Текст книги "Чужая мечта (СИ)"
Автор книги: Оксана Кас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Чужая мечта
Глава 1
Последний выдох, первый вздох
Казалось бы – жизнь только начала налаживаться. Полгода назад Антон получил диплом, заочно закончил политех. На работе его сразу же повысили – только диплома и ждали, зарплата стала заметно выше. С девушкой еще съехался, они вместе откладывали на отпуск. И вот, наконец-то, состоялась его первая заграничная поездка, первый полет на самолете… и первая авиакатастрофа.
Он был уверен, что не выживет. Самолет точно падал, в салоне дым, и это не взлет или посадка – они были в середине полета, при падении с такой высоты нереально выжить. Антон отключился раньше, чем что-то почувствовал…
Его либо прямо из салона выкрали инопланетяне, либо у него очень крутой ангел-хранитель. Последнее было бы предпочтительнее, потому что инопланетяне будут опыты ставить… наверное. Это к тому, что Антон отчетливо понимал, что жив. Лицо болит, руке холодно, правая нога чешется. И рядом люди разговаривают. Он лежал молча, будто реально был мертв, потому что открывать глаза было страшно. Пока не видно, где он и с кем, можно подумать, что он проспал самолет. А незнакомая речь рядом – это у соседей телевизор работает. Но через пару мгновений он начал понимать, о чем говорят люди рядом с ним.
– Вы мне предлагаете сделать вид, что ваш сын не избил моего внука⁈ Вам деньги последние мозги из головы вынесли⁈ У вашего сына проблемы с агрессией. Отмажете его сейчас – через пять лет будете уже в зале суда рыдать и говорить, что он хороший мальчик!
Антону словно длинную иглу в голову всадили – воспоминания пронеслись перед глазами так быстро, что он в ужасе открыл глаза. Мозг запоздало обрабатывал информацию, выдавая ее короткими порциями. Это голос хальбе. То есть дедушки. А кричит он на родителей пабо Ёну… то есть, идиота Ёну, который в школе решил доказать свою правоту кулаками и налетел на Хару. И рядом не было Тэюна, который обычно защищал…
Картинки сменяли друг друга со страшной скоростью, и Антон не выдержал, обхватил руками голову, пытаясь остановить этот поток воспоминаний, причинявших ему физическую боль.
– Хару-я! – раздался совсем рядом голос женщины. – Мой мальчик очнулся. Тише вы, петухи крикливые!
Все разом замолчали, но лучше не стало. Воспоминания все еще мелькали перед глазами. Хару – это его имя. А женщина рядом – его бабушка. Они родители его отца, живут вместе с ним… в Сеуле… в Южной Корее…
– Лучше бы инопланетяне, – вслух и по-русски сказал он.
Получилось, правда, что-то неразборчивое.
– Айгу-у-у! – с долей ужаса в голосе протянула женщина. – Чагия, иди к врачу, бабулин Хару бредит.
[*Чагия – дорогой/дорогая, так обычно обращаются друг к другу супруги.*]
Бабулин Хару – это ласковое обращение. Прежний владелец тела бесился, когда его так называли. Возмущение понятно, потому что это максимально детский вариант, практически, как если бы его называли Антосик. В двадцать пять это уже можно воспринимать с иронией – чем бы бабуля не тешилась, лишь бы кормила вкусно – но для семнадцатилетнего пацана это трагедия, конечно. Он бы тоже в свои семнадцать бесился, назови его Антосиком.
Дед вышел из палаты, а бабушка обвинительно ткнула пальцем в мужчину, рядом с которым стоял Ёну.
– А вы нам за все заплатите!
Мужчина поклонился:
– Еще раз простите, мы оплатим все счета…
– Счета они оплатят… конечно, оплатят, – ворчала она, подходя ближе к Антону, – Бабулин Хару такой красивый мальчик, а ему столько синяков наставили. Не умеете вы детей воспитывать!
Последнее она снова выкрикнула в лицо мужчине и тот снова поклонился, извиняясь. Ёну продолжал стоять и выглядел скорее обиженно, чем виновато. Словно не понимал, что эта вспышка подростковой ярости сулит ему действительно большие проблемы: это в дорамах можно незаметно избить одноклассника, а в реальном мире повсюду камеры…
Антон в ужасе прикрыл глаза: почему он все это знает? Какие дорамы? Какие одноклассники? Когда он вообще начал понимать корейский?
Врач пришел очень быстро:
– Что происходит? Вам больно? – обратился он к Антону.
– Б-болит голова, – осторожно выдохнул он.
Был странный диссонанс – корейские слова звучали вроде и непривычно, но произносились легко.
Врач начал задавать кучу уточняющих вопросов – где болит, как болит, на сколько баллов болит. Антон отвечал словно на автомате, умудрившись в таком состоянии еще и выдать, что голова у него болеть начала из-за того, что он словно вспомнил – кем ему приходятся люди вокруг него.
– Вы помните свой адрес? – внезапно спросил врач.
– А-а-а… эмм… нет? – неуверенно произнес Антон.
Свой прежний адрес-то он помнил, а вот адрес этого тела сам собой в голове не возник.
– Мы получили результаты анализов, я посмотрел снимки МРТ, – заговорил врач. – Сильное сотрясение мозга, отек в затылочной части… судя по всему – частичная амнезия. При сильной травме мозга память может возвращаться рывками. Память, скорее всего, полностью вернется, когда вы приедете домой. Отек – это серьезно, нужно соблюдать осторожность, но ваша травма не угрожает жизни, все будет хорошо.
– А лицо? – обеспокоенно спросила бабушка.
– Ничего не сломано, нет порезов, только ссадины. Это не моя компетенция, но, скорее всего, будет достаточно заживляющего крема, шрамов не останется.
Бабушка облегченно вздохнула. У Антона в голове появилось странное ощущение диссонанса: ей только что сказали, что у внука отек мозга и частичная амнезия, а она радуется тому, что шрамов на лице не останется. Но при этом внутри него самого тоже возникло чувство облегчения от того, что с внешностью все в порядке. Словно отсутствие шрамов на смазливом лице важнее нормального функционирования мозга.
Обдумать это получилось не сразу. Сначала врач задавал вопросы и давал указания: нельзя заниматься спортом, резко вставать и резко садиться, желательно не ездить на скоростных лифтах, не летать на самолете… последнее указание вызвало дрожь по всему телу: снова садиться в самолет не хотелось… боязнь летать – очень крутая фобия для практически острова, конечно… может, само пройдет?
Монолог врача прервало появление женщины – красивая кореянка двигалась очень уверенно, хотя выглядела мило, будто старшеклассница. При ее появлении все еще стоящий в палате Ёну заметно стушевался.
– Простите, – низко поклонилась женщина, – Я была на операции, не могла сразу приехать. Я – мама Ёну.
– Вы врач? – уточнил врач Антона.
– Пластический хирург, – спокойно пояснила она.
А потом повернулась к Ёну, который под взглядом матери даже скукожился. Кажется, в его семье главный вовсе не отец.
– Это всё твое воспитание, – почти прошипела мама Ёну, – «Мальчикам нужно больше свободы! Будешь им помыкать, вырастет маменькин сынок» Доволен теперь? А ты что стоишь? По земле кататься должен, чтобы тебе судимость не влепили! Ну-ка – поклон!
– Ну ма-а-ам!
– Айщ! – замахнулась женщина, – Отправлю в деревню, к чопумо! Будешь землю обрабатывать, туда и с судимостью берут! Поклон!
Чопумо – это бабушка с дедушкой. А ее «поклон» звучало примерно как «упал, отжался». Ёну тут же рухнул в поклон чоль – это настолько глубокий поклон, что больше похоже на позу молящегося. Его родители тоже поклонились, но уже стоя, достаточно низко:
– Прошу простить нас за то, что плохо воспитали сына, – говорила мама Ёну. – Мы очень виноваты.
Антон даже понимал, почему эта женщина так старательно извиняется и так ругает сына за драку. Дело не только в том, что ей реально стыдно за сына, хотя это и не исключено. Просто скандал навредит ей больше всех в семье. Если она пластический хирург, то сплетни ей не нужны. Даже если эти сплетни не касаются ее профессиональных обязанностей.
– Вы хотите, чтобы мы не писали заявление, – тяжело вздохнула бабушка.
– Еще раз простите, – мама Ёну, едва разогнувшись, снова поклонилась, – Я понимаю, что прошу многого. И хочу предложить компромисс. Вы сейчас получите свидетельство, чтобы у вас были доказательства того, что Ёну… совершил плохой поступок. Я клянусь, что сделаю все, чтобы подобное больше не повторилось. Но, если он хоть чем-то обидит вашего внука, вы сможете наказать его по закону позднее, и я смиренно это приму.
Понятно, почему она стала пластическим хирургом – тупая бы медицинский не закончила. Ее предложение звучит вполне здраво – у семьи Хару будут на руках все документы, они могут написать заявление и позднее, особенно, если Ёну снова совершит что-то противоправное. Но при этом пока этот агрессивный подросток обойдется без судебных разбирательств.
Пока эти… взрослые… пытались разрешить конфликтную ситуацию, у Антона появилось немного времени, чтобы осознать произошедшее.
Итак, он находился в падающем самолете, осознавая, что не выживет. А потом – раз! – и оказался в теле семнадцатилетнего парня по имени Хару. Он живет в Сеуле, но Антон пока не вспомнил, где именно. У Хару вроде есть родители…
Тут его пронзила очередной приступ острой боли и он сцепил зубы, чтобы не застонать в голос.
Да, у него есть родители. Мама много работает, отец… ну, с ним сложнее, дома он бывает нечасто. Еще у Хару есть младший брат, его зовут Хансу, ему всего десять лет. Воспитанием внуков занимаются бабушка и дедушка, родители отца. А, и еще в доме живет кот, по кличке «Куки», как «печенька» по-английски. И у него есть лучший друг Тэюн, они дружат так давно, что и не помнят момент знакомства – вроде бы, это было до того, как они начали ходить и разговаривать.
Хару учится в школе, ему полтора года до выпуска, что сейчас кажется Антону чуть ли не главной проблемой. Да, его больше пугает возвращение в школу, чем тот факт, что он умер и возродился.
Его собственное сознание, сознание Антона, словно поглощало воспоминания прошлого Хару вместе с отдельными… убеждениями? Вроде того, что ему очень дороги его бабушка с дедушкой. И что он любит своего младшего брата. И презирает отца…
Говорить сейчас врачу, который все еще был рядом, что-то писал в своем планшете, Антон ничего не стал бы, разумеется. Ну, хотя бы потому, что фраза «Знаете, я не Хару, я Антон» звучит как пароль для быстрого перемещения в психиатрическую лечебницу. А еще, опыт прочитанных книг про попаданцев советует сначала присмотреться к ситуации. Сейчас это кажется вполне логичным решением. В любом случае, корейский школьник – это лучше, чем смерть в самолете. Он же хотел повидать мир, проникнуться другой культурой? Вот, полное погружение в среду, никакой туризм таких впечатлений не обеспечит.
Беспокоила только его девушка. Не сказать, что он так уже безумно и сильно ее любил, хотя всерьез думал о том, что на ней можно жениться. Ну, совместные кредиты, дети, чтобы все как у людей. Если Хару не умер, то и ей так повезло? Всему самолету? Но где-то на грани сознания было ощущение, что нет, она погибла, так подфартило со второй жизнью только ему.
Кроме Киры у него практически никого и нет. Маму он похоронил два года назад – рак. С отцом последний раз виделся года четыре назад, даже не уверен, что тот еще жив, с таким-то количеством спиртного в ежедневном меню. Его тетя и кузина – самые близкие люди после мамы… несмотря на близкие отношения, они его гибель переживут, у них есть, ради чего жить и к чему стремиться. Другая родня… ну, она просто есть. Возможно, соберутся на похоронах, кто-то даже всплакнет из-за того, что умер так рано – и тридцати нет – но потом все просто заживут своей обычной жизнью… Главное, чтобы квартиру не отобрали у тети… кто ж знал, что завещание нужно так рано писать?
Осознание, что его реально беспокоит, кому достанется его квартира, было особенно странным в данный момент времени. Он в этом теле менее часа, а уже абсолютно уверен, что это не галлюцинации, что он реально попаданец и что ему теперь жить как Хару.
Глава 2
Не милый, но все же дом
Травма, по словам врача, серьезная, но не опасная для жизни. Сотрясение мозга, небольшой отек в затылочной зоне, синяки и ссадины на голове и теле. Ничего не сломано, даже трещины в черепе нет. Но у Антона были некоторые вопросы по поводу того, что с ним произошло. Технически, для того, чтобы его сознание занесло в это тело, прежнее сознание должно было освободить место. Или нет? Антон поглотил личность Хару? Но как он сделал это, даже не заметив? От Хару ведь остались, по сути, воспоминания и… чувства, получается. Логичным было бы, если бы реальный Хару умер, а Антон занял его место. Но для смерти у него незначительные травмы. Или же та сила, которая переместила создание Антона в тело Хару, заодно и немного его подлечила?
В любом случае, Хару выписали из больницы уже на следующее утро. До такси его везли на каталке, дома рекомендовали постельных режим, на осмотр к врачу через пять дней. Дома нужно больше пить воды и есть полезную еду, нельзя резко вставать или ложиться, все нужно делать медленно и осторожно. Но, вообще, ходить он может, просто голова быстро начинает кружиться. Врач сказал, что это пройдет через пару дней. В такой быстрой выписке нет ничего удивительного – тут не принято держать людей в стационаре неделями. Если не нужен специальный уход – отлеживайся дома.
Все больничные счета оплачивали родители Ёну. Все с чеками, заверено в больнице, чтобы, если вдруг… В общем, теперь у Хару, похоже, есть личный охранник, потому что, если что-то с ним случится в школе, то виноват будет Ёну.
Происшествие в школе не было буллингом или чем-то вроде. В некотором роде, Хару сам нарвался, с тем лишь нюансом, что он нарывался на маленький скандальчик, но у кого-то явные проблемы с агрессией и, вместо пары оскорблений, Ёну побежал бить морду. Хару просто не ожидал подобной реакции, поэтому и не смог агрессивное нападение одноклассника встретить достойно.
Всю эту историю стоить начать с того, что семья Хару – бедная. Корея – развитая страна, здесь понятие бедности немного отличается от того, как это понималось на родине Антона. У семьи Нам закрыты все базовые потребности – им есть, где жить, чем питаться, во что одеваться. Но… для Южной Кореи этого недостаточно, чтобы считаться средним классом.
У семьи жилье в собственности, они не арендуют квартиру. Но это «жилье» – маленький частный домик в трущобах. Определение «трущобы» тоже несколько… преувеличено, потому что это просто частный сектор плотной азиатской застройки, а рядом – старые многоквартирные дома. И есть важный нюанс – это район Каннам, с его высотками, особняками и прочими излишествами. Именно из-за этого контраста место жительство семьи Хару и считается малопрестижным. Так сказать – какой город, такие и трущобы.
Школа, в которую ходят все дети из бедных кварталов, не предназначена только для них. Вместе с ними, по адресу проживания, это заведение посещают и дети более обеспеченных граждан. Разумеется, в подростковых коллективах заметно «классовое разделение»: бедных меньше, но они держатся вместе, богатых больше, они отчаянно пытаются казаться богаче, чем они есть. Нередко богатые детки творят что-то… не совсем этичное. Если они нарушают закон, их наказывают, но подростки очень изобретательны, поэтому не все их задумки учителя могут нейтрализовать.
Компания девочек посчитала, что будет забавно убедить Тэюна – лучшего друга Хару, – что Джиу в него влюблена. Несколько недель она стреляла в его сторону глазками, мило улыбалась, всячески убеждая парня в своем романтическом интересе. Хару ее поведение казалось странным, из-за чего он и поссорился с лучшим другом – тот посчитал, что Хару завидует. У этой истории неожиданный финал. До того, как Джиу успела как-то обидеть Тэюна, жизнь обидела его сильнее – умер его дядя, вся семья поехала на похороны в соседний город. На следующий день все узнали, что Джиу проиграла спор – ее «подружки» охотно всем об этом рассказали.
И вот тут начинается драма. Ёну влюблен в Джиу, о чем догадываются многие в классе. Он начал насмехаться над отсутствующим Тэюном – «такой дурашка, поверил, что девушка вроде Джиу обратит на него внимание». Хару стало обидно за друга и он сказал, что «Ёну просто завидует, ведь Джиу на такого, как он, даже ради выигрыша в споре не посмотрит». Через секунду Ёну налетел на него с кулаками и, получается, это было последним, что произнес реальный Хару. Нелепая смерть во славу дружбы.
А еще это не Ёну его так ударил. Он повалил Хару на пол и успел ударить буквально пару раз, прежде чем его оттащили, но Хару во время падения, от неожиданности, очень сильно ударился затылком об пол, что и стало причиной травмы.
Из больницы Хару забирал дедушка, а у дома его уже ждал Тэюн. Прежде, чем друг успел налететь на Хару, его остановил грозный голос деда:
– Не обнимать, не тормошить, громко не разговаривать!
– Знаю, – громким шепотом ответил Тэюн. – Мне бабушка Хару сказала.
Где-то на грани сознания у Антона мелькнуло понимание, что он уже даже воспринимает себя, как Хару…
– Прости, друг, – Тэюн помог выйти ему из машины, подставляя плечо. – Ты как?
– Честно говоря, я себя чувствовал отлично, пока не сел в машину. Меня впервые в жизни укачало, – честно ответил Хару.
Тошнота не сильная, бежать в ближайшие кусты желания нет, но все равно состояние неприятное. Поддержка со стороны была очень кстати. Тэюн завел его в дом, усадил у стола. Сам опустился рядом. Говорил много, но достаточно тихо, как с тяжелобольным. Рассказывал, что очень сожалеет о том, что не поверил ему сразу. Просил прощения за то, что не был рядом, когда Ёну на Хару налетел. И еще извинялся за то, что не смог приехать в больницу. На взгляд Хару, все поводы для извинений были глупыми, но таков уж местный менталитет.
Сам же он периодически морщился из-за воспоминаний, которые накатывали как-то волнами.
Они живут в небольшом домике, но в нем два этажа. Четыре крошечные спальни наверху. Гостиная и кухня на первом этаже, там же – единственная полноценная ванная. На втором этаже есть туалет, но не хватает напора воды, поэтому пользуются им редко и только для определенных… потребностей. Потолки в доме низкие, полы скрипучие, часто бывает очень сыро и холодно. Зимой, в сильные морозы, все ночуют в гостиной на полу, включая обогреватель – так теплее. Впрочем, в сильную жару ночуют тоже в гостиной на полу, потому что кондиционера нет, а вентилятора всего два.
Мебели немного, преимущественно она старая, но хорошего качества. В гостиной, например, стоит огромный велюровый диван, такие были в моде лет двадцать назад, наверное. Бабуля сшила на него чехол в стиле печворк, из кусочков старых джинсов. Этот чехол снимали, если ждали гостей… но это происходило редко, так что обычно все сидели на джинсовом диване.
Хару как раз на этом диване и будет пока спать.
– Почему не у себя? – удивленно спросил он у бабушки, видя застеленный диван.
– Потому что там тебе будет неудобно, – ответила бабушка.
Хару сначала вроде не понял, а потом его нагнали воспоминания, и он болезненно поморщился. Точно. У него в комнате нет кровати, он спит на матрасе на полу. Прошлая кровать развалилась, новую покупать не стали – дорого, а Хару и на матрасе хорошо спится, в его-то возрасте.
– Неделю поспишь здесь, – добавила бабуля. – Мы постараемся как-нибудь потише тут ходить. Тэюн, помоги на стол накрыть. Я приготовила миекгук.
– Я же в больнице позавтракал…
– В больнице не умеют готовить целебный миекгук, – ответила бабуля.
Миекгук – это «суп из водорослей», что звучит не слишком аппетитно. Но память подсказывает, что Хару любил этот суп, так что протестовать было бы странно.
Технически, это больше похоже на рагу. Обжаренные кусочки говядины, кусочки водорослей, бульон. К этому блюду – тарелка риса, на всех – кимчхи, кактуги и косари намуль. Кимчхи – ферментированная капуста, кактуги – дайкон, косари намуль – обжаренные ростки папоротника. Антон, рассматривая все это, чувствовал себя как минимум странно, особенно из-за ростков папоротника – и этим ему теперь питаться? Но при этом в животе забурчало и он сглотнул слюну – с точки зрения памяти Хару, тут все очень вкусно. Пришлось довериться воспоминаниям. Он добавил немного риса в суп, перемешал, осторожно отхлебнул… необычно, конечно, но вкусно. Да и ростки папоротника ничего, вроде.
Все время обеда шло обсуждение Ёну. И какой он наглый, и какой невоспитанный, и что с ним явно что-то не так – на людей кидается. Тэюн от школьных приятелей уже знал, что именно Хару сказал перед тем, как Ёну на него налетел, поэтому в оскорблениях одноклассника его сдерживала только невозможность материться при старших. Он припомнил все случаи, когда Ёну вел себя просто отвратительно, чем окончательно убедил бабулю, что этот мальчик – ужасный тип.
Хару больше молчал. Ёну, без сомнения, избалованный мальчишка, но точно не самый ужасный человек даже в их школе. Вспыльчивый – вот его главная проблема. Это не первая его драка, на самом деле. Тэюн, что удивительно, как раз про драки ничего и не говорил… возможно, потому что сам не против показать то, чему научился на занятиях тхэквондо.
После обеда Тэюн помог Хару устроиться поудобнее. Принес из комнаты старенький ноутбук, провел к нему сложную схему из нескольких удлинителей – без зарядного устройства этот старичок не работает. Потом Тэюн поспешил домой, а уже через полчаса пришел Хансу.
Младший брат Хару влетел в дом сгустком энергии и сразу же кинулся обнимать старшего брата, попутно ругая его обидчиков и рассказывая, что без него дома совсем скучно.
И вот в этот момент Антон понял, что окончательно попал.
Он понимал, что его детство немного похоже на детство Хару. Не в деталях, конечно, а в общем. Он тоже рос в семье, которую считали неблагополучной. Отец пил, мама работала на трех работах, чтобы вытянуть его и брата. Воспитанием детей занимались родители мамы. Положение, пожалуй, было даже хуже, чем у Хару. Хотя бы потому, что отец Антона был постоянно пьян и практически не работал, а у Хару папа исправно отправляет зарплату супруге. Да и к сыновьям относится… наверное, это можно назвать любовью, просто странной – он предпочитает любить их на расстоянии, не участвуя в их жизни.
У семьи Антона печальный финал, он в итоге остался один. Бабушка с дедушкой умерли от болезней уже в преклонном возрасте – мама и тетя были поздними детьми. Маму не пощадил рак. Но первой была смерть Артема, младшего брата Антона. Ему было одиннадцать, он увидел Антона и решил перебежать дорогу… водителя даже винить сложно – Артем практически вылетел ему под колеса, неизвестно, о чем вообще думал. Антон потом долго винил себя в этой смерти, ведь брат в прямом смысле умер у него на руках еще до приезда скорой.
Хансу не похож на Артема. Другая раса, другой типаж, даже характеры отличаются… но абсолютно та же улыбка. А еще память услужливо подкидывала другие сходства. Любовь к космосу, например. Артем мечтал стать космонавтом, а Хансу хочет разрабатывать ракеты.
Сейчас, слушая болтовню Хансу, Антон-Хару отчетливо понимал, что вот уже этого пацана он точно бросить не сможет. И очень постарается, чтобы тот вырос, отучился в университете и осуществил свою мечту. А для этого нужны деньги, которых не было что у подростка-Антона, что у нынешнего Хару.
Впрочем, долго думать об этом не получалось. Его травма, возможно, жизни и не угрожает, но заметно все усложняет: он очень быстро устает. Вскоре он ушел на диван и уснул сразу же, как закрыл глаза.
Ему постоянно что-то снилось. Какая-то мешанина из событий жизни как самого Антона, так и Хару, тут же – странные «сюжеты» с погонями и перестрелками, глупые кошмары вроде прогулки голышом перед классом… нормально и не отдохнешь. Хару просыпался время от времени – ему ведь врач велел много пить. Пытался посидеть за ноутбуком, но от яркого света болела голова, от звука телевизора – тоже. Поэтому он пил воду, разговаривал с домашними, гладил кота и спал. Кот преимущественно спал рядом.
В десять Хансу закончил домашнее задание и его принудительно отправили в кровать, а бабушка с дедушкой сели на кухне. Дверь, которая отгораживает кухню от гостиной, раздвижная, из тонкого пластика. Ее задача – не давать запахам попасть в жилую зону. Свету она не препятствовала, так что в гостиной был легкий полумрак.
Ждали с работы маму. Хару задремал, но проснулся, когда на двери легонько зазвенели колокольчики. Нежный женский голос произнес традиционное «Я дома!», отчего в груди разлилось приятное тепло – Хару любит свою маму, всегда был рад ее возвращению и это чувство никуда не делось после травмы.
– Мама Хару пришла! – радостно произнесла бабушка, распахивая двери кухни
Хару интуитивно поежился. Даже для корейского сознания Хару кажется странным, что женщина, которая стала матерью, практически лишается своего имени: ее называют просто мамой ее старшего ребенка или старшего сына, если первой родилась девочка, в некоторых случаях – мамой того ребенка, о котором сейчас говорят. По сути, Хару не слышит имени своей матери, потому что «мамой Хару» ее называют даже соседи и немногочисленные подруги. Муж тоже ее по имени не зовет – чагия, то есть «дорогая», чаще вообще ккома – «малышка».
Хару аккуратно поднялся с дивана, потому что при резких движениях у него все еще кружилась голова, и поприветствовал маму:
– Доброй ночи.
– Хару… ты не спишь, – с особым теплом в голосе произнесла она, – Прости, что я не смогла прийти к тебе в больницу. Дай я обниму своего любимого сыночка.
Шуршащие пакеты остались на полу, а мама подошла к Хару. Она была маленького роста. Наверное, где-то метр пятьдесят пять, ну максимум семь. Рост Хару – метр восемьдесят один. Поэтому, чтобы обнять маму, ему пришлось даже слегка присесть в позе сумоиста. Это была именно привычка прежнего Хару, он подсмотрел это у дедушки и папы. В семье есть шутка, что мужчины семьи Нам упорно пытаются загубить свои «гены высоких мужчин», беря в жены крайне миниатюрных женщин. Бабушка тоже маленького роста: супругу, сыну и старшему внуку она едва достает до плеча.
От маминых волос пахло жареным мясом, а от одежды – освежителем воздуха «альпийская свежесть». По пятницам и субботам она после смены на работе идет в ресторан барбекю, подрабатывает там в самые напряженные часы. На входе у всех ресторанов барбекю стоят баллончики с освежителем воздуха – им нужно себя опрыскать, чтобы немного убрать запах. Ресторанчик барбекю совсем рядом, вот запахи и не выветрились еще.
– Как ты? Сильно болит? – участливо спрашивала мама.
– Нет, – честно ответил Хару. – Когда резко встаю или сажусь – кружится голова. Ну, и ссадины ноют слегка, но про эту боль даже забыть можно. Обидно, что от громких звуков устаю – ни музыку послушать, ни сериал посмотреть.
Мама тихо засмеялась:
– И как же ты без этого?
– Сегодня много спал, завтра придется серьезно задуматься над тем, чем я займусь.
Мама улыбнулась:
– А можно я нагружу вас работой? – спросила она.
– Эти пакеты с подработкой? – услышала ее бабуля.
– Да, – ответила мама, все еще рассматривая своего сына, – Удалось оторвать заказ на коробочки. Образец в одном из пакетов, вроде, ничего сложного.
В гостиной зажгли свет. Дед начал раскладывать на низком столике будущую работу, а бабуля увела маму на кухню, есть вкусный суп с большим количеством мяса.
В самом Сеула все еще остались предприятия, здесь не только магазины, кафе и офисы. Чаще всего это швейные цеха, как раз в таком мама и работает с утра и до пяти вечера. Но еще рядом есть производство с конвейерной линией. Там делают искусственные цветы. Впоследствии эти цветы попадают на корейские венки – поздравительные или похоронные. А еще есть что-то вроде типографии, тоже с конвейером – там делают коробки, особенно часто – для тортов, печатают различные буклеты, плакаты… иногда берут и необычные заказы. Как этот, например – красиво оформленные коробочки, где на каждой крышке будет маленький букетик искусственных цветов, ленточка и открытка. Скорее всего, у какого-то бренда презентации – на таких событиях часто дарят красиво упакованную рекламную продукцию. Если конвейерная лента занята из-за большого числа заказов, типография может отдавать такие заказы доверенным исполнителям, чтобы те за пару дней все сделали у себя дома. Подворачивается такое нечасто, но заработать можно неплохо, поэтому сейчас все и радуются тому, что мама смогла получить заказ.
Для Хару же это значит, что завтра они весь день будут с дедом клеить цветы на крышки коробок. Но это не особо пугало – можно поболтать и расспросить деда о некоторых странностях в памяти Хару.
Мама даже выглядела уставшей. Она поела, еще раз обняла Хару и отправилась спать. Бабушка с дедушкой ушли следом, так что и Хару снова погрузился в сон.
