Текст книги "Трамлин-полет"

Автор книги: Олег Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

И тут мне пришло в голову, что почти до самой Варшавы я висел на хвосте у того самого поляка, который только что меня предупредил. Значит, КП совсем рядом!

– Витек, КП где-то рядом.

Быстро объяснил суть моей догадки, Виктор согласился, и тут мы увидели удобное место для разворота. Я включил фары, загудел сигналом и, растолкав машины, перевалил через разделительный бордюр. В обратном направлении поток, слава Богу, реже, поэтому стремглав понесся до ближайшего перекрестка, там остановился, выскочил на дорогу и стал ждать кого-нибудь из раллистов. Надо же было выяснить, где этот треклятый КП.

Как назло никого. А время уже шло со знаком минус. Наконец остановил немцев. Они сказали, что еще не отмечались, но, по их расчетам, КП где-то здесь рядом.

Прыгнул в машину и поехал в правом ряду у самого тротуара. ВОТ ОН! Притаился за деревом. Остановились, хватаю контрольную карту – и к судье. Он не торопясь берет ее, внимательно рассматривает, как будто первый раз видит, потом смотрят на нашу машину... Я наблюдаю этот цирк молча – все и так ясно. А судья вдруг выяснил, что печать "потерял". Вот он перерыл все карманы, стал в портфеле смотреть. Я молчу, хотя штурмана других экипажей уже начали шуметь. Наконец печать нашлась! (И надо же, в том самом кармане, – в который он раза три залезал!) Можно ехать не торопясь (а куда теперь торопиться!).

– Опоздание больше десяти минут,– выдает Виктор.

– Это уже роли не играет. Сейчас еще в "пробке" настоимся всласть. Ну вот, Витек, а ты расстраивался. Видал теперь, как дела делаются?

– Они ни при чем здесь. Это я просмотрел.

– Ладно тебе, прекрати! Просмотрел, потому что, когда смотрел, ничего не было. И еще вот что. Я сейчас, пока судья печать "искал", выяснил, что утром всех, кроме вас, предупредили о КП, а нас искали, искали, но не нашли. Мы с тобой, оказывается, очень незаметные!

Виктор совсем насупился.

– Витек, перестань! Представляешь, как Кшистоф обрадуется. А главное, нам ничего придумывать не надо. Все само получилось!

– Скажи,– не унимался Виктор,– а если в дорожных документах нет информации, имеют они право так делать?

– О чем ты говоришь! Они же у себя дома.

– А если бы такое случилось ну, скажем, на этапе чемпионата мира?

– Там таких "штук" не бывает, но тем не менее я уверен, что есть и там своя кухня, более хитрая, само собой разумеется,– но есть.

– А все-таки, как там поступают, когда меняется что-нибудь в схеме трассы, например, или случается ситуация, подобная нашей?

– Да очень просто – уведомляют всех участников под расписку и дают памятку.

На последнем скоростном участке, проходящем по варшавским улицам от набережной Вислы к Верхнему городу, я летел во всю прыть с легким сердцем и в отличном настроении. Чуть на радостях мимо тоннеля не просадил. Зато, как говорят на ЗИЛе, дал копоти!

А вечером мы увидели счастливого Кшистофа вместе с очаровательной Эвкой. Был банкет, были призы, подарки, было радостное настроение от того, что все кончилось хэппи-эндом. Виктора, правда, донимал комплекс вины, но в конце концов и он прошел.

Наутро оба ходили пасмурные: я по причине вчерашнего перебора и головной боли, а Виктора, к сожалению, опять придавил его комплекс. Молча собрались, покидали кое-как в машину вещи и, распрощавшись со всеми, отчалили в сторону дома. Говорили ни о чем, потому как каждый думал о своем. Вдруг ни с того ни с сего Виктор грустно спросил;

– Ну что, Андреич, ты меня больше никуда с собой не возьмешь?

Я так был ошарашен этим вопросом, что даже не нашел слов для ответа, лишь с удивлением посмотрел на него и подумав, что теперь голова будет болеть еще больше.

Если б Виктор знал, сколько тысяч... нет, десятков тысяч километров нам предстоит проехать вместе! Но этого, правда, не знал и я.

А через месяц главный редактор сказал мне: "...А почему бы тебе не сгонять в Лиссабон?"

Кто третий?

Просчитывая «нулевой цикл» идеи с Лиссабоном, я прикидывал, с кем ехать. Собственно говоря, вариантов не было – это Виктор Панярский и Владимир Соловьев (тот, что из правления Союза журналистов СССР). С Виктором проблем не было. Как показали прибалтийская и польская поездки, он вынослив, надежен, умеет держать себя в узде, прошел школу экстремальной езды, а главное «битый». Единственное, чего ему еще не хватало, это опыта работы на больших скоростях. Я заметил, что, начиная со ста пятидесяти, он становился слишком напряженным, но это в конце концов вполне естественно. Так что с Виктором все ясно – нужна хорошая скоростная подготовка, и можно запускать на Лиссабон. С Владимиром Соловьевым было гораздо сложнее.

По внешним признакам Соловьев вписывался в модель идеи Лиссабона почти безупречно. Казалось, лучше не бывает: молод, здоровьем не обижен, свободно владеет французским, говорит по-английски, много лет ездит за рубеж. Сплошные плюсы. Но это и настораживало. Сколько раз приходилось сталкиваться с тем, что обаятельный, милый, коммуникабельный, свой в доску парень на поверку становился невыносимым даже при намеке на опасность или оказывался занудой, а то и подлецом.

Была еще одна тонкость в создании экипажа. В нем не должно быть столь милой нашему сердцу демократии. Здесь один должен взять на себя все, а остальные доверять и подчиняться ему. Другие варианты исключались напрочь. О Викторе я теперь мог с уверенностью сказать, что до определенного уровня, пока не сработает "предохранительный клапан" самолюбия (может, самоуважения) и предела риска, им можно управлять. Проблема сводилась к порогам срабатывания, но пока что они меня устраивали. Про Владимира я ничего не знал. Все только еще предстояло выяснить, проверить и тогда решить.

В принципе обойтись без Соловьева было нелегко. Он крутился в среде чиновников от журналистики и мог умело обойти все подводные камки на "бумажном" этапе подготовки. Плюс вся информация о ходе дел из первых рук. Так что надо было решить: едет ли Соловьев с нами пассажиром-переводчиком или равноправным членом экипажа. В первом случае место за рулем делим мы с Виктором. По двадцать пять часов на нос – нагрузка в общем-то терпимая. Это тот "вес", который можно взять с первого подхода. Да и для Виктора он вполне по силам. Тем более что, попеременно меняясь, сумеем немного и отдыхать. Реальная средняя скорость для Виктора – девяносто пять километров в час. Стало быть, на мою долю для нужного баланса приходится сто двадцать. И это тоже реально.

Все, решил я после первой прикидки, можно браться за дело даже в самом плохом варианте. Но, как потом оказалось, самый многотрудный вариант я и не учел, а по известному закону бутерброда именно он и выпал нам.

Прошел почти год. Это время я жил обычной редакционной жизнью: мотался по командировкам, отписывался, что-то организовывал и даже для поддержания тонуса сумел весной сгонять на ралли в Болгарию, но на этот раз без Виктора.

Летом в Португалию была отправлена телеграмма нейтрального содержания (об этом уже рассказывалось), и дело зависло. Требовался некоторый промежуток времени для успокоения.

Глубокой осенью после долгих созваниваний мы наконец собрались втроем. Об этом стоит вспомнить. Засев в ресторане пресс-центра МИДа СССР, после общих разговоров в диапазоне от работы до женщин и автомобилей вышли в конце концов и на главную тему – Лиссабон. Первым начал Владимир:

– Мужики, я вообще-то даже не представляю, как к шефу подобраться. Думаю, теперь ему лет десять этот Лиссабон кошмаром будет сниться. Телеграмму, как договаривались, я послал, но что дальше делать будем?

– Дальше вот что,– начал я выкладывать свою версию,– твоя забота одна – оформить паспорта и визы. Польша, ГДР, ФРГ, Бельгия, Франция, Испания, Португалия. Семь стран! Ну, положим, Польша и ГДР не в счет. А остальные успеешь? Вернее, сумеешь?

– Если начальство даст "добро", то сумею без проблем. Но у них до сих пор голова ой-ёй как болит!

– Это моя забота, чтобы голова у них и не переставала болеть, но уже "за", а не "против". Так что ты готовь документы и жди команды, а в нужный момент подключишься на всю катушку.

– Это-то я сделаю.

– Ну и отлично. Теперь, коль уж мы заговорили о головной боли, то, Витек, у тебя она тоже будет.

– Давай вали. Как-нибудь переживу.

– Надо достать точные карты всего маршрута. Лучше всего шелловские или мишленовские. Проложить до ним маршрут и обкатать его так, чтоб вопросов не было,– города, номера магистралей, какие из них платные, какие муниципальные, точки пересечения границ... ну и, само собой,– все расстояния. Это первое. Второе – тебе придется взять на себя всю политическую мотивировку и окраску дела. И еще. За тобой разработка деловой переписки. Потянешь?

– А чего же не потяну? Потяну, конечно. Но проблема в другом. Если говорить честно, я ни на грамм не верю, что эта затея выгорит. Это красивая мечта, и не более! Вы только подумайте серьезно, кто пустит трех журналистов в одиночку в такой "полет" через всю Европу? Ведь скорость у нас небось под двести будет! Нереально все это. И тем более нереально на втором заходе, после наших "друзей". Я уж, Олег, не говорю о машинах и их надежности – это тебе видней. И еще. Ведь кто-то там,– он показал пальцем на потолок,– должен взять всю ответственность на себя. Это среди нас троих мы можем хорохориться и стучать себя в грудь, но для задуманного, с его масштабом... извини меня, Олег, но ты просто никто. У тебя есть такой человек?

– Пока что нет, но я не хуже тебя понимаю ситуацию, как ты выразился, с "полетом". Человек, о котором ты говоришь, будет.

Предупреждаю – сейчас опять начнется метафизика. Дело в том, что, разговаривая с Виктором о покровителе (назовем его так), я и представления не имел, кто конкретно это может быть. Но в свой уверенности я не блефовал. Помните, я рассказывал об ощущениях перед гонкой, когда "видишь" ее всю как единое целое. В этом ЕДИНОМ действительно все: и внутреннее настроение, и то, как расходовать собственные силы, силы напарника и силы автомобиля, какую выбрать тактику и какой придерживаться стратегии, – короче, составляющих бесконечное множество, но, главное, они сплетены в некое гармоничное целое. Убери из него любой из ингредиентов, и баланс в ЕДИНОМ нарушится, пропадет гармония, все пойдет прахом. Ориентиром, я бы сказал поводырем, в лабиринте поступков становится та самая "мелодия" или целая "симфония", о которой уже говорилось.

Так вот, я к тому веду разговор, что в лиссабонской затее на каком-то этапе у меня вдруг появилось предстартовое ощущение ЕДИНОГО. Я пока что не мог выделить из этого клубка составляющие, но в целом все дело чувствовал довольно тонко. Можно было сказать, что пошла "мелодия". Первые аккорды ее были взяты вскоре после разговора с главным редактором, а месяца через два я уже уверенно шел за своим "поводырем". К моменту ресторанной засидки мне еще трудно было увидеть распределение ролей и осознать расстановку сих поэтапно: я не зная, кто, где и когда придет на помощь и станет союзником и покровителем, а кто, где и когда подставит ногу и ударит в спину. Но знал, что все это будет. Знал и то, что дело пора начинать.

Из ресторана вышли за полночь и побрели по Садовому кольцу через Зубовскую к Маяковке – это направление устраивало всех. Пройдя несколько кварталов, вдруг наткнулись на двух бедолаг с "Запорожцем", которые, видимо, уже отчаялись оживить этот чудо-автомобиль XX века. "Запорожец" – автомобильное недоразумение, как я его называю, напоминает детский конструктор. Такое впечатление, что создатели специально слепили его из сплошных недостатков, просчетов, болезней врожденных и постоянно приобретаемых. Если ты побывал владельцем "Запорожца" и остался в живых, то сам черт тебе не брат и в авторемонте ты считай что профессионал. Но те двое, что повстречались нам в полночный час на Садовом кольце, скорее всего, лишь начинали постигать азы всех "прелестей" общения с этим автомобилем. Их потерянный вид, по шею измазанные руки, полный хаос в инструменте, сам облик бездыханной машины с задранным капотом и препарированными внутренностями говорили именно об этом.

– По-моему, операция закончилась летальным исходом,– грустно заметил Виктор, глядя на удрученную пару автомобильных эскулапов.

– Сейчас реанимируем! – радостно заявил Володя и, засучивая рукава куртки, ослепительно сверкнул в неоновом свете манжетами белоснежной рубашки.– Здорово, страдальцы! Что, сели? Сдох бедняга? – Володя кивнул на "Запорожец".

– Похоже на то,– обреченно подтвердил старший из двоих.

– Ничего, дядя, не боись, как говорится, опыт не пропьешь! Сейчас оживим вашу "Машу".

Укротителям "Запорожца" уже было все безразлично, и они только тупо смотрели на неизвестно откуда взявшегося помощника с его неоправданно бурным полуночным энтузиазмом.

Ну, думаю, сейчас Вовчик устроит показательный урок по скоростной разборке двигателя и агрегатов, а мне до утра все потом собирать.

Володя с головой ринулся в работу. Причем с головой в прямом смысле. Я бы даже сказал по пояс, если ориентироваться по тем частям тела, что остались снаружи. А он подобно заправскому хирургу требовал от своих ассистентов то один, то другой инструмент, задавал по ходу массу вопросов, воссоздавая для себя клиническую картину.

Мы с Виктором немного опешили и смотрели на этот цирковой номер под внутреннюю барабанную дробь. Потом я обратил внимание на то, что Володя достаточно толково задает вопросы – действительно со знанием дела. Мало того, он и руками хорошо работал: быстро, грамотно, в нужной последовательности. Чувствую, и Виктор это подметил. Мы переглянулись недоуменно – во дает парень! Никогда бы не подумал, что в этом стопроцентном на первый взгляд чиновнике течет кровь с бензином и руки растут откуда надо.

Володя тем временем закончил возиться под капотом и объявил:

– Собирай, мужики, инструмент – все в порядке! Аккумулятор, я вижу, у вас совсем дохлый – будем толкать.

Двое "умельцев" с большим сомнением отнеслись к Володиному оптимизму, но инструмент собрали.

– Давай толканем,– обратился к нам Володя.

Мы сказали, что нет проблем, и приложились к холодному телу машины. Разогнали что есть мочи, Володя скомандовал: "Врубай!" – и тут бедняжка чихнула, грохнула выстрелом в глушитель тройку раз и... затарахтела!

– Я же говорил, что опыт не пропьешь! – гордо сказал Володя.

– Откуда опыт? – спросил я.

– Ну как же, я начинал с этого чуда, "Порше", можно сказать, в советском исполнении! Разбирал-собирал его с закрытыми глазами. Иначе, сами знаете, техника серьезная – замучает до смерти!

С той ночи "акции" Володи Соловьева резко пошли вверх, но тем не менее он по-прежнему оставался загадкой для меня. Было ясно, что без его знаний лабиринта административного аппарата на старт нам не выйти (по крайней мере под флагом Союза журналистов СССР). Положим, свою часть работы он выполнит, а что будет дальше? Сажать его за руль или не сажать? На первый взгляд машину он водит хорошо (для любителя даже очень хорошо), но он совсем непуганый. А для такой тяжелой работы это очень опасно. С некоторых пор я называю ситуацию непуганности "синдромом Ивана". Вот в чем дело.

Работал у нас в редакции Ваня А. Он прекрасно водил машину, имел хорошую реакцию, подвижный ум... – короче, то, что надо для серьезного совершенствования в езде с применением элементов высшего пилотажа. Но... был еще непуганым, то есть ни он, а тем более я, не знали, какова будет реакция на внезапную опасность.

Ваня все время просил меня потренироваться с ним, я, естественно, отлынивал, как мог,– неблагодарное это дело, но в конце концов стало ясно, что это тот случай, когда проще согласиться. Дело было зимой (или ранней весной), мы приехали на "площадку мотоциклистов", что в Лужниках, и стал я натаскивать Ваню, обучать азам спортивной езды. Усваивал он все, как я и предполагал, очень быстро. И вот, заканчивая очерёдное занятие, я ему говорю:

– Вань, во всех этих делах есть два правила. Во-первых, нельзя загонять себя. Иначе сорвешься. Рефлексы у тебя еще не выработались и действуешь ты только умом. Случись ситуация, где головка для чего другого потребуется или паче чаяния заблокнруется внезапно, и все – приехал. А во-вторых, не думай, что если у тебя сейчас все получается, то запросто получится на дороге в сложной ситуации – ничего у тебя не выйдет, это я тебе гарантирую! И все по той же причине – нет устойчивых рефлексов. Если ты, например, поскользнувшись, начнешь размышлять, как тебе взмахнуть руками, чтобы не упасть, то обязательно упадешь.

– Обижаешь, дядя Олег,– засмеялся Иван,– ты уж меня совсем за дурака держишь. Давай последний разок, и по домам.

Чего-чего, а дураком он не был, поэтому я неохотно сказал:

– Вань, я ведь не зря нотацию прочитал. Я же вижу, что тебе на сегодня хватит! И ты пойми: все, что пойдет сверх, будет перебором.

– Ладно уж! Один круг погоды не сделает!

– Вань, все может быть, – сказал я, а сам подумал: "Ну и зануда же я". Поэтому хоть и с тяжелым сердцем, но согласился: – Поехали. Давай один раз темповую "змейку" в критическом заносе.

Для Ивана это раз плюнуть, и он даже огорчился, но спорить не стал. Разогнался и пошел привычно перебрасывать машину из левого заноса в правый. Ничто не предвещало осложнений. Помех не было, если не считать стоящего на приколе справа по курсу троллейбуса. Но до него еще доехать нужно: на полпути затормозить можно или отвернуть без проблем.

Тут-то это и произошло. Машину больше обычного бросило влево, и она, сменив направление движения, пошла на троллейбус. Я остался спокоен, потому что в любой момент мог дернуть "ручник" или сработать рулем. Ивану же надо было лишь затормозить либо спокойно повернуть в сторону. Но он почему-то не сделал ни того, ни другого. Секундой позже я понял, что Ивана "заклинило". Случилось то, о чем я его и предупреждал.

У меня же не было и тени сомнения, что в нужный момент я сумею справиться с машиной, поэтому я продолжал спокойно наблюдать за Иваном в надежде, что его "расклинит". Очень важно, чтобы человек сам себя поборол.

Наконец понимаю, что пора действовать. Тянусь со своего места к рулю, чтобы его довернуть вправо. И в тот самый момент, когда моя рука легла на руль в дальней от меня точке, Иван отстегивается буквально бросается всей грудью на руль, намертво прижимая мне руку. Я не пытаюсь понять его действия, но соображаю, что последний шанс – дернуть ручной тормоз. Пытаюсь вытащить прижатую, руку – не тут-то было! Ваня прилип к рулю намертво. Оставалось последнее – сгруппироваться в момент удара, что я и сделал.

Когда машина с хрустом впечаталась в переднее колесо троллейбуса, у меня не было ни злости, ни обиды, а только один большой (большущий, огромный!) вопрос – ПОЧЕМУ? Все мог я предположить, но такого (!) – никогда. Я выдернул из-под обмягшего Ивана руку и как можно спокойнее спросил (хотя готов был разорвать его):

– Ваня, ты что, голубчик, охолпел? Зачем руку прижал?

Бедный Иван выглядел хуже побитой собаки.

– Олег, понимаешь, я хотел затормозить.

– ? – У меня даже слов не нашлось.– Чего-чего-чего?! Тормозят ногами! Зачем же ты на руль словно на амбразуру кинулся? Руку мне чуть не сломал, змей. Может, ты того?

– Наверное. Представляешь, я на какое-то мгновение вырубился...

– Это я видел.

– Ну вот, а потом вдруг вижу педаль тормоза. Представляешь, только ее! И я понял, что на нее нужно срочно нажать.

– Это уж ты точно сориентировался.

– Но нажать почему-то не ногой, а рукой!

– Ну, знаешь!

– Да, я понимаю, что это бред, но я рванулся не на руль, а вперед, чтобы рукой достать до педали! – объяснял, виновато улыбаясь, Иван. Вид у него был как после глубокого нокаута – еще "плавал".

И тут меня разобрал смех. Все у меня было, но такого – никогда!

И вот, думая о Володе, я примеривал к нему "Ванькин синдром". И очень он подходил. Конечно, хорошо было бы его напугать, сбить избыток самоуверенности, и тогда можно уже работать. Лучше и проще это сделать сейчас – зимой. Но это теоретически, а на практике – раньше лета не получится. Летом, с другой стороны, особо не напугаешь, а если и случится такое, то можешь и костей не собрать: то, что зимой на скорости шестьдесят получится, летом – на ста пятидесяти надо делать.

Ладно, думаю, в крайнем случае пассажиром поедет. Там видно будет. Собственно говоря, почему я так на Володе заострился? Это ведь проблема дележа шкуры того мишки, что в лесу бегает. Как это ни странно, но опыт подсказывал, что во многих случаях неплохо именно со "шкуры" и начинать. Тогда частенько выходит, что за "медведем" и гоняться-то не придется – без него обойтись можно.

В моделировании я всегда стараюсь начинать с конца, с того момента, когда процесс заходит в тупик, уткнувшись в нечто непреодолимое и необратимое. Вот от того далекого момента нужно размотать клубок событий вспять до настоящего, отыскать эмбрион "непреодолимо-необратимого" и либо уничтожить его, либо изменить структуру и держать под контролем. Думая о Володе, я представлял себе, как "Ванькин синдром" может проявиться у него где-нибудь на горной дороге в Испании (по расписанию это будет вторая ночь) и на скорости под двести километров в час!

Я так долго обсасываю сюжет с "синдромом", чтобы стала ясна логика построения. На самом деле все заняло ровно столько времени, сколько потребовалось для пометки в блокноте. И потянулись ниточки от далеких всевозможных событий из будущего в настоящее.

Началась невидимая гонка. Подробно рассказывать о бумажных сражениях и мытарствах по учреждениям нет смысла – все это давно известно, да и тоска зеленая. Но вот отдельные сюжеты, внимания заслуживают.