни, ломали мебель и расщепляли куски дерева для того, чтобы было чем затянуть сломанные кости. На моих глазах несколько друзей закололи товарища, понимая, что его рана смертельна. Склонившись над бездыханным телом, убийцы спешили сотворить молитву, чтобы объяснить богам свою жестокость. На сверкающих вершинах другая мера для всех деяний человеческих и то, что мы справедливо считаем милостью, там могут воспринять, как великий грех.

И все-таки людей было слишком много. На одно принесенное со двора ведро воды накидывались сразу множество ртов, и оно пустело в одно мгновение. Те, кому не хватило воды, опускали внутрь полоски материи, которые впитывали оставшуюся влагу и потом либо сосали их, либо прикладывали к разгоряченным лицам. Еду тоже расхватывали на лету. Судя по разговорам, кладовые уже опустели, и чем кормить дальше укрывшееся в монастыре войско было непонятно. Обозы остались снаружи и теперь они оказались в руках степняков, а небольшой запас еды, который воины несли с собой в дорожных мешках либо был уже съеден, либо пропал. Многие побросали в бою лишнюю тяжесть в надежде подобрать ее после победы.

Перед уходом старший ключник оставил мне ключи от всех дверей, но я умышленно не стал сокращать путь пробираясь потайными проходами, чтобы лучше понять и запомнить происходящее в храмине. Обойдя первый этаж, я с облегчением обнаружил, что ни Бибона, ни Гамона здесь не было. Это говорило о том, что они, если и пострадали в бою, то не сильно. Многие вошли в ворота монастыря на своих ногах, но теперь катались по полу от боли, призывая всех богов. Всех тяжелораненых, на сколько я понял, оставляли внизу, потому что затаскивать носилки наверх было неудобно и тяжело. И все-таки я не спешил переходить на второй этаж и по несколько раз обошел все комнаты в поисках знакомых лиц. Я хотел расспросить кого-нибудь о том, что здесь происходит, но встреченные мной дворяне были либо ужасно заняты, либо страдали от боли. Заметив в углу пожилого воина, чем-то похожего на Пошуна я пробрался к нему и присел рядом, благо как раз освободилось место – сидевший поблизости гвардеец отправился за водой.

– Здравствуй, – сказал я, опускаясь на пол.

Старик даже не посмотрел на меня. Его неподвижный взгляд был устремлен в одну точку. Со стороны создавалось ощущение, что он что-то внимательно разглядывает на противоположной стене. Если бы я не знал, что на камнях ничего нет, то подумал бы, что он читает какую-то надпись или вглядывается в картину.

– Здравствую, воин, – повторил я и прикоснулся к его плечу.

– Здравствуй, – проворчал дворянин, но так и не удостоил меня взглядом.

– Не скажешь, как здоровье короля?

– Говорят, он жив, – старик облизал сухие, потрескавшиеся губы, – но очень плох.

– Куда его отнесли?

– Куда-то на второй этаж.

Безучастность старика, его остановившийся взгляд и безвольная поза заставили меня задуматься.

– Слушай, ты часом не ранен? Может помощь, какая нужна?

Только сейчас гвардеец, наконец, посмотрел на меня.

– Тело мое здорово, – проскрипел он, – но дух полон печали. Иди своей дорогой, воин. Сегодня в бою я потерял двух сыновей.

Я быстро поднялся и осторожно, боясь побеспокоить несчастного старика, оплакивающего свою семью, дружески похлопал его по плечу.

– Держись. Скорблю вместе с тобой.

В коридорах второго этажа было меньше народа. Сначала я подумал, что основная масса солдат осталась внизу, но потом сообразил, что гвардейцы просто разбрелись по комнатам. Здесь было больше жилых помещений, в которых можно было устроиться с относительным комфортом. Вообще на втором этаже было больше порядка, и очень скоро я понял почему. Большинство людей стекалось к покоям владыки. Раньше много лет назад они принадлежали Фифону, а потом в них перебрался настоятель монастыря. Судя по всему, сейчас лучшие комнаты занял король со свитой. Охрану в дверях выставлять не стали, потому что в обители переполненной гвардейцами защищать короля было не от кого, к тому же в опочивальне Марона и так толпилось слишком много дворян. Я быстро прошел мимо, украдкой на ходу заглянув в открытую дверь, но толком ничего не увидел.

Из обрывочных фраз и случайно оброненных слов я понял, что Марон и вправду плох. Он был в сознании, но не вставал с постели. Конечно, в таком состоянии он не мог руководить армией. Собственно именно на это и сетовали большинство встреченных мною дворян. Я ни с кем больше не разговаривал и только слушал. Сейчас я больше чем глазам доверял своим ушам.

Нигде не задерживаясь надолго, я шел все дальше и дальше. Пройдя через галерею, я выбрался в западное крыло. Раньше здесь жили старшие монахи и прибывающие из города паломники. В отличие от комнат обычных братьев эти кельи были просторней и значительно уютней. Ближайшие соратники Марона оценили их по достоинству. Вельможи без спросу заняли комнаты и теперь обживали, словно номера в гостинице. Почти все двери оказались закрыты. Из-за них раздавались громкие голоса иногда полные отчаяния, иногда веселья. Каждый переживал великую битву по-своему. Стараясь не шуметь я пробирался к потайной винтовой лестнице ведущей наверх, пока одна странность не заставила меня неожиданно остановиться. Из приоткрытой двери явственно тянуло свежей кровью и сгоревшим магическим порошком. Конечно, все мы пропахли запахами войны и смерти, но здесь в этом месте я не ожидал учуять ничего подобного. Я огляделся. Поблизости никого не было, поэтому я взялся за ручку, открыл дверь и вошел в келью. То, что я увидел, поразило мое воображение. Комната была полна мертвецов. Без всякого сомнения, это были дворяне и убили их совсем недавно. Я насчитал шесть тел сваленных одно на другое. Все они были без доспехов и оружия, но на стенах, на кровати и даже на витраже окна виднелись брызги крови, что говорило о том, что совсем недавно в этой комнате шел бой. С кем схватились незнакомые воины, и почему их бросили вот так без погребенья, оставалось для меня загадкой.

– Осторожней, – прошептал кто-то у меня за спиной.

Готовый к любым неожиданностям я повернулся и схватился за меч.

В коридоре непонятно откуда появился совсем молодой дворянин. Он был без доспехов, но при оружии. Левая рука гвардейца висела на перевязи, а через всю щеку шел длинный порез. Кровь уже запеклась.

– В чем дело? Кто ты и что здесь делаешь?

– Шшш, – незнакомец приложил палец к губам, – здесь нельзя находиться.

Он отступил от двери и поманил меня за собой в темноту коридора.

Я вышел следом и осторожно прикрыл створку.

– Ты знаешь, кто эти люди? Кто их убил?

Мальчишка опять поманил меня за собой к лестнице и не остановился, пока мы не завернули за угол.

– Стой, – я поймал его за рукав, – отвечай.

Он посмотрел на меня испуганным взглядом и вдруг весь затрясся словно в лихорадке. Зубы его застучали друг о друга.

Я уже видел такое в лагере, когда раненный приходил в себя после предыдущей великой битвы. Некоторые воины теряли рассудок, не выдержав ужасов войны. Кого-то безумие охватывало на время, а кто-то сходил с ума на всю оставшуюся жизнь. Средства от душевной хвори не существовало, но иногда окриком или ударом удавалось вывести несчастного из странного оцепенения.

Недолго думая я отвесил парню ладонью звонкую оплеуху. Голова мальчишки дернулась, он попятился, всхлипнул и вдруг схватился за меч.

Именно такой реакции я и ожидал. Сделав шаг вперед, я порывисто обнял его, что было силы, прижал к себе и перехватил руку, тянущуюся к оружию.

– Тихо, тихо, – забормотал я, – теперь все будет хорошо. Успокойся. Возьми себя в руки.

Твердый словно сталь мальчишка неожиданно обмяк и разрыдался, как девчонка.

– Рассказывай, что здесь случилось, – потребовал я, когда бедолага оплакал свою горькую судьбу и немного успокоился. Он никого не потерял в бою и раны его были не опасны, но вид крови, дикарей, смерть товарищей и усталость окончательно подкосили юношу. Молодой дворянин все еще всхлипывал, но взгляд его прояснился. Мы сидели на полу в самом конце коридора возле винтовой лестницы. За все это время никто не прошел мимо нас.

– Кто эти люди в комнате и за что их убили? – опять спросил я.

– Это охрана Гамона, – наконец сумел выдавить из себя мальчишка.

Я вздрогнул, услышав страшный ответ.

– Кто их убил?

– Посланники короля, – мальчишка принялся совершенно по-детски вытирать слезы рукавом кафтана, – они предложили им сдаться, а когда те отказались, напали на них и всех убили.

Ни тела самого Гамона, ни тела Бибона, слава богам, в страшной комнате я не нашел.

– Так уж и всех?

– Несколько человек увели. Их держат наверху под охраной.

– Наверху, – я указал на лестницу, – на третьем этаже?

Мальчишка кивнул.

– За что с ними так поступили?

Молодой дворянин пожал плечами. Он заметно успокоился, по крайней мере, перестал дрожать и стучать зубами.

– Ты сам все это видел или тебе рассказали?

– Сам, – юноша уверенно кивнул, – мне приказали отнести им еду, но я не успел. Как раз к двери подошел, когда все это случилось.

– Гамон жив?

– Да. Я видел, как его уводили наверх.

– Давно это было?

Мальчишка отрицательно покачал головой.

– Нет. Я не знаю. Я потом так тут и сидел. Боялся уходить.

Я встал и поправил перевязь.

– Но ты не знаешь, за что на них набросились? – еще раз спросил я.

– Говорили что-то про измену, про приказ короля, но я был так напуган, что ничего не мог понять, – признался юноша.

Понятно. Он хорошо держался в бою, но, когда при нем свои стали убивать своих перепугался до смерти. Трудно разобраться в хитросплетениях высокой политики в особенности, когда тебе всего шестнадцать лет.