Текст книги "Трамлин-полет"

Автор книги: Олег Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Я, пожалуй, подстрахуюсь, – сказал Виктор, – выберу себе шустрого лидера и сяду ему на хвост.

– Только постарайся, пожалуйста, чтобы это был не полицейский, – подал голос Володя, – а то ведь шлангом потом мне перед ним прикидываться. – Володя повернулся ко мне и спросил: – Ты не знаешь, какие здесь штрафы за превышение?

– Точно не знаю, но уверен, что, во-первых, немалые, а во-вторых, дифференцированные – зависят от того, на сколько превысил.

Виктор тем временем уже выбрал лидера – "Пежо-205" – и уселся ему на хвост. Спидометр зашкалил, а "ралли-пилот" показывал сто восемьдесят три километра в час. При этом наша "девятка" чувствовала себя превосходно. Она немного прижалась к земле, как-то по-звериному, и дорогу "держала", что называется, мертвой хваткой.

До Парижа еще катить и катить – чуть меньше двухсот километров, дорога изумительная, поэтому в качестве расслабительного я продолжил тему о штрафах.

– У меня есть приятель, Костя Потехин, он у братьев Больших механиком. Так вот, несколько лет назад ездили они в Финляндию на ралли. "1000 озер", по-моему. И то ли во время тренировок, то ли уже во время гонок Костя носился по перехватам на "техничке". Ну и попался в конце концов полицейским за превышение скорости. А в Финляндии штрафы, как объяснил Костя, не просто дифференцированные, а, если можно так выразиться, сверх-дифференцированные. В них учитывается не только степень серьезности нарушения, но и возраст, оклад, семейное положение, количество детей...

– Сколько любовниц, – подсказал Володя.

– Ты, бабник, молчи! – сказал Виктор, пропуская вперед очередного ненормального мотоциклиста.

Пока Володя думал, что бы такого ответить плохого, Виктор вернулся к нашему разговору:

– Ну так что там, Андреич, в Финляндии дальше было?

– Когда Костя по простоте душевной выложил всю правду-матку кто он есть и сколько получает, то финны что-то долго считали, потом усмехнулись и сказали, что у них нищие по пособию больше получают. И отпустили Костю с Богом. Костя рассказал об этом нашим ребятам. Те сразу смекнули что к чему и на опросах стали "загибать" полиции, что мол, они студенты, у них трое детей, а на иждивении родители, бабка с дедкой и племянников прорва.

– Ну и что? Им небось еще приплачивали?

– Приплачивать не приплачивали, но, говорят, давали по самому минимуму.

– Так что, Володя, в случае чего рассказывай полиции, какие мы бедные и несчастные.

– Французов этим, Витек, не проймешь, – сказал Володя, – им на всех, кроме себя, наплевать.

Володе видней: хоть он во Франции и не был, но долгое время работал в Алжире.

Пора было готовиться к Парижу. Я сгреб все карты и стал их сортировать. Отобрав нужные, отдал наиболее подробные Володе, а себе оставил мелкомасштабные. Но потом решил сделать по-другому.

– Давайте сделаем так, – предложил я, – как только подъедем к Парижу, ты, Витя, перебирайся в правый ряд и кати в нем с такой скоростью, чтобы Володя успевал читать все указатели и ориентироваться по схеме. А я буду его дублировать.

– А ты думаешь, нас не встретит, как его там? Лили... тичкин?

– Кто его знает! Давай рассчитывать на худший вариант!

Так оно и вышло. Никакого Литичкина в условленном месте не оказалось.

– Ну что, мужики, за дело! Париж перед нами. Володя, ты четко привязался к карте?

– Давай вперед, только не очень шустро!

И начался наш кошмар. Мы ухе давно ехали по городу, но въездного указателя "Париж" так нигде и не видели. Виктор свою задачу выполнял, как и требовалось. Шел, насколько это возможно, самым малым ходом и в правом ряду. Но вскоре выяснилось, что это очень тяжело. Дело в том, что из правого ряда постоянно один за другим шли съезды вправо и нас то и дело потоком уволакивало с основной магистрали. Виктор перешел тогда во второй ряд, а там оказалось слишком быстрое движение. Мы с Володей, да и Виктор подключился, лезли из кожи вон, чтобы успевать ориентироваться, но не успевали. А как только Виктор сбавлял ход, на нас сзади наваливался поток машин, и справедливо возмущенные водители мигали фарами, рявкали сигналами.

В какой-то момент совсем сбились. Главное же, я никак не мог выяснить, где мы – в Париже или не в Париже.

– Володя! Скажи толком, – допытывался я, – мы въехали в Париж или не въехали?!

– А кто его знает! Вывески я не видел.

Фокус был в том (и этого нам никто не объяснил), – что административно Париж начинается с так называемого Переферика, попросту говоря – кольцевой дороги, которая, видимо, когда-то как и Московская кольцевая, опоясывала город. Потом он разросся во все стороны, и "кольцо" осталось внутри (оно ненамного больше Садового в Москве), но тем не менее Парижем считается только сердцевина, хотя она лишь малая часть общего.

А мы никак не могли понять едем-едем по городу, а Парижа все нет и нет!

– Витя, внимание! – воскликнул вдруг Владимир – Через сто метров съезд на Переферик!

Точно! Теперь и я увидел, причем сразу все указатели, которых так не хватало нам для уверенности: "Порт де ля Шапелле", "Переферик" и, самое главное, "Париж" (!), оказались на положенном им месте.

– Теперь только бы съезд на Орли не прохлопать! – сказал я.

Тринадцать часов по среднеевропейскому времени. Мы уже сорок минут протискиваемся в толчее Переферика, который забит разномастным транспортом до предела. Поток то и депо разветвляется, а равноценные на первый взгляд магистрали уходят в разные стороны, вверх, вниз, завязываются узлом, поэтому лишь верхнее чутье, как у охотничьей собаки, выводило нас порой в нужном направлении. Стараемся ухватить для точной привязки любую зацепку – характерное скрещивание путепроводов справа и слева от нас, мосты, виадуки пешеходных переходов. Сложнее всего было в туннелях. Выныриваешь из-под земли и крутишь головой.

– Володя, – попытался я привлечь внимание, – ты чего замолчал? "Порт д'Итали" проехали. Видел?

– Видел! Погоди! Тут что-то не то нам нарисовали. – Он уткнулся в схему, потом уверенно сказал: – Раньше поворачивать надо, а не у "Порта д'Орлеан".

– Вижу указатель на аэропорт Орли! – сообщил Виктор.

– Нам еще рано, – успокоил Володя.

– Какой там рано! – заволновался я. – Это же наше направление!

Володя заколебался:

– Да, похоже, пора!

– Уже проехали, – бесстрастно констатировал Виктор.

– Как?!

– Не успею перестроиться.

Я готов был всех собак спустить на партнеров, хотя сам виноват был больше их.

– Не паникуйте, мужики! Володя показывал Виктору на следующий съезд. – Вон туда давай!

Виктор стал протискиваться вправо. Какое-то время это не удавалось, зато потом поток подхватил нас и вынес в том направлении, куда указывал Володя.

– Ты куда нас повел? – спросил я, ничего не понимая.

– Спокойно! Это то, что нужно, – прямо в Лиссабон!

По уверенности и самодовольству в голосе сразу стало понятно, что Володя "привязался", – секундой позже и я увидел нужное: Орлеан, Тур и Бордо были на этом направлении! Все, Париж мы проехали!

После бурной радости пришла усталость. Я увидел, как осунулись лица ребят. Думаю, моя физиономия выглядела не лучше.

При первой возможности (у турникетов на платную магистраль) за руль сел Володя, а я, как всегда, справа.

Кругом лежали желтые квадраты скошенных полей, изредка и лишь вдалеке виднелись маленькие города, поселки. В чистом осеннем небе ярко светило солнце.

Через два часа я заметил, что посадка у Володи стала тяжелой, взгляд одеревенел. Все ясно – надо срочно его менять.

– Витек! – толкнул я спящего сзади Виктора.– Давай перебирайся спать вперед, только тихо!

– А почему тихо? – удивленно спросил Виктор.

– Володю разбудишь. Видишь, как он пристроился за рулем кемарить. Даже газ не не сбрасывает!

– Я не сплю! – встрепенулся Володя.

– Конечно, не спишь – только глаза закатываются, – это ты так думаешь. Ладно, уж, останавливайся.

Спать я не хотел, несмотря на то, что и Володя, и Виктор сразу выключились. А это самое сложное – монотонная езда в сочетании с мерным в посапыванием приятелей. Усталость, правда, навалилась уже крепко. "Веселая ночка впереди!" – подумал я.

Через два часа небо заволокло серой вуалью, и опять зарядил дождь. Я все время шел на предельной скорости, и этому ничто не мешало. Позади остались Тур и Бордо. Набегала девятая сотня километров по Франции. Виктор проснулся и помогал мне следить за обстановкой. Мы уже знали, что полиция патрулирует в основном на мотоциклах и ездят они парами. Так что, как только на горизонте появлялись две черные точки, я убавлял скорость и приближался к ним очень аккуратно. Они, как правило, ехали не особо спеша – семьдесят – девяносто километров в час, поэтому, обогнав их, я еще какое-то время выдерживал сто сорок, уходил от патруля подальше с глаз долой, а потом уж давил на газ.

Был один случай, когда патруль сел на хвост, даже "взял в клещи" – один сзади, другой спереди. Я решил, что сейчас остановят, но обошлось.

До границы с Испанией оставалось километров семьдесят. Володя все еще посапывал сзади.

– Силен придавить наш третий, – усмехнулся Виктор.

– Да пусть спит! Ночка впереди, чувствую, аховая. Скажи лучше, как там с опозданием.

– Ты что! Какое опоздание! Ты за смену без малого четыреста накрутил, а средняя – я уж боюсь говорить, Андреич, а то сглазим еще.

– Так мы уже наверстали опоздание?

– Да-а! Двадцать минут в плюсе! Можно сбавлять темп.

– Рановато. Впереди ночь, горы, и неизвестно, еще сколько там потеряем. Прибавь к этому Мадрид. Если не встретят, то, думаю, часа полтора потеряем – там же объезда нет, придется через центр города ехать!

Виктор кивнул на дорогу и перебил мои расчеты:

– Андреич, готовься, конец платного этапа.

Мы подъехали к турникетам. Процедура очень простая: подъезжаешь к кассиру и прямо из машины даешь контрольную карту и деньги, несколько секунд расчета, и, взяв квитанцию для отчета, кати дальше. Обычно работает несколько пропускных створов и очереди никакой, а тут образовалась очередь – работал один проход.

Я пристроился в хвост очереди и вспомнил, что последнее время стал барахлить обмыв стекол. Пока есть возможность – надо посмотреть, что там творится под капотом.

Выскочил из машины, поднял капот и стал разбираться в ситуации. Оказывается, как я и думал, соскочила трубка, но хорошо еще, что жидкость омывателя не успела вылиться.

Поглащенный этим занятием, я поначалу не заметил полицейских. И, только услишав совсем рядом рокот моторов, увидел блюстителей на мотоциклах. Их, как всегда, оказалось двое. По злым выражениям лиц не составляло труда сообразить, что затевают они что-то недоброе.

Один из них подошел ко мне и разразился сердитой речью. Я, как говорит Володя, прикинулся шлангом, хотя сообразил, в чем промашка, – на скоростных дорогах категорически запрещается останавливаться, а тем более заниматься ремонтом. Улыбаясь, я показывал полицейскому на очередь, мол, все равно стоим! Но страж порядка разбушевался не на шутку. Он резко приказал закрыть капот и встать в сторону. Подошел второй полицейский и с ходу включился в перебранку. Собственно говоря, бранились они, а я только плечами пожимал и говорил, что не понимаю по-французски. Но этим их не пронять, и ребята распалили себя так, что чуть ли не за кобуру хватались. Ну, думаю, дело плохо.

– Витя, – кричу, – буди Вовку!

Виктор и так уже тряс изо всех сил нашего толмача, а я решил не злобить стражей и отогнал машину в сторону.

Остановились. Ничего не понимающий и еще не проснувшийся Володя дико озирался по сторонам, тер глаза, а полицейские уже на него навалились. Он от них боком-боком и за машину. Они его с двух сторон и ну права качать.

Я, как мог, растолковал Володе ситуацию, но видел, что его просыпающееся с трудом сознание никак не могло взять в толк происходящего. Он молчком, как от ос, отмахивался от полицейских и все норовил отскочить в сторону.

– Да скажи ты им, мать твою, хоть что-нибудь! – не выдержал я.

Тут Володю прорвало. Ну, наконец-то включился! Он, вначале заикаясь, потом все увереннее стал что-то втолковывать полицейским. По мере того как до них доходил смысл сказанного, они успокаивались, а Володя становился все увереннее и увереннее. Лица полицейских приняли недоуменный вид, а потом и вовсе случилось, казавось, невозможное – они заулыбались. Тут Володя открыл нам секрет.

Оказывается, прочитав на капоте "Лиссабон", они решили, что мы португальцы, и что сейчас они эту деревенщину проучат! Потом, когда Володя сказал, что мы из Советского Союза, полицейские опешили. В этом самом дальнем от России углу страны они никогда не видели русских. А когда они действительно поверили, что мы из Советского Союза, то недоуменно спросили:

– Это что же, теперь Горбачев разрешает вот так разъезжать по Европе?

Когда же Володя, вручив сувениры, рассказал стражам о нашей поездке и что мы только вчера в полдень выехали из Москвы, а завтра утром надо во что бы то ни стало быть в Лиссабоне, то грозные полицейские превратились, что называется, в своих ребят в доску. Они прыгнули на мотоциклы и сказали, что проэкскортируют нас до конца своего участка. Так и сделали, продемонстрировав свою прыть! Шли на скорости сто шестьдесят – сто семьдесят, и, когда в поворотах совершенно синхронно укладывали свои мощные машины на бок, почти не сбрасывая газа, чувствовалось, что ребята дело знают.

Перед самой испанской границей они притормозили, махнули нам на прощание и пошли на разворот. Красиво, стервецы, ехали! Ничего не скажешь!

На пограничном контроле к нам никто не подошел.

– Куда это они все запропастились? – спросил Виктор.

Действительно, никого поблизости не было, только вдалеке стояла группа таможенников, они увидели, что мы подъехали, но это не произвело на них никакого впечатления.

– Может, это еще не граница? – засомневался Володя.

– Ты что, знаков не видел? – сказал я ему.

– Ну а что же они не подходят?

– Да треплются стоят, – я посигналил.

Один из группы на секунду отвлекся от своих дел, что-то сказал, но даже не дернулся в нашу сторону, только рукой махнул, мол, проезжай, не мешайся.

– Так что, поехали? – засомневался я.

– Давай, а что делать. Может, контроль дальше? Мимо таможни проехали точно так же. Успокоило, что не одни мы здесь едем, – пока стояли сомневались, штук пять машин прошло со стороны Франции в Испанию.

– Может, у них граница открыта? – предположил Виктор.

– Да чёрт с ними! Не хотят подходить, в конце-то концов, и не надо! – решил я.

И поехали, а метров через двести видим большой указатель – "Испания"!

– А ты боялась! – съехидничал Володя. – Вот мы и в Испании!

– Вот гады, – беззлобно выругался я, – даже не подошли! Остается только руками развести и сказать: "Ну воще! Ну и порядки у этих капиталистов!" – Потом обратился к Виктору: – Садись, Витек, за руль.

– Да уж пора, – оживился он, – давай заваливайся спать, а мы с Вовчиком подежурим.

Только закрыл глаза и упал в черноту, как почти следом вдогонку понеслось что-то колючее, щемящее и тревожное. Оно впилось в мозг, сердце, разлилось предчувствием опасности. И вот уже оно заставляет всплывать, выволакивает из омута сна. Первым из мира реальности пришли и втиснулись в еще вялое сознание сухие, короткие, как треск поленьев в костре, как выстрелы морозным утром, фразы: "Это не то...", "Бери направо по развязке!..", "Опять не то! Мать его!", "Куда тебя понесло!.."

Я открыл глаза. За окном в сине-серых сумерках проносилась фантастическая картина. Мы круто спускались по автостраде, лента которой непонятным образом высоко парила над местностью и то и дело перекрещивалась под всевозможными углами с другими автострадами, державшимися над городом на тонких, как у цапли, ногах. В целом это буйство автодорожной фантазии напоминало многократно увеличенный аттракцион "Американские горки". Причем даже не один, а сразу несколько в одной куче!

– Мужики, – спросил я обалдело, – куда это вас занесло?

– Бильбао, – коротко бросил Виктор.

– Столица басков, – прокомментировал Володя.

Я сразу успокоился, потому что помнил, что Бильбао лежит почти на маршруте (километров пять правее).

– А чего ради вас в гости к баскам потянуло? Вовчик, опять ты проспал!

Володя стал обиженно оправдываться, что поворота, вообще не было, а они как шли по автостраде, так ходом и влетели в это каменное безобразие.

– Вот никак развернуться не можем, – сокрушался он, – крутимся, крутимся, а нас все к океану сносит.

– Куда надо попасть? – спросил я.

– Да вон на ту эстакаду, – показал Володя на параллельную нам дорогу, стоящую чуть поодаль как древний акведук, но не на каменных, а железобетонных ногах-опорах.

– И куда мы летим?

– Сейчас спустимся вниз, а там разберемся.

– Я чувствую, это уже не первый заход.

– И даже не третий, – напряженно подтвердил Виктор.

По мере спуска "воздушные" дороги сблизились, а потом и вовсе завязались в тугой узел, разобраться в котором с первого раза можно было только случайно или с сильного перепугу.

Мои ребята, неоднократно уже побывавшие здесь, ориентировались довольно хорошо. Они стали быстро показывать ответвления, куда ехать бесполезно, так как уже опробовано. Я же отслеживал взглядом ту дорогу, на которую мне показал Володя. И в конце концов увидел место, где она совпадает с нашей магистралью в одном уровне и даже касается.

– А там что? – показал я на это место.

– Уже были, – уныло ответил Виктор.

– Там они только касаются, а переезда нет.

– Давай подъедем, – предложил я.

– Были же уже!

– Давай, давай подъезжай!

В месте соприкосновения магистралей отбойника не оказалось – их разделял небольшой бордюрный камень, через который безболезненно можно было переехать.

– Притормози и аккуратненько перевались через бордюр, – сказал я Виктору.

В этот момент как раз машин не оказалось ни в попутном, ни во встречном направлениях.

– Давай, Витек! Давай, пока машин нет.

Виктор сомневался. Потом все-таки снял внутренний предохранитель, наступив на себя, поняв, что иначе мы долго будем здесь циклировать, и перевалил через камень.

Машина круто и ходко пошла вверх. Весь Бильбао уже горел разноцветными огнями. Наступала ночь. Та ночь, которой я боялся больше всего.

– Дай-ка, Андреич, соленых орешков погрызть, а то Вовка от нервности все слопал. Как хомяк! Мало того, что к баскам затащил, так еще все вкусности стрескал!

Через десять минут шли полным ходом на Бургос. Оказывается, я спал целый час.

– Вить, я посплю еще часок, а под Бургосом сменимся. Ты только Вовке больше ни орехов, ни Шоколада не давай – он от них ориентацию в пространстве теряет: вся кровь, видимо, в желудок уходит, и в голове через это сознательности никакой не остается!

– Ясно, командор. Вовчик, слышал, что шеф сказал? А ну, отдай сейчас же орехи. Андреич! Ты посмотри на него! Опять жует! По-моему, Вовку проще застрелить!

Хоть Виктор и поддерживал мой треп, но чувствовалось, что делал он это на фоне предельной усталости, вяло и автоматически. А Володя даже не реагировал на его пикировки.

"Это плохой признак", – подумал я, проваливаясь в сон.

Перед Бургосом меня разбудили:

– Андреич, Бургос справа! Платная магистраль кончается, готовь бабки.

Расплатившись, мы припарковали машину на площадке для отдыха. Шел проливной дождь, отчего ночная темень становилась еще гуще.

Менялись местами быстро и в полном молчании.

Я заметил, что Виктор зарос щетиной, а лицо приобрело серый оттенок. Он молча упал на сиденье и тут же выключился. Я пристегнул его потуже ремнями. Виктора уже не было.

– Трогай, – сказал я Володе.

Заряд бодрости, полученный под дождем во время пересадки, быстро проходил. Он исчезал, таял с каждым мгновением, и усталость, занимая свое законное место, обволакивала каждую клетку. Я посмотрел на Володю. Даже в темноте чувствовалось, что черты лица его заострились, а в глазах появился лихорадочный блеск. Володя уперся взглядом в самую дальнюю точку, выхватываемую из темноты прожекторами, и судорожной хваткой держал руль. Из-за косых струй дождя, ярко блестевших алмазными искорками в цветовом коридоре, определить скорость было трудно. Я бросил взгляд на прибор. Там красным светом горело "192". – Володя, сбрось немного скорость и не напрягайся так. Раскрепостись! И не забывай прожектора выключать при разъездах со встречными.

Володя молчал и скорость не сбрасывал.

– Вовка? Ты слышишь меня?

– Угу.

– Не угу, а сбрось скорость!

Цифры на приборе замелькали, показывая, что Володя среагировал. Когда засветилось "170", я сказал:

– Держи так!

Опять молчание. Но скорость стабилизировалась. Значит, слышит.

– Володя, я же сказал, не зажимайся! Так тебя и на час не хватит.

Реакции не последовало. Тогда я предложил:

– Достань правой рукой за головой левую лопатку. Володя как робот выполнил.

– Еще раз! Он повторил.

– Теперь левой рукой – правую лопатку. Володя сделал.

– Полегче?

– Да вроде полегче, – наконец-то услышал я. Мне было понятно, что этот гимнастический оживляж при почти обморочной усталости поможет от силы на одну-две минуты. Высаживать Володю, несмотря на его "остекление", я не хотел, потому как приберегал себе самый "веселый" участок в четыреста с гаком километров от Мадрида до португальской границы. На него приходился "час быка" – самое опасное ночное время, когда в одурманенное сном сознание вливается черная депрессия. Контролировать себя в такой ситуации без огромного опыта просто невозможно. Это жутко, когда ты едешь, видишь дорогу, вроде ничего не изменилось, а на самом деле ты уже спишь!

Поэтому я решил выжать Володю до последнего – пусть тянет двести километров до Мадрида.

– Вовка! Прожектора выключи! – гаркнул я, видя, что встречному тяжеловозу-дальнобойщику уже невмоготу, а Володю закоротило, – Ты соображаешь! – набросился я после разъезда со встречным – Он же слепой от нашего света! Он даже отдельных фар не видит, мы как огненный шар на него несемся! Еще раз не переключишься, выкину из-за руля к... матери!

Вроде встряска помогла. Взгляд стал осмысленным. Но я знал, что это ненадолго.

Так оно и произошло. Уже через пять минут рядом со мной опять сидел робот. Бог с ним, решил я и стал сам, когда нужно, переключать свет. Володя, по-моему, даже не заметил этого.

Через полтора часа начался подъем в горы Гуардаррама, скорость упала, встречных стало меньше. Неимоверное перенапряжение сказалось и на мне: временами я вдруг погружался в состояние отупения, сознание уходило куда-то в глубину и оттуда, издали, наблюдало за происходящем. Потом это стало наступать чаще и чаще, и наконец только острые моменты выводили меня из полувыключенности.

Я понимал, что при необходимости могу усилием воли встряхнуть себя и заставить работать на полную катушку, но понимал и то, что уже давно перешел на неприкосновенный энергетический запас и дно его вот-вот могло появиться. Поэтому убавил активность до минимума – только пассивный контроль за ситуацией и Володей. Но все равно где-то внутри "палец лежал на спусковом крючке", и эта ежемгновенная готовность безжалостно высасывала остатки сил.

О начале спуска я догадался по стремительному бегу цифр электронного спидометра. Когда загорелось "190", меня выбросило из прострации, словно взрывной волной.

Оценил ситуацию: темень, дождь, крутой спуск, "остекленевший" Володя за рулем. Впервые за все время скорость перевалила за двести.

Я как можно спокойнее, почти ласково (не дайг Бог напугать – слева провал обрыва, справа – отвесная стена) сказал:

– Вова, проснись, дорогой, и сбавь скорость!

А сам, следя за его ногами, чтобы резко не тормознул, вглядывался что есть сил во встречную темноту, пытаясь, угадать первые признаки поворота.

Володя плавно притормозил, но этого недостаточно. Появись сейчас поворот, и мы при всем желании не успеем осадить машину.

– Веселей тормози! Но поосторожней – упаси Бог заблокировать колеса!

Наконец скорость упала до разумной, а поворота все не было и не было.

Появился он нескоро – около минуты я томился в ожидании, и вот впереди заблестел, засверкал в лучах фар дорожный знак, а затем высветился и сам поворот.

– Сбрасывай до пятидесяти! – приказал я. Пятьдесят километров в час после двухсот – это все равно что вообще не ехать, а взять и остановиться. Кажется, что можно открыть дверь и выйти. Я-то эти штучки знаю, когда сбросил до ста и уверен, что поворот возьмешь. А он не берется, зараза: руль поворачиваешь, машина же прямо снарядом летит и не думает тебя слушать!

– Володя, скорость девяносто! Быстро гаси до пятидесяти!

Успел! Спокойно прошел поворот в обратную сторону и стал стремительно разгоняться.

– Не очень-то торопись! Привыкни к торможениям. Ты забыл, что мы в "Мишлен" обуты, а ты его повадок и возможностей не знаешь!

– Ну уж не хуже ниишповской "триста шестнадцатой!" – почти бодрым голосом возразил Володя.

– В том-то и дело, что хуже! Я, кстати, сколько раз уже тебя предупреждал! Чуть больше тормознешь, и как на коньках покатимся под горку, а падать, между прочим, полторы тысячи метров! Надоест лететь!

Этот довод подействовал, и Володя стал осторожничать.

После нескольких поворотов выяснилась специфика трассы. Оказалось, что плечо "серпантина" (расстояние от поворота до поворота) очень большое – несколько километров, поэтому машина успевала набирать максимальную скорость и камнем падала вниз по спуску. Начало торможения приходилось угадывать чисто интуитивно, а потом при первом же проблеске дорожного знака интенсивно гасить скорость до пятидесяти. Постепенно Володя вошел в ритм, и я перестал ему подсказывать. Но, как только ситуация перешла из экстремальной в рабочую, появилась дикая, безумная усталость и навалилась с удесятеренной силой. В очередном падении меня настиг тревожный сигнал, я метнулся наверх и одним мощным усилием вырвался из провала.

Мы на скорости сто тридцать настигали трейлер с прицепом. Он, как рождественская елка, сверкал и переливался огнями. Опасного в принципе ничего не было.

Володя довольно резко взял влево, и тут я увидел, что точно такой же трайлер идет навстречу. Тормозить было поздно и бесполезно! Трайлеры сходились как Сцилла и Харибда. Проход между ними, куда можно было юркнуть, обогнав попутный автопоезд, уменьшался с каждым мгновением.

– Не тормози!! Полный газ!! – крикнул я.

Надо сказать, что Володя и сам сообразил, что выход только в этом.

Видимо, я крикнул очень громко, потому что сзади появилась растрепанная голова Виктора. Глядя на то, как мы "атакуем" в лоб встречный автопоезд, он, скорее всего, решил, что это кошмарный сон, так как невнятно выругался и перевернулся на другой бок.

Я в это время уже думал о другом. Ясно, что нырнуть в щель мы успеем, но сумеет ли Володя сделать маневр так же безукоризненно, как во время тренировок на полигоне? В противном случае "поймать" машину на мокром спуске, а потом еще попасть в поворот – дело нереальное. Хотел было предупредить, но понял, что без толку. Если Володя усвоил маневр, то он рефлекторно все сделает правильно, а если нет, то криком не поможешь. Единственное, что я сделал, это приготовился перехватить руль в случае заноса, но понимал, что это все пустое.

Володя успел нырнуть вправо перед самым носом трайлера. Это был "Мак". Его тупая хромированная морда уже закрыла собой всю перспективу, была, если можно так сказать, во весь экран, когда Володя крутанул руль. Все было сделано как во время тренировок на автополигоне – плавное, но вместе с тем уверенное и быстрое движение вправо-влево, как качок маятника.

Машина на ста пятидесяти юркнула в предельно сузившуюся щель, выровнялась без заноса и понеслась дальше. Предвидя, что у Володи после такого стресса временно заблокируется нервная система: он будет просто парализован своей удачей, оцепенеет от счастья и забудет напрочь о том, что впереди поворот и его тоже надо пройти, я дал секунды полторы для стабилизации машины и громко сказал:

– Вовка, тормози! Поворот прозеваешь!

Володя даванул все-таки слишком сильно, шины взвизгнули, но, молодец (!), тут же сориентировался и отпустил чуток тормоза. В поворот вписались на самом пределе.

Володя, видимо, ждал от меня матерного комментария его лихости, но не дождался. Моя-то вина была еще большей.

До самого Мадрида проблем со сном как не бывало. Шоковая терапия дала хороший заряд бодрости. Только надолго ли его хватит, думал я, когда мы подъезжали к испанской столице.

– Владимир, – представился Кащеев, когда мы остановились у его машины на окраине Мадрида и вышли навстречу. – Как дела, ребята?

– Все в норме, – сказал я.– Надо быстро заправиться, и дальше на Лиссабон.

– Так вы действительно только вчера в полдень из Москвы выехали? – с недоверием спросил Кащеев.

– Нет, – сказал я, посмотрев на часы, – теперь уже позавчера.

– Ну, я это и имел в виду. Лихо! Даже не верится! А сколько же вы километров накрутили?

Я взглянул на прибор.

– Если верить технике, то четыре тысячи двести четыре километра восемьсот тридцать метров. Это от центра Манежной площади.

– Ничего себе! Какая же средняя скорость?

– Это вы без нас, пожалуйста, посчитайте. Нам пора. Мадрид мы проехали за двадцать пять минут и в 3 часа 20 минут по московскому времени взяли курс на Лиссабон. Оставалось шестьсот пятьдесят четыре километра и из них четыреста для меня.

Виктор сидел рядом, а Соловьев, положив "бабу" под голову, мертвецки спал. Проезд Мадрида и смена мест так толком и не разбудили Виктора. Он все пытался открыть глаза, иногда это ему удавалось, но огромным усилием воли.

– Витек, ты не мучайся, поспи, – предложил я. – Не волнуйся – я в полном порядке. Тут недавно Вовчик изнасиловал мой организм и выжал из него ведро адреналина, так что у меня ни в одном глазу. Будет плохо – я тебя толкну.

Уговаривать Виктора не пришлось, и секунду спустя он уже сопел. Я остался один на один с собой и скоростью.

"Дно" моего запаса показалось довольно быстро. Уже через полчаса связь с окружающим миром держалась лишь на "картинке" стремительно бегущего навстречу шоссе, все остальное надежно прикрывалось шорами безмерной усталоста. Я не пытался отвлечь себя воспоминаниями, потому как знал, что воспоминания еще быстрее приведут к забытью. Не заметишь, как прервется и эта последняя ниточка, которая связывает сейчас с бодрствованием. Можно попробовать массаж шеи, и я делал его, хотя тоже знал, к чему это приведет: на пять минут поможет, зато потом удержаться будет еще тяжелее.

Я свел к минимуму трату энергии. Даже магнитофон выключил, чтобы не напрягаться, выделяя звуки, идущие от тела машины и говорящие о его работе, его самочувствии, от звуков музыки, хоть и приятных, но посторонних, а потому ненужных. Я полурасслабил все мышцы, я не крутился и не ерзал на сиденье, потому, что знал: мой организм – маятник, чем сильнее я качну его в сторону бодрости, тем сильнее он нырнет следующим мгновением в провал небытия.