Текст книги "Доктор Коул"
Автор книги: Ной Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Он покачал головой.
– Это действительно странно. Мне всегда казалось, что я должен был погибнуть, а не Берни, но… – Он пожал плечами. – Пути Господни неисповедимы.
Когда мы вернулись в Штаты, я понял, что мне нужно оставить религиозное поприще. Я не мог с этим смириться и сильно запил. Дэвид проводил со мной много времени. Он помог мне записаться в общество анонимных алкоголиков, наставил на путь истинный. Потом, когда умерла его жена, настала моя очередь помогать ему. И вот теперь снова… Он того стоит, поверьте мне. Но у него есть проблемы, – сказал он.
Р. Дж. кивнула. Когда она начала убирать со стола посуду, он встал и принялся помогать ей. Она поставила на огонь чайник, и они перебрались в гостиную.
– Что вы преподаете?
– Историю религии.
– Лойола… У вас католическое заведение, – заметила она.
– Да, я все еще католик до определенной степени. Сделал все по книжке, как старый солдат. Попросил у Папы разрешения отречься, и он мне разрешил. Моя жена Дороти сделала то же самое. Она была монахиней.
– Вы с Дэвидом… близко общались после армии?
– Большую часть времени – да. Мы стали членами небольшого, но стремительно растущего движения, которое является частью большей группы теологических пацифистов. После Вьетнама каждый из нас знал, что больше не желает видеть войну. Мы посещали различные семинары и собрания и в конце концов поняли, что мы не одни, нас таких много, священников и теологов разных религий.
Он умолк, когда она пошла за кофе. Затем она дала ему чашку с дымящимся напитком, он кивнул и продолжил:
– Видите ли, по всему миру с незапамятных времен люди верили в существование высшей силы и отчаянно старались связаться с ней. Люди распевали молитвы, зажигали свечи, приносили жертвы. Святые люди поднимались, становились на колени, падали ниц. Они взывали к Аллаху, Будде, Шиве, Иегове, Иисусу и целому сонму слабых и могущественных святых. У каждого человека свое видение Бога. Мы все верим, что лишь наше представление истинно, а все прочие ложны. Чтобы доказать это, мы целыми столетиями убивали последователей «неверных» религий, убеждая себя, что делаем богоугодное дело. Католики и протестанты до сих пор убивают друг друга, так же как иудеи и мусульмане, мусульмане и индуисты, сунниты и шииты. И так далее.
Так что после Вьетнама мы начали находить родственные души, мужчин и женщин, которые верили, что каждый из нас может видеть Бога по-своему, не размахивая окровавленным мечом. Мы создали очень разнородную группу, которую назвали Мирная божественность. Мы занимаемся тем, что собираем пожертвования у различных религиозных орденов и организаций. Я знаю одно место в Колорадо, где есть неплохой участок земли. Мы хотим купить его и основать образовательный центр, где люди разных религий могли бы встречаться и разговаривать о поиске истинного спасения, лучшей религии, которой является мир.
– И Дэвид тоже… член Мирной божественности?
– Так и есть.
– Но он же агностик!
– О, простите мою дерзость, но, по всей видимости, вы плохо знаете его во многих отношениях. Пожалуйста, не обижайтесь.
– Это правда, я поняла, что плохо его знаю, – согласилась она с грустью в голосе.
– Он много говорит об агностицизме. Но в глубине души – а я знаю, о чем говорю – он верит, что некое высшее существо управляет его жизнью и судьбами мира. Просто Дэвид не может определить в доступных для него понятиях, что это за сила, и это сводит его с ума. Возможно, он самый религиозный человек из всех, кого я встречал. – Он сделал паузу. – Я говорил с ним и думаю, что он планирует скоро попробовать объяснить свои действия вам лично.
Р. Дж. было грустно и горько. Ей казалось, что Дэвид и Сара предлагают ей тихую, спокойную жизнь после всех былых треволнений. Но Сара умерла. А Дэвид уехал, преследуемый демонами, которых она не могла даже представить. И он не удосужился связаться с ней. Р. Дж. хотелось обсудить это с Джо, но поняла, что не сможет.
Он отнес чашку и блюдце к раковине и хотел было уже их помыть, но она остановила его.
– Не трудитесь. Я все помою, когда вы уйдете.
Он смутился.
– Я хочу кое о чем вас попросить. Я постоянно путешествую, рассказываю различным религиозным организациям о Мирной божественности. Пытаюсь собрать деньги на строительство центра. Иезуиты компенсируют часть моих дорожных трат, но они не слишком щедры. У меня есть спальный мешок. Можно я заночую у вас в амбаре?
Р. Дж. с опаской посмотрела на него. Джо усмехнулся.
– Не беспокойтесь. Я не опасен. Моя жена – лучшая женщина на свете. Отвергнув одни клятвы, вы начинаете с трепетом относиться к другим вашим клятвам.
Она показала ему спальню для гостей.
– У вас в доме повсюду лежат сердечные камни, – сказал он. – Сара была хорошей девочкой.
– Да.
Она помыла посуду, а он ее вытер. Р. Дж. дала ему полотенце и мягкую мочалку для лица.
– Я быстро в душ и спать. Вы можете плескаться, сколько захотите. По поводу завтрака…
– Не волнуйтесь, я буду уже далеко, когда вы проснетесь.
– Посмотрим. Спокойной ночи, мистер Фэллон.
– Спокойной ночи, доктор Коул.
Приняв душ, она лежала в темноте спальни и думала о множестве разных вещей. Из спальни для гостей доносился монотонный голос Фэллона, читавшего вечернюю молитву. Она не могла разобрать слова до самого конца молитвы, когда он немного повысил голос и с облегчением проговорил: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь». Перед тем как уснуть, она вспомнила его слова о клятвах и подумала о том, спал ли он с будущей женой до того, как Папа разрешил ему уйти из церкви.
Утром она проснулась от звука двигателя машины Фэллона. Было еще темно, и она снова заснула, проспав час, пока ее не вырвал из сна звон будильника.
В спальне для гостей все было так же, как вчера, не считая того, что кровать была застелена тщательнее, чем обычно, по-солдатски. Р. Дж. сняла с кровати белье и засунула его в плетеную корзину, чтобы позже постирать.
По четвергам она встречалась с Тоби, чтобы позаниматься бумагами час-другой перед сменой в клинике. В то утро они просматривали документы, которые она должна была подписать, и Тоби ласково улыбнулась ей.
– Р. Дж., мне кажется, что… вероятно, лапароскопия подействовала.
– О, Тоби! Ты уверена?
– Я сообщу тебе, когда буду уверена. Но, кажется, я уже знаю. Я хочу, чтобы ты принимала роды, когда придет время.
– Нет. Гвен уже будет здесь, а лучшей акушерки не найти. Тебе повезло.
– Я тебе очень благодарна. – Тоби заплакала.
– Прекращай, глупышка, – приказала Р. Дж, и они обнялись.
43
Красный пикап
Во второй четверг июля, отъезжая от клиники, Р. Дж. заметила в зеркало заднего вида, как от обочины вместе с ней отъехал потрепанный красный пикап. Он ехал за ней через весь Спрингфилд, направляясь к девяносто первому шоссе.
Выехав на поросшую травой обочину, Р. Дж. остановила машину. Когда пикап промчался мимо, она глубоко вздохнула, посидела неподвижно несколько минут, пока пульс не пришел в норму, и поехала дальше.
Через полмили она снова заметила эту машину, стоявшую у дороги. Когда она проехала мимо, пикап опять устремился за ней.
Теперь Р. Дж. дрожала. Подъехав к повороту на двести девяносто второе шоссе, которое вело на Вудфилд, Р. Дж. не повернула, а осталась на девяносто первом.
Они уже знали, где она живет, но она не хотела, чтобы за ней ехали по безлюдным грунтовым дорогам. Вместо этого она поехала по шоссе до Гринфилда, потом повернула на второе шоссе на запад, углубляясь в горы. Она ехала медленно, не спуская глаз с пикапа, пытаясь запомнить его.
Р. Дж. остановила машину возле управления полиции, а красный пикап замер на другой стороне улицы. В нем сидели трое мужчин и смотрели на нее. Ей захотелось подойти и послать их к черту. Но она помнила о выстрелах в докторов, потому выбралась из машины и быстрым шагом вошла в здание полиции, где было темно и прохладно, в отличие от жаркого солнечного дня, оставшегося снаружи.
Мужчина за конторкой был молодым и загорелым, с короткими черными волосами. На нем была накрахмаленная и отутюженная форма, которой позавидовал бы любой морской пехотинец.
– Да, мэм. Офицер Бакман.
– Трое мужчин в пикапе ехали за мной из самого Спрингфилда. Их машина стоит снаружи.
Он встал и прошел с ней к выходу. Пикапа не было. По улице ехал другой пикап. Это был желтый «форд». Водитель притормозил, когда увидел полицейского.
Р. Дж. покачала головой.
– Нет, то был красный «шевроле». Он уехал.
Полицейский кивнул.
– Пойдемте назад.
Он сел за стол и заполнил бланк, записав ее имя, адрес и само заявление.
– Вы уверены, что они следили за вами? Знаете, иногда какая-то машина едет в том же направлении, что и вы, и вам начинает казаться, что это «хвост». У меня был такой случай.
– Нет. Там было трое мужчин. Они следили за мной.
– Ну, теперь они, наверное, пьют где-то шнапс и обсуждают вас. Такое бывает. Вы привлекательная женщина, они за вами следовали. Неприятно, но не смертельно.
– Дело не в этом.
Она рассказала ему о работе в клинике, о демонстрантах. Когда она закончила, он холодно посмотрел на нее.
– Да, я полагаю, что есть люди, которым вы совсем не нравитесь. Так что вы хотите, чтобы я сделал?
– Вы можете оповестить патрульных, чтобы они взяли этот пикап на заметку?
– У нас ограниченное количество патрульных машин, и все они находятся на главных дорогах – на Вермонт, на Гринфилд, на юг в Коннектикут, на запад в Нью-Йорк. Большинство жителей в этих местах водит пикапы, в основном «форды» и «шевроле».
– Это был красный «шевроле» с подножками. Не новый. В салоне сидело трое мужчин. У водителя были очки без оправы. Он и мужчина, сидевший возле дверцы, были худощавого телосложения. Мужчина посередине был полный и с большой бородой.
– Их возраст? Цвет волос, глаз?
– Не знаю. – Она сунула руку в карман и достала свой блокнот с бланками. – У грузовика были номера Вермонта TZK-4922.
– О! – Он записал. – Хорошо, мы проверим и свяжемся с вами.
– Вы можете это сделать сейчас? Пока я здесь?
– Это, несомненно, займет определенное время.
Теперь настал ее черед отвечать холодно:
– Я подожду.
– Как хотите.
Она села на лавку возле конторки. Полицейский минут пять занимался какими-то посторонними делами, потом поднял трубку и набрал номер. Она услышала, как он продиктовал вермонтские номера, поблагодарил и повесил трубку.
– Что вам сказали?
– Им нужно время. Я перезвоню.
Он занялся бумагами и не обращал на Р. Дж. ни малейшего внимания. Телефон звонил дважды, но оба раза он обсуждал другие дела. Р. Дж. дважды вставала и в нетерпении выходила, оглядывая улицу, запруженную транспортом.
Когда она во второй раз вернулась в здание, полицейский говорил по телефону о номерных знаках злополучного пикапа.
– Краденые номера, – сказал он ей. – Их сняли с «хонды» сегодня утром в Хэдли Молл.
– Значит… это всё?
– Всё. Мы выпишем по этому поводу распоряжение, но теперь у них наверняка другие номера.
Она кивнула.
– Спасибо. – Она направилась к выходу, но резко остановилась. – Они знают, где я живу. Позвоните, пожалуйста, в управление полиции Вудфилда и попросите шерифа Маккортни встретить меня у дома.
Он вздохнул.
– Да, мэм.
Мак Маккортни обошел с Р. Дж. все комнаты в ее доме. От чердака до подвала. Потом они вместе прошли по лесной тропе.
Она рассказала ему о звонках с угрозами.
– Ведь есть аппарат, который можно заказать в телефонной компании, чтобы можно было отследить каждый звонок?
– Да, определитель номера. Услуга стоит несколько долларов в месяц, и нужно еще купить аппарат, стоящий примерно как автоответчик. Допустим, у тебя будет несколько телефонных номеров, но телефонная компания не предоставит информацию об их владельцах. Если я им скажу, что это полицейское расследование, они установят блокиратор. Эта услуга бесплатна, но тебе придется платить три доллара и двадцать пять центов за каждый номер, который они отследят и определят. – Мак вздохнул. – Проблема в том, Р. Дж., что эти люди организованы. Они прекрасно осведомлены о существовании всего этого оборудования, потому ты получишь кучу номеров таксофонов.
– Значит, ты считаешь, что не стоит и пытаться отследить их?
Он покачал головой.
На лесной тропе они не заметили ничего подозрительного.
– Ставлю зарплату, что их уже давно и след простыл, – сказал он. – Но вот что: это густой лес, и он занимает приличную территорию. В нем полно мест, где можно спрятать пикап. Потому я хочу, чтобы ты сегодня вечером заперла все окна и двери. Я освобождаюсь в девять вечера, а Билл Петерс заступает на ночную смену. Мы будем проезжать мимо твоего дома и посматривать по сторонам, хорошо?
– Хорошо.
Это была длинная, душная ночь, которая тянулась, казалось, целую вечность. Несколько раз по дороге проезжали машины, освещая окна ее спальни тревожным белым светом. Зачастую автомобиль притормаживал возле ее дома. Р. Дж. решила, что это Билл Петерс.
К утру в спальне стало непереносимо жарко. Держать закрытыми окна на втором этаже было глупо, потому что Р. Дж. была уверена, что услышит, если кто-то попробует приставить к стене лестницу. Она лежала в постели и наслаждалась прохладой, идущей от окна. Где-то после пяти часов утра за домом начали выть койоты. Р. Дж. решила, что это хороший знак. Если бы поблизости были люди, койоты, вероятно, не выли бы.
Когда-то Р. Дж. читала, что вой у койотов служил чем-то вроде приглашения к спариванию. Р. Дж. улыбнулась, слушая этот предрассветный концерт.
Р. Дж. тоже давно не была с мужчиной. Люди, в конце концов, тоже животные, не меньшие любители секса, чем койоты. Р. Дж. открыла рот и завыла. Так они и выли по очереди, Р. Дж. и койоты, пока в окно не начал пробиваться серенький свет восходящего солнца. Р. Дж. удивилась, как можно быть одновременно напуганной и возбужденной.
44
Ранний концерт
Лето выдалось богатым на радости и горести. Р. Дж. работала среди людей, слабостью и силой которых она восхищалась. Мать Джанет Кантвелл, Елена Аллен, страдала от сахарного диабета уже восемнадцать лет. В конце концов проблемы с кровообращением спровоцировали гангрену, из-за которой правую ногу ампутировали. Р. Дж. с ужасом обрабатывала атеросклерозные нарывы на ее левой ноге. Елена была восьмидесятилетней женщиной с живым, цепким умом. Опираясь на костыли, она показала Р. Дж. поздние лилии и огромные помидоры, уже начавшие наливаться красным. Елена пыталась всучить ей кабачки цукини, которых у нее было в избытке.
– У меня есть кабачки, – смеясь, протестовала Р. Дж. – Хотите моих?
– О нет!
Каждый огородник в Вудфилде выращивал кабачки. Грегори Хинтон однажды сказал, что, если человек оставляет машину на Мейн-стрит, ему лучше ее запереть, поскольку по возвращении он может обнаружить на заднем сиденье кабачки.
Грег Хинтон, у которого поначалу были трения с Р. Дж., стал ее большим поклонником и другом. Р. Дж. расстроилась, когда у него обнаружился мелкоклеточный рак легкого. Когда он пришел к ней с жалобами на кашель и чихание, он уже был в беде. Ему было семьдесят лет, и он выкуривал по две пачки сигарет в день с пятнадцати лет. Однако он считал, что у этой болезни были и другие причины.
– Все говорят, как полезно для здоровья быть фермером, работать на свежем воздухе и так далее. Они не думают, что бедняга постоянно дышит соломенной трухой в закрытых амбарах, химическими удобрениями и гербицидами. Во многих отношениях это нездоровая работа.
Р. Дж. послала его к онкологу в Гринфилд. Когда на рентгеновском снимке его мозга было обнаружено небольшое кольцеобразное пятно, ему прописали радиационное лечение и химиотерапию.
Но были также положительные моменты. За все лето никто из горожан не умер. Живот Тоби начал расти как на дрожжах. По утрам, а со временем днем и вечером, ее мучила тошнота. Тоби заметила, что ледяная вода с долькой лимона помогала приглушить ее, потому между приступами рвоты она сидела за столом Р. Дж., держала в руке высокий стакан со льдом и маленькими глотками пила воду. Р. Дж. договорилась, что на семнадцатой неделе беременности ей сделают амниоцентез[9].
Рождение детей вызывало оживление в городе. Одним дождливым днем Р. Дж. приняла роды у Джессики Гарленд. У нее родилась тройня: две девочки и мальчик. Об ожидающейся тройне знали давно, и все же ее рождение отмечал весь город. Р. Дж. в первый и, возможно, последний раз принимала роды тройни, поскольку она решила передать все вопросы акушерства Гвен, когда та переедет в холмы. Младенцев назвали Клара, Джулия и Джон. Р. Дж. думала, что в таких случаях детей называют в честь принимавших роды докторов, но, по всей видимости, этот обычай остался в прошлом.
Однажды утром Грегори Хинтон пришел к Р. Дж. на очередной сеанс химиотерапии и задержался в дверях.
– Мне сказали, доктор Коул, что вы делаете аборты в Спрингфилде.
Его официальный тон заставил Р. Дж. насторожиться. Обычно он называл ее по имени. Его вопрос не застал ее врасплох. Она старалась не скрывать того, чем занимается.
– Да, делаю, Грег. Я работаю там по четвергам.
Он кивнул.
– Мы католики. Вы знали?
– Нет, не знала.
– Да, я родился здесь и вырос в лоне конгрегационалистской церкви, а Стасю воспитали в католической семье. В девичестве она была Стася Квятковски. Ее отец владел птицефермой в Сандерленде. Однажды субботним вечером она с подружками приехала в Вудфилд на танцы в городскую управу. Там мы и познакомились. Когда мы поженились, то посчитали, что проще будет, если мы будем вместе посещать одну церковь, потому я стал ходить в католический храм. Конечно, в нашем городе костела нет, потому мы ездим в костел Иисуса в Южном Дирфилде. В конце концов я перешел в католичество. У нас есть племянница в Колрейне, Рита Хинтон, она дочь моего брата Артура. Они конгрегационалисты. Рита училась в университете Сиракуз, забеременела. Отец ребенка сбежал. Рита бросила учебу, родила девочку. Невестка Хелен заботится о малышке, а Рита работает уборщицей, чтобы прокормиться. Мы очень гордимся племянницей.
– Вы действительно должны гордиться ею. Что бы она ни выбрала, вы должны поддерживать ее.
– Дело в том, – сказал он, – что мы против абортов.
– Я тоже не люблю делать аборты, Грег.
– Тогда почему вы этим занимаетесь?
– Потому что люди, приходящие в клинику, находятся в отчаянном положении, им нужна помощь. Многие женщины умерли бы, если бы у них не было возможности сделать медицинский, безопасный аборт. Для этих женщин не важно, как поступила та или другая беременная, что думаете вы или я, эта группа людей или та. Для них важно лишь то, что происходит с их собственными телами и душами, и они должны сами решить, что им следует сделать, чтобы выжить. – Она посмотрела ему в глаза. – Вы понимаете это?
После секундного колебания он кивнул.
– Полагаю, что да, – с неохотой ответил он.
– Я рада, – сказала Р. Дж.
Однако она не хотела и дальше бояться прихода очередного четверга. Когда она согласилась помогать, то предупредила Барбару, что будет заниматься этим лишь до тех пор, пока Юстас не наймет других докторов. В последний четверг августа Р. Дж. поехала в Спрингфилд с твердым намерением сказать, что больше не будет работать в клинике.
Когда она проехала мимо клиники, демонстрация у стен была в самом разгаре. Как обычно, она оставила машину в нескольких кварталах от клиники и вернулась пешком. Одним из новшеств администрации Клинтона было то, что теперь полицейские должны были удерживать демонстрантов на другой стороне улицы, чтобы они не мешали проходу. Однако когда какая-то машина подъехала к клинике, демонстранты затрясли плакатами и закричали.
Кто-то выкрикивал в мегафон:
– Мама, не убивай меня! Мама, не убивай!
– Мама, не убивай ребенка!
Кто-то, должно быть, узнал Р. Дж., когда она была на полпути к двери.
– Убийца… убийца… убийца.
Прежде чем войти внутрь, она заметила, что окно в административном офисе разбито. Дверь в офис была открыта. Барбара Юстис стояла на коленях и собирала осколки стекла.
– Привет, – спокойно поздоровалась она.
– Доброе утро. Я хотела поговорить, но, по всей видимости…
– Нет, заходи. Для тебя у меня всегда есть время.
– Я немного рано. Давай я помогу. Что случилось?
– Не что, а кто. Мальчик лет тринадцати проходил мимо, неся в руках бумажный пакет. Под моим окном он достал из пакета вон то и швырнул.
Камень размером с бейсбольный мяч лежал на столе Барбары. Р. Дж. заметила, что он ударился о край стола и отбил от него приличный кусок.
– Хорошо, что он не попал тебе в голову. Ты порезалась?
Юстис покачала головой.
– Я была в туалете, когда это случилось. Можно сказать, повезло.
– Мальчик был из демонстрантов?
– Мы не знаем. Он побежал по улице и дальше по переулку к Форбз-авеню. Полиция искала его, но не нашла. Возможно, его там ждала машина.
– О боже! Они используют детей. Барбара, что же будет дальше? Куда мы катимся?
– Мы катимся в завтрашний день, доктор. Верховный суд США поддержал законность абортов и дал добро на тестирование препарата для аборта.
– Считаешь, это что-то изменит?
– Думаю, что изменит, и серьезно. – Юстис высыпала осколки в мусорную корзину, выругалась и сунула палец в рот. – RU-486 должен удачно пройти тестирование в США, потому что его уже много лет используют во Франции, Англии и Швеции.
– Как только врачи смогут использовать препарат и предоставлять сопутствующее лечение в тиши своих офисов, война будет выиграна, более или менее. У многих людей до сих пор существует неприятие аборта, конечно, и все равно время от времени они будут проводить демонстрации. Но, когда женщина сможет прерывать беременность, всего лишь посетив семейного доктора, война с абортами в основном закончится. Они не смогут протестовать везде.
– Когда это случится?
– На это уйдет около двух лет, я полагаю. Нам надо постараться продержаться до того времени. С каждым днем в клиниках работает все меньше людей. Во всем штате Миссисипи лишь один мужчина делает аборты. В Северной Дакоте – лишь одна женщина. Доктора твоего возраста не будут заниматься этой работой. Многие клиники еще открыты, потому что там работают пожилые, вышедшие на пенсию доктора. – Она улыбнулась. – У стариков крепкие нервы, Р. Дж., они намного смелее молодых. Интересно, почему?
– Возможно, им не так много терять, как молодым. У молодых еще есть семьи, о которых надо заботиться, и карьера, которую надо делать.
– Да. Ну, спасибо Богу за стариков. Ты исключение, Р. Дж. Я бы отдала все, что угодно, чтобы подыскать доктора вроде тебя. Скажи, о чем ты хотела поговорить?
Р. Дж. выбросила осколки стекла в корзину и покачала головой.
– Уже поздно. Пойду работать. Ничего особенного, Барбара. Я как-нибудь потом расскажу.
В пятницу вечером она готовила рагу на ужин и слушала по радио концерт Моцарта для скрипки, когда ей позвонила Тоби.
– Телевизор смотришь?
– Нет.
– О боже, Р. Дж. Включи.
Во Флориде шестидесятисемилетний доктор по имени Джон Байард Бриттон был застрелен возле клиники, где проводил аборты. Его убил из дробовика фундаменталистский протестантский священник Пол Хилл. Убийство произошло в городе Пенсакола, там же, где в прошлом году Майкл Гриффин убил доктора Дэвида Ганна. Р. Дж. сидела и слушала, приоткрыв рот и не двигаясь. Вскоре она почувствовала запах горелой капусты, очнулась, побежала в кухню, вывалила дымящееся месиво в мусорное ведро и вернулась в гостиную к телевизору.
Убийца Хилл приблизился к машине доктора вплотную и выстрелил в водителя с очень близкого расстояния.
Дверца машины и окно были изрешечены дробью. Доктор погиб на месте. С доктором в машине были добровольные сопровождающие. Мужчина семидесяти лет, который сидел рядом, также погиб, а его жена на заднем сиденье была ранена.
Ведущий обзора новостей отметил, что доктору Бриттону не нравилось делать аборты, но он хотел, чтобы у женщин был выбор.
Дальше показывали отрывки интервью преподобного Хилла на предыдущих демонстрациях. Тогда он очень хвалил Гриффина за убийство доктора Ганна.
Показали интервью с религиозными лидерами движения против абортов, в которых они осуждали насилие и убийства. Лидер национального движения против абортов заявил, что его группа считает убийство прискорбным событием. Но тут же пустили ролик, где он призывает на головы докторов, проводящих аборты, всяческие несчастья.
Ведущий добавил, что последние неудачи движения против абортов могут вызвать «увеличение количества актов агрессии со стороны самых радикальных членов и групп внутри движения».
Р. Дж. сидела на диване, обхватив себя за плечи руками, будто не могла согреться. Даже когда новости закончились и началось очередное шоу, она не могла оторвать взгляд от экрана телевизора.
Всю субботу и воскресенье она готовилась к неприятностям. Она сидела в доме с запертыми дверями и окнами, закрытыми ставнями, старалась больше читать и спать.
Утром в воскресенье она поехала на вызов. Вернувшись домой, снова заперла дверь.
В понедельник, приехав на работу, она оставила машину недалеко от Мейн-стрит и направилась в офис пешком. Когда до офиса оставалось несколько домов, она свернула в подворотню и вошла через заднюю дверь.
Весь день на работе она не могла сосредоточиться. Ночью трудно было заснуть, поскольку она вся превратилась в комок нервов. Назойливые телефонные звонки с угрозами прекратились. Она морщилась от каждого звука, будь то скрип старой половицы или звук включившегося холодильника.
Наконец в три часа утра она встала с постели, распахнула окна и отперла двери.
Она вынесла на улицу раскладной стул и поставила его возле грядок. Вернувшись в дом, она взяла виолу да гамба, уселась под звездами и принялась играть чакону Маре[10], которую как раз разучивала. В предрассветной тьме музыка звучала прекрасно. Р. Дж. играла и представляла, как животные в лесу прислушиваются к этим мистическим и странным звукам. Она фальшивила, но ей было все равно. Это была серенада для ее салата.
Музыка вселила в нее смелость, потому, закончив играть, она успокоилась. На следующий день она поехала на работу и оставила машину на обычном месте. Она нормально общалась с пациентами. Каждое утро она находила время, чтобы прогуляться по лесной тропе, прежде чем отправиться в город. Вернувшись с работы, она обычно полола грядки, пересаживала кустовую фасоль и рукколу.
В среду ей позвонила Барбара Юстис и сказала, что договорилась с людьми, которые будут сопровождать ее до клиники.
– Нет. Не надо.
– Почему?
– Я чувствую, что все будет в порядке. Кроме того, это не спасло доктора во Флориде.
– Хорошо. Но поезжай тогда прямо на стоянку. За ней кто-нибудь будет присматривать. И тут больше полицейских машин, чем мы когда-либо видели, потому мы в безопасности.
– Хорошо, – согласилась Р. Дж.
В четверг паника вернулась.
Она была благодарна, когда в Спрингфилде на почтительном расстоянии за ней пристроилась полицейская машина и сопровождала до самой клиники.
Демонстрантов не было. Один из секретарей клиники присматривал за стоянкой, как и говорила Барбара.
День минул без особых происшествий. Когда Р. Дж. приняла последнюю пациентку, даже Барбара заметно расслабилась. После работы полицейские сопровождали ее до самой черты города, и внезапно она снова осталась одна на шоссе, ведущем к северу.
Вернувшись домой, Р. Дж. была рада увидеть на крыльце мешочек, в котором обнаружился молодой картофель размером с мяч для гольфа и записка от Джорджа Палмера, который советовал сварить его и съесть с маслом и свежим укропом. Картофель так и просился на гарнир к форели, потому Р. Дж. выкопала несколько червяков и достала удочку.
Стояла характерная для этой поры теплая погода. Войдя в лес, Р. Дж. ощутила благословенную прохладу. Солнечные лучи рисовали замысловатые узоры на земле, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев.
Когда из глубокой тени на тропу выступил какой-то мужчина, Р. Дж. показалось, что это медведь. Она успела заметить, что он был большой, бородатый, с длинными волосами, словно Христос. Р. Дж. подняла удочку и ударила его наотмашь по плечу, потом снова и снова. Удочка сломалась, но она продолжала хлестать его, потому что неожиданно поняла, кто перед ней.
Сильные руки обняли ее. Его подбородок больно прижался к голове Р. Дж.
– Осторожно, если крючок отцепится, то поцарапает.
Он пробубнил:
– Ты закончила тропу.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СЕЛЬСКИЙ ВРАЧ
45
История, рассказанная за завтраком
Спустя несколько минут после того, как Дэвид напугал Р. Дж. на лесной тропе, они сидели в кухне в доме Р. Дж. и смотрели друг на друга с определенной долей опаски. Им было очень сложно начать разговор. Когда они виделись в последний раз, перед ними лежал труп его ребенка.
Они оба изменились. Р. Дж. казалось, что Дэвид маскируется, убрав хвост и отрастив бороду.
– Хочешь поговорить о Саре?
– Нет, – быстро ответил он. – То есть не сейчас. Я хочу поговорить о нас.
Р. Дж. крепко сжала ладони на коленях, пытаясь сдержать дрожь, разрываясь между надеждой и отчаянием, обуреваемая странной гаммой чувств – радостью, легкой эйфорией, огромным облегчением. Также в груди угольком горел разрушительный гнев.
– Почему ты решил вернуться?
– Я не мог перестать думать о тебе.
Он выглядел таким здоровым, таким нормальным, будто бы ничего не произошло. Он вел себя слишком спокойно, слишком деловито. Она хотела шептать ему нежные слова, но вместо этого сказала совсем другое:
– Я рада. Вот так вот. Целый год ни слова, а потом – здравствуйте, я вернулся. Откуда мне знать, что ты после первой же размолвки не сядешь в машину и не укатишь куда-нибудь? На пять лет, на восемь?
– Потому что я обещаю. Подумай об этом.
– О, я подумаю, – услышала она свой голос, исполненный такой едкости, что Дэвид отпрянул от неожиданности.
– Я могу сегодня переночевать у тебя?
Она хотела было отказать ему, но поняла, что не может.
– Почему нет? – ответила Р. Дж. и рассмеялась.
– Подкинешь меня до машины? Я оставил ее на проселочной дороге и прошел пешком через землю Крантца к лесной тропе.
– Ну, с таким же успехом ты можешь пройтись и назад, пока я буду готовить ужин, – горько ответила она. Дэвид кивнул и вышел.
Когда он вернулся, Р. Дж. уже успела взять себя в руки. Она сказала, чтобы он оставил чемодан в комнате для гостей. Она разговаривала с ним вежливо, как с гостем, чтобы он не заметил, как она рада. Она накормила его отличным ужином – телячьей отбивной с вареным картофелем, яблочным пюре.
Они сели за стол. Но прежде, чем приступить к еде, Р. Дж. быстро пошла к себе в комнату, притворив за собой дверь. Дэвид услышал, как она включила телевизор, по которому показывали повтор популярного сериала «Сейнфелд».
И Р. Дж. он тоже услышал. Каким-то образом он понял, что она плачет не из-за него. Он подошел к двери и осторожно постучал.
