Текст книги "Попаданство с вакансией (СИ)"
Автор книги: Нюра Осинина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
Глава 14
Нас утро встречает прохладой…
А ещё пробежкой по дорожкам сада наперегонки с леопольками. «Гувернантка» моя, она же тренер, она же… в общем и в частности, моя строгая нянюшка бежит рядом. Ну и что, что я вчера весь день в дороге тряслась в коляске? Это мои проблемы. Милли никто на пробежку не выгонял, но она в знак солидарности со мной трусит чуть впереди меня.
Час лёгкого бега и в душ, а Лёвка в ванну. Ванну он мне уступает только вечером. После водных процедур завтрак из стазисного шкафа, сохраняющего горячим то, что вчера приготовила нам Саттия. А приготовила она на сегодня творожную запеканку.
Запеканку Саттию я научила делать. А она – молодец! Прирождённый, талантливый повар-кулинар. Быстро сообразила и печёт эти запеканки в большом разнообразии: овощные, мясные, рыбные, карт…, ой, бульбарные и грибные, крупяные.
После завтрака я послала свою училку в дальние дали, в смысле, вежливо попросила дать мне ещё один выходной. Нас с Милли ждал сундук, и мы горели нетерпением его открыть. Горела Милли, но без меня не хотела открывать.
Сундук стоял в свободной комнате, в которой она надумала оборудовать кабинет-лабораторию. А пока из мебели здесь был только материн сундук. Мы занесли из её гостиной чайный столик и два стула. Милли достала из шкатулки с камешками и драгоценностями ключ. Ох, какой это КЛЮЧ! Очень сложной конструкции. Дрожащими от волнения руками вставила в крестообразную скважину замка, повернула от себя на четверть оборота. Раздался щелчок. Углубила немного ключ и ещё раз повернула на пол-оборота. Снова щелчок. Ещё углубила ключ и повернула в обратную сторону на четверть оборота. Щелчок. И ещё углубила уже со щелчком и провернула на себя полный оборот. Дужка замка со звоном выскочила из обоих гнёзд.
– Уф-ф, – облегчённо выдохнула Милли.
Тяжёлую крышку мы поднимали вдвоём. Она не откидывалась полностью, а застопоривалась с небольшим отклонением назад.
Содержимое сундука было накрыто покрывалом, вышитым гладью замысловатым цветочным узором. Милли развернула его, прижала к лицу и опустившись на стул, заплакала. Когда тихий плач перешёл в громкие рыдания, я присела рядом на второй стул и обняла. Милли развернулась и уткнулась в меня.
– Мма-мма… мма-мма-а-а… ввышивва-а-ала-а, – рыдая, объяснила она. – Бболела. Сссила вы-выттекала. Лек-леккарей и целлит-телей не под-подпусккала к сссеббе-е-е…. Ввот ттут, – всхлипнув, Милли развернула угол покрывала с ярко-синим орхидейной формы цветком, – она ббез ммаггии вышшиввала.
Я посмотрела внимательней на узор. Были видны едва заметные огрехи, неровные стежки. Милли уткнулась в меня, всхлипывая. Я обняла её, стала поглаживать по плечам и спине, чуть покачивать, успокаивая.
Успокоившись, Милли принялась за содержимое сундука. Под покрывалом лежало платье. Милли достала его, встряхнула. Синий шёлк переливающийся, как тафта: тёмно-синий и светло-синий с отливом в фиолетовый. Скромное декольте. Перед лифа расшит жемчугом по вышитому серебряной строчкой узору. Широкий свободный рукав перехвачен у запястья манжетой шириной в ладонь, тоже вышитой серебряной нитью и украшен жемчугом. Юбка длиной до пят, расклешённая в двенадцать клиньев по дуге с чередованием цветов синего с тёмно-синим отливом и фиолетово-синего.
– В этом платье мама стояла перед алтарём, когда за папу замуж выходила. Синий – цвет Кэррогесов, а фиолетово-синий цвет маминого рода Крюгерес-Вайронокс. Мама рассказывала, что тогда только появилась такая мода на юбки, расклешённые вот такими загибающимися клиньями. Ведь красиво, да?
– Красиво. У меня была юбка так сшита и платье с такой юбкой. Юбка такой же расцветки, как у платья твоей мамы, а платье было красно-синим.
Милли набросила платье на крышку сундука и достала длинный узкий предмет, завёрнутый в ткань. Развернула. Простые, без особых украшательств ножны со шпагой. На гарде в форме чаши выгравирован герб графства Грэфикс с одной стороны, и с другой – вензель в виде переплетённых прописных «Ф» и «К».
– Эту шпагу, мама рассказывала, дедушка выковал в подарок дяде Верону, когда тот поступил в Академию. Он сам обучал сыновей сражаться на шпагах. Маммия, смотри, здесь такие же переплетения узора, как на ручке краника самовара. Это же что-то значит?
– Они очень похожи на русские буквы «Ф» и «К». А что они означают, я думаю, что мы скоро узнаем. А что это, завернутое в ткань?
Милли вынула, разворачивая, самовар.
– О! маммия, точно такой же самовар, что подарил мне кузнец Теодор. А я, почему-то, его не помню.
– Милли, этот самовар, наверно, всегда лежал в сундуке или в другом месте. Наверно папа хранил его как память об отце.
Милли поставила самовар на столик и достала из него что-то свёрнутое тугим рулоном и завернутое в салфетку, развернула. А я задохнулась от увиденного. Милли держала в руках старую выцветшую, местами заштопанную, гимнастёрку.
– Какая странная рубашка, – с удивлением Милли разглядывала гимнастёрку деда. – А тут в кармане что-то есть, – вынула из кармана фотографию, письмо и солдатский медальон. – Эту картинку я никогда не видела. Но этот сийр очень похож на моего папу Вольдмара и дедушку Теодора. Я часто смотрела на их портреты. Кто эти люди?
Я бережно, с трепетом взяла в руки фотографию, стала вглядываться в знакомые до боли лица. Дядя Федя с женой, шестилетней дочкой и двухлетним сыном. У мамы, а потом у меня, хранилась такая же фотография. Лица расплывались от навернувшихся на глаза слёз. Я судорожно сглотнула.
– Мама! Мамочка! Я его нашла! Может, ты слышишь, родная, я нашла дядю Федю. Ты его по всем инстанциям искала, переживала, а он был жив, – шёпотом причитала я. – И, если бы его здесь не убили, я могла встретиться с ним.
Мама всегда переживала, что дети, став взрослыми, не искали отца, место его захоронения. Не пытались узнать о его судьбе. Где он пропал без вести, при каких обстоятельствах? И только в конце девяностых через Главный архив Вооружённых сил, указав номер полевой почты, ей удалось узнать, где это случилось и как. Точнее ей ответили, что сержант такой-то, был отправлен в госпиталь, но по месту назначения не прибыл. И через архив части ей удалось получить полное имя сестрички, сопровождавшей обоз с ранеными. Маме повезло. Она каким-то чудом нашла почтовый адрес этой женщины и списалась с ней. Она-то и описала события того страшного дня. После взрыва бомбы, собирали то, что осталось от раненых с двух подвод, и похоронили в той же воронке.
– Маммия, ты плачешь? – Милли обняла меня за плечи.
– Милли, ты знаешь, кто это? – спросила, вытирая слёзы рукой.
– Кто?
– Милличка, это и есть твой кровный дедушка Теодор, отец твоего папы. Эта картинка называется фотография и была сделана на Земле, где у него остались жена, дочь и сын. А ещё, твой кровный дедушка брат моей мамы и мой родной дядя Фёдор. Милли, я твоя двоюродная тётя.
– Тётя? Ты моя тётя? Маммия, маммия, это же здорово! – Милли кинулась обнимать меня и тоже плакать. – Маммия, значит ты мне не чужая! Ты мне родная! Ты моя тётя и маммия! А те буквы? – Милли отстранилась от меня, вытирая ладошкой слёзы. – На самоваре, на шпаге и ещё где-то видела. Вот! Маммия, смотри, на замке тоже эти буквы. Прочитай мне их, тётя Лео, ещё раз и скажи, что они означают.
– Вот эта буква Фэ – Фёдор, а эта буква Ка – Кузнецов. Его родовое имя с русского языка переводится – из рода Кузнеца.
– Сийр Фьёдор ду Кузнец, – проговорила Милли и засмеялась.
– Без ду. Милли, твой дедушка был сыном, внуком и правнуком кузнеца.
Потом я читала письмо вслух и переводила Милли.
– «Здравствуй, Фёдор. С низким поклоном твоя жена Павла и детки Женя и Володя. Мы все здоровы. Женя мне много помогает, следит за Вовкой».
Дальше шли перечисления тех, кто ещё ушёл на фронт, на кого пришли похоронки. У кого родились дети, и кого из стариков похоронили. Заканчивалось письмо припиской, сделанной детской рукой печатными буквами: «Папа мы тибя ждём очин. Пабиди всех фашистав и едь дамой. Женя». Это было единственное письмо, что Фёдор получил из дома.
Рядом с самоваром лежал небольшой, точнее невысокий ящик с крышкой, закрывающейся на крючок. Ящик изготовлен из тонкой полированной доски янтарного цвета. В ящике лежали, проложенные столовыми виилевыми салфетками, серебряные подстаканники с вставленными в них стаканами из толстого зеленоватого стекла. Комплект состоял из двенадцати пар. Сверху лежало перевёрнутое вверх дном серебряное блюдо. В стаканы были вложены салфетки, отделанные кружевом.
Подстаканники были выполнены из узкой тонкой серебряной полоски и проволоки. Выглядели кружевными, ажурными. С одной стороны был впаян герб графства Грэфикс, с другой – вензель с инициалами Фёдора.
– Эти стаканники я помню! – воскликнула Милли. – Их сделал дедушка в подарок бабушке. Мама рассказывала, а ей папа, что он сделал такие стаканники герцогу Сэммилу Кэррогес-Бругсгорд на какое-то торжество. Только на них был герб герцогства. Их было тридцать штук. И бабушка потребовала и себе стаканники.
– Я что-то не встречала в посудных лавках стаканников, – я не стала поправлять Милли, пусть в этом мире будут стаканники. – А стаканы из тонкого стекла есть. И кузнец Теодор Кэррогес нам не похвастал таким изделием.
– А давай, покажем Теодору стаканник, – предложила Милли.
– Нет, Милличка. Этого делать не стоит. Мы вот с тобой ещё поживём пару лет, освоимся в своих хозяйствах. Вот тогда и предложим посудным лавкам стаканники. В баронстве у тебя может найдётся талантливый Мастер огня и металла, который займётся изготовлением стаканников с твоим гербом и вензелем дедушки, а на донышке поставит метку мастера. Да мы и лавкам предлагать не будем. У тебя же своя есть. Узнаешь у дедушки, если он ещё не успел выставить её на продажу, то можно пока или закрыть и стазисом сохранять два года, или в аренду сдать.
– Ой, маммия, ты здорово придумала! Мы так и сделаем, – согласилась со мной Милли. – А стаканники пусть ещё в сундуке лежат.
Под ящиком со стаканниками обнаружились две трещотки – малая на ручке и большая на шнурке.
– Это дедушка Теодор делал, – пояснила Милли, беря в руку малую трещотку. – Они так весело трещат. Мне папа показывал. Это дедушка для тёти Эжен сделал. Он называл её трещотка, потому что она очень быстро разговаривала.
Я взяла большую трещотку и отстучала на ней ритм песенки «Вместе весело шагать».
– О-о-о, ты эту песенку пела, когда мы шли, – вспомнила Милли.
Под самоваром, ящичком со «стаканниками» и трещотками лежала прослойкой скатерть. Шёлковая, сливочного цвета, расшитая по краям растительным узором и пёстрыми яркими птичками, отделанная длинной бахромой из толстых шёлковых нитей.
– Эту скатерть вышивала бабушка Элоизалия. Мама говорила, что это бабушкина последняя работа. Её даже на стол ни разу не стелили, – Милли грустно вздохнула.
Потом мы спокойно продолжили разбирать содержимое сундука. Два сундучка с ручками-дужками на крышках по центру делили площадь сундука между собой пополам. Высотой в половину метра. Кое-как вытащили. Один оказался полегче другого. Его и открыли первым. В нём лежали бумаги. Свёрнутые в рулоны поверх пачки бумажных серых листов. Все исписаны какими-то формулами, чертежами и просто текстом. Под ними несколько старинных книг по артефакторике, о портальных перемещениях. Но сверху лежало письмо для Милли.
И снова Милли плакала. Графиня Кэррогес-Грэфикс просила у дочери прощения, что оставляет её сиротой в полной зависимости от Главы рода Кэррогес. Высказывала надежду, что Праматерь не оставит Милли без своего внимания, и Милли сможет сама распорядиться ценностями, что лежат в сундуке. А ещё она написала волшебные слова, с помощью которых можно разморозить счета. Эти два слова, написанные русскими печатными буквами – Фёдор Кузнецов. Если доберётся кто-то до содержимого сундука, то всё равно не доберётся до личных счетов родителей Милли.
– Маммия, я вспомнила. Когда мама умирала, отпуская душу на перерождение, я сидела рядом в кресле. Мама, вдруг, открыла глаза, посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала: «Не плачь. Они не должны видеть твоих слёз никогда. У тебя всё сложится хорошо. Праматерь поможет тебе. Она обещала». Мама закрыла глаза и, улыбаясь, отпустила душу. Я поняла, что мамы больше нет. И я не плакала. Я плакала только тогда, когда была в своей спальне одна. А Праматерь помогла мне. Она прислала тебя.
Милли всхлипнула, завершая рассказывать. Мы обнялись, и какое-то время так и сидели. И никто нас не тревожил. Даже леопольки лежали тихо. Мы обе думали, что нас больше уже ничего не взволнует. Но мы ошиблись.
В другом ящике лежали камни-заготовки для портальных артефактов разных размеров. Полный ящик. Среди них обнаружился выкованный конь. Небольшой. Стоявший на постаменте с Миллину ладонь. На подошве постамента был выгравирован вензель из тех же букв.
– Маммия, это кто? – с удивлением спросила Милли, разглядывая фигурку необычного зверя.
– Лошадь или конь. Это животное моего мира. На нём ездят верхом или запрягают в коляски.
– Как норнисов? А они быстро бегают?
– Быстро. Но на ровной дороге наша Нора быстрее, – я усмехнулась, вспомнив мультик «Ишь ты, Масленица пришла»: «Пока конь на четырёх ногах: раз-два-три-четыре, ты на двух: раз-два, раз-два». – А вот в горы Нора пройти не сможет, а лошадь пройдёт и реку переплывёт.
– У нас, почему-то таких нет, – с сожалением произнесла Милли, возвращая коня на место.
Милли аккуратно всё уложила в сундук. Даже письмо. Сундук закрыла на замок.
– Пусть стоит. Когда понадобится, открою снова.
Вечером после ужина пришёл Стеф. Пригласила поужинать, отказался, заявив, что сыт. Прошли в гостиную.
– С каким результатом съездили? – было первое, что он спросил, усаживаясь в кресло.
– С ошеломительным, – ответила я, устраиваясь на диване, а Милли прижалась ко мне.
– Рассказывай. Не буду же я из тебя по слову тянуть.
– Не надо из меня тянуть. Нас самих распирает от нетерпения поделиться новостью. Может, ты помнишь, что у моей мамы во время войны брат пропал без вести?
– Помню. Твоя мать каждый год, в День Победы ставила на стол стопку с водкой и накрывала её ломтём хлеба, посыпанным солью.
– Да. Это она его так поминала. Она, ведь, узнала в конце жизни, где и как он пропал. Так вот. Мы узнали, что таинственный иномирянин, занявший место графа Теодора Кэррогес-Грэфикс, мой дядя Фёдор, мамин пропавший без вести брат.
– Погоди. Как вы это узнали?
– В кармане старой рубашки лежит картинка, – подключилась к разговору Милли. – Маммия, как она называется?
– Фотография.
– Вот! На ней дедушка, ещё молодой, с женой, дочкой и сыном. Они там, на Земле остались, а он весь раненый попал сюда. А маммия теперь моя тётя.
– Так это же хорошо! – порадовался за нас Стеф. – А ещё Ёсгана нашли. Удачная поездка получилась.
– Я пойду, посмотрю, как там Полли с Лёвой с Катериной и Ривисом играют.
Милли вышла из гостиной, а Стеф пересел ко мне на диван.
– Ты прости, что пришлось вас подвергнуть некоторой опасности, – перейдя на русский, произнёс покаянно, приобняв.
– Прощу, если расскажешь, как до такого додумались.
– За этой бандой мы давно охоту вели, но всё не удачно. Поняли, что у нас крыса завелась. А тут вы собрались в Грэфикс. Было у нас подозрение на одного бойца, командира пятёрки. И ещё совпало, что студенты предвыпускного курса практику проходят. Несколько пятёрок боевиков и пять архивариусов. В общем, стали обсуждать при крысе ситуацию, что все боевики на заданиях. Придётся с вами архивариусов отправить. А вы назад будете возвращаться с большими ценностями, да ещё магические зверёныши при вас. Пятёрку архивариусов, чтобы глаза не мозолили, спрятали, а на их место пятёрку лучших студентов-боевиков в архив отправили. Они несколько дней там покрутились на глазах у крысы. Так что сопровождение у вас надёжное было, подготовленное. Только я переживал, что вы себя неадекватно поведёте. Варьяна я предупредил, но он всё равно сорвался. Так за вас переживал.
– А туда ехали, зачем такие предосторожности были, если знали, что нападение будет на обратном пути?
– Вас пытались подготовить. Ну, простила? – приобнял за плечи, заглядывая в лицо.
– Да куда я денусь с подводной лодки? Но теперь буду очень подозрительна. А то я слишком расслабилась, доверчивая чересчур.
– Я, если, не дай Праматерь, придётся нечто подобное предпринимать, то обязательно тебя в курс дела введу.
– Стёп, я случайно услышала там ночью разговор напротив нашей двери двух молодых людей. Один, как я поняла, был сын экономки и по совместительству любовницы управителя Маргет. Они были разочарованы тем, что все двери закрыты на магические запоры. Вели речь о сокровищах и ценных зверушках. До меня сразу не дошло, о чём речь. А когда главарь заявил, чтобы мы отдали сундук с сокровищами и зверушек, поняла, о чём говорили ребята. Я вот к чему веду. Они не связаны с этой бандой? И мне не понравилось поведение управителя и его любовницы. И слишком нехорошо они мне взглядом спину сверлили, когда Ёсгана Петрикс к Рэду унёс, а мы с Милли и Варьяном стояли обнявшись.
– Лёвка, – хохотнул Стеф, – ты как была с детства детективщицей заядлой и фантазёркой, так и осталась. Но ты права. Сейчас Нортон со своей командой этим делом занимается. Он парень въедливый, до всего докопается. Я ему сообщу, о чём ты рассказала.
– Стёп, а почему у вас нет магической почты?
– Как нет? А вестники?
– Вестник – это же просто телеграмма. Большое сообщение не пошлёшь и посылку не отправишь. Да и не сохраняются вестники. А если нужно срочно отправить какой-то документ, приказ. Пока посыльный доставит, скача порталами да на норнисах.
– А ты знаешь, как это сделать?
– Нет. Но, приблизительно, да.
– Так нет или да?
– Например, берёшь шкатулку, деревянную или каменную, и создаёшь из неё портальный артефакт перемещения неживых предметов на расстояние.
– Что-то в этом есть. Сама придумала?
– Нет, в книжках фантастических вычитала. А ты спроси у Милли отцовские бумаги. Там полный сундук. Утрирую, конечно, но четверть сундука – точно. Вдруг у него что-то есть на эту тему. Он же над портальными артефактами работал. Вот и увековечите имя Вольдмара Кэррогес. И патент на изобретение, если у Вольдмара есть разработки магпочты, на имя Милли оформить, как наследницы. А если нет, то можно и на меня пятьдесят процентов сделать. Я не гордая, мне и столько хватит. За идею.
Стеф расхохотался.
– Кто бы тебе дал сто процентов? И пятьдесят не получишь. Патент регистрируется на имя изобретателя, даже если его уже нет в живых, после испытания и оценки пользы изобретения для государства. Изобретение называют его именем и выплачивают разовую выплату, которую может получить наследник, если таковой имеется. Чем ценнее изобретение, тем больше сумма выплаты. Это значит, что королевство выкупает изобретение. Всё. Изобретение становится собственностью королевства, и доход от изобретения достаётся королевству и небольшой процент отчисляется королю. Если изобретение не значимо для королевства, а несёт характер частного пользования, как твой замок-молния, то изобретатель получает от двух до десяти процентов от дохода, но не от государства, а от Гильдии ремесленников. Так что, дражайшая моя, Леокадия Леопольдовна, губку-то за-ка-тай.
– Да-а-а, государство, то бишь, королевство не обманешь, – разочарованно признала я, а Степан хохотнул. – Стёп, отправь, пожалуйста, вестника Рэду, что у нас важная новость. Пусть придёт.
– А, что? Некому отправить?
– Так ты же всё равно здесь.
– Пиши записку на четвертинке тетрадного листка.
Я написала печатными буквами, они давались легче: «Рэд, у нас сногсшибательная новость. Приходи. Лео, Милли». Стеф сложил записку пополам, зажал меж ладоней на секунду. Меж ладоней появилось лёгкое свечение. Стеф раскрыл ладони, и записка исчезла в этом свечении. Я наблюдала это действо, как ребёнок за действиями фокусника.
– Вот и всё, – Стеф, улыбаясь, пристукнул пальцем мне снизу по подбородку, аж, зубы клацнули. Я что? Стояла с открытым ртом? – Саечка! – хохотнул. – Ты такая умильная с распахнутыми в удивлении глазами и приоткрытым ртом, – проговорил со смешком. – Какие просьбы ещё есть?
– Нет. Спасибо!
– Всегда, пожалуйста. Тогда я пошёл. Варьяна сейчас заберу, – произнёс, поднимаясь с дивана, где мы сидели в гостиной. – С ним ещё раз поработают магистры.
Стеф пошёл на выход. Я направилась вслед за ним, проводить Варьяна. Он был в саду с Милли, Катериной и зверьём. Только проводили Стефа с Варьяном, как тут же следом открылся портал и из него вышел Рэд.
– Дедушка! – удивлённо обрадовалась Милли. – Как хорошо, что ты пришёл! А мы тебе что-то хотим рассказать! – сообщила, обнимая.
– Что у вас такое стряслось, что меня срочным порядком вызвали?
– Мы не вызывали, – удивлённо заявила Милли.
– Как это не вызывали, если я вестника получил со значком «Срочно».
– Это я попросила Стефа отправить вестника, – созналась я. – Записку я писала, но никакого значка о срочности не ставила.
– Значит, Стеф решил сам меня вызвать срочно. Я до дома дойти не успел. Пойдёмте на кухню. Я тут вам гостинчик принёс.
Мы прошли на кухню. Рэд вынул из своей заплечной сумки огромную рыбину в половину моего роста. По всем признакам напоминающую окуня. Но, разве такие бывают? А щуки тогда какие? С акулу?
– Вот, мужики уловом поделились, а я с вами.
– Дед, так ты дома был? На озере? – догадалась Милли. – Маммия, это куель. Только у деда в озере такие гиганты водятся. А так они вот такие, – показала размер рыбы с локоть. – Деда, положи его в этот шкаф, – указала на стазисный шкаф-холодильник.
– Сейчас приберу. Тут вот ещё грибочков-шаровиков насобирал. А до дома донести не успел. Забирайте, – достал плетёную мелкоячеистую сетку, вместимостью не менее ведра. (О! Авоська!)
Оранжевые пупырчатые шары размером с апельсин занимали половину сетки. Рыбу и грибы прибрали в стазисные шкафы. Рыбу к мясу положили, а грибы к овощам.
– Так что у вас случилось? – вновь спросил Рэд.
– Деда, может, чаю попьёшь сначала? – предложила Милли, как гостеприимная хозяйка.
– Некогда мне чаи распивать, – отказался от угощения Рэд. – Дома напьюсь. Рассказывайте.
– Тогда пойдём ко мне, – позвала Милли.
Рэд осматривался, одобрил обстановку. Но войдя в комнату, где стоял сундук, в удивлении вскинул брови.
– И это вся мебель? – посмотрел на чайный столик и два стула.
– Я в этой комнате обустрою кабинет и лабораторию, – ознакомила его со своим планом Милли. – Столик и стулья мы из гостиной занесли.
Милли взяла ключ и открыла сундук. Крышку поднял Рэд. Милли снова вынула покрывало, платье, самовар и достала гимнастёрку, завернутую в салфетку.
– Вот, – достала она из кармана фотокарточку.
– Что, вот? Я это видел. Это твой дед Фьёдор с семьёй, что осталась на Земле.
– А вот ещё письмо. Оно написано на языке маммии.
– Письмена эти я тоже видел. Лео, объясни.
– Рэд, это мой родной дядя, мамин брат, – проговорила я, глядя ему в глаза, которые расширились в удивлении.
– Да-а-а, вот это новость! Значит, не зря я Доджа уговорил, тебя опекуном-маммией Милли назначить. Близкородственная кровь. Ну-ка, встаньте рядом, я ауры сравню.
Мы встали рядышком. Рэд расфокусировал взгляд, опуская ресницы. Постоял так полминуты.
– У вас родства больше, чем с Крюгересами, – заключил из увиденного. – Погодите-ка! Да вы же ещё и через Миллину маму родня. Она же из Крюгересов, дочь барона Вайронокс. А он был младшим братом матушки Доджа.
– Дедушка, король мне родственник?! – воскликнула в удивлении Милли.
– Нет, Милли, это ты королю родственница, – со смешком поправил правнучку Рэд. – Твоя мама доводилась двоюродной сестрой Его Величеству, отцу Доджа.
– Так Ёсган мне тоже родственник! – озарило Милли.
– Троюродный брат, так же как и сыновья Его Величества Доджа, – внесла ясность я.
– Вот и разобрались с родством, – резюмировал Рэд. – А мне пора возвращаться, а то дома потеряют. Там сейчас внуки-правнуки гостят.
– Рэд, так ты не в лес? – поинтересовалась я.
– Нет. Я в виконтство. С лесом ничего не сделается.
– Пойдём на кухню, я тебе тоже гостинец дам.
Саттия на утро испекла два больших бисквита. Я решила один отдать Рэду. Он ещё не пробовал такого пирога. На столе на специальных досках, застеленных виилевыми салфетками, лежали два бисквитных пласта, накрытые такими же салфетками. Бисквит Саттия сделала с добавлением мёда для вкуса и аромата. Это она сама так придумала.
– Вот, Рэд, для чего мне была нужна духовка. Сделал её Теодор Кэррогес, Мастер огня и металла с нижнего яруса. Понравится пирог, посылай повара на выучку.
Рэд принял у меня доску с пирогом пятьдесят на пятьдесят сантиметров, понюхал через салфетку, прижмурился от удовольствия.
– Пахнет вкусно. Спасибо. До свидания, – попрощался и, прямо в холле открыв портал, ушёл.
– Маммия, – Милли обняла меня, – ты мне два раза родственница. Это же роднее, чем двоюродная, правда?
– Милличка, ты мне родная с первого дня, как встретились. Пойдём, прогуляемся. Как там наши детки? Спать пора загонять. Режим нарушаем.
Мы вышли на улицу. Из сада по дорожке, весело подскакивая, спешила Катерина. Впереди катился Ривис, по бокам трусили Лёвка с Полькой, а за ними, тихо беседуя, шли Марилица и Петрикс. Замыкал шествие Валодэр.
* * *
Дни шли своим чередом. Мы проживали их в учёбе и тренировках. Кроме пробежек у меня появились занятия на тренировочной площадке. Приближался день, когда Милли пойдёт поступать в Академию. Петрикс продолжает жить с нами, так как Стивера ещё не поймали. Ёсган и Варьян ещё до сих пор в Цитадели. Вот ведь, подопытные кролики!
У Ярода попёрли огурцы. Он поставил для них шпалеру. Новый овощ пришёлся по вкусу всем. В этом мире растут в дикой природе огурцы, но мелкие, колючие и горькие. Всего пять растений, но разрастались, плотно опутывая шпалеру ввысь и вширь. И плодоносили не по одному огурчику, а пучком по три-четыре штуки. Насекомые накинулись на цветы, собирая нектар: пчёлы размером с шершней, цветочные мухи, не уступающие им, бабочки разных расцветок.
Первые огурчики мы, конечно, съели «живьём», потом начали сочинять салатики с другими съедобными и полезными травами, заправляя сметаной, маслом и ещё какими-то соусами. Экспериментировали на всякий лад и кто во что горазд. Даже с мёдом попробовали. Огурчики понравились и нашим питомцам, всем трём. И, наконец, местное население познакомилось с окрошкой. Саттия, конечно, сразу же заключила договор на закуп огурцов. Но пять растений, какими бы они почти гигантскими ни выросли, всё-таки, очень мало. В едальне подавались как редкий, не дешёвый деликатес. Ведро огурцов Стеф унёс королевской семье.
Из первых огурчиков я подсказала Яроду оставить по одному на растении для созревания на семена. К нему в гости приходил королевский садовник. И наш, с моего разрешения, показывал невиданные растения. Ползущие по земле арбузы и дыни с первыми завязями и цветами. Шесть штук перцев и пять томатов были посеяны в разных местах, подальше друг от друга, чтобы не переопылялись, так как семена их были по виду разных сортов. Они ещё только зацвели. Один семенной огурец гость забил на себя, заявив, что как только вызреет, он его заберёт, конечно же, не бесплатно. Даром ему отдавать семенник никто и не собирался. Апельсины и мандарины с двумя сеянцами хурмы в горшках его не впечатлили, тем более, что плодоносить они начнут через два года. Финиковые пальмочки заинтересовали своей формой. Сеянцев яблонек в горшках он даже не удосужил вниманием. Он же не знает, что яблочки, кои съели мои внуки, были размером с мужской кулак, и я очень надеялась, что яблоньки не подведут. Но экскурсией по нашему огороду гость остался доволен, прихватив с собой ещё ведро огурцов.
Оказывается в этом мире помидоры есть! Когда взошли мои помидоры, то Ярод заявил, что это растение произрастает на юге, в предгорьях и лесах на побережье по ту сторону Стеаргантова плато. Это большая лиана нескольких видов, называется Липрия. Оплетает растущие вокруг деревья. Жёлтые цветочки собраны в большие кисти до тридцати штук. Запах не очень приятный у всего растения. На кистях завязываются небольшие плоды. На одних растениях шаровидные плоды красного цвета размером от трёх до пяти сантиметров в диаметре. На других жёлтые, вытянутые, словно детские пухлые пальчики. Их так и называют – пальчики. Ещё есть оранжевые, круглые и мелкие – два-три сантиметра в диаметре. И, даже, фиолетовые липрии овальной формы, не крупнее красных.
Липрии плодоносят круглый год. Причёт растения, хотя и многолетние, но не вечные. Живут пять-шесть лет и отмирают. Липрии привозят моряки и поставляют в королевскую кухню и кухни владельцев дворцов на верхнем ярусе. В овощных лавках они редки, потому что их сбор в предгорьях сопряжён с некоторыми трудностями, потому и очень дороги. Во-первых, леокады, чувствующие себя полными хозяевами и, иногда, охотящиеся на жирных чевухов[6]6
Чевух – анимагичекое животное похожее на барсука и размером с него же, но со свиным пятачком, которым подрывают крупные растения в поисках молодых сочных корешков. Живут в норах.
[Закрыть] семьями, обучая молодь. Во-вторых, птицы рунги[7]7
Рунга – хищная птица размером с коршуна.
[Закрыть], хотя и охотятся на открытых местах на мелкую живность вроде ящериц и горных мыгиц[8]8
Мыгица – зверёк размером и видом с крысу, но с очень коротким хвостиком, живёт в горах в норах, питается жуками, червями, личинками.
[Закрыть], но любят полакомиться спелыми плодами. Прилетают стаями. Человеку в это время в заросли с липриями лучше не соваться.
Конец
Продолжение «Попаданство с вакансией – 2».