Текст книги "Доктор Коул"
Автор книги: Ной Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
В последний четверг февраля она подъехала к клинике. Дорожка была расчищена от снега Ральфом Айелло, который жил по соседству и зарабатывал тем, что расчищал территорию вокруг клиники. Его же собственный двор был засыпан глубоким свежим снегом. Задний двор клиники находился с другой стороны ворот. От него шла узкая дорожка к черному ходу.
Р. Дж. всегда старалась быстро попасть в здание, опасаясь, что демонстранты могут обогнуть его и увидеть, как она заходит в клинику. Она злилась и почему-то стыдилась того, что ей приходится проникать на работу тайком.
В тот четверг со стороны главного входа не доносилось никаких звуков – ни криков, ни проклятий, но Р. Дж. была очень озабочена. По дороге в клинику она заехала к Элизабет Салливан.
Элизабет уже потеряла всякую надежду и вступила в царство непрерывной боли. Кнопка, которую ей позволяли нажимать для того, чтобы в кровь впрыскивались необходимые препараты, была бесполезна практически с самого начала. Когда она приходила в сознание, то испытывала такие страдания, что Говарду Фишеру пришлось назначить ей лошадиные дозы морфия.
Она спала без движения.
– Привет, Беттс, – громко поздоровалась Р. Дж.
Она приложила два пальца к теплой пульсирующей шее Элизабет. Спустя мгновение, почти против своей воли, она взяла ее за руку. Каким-то образом Р. Дж. почувствовала, что в Беттс осталось очень мало жизненных сил и этот запас потихоньку улетучивается.
– Ах, Элизабет. Мне очень жаль.
Губы Элизабет дрогнули. Р. Дж. наклонилась, пытаясь расслышать, что хочет сказать подруга.
– …зеленую. Возьми зеленую.
Р. Дж. рассказала об этом одной из медсестер, Беверли Мартин.
– Бог любит ее, – сказала медсестра. – Обычно она никогда не просыпается настолько, чтобы говорить.
В ту неделю, казалось, мир сошел с ума. Ночью кто-то поджег клинику абортов в Нью-Йорке. То же нездоровое поветрие обнаружилось и в Бостоне. Массовые демонстрации осадили две клиники в Бруклине. Одна из этих клиник принадлежала компании «Планирование семьи», а другая – компании «Претерм». Это вызвало паузу в обслуживании клиентов, вмешательство полиции и массовые аресты. Предполагали, что клиника на Джамайка-плейн должна стать следующей.
Гвен Габлер пила кофе в ординаторской. Она была на удивление молчалива.
– Что случилось?
Гвен поставила чашку на стол и потянулась к сумочке, достала из нее сложенный вдвое листок. Когда Р. Дж. взяла его, то увидела, что это листовка, стилизованная под полицейские объявления о розыске преступников, какие обычно вывешивают на почте. Там было имя Гвен, ее адрес, фотография, расписание работы. Было написано, что она оставила прибыльную практику во Фрамингэме, «чтобы разбогатеть на абортах». Также указывалось ее преступление: убийство младенцев.
– Там только нет приписки «живым или мертвым», – горько произнесла Гвен.
– Они и про Леса сделали подобную листовку? – Лешек Устинович двадцать шесть лет проработал гинекологом в Ньютоне, прежде чем присоединиться к их коллективу. Он и Гвен были единственными врачами, работавшими в клинике полный день.
– Нет, козлом отпущения здесь сделали меня, хотя, я так понимаю, в больнице Диконесс подобной чести удостоился Уолтер Хёрст.
– Что ты собираешься с этим делать?
Гвен разорвала листовку пополам, потом еще раз и выбросила обрывки в корзину для мусора. Она поцеловала кончики пальцев и нежно похлопала Р. Дж. по щеке.
– Они не смогут выжить нас отсюда, если мы этого не позволим.
Р. Дж. допила кофе, одолеваемая грустными мыслями. Она работала в клинике уже два года. Лес Устинович, отличный наставник с огромным жизненным опытом, учил ее правильному прерыванию беременности. Если все делать четко и правильно, то оно было абсолютно безопасным, потому она очень старалась всегда делать все правильно. Однако каждый четверг она была так напряжена, будто ей предстояла сложная операция на головном мозге.
Она вздохнула, выбросила бумажный стаканчик, встала и пошла работать.
На следующее утро в больнице Тесса торжествующе взглянула на нее, протягивая рогалик и кофе.
– Дело близится к развязке. Все серьезно. Говорят, доктор Рингголд отобрал четырех претендентов и ты среди них.
Р. Дж. откусила кусочек рогалика.
– А кто остальные три? – не сдержавшись, спросила она.
– Пока не знаю. Я только знаю, что все они очень серьезные кандидаты. – Тесса покосилась на нее. – Ты знаешь, что женщина никогда не занимала эту должность?
Р. Дж. невесело улыбнулась. Это давление было ей неприятно, тем более что оно исходило от ее собственной секретарши.
– Это же не удивительно, верно?
– Верно, – согласилась Тесса.
В тот день Р. Дж. встретила Сидни перед административным корпусом больницы.
– Привет, – сказал он.
– И тебе привет.
– Ты уже что-нибудь решила по поводу моего вопроса?
Она заколебалась. По правде говоря, она старалась не думать об этом. Но это было несправедливо по отношению к Сидни.
– Нет, еще нет. Но я скоро приму решение.
Он кивнул.
– Ты знаешь, что делает любая больница в этом городе, когда им нужен человек для руководящей должности? Они ищут кандидата, который уже привлек их внимание как кабинетный ученый. Им нужен тот, кто опубликовал достаточное количество работ.
– Как молодой Сидни Рингголд с работами по снижению веса и кровяного давления…
– Да, как когда-то молодой и горячий Сидни Рингголд. Именно исследования принесли мне эту должность, – согласился он. – Это так же логично, как то, что комитеты, ищущие президента для колледжа, в первую очередь обращают внимание на блестящих преподавателей. И вот ты. Ты опубликовала несколько работ и заставила о себе говорить, но ты врач, а не кабинетный ученый. Лично я считаю, что давно пора назначить моим заместителем настоящего врача, работающего с людьми, однако мне нужно, чтобы это одобрил коллектив и медицинское сообщество. Потому, если такой человек, как ты, далекий от исследований, собирается стать моим заместителем, необходимо отразить в твоем резюме столько профессионализма, сколько вообще возможно.
Она улыбнулась ему, уверенная в его дружбе.
– Я все понимаю, Сидни. Я скоро сообщу тебе решение по поводу комитета по публикациям.
– Спасибо, доктор Коул. Удачных выходных, Р. Дж.
– И тебе, доктор Рингголд.
С моря пришла гроза, сопровождаемая приятным теплым ветром. Она обильно полила Бостон и Кембридж дождем, смывая поздний снег. Кругом стояли лужи, а канавы были полны воды.
Пришла суббота. Р. Дж. лежала в постели и размышляла, прислушиваясь к шуму дождя. Ей не нравилось собственное мрачное настроение. Она понимала, что оно может повлиять на ее решение.
Она была не против стать преемницей Макса, но ей не нравилось текущее положение ее дел. Она не хотела огорчать Сидни, ведь он давал ей столько возможностей, сколько не дал бы ни один другой мужчина на его месте.
Она вспомнила выражение лица Тессы, когда та говорила, что ни одна женщина еще не занимала эту должность.
В конце концов она вылезла из постели, надела старый спортивный костюм, ветровку, потрепанные кроссовки и бейсболку, потуже натянув ее на голову. Не успела она пробежать и двадцати метров, как кроссовки промокли. Несмотря на оттепель, в Массачусетсе все еще была зима. Р. Дж. пробрала дрожь, но, пробежав немного, она согрелась. Она собиралась добежать до Мемориал-драйв, а потом обратно, но ей было так хорошо, что она понеслась вдоль замерзшей реки Чарльз, глядя, как дождь барабанит по льду, пока не ощутила усталость. Пока она бежала назад, ее дважды забрызгали грязью проезжающие мимо машины, но это едва ли имело значение. Она и так была вся мокрая, как после купания. Войдя через задние двери, она сбросила мокрую одежду на кафельный пол в кухне, вытерлась посудным полотенцем, чтобы не накапать на ковер по дороге в душевую. Она очень долго стояла под тугой струей горячей воды, пока зеркало в ванной не запотело. Выбравшись из душевой кабины, она тщательно вытерлась.
Одеваясь, она подумала, что, пожалуй, примет предложение Сидни и возглавит комитет по публикациям. Но она не собирается что-то менять в расписании. Четверги останутся четвергами.
Надев белье и майку, она схватила сотовый телефон и набрала его домашний номер.
– Это Р. Дж., – сказала она, когда он снял трубку. – Я не была уверена, что застану тебя дома. – У семьи Рингголдов был пляжный домик на острове Мартас-Винъярд, и Глория Рингголд настаивала на том, чтобы они проводили там выходные как можно чаще.
– Да, погода неудачная, – сказал доктор Рингголд. – Мы застряли здесь на все выходные. Нужно быть дураком, чтобы выходить из дому в такой день.
Р. Дж. опустила крышку унитаза и села, рассмеявшись.
– Ты абсолютно прав, Сидни, – сказала она.
5
Приглашение на бал
Во вторник она читала лекцию о предотвращении заболеваний и повреждений, вызванных халатностью и непрофессиональными действиями медицинского персонала. Ей было приятно, что почти два часа они со студентами увлеченно обсуждали все стороны вопроса. Некоторые студенты все еще свято верили, что в институте их научат быть непогрешимыми богами врачевания. Им очень не нравилось обсуждение тех случаев, когда, пытаясь помочь, врачи наносили пациентам вред или увечья. Но большинство студентов знало о том, в какое время и в каком обществе они живут, и понимало, что бурно развивающиеся технологии не отменили человеческую способность совершать ошибки. Им было очень важно знать о ситуациях, которые могут привести к травмированию и смерти пациента и вынудить раскошелиться на выплаты по судебным искам.
Хорошая группа. Возвращаясь в больницу, она подумала, что у нее все не так уж плохо.
Она пробыла в кабинете всего несколько минут, когда Тесса сообщила, что ей звонит Том.
– Р. Дж.? Сегодня утром Элизабет ушла.
– Ох, Том…
– Да. Она больше не мучится.
– Я знаю. Это хорошо, Том.
Она поняла, что ему плохо, и от этой мысли ей тоже стало не по себе. Это ее удивило. То, что она к нему чувствовала, уже не было пламенем страстей, а лишь искрой былых эмоций. Возможно, ему нужно было чье-то присутствие.
– Послушай… Хочешь, пообедаем где-нибудь? – внезапно предложила она. – Может, поедем в Норт-Энд?
– Нет, я… – Казалось, он смущен. – Честно говоря, у меня сегодня есть одно важное дело.
Р. Дж. с сожалением подумала, что наверняка речь идет о встрече с женщиной. Она поблагодарила его за то, что позвонил, и вернулась к работе.
Под вечер ей позвонила одна из его сотрудниц.
– Доктор Коул? Это Синди Уолпер. Доктор Кендрикс просил передать, что сегодня дома ночевать не будет. Ему пришлось поехать в Вустер на консультацию.
– Спасибо за звонок, – поблагодарила Р. Дж.
В субботу утром Том предложил позавтракать на Гарвард-сквер. Это ее удивило. Обычно по субботам он совершал обход в больнице Миддлсекс Мемориал, где работал внештатным хирургом, потом у него был теннис и обед в клубе.
Он очень тщательно намазал кусочек хлеба маслом и сказал:
– В Миддлсексе против меня начато расследование о врачебной халатности.
– Кто инициатор?
– Медсестра, которая ухаживала за Беттс. Беверли Мартин.
– Да. Я помню ее. Но почему?..
– Она заявила, что я назначил Беттс слишком большую дозу морфия, что привело к ее смерти.
– Ох, Том…
Он кивнул.
– Что теперь будет?
– Ее отчет будет рассматриваться на собрании комитета больницы по медицинским несчастным случаям.
Мимо прошла официантка, и Том попросил ее принести еще кофе.
– Это не такое уж серьезное дело. Я уверен в этом. Но я хотел сам рассказать тебе о нем, прежде чем ты услышишь это от кого-нибудь другого, – сказал он.
В понедельник, согласно последнему желанию Элизабет Салливан, ее тело было кремировано. Том, Р. Дж. и Сюзанна Лорентц отправились в похоронное бюро, где Сюзанна как душеприказчица получила квадратную серую коробку с прахом.
Они поехали на обед в «Ритц», и Сюзанна прочла им завещание Беттс, пока они ели салат. Беттс оставила то, что Сюзанна назвала «значительным имуществом», на содержание тети, миссис Сэлли Франсес Боссард, пациентки лютеранского приюта для престарелых и немощных в Кливленде, штат Огайо.
Оставшиеся после кончины миссис Боссард средства Элизабет распорядилась передать в Американское общество по изучению рака. Дорогому другу Тому Кендриксу она завещала, как она надеялась, хорошие воспоминания и аудиокассету, на которой они дуэтом поют песню «Строберри Филдз» группы «Битлз». Новой и дорогой подруге доктору Роберте Дж. Коул Элизабет оставила серебряный кофейный сервиз французской работы на шесть персон, выполненный неизвестным серебряных дел мастером восемнадцатого века. Сервиз и кассета хранились в Антверпене вместе с другими вещами, в основном мебелью и картинами, которые будут проданы. Вырученные деньги также должны быть переданы на оплату лечения Сэлли Франсес Боссард.
Элизабет просила доктора Коул выполнить ее последнюю волю. Она хотела, чтобы доктор Коул похоронила ее прах «без всякой церемонии или богослужения в красивом месте, выбранном доктором Коул».
Р. Дж. была поражена просьбой и неожиданной ответственностью, легшей на ее плечи. Глаза Тома увлажнились. Он заказал бутылку шампанского, и они выпили за Беттс.
На стоянке Сюзанна достала из машины коробку с прахом и передала его Р. Дж. Р. Дж. не знала, что с ним делать. Она поставила коробку на пассажирское сиденье и поехала в Лемюэль Грейс.
Утром в следующую среду она проснулась в начале шестого утра от звонка в дверь.
С трудом выбравшись из постели, она надела халат. Не найдя тапочки, прошлепала по холодному полу в прихожую босиком. На первом этаже выглянула в окошко возле двери. На улице еще было темно, но двух человек перед дверью она разглядела.
– Что вам нужно? – спросила она через дверь.
– Полиция штата.
Когда она включила свет и снова выглянула наружу, то убедилась, что это действительно полицейские. Она отперла дверь, внезапно сильно испугавшись.
– Что-то случилось с отцом?
– О нет, мэм. Нет, мэм. Мы просто хотим поговорить с доктором Кендриксом, – сказала высокая крепко сбитая женщина-капрал. Рядом с ней стоял коренастый мужчина в гражданском: черная шляпа, черные туфли, плащ, серые брюки. Они казались уверенными в себе и непреклонными.
– В чем дело, Р. Дж.? – спросил Том. Он стоял на втором этаже возле лестницы в синих пижамных штанах в розовую полоску и сорочке.
– Доктор Кендрикс?
– Да. В чем дело?
– Я капрал Флора Маккиннон, сэр, – представилась женщина. – А это полицейский Роберт Треверс. Мы сотрудники подразделения по предотвращению преступлений и контрольного подразделения, прикрепленного к офису Эдварда В. Уилхойта, окружного прокурора графства Миддлсекс. Мистер Уилхойт хотел бы поговорить с вами, сэр.
– Когда?
– Сейчас, сэр. Он хочет, чтобы вы проехали к нему с нами.
– Святой Боже, вы хотите сказать, что он на работе в полшестого утра?
– Да, сэр, – подтвердила женщина.
– У вас есть ордер на мой арест?
– Нет, сэр, у нас его нет.
– Ну, тогда скажите мистеру Уилхойту, что я отказываюсь от предложения. Через час я буду в операционной Миддлсекс Мемориал работать над чьим-то желчным пузырем. Этот кто-то рассчитывает на меня. Скажите мистеру Уилхойту, что я могу заехать к нему в половине второго. Если ему это подходит, он может оставить сообщение моему секретарю. Если нет, мы можем определиться с другим временем, которое устроит нас обоих. Пойдет?
– Да, сэр. Мы это понимаем, – ответила рыжеволосая капрал. Они кивнули и скрылись во тьме.
Том остался стоять на лестнице. Р. Дж. застыла возле двери и смотрела на него.
– Боже, Том… Что происходит?
– Возможно, тебе лучше поехать со мной, Р. Дж.
– Я никогда не занималась подобными делами. Я поеду, но лучше прихватить с собой еще кого-нибудь, – ответила она.
Она отменила занятия в четверг и провела три часа на телефоне, беседуя с адвокатами, людьми, которые не разболтают никому их разговор и дадут дельный совет. Несколько человек назвали ей одно и то же имя: Нат Рурк. Он уже долгое время занимался подобными делами. Сильно не светился, но свое дело знал, и его уважали. Р. Дж. никогда его не видела. Он не снял трубку, когда она позвонила в его офис, но час спустя перезвонил сам.
Пока она излагала факты, он в основном молчал.
– Нет, нет, нет, – мягко сказал он. – Вы с мужем не поедете к Уилхойту в половину второго. Вместо этого вы поедете ко мне. Мне нужно будет кое с кем перекинуться парой слов в три часа дня. Потом, без четверти пять, мы поедем к окружному прокурору. Мой секретарь уведомит Уилхойта о новом времени встречи.
Офис Ната Рурка находился в солидном старом здании за палатой представителей штата. Здание было удобным, но слегка обветшавшим. Сам адвокат напомнил Р. Дж. Ирвинга Берлина[2], фотографии которого она когда-то видела. Это был маленький человек с землистым цветом кожи и острыми чертами лица, одетый в темный костюм, очень белую рубашку и университетский галстук, эмблему которого она сразу не узнала. Позже оказалось, что это Пенсильванский университет.
Рурк попросил Тома изложить все обстоятельства, которые привели к смерти Беттс. Он пристально смотрел на Тома, внимательно слушал его, не перебивая. Потом он кивнул, наморщил лоб, откинулся на стуле, сложив руки на груди как раз под значком студенческого братства Фи-Бета-Каппа.
– Вы убили ее, доктор Кендрикс?
– Нет, я ее не убивал. Об этом позаботился рак. Она бы и сама перестала дышать спустя несколько часов или дней. Она не могла прийти в сознание, снова стать Беттс, не испытывая ужасной боли. Я пообещал ей, что она не будет страдать. Ей уже тогда кололи очень большие дозы морфия. Я увеличил дозу, чтобы убедиться, что она не будет чувствовать боли. Если от этого она умерла немного раньше, чем предначертано было судьбой, то меня это вполне устраивает.
– Тридцать миллиграммов миссис Салливан принимала перорально дважды в день. Я полагаю, что это была медленнодействующая форма морфия? – спросил Рурк.
– Да.
– А сорок миллиграммов, которые вы ей вкололи, – это был быстродействующий морфий, и его было достаточно, чтобы нарушить ее дыхание?
– Да.
– И если это в достаточной степени нарушило ее дыхание, то от этого она могла умереть?
– Да.
– У вас с миссис Салливан был роман?
– Нет. – Они обсудили их старые отношения, и, казалось, адвокат был удовлетворен.
– Вы получили какую-либо выгоду в какой-нибудь форме от смерти Элизабет Салливан?
– Нет. – Том рассказал ему условия завещания Беттс. – Уилхойт может как-то это использовать?
– Очень может быть. Он амбициозен, заинтересован в карьерном росте, метит на место вице-губернатора. Громкий процесс может стать для него трамплином. Если ему удастся обвинить вас в убийстве первой степени, засадить за решетку на всю жизнь без права на помилование, с большими кричащими заголовками в газетах и похлопываниями по спине, то успех ему обеспечен. Но убийства первой степени здесь не будет. И такой коварный политик, как господин Уилхойт, не рискнет вынести дело на суд присяжных, если только не будет уверен в благоприятном исходе. Он подождет, пока комитет по медицинским несчастным случаям вынесет решение по этому делу.
– Каким может быть худший сценарий?
– Самый неудачный?
– Да.
– Нет никаких гарантий, что я прав, конечно. Но думаю, что худшим сценарием может стать обвинение в убийстве. Приговором будет срок. В подобном деле судья, скорее всего, проявит снисхождение и вынесет вам то, что мы называем «приговором к Конкорду». Он приговорит вас к отбыванию двадцати лет срока в исправительном учреждении штата в Конкорде. Но в этом и подвох, поскольку в Конкорде вы будете иметь право на апелляцию и досрочное освобождение всего лишь через два года. Вы сможете использовать это время, чтобы написать книгу, стать знаменитым, заработать кучу денег.
– Я потеряю лицензию врача, – спокойно сказал Том, и Р. Дж. почти забыла, что давным-давно разлюбила его.
– Помните, что мы говорим о худшем развитии событий. Удачный сценарий состоит в том, что дело не дойдет до суда. Я здесь для того, чтобы осуществить удачный сценарий. За это мне платят большие деньги, – сказал Рурк.
Вот так легко они перешли к обсуждению его гонорара.
– В таком деле может случиться либо все, либо ничего. Обычно, если ответчик – человек не очень публичный, я прошу аванс в размере двадцати тысяч. Но… Вы профессионал с хорошей репутацией и нормальным характером. Я думаю, что вам следует нанять меня почасово. Две тысячи с четвертью в час.
Том кивнул.
– Кажется, это выгодная сделка, – сказал он, и Рурк улыбнулся.
Они подошли к зданию суда в пять минут четвертого, спустя десять минут после того, как Рурк сказал, что им необходимо будет туда отправиться. Был конец рабочего дня, и из здания выходили люди с радостными улыбками, как у детей, которых отпустили с уроков.
– Все нормально, можно не спешить, – сказал Рурк. – Встреча должна пройти в удобное для нас время. Эта история с полицейскими, которые приехали за вами на рассвете, – обычное запугивание, доктор Кендрикс. Можно сказать, приглашение на бал.
Р. Дж. содрогнулась от понимания того, что окружной прокурор узнал расписание Тома. Едва ли он поступил бы так с каким-то рядовым правонарушителем.
В вестибюле они зарегистрировались у охранника, и лифт поднял их на шестнадцатый этаж.
Уилхойт оказался подтянутым и загорелым мужчиной с крупным носом. Он улыбнулся им так душевно, словно они были старыми друзьями. Р. Дж. окинула его взглядом. Выпускник Гарварда семьдесят второго года, Бостонской юридической академии – семьдесят пятого, помощник окружного прокурора с семьдесят пятого по семьдесят восьмой годы, представитель штата с семьдесят восьмого до восемьдесят восьмого, в котором стал окружным прокурором.
– Как поживаете, мистер Рурк? Рад снова видеть вас. Рад познакомиться, мистер Кендрикс, доктор Коул. Да, садитесь, садитесь.
Потом он перешел к делу, начал задавать вопросы тихим голосом, спокойно глядя на них. Большинство этих вопросов Том слышал от Рурка днем.
Они получили и изучили медицинскую карту Элизабет Салливан. Уилхойт сказал:
– Тут говорится, что по распоряжению доктора Говарда Фишера пациент из палаты двести восемь получал перорально морфийное лекарство, известное как контин, тридцать миллиграммов в день. Посмотрим. В два часа десять минут доктор Томас А. Кендрикс вынес письменное распоряжение о введении внутривенно сорока миллиграммов сульфата морфия. Согласно свидетельствам медсестры мисс Беверли Мартин доктор пожелал ввести лекарство сам. Мартин сказала, что полчаса спустя, когда она вошла в палату двести восемь, чтобы проверить температуру и давление у пациентки, миссис Салливан уже была мертва. Доктор Кендрикс сидел рядом с ней и держал за руку. – Он взглянул на Тома. – Я все правильно изложил, доктор Кендрикс?
– Да, должен сказать, что все верно, мистер Уилхойт.
– Вы убили Элизабет Салливан, доктор Кендрикс?
Том посмотрел на Рурка. Тот был настороже, но кивнул, давая понять, что на этот вопрос следует ответить.
– Нет, сэр. Ее убил рак, – сказал Том.
Уилхойт кивнул. Он вежливо поблагодарил их за то, что пришли, и сделал знак, что разговор окончен.
6
Претендент
После этого окружной прокурор больше их не беспокоил. В газетах тоже ничего об этом не писали. Р. Дж. понимала, что молчание может быть зловещим. Люди Уилхойта приходили в больницу и расспрашивали медсестер и докторов, оценивая, получится ли сломать доктора Кендрикса.
Р. Дж. сосредоточилась на работе. В больнице и мединституте она расклеила объявления о создании комитета по публикациям. На первое собрание, которое проходило снежным вечером во вторник, пришло четырнадцать человек. Р. Дж. предполагала, что комитет привлечет врачей-ординаторов и молодых, не публиковавшихся докторов, но пришло также несколько старших врачей. Это не должно было удивлять. Она знала как минимум одного человека, который стал деканом в мединституте, так и не выучившись грамотно писать.
Она составила расписание лекций редакторов медицинского журнала на месяц вперед, также включив в него несколько докторов, которые хотели представить на суд слушателей свои еще не опубликованные работы. Ей пришлось признать, что Сидни Рингголд правильно оценил необходимость подобного комитета.
Пожилой Борис Латтимор, сотрудничающий с Миддлсекс Мемориал в качестве «приходящего врача», отозвал Р. Дж. в сторону в кафетерии и шепнул, что у него есть для нее новости. Сидни сказал ему, что следующим его заместителем станет либо она, либо Аллен Гринштайн. Гринштайн был молодым исследователем, который разработал нашумевшую программу генетической проверки новорожденных. Р. Дж. надеялась, что слух был ложным. Гринштайн был серьезным соперником.
Новые обязанности оказались не очень обременительными. Расписание стало чуточку напряженнее, а свободного времени – немного меньше. Но она ни за что не хотела жертвовать четвергами. Она понимала, что без современной профессиональной медицинской помощи многие женщины погибнут, пытаясь прервать беременность самостоятельно. Самые бедные, у которых не было медицинской страховки, денег или опыта, все еще пытались прервать беременность самостоятельно. Они пили терпентин, нашатырь и очиститель и старались проникнуть разными предметами себе в шейку матки – плечиками для одежды, вязальными иглами, кухонными принадлежностями, чем угодно, лишь бы спровоцировать выкидыш. Р. Дж. работала в клинике, потому что считала, что женщина имеет право получить нормальную врачебную помощь, если она ей требуется. Но их положение все сильнее осложнялось. Когда она ехала в среду вечером домой, то услышала по радио, что в Бриджпорте, штат Коннектикут, возле подобной клиники подорвали бомбу, которая снесла часть здания, ослепила охранника и ранила секретаршу и двух пациенток.
На следующее утро в клинике Гвен Габлер сказала Р. Дж., что она увольняется и уезжает.
– Ты не можешь так поступить, – сказала Р. Дж.
Они с Гвен и Самантой Поттер были близкими подругами с университетской скамьи. Саманта работала на медицинском факультете Массачусетского университета в Вустере. Ее курс анатомии уже стал легендарным, и Р. Дж. виделась с ней не так часто, как хотелось бы. Но с Гвен они тесно общались уже восемнадцать лет.
Именно благодаря Гвен она смогла продолжить работать в клинике и поддержала ее, когда стало совсем туго. Р. Дж. не отличалась смелостью. Она считала Гвен своей отвагой.
Гвен грустно улыбнулась.
– Я буду по тебе очень скучать.
– Тогда не уезжай.
– Я должна уехать. Фил и мальчики у меня на первом месте. – Ставки по ипотеке резко возросли, и у рынка недвижимости выпало дно. Фил Габлер пережил чрезвычайно сложный год, потому Габлеры переезжали на запад, в Москву, штат Айдахо. Фил собирался преподавать теорию недвижимости в университете, а Гвен вела переговоры о работе гинеколога-акушера в организации медицинского обеспечения. – Фил обожает преподавать. А организация медицинского обеспечения прекрасно нам подходит. Мы должны сделать что-нибудь, чтобы изменить систему, Р. Дж. Очень скоро мы все будем работать на эту организацию. – Она уже позвонила и предварительно обо всем договорилась.
Они крепко пожали друг другу руки, и Р. Дж. задумалась, как будет дальше жить без нее.
После утреннего обхода в пятницу Сидни Рингголд оторвался от группы врачей в белых халатах и пересек вестибюль, подойдя к Р. Дж., которая ждала лифта.
– Хотел сказать тебе… Я получаю много положительных отзывов о комитете по публикациям, – сказал он.
Р. Дж. насторожилась. Сидни редко хвалил.
– Как Том поживает? – как бы невзначай поинтересовался он. – Я слышал о какой-то жалобе, поступившей на него в Миддлсексе. Это серьезно?
Сидни зарабатывал для больницы кучу денег, поэтому стал преувеличенно опасаться испорченной репутации, которая казалась ему заразным заболеванием.
Всю свою жизнь Р. Дж. ненавидела роль претендента на какую-нибудь должность. Она не поддалась искушению и не сказала ему, чтобы он засунул этот комитет себе в одно место.
– Ничего особенного, Сидни. Том говорит, что это недоразумение, ничего страшного.
Он подался вперед.
– Мне кажется, тебе тоже не о чем беспокоиться. Ничего не обещаю, но шансы очень велики. Очень.
Его энтузиазм заставил Р. Дж. погрустнеть.
– Знаешь, чего бы я хотела, Сидни? – поддавшись порыву, сказала она. – Я хотела бы, чтобы мы вместе создали клинику семейной практики и отделение в больнице, чтобы люди без медицинского страхования могли получить отличное обслуживание.
– У таких людей уже есть куда пойти. У нас есть публичная клиника, которая пользуется успехом. – Стало заметно его раздражение. Ему не нравились разговоры о неприятных сторонах их работы.
– Люди приходят туда, когда у них уже не остается выбора. Каждый раз они попадают к другому врачу, потому это нельзя назвать качественным лечением. Их лечат от того, от чего они страдают в данный момент, но нет никакой профилактической медицины. Сидни, мы могли бы всерьез заняться семейной практикой. Нужны именно такие врачи.
Его улыбка стала вымученной.
– Ни в одной из бостонских больниц нет подобного отделения.
– Разве это не отличный повод стать первыми?
Он покачал головой.
– Я устал. Я думаю, что хорошо поработал на посту главного врача, мне осталось до пенсии меньше трех лет. Я не хочу вести еще одну войну, чтобы организовать эту программу. Ты не должна предлагать мне подобные вещи, Р. Дж. Если хочешь что-то изменить, тебе следует занять собственное место в вертикали власти. Тогда ты сможешь вести собственные битвы.
В тот четверг ее секретный путь к клинике был обнаружен. Полицейский наряд, который не подпускал к клинике демонстрантов, в тот день немного припозднился. Р. Дж. поставила машину во дворе Ральфа Айелло и направилась к воротам, когда заметила людей, выходящих из-за клиники справа и слева.
Их было много. Они несли плакаты, кричали и показывали на нее пальцами.
Она не знала, что делать.
Она знала, что ее могли покалечить, она всегда этого боялась. Усилием воли заставила себя молча и спокойно пройти мимо них, стараясь не показать дрожи. Пассивное сопротивление. Она пыталась думать о Ганди, но вместо этого вспомнила всех тех врачей и сотрудников клиник, которых покалечили или убили такие же демонстранты. Безумцы.
Некоторые из них пробежали мимо нее во двор Айелло.
Абстрагируйся от гордости. Спокойно. Думай о Мартине Лютере Кинге. Пройди сквозь них. Пройди сквозь них.
Она обернулась и увидела, что они фотографируют ее красный BMW. Эх, новая краска… Она подошла к воротам, и кто-то толкнул ее в спину.
– Прикоснись к машине, и я сломаю тебе руку! – выкрикнула она.
Мужчина с камерой обернулся и ткнул ею Р. Дж. в лицо. Яркий свет резанул глаза, крики впились в барабанные перепонки, словно заостренные распятья.
