Текст книги "Доктор Коул"
Автор книги: Ной Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Annotation
Эта история началась тысячу лет назад, когда первый из рода Коулов открыл в себе дар лекаря. С тех пор по семейной традиции каждый первенец получал имя Роберт и наследовал дар. Но в XX веке у Коулов родилась девочка… Только заняв кабинет провинциального врача, Роберта ощутит всю силу своего дара, познает настоящую любовь. Но что окажется для нее важнее – врачебный долг или женское счастье?
Ной Гордон
ПРЕДИСЛОВИЕ
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
БЛАГОДАРНОСТЬ
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
Ной Гордон
Доктор Коул
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книги приходят в нашу жизнь, как гости в дом: мы неизменно радуемся авторам, ставшим нашими друзьями, с нетерпением, но и легким опасением открываем двери для новых имен. Если вам до сих пор не посчастливилось познакомиться с Ноем Гордоном, спешим развеять ваши сомнения и представить этого замечательного автора, книги которого, несомненно, станут желанными гостями на ваших полках. Любовь двадцати пяти миллионов читателей и многочисленные литературные награды служат ему лучшими рекомендациями. Если же вы уже открыли для себя талант этого писателя, значит, догадываетесь, что вас ждет удивительная история. Не спешите листать страницы, приближая развязку сюжета, – и автор, и книга достойны медленного, вдумчивого чтения.
«Доктор Коул» – это заключительная часть трилогии о врачебной династии Коулов. Открывает ее, напомним, книга «Лекарь. Ученик Авиценны», повествующая о юноше, который в 1020-х годах отправился в далекое и опасное путешествие из Англии в Персию, чтобы постичь науку врачевания. Вторая книга, «Шаман», переносит читателя в XIX век, в Новый Свет, где строят свою судьбу отец и сын Коулы, также посвятившие жизнь медицине. Теперь же Ной Гордон рисует мир, который кажется нам и знакомым, и чужим одновременно. Действие его книги разворачивается в 1990-е годы, в США, хотя это лишь продолжение истории, начавшейся тысячу лет назад, когда первый из рода Коулов открыл в себе удивительный дар лекаря. С тех пор по семейной традиции каждый первенец-мальчик получал имя Роберт Дж. Коул и мог надеяться, что в нем пробудится дар предков. И вот в XX веке традиция, казалось, была прервана. В семье доктора Роберта Джеймсона Коула родилась девочка, Роберта Дж., позже избравшая своей профессией юриспруденцию, а не медицину. Однако от судьбы не уйти: ей еще предстоит ощутить силу своего дара целителя. Правда, вместо карьеры в престижной клинике большого города она выберет провинциальный кабинет врача. Потому что почувствует, что именно здесь она нужна, здесь она сможет спасать жизни и помогать тем, кому не на кого надеяться, кроме нее. Роберта – не наивная идеалистка, она знает, что мир несовершенен. Но люди по фамилии Коул не умеют сдаваться и отступать, а значит, она своим трудом, самой своей жизнью будет менять привычный порядок вещей.
Без пафоса и фальши Ной Гордон рассказывает о сильной женщине. С каждой страницей проникаешься все большим уважением к героине. Она – не шаблонная феминистка, «мужик в юбке», и не легендарная Жанна д’Арк, в честь которой ей дали второе имя. В ней все реально, все человечно. Начинаешь верить в то, что по наследству передаются не только черты лица, но и черты характера, качества, которые так привлекали нас в ее предках.
Когда лишь внешне благополучный брак Роберты Дж. распался, в жизни случилась новая счастливая встреча. Улаживая вопросы раздела имущества, Роберта познакомилась с Дэвидом и его дочерью Сарой. Этот мужчина с непростой судьбой открыл ей новые грани жизни и любви, а Сара стала тем ребенком, о котором она всегда мечтала. Но научатся ли они быть одной семьей?
Роберта – цельная личность, не страшащаяся шага в новую жизнь. Глубокое уважение к себе, к своей работе научило ее принимать решения других людей, не вмешиваясь в их судьбу, позволяя каждому лично сделать свой трудный выбор и оставляя право на ошибку.
Этому, пожалуй, стоит поучиться у Роберты всем нам. Впрочем, Ной Гордон и его героиня не навязывают никому своего мнения. Они просто говорят, что мир вокруг – прекрасен, а жизнь стоит того, чтобы шествовать по ней с высоко поднятой головой.
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
Это художественное произведение. Имена, персонажи, события и названия являются либо плодом воображения автора, либо использованы с художественной целью. Потому любое сходство с реально существующими людьми, живыми или умершими, событиями или географическими названиями является совпадением.
Эту книгу я посвящаю Лоррейн, моей любви,
и нашим детям:
Майклу Гордону, Лизе Гордон и Роджеру Вайсу,
а также Джейми Бет Гордон,
у которой хватило воображения и душевного тепла
увидеть магию сердца.
В жизни сложно сделать выбор. Джордж Мур. Сгибание ветви
Я никогда не брал с людей денег. Для меня это было невозможно. Приходя к людям в любое время и в любых условиях, изучая состояние их здоровья, когда они рождаются или когда умирают, наблюдая за тем, как они уходят к праотцам или выздоравливают, я всегда чувствовал, что меня это завораживает. Уильям Карлос Уильямс, доктор медицины
Уверенное, успокаивающее и теплое прикосновение доктора, внимание и забота, продолжительные, неспешные беседы… исчезают из медицинской практики, и это может оказаться неоценимой потерей. Если бы я был студентом медицинского учебного заведения или интерном, начинающим карьеру, больше всего я был бы обеспокоен именно этой стороной моей профессии. Я бы сознавал, что моя настоящая задача – забота о людях – уходит в прошлое и ей на смену идет контроль за аппаратами. Я бы постарался придумать, как этого не допустить. Льюис Томас, доктор медицины. Самая молодая наука: заметки медицинского наблюдателя
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВОСПОМИНАНИЯ
1
Встреча
Р. Дж. проснулась.
Сколько себя помнила, время от времени она просыпалась ночью и вглядывалась в темноту, пребывая в твердой уверенности, что она все еще врач-стажер в больнице Лемюэль Грейс в Бостоне и пытается немного подремать в пустой палате во время изнурительной тридцатишестичасовой смены.
Она зевнула, позволяя реальности вернуться, и с облегчением вздохнула, вспомнив, что то время осталось далеко позади. Постаралась снова погрузиться в сон, поскольку светящийся циферблат часов подсказал, что спать осталось всего два часа, а годы стажировки научили ее ценить каждую минуту сна.
Два часа спустя она спокойно проснулась в слабо освещенной восходящим солнцем комнате и выключила будильник до того, как он успел зазвонить. Это случалось ежедневно, но она все равно заводила его каждый вечер, на всякий случай. Тугая струя душа освежила ее, придав сил. Р. Дж. нанесла на тело больше мыла, чем обычно, и подумала о пробежке, но времени уже не оставалось.
Высушив феном короткие черные волосы, все еще густые и блестящие, она посмотрела на себя в зеркало. Светлая и чистая кожа, узкий удлиненный нос и широкий рот с полными губами. Чувственный? Широкий рот, губы, которые так долго никто не целовал. Под глазами мешки.
– Так чего же ты хочешь, Р. Дж.? – грубо спросила она у своего отражения.
Уже не Тома Кендрикса. В этом она была уверена.
Вчера, перед тем как лечь спать, она выбрала одежду на следующий день. Вещи лежали возле шкафа. Блузка и широкие брюки, шитые на заказ, а также красивые и удобные туфли. Выйдя в коридор, она заглянула в комнату Тома и увидела, что костюм, который он сбросил с себя накануне вечером, так и остался лежать на полу. Муж встал раньше ее, потому что ему нужно было оказаться на работе в операционной уже без четверти семь.
Спустившись на первый этаж, она налила стакан апельсинового сока и заставила себя медленно его выпить. Потом надела пальто, подхватила сумку и прошла через тихую кухню в гараж. Маленький красный автомобиль BMW был ее капризом. Ей нравился тихий шум мотора, хорошая чувствительность руля. У Тома был свой каприз – большой старый дом.
Ночью выпало немного снега, но его успели убрать, потому, когда она миновала Гарвард-сквер и бульвар Кеннеди, дорога уже не вызывала никаких проблем. Р. Дж. включила радио и слушала Моцарта, медленно продвигаясь по запруженной машинами улице Мемориал-драйв. Потом она повернула на мост Бостон Юниверсити бридж, перекинутый через реку Чарльз, и оказалась в Бостоне.
Несмотря на ранний час, стоянка была забита автомобилями. Р. Дж. аккуратно припарковала BMW возле стены, надеясь, что так никто не поцарапает машину, резко распахнула дверцу и быстрым шагом направилась к больнице.
Охранник кивнул, приветствуя ее:
– Доброе утро, доктор Коул.
– Привет, Луи.
Возле лифта она поздоровалась с несколькими людьми. Выйдя на четвертом этаже, направилась в комнату триста восемь. Приезжая рано утром на работу, она всегда чувствовала сильный голод. Они с Томом редко обедали и ужинали дома и никогда не завтракали. В холодильнике можно было обнаружить только сок, пиво и слабоалкогольные напитки. Четыре года каждое утро Р. Дж. ела в людном кафетерии, но потом Тесса Мартула стала ее секретаршей и взялась делать для нее то, что едва ли согласилась бы делать для мужчины.
– Я хожу туда за кофе, почему бы мне не взять его и для тебя? – рассуждала Тесса.
Р. Дж. надела свежий белый халат и углубилась в чтение историй болезней. Спустя несколько минут она с радостью увидела Тессу, которая несла в руках поднос с румяными рогаликами, сливочным сыром и чашкой крепкого черного кофе.
Пока Р. Дж. завтракала, Тесса принесла ей расписание встреч, и она быстро пробежала его глазами.
– Звонил доктор Рингголд. Хочет поговорить с вами, пока вы не углубились в работу.
Главный врач занимал угловой кабинет на пятом этаже.
– Заходите, доктор Коул. Доктор Рингголд вас ждет, – сказала секретарша.
Когда она вошла, доктор Рингголд кивнул ей и указал на стул, крепко притворив дверь.
– Вчера у Макса Роузмана случился приступ, он находился на конференции по инфекционным заболеваниям в Колумбийском университете. Сейчас он в больнице Нью-Йорк Хоспитал.
– Ох, Сидни! Бедный Макс. Как он?
Рингголд пожал плечами.
– Жив, но совсем плох. Сильный паралич и неработающие нервные окончания в правой части лица, левой руке и правой ноге. Это пока. Посмотрим, что принесут следующие несколько часов. Мне только что звонил Джим Джефферс из Нью-Йорка. Эдакий звонок вежливости. Сказал, что будет держать в курсе, но ясно, что Макс вернется на работу очень нескоро. Учитывая его возраст, я сомневаюсь, что это вообще возможно.
Р. Дж. кивнула и насторожилась. Роузман был заместителем Рингголда.
– Человек вроде тебя, толковый врач, да еще с твоим опытом по юридической части, сможет оживить отдел, если ты займешь это место.
Р. Дж. не хотела занимать место Макса, сулившее большую ответственность и весьма ограниченную власть.
Сидни Рингголд, казалось, прочел ее мысли.
– Через три года мне будет шестьдесят пять. Это возраст обязательной пенсии. Мой заместитель получит серьезное преимущество по сравнению с другими кандидатами на это место.
– Сидни, вы предлагаете эту работу мне?
– Нет, это не так, Р. Дж. На самом деле я собираюсь поговорить об этой должности еще с несколькими людьми. Но у тебя много шансов ее получить.
Р. Дж. кивнула:
– Справедливо. Спасибо за то, что рассказали.
Однако его взгляд помешал ей встать.
– Еще один момент, – сказал он. – Я долгое время думал о том, что нам нужно создать комитет по медицинским публикациям. Он должен способствовать тому, чтобы наши доктора писали и публиковали больше статей. Я хочу, чтобы ты организовала и возглавила этот комитет.
Она покачала головой.
– Я просто не могу, – сказала она. – Я уже и так выкладываюсь по максимуму, чтобы выполнять свой график.
Это было правдой. И он знал это. По понедельникам, вторникам, средам и пятницам она занималась пациентами в больнице. Утром по вторникам она шла в Массачусетский медицинский колледж, располагавшийся через дорогу от больницы, чтобы прочитать двухчасовую лекцию о предотвращении заболеваний и повреждений, вызванных халатностью и непрофессиональными действиями медицинского персонала. Днем по средам она читала в медицинском институте лекцию об исках о профессиональной небрежности. По четвергам она проводила аборты на ранних сроках беременности в клинике планирования семьи на улице Джамайка-плейн. По пятницам днем она работала над проблемами предменструального синдрома в клинике, которая, как и курс в Массачусетском медицинском колледже, была создана благодаря ее настойчивости, несмотря на противодействие некоторых консервативных докторов.
Они оба понимали, что Р. Дж. у него в долгу. Главный врач поддерживал ее инициативы, не обращая внимания на политическую оппозицию. Сначала он относился к ней с опаской. Раньше она работала адвокатом и занималась случаями врачебной халатности, а потом сама стала врачом. Некоторые коллеги называли ее «доктор Ищейка». Это ее нисколько не смущало. Главный врач увидел, как «доктор Ищейка» не только выжила, но и добилась успеха, став доктором Коул, заработав уважение честностью и принципиальностью. Теперь ее лекции и клиника стали важной частью больницы. Рингголд часто приписывал заслугу их создания себе.
– Возможно, ты откажешься от чего-нибудь из своей нагрузки? – Они оба понимали, что он имеет в виду четверги и клинику планирования семьи. – Я хочу, чтобы ты занялась этим, Р. Дж.
– Я подумаю, Сидни.
На этот раз она смогла встать со стула. Подойдя к двери, она с неудовольствием поймала себя на том, что пытается догадаться, кто еще претендует на место заместителя главного врача.
2
Дом на Брэттл-стрит
Еще до того, как они поженились, Том пытался убедить Р. Дж. совместить занятия юриспруденцией и медициной, что дало бы ей приличный годовой доход. Когда, несмотря на его увещевания, она бросила работу адвоката и полностью сосредоточилась на медицине, он принялся убеждать ее заняться частной практикой в одном из богатых пригородов. Когда они покупали дом, он ворчал, что она могла бы получать в год на двадцать пять процентов больше, если бы занялась частной практикой.
В медовый месяц они поехали на Виргинские острова, провели неделю на одном из них, недалеко от Сент-Томаса. Через два дня после возвращения они начали подыскивать себе дом. На пятый день агент по недвижимости отвез их посмотреть величественный, но обветшавший особняк на Брэттл-стрит в Кембридже.
Р. Дж. осмотрела его без интереса. Он был слишком большим, слишком дорогим, слишком ветхим. К тому же мимо проезжало слишком много транспорта.
– Это безумие.
– Нет, нет, нет, – прошептал он. Она вспомнила, каким красивым он был в тот день: с модно подстриженными светлыми волосами, в отлично сидящем новом костюме. – Это не безумие. – Том Кендрикс уже воображал себе милый дом в георгианском стиле, расположенный в тихом пригороде с невысокими заборами красного кирпича, где гуляли поэты и философы, о которых пишут в учебниках. Чуть дальше по улице стоял шикарный особняк, в котором жил Генри Уодсворт Лонгфелло. За ним располагалась Богословская школа Гарвардского университета.
Том уже стал большим бостонцем, чем его коренные жители. У него появился местный акцент, он шил костюмы только у «Брукс Бразерс». Но на самом деле он был обычным мальчишкой с фермы на Среднем Западе, учился в университете Боулинг Грин, а также в университете штата Огайо. Мысль о том, что он живет по соседству с таким заведением, как Гарвард, что он сам почти его часть, приводила его в восторг.
Этот дом соблазнил его. Фасад красного кирпича с орнаментом, изящные колонны возле дверей, небольшие окна по сторонам от входа и над дверью, кирпичная стена вдоль границы участка.
Она подумала, что он шутит. Когда стало ясно, что он настроен купить этот дом, Р. Дж. разволновалась и попыталась отговорить его:
– Это же очень дорого. Дом и забор нужно серьезно ремонтировать, крыша и фундамент в плачевном состоянии. Даже в буклете агентства открыто сказано, что дому требуется новая печь. Это авантюра, Том.
– Совсем нет. Это дом, в котором будет жить пара успешных врачей. Подтверждение нашей уверенности в себе.
Они откладывали совсем немного денег. Поскольку Р. Дж. получила степень по юриспруденции перед тем, как поступить в медицинский институт, она смогла заработать немного денег, которые позволили ей закончить институт и интернатуру лишь с небольшой задолженностью. А вот Том был в долгах как в шелках. Однако он упрямо спорил, настаивал на покупке дома. Он напомнил ей, что уже начал зарабатывать очень хорошие деньги на должности главного хирурга, убеждал, что они с легкостью смогут купить этот дом, если добавят ее небольшой доход к тому, что получает он. Он повторял это снова и снова.
Это происходило сразу после их свадьбы, когда она была от него без ума. Том был отменным любовником, но не самым лучшим человеком. Однако тогда она этого не знала и слушала его внимательно и с уважением. Наконец она сдалась.
Они потратили кучу денег на отделку дома и обстановку, в том числе на антикварные и почти антикварные вещи. По настоянию Тома купили небольшой рояль, скорее потому, что он хорошо смотрелся в музыкальной комнате, чем потому, что Р. Дж. умела на нем играть. Примерно раз в месяц ее отец заказывал такси до Брэттл-стрит и платил таксисту, чтобы тот заносил в дом его громоздкую виолу да гамба. Отец был рад видеть, что Р. Дж. хорошо устроена, и они исполняли дуэтом длинные и проникновенные музыкальные произведения. Музыка позволяла сгладить множество шероховатостей, которые появились в браке с самого начала. От нее дом казался не таким пустым.
Они с Томом почти всегда ели в городе, потому кухарка была им не нужна. Молчаливая негритянка по имени Беатрикс Джонсон приходила по понедельникам и четвергам, убирала в доме и изредка что-то ломала. За двором следила служба по уходу за ландшафтом. Гости у них бывали редко, пациенты тоже не заглядывали. Единственными предметами, указывавшими на характер деятельности жильцов этого дома, были две деревянные таблички, которые Том прибил на правую створку входных дверей.
Томас Ален Кендрикс, доктор медицины
и
Роберта Дж. Коул, доктор медицины
В то время она называла его Томми.
К сожалению, в ее палатах редко находилось больше одного-двух пациентов. Она была районным врачом, заинтересованным в карьере семейного врача, но в ее больнице не было соответствующего отделения. Это делало ее своего рода «на все руки мастером». Ее работа в больнице и медицинском институте требовала навыков разных специальностей. Она осматривала беременных, но роды принимали другие врачи. Также ей почти всегда приходилось направлять своих пациентов к хирургу, гастроэнтерологу или еще какому-нибудь специалисту. В большинстве случаев дальнейшим их лечением занимался соответствующий специалист или домашний доктор. Обычно пациенты обращались в больницу с проблемами, которые требовали использования новых технологий.
Однажды политическая оппозиция и чувство, что она может достичь большего, оживили ее работу в Лемюэль Грейс, но она надолго потеряла чувство удовлетворенности работой. Слишком много времени уходило на изучение и подписание страховых документов, специальных бланков для тех, кому может потребоваться кислород… Специальная длинная форма для этого, краткая форма для того, в двух экземплярах, в трех экземплярах, свои, отдельные формы для каждой страховой компании…
Она принимала больных быстро и с большой пользой для них. Безликие эксперты страховых компаний определили, сколько времени нужно потратить на одного пациента и сколько раз он мог обратиться к врачу, прежде чем его направляли на анализы, на рентген, на УЗИ, на МРТ. Эти процедуры нужны были для точного диагностирования, страховали ее от ошибки.
Часто она гадала, кем были эти люди, приходившие к ней. Какие процессы в их организме, практически скрытые от ее беглого осмотра, приводили к заболеваниям? Что с ними произойдет дальше? У нее не было ни времени, ни возможности относиться к ним как к людям, быть настоящим врачом.
В тот вечер она встретилась с Гвен Габлер в «Гимназиуме Алекса», модном и дорогом клубе здоровья на Кенмор-сквер. Гвен была сокурсницей и лучшей подругой Р. Дж. Она работала гинекологом в клинике планирования семьи. Веселый нрав и острый язык скрывали от окружающих ее трудное положение. У нее было двое детей, муж работал брокером по недвижимости, и сейчас для него наступили тяжелые времена. Еще у нее был перегруженный график работы, разбитые идеалы и депрессия. Они с Р. Дж. приходили в этот клуб дважды в неделю, чтобы наказать себя аэробикой, заставить глупые желания выйти из организма с потом в сауне, вымочить глупые сожаления в горячей ванне, выпить в кафе бокал вина и посплетничать на медицинские темы.
Их любимой забавой было наблюдать за мужчинами, приходящими в клуб, и оценивать их по внешнему виду. Р. Дж. обнаружила, что ее больше интересуют мужчины с интеллигентными чертами лица. Гвен больше нравились их животные качества. Она восхищалась владельцем клуба, греком с золотистой кожей Александером Манакосом. Для Гвен не составляло труда помечтать о романе с мускулистым, душевным аполлоном, а потом вернуться домой к Филу, близорукому коренастому мужу, которого она очень ценила. Р. Дж. возвращалась домой и засыпала, листая медицинские журналы.
Со стороны казалось, что они с Томом осуществили американскую мечту. У них была профессия, приносящая хороший доход, красивый дом, а также фермерский домик в Беркширских горах, в который они наведывались изредка по выходным и во время отпуска. Но их брак превратился в прах. Она пыталась убедить себя, что все изменилось бы, будь у них ребенок. Ирония судьбы заключалась в том, что врач, занимавшаяся бесплодием, многие годы сама не могла забеременеть. Том сделал анализ спермы, она тоже сдала несколько тестов. Не было найдено никаких признаков бесплодия, и они быстро вернулись в водоворот рабочей рутины. Постепенно они отдалились друг от друга. Если бы их чувства были сильнее, они решились бы на искусственное осеменение, экстракорпоральное оплодотворение или усыновление. Но теперь ни его, ни ее это не интересовало.
Очень давно Р. Дж. поняла две вещи: что она вышла замуж за ненадежного мужчину и что он встречается с другими женщинами.
3
Беттс
Р. Дж. знала, что Том был так же удивлен, как и все остальные, когда Элизабет Салливан вернулась в его жизнь. Они с Беттс прожили вместе два года в Коламбусе, штат Огайо, когда еще были очень молоды. В то время ее звали Элизабет Боссард. Судя по тому, что Р. Дж. слышала от Тома, и по тому, как он о ней отзывался, он очень любил ее, но она бросила его, когда встретила Брайана Салливана.
Она вышла за Салливана и переехала в Нидерланды, в Гаагу, где он работал руководителем маркетингового отдела компании IBM. Несколько лет спустя его перевели в Париж, а еще через девять лет он умер от сердечного приступа. К тому времени Элизабет опубликовала несколько мистических романов и у нее появилось множество преданных читателей. Главный герой ее книг был программистом, который по долгу службы вынужден был много путешествовать. Действие каждой книги происходило в новой стране. Она ехала туда, куда вели ее книги, живя год-два в стране, о которой писала.
Том увидел некролог Брайана Салливана в «Нью-Йорк Таймс» и написал Беттс письмо с соболезнованиями, на которое она ответила. Кроме этого она больше никак с ним не общалась, даже не посылала открыток. Том о ней почти не вспоминал все эти годы, пока однажды она не позвонила и не сказала, что у нее рак.
– Я консультировалась с докторами в Испании и Германии, и мне известно, что он прогрессирует. Я решила вернуться домой. Берлинский доктор предложил поехать в Нью-Йорк в больницу Слоан-Кеттеринг, но я знаю, что ты работаешь в Бостоне, и потому приехала сюда.
Том понимал, на что она намекает. У Элизабет тоже не было детей. Ее отец погиб в автокатастрофе, когда ей было восемь лет, а мать умерла четырьмя годами позже от рака, который теперь убивал саму Элизабет. Ее вырастила единственная сестра отца, в старости ставшая инвалидом и жившая теперь в частном доме престарелых в Кливленде. Больше Элизабет не к кому было обратиться.
– Мне так плохо, – сказал он Р. Дж.
– Конечно, тебе плохо.
Проблема была явно не по плечу специалисту по общей хирургии. Том и Р. Дж. обсудили случай Элизабет, пытаясь найти выход. Они уже давно так не говорили, по душам. Потом Том организовал для Элизабет прием в институте онкологии Дана-Фарбер. Он поговорил с Говардом Фишером после того, как ее обследовали.
– Карцинома сильно распространилась, – сказал Фишер. – Правда, я видел пациентов и на более серьезных стадиях заболевания, у которых начиналась ремиссия, но вы же понимаете, что я не очень на это надеюсь.
– Я понимаю, – ответил Том, и онколог назначил Беттс лечение, сочетающее облучение и химиотерапию.
Элизабет сразу же понравилась Р. Дж. Бывшая любовь ее мужа оказалась со вкусом одетой круглолицей женщиной, которая выглядела слегка полной для своего возраста. Она не собиралась сдаваться. Она была бойцом. Р. Дж. помогла ей найти квартиру с одной спальней на Массачусетс-авеню, и они с Томом часто навещали ее, не как врачи, а как друзья.
Р. Дж. повела ее на балет «Спящая красавица», а потом на первый осенний симфонический концерт, отдав ей свое место в седьмом ряду партера.
– У тебя только один билет?
– Том не ходит на такие мероприятия. У нас разные интересы. Он любит хоккей, а я нет, – ответила Р. Дж., и Элизабет задумчиво кивнула и заметила, что ей понравилось, как дирижировал Сэйдзи Одзава.
– Следующим летом будет выступать оркестр «Бостон Попс». Тебе должно понравиться. Люди сидят за маленькими столиками, потягивая шампанское и лимонад, и слушают музыку. Очень gemütlich[1].
– Нам пора, – сказала Беттс.
Послушать «Бостон Попс» ей было не суждено. В начале зимы болезнь начала прогрессировать. Она прожила на Массачусетс-авеню всего семь недель. В больнице Миддлсекс Мемориал ей выделили частную палату на этаже для важных персон и усилили радиационное лечение. Очень скоро у нее выпали все волосы, она начала худеть.
Она была такой чувствительной, такой спокойной.
– Знаешь, получилась бы очень интересная книга, – сказала она Р. Дж. – Только у меня нет сил ее писать.
Между двумя женщинами возникла приязнь, но однажды поздно ночью, когда они втроем сидели в ее палате, Беттс посмотрела именно на Тома.
– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Поклянись, что не позволишь мне страдать.
– Клянусь, – почти торжественно произнес он.
Элизабет хотела пересмотреть завещание и составить документ, в котором она отказывается от того, чтобы ее жизнь поддерживалась искусственно с помощью специального оборудования или препаратов. Она попросила Р. Дж. найти ей адвоката, и та пригласила Сюзанну Лорентц из конторы «Вигодер, Грант и Берлоу», в которой она когда-то сама работала непродолжительное время.
Пару вечеров спустя Р. Дж. вернулась с работы, когда Том уже поставил машину в гараж, и обнаружила, что он сидит на кухне, пьет пиво и смотрит телевизор.
– Привет. Тебе звонила эта Лорентц? – спросил он, выключив телевизор.
– Привет. Сюзанна? Нет, не звонила.
– Она позвонила мне. Она хочет, чтобы я стал агентом Беттс по медицинскому уходу. Но я не могу. Я и так ее лечащий врач, потому может возникнуть коллизия, верно?
– Да, может.
– Ты возьмешься за это? Станешь агентом?
Он немного располнел, и казалось, что не высыпается. На его рубашке она заметила хлебные крошки. Ей было грустно, что важная часть его жизни вот-вот должна умереть.
– Да, я не против.
– Спасибо.
– Пожалуйста, – ответила она, пошла в спальню и легла спать.
Максу Роузману предстоял долгий период восстановления, потому он решил уйти на пенсию. Сидни Рингголд ничего не говорил Р. Дж. по поводу давешнего предложения и не делал никаких официальных заявлений. Однажды к ней подошла улыбающаяся Тесса. Она не сказала, откуда получила эту информацию, но Р. Дж. готова была поклясться, что ей разболтала Бесс Харрисон, секретарша Роузмана.
– Ходят слухи, что ты в числе претендентов на место Роузмана, – сообщила она. – Ура! Я думаю, у тебя есть все шансы. Ты сможешь сделать карьеру. Кем ты хочешь стать? Деканом в медицинском институте или директором больницы? Ты же не забудешь о бедняжке Тессе, верно?
– Перестань, Тесса. Я не получу это место. Но о тебе я не забуду. Ты же знаешь так много сплетен и носишь мне по утрам кофе, глупышка.
Она часто слышала об этом от разных сотрудников. То и дело кто-нибудь подходил к ней и с заговорщицким видом сообщал, что миру известно об этой новости. Она не удивлялась. Она не знала, хочет ли эту должность и сможет ли принять ее.
Вскоре Элизабет так похудела, что Р. Дж. смогла представить, как она выглядела в молодости, когда жила с Томом. Ее глаза казались больше, кожа стала почти прозрачной. Р. Дж. знала, что она на краю.
Между ними существовала странная близость, усталость от мира. Они стали почти как сестры. Отчасти виной тому были воспоминания об одном партнере. Р. Дж. не могла представить Тома в постели Элизабет. Интересно, тогда он был таким же хорошим любовником? Он так же нежно гладил ее ягодицы и целовал пупок? Вероятно, у Элизабет возникали подобные мысли, когда она видела Р. Дж., однако в них не было ревности. Женщины были близки. Несмотря на тяжелую болезнь, Элизабет была очень чувствительной и проницательной.
– Вы с Томом собираетесь разойтись? – спросила она однажды, когда Р. Дж. заехала к ней по дороге домой.
– Да. Думаю, очень скоро.
Элизабет кивнула.
– Мне очень жаль, – прошептала она, найдя в себе силы для утешения. По всей видимости, она не была удивлена. Жаль, что они не познакомились раньше.
Они стали бы прекрасными подругами.
4
Принятие решения
Четверги.
Когда Р. Дж. была моложе, ей было проще. Теперь же казалось, что у нее остались только четверги.
Она любила младенцев, потому ей не доставляло никакой радости делать аборты. Это было отвратительно и грязно, некоторые коллеги не одобряли ее занятие. К тому же Тома пугали возможные последствия этой работы для их репутации.
В Америке шла настоящая война из-за абортов. Многие доктора вынуждены были увольняться из-за отвратительных угроз организаций, выступающих против абортов. Р. Дж. считала, что женщина имеет право принимать решение относительно собственного тела, потому каждый четверг утром она ехала на Джамайка-плейн и заходила в клинику с черного хода, избегая демонстрантов с плакатами, распятиями и эмбрионами в банках.
