Текст книги "Трамлин-полет"

Автор книги: Олег Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Тем временем Конов перешел к сути своей просьбы: – Нина Васильевна, я вот по какому вопросу – около двух месяцев назад, помнится, вы мне рассказывали, что была заложена опытная партия спортивных шин для кольцевых автогонок... На испытание штук десять не дадите нам? У нас в бюро "прорезался" один супермен. Суперавтомобиль мы его подготовим, а вот "обувь" рассчитываем у вас заполучить, – Конов слушал и смотрел на меня, точнее сквозь меня. – Хорошо! Пять так пять – и на этом спасибо. Отчет об испытаниях получите по установленной форме.

Больше Виктор Юрьевич звонить никуда не стал.

– Так что вот, супермен, – он меня называл тогда этим словом первый и последний раз. Да и говорилось оно как-то беззлобно. – Тебе все ясно? Машину и каркас безопасности возьмешь у Евгения Васильевича. С подготовкой двигателя и агрегатов поможет Антон. Сам понимаешь, ради тебя он руки пачкать не будет – не тот случай, но совет дельный даст. На шины надо оформить все бумаги и получить на опытном заводе. Все. Остальное зависит от тебя, – помолчал немного и добавил: – Надо сказать – пока удача тебе сопутствует. Посмотрим, что будет дальше.

Так в пятнадцать минут решилась моя судьба. А потом были дни и ночи у "Жигуленка", который случайно не успели списать. Вначале страшно было к нему подойти: казалось, вот-вот совсем развалится. Через день-два пообвыкся и выяснилось, что не такой уж он гнилой. Первое время ребята, занимающиеся в клубе, ходили и только подсмеивались надо мной, но потом, глядя на то, как я с раннего утра и до ночи упорно восстанавливаю машину, – бацилла энтузиазма распространилась вокруг, и каждый, кто мог, включался в работу по реанимации автомобиля.

Через неделю машина была готова. Я позвонил в клуб выяснить, когда отъезд. Летчик подошел сразу.

– Ты знаешь, – сказал он после обмена приветствиями, – сборную города в стандартных автомобилях мы уже укомплектовали.

Я от злости сжал зубы и молчу.

– Ты слышишь меня?

– Да!

Видимо, он ожидал другой реакции с моей стороны, и молчание подействовало на него гораздо сильнее.

– Ты не расстраивайся, – начал Летчик, долго подбирая слова, а потом скорее всего решил рискнуть и сказал: – А впрочем, если успеешь переделать машину, я договорюсь и тебя допустят к старту в группе специально подготовленных автомобилей.

"Что же ты говоришь? – чуть не закричал я в трубку. – Ведь специально подготовленные машины – это специально подготовленные. Их не за неделю делают!" И ответил:

– Успею!

На такой оборот дела Летчик явно не рассчитывал.

– Ну-ну, – только и послышалось.

Казалось, что в этот момент от злости даже просторный комбинезон, в котором я работал, стал тесен. Вышел во двор. Там Антон ходил вокруг моей машины и что-то рассказывал незнакомому парню, вяло жестикулируя при этом правой рукой.

– А вот и маэстро, – показывая на меня своему приятелю, неудачно пошутил Антон. Но видя, что я сильно не в духе, перестал улыбаться и спросил: – Ну, что там Летчик тебе наговорил? Включил он тебя в заявку?

– Включить-то включил. Да не в "стандарты", а в специально подготовленные.

Антон понял сразу, что я не шучу – слишком глупо. Засунул руки в карманы куртки, засвистел "Чижик-пыжик", ударил по колесу ногой и, усевшись на капот, небрежно представил мне своего приятеля:

– Кстати, познакомься, Леша, – это твой будущий главный соперник – Виталий Борисов.

Я уже и так стал догадываться, что это Борисов – пятикратный чемпион страны в группе машин, где мне теперь предстояло стартовать. Мы познакомились.

– Слушай, Антон, – Виталий чуть наклонил голову и прищурил левый глаз, – ты чего юродствуешь? Забрался на машину, как ворон на забор, и каркаешь. Вместо того, чтобы помочь человеку, дразнишь его. – Затем Виталий повернулся спиной к Антону, который молча продолжал сидеть на капоте и действительно чем-то напоминал ворона. – Ничего страшного, Алексей. Времени еще навалом. Та-ак, – Виталий показал большим пальцем через плечо, – Антон подготовил двигатель моей машины, поэтому карбюраторы и всякую мелочевку к ним я тебе дам. Распредвал Антон подберет. Головку блока и сам блок тебе даст Миша. Если это все хорошо собрать и отрегулировать, то, думаю, сил сто десять – сто пятнадцать наберется.

Виталий повернулся к Антону:

– А, Антоха, что думаешь?

– Я вот думаю, – он мечтательно закатил глаза и сказал: – Костыли нашему приятелю заказывать или сразу гроб, а заодно и на оркестр разориться? – Потом вдруг сорвался и закричал: – Ты соображаешь, что говоришь? Зарядить-то мы мотор успеем – не велика наука. А как на такую "пушку" потом парня посадить, который, кроме "фигурок", ничего не видел? Он даже настоящей скорости еще не нюхал. Будет носиться с шестиквадратными глазами. Сам разобьется – еще полбеды, а если завал устроит!

– Ан-то-ха! – нараспев произнес Виталий и положил ему руку на плечо. – Уймись, ради Бога, и не хорони парня раньше времени. Да, кстати, чуть не забыл, – он обратился ко мне, – блокировку возьмешь у Летчика – я ему сейчас позвоню.

Повернувшись к Антону, продолжил:

– А скорости Алексей еще успеет нанюхаться. Поверь мне, если у парня мазь есть в голове – он поедет, а нет – так ему в руле делать нечего.

Я тогда подумал, что мне очередной раз крупно повезло. Но потом, уже через годы, пришел к твердому убеждению – зерна везения прорастают и дают плоды только на хорошо подготовленной почве.

Четверо суток угол двора, где стояла машина, напоминал муравейник. Мотоциклисты, картингисты, не говоря уже об автомобилистах, в той или иной степени подключились к подготовке моего автомобиля. Создавалось впечатление, что каждому из этих энтузиастов спорта брошен личный вызов и теперь дело их чести достойно ответить на него – доказать свою, а точнее, нашу состоятельность.

За один день машина была разобрана до последнего винтика. Затем каждая деталь подверглась ревизии, доработке, если нужно облегчению, а то и замене. И только потом она возвращалась на прежнее место. Я сам вообще не уходил из клуба. Работал как заведенный. Засыпал часа на три-четыре и только тогда, когда становилось ясно: еще минута – и упаду.

К концу четвертого дня была закручена последняя гайка, в бак под горлышко залит бензин "Экстра", в мотор – масло "Ойлео-ФИАТ" – подарок раллистов. Теперь слово оставалось за Антоном – пуск и настройка двигателя. Он пришел со своим инструментом. Все побросали дела и, как по команде, собрались около машины. Антон не торопился. Он разложил на специально принесенном для него столике фирменный, блестящий хромом "снопоновский" инструмент – мечта каждого спортсмена – и приступил к работе, как заправский хирург.

Только вот ассистентов у "хирурга" не было – он любил работать один. И дело здесь заключалось совсем не в профессиональных тайнах, а просто конечная настройка двигателя без специальной аппаратуры требовала вдумчивости, спокойной сосредоточенности и, как я потом понял, – музыкального слуха.

Кучка, человек до десяти, усталых, в испачканных одеждах ребят сидели рядом с машиной и ждали, а Антон четкими, выверенными движениями доводил дело до конца. И вот он поманил меня пальцем.

– Так, дядя гонщик, иди-ка сюда, – его несколько надменную манеру разговаривать все знали и не обижались, – сядь, пожалуйста, в кабину и нажми красненькую кнопочку. – За его нарочитой небрежностью в голосе чувствовалось плохо скрываемое напряжение. И не удивительно. Сколько бы ты ни сделал спортивных двигателей, пуск очередного – это его рождение, металл становится живым. В эти мгновения нельзя не волноваться.

Я включил "массу", щелкнул тумблером зажигания, покачал из стороны в сторону рычаг переключения передач и нажал кнопку пуска. Раздался характерный клацающий звук втягивающего реле, взвизгнул, запульсировал стартер, и вдруг как-то сразу возник низкий утробный голос новорожденного.

– Не вздумай газовать! – Антон сердито показал мне кулак. – Я сам.

Он плавно увеличил обороты двигателя и, приблизив левое ухо к карбюраторам, прислушался. Достал отвертку и стал их настраивать. Возился минут пятнадцать, потом заглянул в кабину, посмотрел на давление масла, температуру. Опять зашел со стороны моторного отсека, чуть увеличил обороты... послушал. Сказал мне:

– Держи так и не дергай газ.

Сам пошел к выхлопной трубе и стал слушать там. Через некоторое время крикнул:

– Прибавь пятьсот оборотов.

Я прибавил. Он опять долго слушал, потом подошел ко мне.

– Все, дядя гонщик, выключай. – Антон посмотрел на часы. – Сейчас восемь ноль-ноль. Тебе ровно сутки на то, чтобы вымыться, отоспаться и собраться. Завтра в двадцать ноль-ноль отбываем в Киев. Я еду с тобой. Двигатель хотя и прикатан, но ты без меня запорешь его в два счета. Знаю я вас – гонщиков! До завтра!

Он стащил меня с сиденья и толкнул в сторону раздевалки.

– Давай, давай... проваливай – без тебя все закончим.

В шесть вечера прозвенел будильник. Я сел на кровати, но еще некоторое время продолжал спать. В сознании медленно всплывали разрозненные эпизоды вчерашнего вечера – того, как меня будили: вначале в душевой, где я умудрился заснуть, потом в метро, потом в троллейбусе. Все. Больше ничего не помнил. Открываю глаза, и первое, что вижу, – стрелки часов. Пятнадцать минут седьмого. Сна как не бывало. По всему телу разлилась приятная волна бодрости. Чувство того, что наконец-то завершена огромная, почти нереальная работа, которая открыла двери в новый для меня мир, рождало бурную неописуемую радость.

Минуты счастья, как правило, осознаются задним числом. Тогда же была редкая, а пожалуй, даже единственная ситуация, когда я понимал, что счастлив. С тех пор прошло десять лет, и за этот период мне ни разу не довелось испытать подобное. Был каторжный труд, были победы, которые, конечно, приносили радость, но само чувство радости приходило потом, а в те мгновения было лишь ощущение полного опустошения и безмерной усталости.

В двадцать ноль-ноль Антон не появился. Я уложил в автомобиль вещи и ходил вокруг него кругами, поглядывая на часы. Все как будто вымерло – ни души. В половине девятого я уже не знал, куда себя деть. Звонил несколько раз Антону домой – не отвечает.

Сел в машину, захлопнул дверь, немного посомневался и завел двигатель. И как только услышал его ровный, басовитый звук выхлопа и характерное цоканье карбюраторов – внутри у меня все потеплело, прошла нервозность. Я положил правую ногу на педаль газа и мягко нажал. Мгновенная заминка... и замкнутое пространство бокса, где стоял автомобиль, казалось, раскололось на несколько частей от грома двигателя. Стрелка тахометра рванулась к пяти часам. Я отдернул ногу, и не успел затихнуть рев мотора, как послышался крик Антона:

– Я тебе погазую! Ноги девать некуда? Почеши ими за ушами – тогда и голова будет при деле. Похоже, она у тебя ни на что больше не годится!

Я сразу же представил, как в ожидании Антона сижу у машины и попеременно – то одной, то другой ногой чешу у себя за ухом. Рассмеялся. Антон плюхнулся на сиденье рядом. Веки у него были воспаленные, и выглядел он сильно помятым.

– Чего смеешься? Уже девять, а нам еще надо ко мне за вещами ехать. – Он сказал это так, как будто я, а не он, опоздал на целый час.

Когда выехали из города, Антон, прежде чем уснуть, дал совет:

– Держи обороты в пределах трех с половиной – четырех тысяч. Если почувствуешь что-то неладное – разбуди.

К Киеву подъезжали рано утром. Я нисколько не устал, но был в каком-то оцепенении. Всю ночь очень бережно вел машину, боясь перегрузить двигатель.

Совершенно неожиданно прозвучал бодрый голос Антона, видимо, он уже давно не спал:

– А ну-ка, прибавь обороты тысяч до шести!

Я обрадовался, что наконец смогу почувствовать мощность мотора полной мерой.

Создалось впечатление, что автомобиль рванулся вперед еще до того, как я нажал на педаль. Тело вдавило в сиденье. Стремительно набегающая дорога стала быстро сужаться, и казалось, мы уже едем в сплошном узком коридоре из сосен. Опять, как тогда, на первой тренировке с Валерой, пьянящая эйфория ударила в голову и теплая, чуть покалывающая волна разлилась по всему телу.

– Я сказал до шести, а не до семи! – слышался откуда-то издалека голос Антона. – Тормози!

Я сбросил скорость. Он молча указал на место у обочины.

– Не глуши двигатель – пусть работает. – Как только машина совсем остановилась, Антон вышел и, открыв капот, продолжил: – Если, парень, ты будешь и дальше так балдеть от скорости, то плохи твои дела. Посмотри на себя – ты же бледный, как полотно, ни кровинки в лице. Тебе голова нужна не для балдежа – она думать должна, и причем в сто раз быстрее, чем в обычной жизни, а ты чуть газ открыл – и уже кайфуешь! Ладно, на первый раз прощается. – Он говорил между делом, успевая при этом, вслушиваясь в работу мотора, ловко орудовать инструментом. – Перекур. Выключай двигун – все в порядке.

С последним хлопком в глушителе на меня обрушилась полная тишина. Прошло несколько секунд, пока сквозь звон в ушах проявился легкий шум ветра в кроне соснового леса, пение птиц. Помню, как тогда поразил кричащий контраст между грубым железным чудовищем, из которого мы только что вылезли, и окружившей нас природой. Она как бы очень по-доброму улыбалась, глядя на наши ребяческие игры. Вдруг стало неловко за то, что мы носимся как чумовые, грохочем поутру мотором, пугаем птиц, зверей.

– Ну что? Отошел? – спросил Антон. – Давай, поехали. Времени в обрез.

Заканчивался мой ритуальный обход трассы. Воспоминания десятилетней давности так захватили, что я и не заметил, как отмерил семь тысяч шагов. Изрядно потемнело. Пора топать отдыхать. Перелезаю через отбойник и быстро иду в гостиницу. В номере раздеваюсь, ложусь в постель. Долго лежу с закрытыми глазами, но уснуть не могу – память будоражит. Некоторое время еще сопротивляюсь, потом сдаюсь и погружаюсь в водоворот событий тех дней.

В Киеве первая половина дня ушла на выполнение формальностей. Летчик сдержал слово – хотя и со скандалом, но меня допустили к гонкам. Они должны были состояться завтра, а сегодня во второй половине дня – официальная тренировка с контрольными заездами.

Автомобили группами по пять выпускали на трассу. Я был последним, и меня колотила такая предстартовая лихорадка, что ничего вокруг не замечал. Слонялся туда-сюда и не знал, к чему приложить руки. Тут появились двое с мороженым в руках: один в спортивном комбинезоне, другой – в комбинезоне механика. Видимо, для них тренировка уже закончилась, и они откровенно бездельничали. Дойдя до моего автомобиля, остановились.

– О-о! Вадим, посмотри – новенький, – весело сказал механик, показывая на меня мороженым.

Обошли вокруг машины, и Вадим охотно включился в новую тему.

– Ничего рыдванчик. И краска у него веселенькая – наверное, от забора осталась.

Я почувствовал, что краснею, и, чтобы скрыть смущение, открыл капот, с умным видом стал смотреть на двигатель. Это мгновенно стало предметом новых насмешек.

– Ой, Вадик, гляди, гляди, что у него под капотом делается. Мы-то думали, что у этого "мустанга" педальный привод, а у него, оказывается, и мотор есть.

Тут они подошли ближе, и механик продолжил:

– Ай, Вадик! У него и "вебера" есть! Ну... тогда "лошадей" в двигуне невпроворот.

Я отошел от двигателя и, стараясь не подавать вида, сел на корточки у багажника и стал заглядывать в выхлопную трубу. Это еще больше усугубило мое положение. Вадим тут же с серьезным видом прокомментировал мои действия:

– Да, тяжело мне завтра придется, видимо, в моторе действительно так много лошадей, что им тесно. Парень не зря в выхлопную трубу заглядывает – наверное, оттуда хвост последней лошади торчит – не поместился. Пойдем посмотрим.

По пути ко мне они увидели шины и теперь уже не на шутку удивились.

– Вадим, смотри, новый "Простор", а нам говорили, что еще не сделали ни одной штуки. Вот те раз!

Он обратился ко мне:

– Эй, парень, где "резину" взял?

Теперь настала моя очередь злорадствовать:

– Где взял, где взял!.. Купил! – ответил, не утруждая себя оригинальностью.

Подбежал Антон:

– Треплешься? Сейчас твоя пятерка пойдет. Садись, заводи.

Вадик подошел к Антону:

– Привет, Антон Константинович! Это твоя работа? – Он кивнул на двигатель.

– Моя, моя, отстань, Вадька. Не до тебя. – Антон захлопнул капот и кивнул мне. – Заводи!

Вадим отошел чуть в сторону и серьезно сказал механику:

– Я же говорил, не зря парень в выхлопную трубу заглядывает.

Лихорадочно пристегиваюсь ремнями, надеваю перчатки, шлем, завожу двигатель. Подъезжаю к судье на выпуске. Он, перекрывая грохот моторов, кричит мне:

– Пять кругов. Все хронометрируем. Ясно?

Я киваю головой. Он дает "добро" на выход. Четыре другие машины уже на трассе. Ну, думаю, поехали! Почти весь первый крут еду спокойно, стараясь все запомнить. Но, выйдя из последнего поворота, решаю, что пора! Нажимаю до упора педаль газа, смотрю на тахометр – семь тысяч, переключаюсь, опять полный газ, мотор так стремительно набирает обороты, что до семи не успеваю переключиться – уже семь с половиной, включаю четвертую передачу и опять топчу педаль. И только тут замечаю, с какой невообразимой скоростью на меня надвигается отбойник первого поворота. Холод страха стал расползаться по всему телу. Мелькнула мысль – все, не успею! Тут же бью по тормозам – раздается душераздирающий визг заблокированных колес, машину бросает влево, затем вправо. Отпускаю тормоза. И в этот момент мимо проносится одна из машин. Она успевает обогнать, перестроиться вправо для захода в поворот и спокойно нырнуть в него. Я рванулся следом, но она уже ушла.

Так, значит, перепугался, понял я, а ехать-то здесь можно, оказывается, гораздо быстрее. И закусил удила. Все окружающее тут же погрузилось в какое-то марево. Страха не было, но что делал – не помню. Каждый поворот для меня был последним. Машину ставило боком, чуть не разворачивало. При этом почти перед капотом зловеще мелькала металлическая полоса отбойника, ограничивающая трассу. Вдруг, время от времени, на глаза попадалась стрелка тахометра, и я без всяких эмоций отмечал, что обороты уже перевалили за восемь тысяч, тогда, как робот, делал переключение и вновь впивался взглядом в следующий вираж.

Чудом заметил клетчатый флаг, которым энергично размахивал судья, стараясь привлечь мое внимание. Сбросил скорость, заехал в зону технического осмотра. Заглушил двигатель, отстегнул ремни и, не снимая шлема, на ватных, еле гнущихся ногах пошел к хронометристам.

Две девушки в майках и джинсах сидели за столиком у трассы в районе старта-финиша, заполняя ведомость.

– Какое у меня время? – спросил я одну из них. Даже не поинтересовавшись стартовым номером, что меня удивило, ответила:

– Две, тридцать пять и шесть.

– А лучшее?

Теперь ответила другая:

– Две, ноль одна и три – у Борисова.

У меня внутри все похолодело и неприятно засосало под ложечкой. Проиграть тридцать пять секунд на одном круге! Но ведь быстрее ехать было просто невозможно! Хронометристы ошиблись. Я не мог показать такое плохое время!

Не успел подойти к машине, как мне кто-то положил сзади руку на плечо и остановил. Оборачиваюсь – Виталий. Поразили его холодный сверлящий взгляд и бледность лица. Он взял меня за пояс комбинезона, отвел чуть в сторону и, чеканя каждое слово, начал:

– Я же тебе, парень, еще в Москве говорил – если нет мази в голове, незачем садиться за руль. Ты что здесь клоунаду устраиваешь? Если тебе не жалко собственной дурьей башки, то пожалей машину – ты не один ее делал. Что, родео насмотрелся или острых ощущений захотелось? Снимай штаны и прыгни голой задницей в крапиву – безопасно и ощущения получишь. Проваливай в гостиницу! Машину не трогай и не подходи к ней.

Он развернул меня и подтолкнул к выходу. По комку, подступившему к горлу, я понял, что еще немного, и у меня появятся слезы. Быстро пошел, а потом побежал что было силы к гостинице. Влетел в номер и остановился на середине комнаты. В ней, слава Богу, было пусто. Стыд, горечь обиды и публичного унижения душили меня. Захлестывала досада на собственную беспомощность и бездарность. Я ходил из угла в угол, пинал ногами попадающиеся на пути вещи и никак не мог успокоиться.

Разделся, залез под душ, включил ледяную воду, потом почти кипяток, опять ледяную... Вышел из ванной, сильно растерся полотенцем, обмотал его вокруг талии и сел спиной к окну.

Вроде бы стало чуть полегче, но теперь появился страх, что придет Антон – мы жили в одном номере – и будет в своей манере комментировать мои выкрутасы.

Прошел час – никто не появился. Где-то в соседних номерах шумели, галдели, а к нам даже никто не заглядывал, хотя дверь была не заперта. Я оделся, лег на кровать и ни о чем не думал. Просто непрерывно повторял про себя слова и представлял сказанное: зеленая листва, голубое небо, лазурное море, ослепительно яркое солнце, зеленая листва, голубое небо... Вспомнилась сегодняшняя утренняя остановка в лесу, и тут же все пережитое приобрело другой смысл – до смеха комический. Я отчетливо увидел всю трассу с высоты птичьего полета, залитую ярким солнечным светом, и себя – бледного, с широко открытыми, как говорит Антон, шестиквадратными глазами. Я лихорадочно вращаю из стороны в сторону руль, а автомобиль при этом выделывает невообразимые пируэты, бросаясь от одного отбойника к другому. И выглядит все это очень забавно.

– Интересно! – вдруг услышал я голос Виталия. Он совсем незаметно вошел в комнату и стоял рядом. – Я думал, он в подушку ревет. Ну в крайнем случае – по стенам ходит. А он лежит себе и улыбается! Собирайся, – он бросил мне со стула одежду, – пойдем погуляем, а то солнце скоро сядет.

Я стал молча одеваться, а Виталий сел и в упор разглядывал меня. Так же молча мы вышли из номера, и тут, закрывая дверь, я увидел на ней большой лист белой оберточной бумаги, на котором было написано крупными буквами и подчеркнуто: "Не входить, не стучать!!!" Чуть ниже, так же крупно, подпись: "В. Борисов". Виталий сорвал свою записку, открывающую секрет моего одиночества.

– Это чтобы ты мог подумать. В гонках хорошо думать лучше, чем быстро ездить, но без головы.

Мы пошли на трассу. По пути Виталий первый нарушил молчание:

– Я тут после твоего сказочного заезда несколько погорячился. Но, честно говоря, давно такой злости не испытывал. Вначале думал – приедешь живым – изобью. Кулаки и во время разговора чесались. Действительно, смотрел на твои фокусы и, наверное, в это время пар от меня шел... – он замолчал, потом махнул рукой. – А, ладно, кто старое помянет...

Мы подошли к старту. Виталий достал исписанный лист бумаги, где была нарисована схема трассы.

– Вот отсюда, – он показал на линию старта, – и начнем твой ликбез. Держи схему. Сейчас мы пройдем всю трассу ножками, здесь ровно семь тысяч шагов, я покажу тебе с точностью до сантиметра, где входить в поворот, где после этого ехать и где выходить. Номера передач, моменты переключения и обороты двигателя указаны на схеме. Ясно? А теперь пошли.

Поначалу он меня спрашивал, как я ехал и что делал, чтобы объяснить ошибки, но потом, выяснив, что я ничего не помню, только головой покачал и стал все подробно рассказывать.

Часа два у нас ушло на обход. Уже у гостиницы он сказал:

– Завтра нам будет некогда разговаривать. Ты должен твердо уяснить, что от тебя требуется сделать все, как в школе, и никаких экспромтов. Забот тебе и без них хватит по горло. Значит, так, – он стал загибать пальцы, – вовремя переключаться, не перекрутить двигатель, спокойно тормозить, правильно прописывать траектории и никому не мешать. Запомнил? – Я кивнул головой, а Виталий продолжил: – В таком режиме тебе надо будет продержаться полгонки, может, чуть меньше – кругов семь-восемь. Если все будет нормально, то к этому времени я обгоню тебя на круг, а ты уже должен почувствовать дорогу и машину, иначе грош тебе цена. Так вот, через круг, если у меня на хвосте никто сидеть не будет, я приторможу, и тут ты не зевай – держись за меня, сколько сможешь. Я постараюсь тебя не очень мордовать. Ну, все. Давай, иди спи. Утро вечера мудреней – завтра разберемся. – Пожали мы друг другу руки и расстались.

В номере сидел Антон:

– Ну что? Дядя гонщик! Явился. Ох, врезал бы я тебе промеж глаз! Да еще чего доброго сдачи дашь – ты же у нас отчаянный, смерти не боишься.

Я поднял руки вверх.

– Антон! Хватит, устал. Давай спать.

– Ладно, дядя гонщик, спи, – добродушно сказал Антон и добавил: – Если сможешь.

Спалось действительно плохо. Забылся только под утро. Разбудило что-то холодное – это Антон стоял надо мной и аккуратно капал воду из кружки мне на лоб, приговаривая:

– Вставайте, маэстро, уже тысячи болельщиков, овладев муниципальным транспортом, едут сюда в надежде увидеть ваши подвиги.

– Антон, прекрати, – я вскочил с постели, – вся подушка мокрая.

– А ты не волнуйся. Если тебя спросят почему, ответишь – рыдал всю ночь от угрызений совести, что так по-варварски накануне измывался над автомобилем, а я подтвержу, что рыдал, а что измывался – все видели.

– Ну и зануда ты, Антон!

– Занудство по закону не преследуется, а вот склонности к садизму, которые ты вчера продемонстрировал, если они перерастут в оный, – караются.

– Послушай, если я действительно докачусь до садизма, то первой жертвой будешь ты.

Как ни странно, время, показанное мною в контрольных заездах, было не самым плохим – третье от конца, но это все равно последний ряд, да и какое значение вообще оно имело, если оценку я получил не по времени. Все мысли были заняты другим – я в сотый, а может быть, уже в тысячный раз повторял сказанное мне Виталием по схеме гонки: где, что и как надо делать. Поэтому, даже когда подошла пора выезжать на построение, волнения не было ни капли.

Подбежал Антон. До этого он возился у машины Борисова.

– Прогрел мотор?

Я кивнул. Он открыл капот и крикнул мне:

– Дай перегазовку!

Я резко нажал на газ. Мотор чутко, без провалов, отреагировал. Антон крикнул:

– Я буду на пальцах показывать обороты, а ты выставляй их по тахометру.

Он показал три, потом четыре, послушал и растопырил всю пятерню. Опять послушал и показал большой палец. Подошел ко мне, позабыв закрыть капот.

– Все, отлично. Трогай. Ни пуха, – и он хлопнул рукой по крыше.

– К черту. Капот закрой, а то в гонке ехать будет плохо – сопротивление большое.

Откуда ни возьмись появился шеф.

– Привет, – он кивнул, как будто мы только вчера расстались. – Шутишь? Это хорошо. А я вот вчера на тебя смотрел – мне было не до шуток. Хотел подойти, но думаю, тебе Виталий и без меня все объяснил. Ладно, бывает. Ни пуха, и учти – от этой гонки для тебя очень многое зависит. – Он, как и Антон, хлопнул рукой по крыше. Я сказал: "К черту", – и тронул машину.

На прогревочный круг ушел последним. Ехал не торопясь, подробно оживляя в памяти вчерашний разговор с Виталием, вырисовывал все траектории, примечал еще раз все ориентиры. Когда закончил круг, все уже стояли на своих местах. Почти одновременно с моей остановкой включилась стрелка стартовых часов – минутная готовность. Я попрежнему не испытывал никакого волнения, и старт получился как-то очень спокойно: почти как на перекрестке включился зеленый сигнал светофора, и все поехали. Увидя, что отстаю, я не рванулся в погоню, а стал, как компьютер, исполнять заложенную в меня программу. Разгон до нужных оборотов, мягкое переключение, опять разгон и переключение... Интенсивное, но без блокировки колес торможение, заход в поворот, умеренный газ до вершины, касание ее в нужной точке, плавное увеличение газа и одновременный плавный поворот руля, интенсивный разгон... – все без эмоций, с холодным умом.

Через круг это мне понравилось, и я стал входить во вкус! Появилось какое-то внутреннее чутье: вот здесь можно прибавить скорость, а здесь уже хватит, в одном случае можно тормозить чуть позже и сильнее, а в другом – следует начинать чуть раньше. К концу второго круга я неожиданно для себя догнал впереди идущий автомобиль. Стал присматриваться к нему. Скоро стало ясно, что соперник буквально все делает немного раньше, и поэтому траектория в итоге у него получается совсем другая. Вдобавок он стал мешать на выходе из поворота, где я его спокойно доставал, но помнил о напутствии, не ввязывался в драку. Завершив с ним бок о бок третий круг, на длинной прямой вдоль трибун я легко обогнал его и больше не видел.

Весь четвертый круг опять усердно постигал "школу", а в конце догнал и пристроился в хвост сразу к двум машинам. Как только вышли на прямую, я повторил маневр прошлого круга и успел обойти того и другого. Только тут я понял, какой у меня отличный мотор. И вдруг как будто током ударило – я в горячке упустил из виду стрелку тахометра и переключился на прямую передачу, когда уже закончил обгон. Взгляд со страхом оторвался от ленты дороги и метнулся к манометру, показывающему давление масла... и сразу же через мгновение опять зацепился за дорогу, но этого было достаточно, чтобы зафиксировать стрелку на отметке четыре и успокоиться. А впереди уже маячила еще одна машина. Я, как и раньше, пристроился сзади и понаблюдал за ней, не забывая о программе. Конкурент допускал такие же промахи, что и тот, которого я обогнал в самом начале, – работал с некоторым опережением. При первой возможности я его сразу обошел и тут заметил, что в конце прямой, уже в повороте, целая группа машин. До них я добрался как раз через круг и двоих обогнал, а третий, хотя и зашел в поворот первым, но замешкался, засуетился и на выходе в итоге проигрывал уже около корпуса. Здесь я помянул Антона хорошим словом и подумал, что если так дело пойдет дальше, то и до Борисова можно добраться.

Он оказался легок на помине – только я порадовался тому, как классически прописал траекторию в повороте, на выходе из него мимо меня, будто я стоял на месте, прошла машина Борисова. Он оторвался метров на пятьдесят, притормозил и стал ждать, чтобы я к нему подтянулся. От удивления я никак не мог сообразить, сколько же прошел кругов. Так и не успел это сделать – какая разница. Если Виталий сказал, что через семь-восемь кругов обгонит, значит, так оно и есть.

До последнего момента я стал потихонечку думать о себе, как об очень способном гонщике. Еще бы – первый раз сесть в спортивный автомобиль и так ехать! Но Виталий мгновенно разрушил все мои иллюзии. А дальше стало еще хуже. Борисов не отрывался от меня на прямых, но на выходе из каждого поворота интервал между нами увеличивался метров на двадцать! Я приписывал это более мощному двигателю, но в глубине души понимал, что Виталий затеял эту возню со мной совсем не для того, чтобы продемонстрировать возможности мотора. Я старался изо всех сил, копируя траекторию своего учителя. Наконец стало вроде бы получаться. Мы тем временем обогнали еще несколько автомобилей. Причем Виталий проводил обгоны только тогда, когда понимал, что мы успеем закончить предложенный им маневр вдвоем и без всякого риска – благодаря моторам. Не успел я как следует втянуться, вдруг вижу, Виталий поднял правую руку. Это по предварительной договоренности означало, что дальше я должен ехать сам и не стараться его догонять. В знак того, что я все понял, я сумел оторвать руку. И тут все стало ясно – в зеркале заднего вида появилась стремительно надвигающаяся машина. В поворот с Виталием мы вошли след в след, а на выходе нас отделяло метров пятьдесят. Я был так поражен, что на какое-то мгновение сбросил газ. Этого было достаточно, чтобы в следующее мгновение я увидел багажник обогнавшего меня конкурента Борисова...