Текст книги "Как они умерли"

Автор книги: Норман Дональдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Η

Набоков Владимир (Nabokov Vladimir)

(1899-1977)

Начавший писать еще в России, Набоков уехал в Соединенные Штаты в 1940 году и через пять лет стал американским гражданином. С 1948 по 1959 год он был профессором русской литературы в Корнуэльском университете.

Наиболее известное из его написанных на английском языке произведений – роман «Лолита» (1955), вызвавший горячие споры, живописует любовь Гумберта к рано развившейся двенадцатилетней «нимфетке» (термин, придуманный автором). Контраст признанного литературного изящества языка с почти порнографической тематикой вызвал острую полемику среди критиков.

Вырученные от публикации «Лолиты» средства позволили Набокову переехать в 1959 году вместе с женой Верой в Швейцарию. Там он продолжал работать и написал романы «Бледный огонь» (1962) и «Ада» (1969). Он был увлеченным лепидоптеристом, и, собирая бабочек на склонах высоких гор Давоса, в июне 1975 года он оступился и пролежал после падения два часа в ожидании помощи.

После операции по удалению опухоли предстательной железы в октябре 1975 года, здоровье Набокова стало резко ухудшаться. Последняя завершенная книга, вышедшая весной 1976 года, была названа «Детали заката и другие истории» и представляла собой сборник рассказов, написанных пятьдесят лет назад. Скрытая инфекция дала воспаление, и в июне 1976 года Набокова в полубессознательном состоянии поместили в частный госпиталь в Лозанне, откуда его перевезли в госпиталь Нестле. Установили, что инфекция попала в мочеиспускательный канал, и несколько недель он пролежал с высокой температурой.

Писатель не возвращался в свой дом до сентября 1961 года. Набоковы жили в своем имении в Монтрё. В середине марта сын Набоковых Дмитрий повез родителей на машине в Женеву, послушать своего приятеля в «Женитьбе Фигаро». По дороге Дмитрий простудился и заболел гриппом. На обратном пути в Монтрё заразилась сначала его мать, затем отец. Болезнь Владимира Набокова осложнилась пневмонией, и он вновь провел в госпитале Нестле семь недель. В мае исхудавший и осунувшийся писатель вернулся в Монтрё. Набоков работал над начатым три года назад «Оригиналом Лауры», которому так и не суждено было оказаться дописанным. На алфавитных карточках он делал наброски неровным дрожащим почерком, когда находил для этого силы, но теперь собраться становилось все сложнее. Великолепный мастер пера не мог более составить конкуренции даже сочиненному своей сестрой Еленой.

Набоков еще раз попал в госпиталь Нестле 7 июня 1977 года. Дмитрий переживал из-за печальных прогнозов врачей – «их акцент смещался от кровати к могиле». Надежды на выздоровление не оставалось. Случайный сквозняк, по мнению Дмитрия, ускорил кончину отца. Температура поднималась все выше, из груди приходилось откачивать жидкость. Набокова перевели в отделение интенсивной терапии 30 июня; утром 2 июля 1977 года писатель умер на руках у жены и сына. Причина его болезни и смерти так и не была окончательно установлена.

Тело писателя кремировали, а прах захоронили на кладбище Кларенс, всего в миле от имения писателя Монтрё. Над могилой установили большую мраморную плиту с надписью «Владимир Набоков 1899—1977». Через три недели после смерти писателя несколько сот жителей Нью-Йорка собрались в зале его издателя, главы компании «Макгроу-Хилл», чтобы почтить память Набокова. Среди выступавших были сын писателя и Джон Апдайк – один из немногих американских писателей, которому Набоков когда-либо говорил доброе слово.

Реабилитация долго запрещенных в Советском Союзе работ писателя состоялась в 1986 году. После смерти в апреле 1991 года прах его жены захоронили рядом с останками мужа.

См. Брайан Бойд (1991).

Нивен Дэвид (Niven David)

(1910-1983)

В своих восьмидесяти фильмах Нивен, как правило, играл добродушных и беззаботных англичан; в жизни он был таким же добрым и очаровательным. Он получил «Оскара» за фильм Теренса Рэттигана «Отдельные столы» (1958), где сыграл офицера, который живет в отеле с видом на море, скрывая свою постыдную тайну. После картины «Пушки Наварона» (1961) Нивену предлагали лишь посредственные роли. К счастью, актер хорошо владел пером, и две книги его голливудских мемуаров «Луна – воздушный шарик» и «Дайте свободных лошадей» мгновенно стали бестселлерами, принеся ему почти пять миллионов долларов.

Первые признаки смертельной болезни стали проявляться постепенно. Свое семидесятилетие Нивен встретил в Гоа, на побережье Индийского океана, снимаясь в фильме «Морские волки» (1980) в компании с Грегори Пеком и Роджером Муром. Тогда актер впервые пожаловался на боли в руке и ноге, а его речь стала менее разборчивой. «Он начал совершать длинные ежедневные прогулки, – вспоминал Пек. – Он начал свой героический бой, который продлился три года. Никогда человек не выходил на битву, исход которой предрешен, с такой смелостью и беспечным весельем». После одной длинной прогулки Нивен сказал Муру: «Знаешь, довольно смешно, но мне тяжело отрывать от земли эти чертовы пятки».

Завершив «Лучше поздно, чем никогда» (1981), где его речь была уже малопонятной, актер начал рекламную кампанию своего романа «Вперед медленно, назад быстро». Эта кампания началась 3 октября 1981 года телевизионным «Шоу Майкла Паркинсона» на ВВС, и сразу же посыпались звонки потрясенных зрителей. Нивен болен? Или, может быть, пьян? В Америке он проверился в клинике Майо и позвонил сыну Джеймсу в Нью-Йорк: «Хорошая новость – у меня нет паралича. Плохая – у меня вторичный склероз. У меня пропадет голос, откажут руки и ноги, а потом я умру. Через несколько недель, месяцев, может быть, лет».

Актер появился еще в картинах « Суд над розовой пантерой» (1982) и «Проклятие розовой пантеры» (1983), которые снимались недалеко от его дома на Французской ривьере весной 1982 года. Когда стало известно, что его голос дублировал мим Рич Литл, правду о том, что у Нивена болезнь Лу Герша, уже невозможно было скрывать.

Оставив свою вторую жену, шведскую модель Хьёрдис Терсмеден в их доме («он хотел, чтобы я осталась и могла немного от него отдохнуть»), Нивен в июле 1983 года вернулся в свое любимое шале на швейцарском лыжном курорте в десяти милях от Монтрё. Его сопровождала ирландская сиделка Кетлин Мэтхьюсан, нанятая девять месяцев назад. Нивен потерял в весе сорок фунтов, но получал удовольствие, ежедневно купаясь в бассейне соседа.

Умирающий актер последние две ночи делился с Кетлин воспоминаниями о шести годах своей счастливой семейной жизни с «Примми» (Примулой Ролло), трагически оборвавшейся в 1946 году, когда его двадцативосьмилетняя жена споткнулась о ступеньку на крыльце их дома и разбилась насмерть.

В пятницу, 29 июля 1983 года около семи часов утра Кетлин заглянула к нему, Нивен в знак приветствия приподнял руку. «Я пошла вниз сварить себе кофе, и, когда была на последней ступеньке, услышала шум, как будто Нивен пытался встать с постели. Когда я вернулась к нему в комнату, он лежал без кислородной маски, широко улыбаясь. Он лишь успел протянуть мне руку и испустил последнее дыхание. Все произошло так же быстро, как я об этом рассказываю».

На похоронах в англиканской церкви Иегуди Менухин и семеро его учеников сыграли Октет Мендельсона. (Выбор Мендельсона, по словам Менухина, объяснялся любовью композитора к родине Нивена, Шотландии). Нивена похоронили на церковном кладбище. На похоронах присутствовали принц Монако Рене, Одри Хепбёрн и Уильям Ф. Бакли-младший. Организованную в Голливуде поминальную службу вели Грегори Пек и Питер Устинов, а в Лондоне – Лоуренс Оливье и Джон Мортимер.

См. Шеридан Морли (1988).

Ньютон Исаак (Newton Isaac)

(1643—1727)

Великий английский физик, математик, механик и астроном был таинственной и неоднозначной личностью. С одной стороны, Ньютон был гигантом истинной науки (в области математики он вывел теорему бинома и дифференциального и интегрального исчисления; в оптике установил разложение света на составляющие спектра и сконструировал зеркальный телескоп; в физике открыл закон всемирного тяготения); с другой стороны, Ньютон много времени и энергии отдавал алхимическим опытам и толкованию Библии. Его религиозные верования остаются величайшей загадкой; Дж. М. Кейнс заключил, что он был «иудейским монотеистом школы Маймонидесов».

Здоровье Ньютона и особенно его резкое ухудшение в 1692—1693 годах, стало предметом разнообразных суждений. В сентябре 1693 года ученый написал два замечательных письма – одно Самуэлю Пепюсу: «Я чрезвычайно обеспокоен своим тяжелым положением, уже целый год я ем и сплю очень плохо... Я вынужден перестать общаться с вами и остальными моими друзьями...», другое – философу Джону Локку: «Полагая, что Вы одобряете мои беспорядочные связи с женщинами, я сказал Вам: «Лучше б Вы умерли». Надеюсь, Вы простите мне эту жестокость». Года за полтора до этого Ньютон обвинил в предательстве других своих друзей. Один из давних знакомых ученого охарактеризовал его как «самого мнительного, пугливого и опасного человека из всех когда-либо встреченных».

В медицинском исследовании 1979 года П. И. Спарго и С. А. Паундс заключают, что причиной ухудшения здоровья Ньютона было отравление ртутью во время алхимических опытов. Они установили, что сохранившаяся прядь волос содержит тяжелые металлы, в частности, они обнаружили ртуть. Правда, принадлежность волос Ньютону остается под сомнением.

Джулиан Лейб и Дороти Хершман в исследовании 1983 года обращают внимание на пожизненное маниакальнодепрессивное состояние ученого и заявляют, что «отравление ртутью не может вызвать потерю аппетита и бессонницу без тяжелых симптомов гастрита, воспаления десен, хронической усталости и вегетативной недостаточности. В период кризиса (1692—1693 гг.) ни одно из этих явлений не отмечалось. Более того, быстрое выздоровление Ньютона совсем не характерно при отравлении ртутью. За две наиболее тяжелые недели Ньютон проспал всего девять часов. Подобная бессонница может быть следствием только эмоционального расстройства. Отсутствие аппетита и бессонница – симптомы депрессии и мании – преследовали Ньютона всю жизнь, и есть убедительные свидетельства, что он был подвержен резким перепадам настроения и поведения». Лейб и Хершман определяют двухгодичный цикл расстройства нервной системы. Как пример они приводят первый зафиксированный «кризис» 1664 года и последующий двухлетний период «гипомании», наиболее продуктивный в работе ученого.

Но агрессивность Ньютона в значительной степени смягчается его общеизвестной щедростью к неимущим.

Хотя после восьмидесяти в научной деятельности Ньютона наблюдается упадок, ум его практически не потерял остроту, о чем свидетельствует одно из его последних рассуждений: «Не знаю, как воспримет меня мир, но сам себе я кажусь мальчиком, играющим на морском берегу. Я время от времени развлекаю себя тем, что нахожу гладкий камешек или красивую раковину, а великий океан истины по-прежнему остается для меня непознанным».

В январе 1725 года Ньютон переболел воспалением легких и переехал в Кенсингтон, немного западнее Сити, где воздух был чище. Но присутствие 2 марта 1727 года на заседании Лондонского королевского общества, президентом которого был Ньютон, возобновило приступы жестокого кашля. Кроме того, врачи нашли у ученого камень в мочевом пузыре и практически не оставили надежд на выздоровление.

Последние дни жизни Ньютона описал муж его двоюродной племянницы Джон Кондуит. Он отмечал, что во время последнего визита ученого в Лондон, камень, очевидно, переместился, доставляя сильную боль, и «хотя капли пота выступали на его лице от боли, Ньютон никогда не жаловался, не кричал и не проявлял даже малейших признаков раздражительности или нетерпения». 18 марта Ньютон читал газеты и «долго разговаривал с мистером Мидом (это один из его врачей), сохраняя хорошее самочувствие. Но с шести часов вечера и весь воскресный день (19 марта) он оставался без сознания и умер глубокой ночью в понедельник, 20 марта».

Ньютон наотрез отказался принять последнее церковное причастие, все присутствующие сочли это возмутительным и педпочли сохранить в тайне. 23 марта гроб с телом поставили в Вестминстерском аббатстве. Похоронили Ньютона с должными почестями. Огромный монумент великому ученому установили в аббатстве в 1731 году.

О

О’Кейси Шон (O’Casey Sean)

(1880-1964)

Ирландский писатель был крупным общественным деятелем, протестантом в стране с господствующей католической религией. Его горячий нрав стал причиной изгнания в Англию в 1926 году.

Бедность и недоедание в детстве вызвали заболевание глаз, которые ему постоянно приходилось промывать очень горячей водой. В последние годы он жил с женой Эйлин в трехкомнатной квартире и совершенно ослеп. В 1956 году О’Кейси госпитализировали на три месяца с тяжелым бронхитом. Потом ему удалили камень из почек. Отличавшийся хрупким телосложением, теперь он совсем исхудал и постоянно жаловался на боль и неудобства. Через несколько месяцев после недолгой болезни умер от лейкемии их младший сын, двадцатиоднолетний Найел. О’Кейси был безутешен, его бесконечные причитания настолько усугубили горе Эйлин, что она предприняла попытку самоубийства, выпив снотворные пилюли.

30 марта 1960 года потоком телеграмм, писем и цветов со всего мира было отмечено восьмидесятилетие писателя. Последняя его книга «Под цветным колпаком» (1963) представляла собой собрание эссе.

В конце 1964 года О’Кейси вновь поместили с острым бронхитом в частную клинику Торбей. Когда писателя навестила жена, он пребывал в скверном расположении духа: «Эйлин, сегодня я вижу совсем плохо. Вода недостаточно горячая, чтобы промыть мне глаза. Проклятые подносы! Не пойму, где что. Я все разливаю. Сегодня я опрокинул свой чай, и сестре пришлось менять мне простыню. Я чувствую себя омерзительно». Эйлин успокоила его. В августе О’Кейси вернулся домой совершенно измученный и раздосадованный тем, что не может читать и видит лишь отдельные слова, когда подносит текст к правому глазу.

Утром 17 сентября у него началось обильное кровотечение из носа, Эйлин отвезла его к хирургу, и кровотечение остановили. Все утро старик, понявший, что смерть близка, вспоминал их бедную, но счастливую жизнь вдвоем. Наверное, думал он о том, что не следовало отбивать Эйлин у ее бывшего возлюбленного, продюсера Ли Эфраима, в хоре у которого она пела. «Для твоего блага тебе лучше было бы остаться с ним», – заключил О’Кейси. В два часа ночи восемнадцатого сентября он перенес коронарный тромбоз, который сопровождался сильными болями в груди. О’Кейси сделали инъекцию и вызвали скорую помощь. По дороге в клинику Торбей Эйлин держала мужа за руку и вдруг почувствовала, что обычно крепкое его пожатие ослабло. Когда Шона отвезли в палату, Эйлин сказала доктору: «Надеюсь, вы сможете избавить его хотя бы от этой чудовищной боли». «Он больше не чувствует боли, – последовал ответ. – Он умер».

После короткой службы в англиканской церкви тело актера кремировали. Как и останки Найела, пепел О’Кейси развеяли по ветру между розовыми кустами Шелли и Теннисона перед крематорием Голдерс Грин в Лондоне.

См. Гарри О’Конор (1986).

О’Кифф Джорджия (O’Keeffe Georgia)

(1887-1986)

Самая значительная американская художница этого столетия была женщиной строгой, весьма принципиальной и целеустремленной. В истории изобразительного искусства она стоит особняком – работы ее нельзя отнести к какой-либо определенной школе, и явных последователей она тоже не имеет. Используя разведенные краски и не смешивая цвета, она изображала мистическую тишину.

В отношениях с мужчинами она предпочитала партнеров намного старше себя. О’Кифф вышла замуж за американского фотографа-художника Альфреда Стиглитца (1864—1946). Их брак был союзом преданной, но обладавшей трудным характером женщины с гораздо более опытным, способным служить опорой, заботливым, но неверным мужчиной. Когда его длительная связь с молодой и богатой Дороти Норман стала непереносимой для О’Кифф, она начала проводить летние сезоны в одиночестве в Нью-Мексико. Ей даже не хотелось ехать в Нью-Йорк, когда в июле 1946 года муж тяжело заболел, однако она успела приехать за несколько дней до его смерти.

О’Кифф вскоре вернулась к своему привычному образу жизни и обосновалась на уединенном ранчо в двенадцати милях к северу от Абикуи, где жила в маленьком глинобитном домике. По мере того как она старела, черты ее лица все более заострялись, обветренная кожа натягивалась на высоких скулах. В 1973 году художнице исполнилось восемьдесят шесть лет, но она все еще сохраняла величественный и независимый вид, и, хотя зрение ее заметно ухудшилось, она отказывалась считаться со своим возрастом. Однажды к О’Кифф пришел, ища работу, двадцатишестилетний бродяга Хуан Гамильтон. Она наняла его, и постепенно он сделался ее компаньоном, шофером и секретарем.

Отношения О’Кифф и Гамильтона были полны взаимной нежности и даже любви, хотя шестьдесят лет разницы и укоренившееся неприятие художницы незаконных союзов делает маловероятными любые сексуальные отношения. (И в самом деле, в 1980 году Гамильтон женился на молодой Анне Марии Эрекин.) О нем и его отношениях с О’Кифф писали газеты, когда Дорис Брай, проработавшая на Джорджию тридцать лет и считавшая себя ее единственным компаньоном, подала на нее в суд за разрыв контракта, а на Хуана «за злонамеренное вмешательство» и когда две картины были проданы в 1977 году без участия Брай. Во время спора друзья художницы приняли разные стороны, и О’Кифф рассталась с некоторыми из них; однако многие нашли Гамильтона очаровательным и вполне подходящим помощником престарелой женщины. Он получил значительные полномочия в ведении ее дел на 1978 и 1979 годы, и после того как все картины художница завещала музеям и различным благотворительным организациям, она сделала его душеприказчиком и наследником остального имущества.

В возрасте девяноста шести лет во время поездки во Флориду О’Кифф перенесла сердечный приступ. После зтого она переехала вместе с Гамильтоном в большой дом г, Санта-Фе. К тому времени она почти совсем ослепла, оглохла и нуждалась в постоянном уходе. Друзья по-прежнему навещали ее, однако родственники по необъяснен-ной причине сообщили им, что посещения неуместны. В августе 1984 года к завещанию была сделана приписка, по которой вырученные за картины десять миллионов долларов передавались Хуану Гамильтону, подпись О’Кифф на документе была неровно нацарапана поперек страницы. В последний год жизни большую часть времени Джорджия, совершенно отрешенная, проводила в полном молчании в своей комнате.

Гамильтон вместе с женой и двумя сыновьями отдыхал в Мексике, когда домоуправительница сообщила по телефону, что О’Кнфф умирает. «Позвоните, если произойдут перемены к худшему», – ответил он и повесил трубку. Той же ночью, 6 марта 1986 года, О’Кифф умерла в госпитале Сент-Винсент в Санта-Фе. Похорон не устраивали; пепел ее был развеян в окрестностях любимого ею ранчо Призрака.

Официально утвержденное завещание было опротестовано родственниками. К делу подключили бывшего агента ФБР и постепенно выяснилось, что, подписывая в 1984 году дополнение к завещанию, уже плохо понимая, что происходит, ослепшая женщина, по-видимому, полагала, что дает согласие на брак с Гамильтоном. В конце концов по неофициальной договоренности Гамильтон довольствовался тем, что предполагало первоначальное завещание: ему достались двадцать четыре картины, дом на ранчо и письма Джорджии.

См. Роксана Робинсон (1989).

Оливье Лоуренс (Olivier Laurence)

(1907-1989)

Английский актер и режиссер стал в 1970 году лордом Оливье, но для друзей он по-прежнему оставался «Ларри». Оливье никогда не переставал скорбеть о своей второй жене и «любви всей жизни» – Вивьен Ли, виня себя в ее психической неуравновешенности: «Я никак не мог поверить в то, что так или иначе являюсь причиной беспокойства Вивьен».

Между 1981 и 1983 годами Оливье, физическое здоровье и память которого все больше ухудшались, получил почти пять миллионов долларов за фильмы и участие в телепередачах и интервью. И хотя большая часть денег пошла на уплату налогов, он купил себе в Лондоне просторный дом в Челси, где поселились леди Оливье (его третья жена Джоан Плорайт) и их дети. (Последние десять лет пара находилась в неофициальном разводе.) В своем доме на южном побережье, около Брайтона, Оливье мог круглый год купаться в подогреваемом бассейне.

Последний раз актер сыграл в экранизации пьесы Дж. Б. Пристли «Потерянные империи» на телевидении Гранады. Во время записи фонограммы своей небольшой роли Оливье упал со сцены и повредил руку (это случалось с ним уже не раз, поскольку приступы головокружения участились). В свои восемьдесят лет он был удостоен гала-представления в Национальном театре, которым он руководил с 1963 по 1973 год. Последний раз Оливье появился на публике в октябре 1988 года, играя эпизодическую роль безмолвного, прикованного к больничному креслу старого солдата в «Реквиеме войны», серии зарисовок на музыку мессы Бенджамина Бриттена. Незадолго до смерти Оливье озвучил на экране поэму Уилфреда Оуэна «Странная встреча».

Большую часть жизни актера преследовали болезни: рак предстательной железы, плеврит, аппендицит, тромбоз и дерматомиозит (системное прогрессирующее заболевание с преимущественным поражением мышц и кожи заставило его уйти со сцены в 1974 году). В последний год жизни Оливье сделали операцию на почках. В ночь на 18 марта 1989 года он упал и разбил бедро, но после операции быстро поправился. В июне 1989 года актер поехал к своему старому другу и коллеге Лоуренсу Эвансу и провел у него вечер, вспоминая прошедшее.

К 1 июля состояние Оливье резко ухудшилось и он оказался прикованным к постели. Жена, снимавшаяся в США, приготовилась вылететь домой. Когда старый актер впал в беспамятство, его дети и Эванс дежурили у постели умирающего. Положение актера напоминало сцену смерти лорда Марумейна в двенадцатичасовой телевизионной постановке 1981 года по пьесе Ивлина Во «Возвращенный Брайдсхед». В вымышленном сюжете оступившийся католический пэр, которого играет Оливье, возвращается в свой Йоркширский замок умирать и в самый последний момент ставит подпись на бумаге, обращаясь в веру. На самом деле англиканского священника вызвали в Мальтхаус ранним утром одиннадцатого июля 1989 года. Молитвам вторило затрудненное дыхание умирающего. В полдень Оливье скончался.

В тот вечер флаги на здании Лондонского Национального театра были приспущены; в Вест-Энде театры притушили огни. Праху лорда Оливье было уготовано найти успокоение в уголке поэтов Вестминстерского аббатства. До этого только два актера удостоились такой чести – Дэвид Гаррик и Генри Ирвинг. Большая часть двухмиллионного состояния Оливье отошла Джоан и детям, небольшие подарки получили друзья актера.

См. Дональд Спото (1992).

Оппенгеймер Дж. Роберт (Oppenheimer J. Robert)

(1904-1967)

Американский физик, получивший известность как «отец атомной бомбы», руководил во время второй мировой войны (1943—1945) в Лос-Аламосе, шт. Нью-Мексико, группой американских и европейских ученых, занимавшихся созданием первой атомной бомбы.

В дебатах по поводу водородной бомбы неуступчивый Оппенгеймер разошелся во мнении с большинством членов Американской комиссии по атомной энергетике. В 1953 году, после четырех недель слушаний, физика отстранили от секретных работ государственной важности. Задолго до войны Оппенгеймер открыто симпатизировал коммунистам, и теперь распространились слухи о его возможной неблагонадежности. Особенно странным показалось то, что он не поспешил сообщить о сделанных ему через подставных лиц предложениях от советских властей. Единственный ученый в Комиссии по расследованию оправдал Оппенгеймера, указав на то, что большая часть улик уже была в руках КАЭ, когда физика утверждали дтя работы семь лет назад.

Работа Оппенгеймера как консультанта КАЭ прекратилась, но он продолжал свою деятельность как директор Института фундаментальных исследований в Принстоне (Нью-Джерси). Но слухи и общественная неприязнь заметно состарили Оппенгеймера, и он так и не смог поправить пошатнувшееся здоровье. Роберт и Китти Оппенгеймер сообщали о его беспробудном пьянстве в их принстонском доме, прозванном «Ферма Бурбон».

С приходом в 1961 году в Вашингтон более либеральной администрации подозрительность по отношению к Оппенгеймеру начала постепенно сходить на нет. В 1963 году Оппенгеймер получил ежегодно присуждаемую премию Ферми; 22 ноября президент Кеннеди объявил, что собирается вручить награду лично, но через несколько часов он был застрелен. Вручал физику медаль и премию в 50 ООО долларов президент Линдон Джонсон в Овальном кабинете Белого Дома 2 декабря 1963 года. В ответном слове лауреат после многозначительной паузы произнес: «Полагаю, вполне уместно допустить, что Вам, мистер президент, потребовалась определенная щедрость и определенная смелость, чтобы сегодня вручить эту награду».

После такого поворота судьбы Оппенгеймер словно вернулся из изгнания, он стал мягче, добрее и даже начал относиться к самому себе с долей юмора. Когда в 1964 году он вернулся в лабораторию в Лос-Аламосе, его ожидала теплая встреча старых коллег. Столь же теплый прием состоялся позже в Калифорнийском университете в Беркли, где он преподавал физику в тридцатые годы. В те дни студенты видели его у доски с мелом в одной руке и вечной сигаретой в другой; одна из студенток как-то сказала, что ожидала увидеть, как он засунет в зубы мел и станет писать сигаретой.

В 1966 году после перенесенной пневмонии Оппенгей-мер ушел с поста директора Принстонского института. Через год у ученого обнаружили рак горла, и он наконец бросил курить. К июню 1966 года он стал нуждаться в тросточке для ходьбы. В октябре он написал другу: «Рак расползается быстро, так что мне приходится продолжать облучения, на сей раз электронами и бетатроном». Через месяц Оппенгеймер написал: «Мне стало немного труднее есть и разговаривать». Наконец, за несколько дней до смерти: «Меня мучают боли... слух, речь почти отказали».

Дж. Роберт Оппенгеймер умер в своем доме в Принстоне 18 февраля 1967 года. На похоронах старые коллеги произнесли прочувствованные речи, а струнный квартет Джуллиарда сыграл Бетховена. Пепел Оппенгеймера доставили на Виргинские острова, любимое место его отдыха, и развеяли над океаном.

См. Питер Гудчайлд (1980).

Оуэнс Джесси (Owens Jesse)

(1913-1980)

Чернокожий американский атлет вошел в историю Олимпийских игр, выиграв в 1936 году четыре золотых медали и опровергнув заявление нацистов о физическом превосходстве арийской расы. (Оуэнс побил мировой рекорд в беге на 100 метров, установил новые олимпийские рекорды в прыжках в длину и беге на 200 метров и способствовал установлению мирового рекорда в эстафете на 400 метров.)

Но он остался практически неграмотным после исключения из Государственного университета в Огайо, и из-за этого его жизнь стала чередой успехов и неудач. Дважды у него возникали проблемы с налоговой инспекцией, а в 1966 году он едва избежал тюрьмы. Судья, который тоже был родом из Алабамы, наказал спортсмена небольшим штрафом, вспомнив о широко известной поддержке Оуэном «нашей страны и образа жизни». Здесь несомненно имелось в виду неприятие спортсменом Мартина Лютера Кинга-младшего, а также социальной программы Кеннеди—Джонсона, о выгодах которой он отзывался так: «Получить что-то ни за что». Особенно Оуэнс негодовал по поводу салютов, затянутых в черные перчатки рук негритянских спортсменов-медалистов на Олимпийских играх в Мехико – он называл их негритянскими фанатиками. В 1936 году он агитировал за Лэндона против ФДР и в 1960 – за Никсона против Кеннеди. В семидесятые годы он был нужен как деятель олимпийского движения, в кампании Олимпийского комитета США за выделение средств на тренировки и экипировку спортсменов. В начале десятилетия он вместе с женой Рут перебрался из Чикаго в Скотсдейл, шт. Аризона.

После митинга в Далласе в ноябре 1979 года Оуэнс пожаловался на переутомление, по той же причине через неделю прервали съемку рекламы компании «Американ-Экспресс» с его участием на улице Нью-Йорка. В начале декабря со спортсменом случился приступ кашля во время выступления перед аудиторией в Дейтоне, шт. Огайо; следующим вечером он упал без чувств на трибуне в Сент-Луисе. После обследования в госпитале Майкла Риза в Чикаго Оуэнсу поставили диагноз «аденокарцинома легкого», образовавшейся, видимо, из-за многолетнего курения. Спортсмену предложили хирургическое вмешательство и облучение, сказав, что жить ему осталось не более трех месяцев.

По возвращении в Аризону в начале 1980 года провели дальнейшие медицинские исследования. Интерес Оуэнса к предстоящей московской Олимпиаде был неподдельным и неослабевающим. Поначалу он поддержал бойкот игр, объявленный администрацией Картера, вызванный вторжением СССР в Афганистан, но потом поддержал спортсменов, которые много тренировались, чтобы выступить в Москве. «Они должны поехать как частные лица, а не как американцы», – писал Оуэнс.

21 марта состояние спортсмена внезапно ухудшилось, и его срочно перевезли на вертолете в Университетский госпиталь Аризоны в Таксоне. Оуэнсу давали новейшие лекарства, но все оказалось напрасным. Он впал в кому вечером 29 марта и умер в ночь на 31 марта 1980 года.

Через два дня тело выставили для прощания в Капитолии города Феникс, по всей Аризоне были приспущены флаги. На похоронной службе в Рокфеллеровской часовне Чикагского университета гроб накрыли белым шелковым флагом с пятью олимпийскими кольцами. Присутствовали президент Олимпийского комитета США Роберт Кэйн и несколько спортсменов-олпмпий-цев 1936 года.

Погребение состоялось на кладбище в Чикаго. На родине Оуэнса, в городке Оквилль, штат Алабама, установлен гранитный монумент.

См. Уильям Дж. Бейкер (1986).

Оффенбах Жак (Offenbach Jacques)

(1819-1880)

Когда родившемуся в Германии французскому композитору исполнилось пятьдесят, по крайней мере четыре его оперетты, среди которых «Орфей в аду», шли в парижских театрах. Правда, его опера «Сказки Гофмана» так и осталась незаконченной.

Летом 1880 года Оффенбах работал над оперой в душном номере отеля «Сен-Жермен», здоровье его ухудшилось. Уже долгое время композитор страдал подагрой, при которой избыточное количество солей в крови вызывает крайне болезненные формы артрита. В сентябре, обеспокоенный возросшими расходами, он вместе с женой Гер-минией перебрался обратно в Париж. Он ел уже очень мало, но наслаждался сигарами, которые курил не переставая, пока работал, сидя за пианино подле пылающего камина и закутавшись в халат на меху. Звуки инструмента резко обрывались, когда композитора одолевал приступ кашля. Когда Оффенбах совсем выбивался из сил, он отдыхал, листая изрядно потрепанную биографию Моцарта.