Текст книги "Трамлин-полет"

Автор книги: Олег Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

А вот Николай Елизаров и Стасис Брундза шли наоборот – снизу. Они постепенно и очень аккуратно приближались к своему пределу. Как только стали биться, так сразу остановились, поняв, что все – дальше нельзя.

Понятно, в моем изложении много изъянов, а все сказанное справедливо лишь в первом приближении. Оттенков же тысячи, но это уже слишком сложно передать.

– А ты сам как шел? Снизу или сверху?

– К сожалению, сверху.

– Ну-у, тогда у тебя по части "ушей" богатый опыт!

– Что есть, то есть.

– И где же тебя первый раз угораздило?

– Под Ленинградом, на границе с Финляндией.

– Серьезно улетел?

– Мог бы на этом и закончить, но случай спас. Вообще, честно говоря, я в случаи не верю.

Авторалли середины семидесятых годов были чертовски изнурительной работой. Полторы, а то и все три тысячи километров, из которых чуть ли не половина так называемые спецэтапы, где задавалась заранее невыполнимая средняя скорость и штраф получали все, но выигрывал тот, кто имел его меньше. Спецэтапы прокладывали по глухим, почти без движения дорогам. Длина же спецэтапов была, как правило, пятьдесят – сто километров. Правилами движения скорость не ограничивалась, и спортивные грузовики зачастую не только на уступали своим легковым собратьям, но и показывали лучшее время. Такое, например, не раз случалось на зишем ралли "Невские огни". Трасса этого ралли шла вдоль границы с Финляндией, а это сплошь повороты, спуски, подъемы да прыжки – в общем, не соскучишься! О том, чтобы проверить записанную стенограмму дороги, не могли быть и речи – слишком большие расстояния. Поэтому писали сразу начисто.

Тренировки строились так. По трассе шло сразу несколько машин. Как правило, три-четыре. Вел команду самый, многоопытный экипаж, а уже за ним тянулись остальные. У лидера задача была сложной. Требовалось, с одной стороны, выдерживать безопасную скорость, а с другой стороны, эта скорость не должна опускаться ниже определенного порога. Хитрость в том, что если ехать спокойно, то истинная сложность поворота не раскроется. Бывает, проехал поворот тихонько. "Ну,– думаешь, здесь на все деньги сыпать можно!" Потом попробовал... и еле-еле на скорости сто удержался! Оказывается, есть какой-нибудь незначительный, почти незаметный отрицательный уклон профиля, который совсем не ощущается при спокойной езде, но при прохождении на пределе серьезно меняет картину. Бывает и наоборот: с виду опасный поворот, на деле его и вовсе без сброса газа пройти можно. Поэтому "катать" трассу требовалось на скоростях, близких к тем, что будут на гонке.

То, о чем я хочу рассказать, произошло на тренировке и как раз вблизи от границы с Финляндией.

Ночь. Впереди шел спортивный ЗИЛ-130 лидера, а следом за мной еще один "стотридцатый" и автомобиль-"техничка" ЗИЛ-131, где за рулем сидели тоже спортсмены. Иначе нельзя – хоть и тренировка, но нагрузки почти предельные.

Та зима была снежной, и дорога представляла собой тоннель, где справа и слева поджимали вертикальные снежные стены высотой под метра два! Трасса привычно петляла из стороны в сторону, поднималась на небольшие горки и падала вниз. Лидер метрах в двухстах впереди, и по его поведению я успевал четко ориентироваться: зажглись стоп-сигналы – тормози, не зажглись – дави на газ. Тренировочный поезд шел уже несколько часов, все втянулись в монотонную работу.

Смотрю, лидер после правого поворота стремительно взлетел на пригорок без торможения (огни не зажглись), прыгнул и скрылся из виду. Раз так, я делаю вывод, что скорость можно не сбрасывать, и поэтому сразу диктую: "Двести, трамплин-прыжок прямо". Взлетаю на трамплин, колеса чуть, отрываются, и, как только лучи прожекторов опускаются вниз, перед нами встает жуткая картина. Дорога уходит вниз и метров через сто пятьдесят крутым правым поворотом прячется за скалу. Слева обрыв метров шесть. Машина лидера, не вписавшись в поворот, кубарем катится по откосу и замирает внизу обрыва вверх колесами. Все как в жутком сне. До моего полета остаются считанные секунды. Ясно, что на такой скорости в повороте не удержаться и придется падать в обрыв. Но упасть требуется так, чтобы не подмять под себя лидера, а то ребятам конец. Все это пронеслось в голове за долю секунды, тут же увидел и место приземления: начинать падение нужно чуть раньше того участка дороги, где сорвался лидер, тогда и лечь можно будет чуть раньше него, как раз местечко для моей "стотридцатки". Страха нет, но все время думаю вторым планом: "Только бы ремни сработали!" Дело в том, что на эту гонку мы установили японские инерционные ремни безопасности, которые фиксируют водителя в момент удара. Но здесь перед ударом будет полет! Если они не отреагируют на него, то будет плохо нам.

Плавно, как во сне, машина срывается с дороги и падает в обрыв. Еще раз успеваю подумать о ремнях и изо всех сил упираюсь в руль – начинается переворот через левый бок. Тут с облегчением отмечаю, что ремни сработали! Делаем полный оборот через левый борт и на него же и приземляемся. Удар. Боли нет. Я тут же кричу штурману: "Вылезай быстро – сейчас еще двое наших здесь будут!" – а у самого сердце молотит, как паровой молот. Время теперь отмеряется этими ударами, и каждый из них может стать последним. А штурман, зараза, барахтается в ремнях, как муха в паутине, выбраться не может. "Ну давай, давай,– кричу ему,– быстрее!!!" Он наконец выпутывается, открывает дверь и выпрыгивает наружу. Я лезу следом, но... проклятье! Дверь под собственной тяжестью закрывается, и меня, как гвоздь молотком, вколачивает обратно. Матерюсь на чем свет стоит, лезу к выходу, но понимаю, что не успеть мне теперь. Вот сейчас это случится, вот... ну, и мысленно удивляюсь почему никто не падает вверху? Пора же уже! Давно пора!

Открываю дверь и вижу свет прожекторов несущейся вниз по дороге "стотридцатки". Обидно, черт возьми, -думаю, – чуть-чуть не успел! Но совершенно неожиданно машина удерживается на дороге и с ревущим на максимальных оборотах мотором летит дальше. Но по пятам за только что прошедшей машиной идет "техничка". Я только успел вылезти из кабины, когда бросил взгляд вверх и увидел жуткую картину: "техничку" развернуло боком, и она, выскребаясь всеми шестью колесами трех ведущих мостов, пытается удержаться на дороге и вот-вот должна сорваться. Но каким-то чудом ей удается удержаться на дороге, хотя задние два колеса уже почти сорвались и царапали по самому краю обрыва.

Ну все! Пронесло. И тут же думаю: "Да быть этого не может! В этом повороте нельзя удержаться! Господи, о чем я? Как там ребята в машине-лидере?" Проваливаясь по пояс в снег, мы со штурманом стали пробираться к лежащему вверх колесами автомобилю. Откопали двери – оба живы-здоровы. Бледноваты немного, а губы так просто синие, но мы, видимо, не краше.

Спасла нас тогда снежная подушка. Ее толщина в месте нашего приземления была около двух метров.

Как только вытащили напарников на свет божий (а точнее, в темень непроглядную – ночь все-таки!), меня опять начал вопрос одолевать: как это две последние машины ухитрились на дороге удержаться?

Оказывается, по чистой случайности. Та "стотридцатка", что за нами шла, где-то в километре-двух от рокового места не вписалась в поворот, пробила снежный вал и ушла в поле (хорошо еще, поле оказалось, а не лес или скала!). За рулем сидел Слава Федоров. Он потом рассказывал нам: "Пробиваю снежный вал, ну, думаю, хана, сел! Но нет, вылетаю в поле. На газ давлю что есть силы, делаю плавный поворот и ходом опять в снежный вал, пробиваю его насквозь и, елки-палки, оказываюсь на дороге. Все так быстро произошло, что и глазом моргнуть не успели. Но ноженьки все-таки дрожат – никак на педаль газа не могу толком наступить. А вы тем временем усвистали далеко. Я было рванул, но на горушке дай, думаю, приторможу, на всякий случай. Притормозил, смотрю, а вы, голубчики, уже разлеглись и отдыхаете. Кстати, даже осадив машину, я еле-еле удержался в повороте".

Ребята, ехавшие на "техничке", описали ситуацию так: "Славку размотало, он нырнул в снег и пропал. Мы по тормозам. Остановились у пробоины, смотрим. Там что-то невообразимое творится: Славка полным ходом чешет по полю, только снег в стороны! Раз, два – и он опять на дороге. Мы подивились его фокусам и за ним. Пока разгонялись, он успел сильно оторваться от нас, поэтому перед трамплином притормозили, но как увидели, что там творятся... В общем, перепугались за вас и, пока пугались, как-то само собой и прошли поворот, хотя тоже чуть не упали!"

Так до Москвы я и не подменил Виктора за рулем. С той поездки отношения наши пошли на сближение.

Вышло так, что и по редакционным делам нашлись общие заботы. Виктору передали тематику испытаний, и я, как мог, помогал ему в этом.

Когда же осенью 1986 года пришло приглашение от польских коллег-журналистов принять участие в авторалли, то с выбором партнера вариантов не было – им однозначно стал Виктор. А вот с машиной получилось сложнее. Где ее взять? Пришлось потрясти Белозерова (того, что "гонку на выживание" мне устроил). Все вышло как нельзя лучше. Завод только что изготовил первую серию спортивных "восьмерок" (ВАЗ-2108-06 "Самара"), как раз одна из них мне и досталась.

Надо сказать, что в принципе "восьмерка" уже в то время для меня не была загадкой – на редакционных испытаниях исколесил на ней не один десяток тысяч километров. Но "восьмерка" в спортивном варианте попадалась мне впервые. В этом смысле переднеприводные автомобили я никогда не щупал. Конечно, пробовал их и так и сяк – зимой на "Медвежьих озерах" (это старый аэродром под Москвой) неделями пропадал, подбирая "ключи" к новой для меня технике. И все-таки одно дело – испытания и тренировки, а другое – соревнование. В них всегда что-нибудь неожиданное откроется. К сожалению, и посоветоваться не с кем было, наши спортсмены еще только-только начинали думать о переднеприводных, и скорее уж я мог им помочь, чем они мне.

Из документов, что пришли в Союз журналистов о ралли в Польше, я ничего не мог толком понять, поэтому предстояло во всем разобраться на месте. Сбор участников был назначен в Седлце (или, как произносят сами поляки, Щедлце). Это на полпути от Бреста к Варшаве – по сто километров туда и сюда. Маленький городишко со множеством костелов, от средневековых до ультрасовременных.

Местом встречи оказалась небольшая, но симпатичная гостиница "Гетман" на окраине города. Нас ждали. После размещения попросили отдохнуть до ужина, где и пообещали все подробно рассказать, к этому времени должны собраться все участники, и тогда будет официально объявлен регламент соревнований.

Перед ужином к нам подошла миловидная полька и сказала, что ее зовут Эва и что она поможет нам в переводе. Эва прекрасно говорила по-русски и, как потом выяснилось, работала редактором в польском издании какого-то советского журнала. Она вместе со своим мужем Кшистофом тоже собиралась участвовать в ралли. Пару лет спустя я узнал, что это ралли было их свадебным путешествием. Кшистоф работал редактором в автомобильном журнале "Мотор", но, глядя на его руки (такими руками колесные гайки отворачивать без ключа), можно было предположить, что он, скорее всего, автомеханик. Правда, это только руки. Все остальное же: мягкая застенчивая улыбка, неторопливая манера разговора, очки, напоминающие по форме пенсне, – создавало образ этакого рафинированного интеллигента. Но руки! Поразительное сочетание!

За ужином я понял только то, что у нас есть один день в запасе. Поэтому, приглашая Эву и Кшистофа продолжить ужин у нас в номере, мы не волновались о спортивной форме на следующий день.

Кшистоф, как вскоре выяснилось, тоже неплохо говорит по-русски, а особенно (как все мы, грешные) после чарки-другой. Эва, правда, подтрунивала, над ним и говорила, что для Кшистофа между подвеской и занавеской нет разницы, но тем не менее через час про ралли выяснили все. Стало ясно, что это любительская встреча журналистов-автомобилистов Польши, Болгарии, Германии, а с этого года и Советского Союза. Это одновременно соревнование, симпозиум и просто путешествие по стране. Каждый принимал ту часть программы, которая его больше устраивала. Серьезными спортивными конкурентами нас не считали, потому как в лидерах были довольно лихие ребята, которые к тому же уже не первый год выясняли между собой отношения. О своем спортивном прошлом я не распространялся, и если мы и привлекли внимание к себе, так только автомобилем. Для всех он стал новинкой и, я бы рискнул сказать, даже диковинкой.

Вечерняя встреча с молодой четой закончилась глубокой ночью с перспективой на хорошую головную боль утром, но зато стало ясно, что единственным по-настоящему серьезным скоростным участком будет лесной доп, который повторится дважды – вечером третьего дня и утром четвертого. По моим прикидкам именно он все и должен будет решить, в конечном счете. Были, правда, еще гонки во гаревой дорожке, несколько так называемых городских гонок, то есть прямо по улицам городов (причем в Варшаве тоже), но лесной доп тем не менее решал все. Тренироваться на нем не запрещалось, однако ехать специально за триста километров никто не собирался. С Кшистофом по этому поведу мы договорились в ту ночь так. На третий день во время дневного перерыва (это километров сто от допа) быстренько смотаемся туда, запишем стенограмму (как потом выяснилось, Кшистоф думал, что мы не умеем это делать) и вернемся обратно. Трех часов нам на все вполне хватит.

Когда мы выиграли по итогам первого дня, это вызвало некоторое недоумение. Когда мы выиграли и во второй день, то претенденты на призы стали на нас косо поглядывать, а все остальные откровенно обрадовались неожиданному, по их мнению, развитию интриги и тут же приняли нашу сторону. Особенно немцы, которые имели следующий за нами стартовый номер. Они ни на что не рассчитывали, а потому катались в свое удовольствие в симпатичной компании молоденьких фрейлин, считавшихся, по официальной версии, их штурманами (так, оказывается, тоже можно!). Один из этих немцев как-то ночью ввалился к нам в номер, поддерживаемый с двух сторон "штурманами", выразил восхищение и предложил на выбор любую из его "опор". Я с сожалением подумал о том, что мой убогий немецкий не позволяет выкрутиться из этой комичной ситуации элегантно, потому просто поблагодарил и сказал, что хочу спать.

На третий день с нас уже не спускали глаз. Это и понятно – главные призы (двигатели "Полонеза" и ФИАТа) не должны, были уехать из Польши.

Я, как узнал о призах, еще перед стартом, так сразу Виктору сказал:

– Не ведать нам первых мест.

– Это почему же?

– А ты видишь, какие призы?

– Ну и что?

– А то, что на сторону их не отдадут!

– Как так? А если мы выиграем? – наивно спросил Виктор.

– Не расстраивайся – не выиграем!

– Ну а если все же выиграем?

– Отстань! Говорю тебе, не выиграем, значит, не выиграем!

Разговор возобновился на третий день, когда Виктора захватил азарт.

– Андреич,– начал он,– а ведь если так дело дальше пойдет, то мы вопреки твоим пророчествам можем и выиграть.

– Витек, наука знает много гитик.

– Ты загадками не говори и своими "гитиками" мне голову не дури! Как они, по-твоему, смогут нам помешать?

– Как, как, а вот так. В ралли, если ты "темная лошадка", приемов, чтобы убрать тебя с пути, предостаточно! Остается рассчитывать, что наши друзья выберут "чистый" прием.

– Мне кажется, Андреич, ты все слишком драматизируешь, а может, немного и фантазируешь. Ну что они могут нам сделать?!

– Брось, Витек. Не хватало еще мне тебя запугивать! Это азбука, такие дела в порядке вещей. А поймают нас очень просто. Поставят полицейского с "радаром", где знак сорок, а средняя скорость о-го-го какая! Полицейский запишет нам в контрольную карту нарушение правил. А ты знаешь, какой за это штраф! Кстати, могут для верности в двух, а то и в трех местах такую ловушку устроить. Это и многое другое все давно известно, как известны и контрприемы, но, знаешь, мне эти игры надоели, и я не хочу даже напрягаться – как выйдет, так и выйдет. И тебе советую, расслабься и получи удовольствие!

Советовал, советовал Виктору расслабиться, а сам, когда в середине третьего дня приехали к месту дневного перерыва, не выдержал, подошел к Кшистофу и напомнил о его обещании съездить с нами на тренировку. Бедняга Кшистоф стал мяться, вжал голову в плечи и грустно посмотрел на меня – может, я передумаю. Выходило так, что и от слова данного не с руки ему отказываться, но и помогать нам – вроде предательства получается (он в первый вечер и предположить не мог, что события так развернутся).

Но я не передумал.

– Ладно, поехали уж,– грустно говорит он,– только быстро туда-сюда.

– Не волнуйся, мухой слетаем!

– Как, как?

– Я говорю, быстро поедем. Ты только успевай дорогу показывать.

Забрался Кшистоф назад, уселся между дугами каркаса безопасности, только очки блестят – не-хочет, чтобы его видели. Бедный Кшистоф. И ведь ни он, ни я ничего противозаконного не делали, а на душе погано, как будто в чужой карман залезли.

Ладно, думаю, переживем и это. Подумал, да как "притопил" со злости! Смотрю, Кшистоф шлем надел, но помалкивает.

Через сорок пять минут Кшистоф попросил притормозить и, показывая на бетонку, уходящую в лес, сказал:

– То есть наша дорога.

– Вот черт! – выругался я.– Смотри, военные уже перекрыли движение. Кшистоф, скажи им, что мы мигом, туда-обратно.

Ох как не хотелось Кшистофу говорить с военными! Но что поделаешь. А военные, на его беду, взяли и разрешили!

Я сказал Виктору, чтобы он приготовился, и стал тут же по ходу движения диктовать стенограмму. Этого наш польский друг уже стерпеть не мог и взбунтовался:

– Э-э-э, мы так не сговаривались! Мы сговаривались, что только проедем, и все.

– Да ладно тебе! Какая теперь разница! – оборвал я его почти грубо (в действительности никакого договора между нами не было).

Кшистоф обреченно замолк и как-то сник.

Когда все сделали и выехали с допа, записав его в прямом и обратном направлениях, нам попался навстречу красный "Полонез".

– Ну все! – тихо выдохнул Кшистоф, заметив эту машину.

– Что все? – спросил я, хотя уже и без Кшисгофа догадался, в чем дело: на "Полонезе" были ребята, которые за нами следили.

Кшистоф ничего не ответил на мой вопрос и угрюмо молчал всю обратную, дорогу. "Господи,– думал я, выжимая всю мощь из нашей "восьмерки",– сколько же это будет продолжаться! Мало мне досталось дерьма от "спортивных дел" у себя дома, так и здесь, в этих вшивых покатушках-погонюшках, нельзя обойтись без мафиозных дел!"

К старту злосчастного допа мы подъехали под вечер. Пристроились в хвост к очереди из пяти-шести машин и вышли размяться. Настроение – хуже некуда. Через пару минут нас подперли сзади немцы. Они, как всегда, катались двумя экипажами сразу. Водитель первого, как остановились, выскочил из-за руля, подмигнул мне и, сказав, что на предыдущем допе у нас опять лучшее время, принялся с ожесточением надраивать стекла и фары. Напарница его тем временем даже бровью не повела, чтоб помочь своему драйверу, и, как теперь говорят, "релаксировала". На что я довольно желчно сказал немцу, что стекла и фары – это забота штурмана, а "релаксировать" сейчас как раз ему нужно. Немец, слава Богу, не воспринял сказанное серьезно и, смеясь, ответил, что у них другой принцип разделения труда – почасовой: до двенадцати ночи работает он, а после – вкалывает его фрейлин. Я поднял руки вверх, согласившись, что у их штурманов действительно огромная нагрузка и отдых днем при таком расписании просто необходим, а мысленно обругал себя и свой российский комплекс.

Прибежал Виктор. Он ходил на старт узнавать, как там дела.

– Андреич, предупреждают, что болгарин уже улетел в лес. Так что давай поосторожнее поедем.

– Ты, Витек, в стенограмме не запутайся, а главное, не показывай, что она у нас есть. Остальное я как-нибудь осилю.

– Ну конечно!

Когда сели и пристегнулись, я подумал: "Интересно, на третьем или четвертом повороте собьется Виктор? Ведь впервые в жизни будет стенограмму читать! Да и настоящий доп, можно сказать, для него первый. Чудо, если Витек до середины дотянет".

Стартуем. Чуда не случилось – Виктор сбился на втором повороте. Он продолжал говорить, но я уже не слушал его. На наше счастье, почти все повороты лесной дороги были примерно одинаковой сложности (это я на тренировке сразу на заметку,взял) и проходились на скорости сто десять – сто двадцать. Кроме одного. Этот довольно коварный поворот притаился в середине скоростного участка (там, наверное, и улетел в лес болгарин), поэтому я ехал, а сам все на показания счетчика пути поглядывал – не прозевать бы!

Как только поворот-"одиночка" остался позади, я прибавил скорость, но все равно ехал тупо и без настроения – на автопилоте.

Финишировав, поставил автомобиль у гостиницы – раллийный день на этом заканчивался – и понурый пошел в номер. Виктор, судя по всему, пребывал в таком же настроении.

– Может, без ужина спать завалимся,– предложил я,– а завтра последний день открутим, и домой. Переживем как-нибудь!

– Давай. Только я пойду посмотрю, что там с результатами, и расписание на завтра.

Пока Виктора не было, я успел постоять под душем, и это немного успокоило, а когда как следует растерся жестким полотенцем, то подумал, что можно было бы и поужинать.

– О! Ты уже сполоснулся,– сказал Виктор, увидев мою мокрую голову. Судя по всему, он тоже оттаял и не прочь был поужинать.– Ты знаешь, а мы и этот день выиграли, несмотря на третье время, что показали сейчас в лесу. Кстати, там одиннадцать секунд первому и четыре второму продули.

Я ничего не ответил, но не потому, что голову вытирал в это время, а просто мысли о прошедшем дне вернули отвратительное настроение.

Постучали в дверь.

– Открыто! – крикнул Виктор.

Вошел Кшистоф. Вид у него был совсем пришибленный. Ну вот, подумал, начинается.

– Олек,– он произносил мое имя с ударением на "о" и выраженным "к" с придыханием, что придавало сказанному еще большую застенчивость, которая и без того была свойственна Кшистофу во всем,– на этот раз он говорил почти шепотом.– Олек, понимаешь, мне нужно с тобой поговорить.

– Садись, поговорим,– я, к сожалению, уже догадывался, о чем пойдет разговор.

Кшистоф долго мялся, не зная, с чего начать, потом наконец-то решился:

– Пойми меня, Олек, правильно, но я хочу сказать, что тебе не надо выигрывать эту гонку. Я тебя очень прошу!

– Что ты имеешь в виду? Этот лесной доп или ралли вообще?

– Ралли вообще,– эхом отозвался Кшистоф.

– Но это уже очень трудно сделать! Осталось два скоростных участка – лесной в обратную сторону и городская гонка в Варшаве. Самое большое, что я могу проиграть здесь, так это полминуты, а отрыв намного больше! Единственный для нас выход – прямо сейчас собрать вещи и уехать домой. Но тогда, прости, нас там не поймут. Дома-то знают, что я немного разбираюсь в ралли. Ты понимаешь это? А автомобиль я из принципа ломать не буду!

Кшистоф молчал. Тер большим пальцем подлокотник кресла, тупо смотрел в пол и молчал. Молчали и мы с Виктором – решили держать паузу.

Заговорил Кшистоф:

– Олек, я попал в очень плохую историю. Меня предупредили, что, если вы победите, у меня будут большие неприятности. Такие, что я даже сказать не могу. Самое меньшее – придется уехать из Варшавы.

– Это те, что в красном "Полонезе" катались за нами?

Кшистоф сделал неопределенный жест, а я не стал на него давить – вот уж действительно влип парень! Да и мы вместе с ним.

– Ладно, Кшиш, что-нибудь придумаем, не расстраивайся.

Кшистоф встал, виновато улыбаясь:

– Я пойду, Олек. Ты на ужин придешь?

– Обязательно!

– Ну, тогда не говорю "до свидания"

Как только закрылась дверь, Виктор взорвался:

– Да пропади они пропадом! Надо выигрывать, и все тут!

– И подставить парня?

– Да не верю я! Запугивают его просто!

– Вить, такими делами не шутят. Поверь, я в этих играх разбираюсь получше тебя. Дома и то голову отвернуть могут, а здесь чужая страна. Да и Кшистоф свои порядки знает не хуже нас.

– Ну ладно, спасем его, а дома что скажем?

– Да ты не расстраивайся, подарки и призы нам так или иначе дадут! Думаю, что для этого даже наших усилий теперь не потребуется. А дома, перед кем нам отчитываться, в этом ни бельмеса не понимают. Видел бы ты, какую лапшу на уши вешают генералам в ДОСААФ, когда наши сборники-раллисты с чемпионатов мира возвращаются! Единственное, что меня смущает, так это приемчик, на который они нас возьмут. Но это даже интересно.

– Ты говорил, что на "радар" поймают. Пускай ловят. А что еще может быть? Какие еще приемчики в твой практике имеются?

– Приемчиков тьма – от вывернутой и слегка наживленной пробки слива масла до камня, килограмма на два, в лобовое стекло. А знаешь, когда скорость за сотню, то камешек этот прошивает машину как снаряд. И моли Бога, чтоб на его пути твоей головы не оказалось!

– Пугаешь, Андреич! Что-то я о таких случаях не слышал.

– Кто же тебе говорить об этом станет? У нас и катастроф-то не бывает, а ты хочешь, чтобы о таких гадостях рассказывали. Ладно, не волнуйся, они нас технично уберут. Кровавых сюжетов не предвидится. Камни летят там, где другого выхода нет, а здесь действительно тьма вариантов. Пойдем лучше поужинаем, все равно сон отшибло.

Перед рестораном нам встретились те, кому, судя по всему, завтра предстояло стать победителями. Приятные, симпатичные люди (я серьезно), только вот за спиной у них поганые дела делались, но, кстати, не исключено, что они об этом и не знали (и это вполне серьезно).

– Привет пану Олегу,– крикнули они весело.

– Привет,– улыбнулся я им,

– Что так плохо проехал на последнем участке?

– Проехал, как мог. Просто вы его наизусть знаете, а я первый раз,– блефанул я.

– Ой-ой-ой, не надо говорить "первый раз". Мы-то знаем, что ты тренироваться ездил! – это было сказано не в упрек и весело.– А может, тебе страшно стало по лесу быстро ехать?

– Я завтра чуть побыстрее поеду, вот тогда и сравнимся. Договорились?

– О'кей, договорились!

После ужина я взял стенограмму и выучил ее наизусть.

Утром перед самым стартом мне несколько раз попадался Кшистоф. Он с тоской во взоре бродил туда-сюда, но подходить не стал.

Я еще раз повторил стенограмму и решил, что сделаю так. Лесной участок, с которого начинался день, пройду на всю. Естественно, с учетом того, что дорога сырая и машину, к сожалению, все еще не очень-то тонко чувствую. Потом, если до Варшавы ничего не случится (в чем я сильно сомневался), последний скоростной участок, тот, что непосредственно в городе, тоже открутить на все деньги, а к финишу ралли, на выходной KB, опоздать – блудануть минут на десять, и все дела!

Виктор увидел, что я слишком сосредоточен, и не на шутку обеспокоился:

– Андреич, ты только не заводись! Бог с ними, с раллями этими. Нам целыми домой приехать надо.

– Вот те раз! Вчера вечером говорил ату их, ату, а теперь – не заводись! Так будем выигрывать или нет?! – не удержался я, чтоб не подтрунить.

– Андреич, тебе видней. Главное, не заводись!

– Не буду, не буду. Не боись!

Стартовав, до того хитрого поворота я аккуратничал, побаиваясь и за себя, и за автомобиль – оба еще не прогрелись. А уж как прошел середину, так открыл газ до упора. Но тут, чувствую, мотору силенок явно не хватает. Так до конца с полным газом и шел.

Финишируем. Виктор сияет как тульский самовар – понравилось. Молодец Витек! Обычно с непривычки пугаются, а он под конец даже покрикивать начал: "Давай! Давай! Жми!" Я и так уж вовсю жал, а мотор-то почти стандартный. Ладно, все равно отрыв от остальных такой получился, что и вчерашние секунды отыграли.

До Варшавы предстоял большой перегон, поэтому появилась возможность поболтать.

– Так на чем нас поймают? – начал тут же донимать Виктор.

– Потерпи, скоро увидишь! – не нравилась мне эта тема.

– А если не поймают?

– Доедем до Варшавы, а там решим. Чего раньше времени голову ломать?!

Виктору упорно не хотелось верить, что нам могут подлянку подкинуть. Не верилось почему-то, что в автоспорте вообще такое может быть, хотя про свой родной волейбол набось еще и похлеще знает.

Видимо, думали мы в унисон, потому что Виктор через некоторое время спросил:

– Ты вчера про камни говорил, которые в лобовые стекла бросают. И часто такое у вас случается?

– Часто не часто, а небезызвестному тебе Велло раза три бросали. Еле успевал уворачиваться. На ЗИЛе, когда на какой-то гонке в Прибалтике был, по-моему, братьям Больших колесный ключ от грузовика зафитилили прямо в лоб. Слава Богу, ровно между братьями угодил. Так что "пошутить" у нас любят! Я уж не говорю о том, как на выездах в Грецию, например, масло вдруг в коробках передач и мостах куда-то пропадало. Дерьма, в общем, хватает.

– Грустные ты веши рассказываешь, Андреич,– полушутя сказал Виктор.

– Можно подумать, в волейболе лучше.

Виктор промолчал, а я не стал настаивать на ответе – не до того было.

Чем ближе к Варшаве, тем напряженнее становилось. Должны же что-нибудь сделать! Не сомневался я – должны! Но нет! Вот уже въезжаем в город. Магистраль забита до предела. Все три ряда – машина к машине. Мы пробираемся в левом – он чуть-чуть быстрее ползет, чем два правых. Еду и не могу успокоиться: неужели пропустили нас? Вот уже и мост через Вислу показался, а там за ним, судя по "легенде", последний скоростной участок, и все!

Поток застопорило напрочь. Остановились. Но ничего, время в запасе еще есть. И тут я обратил внимание на то, что сзади, машин через шесть, стоит польский экипаж, который, по идее, должен быть впереди нас. К чему бы это? Не успел подумать, как вижу, он мне фарами мигает, а потом, и водитель выскочил из машины и к нам побежал. Я ему навстречу, а сам уж чувствую, что ничего доброго он не скажет.

– Олег, Олег,– еще издали закричал он,– вы пропустили КП!

Меня как током тряхануло.

– Какой еще КП?! В документах ничего нет!

– Вечером вчера внесли поправку,– поляк больше ничего не успел сказать – поток машин двинулся, и мы своими переговорами сильно мешали.

– Что случилось? – нервно спросил Виктор.

– КП пропустили! Вот черт подери!

– Какое КП? Нет никакого КП! Вот сам посмотри документы, если не веришь.

– Да нет его там! Изменение внесли вчера вечером, когда мы уже спали.

– Что теперь будет?

– Что будет, что будет! Все, приехали, Витек. Сливай воду. За неотметку на КП исключают из соревнований! А ты боялся!

– Давай попробуем вернуться.

– Для начала развернуться надо.– Проезжие части были разгорожены сеткой.– И потом, куда вернуться? Этап полторы сотни километров. Где этот чертов КП?