Текст книги "Доктор Коул"
Автор книги: Ной Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Гвен сказала, что тоже больше не хочет там работать.
– Но у меня было сложное положение. Мужу понравилось преподавать, потому я не решалась мешать ему. Потом на национальном собрании преподавателей в Новом Орлеане он познакомился с деканом факультета бизнеса Массачусетского университета, который предложил ему выгодную должность.
Тогда я быстро пригрозила Бучанану, что тоже подам в суд на компанию и, немного поторговавшись, он согласился оплатить наши издержки, связанные с переездом на восток. Мы переезжаем сюда в сентябре, а Фил будет преподавать в Амхерсте.
Гвен замолчала, с удовольствием глядя на ошеломленную подругу.
39
Имя
– И чем ты будешь здесь заниматься? – спросила Р. Дж.
Гвен пожала плечами.
– Я все еще верю, что управляемое здравоохранение – единственный шанс обеспечить медицинской страховкой каждого американца. Пожалуй, буду искать подобную организацию. Постараюсь не наступить на те же грабли.
Утром она с Р. Дж. поехала в город. Они прогулялись по Мейн-стрит. Гвен с грустью смотрела, как прохожие здороваются и улыбаются Р. Дж. В офисе она побывала в каждой комнате, заглянула во все углы, время от времени задавала вопросы.
Пока Р. Дж. занималась пациентами, Гвен сидела в комнате для ожидания и читала гинекологические журналы. На обед они заказали в магазине сэндвичи.
– Сколько гинекологов работает в здешних холмах?
– Ни одного. Женщинам приходится ездить в Гринфилд, Амхерст или Нортгемптон. В Гринфилде есть несколько повитух, которых приглашают в холмы в случае надобности. Все городки в холмах постепенно растут, и там достаточно женщин, чтобы обеспечить гинеколога работой.
Р. Дж. понимала, что с ее стороны слишком большой смелостью было надеяться, что Гвен захочет работать в холмах, потому она не удивилась, когда Гвен просто кивнула и сменила тему.
В тот вечер Тоби и Ян пригласили их на ужин. Когда они сели за стол, Яну позвонили и сообщили, что какой-то охотник ранил лысого орла в Колрейне, поэтому, закончив есть, Ян извинился и поехал разбираться с ситуацией на месте. Женщины были только за. Оставшись одни, они расположились в гостиной и увлеклись беседой.
Р. Дж. иногда опасалась сводить вместе своих близких друзей, которые не знали друг друга. Опыт показал, что события могут развиваться по-разному. Ревность и соперничество могут испортить общение, либо только что познакомившиеся могут не увидеть друг в друге то, что в них видит их общий друг. К счастью, Тоби и Гвен сразу же понравились друг другу. Тоби расспросила Гвен о ее семье, а потом откровенно рассказала о своих неудачных попытках зачать и усталости, которую они с Яном ощущают из-за этого.
– Эта женщина – лучший гинеколог из тех, что я встречала, – сказала Р. Дж. Тоби. – Мне бы стало намного легче, если бы она осмотрела тебя завтра с утра у нас в офисе.
Тоби заколебалась, но потом кивнула.
– Если это будет ей не в тягость.
– Глупости. Совсем не в тягость, – уверила ее Гвен.
На следующее утро, после осмотра, они втроем сидели в кабинете Р. Дж.
– У тебя бывают боли в животе? – спросила Гвен.
Тоби кивнула:
– Иногда.
– Я не нашла каких-нибудь явных патологий, – задумчиво сказала Гвен. – Но мне кажется, что тебе следует сделать лапароскопию. Это такая процедура, которая поможет понять, что происходит у тебя внутри.
Тоби скорчила гримасу.
– Р. Дж. уже пыталась убедить меня сделать это.
Гвен кивнула.
– Это потому, что Р. Дж. хороший врач.
– Ты делаешь лапароскопию?
– Я постоянно делаю пелвископию.
– А мне сделаешь?
– Я бы с радостью, Тоби. У меня все еще есть лицензия в Массачусетсе, но я не числюсь врачом нигде в этом штате. Если можно будет организовать это, прежде чем я вернусь в Айдахо, я с радостью буду присутствовать как наблюдатель и консультант хирурга.
Так они и договорились. Секретарь Дэна Нойеса до отъезда Гвен смогла на три дня обеспечить операционную. Р. Дж. поговорила с доктором Нойесом, и он с радостью согласился, чтобы Гвен присутствовала как наблюдатель.
– Почему бы не прийти и вам? – предложил он Р. Дж. – Места хватит всем.
На протяжении нескольких дней Гвен посещала медицинские центры и докторов в десяти близлежащих населенных пунктах. На пятый день вечером они с Р. Дж. смотрели телевизионные дебаты по поводу национальной системы здравоохранения.
Ничего нового они не услышали. Все признавали, что система здравоохранения в Америке хромает на обе ноги, слишком дорога и неэффективна. Самым простым и дешевым способом было бы последовать примеру других ведущих мировых держав, где государство с помощью налогов обеспечивает всем гражданам медицинское обслуживание. Несмотря на то что капитализм в США стоит на страже самых лучших сторон демократии, он в то же время не препятствует продажным сенаторам давить на конгресс, чтобы защитить богатые монополии, наживающиеся на системе здравоохранения. Кроме некоторых сенаторов, тем же самым занимается целая армия частных страховых компаний, домов престарелых, профсоюзов, сторонников абортов, противников абортов, торгово-промышленных товариществ…
Борьба за деньги велась любыми способами, и наблюдать за ней было противно. Некоторые республиканцы признавали, что хотели бы одобрения конгрессом законопроекта о системе здравоохранения, поскольку в этом случае у президента были все шансы на второй срок. Другие республиканцы ратовали за общее медицинское страхование, но заявляли, что не потерпят повышения налоговых ставок или оплаты страховки служащими. Некоторые демократы, у которых на носу были выборы и которые зависели от частных инвесторов, говорили почти то же, что и республиканцы.
Мужчины в дорогих костюмах на экране телевизора соглашались, что любой план стоит претворять в жизнь постепенно и осторожно, на протяжении многих лет. В конце концов эти меры позволят обеспечить страховкой около девяноста процентов населения. Гвен резко встала и выключила телевизор.
– Идиоты. Они говорят так, будто обеспечение страховкой девяноста процентов населения – это великое достижение. Разве они не понимают, что без помощи останутся более двадцати пяти миллионов граждан? Они создадут у нас новую касту неприкасаемых, миллионы людей, настолько бедных, что им позволено болеть и умирать.
– Что же будет дальше, Гвен?
– Они в конце концов придумают работающую систему, потратив годы, жизни и средства. Однако один тот факт, что Билл Клинтон заставил их признать существование проблемы, уже говорит о многом. Лишние больницы закрываются, другие объединяются. Доктора не назначают ненужные процедуры…
Она угрюмо посмотрела на Р. Дж.
– Докторам, возможно, придется что-то менять без помощи политиков, пытаться лечить некоторых людей бесплатно.
– Я уже так делаю.
Гвен кивнула.
– Черт, мы с тобой неплохие врачи, Р. Дж. Что, если нам основать собственную медицинскую компанию? Мы могли бы работать вместе.
Эта мысль ошеломила Р. Дж., однако очень скоро здравый смысл взял верх.
– Ты моя лучшая подруга, и я тебя очень люблю, Гвен. Но у меня в офисе слишком мало места для двух докторов, а я не хочу переезжать. Этот городок, эти люди стали моими. То, что я себе организовала, меня устраивает. Как тебе объяснить? Я не хочу рисковать всем.
Гвен кивнула и приложила два пальца к губам Р. Дж.
– Я не хотела бы стать причиной твоих проблем.
– А что, если тебе организовать офис по соседству? Мы могли бы сотрудничать или даже создать сеть хороших независимых врачей. Мы могли бы вместе покупать необходимые вещи, подменять друг друга, вместе подписываться на лабораторные исследования, посылать друг к другу пациентов, придумать, как лечить людей без страховки. Что скажешь?
– Мне нравится.
На следующее утро они начали подыскивать место для будущего офиса Гвен в соседних городках. Через три дня они нашли подходящее помещение в двухэтажном здании из красного камня в Шелберн Фолс, в котором уже работали два адвоката, психотерапевт и студия бальных танцев.
Во вторник они встали до рассвета, выпили кофе и поехали в больницу, наслаждаясь утренней прохладой. Они провели уборку вместе с доктором Нойесом, чтобы удалить практически все бактерии – обычная процедура, которая, помимо прочего, была важным ритуалом для их профессии. Без четверти семь они вошли в операционную, и тут же ввезли на коляске Тоби.
– Привет, подруга, – сказала Р. Дж. и подмигнула.
Тоби слабо улыбнулась. Ей уже ввели анестезирующее средство, к которому добавили расслабляющий раствор мидазолам. Это Р. Дж. узнала от Дома Перроне, анестезиолога, который следил за ЭКГ и пульсом. Р. Дж. и Гвен стояли, скрестив руки на груди, за рубежом зоны стерильности, и наблюдали за тем, как доктор Перроне колет Тоби сто двадцать кубиков пропофола.
Анестезиолог ввел мышечный релаксант, вставил эндотрахиальную трубку и включил кислород, добавив закись азота и изофлуран. Наконец он удовлетворенно хмыкнул.
– Она готова, доктор Нойес.
Через несколько минут Дэн Нойес сделал три маленьких надреза и вставил оптико-волоконный кабель. Вскоре они с интересом разглядывали на экране полость таза Тоби.
– Внутриматочный нарост, – заметил Нойес. – Это объясняет редкие боли.
Через мгновение они все заметили что-то еще и обменялись кивками. На экране были видны пять маленьких кист между яичниками и фаллопиевыми трубами. Две с одной стороны и три с другой.
– Это, вероятно, объясняет, почему у нее не получалось забеременеть, – прошептала Гвен.
– Вероятно, – весело отозвался доктор Нойес и принялся за работу.
Через час нарост и кисты были благополучно удалены. Тоби спокойно спала, а Гвен и Р. Дж. возвращались в Вудфилд.
– Доктор Нойес хорошо поработал, – сказала Гвен.
– Он очень знающий. Уходит на пенсию в этом году. У него много пациенток в холмах.
Гвен кивнула.
– Хм. Напомни мне, пожалуйста, чтобы я послала ему письмо с благодарностью, – сказала она и тепло улыбнулась Р. Дж.
Гвен уезжала в пятницу, потому они решили провести четверг с максимальной пользой.
– Так вот, – начала Гвен. – Я поспособствовала росту твоей фасоли, круто изменила свою жизнь, чтобы стать твоей соседкой и коллегой, а также попыталась помочь Тоби. Что я еще могу сделать, прежде чем уеду?
– Пойдем со мной, – ответила Р. Дж.
В амбаре она нашла пятикилограммовый деревянный молоток и огромный лом, длинный и толстый, оставшийся, вероятно, от Гарри Кроуфорда. Она дала Гвен рабочие рукавицы и молоток, сама взяла лом, и они вместе направились к мостику, собранному Р. Дж. Три плоских камня валялись там, где она их оставила.
Они спустились к ручью. Р. Дж. вставила лом, а Гвен крепко держала его, пока Р. Дж. загоняла его под одно из бревен, на которых держался мостик.
– Теперь, – сказала она, – мы попытаемся вместе поднять его. На счет «три». Раз… Два… – Р. Дж. еще в школе узнала об известной фразе Архимеда, который утверждал, что если ему дадут рычаг, то он перевернет Землю. В ней не угасала вера. – Три.
С большим трудом им удалось приподнять край мостика.
– Еще чуть-чуть, – просипела Р. Дж. – Сейчас, – сказала она, – тебе придется подержать его одной. – Гвен скорчила недовольную гримасу. – Хорошо?
Гвен кивнула. Р. Дж. отпустила лом и поспешила за плоскими камнями.
– Р. Дж. – Рычаг завибрировал, когда Р. Дж. подняла один из камней и всунула его на место. Она нагнулась за следующим камнем, и Гвен застонала.
– Р. Дж.! Ради…
Второй камень стал на место.
– Черт… подери…
– Держи. Держи, Гвен.
Последний камень занял место под мостом, и в этот момент Гвен отпустила лом и присела на корточки.
Р. Дж. потребовалось приложить максимум усилий, чтобы вытащить лом из-под бревна. Он оцарапал один из камней, другие остались на месте. Р. Дж. выбралась из ложбинки, где тек ручей, и взошла на мост.
Он стоял достаточно ровно. Попрыгав на нем, Р. Дж. подумала, что конструкция достаточно крепка, чтобы пережить века.
Когда она принялась танцевать тарантеллу, мост немного задрожал, поскольку был сложен из сравнительно упругих бревен, но с места не сдвинулся. Р. Дж. откинула голову назад и перевела взгляд на зеленую листву деревьев, притопывая ногой.
– Я нарекаю тебя Гвендолин Т. – Внизу Гвен попыталась что-то крикнуть, но смогла выдавить из себя лишь сдавленный смешок.
– Я могу все! Все, – крикнула Р. Дж. духам леса, – с помощью друзей.
40
Чего боялась Агуна
Пришел мягкий, теплый май. Леса зазеленели, а в прогретой земле снова можно было рыть могилы. На пятый день месяца, за два дня до ежегодного городского собрания, тело Эвы Гудхью было предано земле. Джон Ричардсон провел простую, трогательную церемонию. Присутствовало совсем немного людей, в основном старики, которые помнили, что Эва была родом из семьи с давней историей в этом городе.
Когда Р. Дж. вернулась с похорон, она плотно засеяла одну грядку семенами, чтобы оставить сорнякам как можно меньше места. Она посадила два вида моркови, три разновидности салата, красную и белую редьку, лук-шалот, свеклу, базилик, петрушку, укроп и бобы. Почему-то для нее было важно знать, что Эва теперь стала частью земли, которая дарила им такие вкусные вещи.
Когда она закончила, солнце уже садилось. Р. Дж. мыла пол в кухне, как вдруг зазвонил телефон.
– Здравствуйте. Доктор Коул слушает.
– Доктор Коул, меня зовут Барбара Юстис. Я директор клиники планирования семьи в Спрингфилде.
– О…
Барбара Юстис подробно рассказала о том, в какое положение попала. Ее докторов запугивали активисты движения против абортов, угрожая их жизни, напоминая о судьбе доктора Ганна из Флориды.
– Правда, убийца получил пожизненное. Уверена, что это должно остудить их пыл.
– Надеюсь. Дело в том, что многие доктора не желают подвергать опасности себя и свои семьи. Я их не виню, но боюсь, что, если я не разыщу им замену, клинику придется закрыть. Это будет настоящая трагедия, потому что мы нужны женщинам. Я говорила с Гвен Габлер, и она предложила позвонить вам.
«Черт, Гвен! Как ты могла?» – подумала Р. Дж. с досадой.
Барбара Юстис рассказала, что у нее есть парочка отчаянных, которые готовы работать, несмотря ни на что. Гвен пообещала, что возьмет на себя один день в неделю, когда переедет на восток. Барбара попросила Р. Дж. тоже работать у нее хотя бы день в неделю, делая аборты на ранних сроках беременности.
– Простите, но не могу. За страховку на случай моей ошибки я плачу три с половиной тысячи долларов в год. Если я соглашусь на ваше предложение, эта сумма увеличится до десяти тысяч и более.
– Мы оплатим вашу страховку.
– Мне не хватает смелости. Я просто боюсь.
– Конечно, вы боитесь, и на то есть причина. Я хочу заверить вас, что мы много тратим на безопасность. У нас есть вооруженные охранники, а также охранники-волонтеры, которые встречают и сопровождают докторов.
Р. Дж. не хотела проверять эту информацию. Она не хотела снова видеть протестующих, их ненависть, выслушивать оскорбления. Ей хотелось проводить выходные в лесу, гулять, играть на виоле да гамба.
Она не хотела никогда больше видеть клинику абортов. Она знала, что трагедия с Сарой будет преследовать ее вечно, но не могла забыть и того, что произошло с юной Эвой Гудхью и всеми другими женщинами. Она вздохнула.
– Я могу по четвергам, – сказала она.
Расстояние между мостом Гвендолин Т. и задним двором ее дома было совсем небольшим. В основном здесь рос жесткий кустарник, а деревья стояли плотными рядами. У нее остался всего один четверг перед тем, как приступить к работе в клинике в Спрингфилде, и она собиралась закончить тропу в этот день.
Встав рано и приготовив завтрак, она быстро проглотила его и начала мыть посуду. Услышав, как кто-то скребется в дверь, она впустила Агуну.
Как обычно, кошка не обратила на нее внимания, быстро проверила дом и остановилась возле входной двери, ожидая, когда ее выпустят. Р. Дж. давно перестала пытаться задобрить ее лакомствами. Она распахнула дверь, ожидая, что кошка выскочит наружу, однако та выгнула спину дугой и зашипела. Она была похожа на рисованных котов из детских мультфильмов. Резко развернувшись, она убежала в комнату Р. Дж.
– Что такое, Агуна? Чего ты испугалась?
Р. Дж. захлопнула дверь, инстинктивно заперев ее на ключ, и начала выглядывать в окна.
Через луг к ее дому неспешно двигалась огромная темная фигура.
По траве брел медведь. Р. Дж. не могла себе представить, что в холмах Массачусетса можно встретить таких крупных особей. Это, без сомнения, был тот крупный самец, следы присутствия которого она встречала последние несколько недель. Р. Дж. замерла, не в силах пошевелиться.
Приблизившись к дому, он остановился возле яблони, встал на задние лапы и обнюхал несколько сморщенных яблочек, уцелевших с прошлого года. Потом он снова опустился на все четыре лапы и пошел куда-то за дом, где скрылся из виду.
Р. Дж. взбежала по лестнице в спальню и приникла к окну, глядя прямо на зверя. Он стоял перед окном на первом этаже и смотрел на собственное отражение в стекле. Вероятно, он думал, что видит другого медведя. Р. Дж. надеялась, что ему не придет в голову напасть и он не разобьет окно. Густая шерсть на загривке и плечах, казалось, встопорщилась. Слегка нагнув большую голову, он враждебно посмотрел на окно.
Через несколько секунд он отвернулся. Р. Дж. видела, что перед ней на редкость крупный медведь с массивными плечами и толстыми лапами. Впервые в жизни она почувствовала, как зашевелились волосы у нее на затылке.
Она наблюдала за зверем, пока он не скрылся в лесу, потом вернулась в кухню и села на стул.
Кошка осторожно подошла к входной двери. Когда Р. Дж. распахнула ее, Агуна колебалась всего лишь секунду, а потом стремительно понеслась в направлении, противоположном тому, в котором ушел медведь.
Р. Дж. продолжала сидеть. Она подумала, что теперь не может идти в лес.
Однако она понимала, что если не закончит тропу сегодня, то неизвестно, когда у нее появится возможность это сделать.
Через полчаса она пошла в амбар, заправила пилу топливом и маслом и отправилась в лес. Ян Смит говорил, что медведи боятся людей и избегают их, но в тот момент, оказавшись в темном лесу, она испугалась, понимая, что вступила на территорию медведя. Ян уверил ее, что когда медведи чувствуют присутствие человека, то убегают, потому она взяла палку и постучала по пиле. Он также сказал, что медведи не реагируют на свист, потому что привыкли к чириканью птиц. Тогда она начала петь громким голосом, словно подросток на Гарвард-сквер.
Лишь когда мотор пилы взревел, Р. Дж. почувствовала себя увереннее. Она активно взялась за тяжелую работу, чтобы прогнать страх.
41
Родственные души
Клиника планирования семьи в Спрингфилде располагалась в симпатичном старом кирпичном здании на Стейт-стрит. Оно уже успело немного обветшать, однако совсем недавно в нем сделали хороший ремонт. Р. Дж. сообщила Барбаре Юстис, что по крайней мере поначалу она не хотела бы, чтобы ее сопровождали к клинике, хотя потом осознала, что погорячилась с этим решением. Возле клиники она заметила с десяток протестующих с транспарантами. Когда Р. Дж. начала подниматься по лестнице, протестующие начали кричать и тыкать в ее сторону транспарантами.
У одной из демонстранток, лет тридцати на вид, была в руках табличка с надписью «Иисус плакал». У нее были длинные волосы медового оттенка, узкий нос с красиво очерченными ноздрями и грустные карие глаза. Она не кричала и не махала табличкой. Она просто стояла и смотрела. Когда их взгляды встретились, Р. Дж. поняла, что, хоть и не знакома с этой женщиной, откуда-то знает ее. Она кивнула, и демонстрантка кивнула в ответ. Р. Дж. вошла в дверь, оставив шум и крики позади.
Вспомнить, как делать аборты на ранних стадиях, было несложно, однако теперь в жизнь Р. Дж. вернулось напряжение.
Ужас приходил каждый четверг, а страх не отступал всю неделю. Ее машину нашли почти сразу. Звонки домой с угрозами и обвинениями зазвучали, однако, лишь через две недели после начала работы в клинике.
Убивца, ты погибнешь. Погибнешь, сдохнешь в корчах. Твой дом сгорит, но ты не увидишь дымящиеся руины, когда вернешься домой, потому что сама обратишься в прах. Мы хорошо знаем, где ты живешь. Твои яблони надо подрезать, а крыша скоро потребует ремонта, но об этом можешь не беспокоиться. Твой дом сгорит вместе с тобой.
Она не пыталась убрать свой номер телефона из справочника, так как считала, что горожане должны иметь возможность связаться с ней.
Однажды утром она зашла в полицейское управление, расположенное в подвале здания муниципалитета, чтобы поговорить с Маком Маккортни. Шериф внимательно выслушал ее рассказ об угрозах.
– Тебе следует отнестись к этому очень серьезно, – сказал он. – Вот что я тебе скажу. Мой отец был первым католиком, приехавшим в этот городок. Это было в тысяча девятьсот тридцать первом году. Ночью к нему пришли люди из Ку-клукс-клана.
– Я думала, что они были только на юге.
– Нет, не только. Они пришли ночью, закутанные в простыни, и сожгли большой крест у нас на лугу. Отцы и дядья всех тех людей, которых мы с тобой знаем, которым служим каждый день, сожгли большой деревянный крест возле дома моего отца, потому что он был католиком, отважившимся приехать сюда жить. Ты прекрасный человек, док. Я знаю, потому что видел, как ты работаешь, я наблюдал за тобой. Теперь я буду наблюдать за тобой еще пристальнее. За тобой и твоим домом.
У Р. Дж. было три ВИЧ-позитивных пациента: ребенок, заразившийся СПИДом во время переливания крови, и мужчина, заразивший жену. А также…
Сын Джорджа Палмера Гарольд однажды пришел к ней в офис вместе с другом. Юджин Девалски читал журнал в комнате ожидания, пока Р. Дж. осматривала Гарольда. Потом, по просьбе Гарольда, она пригласила господина Девалски, чтобы обсудить с ними обоими результаты осмотра.
Она была уверена, что сказанное ею не было для них сюрпризом. Они уже больше трех лет знали, что у Гарольда Палмера ВИЧ. Как раз перед приездом в Вудфилд у него диагностировали опухоли Коксаки – предвестники полномасштабной картины болезни. Во время первого разговора в офисе Р. Дж. мужчины отвечали на ее вопросы сухо и без эмоций. Закончив обсуждать симптомы, Гарольд Палмер признался, что рад вернуться в Вудфилд.
– Парень из провинции никогда не сможет забыть о корнях.
– Как вам город, мистер Девалски?
– О, чудесно. – Он улыбнулся. – Меня предупредили об опасности соседства такого количества холодных янки, однако все те янки, которых я встречал, были достаточно теплыми. В любом случае, кажется, что здесь больше фермеров с польскими корнями, поскольку мы уже получили несколько приглашений на домашнюю колбасу, голубцы и галушки. Мы с радостью согласились.
– Это ты с радостью согласился, – с улыбкой возразил Гарольд, и мужчины ушли, оживленно споря по поводу польской кухни.
На следующей неделе Гарольд пришел в офис Р. Дж. на укол. Через несколько минут он повис на плече Р. Дж., заливаясь слезами. Она погладила его по голове, обняла и заговорила тихим, спокойным голосом. Между ними установились отношения, которые должны были помочь ему в будущем легче переносить болезнь.
Для многих ее пациентов наступили тяжелые времена. В новостях говорили, что индекс рынка крупного рогатого скота снова пополз вверх, однако экономическая ситуация в холмах оставалась напряженной. Тоби рассердилась, когда одна женщина записалась на прием с дочкой, но привела к Р. Дж. всех своих троих детей. Ярость Тоби поутихла, когда она узнала, что у женщины не было страховки и, вероятно, денег, чтобы заплатить за осмотр каждого. В тот вечер по телевизору Р. Дж. услышала, как один сенатор хвалился, что в США нет никакого кризиса системы здравоохранения.
Иногда по утрам в четверг возле клиники собиралась большая толпа протестующих. Бывало, что приходило всего несколько человек. Р. Дж. заметила, что если устанавливалась плохая погода, то демонстранты держались максимум один день, а потом не появлялись, за исключением лишь той женщины с грустными глазами. Она приходила утром каждый четверг вне зависимости от погоды. Она никогда не кричала, не махала табличкой.
Каждую неделю они с Р. Дж. молча обменивались кивками, как бы признавая право каждой из них на свое понимание человечности. Однажды, когда шел сильный дождь, Р. Дж. рано приехала в клинику и, как обычно, увидела ее, одетую в желтый дождевик. Они по традиции обменялись кивками, и Р. Дж. начала подниматься по лестнице к входу. Возле двери она заколебалась и направилась прямо к женщине. С ее дождевика стекала вода.
– Послушайте, давайте я вас угощу кофе. Там на углу есть кофейня.
Они молча смотрели друг на друга. Женщина приняла решение и кивнула. По пути они остановились у припаркованного неподалеку «вольво», чтобы положить табличку на заднее сиденье.
В кофейне было сухо и тепло. Слышался звон посуды и громкие голоса мужчин, обсуждавших спорт. Сняв дождевики, женщины сели за столик.
Демонстрантка слабо улыбнулась.
– Это пятиминутное перемирие?
Р. Дж. посмотрела на часы.
– Пожалуй, десятиминутное. Потом мне надо будет идти на работу. Меня зовут Роберта Коул, кстати.
– Эбби Оливер.
Поколебавшись секунду, она протянула ладонь, и Р. Дж. пожала ее.
– Вы доктор?
– Да. А вы?
– Учитель.
– Что преподаете?
– Английский на первом курсе.
Они заказали кофе без кофеина.
Повисла неловкая пауза. Каждая из них ожидала, что другая начнет говорить какие-то неприятные вещи, однако этого не случилось. Р. Дж. так и подмывало задавить эту женщину фактами, рассказать ей, например, о Бразилии, где в год проводится столько же незаконных абортов, сколько в США законных. Разница состоит в том, что в США десять тысяч женщин каждый год госпитализируются с осложнениями после аборта, а в Бразилии эта цифра приближается к четыремстам тысячам.
Но Р. Дж. понимала, что у женщины, сидевшей напротив нее, без сомнения, были свои аргументы, которыми она хотела бы поделиться с ней, сказать, что каждый сгусток ткани, который она удаляла из женских тел, был наделен душой, желавшей родиться в этом мире…
– Это похоже на затишье во время Гражданской войны, – сказала Эбби Оливер, – когда солдаты вылезали из окопов и делились едой и табаком.
– Так и есть, верно ведь? Не считая того, что я не курю.
– Я тоже.
Они заговорили о музыке. Оказалось, что обе очень любят Моцарта, восхищаются Сейдзи Одзавой[8] и скорбят из-за утраты Джона Уильямса, дирижера Бостонской оперы.
Эбби играла на гобое. Р. Дж. рассказала ей о виоле да гамба.
Однако в конце концов они допили кофе.
Р. Дж. улыбнулась, отодвинула стул, Эбби Оливер кивнула и поблагодарила. Она вышла назад в дождь, пока Р. Дж. расплачивалась за кофе. К тому времени как Р. Дж. вышла из кофейни, Эбби достала из «вольво» табличку и зашагала к клинике. Не глядя на нее, Р. Дж. поднялась по ступенькам и вошла в клинику.
42
Бывший майор
Р. Дж. понемногу засадила грядки, выкраивая по полчаса в день после возвращения с работы. Несколько раз она задерживалась в саду до сумерек, а то и до темноты. Ей пришлось сажать маленькие помидоры и зеленый перец под моросящим дождем. Это было не самым удачным ходом с точки зрения садоводства, но у нее просто не было времени. Работая в саду урывками, Р. Дж. между тем наслаждалась близостью к земле, которая обещала хороший урожай.
И все-таки в саду дела шли хорошо. Однажды в среду, поздно вечером, когда Р. Дж. рвала зелень, к дому подъехал автомобиль с номерными знаками штата Коннектикут.
Она оторвалась от грядки и увидела, как водитель выбрался из машины и направился к ней, немного прихрамывая. Это был мужчина с небольшим брюшком, среднего возраста, с высокими залысинами, седыми волосами и густыми усами.
– Доктор Коул?
– Да.
– Я Джо Фэллон.
Несколько секунд она не могла понять, кто это, но потом вспомнила рассказ Дэвида об обстреле, во время которого его ранили. Тогда погиб один капеллан, а другой был ранен.
Р. Дж. непроизвольно взглянула на его ноги.
Джо заметил ее взгляд и сказал:
– Да. – Он поднял правое колено и постучал костяшками пальцев по голени. Послышался глухой стук. – Это Джо Фэллон, – сказал он и ухмыльнулся.
– Вы были лейтенантом или майором?
– Майором. Лейтенантом был Берни Тауэрз, земля ему пухом. Но я недолго пробыл майором. Да и священником тоже.
Он извинился за то, что приехал без предупреждения.
– Я еду в Спенсер в обитель траппистов. Должен быть там завтра. Я увидел по карте, что могу сделать небольшой крюк и заехать сюда. Хочу поговорить с вами о Дэвиде.
– Как вы нашли это место?
– Я остановился у пожарной станции и спросил, где вы живете.
У него была приятная улыбка, свойственная ирландцам.
– Пойдемте в дом.
Он сел на стул в кухне и наблюдал, как она моет зелень.
– Вы голодны?
– Да. Если вы не заняты, я мог бы пригласить вас на обед.
– В холмах очень мало ресторанов, к тому же они далеко. Я собиралась приготовить обычный ужин: яйца и салат. Хотите составить мне компанию?
– С удовольствием.
Она порезала салат, рукколу и купленные в магазине помидоры, сделала омлет и тосты и накрыла на стол на кухне.
– Почему вы оставили карьеру священнослужителя?
– Я хотел жениться, – тут же ответил он. Р. Дж. поняла, что ему уже не раз приходилось отвечать на этот вопрос. Он склонил голову. – Благодарю тебя, Господи, за эту пищу.
– Аминь. – Р. Дж. подавила желание поесть поскорее. – Чем вы сейчас занимаетесь?
– Я профессор в колледже. Университет Лойолы в Чикаго.
– Вы с ним виделись, не так ли?
– Да, это так.
Фэллон разломал тост и бросил в салат. Обмакнув кусочек в подливку, он отправил его себе в рот.
– Недавно?
– Да, не так давно.
– Он связался с вами, так ведь? Рассказал, где находится?
– Да.
Она попыталась сдержать слезы ярости, навернувшиеся на глаза.
– Это сложно. Я его друг, возможно, лучший друг, потому мне довелось увидеть его в довольно плачевном состоянии. Вы для него очень важны в некотором смысле, и он не хочет рисковать этим.
– Разве он не рисковал, когда молчал все эти месяцы? Мог бы сообщить, что жив-здоров. Я знаю, что Сара значила для него. Что ее потеря сделала с ним. Но я тоже живой человек, и он пренебрег мной. Любовью тут и не пахнет.
Фэллон вздохнул.
– Есть много вещей, которые вы не сможете понять, увы.
– А вы попробуйте объяснить.
– Для нас все это началось во Вьетнаме. Два священника и раввин… Звучит как начало глупого анекдота. Дэвид, Берни Тауэрз и я. Целыми днями три капеллана пытались помочь покалеченным и умирающим в госпиталях. Вечерами мы писали письма семьям погибших, а потом шли в город и напивались в стельку.
Берни пил столько же, сколько и мы с Дэвидом, но он был особенным священником – непоколебимым в том, что касалось вопросов веры. У меня уже начинали появляться сомнения в тех клятвах, что я давал Богу. Я обратился к еврею, ища у него понимания и совета, а не к брату-священнику. Мы с Дэвидом были очень близки.