Текст книги "Единственная"
Автор книги: Норма Бейшир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
– Ты считаешь, что простое совпадение? По-моему, нет, Джордан, – убеждал Ян друга.
– А ты думаешь, что все так называемые «несчастные случаи» подстроены?
– Бьюсь об заклад – да.
– И кто, ты полагаешь, стоит за этим?
Ян пожал плечами: если бы знать.
– А мотивы?
– Мотивы я не знаю, провалиться мне на этом месте!
Джордан поморщился:
– Если так, у меня на подозрении шесть человек. Не меньше.
«И Макс Кенион – первый среди подозреваемых».
Слоун взяла с ночного столика пузырек с барбитуратом, который она обычно прятала на самом дне ящичка. За дверью ванной комнаты слышался шум воды и развеселая песня про ковбоя. «Господи, – подумала Слоун, – что-то на свете никогда не меняется, другое меняется кардинально».
Две таблетки она запила водой. Тянуло взять еще одну, но – удержалась. Если две не помогут, тогда примет третью. Когда Джордан заснет.
Пение в ванной прервалось – Джордан сейчас войдет. Слоун быстро сунула таблетки в столик, заперла его, прыгнула в кровать и выключила свет.
Лежала на своей половине кровати, повернувшись на бок, притворялась, что спит. Думала – Джордан поверит ее уловке. Джордан улегся рядом:
– Спишь?
Слоун не отвечала.
Он подлез под одеяло и обнял ее. Слоун пошевелилась.
– А теперь ты уже не спишь, – ласково прошептал Джордан.
– Ммм, – замычала Слоун, изображая сонное состояние.
– А я-то думал, ты спишь…
– Я в самом деле почти заснула…
Джордан поцеловал ее в шею – Слоун отстранилась.
– Пожалуйста, Джордан, не надо сегодня.
Джордан отодвинулся.
– Я что-то сделал не то? – мягко спросил он. – Скажи мне, любимая, что я сделал не так, – и я исправлю ошибку.
– Ты все делаешь хорошо, Джордан, а я… не очень хорошо себя чувствую сегодня.
– Да? Голова болит?
– Нет, просто недомогание.
– Тогда извини, больше не буду тебя тревожить.
Джордан отвернулся и долго лежал молча, хотя Слоун знала, что он не спит.
Джордан проснулся среди ночи. Слоун металась, что-то бормотала во сне. Он прислушался. Снова то же…
– Я не могу, Родди… Не заставляй меня… ребенок, мой ребенок, может случиться… Ребенок в тюрьме, Родди…
Почему, почему призраки прошлого продолжают тревожить Слоун?
Он встал рано, но не пошел, как обычно, на тренировку. Заказал завтрак в номер – его принесли, когда Слоун принимала душ.
– Сегодня мы поедим здесь, не возражаешь? Хочешь есть?
– Не очень.
По правде сказать, Слоун вообще не хотела есть: амфитамин лишил ее аппетита, и она клевала еду, как птичка. За несколько месяцев потеряла почти шестнадцать килограммов, выглядела осунувшейся, изможденной.
– Слоун, мы должны поговорить, – решительно начал Джордан.
– О чем?
– О неком Родди.
Слоун была сражена.
– Родди? – переспросила она слабым голосом. «Откуда он узнал? Что он знает?» – Я не понимаю, о ком ты говоришь.
– Родди… Ты знаешь – или не знаешь – человека, которого так зовут?
Слоун была в нерешительности.
– Я… знала, много лет назад.
– Так! Наконец-то мы узнали, что Родди – был. Теперь остается выяснить, кто он такой. Друг? Любовник?
Слоун вздохнула.
– Я думала, что он мой друг. Потом оказалось, что нет. Время от времени он действительно был моим любовником, – Слоун решила идти до конца. – Но главным образом – моим партнером.
– Партнером? – Изумлению Джордана не было границ.
Слоун кивнула.
– Ну да, Джордан, а я его – напарницей… Объясню. До того как стать известной писательницей Слоун Дрисколл, я была просто Сэмми Дуглас из Чикаго. Сэмми Дуглас – «напарница».
– Кем? – почти с ужасом переспросил Джордан.
– Напарницей… у своего партнера, у Родди. Он научил меня всему, что я тогда умела.
– Чему? – В висках у Джордана что-то бухало.
– Всему… Долго мы занимались обычным мошенничеством, шантажом, обманывали людей, выманивая деньги у тех, кто готов был с ними расстаться, – Слоун была бледна и почти не соображала, что говорит. – Когда нас разоблачали, мы исчезали из этого места или меняли тактику – форму обмана, рэкета, шантажа. Родди знал множество приемчиков, как одурачить человека, и меня учил… – Она остановилась, перевела дух. – Например, Родди научил меня мухлевать в покере. Он потратил на это много времени, мы играли с ним дни и ночи напролет. Он считал, что меня не должны заподозрить в жульничестве, я не выглядела «напарницей»… Ох, Джордан, это было так давно, и я была так молода.
Джордан не мог так сразу переварить услышанное.
– Но почему… ты этим занималась, Слоун? Зачем?
– Я… мне тогда нравилось жить так… Не хотелось – как все. Я выросла на Среднем Западе. Мой отец – синий воротничок, мать – типичная домохозяйка. Отец – упрямый, деспотичный человек, всех готов был подмять под себя. Мама – полная ему противоположность, сама снисходительность, вечно примиряющая сторона, но… в духе требований отца.
– Ты говоришь об отце с явным неодобрением, я правильно понимаю?
– Да, – кивнула Слоун, – а примиряя отца с детьми, страдала больше всех.
– Ладно, оставим это. А когда вы с Родди стали напарниками?..
– Мне было интересно с ним. До этого – в семье и в колледже – я ужасно скучала, иногда мне казалось, что я вовсе и не живу. А мне хотелось радости, риска, счастья. – Слоун передохнула и продолжала: – Родди возник на моем пути по мановению волшебной палочки. Точно такой, каким виделся в мечтах мужчина, – красив, весел, удачлив, любит риск, ни от кого не зависит. Жизнь в нем била ключом – мой идеал.
– И вы стали любовниками?
– Что-то вроде… Хотя не сразу. Он долго возился со мной, прежде чем я стала его напарницей. Хотя ученицей оказалась ловкой. И, главное, способной.
– Да ты будто восхищаешься им?!
– Я и в самом деле им восхищалась. Я хотела острых ощущений – и получала их сполна. Мне нравилась такая жизнь.
– Но потом… все же разонравилась?
– Да, когда я поняла, что беременна, Тревисом.
– Так Родди – отец Тревиса?
– Да, Тревис родился, когда мы жили вместе с Родди. Только вот Родди, к сожалению, оказался не способным… на моногамную жизнь.
– Поэтому ты и порвала с ним?
– Родди не хотел ребенка, он советовал мне избавиться от него. Тогда нас чуть не застукали – я боялась, что придется рожать в тюрьме. Родди тоже очень испугался. Увы, не за меня. Уложил меня в больницу, а сам исчез. Я этого не простила, и наши отношения с Родди я больше не возобновляла.
– Что ты делала потом?
– Жила… Какое-то время на деньги, оставшиеся после Родди. И начала писать, представляешь? Впечатления переполняли меня. И сразу после рождения Тревиса закончила «Откровения». Родди я никогда не видела больше, хотя и ждала, что он может объявиться.
– Но он так и не появился?
– Нет.
– Ты поэтому сменила фамилию и имя?
– Отчасти поэтому.
– А что ты сделаешь, если однажды он все-таки появится?
– Честно сказать, не знаю. – Слоун встретилась взглядом с Джорданом. – А что ты намерен предпринять, Джордан, после того, как узнал всю правду?
– Я не совсем понимаю твой вопрос, Слоун.
– Нет, ты прекрасно понял, о чем я говорю. Я совершила уголовное преступление, причем довольно тяжкое. Я не та, за кого себя выдаю…
– Да, Слоун, теперь я знаю не только, кто ты сейчас, но и какой была раньше, но, откровенно говоря, для меня нет особой разницы. А женился я… на Слоун Дрисколл.
– И ты не презираешь меня? – недоверчиво удивилась Слоун.
– Да какое я имею право?! – Джордан схватил ее на руки. – Я сержусь лишь на то, что ты не рассказала мне всего этого раньше, не доверяла, значит. А виноват в этом – я сам.
У Слоун перехватило дыхание.
Лондон, июнь 1988
Да, она рассказала Джордану о своем прошлом. Но понял ли он ее, как уверяет? Джордан сказал ей тогда много красивых слов, мол, понимает причины, которые толкнули девчонку на путь «напарницы», да и все это в прошлом, – но вот простил ли?! Ну, да что сделано, то сделано: после драки кулаками не машут.
Слоун наблюдала за игрой. Джордан царил на поле – молодой, красивый, сильный. Настоящий атлет. Прочие игроки должны с ума сходить от зависти, а женщины вешаться ему на шею. Надолго ли она, Слоун, удержит его?
– Ты выглядишь человеком, которому необходима скорая дружеская помощь, – вдруг услышала Слоун голос Лэнса. Да, это он незаметно подошел сзади.
– Значит, дружеская помощь подоспела, – печально улыбнулась Слоун.
– Какой из меня друг… – пробормотал он смущенно, вытаскивая из кармана маленький бумажный пакетик. Слоун взяла его без особой радости.
– Спасибо, Лэнс.
– Не за что. Хочу тебя предупредить: они помогают недолго. Чем дольше ты будешь их принимать, тем большая доза потребуется.
– Я знаю! – Слоун перевела взгляд на поле.
– Сколько ты уже?..
– Что?
– Сидишь на таблетках?
– Довольно долго… А ты снова не играешь?
– Хильер не выпустил.
Слоун посмотрела на поле. О, Господи! Сейчас столкнутся две лошади, вздыбленные седоками. Один из них – Джордан. Удар – они вылетели из седел. От страха у Слоун потемнело в глазах. «Боже, помоги мне», – вскрикнула она, но, увидев, что Джордан встает на ноги, облегченно вздохнула.
Завыла сирена «скорой помощи» – машина, ревя сиреной и мигая красным глазом фонаря, ворвалась на поле. Вокруг пострадавших собралась толпа. Слоун стремглав неслась туда, Лэнс за ней.
– Джордан, ты ушибся, тебе больно? – трепеща, она коснулась его рукой.
– Пустяки, не волнуйся. А вон у него – переломы, не приходит в сознание…
– Господи, – прошептала Слоун побелевшими губами, – ведь и ее Джордан был на волосок от несчастья.
Пострадавшего, а это был игрок британской команды Уильям Марки, в коматозном состоянии увезли в больницу неподалеку от виндзорского Грейт-парка. Туда сразу же отправились «конники», многие с женами – беспокоились о состоянии жены Вильяма – Френсис. Тут были и Джордан, и Слоун, и Ян с Дасти, и Лэнс. Они прислушиватись к разговорам в вестибюле.
– Вы думаете, подстроено?
– Что-то говорят об уздечке…
– …Если он не выживет…
– …Как Френсис себя чувствует? Главное – что скажет врач?
– …Говорят, что шлем Уильяма был не в порядке…
– …Нет, все еще в коме…
Слоун казалось, что она задыхается. Расстегнув воротничок платья, глубоко вдохнула. Нет, это выше ее сил. А если это бы случилось с Джорданом?..
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Джордан.
– Да, нормально. Только… я все время думаю, что… это мог быть ты.
– Успокойся, успокойся, дорогая.
– Пойми, ты мог быть на его месте.
Джордан обнял Слоун за плечи.
– Милая, не надо волноваться из-за воображаемой беды. Я здесь, и со мной все в порядке.
Слоун кивнула.
– Я сейчас вернусь.
– Ты куда?
– Выпить воды.
Джордан с недоверием взглянул на нее, но промолчал.
В конце коридора, опасливо оглянувшись, она достала пузырек, вытряхнула капсулку и проглотила ее, запив водой из-под крана. Из лифта вышел Макс Кенион. Но вместо того чтобы направиться в вестибюль и присоединиться ко всем остальным, он пошел в противоположную сторону.
«Странно. Зачем тогда приезжал?» – с тревогой подумала Слоун.
Хильер с женой провели в больнице весь день, до самого вечера. В палате, где находился Уильям Марки, Надин удивленно смотрела на Френсис: так страдать, целый день сжимать его неподвижную руку, непрерывно шептать что-то человеку, который ее не слышит… Или она так молилась?
«Отчего люди любят друг друга? – размышляла Надин. – И можно ли долго и сильно любить?..» Сегодня Надин вдруг поняла, что сама никогда никого не любила. Да, она удачно вышла замуж, обеспечила себе благополучную жизнь. Заводила интрижки, удовлетворявшие ее сексуальность. Но любовь? Увы, любви не было.
– Она счастливая женщина, – громко сказала Надин.
Хильер посмотрел на жену с изумлением и досадой.
– Что ты несешь? У нее муж умирает…
– Но она его любит, они любят друг друга. – Надин повернулась к Гевину. – А что есть у нас, Гевин? Наше богатство, но такого у нас никогда не было.
Гевин сдержался и промолчал.
– Что сказали врачи? – Слоун поднялась навстречу Френсис, когда она вышла из палаты.
Смертельно бледная, Френсис еле шла, плечи ее сотрясали рыдания. На белом костюме Френсис темнели красно-бурые пятна. «Кровь мужа», – подумала Слоун.
Они сказали, – Френсис едва могла говорить, – что он уже не встанет. После таких переломов невозможно оправиться.
– Что вы собираетесь делать?
Господи, что я могу сделать?! Я знаю, что Билл не ожидал такого конца. Хотя и понимал: от беды не застрахован никто.
– А вы не думаете, что еще…
– Нет, боюсь даже надеяться, что он выживет.
Они долго сидели молча. Наконец Слоун решилась спросить:
– Как вы это выдерживали?
Френсис удивленно смотрела на нее.
– Простите, не поняла. Что я выдерживала?
– Ваш муж так долго играл…
– Около тридцати лет.
– Как же вы жили все это время, зная, что в любую минуту с ним могло произойти то, что, к несчастью, случилось сегодня?
Френсис задумалась. Как ответить?
– Да, я жила в страхе. Но по-другому не могла.
Слоун недоумевала.
– Я же знала, когда выходила замуж, что Билл – игрок в поло. И знала, что он никогда не бросит свою работу. Поло – такая же часть его самого, как цвет глаз или имя, – Френсис помолчала. – Конечно, мы оба понимали, что тут всегда риск. Один Бог знает, сколько раз Билл падал. Мне кажется, у него не осталось ни одной целой косточки… Держала себя в руках. Ведь я его люблю!
Слоун понимала, что другого ответа она бы и не услышала. Ей так все это знакомо!
Три дня спустя Уильям Марки умер. На похоронах Френсис держалась с большим достоинством, не выказывая на людях своего страшного горя.
Слоун же к концу похорон почти падала. Джордану пришлось посадить ее в машину и отправить домой.
Джордан задернул шторы и уложил Слоун в постель. Ей надо немного поспать… А сам ушел в соседнюю комнату, чтобы по телефону вызвать врача.
– Джордан! – вдруг донесся из спальни тревожный крик. Он бросил трубку, не успев набрать номер. Вбежал к Слоун.
– Не волнуйся, моя маленькая, я здесь, все хорошо…
Слоун припала к его груди и расплакалась.
– Это мог быть ты, Джордан, – всхлипывала она. – В следующий раз это будешь ты!
– Слоун, не глупи. Ведь я с тобой.
– Такое может случиться с каждым из вас. Джорди, я умоляю, уйди из поло, пока еще не поздно.
– Ты же знаешь, Слоун, я не смогу. Я профессиональный игрок. Это то, чем я живу. Конечно, в поло немало риска. Но многие люди рискуют каждый день – летчики, политики да мало ли кто еще.
– Это другое…
– Другое, согласен. Но, Слоун, мы все рискуем каждый день – когда едем на машине, летим на самолете, идем по улице. Ты же не требуешь гарантий безопасности, когда идешь по улице.
– Джордан, – тихо сказала Слоун, – смерть ужасна. Но я знаю нечто, что хуже смерти.
Джордан с испугом посмотрел на нее.
– Когда приходится жить, а душа твоя уже умерла или вот-вот умрет. Ты понимаешь, о чем я говорю. Это страшная жизнь, когда каждый день ожидаешь конца.
Слоун знала: он понял ее, но изменить что-либо уже не в силах. Надо или вовсе отказаться от этой жизни – в ежедневном страхе – или примириться с ней.
Марго, октябрь 1988
Слоун, как обычно, стояла у кромки игрового поля и смотрела на Джордана. Она любовалась им, восхищалась его силой и мужеством и безмерно страдала, снедаемая страхом – вдруг она его видит в последний раз…
Джилли тоже прилетела в Бордо, оттуда – на такси – она отправилась в Марго. Приехала, потому что знала точно: Макс здесь. Он должен участвовать в Международном турнире. Здесь они встретятся с Джорданом, и Макс сдержит свое слово. Она должна предотвратить трагедию, но не получится ли наоборот – вдруг ее приезд только подогреет Макса и спровоцирует ужасную развязку?!
– Паула, я так хочу тебя увидеть, – только увидеть! – Лэнс старался говорить как можно мягче и убедительней. – Неужто я прошу так много?
– Зачем? Мы уже обо всем переговорили, – отвечал ему на другом конце провода спокойный голос.
– Паула, я люблю тебя, я все это время любил тебя, и никто мне никогда тебя не заменит. – Лэнс сел на корточки, придерживая аппарат на коленях.
Паула молчала. После мучительной паузы Лэнс услышал:
– Да, Лэнс, я знаю это, помню и ценю.
– Ты поняла, о чем я говорю?!
– Поняла, что не нашел другой женщины – и вряд ли найдешь.
– И что же?
– Я помню еще твоего отца, Лэнс, – голос Паулы напряженно зазвенел. – Твой отец сломал твою… нет, наши судьбы и продолжает влиять на тебя даже… из могилы. А я так жить не могу!
– Паула, – нерешительно начал Лэнси, – ты мне не говорила, а я никогда не спрашивал: ты любишь меня?
– Я всегда любила тебя, Лэнс… Но жить с тобой не буду! – И Паула повесила трубку.
Хильеры остановились не в Марго, маленьком провинциальном городишке, а в Бордо – и, конечно, в лучшем отеле. Туда Гевину сообщали о делах, но они, увы, с каждым днем шли все хуже. И сколько времени он еще сможет продержать-524 ся на плаву, Гевин не знал. Долго ли до той роковой минуты, когда волки кредиторы мертвой хваткой вцепятся ему в глотку?
Макс Кенион обедал в придорожном бистро. Кухня здесь, кажется, недурна, но еда мало его интересовала. Он весь был поглощен встречей с Джорданом – завтра будет последняя игра этого болвана.
Беспокойство Джордана росло с каждым днем – беспокойство не о предстоящем матче, а о самочувствии Слоун: перепады в ее настроении, все углубляющаяся депрессия становились угрожающими. Он терял ее. Свою жену. Свою Слоун!
Надин предстоящий матч не интересовал вовсе – она оживлялась только во время тренировок, когда на поле выходил Лэнс. Она вспоминала его ласки, все безумства их короткой связи. Теперь она лишена радости их встреч. Осталась только супружеская жизнь – холодная, угрюмая и бесконечная война без победителя. Надин уже сомневалась – стоит ли продолжать свое существование в качестве миссис Хильер.
Команда играла в полуфинале первой группы против французов. К концу первого периода американцы вели 8:4.
Джордан играл агрессивнее, чем обычно; Слоун чувствовала его крайнюю нервозность и тряслась от страха.
– Что он хочет доказать такой игрой? И кому? – недоумевала Слоун, сидя на трибуне рядом с Дасти.
– Свое превосходство… Этому Жюльену.
– Кому?
– Жюльену Ришо – французской «тройке», – пояснила Дасти. – Он мешает Джордану атаковать.
Слоун нервно рассмеялась.
Мяч был у Джордана. Ему наперерез скачет Ришо. Нет, это невыносимо. Джордан не рассчитал маневра: на полном скаку обе лошади столкнулись, всадники рухнули на землю.
Вот она – беда!
…Слоун ждала в приемном покое приговора врачей.
Ян принес Слоун чашечку кофе. Пить не хотелось, и она вежливо поблагодарила Яна.
Отошла к окну, оглянулась, не видит ли ее кто-нибудь, и украдкой положила в рот таблетку – теперь она будет сильнее.
– Миссис Филлипс?
Слоун резко обернулась. Это врач из приемного отделения.
– Я миссис Филлипс, – произнесла Слоун дрожащим голосом. – Мой муж…
– Он вернется к вам целым и невредимым, – улыбнулся доктор. – Если хотите его увидеть, пойдемте со мной.
Слоун одним глотком выпила кофе и поспешила за врачом.
– Мы перевели вашего мужа в палату. Ему придется пробыть здесь несколько дней, – говорил по дороге врач, – но… после выписки, я настоятельно прошу вас, уговорите его не играть в поло, хотя бы какое-то время.
– Слава Богу, спасибо тебе, Господи, что ничего страшного, – шептала Слоун.
– Что вы сказали? – переспросил доктор.
– Нет, ничего. А все же, доктор, что с ним?
– Повреждены три ребра, несколько ушибов. Лучшее лекарство для вашего мужа – отдых, полный покой. Чем дольше – тем лучше. Впрочем, знаю я этих игроков в поло – и недели не полежат спокойно. Если, конечно, случай не смертельный, – пошутил он мрачновато.
Слоун, огорчившись, сделала вид, что не услышала шутки.
– Увы, – вздохнула она, – наверное, мне не удастся долго удерживать его в постели.
– Как ты себя чувствуешь? – Слоун наклонилась над Джорданом и ласково поцеловала его.
Она пододвинула кресло к кровати и села рядом, взяв его правую руку в свою.
– Лучше, чем считают доктора. Если бы ты знала, через сколько мудрых медицинских машин меня пропустили! Рентген, сканирование – никто, нигде и никогда не собирал обо мне такой подробной информации.
– Терпи, дорогой, так надо. Они поставят тебя на ноги.
– Да-да, конечно, – хмыкнул Джордан.
– Послушай, Джорди, врачи сказали мне, что тебе необходимо на какое-то время бросить поло. – Джордан упрямо молчал. – Пойми, ты должен, Джордан.
Тут в палату влетела Джилли.
Слоун встала, готовая к борьбе с соперницей.
– Что вам угодно? – высокомерно спросила она.
– Мне нужно поговорить с Джорданом наедине, если вы не возражаете, – вежливо ответила Джилли.
– Нет, возражаю, – отрезала Слоун. – А самое лучшее немедленно уходите отюда. Вас никто, кажется, не приглашал.
– Никуда я не уйду, пока не переговорю с Джорданом, – упрямо повторила Джилли.
– Хорошо, Джилли, – вмешался Джордан, – скажи нам обоим, зачем ты пришла?
Джилли молча переводила взгляд со Слоун на Джордана.
– Макс здесь, – процедила она сквозь зубы.
– Я знаю, ну и что?
– Нет, ты не все знаешь, – заговорила Джилли, выразительно жестикулируя. – И, пожалуйста, выслушайте меня. Несколько месяцев назад я вдруг обнаружила, что беременна. Когда Макс узнал об этом, он взбесился. Считал, что ребенок не его. И избил меня – да так сильно, что я попала в больницу. Ребенка я потеряла. Макс оказался в тюрьме, но ему удалось выйти оттуда раньше, чем мне из больницы.
– Джилли, я мало что понял. Какое все это имеет отношение ко мне?
– Он в полной уверенности, что ребенок от тебя.
– Что?!
– И собирается убить тебя.
Мартас-Винъярд, декабрь 1988
– Ну как? Болит еще? – заботливо спросила Слоун, ставя на одеяло Джордану в кровать поднос с завтраком.
– Побаливает, но учти – только во время прозаических дел – дышать, жевать и прочее, – подмигнул Джордан и посмотрел на поднос. – О, яйца, ветчина, картошка, фрукты – тут на троих едоков за глаза хватит.
– А Эмма считает, что ты и должен есть за троих! – Слоун присела рядом. – Ты сильно похудел, пока мы жили не дома.
Джордан взял кусочек ветчины.
– Странно, но… когда болит, есть, действительно, совсем не хочется.
– Тогда, значит, дела твои пошли на поправку.
– Идут вовсю!
– Ты знаешь, Джорди, что я думаю. – Слоун придвинулась к нему совсем близко. – После всего, что случилось, мне кажется, на какое-то время, скажем на полгода…
Джордан рассмеялся:
– Знаю, знаю – «оставить поло…». Но, дорогая моя, это же не просто хобби! Это – моя жизнь. Мой воздух, свет, тепло. И полгода я не выдержу.
– Шесть месяцев? Ради спасения своей жизни? Подумай, Джорди…
– Тебе не кажется, милая, что ты несколько преувеличиваешь? – спокойно возразил Джордан, решив, что про свой разговор с Яном он умолчит.
– Нет, я не преувеличиваю, Джордан. Последнее время, ты сам заметил, эти несчастные случаи, якобы случайные, следуют один за другим. Я предчувствую, беда может грянуть в любую минуту. А если – с тобой… я не перенесу. Так и знай… Господи, мне уже столько ужасов про это снилось!
– Слоун, я играю уже шестнадцать лет. Ты не сказала мне ничего нового.
– Джордан, я говорю совершенно про другое…
– Зря ты волнуешься.
Слоун не сдавалась:
– Джорди, я не хочу потерять тебя, я очень люблю тебя. Иногда, мне кажется, я слишком тебя люблю.
Джордан смотрел на Слоун и думал, что сказать ей, как облегчить ее переживания. То единственное, о чем она просила, невыполнимо, – это ясно… Поставив поднос на пол у постели, Джордан привстал и обнял Слоун. Крепко-крепко. «Я верю в тебя, дорогая».
Джордан пришел к выводу: Слоун теперь не та женщина, в которую он когда-то сразу и по уши влюбился. У него возникло ощущение пловца, который не может спасти утопающего. На глазах у тебя гибнет человек, а ты – бессилен. Нет, надо рискнуть…
– Так и думала, что найду тебя здесь…
Джордан не обернулся, он продолжал тщательно прилаживать седло.
– Конечно, ты ведь меня хорошо знаешь. Каждый мой шаг предвидишь.
– Да, дорогой, твои пристрастия столь однообразны.
– Чего, к сожалению, не скажешь о тебе, дорогая.
Слоун не обратила внимания на колкость. Подойдя к лошади, нежно провела рукой по холке.
– Солитер… какое красивое имя… И подходит ей. Лошадь редкостная. В самом деле: самородок.
– А ты знаешь… я иногда думаю, что это имя больше подходит тебе, чем ей.
– Мне? Почему?
– По многим причинам, – шепнул ей на ухо Джордан. – Ты тоже редкая и необычная женщина. Одиночка. Но мы чувствуем потребность друг в друге. И все же… У меня такое чувство, что какая-то часть твоей души скрыта от меня.
Слоун не знала, что ответить: возразить? согласиться?
– Иногда мне кажется, – продолжал Джордан, – что я тебя совсем не знаю. То ты страстная и темпераментная, – как сегодня утром, например. И я сразу вспоминаю Довилль. Ты так заразительно смеешься, отпускаешь колкости, шуточки, словно наш медовый месяц длится без конца. А через несколько минут вдруг становишься скучной, злой, не хочешь никого видеть – только бы скрыться поскорей в своей комнате.
Слоун не смотрела на Джордана.
– Мы ведь не единственные родители, потерявшие ребенка, Слоун. Много супружеских пар прошли через это испытание. Но смогли преодолеть его.
– У них, может быть, другое…
– Другое только потому, что ты привыкла прятать плохое в глубине души, – возразил Джордан. – Сколько в тебе еще скрыто, Слоун.
– Я тебе рассказала фактически все, – Слоун обдумывала каждое свое слово. – Я понимаю, что напрасно рассказала тебе о Чикаго. Я знала, что ты никогда не сможешь этого забыть, – и не дашь забыть мне.
– Да не о твоем прошлом речь! – в сердцах вскричал Джордан. – Та история – как мостик над пропастью. Для меня она значит одно: ты таилась потому, что не доверяла мне. В последний год мы все дальше и дальше отходим друг от друга, и я ничего не могу сделать.
Слоун была в замешательстве. Она повернулась, хотела уйти из конюшни. Джордан притянул ее к себе и, мягко удерживая ее лицо в своих ладонях, отчетливо произнес:
– Знаешь ли ты, что еще означает слово «солитер»? Это игра для одного, Слоун. Но я не хочу, чтобы наша жизнь была суммой двух одиночеств. Иначе – к черту такую жизнь!
– У вас со Слоун какие-то проблемы? – поинтересовался Тревис. Сегодня Тревис помогал Джордану выносить из конюшни навоз. Для Джордана это был испытанный способ успокоиться, и он, в самом деле, постепенно приходил в себя. Несмотря на работу, грязную и изнурительную.
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне показалось, мама выглядела не так, как обычно по утрам.
– Как «не так»?
– Странная она, да и ты тоже – потерянные оба. И что с ней происходит в последнее врамя?
– Ты разве забыл, что недавно произошло у твоей мамы?
– Но уже прошел почти год.
– Знаешь, есть потери, которые очень тяжело пережить! – Джордан решил объяснить мальчику то, в чем сам пока не разбирался.
– Но у нее может появиться другой малыш?..
– Думаю, что может.
– Почему же она не хочет завести его?
Джордан прервал работу и, воткнув лопату в землю, выпрямился.
– Тебе это нелегко понять, дружок. Знаешь, когда у родителей много детей, им дороги все, но каждого они любят по-своему. Детей нельзя поменять или перепутать, как пару башмаков. Когда теряешь ребенка, его не заменишь другим.
Тревис задумался.
– Значит, когда вы со Слоун захотели ребенка, он не занял бы мое место?
Джордан засмеялся:
– Конечно, нет, парень! Никто никогда не заменит тебя в сердце матери.
– Она очень любит меня, – тихо сказал Тревис.
– Но есть одна вещь, которая может сделать твою маму чуточку счастливее. И зависит это только от тебя, – загадочно произнес Джордан.
– Что? – уставился на него Тревис.
– Чтобы ты почаще называл ее мамой…
Она одна в своей комнате… Дрожащими руками Слоун выдвинула ящичек с лекарствами, приподняв дно, нащупала заветный пузырек. Вытряхнула в ладонь капсулу амфитамина, пошла в ванную за водой. Помолилась про себя, чтобы лекарство подействовало как можно скорее. «Господи, неужели это никогда не кончится?» – подумала в отчаянии.
– Я хорошо работала в последние дни, – сообщила Слоун по телефону Кейт. – За неполную неделю написала семьдесят пять страниц, представляешь?
– Значит, будем надеяться, что скоро ты кончишь книгу.
– Посмотрим, как долго меня не покинет вдохновение, – отшутилась Слоун, подумав, что на самом деле все зависит от того, насколько хватит ей таблеток.
– Ну, я буду сжимать кулачки, – засмеялась Кейт.
Слоун медленно положила трубку. В последний свой приезд в Нью-Йорк она ходила на прием к доктору Леонарду – он прописал ей новые, более сильные таблетки. Благодаря им Слоун и чувствовала себя в форме.
Джордан знал, что следует сделать прежде всего, – найти лекарство.
Он вошел в спальню и осторожно закрыл за собой дверь. Найти эту гадость и выкинуть вон! Где же они? Хотя Джордан догадывался, что Слоун тщательно прячет таблетки, свои поиски он начал с медицинской аптечки в ванной комнате, шкафа в комнате и ночного столика. На видных местах – ничего, один пустой пузырек из-под аспирина. Тогда он проверил шляпные коробки – тоже ничего. Обследовал чемоданы и большие коробки с одеждой, но и тут – пусто.
Но в небольшом выдвижном ящичке среди лекарств, которые хранились в специальном тайничке, Джордан, высыпав все его содержимое на кровать, увидел амфитамин и барбитурат.
– Что ты здесь делаешь? – вдруг раздалось за его спиной.
Слоун стояла в дверях с перекошенным лицом.
– Что ты здесь делаешь?! – повторила она.
– Пытаюсь, правда, без особой надежды на успех, спасти тебя. И заодно – нашу семью. – Джордан протянул ей лекарства. – Скажи, Слоун, ты давно принимаешь это?
– Это тебя совершенно не касается! – Слоун попыталась выхватить у него из рук пузырьки, но Джордан быстро отвел руку за спину.
– Ты не должна больше к ним прикасаться!
– У тебя нет никакого права…
– К черту права! – закричал Джордан. – Ты моя жена и гробишь себя этим дерьмом у меня на глазах! Еще про какие-то права лепечешь!
«Отдай, отдай же!» – Слоун бросилась к мужу. Но Джордан увернулся, и она проскочила мимо. Потеряв равновесие, упала поперек кровати, перевернувшись лицом вверх. Слоун решила применить другую тактику.
– Джордан, ты не понял меня, – мягко сказала она.
Джордан смотрел на нее холодно и недоверчиво.
– Да, признаюсь, не понял.
– Мне действительно нужны сейчас таблетки.
– Ну-ну…
– Я не могу без них жить, я держусь только благодаря им.
– Давай, давай, я подожду, посмотрю… – неприязненно заметил Джордан, – чего ты еще наплетешь Тревису и мне.
Слоун опустила глаза.
– Ты помнишь, как мне было трудно после… нашего ребенка?..
Джордан понимающе кивнул.
– Мне тогда казалось, что я и тебя скоро потеряю… Я ведь знаю, как ты хочешь детей, много детей, а у меня больше детей никогда не будет…
– Никто тебе этого не говорил, положим…
– Джордан, я не в состоянии пройти через такое еще раз. Я не выдержу, если снова потеряю его.
– Но с чего ты взяла?.. Вот ведь Тревис.
Слоун зло огрызнулась:
– Тревис родился двенадцать лет назад, ты не забыл? А сейчас мне тридцать семь, у меня давление…
