Текст книги "Доктор Коул"
Автор книги: Ной Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
7
Голоса
Она сразу же позвонила Нату Рурку и рассказала о происшедшем.
– Я решила, что вам стоит знать, потому что они могут использовать это против Тома.
– Да. Спасибо, доктор Коул, – сказал он. Он был очень обходителен. Р. Дж. не знала, что ей думать.
В тот вечер Том вернулся домой рано. Она сидела за столом и занималась бумагами. Он вошел и взял пиво из холодильника.
– Будешь?
– Нет, спасибо.
Он сел напротив нее. Ей захотелось протянуть руку и коснуться его. Он выглядел усталым. В старые добрые времена она подошла бы к нему сзади и сделала бы массаж шеи. Какое-то время у них были очень чувственные отношения. Он часто делал ей массаж. В последнее время она обычно обвиняла его во всех грехах, но не могла отрицать, что от прежнего Тома осталось много.
– Мне позвонил Рурк, – сказал Том, – и сообщил о том, что случилось сегодня.
– Вот как?
– Да. Он, эх, спросил о нашем браке. Я ничего от него не скрыл.
Она посмотрела на него и улыбнулась. Прошлое осталось в прошлом, настоящее же было сейчас.
– Хорошо.
– Да. Рурк сказал, что если мы будем разводиться, то нужно будет сделать это быстро, чтобы издержки твоей работы не помешали моей защите.
Р. Дж. кивнула.
– Имеет смысл. Наш брак уже давно мертв, Том.
– Да. Да, Р. Дж. – Он улыбнулся ей. – Будешь пиво?
– Нет, спасибо, – ответила она и вернулась к бумагам.
Том взял некоторые свои вещи и тут же съехал. Он сделал это с такой легкостью, что Р. Дж. решила, что ему было к кому переехать.
Сначала она не заметила никаких перемен в доме на Брэттл-стрит, потому что привыкла находиться там одна. Она возвращалась каждый вечер в один и тот же пустой дом, но теперь в нем воцарился мир, не было ничего такого, что напоминало бы о Томе и раздражало ее.
Через восемь дней после того, как он ушел, начались странные телефонные звонки.
Это были разные голоса, звонили всю ночь напролет, вероятно, посменно.
– Ты убиваешь младенцев, сука, – шептал мужской голос.
– Ты режешь наших детей. Ты вычищаешь людей, будто они мешки для мусора.
Одна женщина с сожалением сообщила Р. Дж., что она одержима бесами.
– Ты будешь гореть в аду вечно, – сообщила другая звонившая. У нее был глубокий грудной голос.
Р. Дж. сменила номер телефона на такой, который нельзя найти в телефонном справочнике. Однажды, вернувшись вечером домой, она увидела плакат, прибитый гвоздями к дорогой двери дома.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ
ТРЕБУЕТСЯ ОСТАНОВИТЬ
ДОКТОР РОБЕРТА ДЖ. КОУЛ
На фотографии она узнала себя, сердито смотрящую в объектив камеры с открытым ртом. Текст под фото гласил:
Жительница Кембриджа доктор Роберта Дж. Коул большую часть времени делает вид, что она уважаемый доктор больницы Лемюэль Грейс, преподаватель Массачусетского медицинского института.
Но она делает аборты. Каждый четверг она убивает от десяти до тринадцати младенцев.
Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
1. Молитесь и поститесь, ибо Господь не хочет никому погибели. Молитесь за спасение души доктора Коул.
2. Пишите и звоните ей. Помогите ей бросить это занятие.
3. Попросите ее прекратить делать аборты! «И не участвуйте в темных делах тьмы, но и обличайте». Послание к Ефесянам, 5:11.
Базовая стоимость аборта – двести пятьдесят долларов. Большинство докторов, вроде доктора Коул, получают половину этой стоимости. В итоге за прошлый году убив почти семьсот детей, она заработала восемьдесят семь с половиной тысяч долларов.
Также на плакате была помещена контактная информация Р. Дж., ее расписание, адреса и номера телефонов больницы, медицинского института и клиники. Внизу было написано:
Награда: Если вы остановите ее, то спасете много жизней!!!
Всю следующую неделю ее не донимали. Это вызывало тревогу. Однажды утром она прочла в газете «Бостон Глоуб», что, по слухам, Эдвард Уилхойт метит на место вице-губернатора. В то воскресенье письмо от кардинала, осуждающего аборт и называющего его смертным грехом, читали во всех церквях бостонской епархии. Два дня спустя по национальным каналам показывали программу о том, что была проведена еще одна эвтаназия. На этот раз в Мичигане неким доктором, Джеком Кеворкяном. В тот вечер, включив телевизор, Р. Дж. тут же увидела на экране лицо Уилхойта. Он обращался к отцам города, призывая «учинить правосудие над антихристом, ходящим среди нас, который через детоубийство, самоубийство и смертоубийство желает узурпировать власть Святой Троицы».
– Я надеюсь, что мы поведем себя как цивилизованные люди. Я не хочу никаких скандалов и выяснения отношений. Давай разделим все имущество, активы и долги поровну, – предложил Том.
Р. Дж. согласилась. Она была уверена, что он закатил бы скандал, если бы у них были реальные деньги, из-за которых можно закатить скандал. Но большая часть того, что они заработали, ушла на дом и погашение его долгов.
Том смущенно сообщил, что живет с Синди Уолпер, офис-менеджером с его работы. Это была светловолосая пышногрудая девушка, которой вот-вот стукнет тридцать.
– Мы собираемся пожениться, – сказал он с облегчением. Теперь он уже как бы не изменял жене, а встречался со своей невестой.
Несмотря на заявление о том, что все следует решить полюбовно, когда они встретились для раздела имущества, Том привел адвоката по имени Джерри Сальтус.
– Ты собираешься оставить себе дом на Брэттл-стрит? – спросил он.
Р. Дж. недоуменно уставилась на него. Они купили этот дом для него, несмотря на ее протесты. Из-за его одержимости они спустили на него все деньги.
– Разве тебе он не нужен?
– Мы с Синди решили пожить в квартире.
– А мне не нужен твой претенциозный дом. Я его никогда не хотела. – Она почувствовала, что повышает голос и в нем проскакивают металлические нотки, но ей было все равно.
– А что с фермерским домиком?
– Полагаю, его тоже надо продать, – сказала она.
– Если ты организуешь его продажу, я займусь продажей нашего дома. Так пойдет?
– Хорошо.
Он сказал, что особенно хотел бы забрать себе вишневый шкаф, диван, два стула и большой телевизор. Она тоже хотела шкаф, но согласилась вместо него на рояль и персидский ковер Хериз, которому было более ста лет и которым очень дорожила. Прочую мебель они разделили, выбирая по очереди. Потом они быстро и без проволочек подписали бракоразводное соглашение и адвокат испарился, пока они не передумали и не начали спорить.
В воскресенье вечером Р. Дж. отправилась в Гимназиум Алекса вместе с Гвен, которая собиралась уехать в Айдахо через пару недель. Перед аэробикой Р. Дж. рассказывала ей о Томе и разделе имущества. В этот момент в зал вошел Александер Манакос. Его сопровождал рабочий. Они прошли в угол зала, обсуждая сломанный тренажер.
– Он смотрит сюда, – сказала Гвен.
– Кто?
– Манакос. На тебя. Он посмотрел на тебя несколько раз.
– Гвен. Не глупи.
Но хозяин клуба похлопал рабочего по плечу и направился прямо к ним.
– Я скоро вернусь. Мне надо позвонить на работу, – сказала Гвен и убежала.
На нем была хорошо сшитая, дорогая одежда. Почти как у Тома, но не от «Брукс Бразерз», более свободная. Манакос был чертовски красивым мужчиной.
– Доктор Коул…
– Да.
– Меня зовут Александер Манакос. – Он крепко пожал ей руку. – Вы удовлетворены клубом?
– Да. Мне тут очень нравится.
– Рад слышать. Может, у вас есть какие-то жалобы?
– Нет. Откуда вы знаете мое имя?
– Я спрашивал людей. Захотел поздороваться. Вы кажетесь хорошим человеком.
– Спасибо. – Она не очень умела флиртовать, и ей было досадно, что он решил с ней заговорить. Его волосы напомнили ей молодого Редфорда. Нос у грека был немного искривлен, что придавало лицу злое выражение.
– Не желаете ли отужинать со мной как-нибудь вечером? Или выпить. Что пожелаете. Можно будет познакомиться поближе.
– Мистер Манакос, я не…
– Алекс. Зовите меня просто Алекс. Вы бы чувствовали себя лучше, если бы нас познакомил общий друг?
Она улыбнулась.
– Это не обязательно.
– Послушайте, я знаю, что напугал вас своей настойчивостью. Я знаю, что вы пришли на аэробику. Обдумайте мое предложение и сообщите решение, когда будете уходить.
– Ты же пойдешь с ним на свидание, правда?
– Нет, не пойду.
– Почему? Он кажется таким милым.
– Гвен, он шикарен, но мне совершенно не нравится. Честно. Не знаю почему.
– Ну и что? Он же не предлагает пожениться или провести остаток жизни с ним. Он просто приглашает на свидание.
Гвен от нее не отвязалась. Во время тренировки, перед каждым подходом, она постоянно возвращалась к этой теме.
– Он очень милый. Когда ты в последний раз была на свидании?
Выполняя упражнения, Р. Дж. вспоминала, что она знает о нем. Когда-то он играл за баскетбольную команду Бостонского колледжа. Выходец из семьи иммигрантов. В вестибюле клуба висела его старая фотография – хмурый мальчишка в парке, с коробкой для чистки обуви. К моменту поступления в колледж он снимал маленькую каморку с помостом для чистки обуви в одном здании на Кенмор-сквер, где на него работало несколько человек. По мере того как он становился все более известным спортсменом, его маленькое предприятие по чистке обуви росло и расширялось. Он не был блестящим баскетболистом, однако смог закончить колледж со степенью магистра и достаточной известностью, чтобы ему не смогли отказать ни в одном бостонском банке. Он открыл клуб здоровья с дорогим оборудованием и хорошими инструкторами. В память о прежних временах в клубе была стойка для чистки обуви, рядом появились бар и кафе. Теперь Алекс Манакос владел клубом здоровья, греческим рестораном на побережье, другим – в Кембридже и еще бог весть чем.
Она знала, что он не женат.
– Когда ты в последний раз общалась с мужчиной, который не был бы твоим пациентом или коллегой? Он такой милый. Очень. Соглашайся, – прошипела Гвен.
Приняв душ и переодевшись, Р. Дж. прошла в бар. Когда она сообщила Манакосу, что была бы рада с ним поужинать, он улыбнулся.
– Это хорошо. Вы же врач, верно?
– Да.
– Признаюсь, я никогда не ходил на свидание с женщиной-врачом.
«Во что я вляпалась?» – подумала она.
– Вы ходите на свидания только с мужчинами-врачами?
– Ха-ха-ха, – рассмеялся он, взглянув на нее с интересом. Они договорились пообедать в субботу.
На следующее утро газеты «Геральд» и «Глоуб» опубликовали статьи об абортах в Бостоне. Репортеры взяли интервью у обеих сторон конфликта. В каждой из газет было несколько фотографий активистов. В дополнение к этому «Геральд» поместила в статью изображения двух плакатов, подобных тому, который был прибит к двери Р. Дж.
На одном был доктор Джеймс Дикенсон, гинеколог из Бруклина, а на другом она узнала себя.
В среду стало известно, что Аллена Гринштайна назначили заместителем Рингголда и преемником Роузмана.
Спустя несколько дней в газетах и на телевидении появился репортаж об интервью с Гринштайном – он рассказывал о том, что через несколько лет можно будет проверять гены новорожденных, выявляя потенциальные угрозы их здоровью в будущем.
Р. Дж. и Сидни часто виделись на обходах и просто в коридоре. Каждый раз, когда он проходил мимо, то тепло и с улыбкой здоровался с ней.
Р. Дж. хотела бы, чтобы он остановился и они могли поговорить. Она хотела сказать ему, что не стыдится того, что делает аборты. Она делает важную и сложную работу, которой занялась потому, что считает себя хорошим врачом.
Тогда почему же ей так плохо и одиноко, когда она ходит по этим коридорам?
Черт их всех дери!
В субботу днем она вернулась домой пораньше, чтобы принять душ, не спеша и со вкусом одеться. В семь часов вечера она вошла в клуб здоровья и направилась в кафе. Александер Манакос стоял возле бара и разговаривал с двумя мужчинами. Она уселась на барный стул с другой стороны зала, и вскоре он подошел к ней. Он выглядел еще лучше, чем обычно.
– Добрый вечер.
Он кивнул. В руках у него была газета. Когда он раскрыл ее, то она узнала понедельничный выпуск «Глоуб».
– Здесь написана правда? О том, что вы делаете аборты?
Это звучало как обвинение. Она это знала. Она гордо подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Да. Это законная и этичная медицинская процедура, которая важна для жизни и здоровья моих пациенток, – спокойно сказала она, – и я выполняю свою работу хорошо.
– Вы мне отвратительны. Я бы не трахнул вас даже чужим членом.
Очень мило.
– Ну, своим вы этого точно не сделаете, – тихо произнесла она, встала со стула и пошла к выходу. Пожилая женщина за столиком аплодировала ей со слезами на глазах. Р. Дж. было бы приятнее, если бы эта женщина не была пьяна.
– Мне никто не нужен. Я могу прожить одна. Одна. Поняла? И я хочу, чтобы ты слезла с моей шеи, – яростно сказала она Гвен.
– Ладно, ладно, – ответила Гвен и сбежала.
8
Суд присяжных
Очередное, апрельское, заседание комитета больницы Миддлсекс Мемориал по медицинским несчастным случаям было отложено из-за весенней метели, занесшей грязный снег и старый лед свежим белым покровом, который ждали уже давно. Р. Дж. посетовала на очередной снегопад. Однако два дня спустя температура поднялась до двадцати трех градусов выше нуля и старый снег вместе с новым исчезли в одночасье, наполнив канавы талыми водами.
Комитет собрался на следующей неделе. Заседание продолжалось недолго. Принимая во внимание явные свидетельства того, что Элизабет Салливан умирала от страшной боли, члены комитета единогласно решили, что Томас Кендрикс не действовал непрофессионально, введя ей повышенную дозу обезболивающего.
Несколько дней спустя Фил Росвелл, один из членов комитета, сказал Р. Дж., что по этому поводу не было никаких дебатов.
– Черт возьми, давайте будем честными. Мы все так поступаем, чтобы облегчить страдания, когда конец близок и неминуем, – сказал Росвелл. – Том не пытался скрыть свой поступок, он честно все написал в рецепте. Если бы мы его наказали, нам бы пришлось наказать и себя, и большинство докторов, которых мы знаем.
Нат Рурк поговорил по душам с окружным прокурором и узнал, что Уилхойт не собирался выносить смерть Элизабет Салливан на суд присяжных.
Том был вне себя от радости. Он хотел перевернуть очередную страницу жизни, развестись и жениться на другой женщине.
Настроение Р. Дж. портилось из-за нищих, которых можно было встретить повсюду. Она родилась и выросла в Бостоне и любила этот город, однако теперь она не могла смотреть на бездомных. Она видела их везде. Они рылись в мусорных баках, перевозили скудные пожитки на тележках, украденных из магазинов, спали в картонных коробках на холодных погрузочных платформах, выстраивались в длинные очереди за бесплатной похлебкой на Тремонт-стрит, занимали скамейки в парках и прочих общественных местах.
Для нее бездомные были медицинской проблемой. В 1970-е годы психиатры инициировали создание сети капитальных зданий – приютов для душевнобольных, в которых те содержались в ужасных условиях. Идея заключалась в том, чтобы вылечить их и вернуть в общество, где они могли бы жить в гармонии с другими людьми, как удачно получилось в некоторых европейских странах. Но в Америке центры по работе со вчерашними пациентами приютов плохо финансировались и не справились с задачей. Пациенты постепенно разбрелись по всей стране. Социальные служащие не имели возможности проследить за тем, кто сегодня спал в картонной коробке, а завтра ночевал под теплотрассой в нескольких километрах от предыдущего места ночлега. По всем Соединенным Штатам алкоголики, наркоманы, шизофреники и прочие психически нездоровые люди образовали целую армию бездомных. Многие из них начали просить милостыню, некоторые произносили речи на автобусных остановках и в метро, кто-то сидел на тротуаре с чашкой и плакатами, на которых было написано что-то вроде «Работаю за еду. Дома четверо детей». Р. Дж. прочла исследование, где было подсчитано, что девяносто пять процентов американских нищих употребляют наркотики или алкоголь. Некоторые могли заработать попрошайничеством до трехсот долларов в день и быстро спускали всю сумму на зелье. Р. Дж. виновато подумала об оставшихся пяти процентах более-менее здоровых нищих, которые просто потеряли дом и работу. Она усилием воли заставляла себя не подавать милостыню и негодовала, когда видела, как подают другие, вместо того чтобы надавить на власть, не желающую организовать для бездомных необходимые условия.
Дело было не только в бездомных. Все составляющие ее существования в этом городе действовали ей на нервы: развод, больничная рутина, бюрократия, пробки на дорогах, нежелание идти на работу, где Аллен Гринштайн отобрал у нее место заместителя главного врача… Все смешалось в горький коктейль. Постепенно она пришла к мысли, что ей нужно резко поменять жизнь и уехать из Бостона.
Мест, где она могла бы найти применение своим смешанным медицинским интересам, было два – Балтимор и Филадельфия. Она написала письма Роджеру Карлетону из университета Джонса Хопкинса и Ирвингу Симпсону из университета штата Пенсильвания, предложила свои услуги.
Очень давно она составила расписание на весну так, чтобы у нее была свободная неделька, которую она хотела провести на острове Сент-Томас. Вместо этого она в пятницу ушла с работы раньше и отправилась домой, чтобы собрать вещи, необходимые за городом. Ей нужно было избавиться от домика в Беркширских холмах.
Она вышла из дома и уже садилась в машину, когда вспомнила о прахе Элизабет. Пришлось вернуться и забрать ящик, стоявший на комоде в гостевой спальне, куда она поставила его, когда привезла домой.
Она не смогла заставить себя положить ящик в чемодан. Вместо этого она поставила его на пассажирское сиденье рядом с собой, положив перед ним свернутый плащ, чтобы ящик не слетел, если она резко затормозит.
Она выехала на улицу и направилась на запад.
9
Вудфилд
Еще до того, как они отремонтировали и обставили дом на Брэттл-стрит, их с Томом брак начал разрушаться. Когда они нашли очаровательный домик в Беркширских горах в городке Вудфилд в западной части Массачусетса возле границы с Вермонтом, то купили его, желая превратить это место в загородный дом, где они могли бы оживить свои отношения. Маленькому желтому каркасному дому было около восьмидесяти пяти лет. Рядом с ним стоял старый табачный амбар, начавший сильно проседать, как и их отношения. К постройкам прилегали семь акров полей и тридцать девять акров густых старых лесов Новой Англии, а также река Катамаунт, одна из трех горных речек Вудфилда, протекающая через лес и поля.
Том нанял людей, чтобы вырыть бассейн на низинном лугу неподалеку от дома. Когда бульдозер приступил к работе, внезапно обнаружились останки ребенка. Ткань или одежда давно истлела. Осталось лишь то, что можно было бы принять за куриные кости, если бы не человеческий череп, похожий на затвердевший гриб. Никаких следов могилы они не обнаружили, да и местность была довольно болотистой для кладбища. Находка вызвала многочисленные пересуды среди местного населения. Никто в городке не знал, откуда там взялось это захоронение.
Возможно, похороненный ребенок был индейцем. Медицинский осмотр показал, что кости старые. Конечно, они пролежали там не века, но тельце определенно было похоронено очень давно.
В земле над телом нашли осколки керамической тарелки. Когда ее отмыли, обнаружилось несколько букв красного цвета, практически выцветших. Надпись никто не смог прочесть. Большинство букв стерлось напрочь, осталось всего несколько: «ис» и «ор». Потом «ос» и «ир». Несмотря на тщательные поиски, несколько костей от маленького скелета так и не нашли. Местный патологоанатом собрал скелет и определил, что это был немного недоношенный младенец неопределенного пола. Коронер забрал кости, но, когда Р. Дж. попросила оставить ей фрагменты тарелки, пожал плечами и не стал спорить. С тех пор она хранила их в шкафу.
Массачусетская магистраль безынтересна почти на всем своем протяжении. Лишь когда Р. Дж. свернула с нее на шоссе I-91, она заметила вдали низкие горы и обрадовалась.
Подниму глаза к горам, откуда придет мне помощь[3].
Через полчаса ее обступили холмы. Машина петляла, то взбираясь на холм, то съезжая в ложбину. Р. Дж. проезжала фермы и леса, пока не повернула на дорогу Лорел-хилл, а затем – на длинную подъездную дорожку к домику цвета сливочного масла, расположившемуся на опушке леса в дальнем конце луга.
Они с Томом не были здесь с прошлой осени. Когда она открыла дверь, на нее пахнуло застоявшимся, прогорклым воздухом. На подоконнике она увидела помет, похожий на мышиный, но больший по размеру. Она поняла, что в доме завелась крыса, и расстроилась. Однако в углу кухни обнаружились высохшие останки летучей мыши. Первым делом Р. Дж. вооружилась веником и совком, чтобы избавиться от мыши и ее помета. Она включила холодильник, распахнула окна с целью проветрить комнату и занесла припасы, два ящика с овощами и крупами и маленький кулер со скоропортящимися продуктами. Ей очень хотелось есть, потому, недолго думая, она приготовила ужин из безвкусного магазинного помидора, сыра, двух чашек чая и пакета шоколадных конфет.
Смахивая со стола крошки, она с досадой поняла, что позабыла об Элизабет.
Она вышла на улицу, внесла в дом коробку с прахом и поставила ее на каминную полку. Ей придется найти красивое место, как поручила Элизабет, и предать ее прах земле. Она вышла на улицу, сделала несколько шагов в сторону леса, но в нем было темно и ветви густо переплетались чуть ли не до самой земли. Она никак не могла продраться сквозь эту чащу. Ей пришлось бы пролезать над или под упавшими деревьями, раздвигать густые заросли кустарника. Она не была к этому готова, потому быстро сдалась и пошла вниз по покрытой щебнем подъездной дорожке к Лорел-хилл, которая представляла собой гравийный тракт, растянувшийся на несколько миль и опоясывающий соседние холмы. Р. Дж. нравилось шагать. Пройдя километра полтора, она приблизилась к небольшому фермерскому дому, рядом с которым стоял огромный красный амбар Хэнка и Фреды Крантц. Именно они продали им с Томом желтый домик. Она замедлила шаг и остановилась перед дверью. Ей не хотелось отвечать на вопросы о Томе и объяснять, что они разводятся.
Когда она вернулась к своему дому, солнце уже село и прозрачный воздух пронизывал холодом до костей. Она закрыла все окна, кроме одного. В амбаре был сухой хворост. Р. Дж. разожгла огонь в камине. Когда опустились густые сумерки, из распахнутого окна стали доноситься крики озерных птиц. Она села на край дивана и принялась потягивать горячий черный кофе, который был достаточно сладок, чтобы она получила ненужные калории, и смотреть на огонь в очаге.
На следующее утро она встала поздно, пожарила себе пару яиц и начала хлопотать по дому. Так как она редко убирала, ей очень понравилось это занятие. Она получала удовольствие от того, что пылесосила, протирала полы тряпкой и мыла различную утварь. Она перемыла все судочки и кастрюли, хотя ей могли понадобиться всего несколько тарелок и столовых приборов.
Она знала, что Крантцы обедают ровно в полдень, потому подождала до начала второго, отправилась по дороге к их дому и постучала в дверь.
– О, посмотрите, кто к нам пожаловал! – прогудел Хэнк Крантц. – Заходи, заходи.
Они проводили ее в кухню, и Фреда Крантц, не спрашивая, налила ей чашку кофе и отрезала увесистый ломоть пирога, лежавшего на столе.
Р. Дж. не была с ними хорошо знакома. Они виделись лишь во время ее нечастых визитов в эту глушь. Но она увидела неподдельное сожаление в их глазах, когда рассказала о разводе и попросила совета о том, как лучше всего продать домик.
Хэнк Крантц почесал щеку.
– Можно поехать к агенту по недвижимости в Гринфилде или Амхерсте, конечно, но нынче большинство местных продает недвижимость через парня по имени Дэйв Маркус. Он живет здесь, в городе. Он делает рекламу и обеспечивает хорошую цену. И не жульничает, что очень неплохо для парня из Нью-Йорка.
Они объяснили ей, как проехать к дому Маркуса. Сначала она выехала на шоссе штата, потом свернула на грунтовку и поблуждала по разбитым дорогам, что было малополезно для машины. Когда проезжала мимо клеверного поля, с ней поравнялся породистый жеребец бурой масти с белой мордой. Он скакал с другой стороны забора, потом заржал и скрылся вдали. Перед симпатичным деревянным домом находилась вывеска агента по недвижимости. Еще одна вывеска заставила ее улыбнуться.
МЕДОК, Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ
На веранде расположились два старых книжных шкафа, заставленные банками с янтарным медом. Из дома доносились звуки радио. В дверях появилась девочка-подросток с длинными черными волосами. У нее была веснушчатая кожа, полные груди и острые черты лица. Она прижимала к подбородку ватный шарик, дезинфицируя прыщик.
– Привет. Я Сара, отца нет дома. Он вернется вечером. – Она записала имя и номер телефона Р. Дж. и пообещала, что отец позвонит. Пока Р. Дж. покупала банку меда, к забору прискакал жеребец.
– Он такой непоседа, – заметила девочка. – Хотите угостить его сахаром?
– Конечно!
Сара Маркус достала два кусочка сахара и дала их Р. Дж. Они вместе подошли к забору. Р. Дж. аккуратно предложила сахар коню, который быстро съел оба кусочка, едва не укусив ее за руку. Его громкое чавканье заставило ее улыбнуться.
– Как его зовут?
– Хаим. Он еврей. Мой отец назвал его в честь одного писателя.
Р. Дж. немного расслабилась. Она помахала на прощание девочке и коню и направилась назад по дороге, обсаженной высокими деревьями, за которыми тянулся крепкий каменный забор.
На Мэйн-стрит в Вудфилде располагалось здание почты и четыре торговых заведения – «Хэйзелс», который являлся странным сочетанием скобяной лавки и магазина подарков; авторемонтная мастерская Буэлла; рынок Сотбис, основанный в 1842 году, и современный ночной магазинчик «Террис», перед которым была удобно расположена парочка газовых насосов. Р. Дж. была неравнодушна к яркому магазину «Террис», где у Фрэнка Сотби всегда имелся для нее кусок хорошего чеддера, от одной мысли о котором у нее текли слюнки. Он продавал кленовый сироп и сам готовил вкусную горячую колбасу.
– Сделаете мне сэндвич с сыром?
– Почему бы и нет? – отозвался хозяин. Он взял с нее полтора доллара за апельсиновый сок. Р. Дж. уселась на лавку и принялась есть, наблюдая за проходящими мимо людьми. Потом вернулась в магазин и, отбросив всякие предрассудки по поводу холестерина, купила натуральный бифштекс, жирную колбасу и кусок хорошего сыра.
Вернувшись в домик, она надела самую старую одежду и какие-то сапоги и решительно направилась в лес. Углубившись в чащу всего на несколько метров, она очутилась в совершенно другом мире – прохладном, темном и тихом. Лишь ветер шевелил тысячи листьев, шелест которых мог иногда по громкости соперничать с прибоем. В такие минуты Р. Дж. чувствовала благоговение и страх. Она пыталась убедить себя, что крупные животные и чудовища должны испугаться того шума, который она производила, пробираясь сквозь густые заросли. Время от времени она набредала на небольшие поляны, где можно перевести дух, однако отдохнуть там было невозможно.
Она пошла вдоль ручья к реке Катамаунт. Р. Дж. прикинула, что достигла середины территории, принадлежавшей им с Томом, и пошла вдоль берега реки, который густо порос лесом, потому идти было тяжело. Несмотря на весеннюю прохладу, она вспотела и выбилась из сил. Подойдя к большому гранитному валуну, который выдавался далеко в реку, она села на него. Посмотрев на заводь, образованную валуном, заметила маленькую форель. Вода, напоенная тающим снегом, с шумом обтекала валун. Р. Дж. растянулась на теплом камне и стала наблюдать за форелью. Время от времени она ощущала на лице легкие брызги.
Она бродила по лесу допоздна, пока силы не иссякли. Потом неспешно вернулась к домику, повалилась на диван и подремала пару часов. Встав, она пожарила картофель с луком и перцем, а к нему бифштекс. Быстро проглотив все это, она запила еду чаем с медом. Когда исчез последний луч солнца, она уселась перед камином с чашкой кофе и прислушалась к птичьим крикам за окном. В этот момент зазвонил телефон.
– Доктор Коул, это Хэнк. Фреда ранена. Мое ружье случайно выстрелило.
– Куда попала пуля?
– В верхнюю часть бедра. У нее сильно идет кровь, прямо хлещет.
– Возьмите чистое полотенце и крепко прижмите к ране. Я уже еду.
10
Соседи
Р. Дж. была в отпуске, потому медицинской сумки у нее с собой не было. Гравий громко хрустел под колесами машины, пока ее BMW, выхватывая из темноты причудливые тени, мчался по дороге к дому соседей. Когда она резко завернула на подъездную дорожку, машину немного занесло и она повредила аккуратный газон, за которым так заботливо ухаживал Хэнк Крантц. Она подъехала к входной двери, остановила автомобиль и ворвалась в дом без стука. Злополучное ружье лежало на кухонном столе, покрытом газетами. Рядом с ним валялись какие-то тряпки, шомпол и небольшая бутылочка с оружейным маслом.
Фреда, бледная как полотно, лежала на левом боку в луже крови. Ее глаза были закрыты, но она открыла их и взглянула на Р. Дж. Хэнк наполовину стянул с нее джинсы. Он стоял на коленях, прижимая окровавленное полотенце к ее бедру. Его ладони и рукава рубашки были все в темных пятнах.
– Боже. Боже всемогущий. Что я наделал…
Он страдал, но держал себя в руках.
– Я вызвал врачей из местной больницы, – сообщил он.
– Хорошо. Возьми свежее полотенце и просто прижми его сюда.
Она наклонилась и пальцами постучала по тому месту, где бедро соединялось с туловищем, рядом с черными лобковыми волосами, которые виднелись под хлопковым бельем Фреды. Почувствовав пульсацию бедренной артерии, она пережала ее. Фреда была крупной, тяжелой женщиной, годы жизни на ферме закалили ее тело. Р. Дж. пришлось приложить усилие, чтобы как следует пережать артерию. Фреда открыла рот, чтобы закричать, но издала лишь слабый стон.
– Прости.
Р. Дж. пальцами левой руки продолжала зажимать артерию, а правой осторожно ощупывала бедро Фреды. Когда она обнаружила выходное отверстие, Фреда вздрогнула.
Р. Дж. проверяла пульс Фреды, когда вдали раздался вой сирены. Очень скоро к дому подъехали две машины с мигалками. Вошли три человека: коренастый полицейский среднего возраста, а также мужчина и женщина в красных полиэстеровых куртках. У женщины в руках был кислородный баллон.
– Я врач, – сказала Р. Дж. – В нее попала пуля, сломана бедренная кость и травмирована артерия. Возможно, она разорвана. Есть входное и выходное отверстия. Быстрый нитевидный пульс.
Мужчина кивнул.
– У нее шок, все понятно. Потеряла много крови, верно? – спросил он, глядя на кровь на полу. – Сможете подержать еще, док?
– Да, конечно.
– Хорошо, продолжайте.
Он опустился на колени с другой стороны от Фреды. Не теряя времени, бегло осмотрел ее. Фельдшер был широкоплечим, с брюшком. Ему едва ли исполнилось двадцать лет, однако все его движения были отточены до автоматизма.
