Текст книги "Единственная"

Автор книги: Норма Бейшир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила она подругу.

«А, так вот зачем она здесь», – подумала Слоун.

– Наверно, так, как люди обычно чувствуют себя в подобных ситуациях.

Слоун избегала смотреть в глаза Кейт.

– Джордан сказал, что ты мало ешь.

– Нет, я ем… достаточно.

– Столько, чтобы не умереть?

– Разве это так уж плохо – умереть?

Кейт покачала головой:

– Ты не хочешь этого, я знаю.

– А я не знаю, чего хочу, а чего нет… Иногда мне кажется нелепым, что мое тело живет, если умерла душа.

– Слоун, ты сильная. Ты ведь прошла через такие штормы и испытания…

– Это было другое.

– Конечно, другое, но все равно… Я всегда была уверена в тебе, в твоей силе. – Кейт сделала паузу. – Слоун, Джордан хочет помочь тебе, не отталкивай его.

– Это Джордан за тобой послал?

Кейт, минуту поколебавшись, ответила:

– Да, он звонил мне.

– И что он тебе сказал?

– Он… он полагает, что я – твоя подруга, смогу лучше понять тебя и поэтому… помочь…

– Ничего особенного со мной не происходит и ни в чем мне помогать не надо, – холодно ответила Слоун. – Просто я должна какое-то время побыть одна. Подумать о многом.

– О чем?

– О многом…

– О Джордане?

Последовала долгая пауза.

– И о нем тоже.

– О том, сможешь ли ты оставаться теперь его женой? – настойчиво уточняла Кейт.

– Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы! – неожиданно взорвалась Слоун.

– Да я не задаю вопросы, Слоун, я проверяю себя, правильно ли объясняю твое поведение. Вы оба сейчас в трудном положении, Слоун, – он страдает не меньше твоего, поверь. Он хочет помочь тебе, и тем самым – себе, но ты сопротивляешься.

Слоун перевела дыхание.

– Он тебе сказал, что мы не спим вместе?

– Джордан проговорился, что ночует теперь в комнате для гостей, – у тебя бессонница и тяжелый сон – только и всего.

– В таком случае он не сказал тебе всей правды.

– И какова она, вся правда?

Слоун отвела глаза.

– Вся правда – в том, что я боюсь с ним спать, боюсь… я боюсь, понимаешь?! Он захочет меня, а я… вдруг я не смогу?!

– Слоун, он же все понимает…

– Да нет, ты не поняла, что я имею в виду, – страдальчески сморщилась Слоун. – Я… – Слоун запнулась, – я не хочу снова забеременеть, верней не могу больше забеременеть – не смогу – никогда!

Слоун встала и прошлась по комнате.

– Понимаешь, никогда: ни сейчас, ни завтра, ни в будущем.

Слоун остановилась, взглянула на Кейт пустыми и страшными глазами:

– Понимаешь, никогда!

Кейт собиралась спать. Состояние Слоун ее по-настоящему встревожило. Кейт знала ее много лет, знала все взлеты и падения подруги, но никогда Слоун не была в таком удручающем состоянии, как сейчас. Казалось, она потеряла все и на всем поставила крест: на замужестве, на карьере, на самой жизни!

Уже засыпая, Кейт с тревогой подумала – уже в который раз – о разговоре с Джорданом в библиотеке. Если Джордан снова спросит о Родди, что ответить?

«Я люблю его, не хочу его терять. И страшно этого боюсь», – Слоун посмотрела на часы: двадцать минут четвертого. Она так и не заснула в эту ночь: все перебирала в уме разговор с Кейт. Если теперь она еще и потеряет сон?..

Господи, она любит Джордана и любила все время, хотя порой не хотела ему этого показать. Она переживала за него, страдала из-за того, что не в силах ему помочь. Она потеряла ребенка и теперь… теряет Джордана.

Слоун встала и подошла к туалетному столику. Выдвинула верхний ящик, вытащила небольшой пузырек. Барбитурат! Ей прописали таблетки несколько лет назад, когда неожиданно расстроился сон. Слоун старалась пользоваться ими как можно реже, и пузырек был почти полон. Потом она достала коробочку амфитамина. Помнится, пару раз она воспользовалась этими таблетками – для поднятия тонуса.

И последнее лекарство – доктор Хаксли прописал ей дарвосетт: средство для снятия болей.

Как хорошо, что она все это сохранила.

Когда-то они были ей совершенно ни к чему, теперь пришло их время.

Джордан спал беспокойно – вертелся, стонал во сне. Переворачивая в который раз подушку, проснулся и сразу же подумал о Слоун. Может, она поняла наконец, как нелепо поступила, решив запереться от него в отдельной комнате? Внезапно Джордан услышал скрип двери и осторожные шаги: Слоун стояла на пороге в ночной рубашке. Джордан замер.

– Джордан! – прошептала Слоун своим нежным – прежним! – голосом.

– Да! Я проснулся.

– Можно мне войти?

Оба – один вежливее другого.

– Конечно!

Слоун вошла и закрыла за собой дверь. Джордан смотрел, как она движется к нему в темноте.

– Я люблю тебя, Джордан, я так тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю, дорогая, – и я так соскучился по тебе, – Джордан принялся целовать лицо Слоун, но она отстранилась.

– Я буду тебе прежней женой… настоящей женой, но мне нужно какое-то время, чтобы…

– Тссс… Все нормально, и все будет замечательно, – прошептал он ей в самое ухо.

И оно действительно было прекрасно, это начало. А Джордан умел ждать.

Палм-Бич, февраль 1988

Джордан пришпорил коня и, подняв клюшку для удара «верняка», поскакал к мячу. Удар! Но мяч – странное дело! – полетел прямым ходом в офсайд. Джордан опустил клюшку, застыл на месте, растерянный и удрученный.

– Вот черт! – все бормотал потом Джордан, снимая шлем. Это был самый плохой удар за сегодняшнее утро.

А что тут, собственно, удивительного? Раньше Джордан часто думал об игре не только на поле, – и это приносило успех. Последние месяцы голова его постоянно была занята мыслями о Слоун, их отношениях. Думать о поло – на это не оставалось времени.

И вот опять Джордан вернулся мыслями к тому же. Слоун так переменилась с тех пор, как потеряла ребенка. После больницы Джордан надеялся, что все самое страшное уже позади, что скоро дела пойдут лучше, – сейчас он совсем не был уверен, что наступят лучшие дни.

Бывали моменты, когда Слоун не желала никого видеть, замыкалась в себе, вообще не вставала с постели. А то вдруг становилась как никогда веселой, шутила и смеялась, могла всю ночь протанцевать и набрасывалась на него в постели, как тигрица…

– Если бы твое положение не стало таким сложным, я бы подумала, что ты меня избегаешь! – С этими словами Надин вошла к Лэнсу и закрыла за собой дверь.

– С чего ты взяла, что я тебя избегаю? – равнодушно спросил Лэнс.

– Не знаю, показалось.

– Твой муж эксплуатирует меня вовсю.

– И я тоже! – Надин теребила нижние пуговицы на своей кофточке.

– Он тебе что-то рассказал?

– Конечно, – засмеялась Надин. – Я ведь его жена. Об этих делах не волнуйся, Лэнс.

Надин просунула свою узкую руку за пояс брюк Лэнса, двинулась вниз и сразу взялась за мягкий мужской член.

– Не волнуйся, дорогой, я обязательно поговорю с мужем, и мы все уладим. – Слова и жесты Надин означали только одно: «Твое место в команде и твой доход будут зависеть от любовной игры со мной».

– Я должен поблагодарить тебя, так?

Надин бесстыдно взглянула ему в глаза:

– Конечно, но не словами!

Лэнс поцеловал ее в губы: мол, все понял.

– Раздевайся скорей, крошка, сейчас устроим маленький театр, разговаривать будем потом.

Надин с готовностью повиновалась. И жизнь уже не казалась ей мрачной.

Слоун взяла с ночного столика пузырек и встряхнула его – пуст. «Вот, черт! Надо было проверить, сколько там оставалось таблеток, прежде чем уезжать из Нью-Йорка. Что теперь делать?»

Да полно, стоит ли паниковать? В Палм-Бич должен быть врач, который выпишет рецепт на амфитамин, и без лишних вопросов. Все-таки это не какая-нибудь дыра, а Палм-Бич – город, в котором хватает богатых красивых женщин, употребляющих подобные таблетки. Да, но как найти такого врача – не на улице же спрашивать?!

Если бы Адриена или Кейт были рядом… Но нет, таблетки ее секрет, она не скажет о них никому. Господи, а особенно – Джордану. Ее никто не поймет – даже он. Таблетки хоть как-то держат ее в форме. Барбитурат помогает справиться с ночью, амфитамин – очнуться от ночного тумана под утро.

Стук в дверь – Слоун быстро прошла в спальню и спрятала пузырек в ночной столик.

– Ну, как игра?

– Неважно, – протянул Джордан. – А почему ты здесь?

Слоун с удивлением посмотрела на Джордана.

– А почему я не должна быть здесь?

– Я удивлен, ведь ты сказала, что пойдешь с утра по магазинам. Сейчас уже два часа, – а ты все сидишь в ночной рубашке. Значит, ты никуда и не ходила?

– Не ходила, если это так для тебя важно.

– Ты не работала?

– Немножко, написала страниц пять.

– Кейт будет довольна.

Слоун согласно кивнула.

– Она будет довольна, когда я принесу ей все. Отдам это на перепечатку, а завтра попробую сделать двадцать пять страниц.

– Ты решительно настроена, я вижу, – заметил Джордан. – Надеюсь, что прилив энергии не иссякнет к вечеру, и ты не откажешься пойти со мной на банкет.

– Не откажусь. Только, надеюсь, мы не сядем с Хильерами за один стол?

– Увы, дорогая, он спонсор моей команды, Ян и Дасти должны прийти, а еще – Ирен и Сэм…

– А Лэнс? – неожиданно спросила Слоун.

– Лэнс? – У Джордана невольно изменился тон. – За него вообще нельзя теперь поручиться, за свои слова он не отвечает. Увидим его, – значит, явился собственной персоной. А где он вообще пребывает, в каком измерении, на какой планете – один Господь Бог знает.

Слоун колебалась, спросить или нет. Наконец решилась:

– А ты не знаешь, он «сидит на игле»?

– Может быть… Кока или «колеса». Мне трудно сказать. Во всяком случае, готов держать пари, что оплачивает эти расходы Надин Хильер.

– С чего ты взял?

– Она оплачивает услуги всех своих жеребцов. Во всяком случае, дарит им, помимо своего драгоценного внимания, еще и дорогие подарки. Они-то Лэнсу ни к чему, – думаю, он их продает и на выручку покупает наркотики.

– Лэнс, похоже, не особенно разборчив… – заметила Слоун.

– Он весьма предприимчив, когда чего-то добивается.

Да, она нашла человека, который может ей помочь, – это Лэнс, решила Слоун. Конечно, сначала он наверняка не поверит, усомнится в ее искренности. Что ж? Она должна убедить его, только очень осторожно.

Другого пути у нее нет – придется обращаться к Лэнсу.

– Давай еще, Лэнс, – хрипло прошептала Надин. Лэнс лежал навзничь. Расслабленно поглаживая руками спину и ягодицы Надин, оседлавшей его. Надин выгибалась, стонала от наслаждения. Потом, устав, прилегла на грудь и живот любовника так, чтоб ее груди касались его лица. И вскрикнула, когда Лэнс крепко сжал их.

– Губами, губами, Лэнс, – простонала она, – ох, как я люблю, когда ты это делаешь.

Лэнс послушно стал лизать соски Надин – осторожно и нежно.

– Сильней, – выдохнула, вся извиваясь, Надин, – еще сильнее!

Лэнс исполнил и этот приказ. Надин медленно вскипала, прижимаясь к мужскому телу все крепче, желая слиться с ним. Нет, она не слезет с него, пока не получит полного удовлетворения… Вот так! О, такого она не испытывала за все встречи с Лэнсом!

Изнемогшая, Надин прошептала:

– О, как прекрасно! Давай отдохнем – и еще, Лэнс, хорошо? Еще!

Надин встала с постели, подошла к туалетному столику, где стояла ее сумка. Достала зеркало. Лэнс поднялся, подошел к ней сзади, прижался к ней, крепко стиснув ее груди. Надин почувствовала: он хочет ее.

– Встань-ка на колени, – попросил Лэнс.

Вздохнув, она встала на карачки, подняв зад. Лэнс легко вошел в нее, опершись коленями о ковер, и задвигался взад-вперед, левой рукой обхватив грудь женщины, а пальцами правой раздражая клитор. Надин стонала от удовольствия, Лэнс двигался все быстрее – и в этот момент входная дверь со страшным шумом распахнулась – на пороге стоял Гевин Хильер. Его лицо было багровым от гнева.

– Ах ты, блядун тупорылый, ты, «гоняла»! – заорал он в ярости.

Лэнс мигом встал на ноги и впрыгнул в брюки.

– Да я тебя сейчас… разорву собственными руками! Я дал тебе шанс поиграть и заработать – хоть меня все в один голос убеждали, что ты конченый человек. Я вытащил тебя из ямы – и чем ты мне отплатил? Тем, что трахаешь мою жену?!

Лэнс молчал – да и что тут скажешь?!

Наконец Хильер обратил внимание на Надин, которая продолжала лежать голая на ковре. Хильер поднял с пола ее платье и швырнул ей в лицо.

– Вставай, машина внизу.

И, не оглядываясь, вышел.

– Я подаю на развод, – объявил Хильер жене, как только они добрались до своего гостиничного номера. – Я вышвырну тебя, потаскуха с безупречной задницей, на улицу без единого цента. – Не услышав от нее ответа, решительно повторил: – Я это запросто сделаю! Поняла?

– Можешь, – но не сделаешь, – возразила Надин. Ее трясло, но она держалась самоуверенно, не показывая своего испуга.

Гевин налил себе виски:

– Ты уверена?

– Да, уверена. – Голос Надин подрагивал, но она надеялась, что Гевин в волнении не заметит этого. – Ты, конечно, волен поступать как хочешь, но ты – человек чести.

– То есть?

– То есть не допустишь, чтобы все узнали – твоя жена спала с другим мужчиной, – победно закончила Надин.

– С другими мужчинами, – поправил ее Гевин. – Я знаю обо всех твоих любовниках, дорогая.

– Ты следил за мной? – ужаснулась Надин.

– Конечно, ведь ты моя жена.

– Понимаю… Ты ждал подходящего момента…

– На твоем месте, Надин, я бы не стал искушать судьбу, злословить на мой счет, а то ведь я и в самом деле выпущу тебя на улицу с голой задницей.

Теперь Надин испугалась по-настоящему:

– Ты собираешься со мной так поступить?..

– Нет, если ты примешь мои условия.

– Какие именно? – спросила она упавшим голосом.

– Подобное больше не должно повториться – ни с Уитни, ни с кем-либо еще. Отныне ты будешь вести себя, как настоящая леди – и женщина твоих лет, а не нимфоманка, таскающаяся за молодыми любовниками.

– Хорошо, а что с Лэнсом? Что ты собираешься с ним сделать?

– Сейчас – ничего, – Хильер ухмыльнулся. – Ты правильно поняла, я дорожу своей репутацией, поэтому пока ничего предпринимать и не стану.

Допив свой стакан, Гевин повернулся и вышел из номера.

– А почему ты не играешь? – спросила Слоун у Лэнса, который стоял, опершись на капот машины и почти безучастно смотрел на поле.

– А что?

Слоун пришла в замешательство от мелькнувшей догадки.

– Ты вообще теперь не играешь?

– Похоже, что с сегодняшнего дня меня исключат из команды, – мрачно сказал Лэнс и опять уставился на поле.

– Почему? – Слоун стала рядом с ним.

– А… длинная история.

– Я хороший слушатель, расскажи.

– Как-нибудь в другой раз, ладно?

Слоун долго не решалась возобновить разговор.

– Послушай, Лэнс, может, я чем-то смогу тебе помочь?

– Чем?

– Знаешь, я помогу тебе, а ты поможешь мне, идет?

Лэнс с удивлением посмотрел на нее.

– Лэнс, после того как я потеряла ребенка, у меня возникло сразу много проблем. Я даже хотела покончить с собой, казалось, что жить мне незачем. Врачи прописали мне барбитурат, – Слоун искоса посмотрела на Лэнса, но лицо его осталось спокойным. – Постепенно у меня возникла ежедневная тяга… зависимость от барбитурата и амфитамина. Раньше я… не употребляла. А сейчас, – Слоун набрала воздуха, как перед прыжком в воду, – я без таблеток, и здесь нет моего врача.

Лэнс слушал с сочувствием:

– Мне больно за тебя, Слоун… ну, за потерю ребенка. Но я не понял, чем могу помочь тебе теперь.

– Джордан как-то говорил мне, что ты невероятно страдал, когда тебя бросила жена, – Слоун замялась. – И он говорил, что ты что-то употреблял для снятия стресса…

Голубые глаза Лэнса сверкнули холодными, ледяными искрами.

– Что еще говорил тебе твой муж?

Слоун покачала головой.

– Больше ничего. Извини, если сказала что-то не так. Я только хотела спросить, не можешь ли ты мне помочь…

Лэнс прервал ее на полуслове:

– Очень жаль, Слоун, но ничем эдаким я помочь тебе не смогу.

В субботу, 27 февраля, в «Поло-клубе» должен был состояться большой прием, его устраивал каждый год профессиональный журнал «Поло».

На вечер приехали самые знаменитые игроки – пять из шести лучших в мире.

Был там и Томми, легендарный Томми Хичкок, который позировал скульптору Тому Холанду для бронзовой статуэтки переходящего мирового приза, что-то вроде Оскара для игроков в поло.

На званый вечер приехал Гонзало Перес, полновластный хозяин команды «Розги», по мнению профессионалов, лучший игрок года. В своей речи Перес особенно благодарил за помощь свою супругу и… лошадь. «Без них, – сказал аргентинец, держа статуэтку в руке, – мне бы никогда не добиться успеха». Специальное приглашение получил и знаменитый австралийский игрок Боб Скен, – и он горячо благодарил свою пятидесятилетнюю жену Элизабет, что вызвало бурю аплодисментов.

Знаменитостей было множество, всех не перечесть. Вечер проходил, как говорится, на очень высоком уровне.

За столом команды «Достойных» сидели Хильеры, Джордан со Слоун и Дасти с Яном. Супруги Хильер сохраняли вежливую невозмутимость, что не могли не почувствовать присутствующие. Лэнс на вечер не пришел.

Слоун без лекарств чувствовала себя плохо. С трудом удерживала дрожь в руках, каждый звук колоколом гудел у нее в голове. Она старалась вести себя непринужденно, но силы изменяли ей.

Единственное, чего она хотела в эти минуты, – уйти, как можно скорей уйти. Всю ночь ей тут не продержаться, это ясно.

– Слоун, ты хорошо себя чувствуешь? – участливо наклонилась к ней Дасти.

Шепот Дасти отозвался в голове гулким эхом.

– Все в порядке, я… я только должна на минуточку отлучиться.

– С тобой пойти?

– О нет, – поспешила возразить Слоун, – я справлюсь сама.

– Ты не очень хорошо выглядишь.

– Правда, мне что-то не по себе.

Джордан не мог не обратить внимания на ее состояние.

– Слоун, что-то случилось? – Он взял ее за руку.

– Почему ты думаешь, что непременно должно что-то случиться?

«Неужели не видно», – подумала Слоун.

– Нет, с тобой что-то происходит.

– Не волнуйся. Ты слишком близко к сердцу принимаешь всякие мелочи.

– Конечно, я ведь люблю тебя.

Слоун еле добралась до дамской комнаты, сердце готово было выскочить из груди. Слоун привалилась к стене, чтобы успокоить дыхание.

В сумочке лежал пузырек, в котором оставалось несколько таблеток барбитурата. Но Слоун так неловко открыла пузырек, что таблетки просыпались на пол.

Слоун взглянула на себя в зеркало – хуже не бывает. «Надо успокоиться, во что бы то ни стало. И выйти на свежий воздух».

Она постаралась проскользнуть к выходу так, чтобы Джордан не заметил ее. Холодный вечерний воздух не снял напряжения, но стало немного легче.

Вдруг услышала из темноты:

– Слоун?

Это был Лэнс. На нем были джинсы и спортивная рубашка – одежда явно не для званого вечера.

– Я ждал, что ты выйдешь рано или поздно. Это проявляется именно так, обязательно так.

– Что «это» и что «так»?

– Зависимость от таблеток, когда не можешь унять нервы и возникает ощущение, что тебе не хватает воздуха. Так?

Слоун кивнула.

Лэнс протянул ей маленький пакетик.

– Думаю, это поможет.

– Что здесь?

– Беннис. Не знаю, что принимала ты, но это – хорошее средство. Но, Слоун, никто не должен знать, что это ты получила от меня.

– Конечно.

– Даже Джордан Филлипс, обещаешь?

– Джордан – в первую очередь.

Лэнс удовлетворился ее ответом и отдал конверт в руки.

– Лэнс!

– Да? – обернулся он уже на ходу.

– Хильер выгонит тебя?

– Пока нет. Сейчас я получил только предупреждение.

Как только Лэнс скрылся из глаз, Слоун высыпала содержимое конверта на ладонь. Шесть капсул. Слава Богу, она переживет эту ночь.

Сидней, февраль 1988

– Доктор, этого не может быть, вы ошибаетесь, – Джилли была в полной растерянности от диагноза.

– Что вы, я не могу ошибиться, – спокойно ответил врач, продолжая писать, – срок вашей беременности – два месяца.

– Но этого не может быть: я принимаю таблетки.

– Миссис Кенион, должен вам сказать, что тут никогда нельзя быть уверенной на сто процентов. И вы совершенно напрасно надеялись, что вероятность беременности исключена. А потом, вы ведь живой человек, – признайтесь, иногда вы забывали принять лекарство.

– Да, наверно, вы правы.

«Господи, сколько ошибок в моей жизни! Особенно за последние годы – почему так? И их уже не поправить!»

– Что это? – спросила Джилли, рассматривая рецепт, который выписал ей врач.

– Витамины, – вам необходимо попринимать их сейчас, – врач посмотрел Джилли в глаза. – Вы ведь хотите родить ребенка, да?

– Пока не знаю, – пробормотала она.

Врач помолчал.

– Будете делать аборт?

– Может быть, мне надо все взвесить.

– Во всяком случае, до того, как вы решите окончательно, вам надо беречь и себя, и ребенка.

– Да, да, конечно, – послушно согласилась Джилли.

Но Джилли не собиралась становиться матерью. Она не хотела ребенка от Макса. Ей было совершенно ясно, что их супружество обречено. Нет, никаких детей…

Джилли шла как во сне. Куда? Все равно. Куда глаза глядят. На полпути она сообразила, что идет к своему отцу. Расскажу ему все, пусть он и не поймет ее. Но больше идти не к кому…

Джилли нашла отца на игровом поле. Играл он самозабвенно, не замечая никого и ничего вокруг. Наконец он увидел дочь. Снимая на ходу шлем, поскакал к ней. Джилли приветливо улыбнулась, дотя на душе было неспокойно. «И зачем я пришла? Наперед ясно, что он мне ответит».

– Зачем пришла? – спросил Флеминг, спешиваясь.

– Неужто дочь не может прийти к отцу просто так? – улыбнулась Джилли.

– Ну, я-то знаю, что ты пришла не просто так.

Джилли тяжело вздохнула:

– Я только что от врача.

Отец с беспокойством посмотрел на нее:

– Ты заболела?

– Нет, я беременна.

Флеминг изучающе посмотрел на дочь.

– Непохоже, чтоб это известие тебя обрадовало.

– Да уж, признаюсь, не очень.

– Ты вообще не хочешь детей? – Флеминг вытирал полотенцем лицо и шею.

– Сейчас это трудно сказать… – Джилли подала отцу термос. Тот отвинтил крышку, сделал большой глоток.

– Но если ты не хотела ребенка…

– Я принимала противозачаточные таблетки.

– Ну ладно, что ты думаешь делать?

– Не знаю! – Джилли хотелось заплакать. – Наверно, сделаю аборт… не знаю еще.

– А с Максом ты говорила?

– Макс пока не знает.

– Но ты ведь скажешь ему?

– Не знаю, – прозвучал тот же ответ.

– Джилли, ты не можешь не сказать ему. Ведь это его ребенок, не так ли?

– Конечно, папа. Иначе я сохранила бы ребенка.

– Джиллиан!

– Папа, но я ведь действительно так думаю и не собираюсь этого скрывать.

– Ты все-таки несправедлива к Максу.

– Он больной человек, душевнобольной. Когда я выходила за него замуж, я знала, что он очень ревнив, знала про его буйный нрав. Но вскоре поняла, что все на самом деле много хуже: он ведет себя как одержимый, иногда полностью теряет контроль над собой. Честно тебе признаюсь: боюсь его, боюсь… мне кажется, он на все способен.

– У тебя тоже есть недостатки. И ты упряма. Например, не хочешь выкинуть Джордана из головы! – Флеминг снова надел шлем.

– Ты все время обвиняешь меня, свою дочь. Почему? – с отчаянием воскликнула Джилли.

– Попробуй понять меня, Джиллиан. Всю свою замужнюю жизнь ты смотрела на сторону, а сейчас, когда у тебя может появиться ребенок и по-новому связать тебя с мужем, – ты собираешься делать аборт.

– Папа, мне бабушка рассказывала, как ты любил мою мать… – Джилли заметила, как вздрогнул при этих словах отец. – Почему ты думаешь, что я могу прожить без этого чувства?

– Одной любви мало, девочка, – горько ответил Флеминг, – и чем раньше ты это поймешь – тем лучше.

Он вспрыгнул в седло и, не попрощавшись, ускакал.

– О, какой подарок: моя любимая жена дома и ждет меня! – Макс ввалился в комнату, покачиваясь, с ухмылкой уставился на Джилли.

– Не льсти себе, это простое совпадение, – холодно ответила Джилли.

– Неужели? – Он попытался поцеловать ее, но Джилли отстранилась: от Макса изрядно несло спиртным.

– Ты выпил.

– Ну да, выпил. И полагаю, имею право добавить! – Неровной походкой Макс пошел к бару.

– По-моему, на тебе уже не отразится: чуть больше или чуть меньше…

– Какая любящая жена, вы только посмотрите! Разрешите мне налить еще, а потом и еще! Да я просто счастливчик!

– Прекрати, Макс, паясничать, я не в том настроении, чтобы выслушивать глупости. – Джилли почувствовала, как у нее начинает болеть голова.

– В последнее время ты вечно не в настроении, особенно если я рядом! – Макс отпил из стакана.

– С чего ты взял?

– Со времени нашей женитьбы меня не покидало это чувство… – Макс сделал еще глоток. – А вообще, мы прекрасная пара, настоящая любящая пара.

– Да – любящая пара, – повторила механически Джилли. – И мы станем столь же любящими родителями, правда?

Макс засмеялся.

– Чего, чего? Еще раз, пожалуйста.

– Я беременна.

– Неуместная шутка, радость моя.

– Это наша женитьба была неуместной шуткой, – отозвалась Джилли, – а то, что я тебе сказала, к сожалению, не шутка.

Макс сделал усилие, чтобы сосредоточиться.

– Тогда повтори это еще раз, детка.

– По-моему, то, что я сказала, достаточно ясно. Я беременна. Я была у врача сегодня утром…

Джилли не успела закончить фразу, как Макс с размаху ударил ее по лицу.

– Шлюха! – заорал он. – Чей это ребенок, признавайся?

– Мой, на…

– Не ври… – И снова хлестнул Джилли по щеке.

Джилли упала на кушетку, закрывая лицо руками.

– Это твой ребенок! – Она громко кричала, боясь, что он сейчас убьет ее.

– Правду, говори мне правду! – Макс рывком поставил ее на ноги. – От какого ублюдка твой ребенок?

– Он твой…

– Какого черта! Ты меня идиотом считаешь, что ли? В следующий раз будь умнее и не ври мне, чертова шлюха! – Глаза его побелели от бешенства, и, размахнувшись, он ударил жену кулаком в живот.

Джилли закричала от боли, но Макс уже не слышал ничего.

– Макс, послушай меня, Макс, пощади! – умоляла Джилли.

– От Джордана?! Признавайся! Я прикончу и его, он у меня не отвертится!

– Нет-нет… никого… кроме тебя…

– Сука! Ты еще издеваешься надо мной! – Макс уже не мог остановиться: лупил кулаками куда попало. Последнее, что помнила Джилли, – страшная боль в низу живота, что-то теплое потекло по ногам.

Очнувшись, Джилли долго не могла понять, где она: все плыло перед глазами. Потом стала различать: все незнакомое, светлая мебель, белые стены. Она вздохнула с облегчением. Значит, кто-то успел вырвать ее из рук Макса. Во всяком случае – она жива.

При малейшем движении кружится голова, а низ живота резала острая боль, будто пила. Джилли с трудом разжала губы:

– Где я?

– Все в порядке, девочка! – это был голос отца. – Ты в больнице.

– Больница… – Джилли повернулась к отцу. – Кто меня сюда привез?

– Соседи услышали, как ты кричала, и вызвали полицию. Когда приехала машина, ты была уже без сознания. Макс сейчас за решеткой. – Он замолчал. – Что у вас случилось?

– Я последовала твоему совету, – Джилли говорила с трудом, – я ему сказала, что беременна. Он не поверил, что это его ребенок. Не успела даже сказать про аборт. Макс, видно, сам позаботился…

Флеминг кивнул:

– Да, к сожалению.

– Поздно жалеть, папа, поздно…

– Твое право подать на Макса в суд.

– Не знаю… Единственное, что я хочу сделать как можно скорее, – так это покончить с фарсом под названием «наш брак».

Сингапур, май 1988

– Нам придется вернуться в Штаты! – Хильер повернулся к жене. – Причем сегодня же.

– К чему такая спешка? – машинально спросила Надин, занятая выбором туалета: стоя перед стенным шкафом, она перебирала платья.

– Дела требуют, – бросил Гевин, не отрываясь от газеты.

– А я спрашиваю – зачем? – Надин выбрала наконец платье цвета сапфира и разложила его на кровати. – У тебя всегда дела, особенно в последнее время.

– Представь себе, действительно у меня в последнее время возникли проблемы, и мы должны вернуться домой.

– И что значит – «домой»? – саркастически протянула Надин. – Со времени нашей женитьбы у тебя появилось, наверное, домов восемнадцать, и о каждом ты говорил: это «мой дом». Или я что-то путаю?

– Я спокойно могу прожить и без них, Надин. – Гевин говорил спокойно, но жест, которым он отложил газету, был красноречивее слов – он с трудом сдерживал себя.

– Признаюсь, за время нашего супружества я тоже научилась от многого отказываться – привыкла обходиться без любви, без секса, без мужа…

Гевин посмотрел на жену пустыми глазами.

– Ну, не совсем так. Регулярных занятий сексом, которых требовал твой организм и темперамент, ты не оставляла.

– Да, я нормальная женщина, и у меня есть естественные потребности…

– Естественно…

Надин вдруг решилась:

– Если ты давно знал обо мне все, то почему вмешался именно сейчас? Не раньше – не позже?

Гевин глубоко вздохнул, хлопнув ладонью по газете.

– Да, я не способен удовлетворять… твои «нормальные» потребности. Увы, что поделаешь? И, чтобы не усложнять нашу жизнь, не обездоливать тебя, – я вел себя так, сама знаешь: делал вид, что ничего не замечаю. К тому же ты была осторожна. А с Уитни потеряла всякий стыд: о вас пошли слухи, я стал посмешищем. Мириться с этим?! Ну нет, – и я прекратил ваши отношения.

– Почему тогда не выгонишь Лэнса из команды?

– Если я его выгоню – сплетня тут же станет реальностью.

Надин хмыкнула.

– Единственное, что тебя беспокоит, твоя честь, твое реноме, правда?

– Надин, тебя не устраивает наш брак? Я готов развестись… если ты хочешь.

Надин не испытывала к мужу ненависти, но и любви – тоже. Развестись? Она потеряет тогда все, что имеет миссис Хильер.

– Спасибо за предложение, но я остаюсь.

Джилли была уверена, что Макс прилетел в Сингапур. Он вылетел из Сиднея, как только его выпустили из тюрьмы. Она тоже покинула Австралию, выписавшись из больницы, – подавать в суд, как она сперва хотела, Джилли не стала.

Врач в больнице сказал, что детей у нее не будет: Макс так жестоко избил ее, что началось внутреннее кровотечение, были и другие серьезные повреждения. В тот день, когда ей сообщили эту новость, она хотела убить Макса, но он уже покинул страну.

Но прошло время, и Джилли передумала. Да, она яростно ненавидела его, но еще больше – боялась. Он запросто может убить ее. Он уже едва не сделал это. Макс хотел убить ее!

Она никогда не забудет его глаз в ту минуту. Они горели бешенством. Джилли запомнила слова Макса: «Расправлюсь с тобой и с Джорданом».

После того как Хильер застукал их, Надин и Лэнс ждали беды с минуту на минуту. Почему Хильер медлил, – этого Лэнс понять не мог. В неустойчивости его положения заключался весь ужас. Лэнс продолжал играть, но как дамоклов меч над ним висело: Хильер что-то задумал. Что?

Дасти сидела с отцом в шумном сингапурском ресторане «Грейт Шанхай».

– Я волнуюсь за тебя, папа.

– Могу я спросить – почему?

– Ты сам на себя не похож. Даже на игре не можешь сосредоточиться, я наблюдала за тобой.

– Нет, об игре я думаю всегда.

– Со стороны что-то непохоже. – Дасти покачала головой.

– Я догадываюсь, о чем ты. – Ян налил себе вина. – Со мной-то все в порядке, дочка. Но из головы у меня не идет одна вещь…

– Можешь сказать – что?

– Да понимаешь… не могу.

– Что-то странное с вами происходит, – страстно заговорила Дасти. – Сначала Лэнс, потом Джордан, теперь ты…

Ян улыбнулся:

– Глупости все это.

«Лучше не говорить ей о своих подозрениях», – решил Ян.