Текст книги "Гегемония, или Борьба за выживание"

Автор книги: Ноам Хомский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

В марте 1960 года Д. Эйзенхауэр предложил план отстранения Кастро от власти и установления режима, «более приверженного настоящим интересам кубинского народа и более благоприятного для США», который предполагал содействие «проведению военной операции на острове» и «подготовке необходимого количества военизированных групп за пределами Кубы». Разведка сообщала, что Кастро пользуется значительной общественной поддержкой, и, несмотря на это, США стремились соблюсти «настоящие интересы кубинского народа». Смену режима требовалось осуществить «таким образом, чтобы никто не заметил американского военного присутствия», так как это могло спровоцировать негативную реакцию во многих странах Латинской Америки и вызвать волну протеста в самом американском обществе.

«Вторжение в заливе Свиней» было проведено год спустя, в апреле 1961-го, после того как во главе США стал Дж. Кеннеди. Позднее, отвечая на вопросы специальной комиссии Сената, Роберт МакНамара скажет, что резолюция о начале военной операции была подписана в Белом доме в атмосфере общей «истерии» вокруг кубинского вопроса. На первом заседании правительства США после неудавшегося вторжения «атмосфера была просто дикой», как отмечал потом в частных беседах Ч. Баулз: «Там была почти яростная реакция на предложенную программу действий». На заседании Национального совета безопасности, которое было собрано через два дня, Баулз отметил «практически такую же по степени накала страстей» атмосферу и был поражен преобладавшей там «колоссальной внутренней разобщенностью». Общее настроение было отражено в публичном выступлении Дж. Кеннеди. «Добропорядочные, самодостаточные, незащищенные общества отправлены на свалку истории. Только сильные… имеют шансы выжить», – сказал он, обращаясь к стране. Его слова могли бы быть впоследствии успешно использованы политиками рейгановской эпохи в их борьбе с терроризмом^{153}. Кеннеди вполне осознавал мнение союзников, которые «считали, что американцы слегка потеряли рассудок» в попытках разрешить кубинский вопрос, и такое восприятие присутствует до сих пор^{154}.

Кеннеди установил режим жесточайших экономических санкций, которые вряд ли могла выдержать какая-либо небольшая страна, если она к тому же за предшествующий шестидесятилетний период с момента ее «освобождения» от испанского протектората стала «практически колонией» США^{155}. Он также отдал распоряжение об усилении подрывной деятельности на территории Кубы. «Он попросил своего брата, Генерального прокурора США Роберта Кеннеди, возглавить высокопоставленную межведомственную группу, занимавшуюся разработкой операции „Мангуста“[7]7
  «Мангуста» – кодовое название операции ЦРУ по физическому устранению кубинского лидера Фиделя Кастро. По этому поводу ЦРУ, по некоторым данным, проводило переговоры с представителями мафии, потерявшей доходы от игорного бизнеса после прихода к власти Кастро. – Прим. перев.


[Закрыть]. Она включала организацию действий военизированных групп, экономических мер воздействия и саботажа. Операция была запущена в конце 1961 года для того, чтобы на голову Ф. Кастро „свалились все беды разом“, проще говоря, чтобы отобрать у него власть»^{156}.

В своем анализе недавно рассекреченных материалов об операциях под руководством Кеннеди Хорхе Домингез пишет, что это было «не шуточное дело». Пьеро Глэйезез добавил, что эти материалы представляют собой лишь «верхушку айсберга» и «большая их часть была вымарана»^{157}.

Операция «Мангуста» занимала «центральное место в американской политике в отношении Кубы с конца 1961 года до начала ракетного кризиса в 1962 году», считает Марк Уайт, программа, с которой братья Кеннеди «связывали большие надежды». Роберт Кеннеди сообщал руководству ЦРУ, что решение кубинского вопроса имеет «большую важность для правительства США – все остальное второстепенно – и каждая минута работы, все усилия и человеческие ресурсы должны быть брошены» на то, чтобы свергнуть режим Кастро. Организатор операции «Мангуста», Эдвард Лэнсдэйл, составил график, который позволял «начать открытое восстание и сместить коммунистический режим на Кубе» в октябре 1962 года. «Последняя версия» этого плана предусматривала, что «окончательный успех операции принесет полномасштабное военное вторжение США» после того, как подрывные антиправительственные акции создадут необходимую основу. Предполагалось, что военное вторжение вооруженных сил будет проведено в октябре 1962-го, но тут разразился кризис в связи с размещением советских ракет^{158}.

В феврале 1962 года Генеральный штаб США одобрил еще более дерзкий план действий, чем предполагал А. Шлезинджер: использовать «скрытые меры… для провоцирования Ф. Кастро либо кого-то из его подчиненных на совершение открытой враждебной акции против США. Реакция на это, которая в таком случае была бы оправдана, стала бы не просто ответной мерой, но позволила бы уничтожить Кастро без промедлений, молниеносно и решительно»^{159}. В марте, в ответ на запрос Министерства обороны США по разработке плана операции на Кубе, Генеральный штаб передал министру обороны Роберту МакНамаре служебную записку, в которой содержался «перечень оснований, достаточных, по мнению сотрудников Генерального штаба, для проведения военного вторжения США на Кубу». Данный план нужно было реализовать в случае, если «в течение от 9 до 10 месяцев на Кубе случится правдоподобное, организованное изнутри восстание», но до момента, когда кубинские власти установят отношения с советским руководством, так как «это могло означать конфронтацию с СССР».

Тщательно спланированная операция с использованием военной силы должна исключать опасность злого умысла.

Мартовский план предполагал выстраивание «кажущихся сперва бессвязными событий в единый ряд, чтобы скрыть основную цель операции и создать необходимое впечатление безрассудности кубинского руководства вместе с заботой США не только о собственных, но и об интересах других стран». Таким образом, США должны были выглядеть как «страна, испытывающая явные проблемы с обеспечением собственной безопасности, а Куба [такой имидж необходимо было создать] как источник угрозы для всего Западного полушария». Предлагаемые меры включали подрыв военного корабля США в бухте Гуантанамо, чтобы «данный инцидент создал волну настроений в духе кампании под лозунгом „Помни о „Мэне“!“»[8]8
  «Помни о „Мэне“!» – лозунг времен испано-американской войны после загадочного и трагического взрыва на броненосце «Мэн» на рейде Гаваны (Куба) 15 февраля 1898 года. «Желтая пресса» немедленно обвинила во взрыве испанцев, и уже через несколько дней в Сенате прозвучало: «Боевым кличем на море и на суше будет „Помни о „Мэне“!“.» – Прим. перев.


[Закрыть], и для «нагнетания протестной реакции американского общества» последующую публикацию в американских СМИ списков количества жертв.

Данная пропагандистская кампания должна была представить «неопровержимые доказательства того, что корабль был атакован кубинцами». Она также предполагала «запуск кампании [во Флориде] и даже в Вашингтоне против террористической угрозы, исходящей от коммунистической Кубы». Здесь использовались зажигательные бомбы советского производства для поджога тростниковых плантаций в соседних с Кубой странах, и даже предусматривалось сбить беспилотный самолет, представив, будто это был чартерный авиарейс со студентами на борту, которые летели на каникулы. В рамках этой кампании предполагался еще ряд подобных изобретательных акций, которые так и не были осуществлены, хотя сам факт наличия таких намерений служит подтверждением той общей атмосферы «дикости» и «неистовства», которые царили в руководящей среде США в этот период^{160}.

23 августа президент подписал директиву № 181 «О мерах по обеспечению национальной безопасности», в соответствии с которой «планировалось организовать внутреннее восстание на Кубе перед проведением операции по военному вторжению США». Подготовка этой операции включала «значительные меры по военному планированию, проведению маневров и передислокации сил и средств США», о чем, безусловно, должно было стать известно на Кубе и в СССР^{161}. Тогда же, в августе, было увеличено количество проводимых подрывных акций, включая налеты катеров на кубинские побережья в районах гостиничных зон, «где, по имеющейся информации, были размещены советские военные инженеры, что привело к гибели многих советских и кубинских граждан». Произошел ряд нападений на британские и кубинские грузовые суда; блокировались суда, транспортировавшие сахар; проводились различные другие силовые акции и диверсионные действия, которые в основном осуществлялись посредством находящихся в изгнании кубинских организаций и групп, легализованных во Флориде^{162}. Несколько недель спустя наступил «один из самых опасных моментов в истории человечества».

Силовые диверсионные акции продолжались на протяжении всего периода ракетного кризиса. Формально они были приостановлены 30 октября, через несколько дней после того, как Кеннеди и Хрущев пришли к договоренности, однако снова возобновились через некоторое время. 8 ноября, «в ходе секретной операции на территории Кубы, высадилась группа, приплывшая со стороны США, и было успешно взорвано здание завода», в результате чего, по данным кубинского правительства, погибли 400 рабочих. Реймонд Гартхоф написал, что «советская сторона могла рассматривать [данную акцию] как попытку переиграть ключевой вопрос заключенной договоренности: гарантии США о ненападении на Кубу». Он полагал, что эта и другие акции подтверждали то, «что для обеих сторон опасность была по-прежнему велика, и вряд ли можно было исключить вероятность повторения кризиса»^{163}.

После окончания этих событий Кеннеди возобновил кампанию борьбы с терроризмом. За десять дней до своей гибели он утвердил план ЦРУ по проведению «подрывных действий» отрядами наемников, «целью которых должны были стать крупный нефтеперегонный завод и нефтехранилища, крупная электростанция, рафинадные заводы, железнодорожные мосты, гидротехнические сооружения в бухтах, а также подводное минирование верфей и судов». План физического устранения Кастро родился на следующий день после убийства Кеннеди. Данная операция была прекращена в 1965 году, хотя «одним из первых постановлений Никсона, после того как он пришел к власти в 1969 году, было указание ЦРУ о возобновлении секретных операций против кубинского правительства»^{164}.

Особенно интересно посмотреть, как виделась вся эта ситуация лицам, принимавшим основные политические решения в тот период. В предисловии к недавно опубликованным архивным документам эпохи борьбы Кеннеди с террором Домингез отметил, что «среди тысяч страниц архивных томов лишь однажды встречается некоторое подобие осуждения (с точки зрения морали) поддержки правительством США террористических действий». Член штаба Совета национальной безопасности высказал мнение, что текущие действия правительства США могут спровоцировать ответные меры советского руководства, а силовые операции «носят бессистемный характер и приводят к гибели невинных людей… что способствует негативному восприятию ситуации в дружественных странах». Подобного рода взгляды разделяли участники закрытого обсуждения стратегии действий США. Так, Роберт Кеннеди предупреждал, что полномасштабное вторжение на Кубу «приведет к чудовищным человеческим потерям и на США градом посыплются обвинения во всех смертных грехах»^{165}.

Подрывные террористические операции получили новый импульс при президенте Никсоне, пиковым моментом в этом отношении стала середина семидесятых, когда произошло особенно много нападений на рыболовецкие судна, посольские учреждения и кубинские зарубежные представительства, когда взрыв кубинского авиалайнера унес жизни семидесяти трех человек. Эти и последующие террористические акции направлялись с территории США, хотя тогда было принято считать, что за этими преступлениями стояло ФБР.

Ситуация мало в чем изменилась, а Кастро продолжали осуждать многочисленные наблюдатели за то, что он, «несмотря на гарантии ненападения, полученные от США в 1962 году, держал свои военные базы в полной боевой готовности»^{166}. Вне зависимости от возрастания количества тревожных фактов американцы недоумевали: чего же, кроме официальных гарантий, этим кубинцам надо? К тому моменту стало хорошо понятно, насколько можно доверять любым заявлениям, даже оформленным документально: примером тому служит «инцидент с нападением на зоны размещения советских военных специалистов на Кубе», который произошел в июле 1960 года.

Во время тридцатилетней годовщины кубинские власти выступили с протестом после обстрела из пулемета туристической гостиницы, владельцами которой были испанские и кубинские компании. Ответственность за эту акцию возложили на группировку, чья штаб-квартира находилась в Майами. Следы организации, подготовившей взрывы на Кубе в 1997 году, в результате которых погиб итальянский турист, также ведут в Майами. Злоумышленниками оказались сальвадорские преступники, действовавшие под руководством Луиса Посада Карилеса и получавшие финансирование из Майами. Будучи одним из наиболее одиозных международных террористов, Посада сбежал из венесуэльской тюрьмы при поддержке Хорхе Мас Канозы (бизнесмен, который возглавлял Кубино-американский национальный фонд, чья деятельность не облагалась налогами), где он отбывал срок за взрыв кубинского авиалайнера. Посада переехал из Венесуэлы в Эль-Сальвадор, где на базе ВВС в Илопанго под руководством Оливера Норта оказывал содействие военным США при подготовке силовых операций против Никарагуа.

Посада в деталях описывал террористические операции, в которых он участвовал, и рассказывал о том, что они финансировались из-за рубежа из Кубино-американского национального фонда в Майами, но, несмотря на свои признания, он не беспокоился, что ФБР начнет расследование его деятельности. Он был ветераном «операции в заливе Свиней», и все последующие операции, в которых он участвовал, были организованы ЦРУ. Когда позднее, при поддержке ЦРУ, он стал работать на венесуэльскую разведку, то смог договориться с Орландо Бошем, его старым знакомым по работе в ЦРУ, чтобы тот присоединился к его деятельности в Венесуэле по подготовке дальнейших диверсий на Кубе (Бош получил срок в США за взорванный им на границе с Кубой сухогруз). Бывший сотрудник ЦРУ, который занимался делами о взрывах на территории Кубы, рассматривает Посада и Боша как единственных подозреваемых в организации взрывов, которые Бош называл «легитимными военными акциями». Бош, которого принято считать «главным организатором» взрывов самолетов, также, поданным ФБР, несет ответственность за более чем тридцать других террористических акций. Его дело подпало под президентскую амнистию в 1989 году после того, как в президентское кресло сел Дж. Буш-первый, в результате активной лоббистской кампании Джеба Буша и кубино-американских бизнесменов из Южной Флориды. Они смогли переубедить Министерство юстиции, позиция которого сводилась к тому, что «предоставление прибежища Бошу, несомненно, нанесет вред национальным интересам США, [потому что] безопасность американской нации во многом зависит от способности американского руководства убеждать другие государства не предоставлять помощь и убежище международным террористам»^{167}.

Предложения кубинской стороны о сотрудничестве спецслужб в обмене информацией для предупреждения террористических акций были отвергнуты Вашингтоном, так как это могло обнаружить причастность американских властей к террористической деятельности. «В 1998 году руководство ФБР посетило с рабочим визитом Кубу, где, в ходе общения, кубинские коллеги передали им материалы о предполагаемой террористической сети со штаб-квартирой в Майами: большая часть этой информации была собрана кубинскими агентами, внедренными в террористическую организацию». Через три месяца ФБР арестовало кубинцев, работавших под прикрытием в террористической организации в Майами, деятельность которой контролировала американская разведка. Пятеро из них были приговорены к длительным срокам заключения^{168}.

Мотивы о необходимости обеспечения национальной безопасности потеряли всяческую значимость с распадом в 1991 году СССР, однако лишь в 1998 году американская разведка заявила, что Куба более не представляет угрозы для национальной безопасности США. Несмотря на это, администрация президента Б. Клинтона, хотя и подчеркивала, что опасность, исходящая от Кубы, «незначительна», все же не исключала ее полностью. В конечном счете американские спецслужбы признали, что Куба не была источником опасности. Тем самым они подтвердили высказанную в 1961 году мексиканским послом идею, когда он возразил на призывы президента Кеннеди объединить усилия против кубинского правительства, заявив, что, «если мы публично объявим о том, что Куба представляет угрозу национальной безопасности Мексики, сорок миллионов мексиканцев умрут со смеху»^{169}.

Справедливости ради стоит все же признать, что размещение ракет на Кубе было действительно очень опасно. В приватных беседах братья Кеннеди выражали тревогу, что присутствие советских ракет на Кубе может помешать американскому вторжению в Венесуэлу. Таким образом, «операция в заливе Свиней была вполне оправдана», считал Дж. Кеннеди^{170}.

Администрация президента Дж. Буша-первого после отказа от концепции Кубы как источника угрозы усилила экономические санкции против этой страны в ответ на резкую правую риторику, которую успешно использовал Б. Клинтон против своего оппонента на президентских выборах в 1992 году. Экономические санкции в отношении Кубы к 1996 году все более напоминали драконовские меры, что произвело фурор даже среди близких союзников США. Экономическое эмбарго товарооборота с Кубой вызывало сильное возмущение и в американском обществе, ведь это наносило вред американским импортерам и экспортерам, которые, как обычно происходит в США, стали единственной жертвой такой политики правительства; кубинцы при этом не пострадали. Согласно данным правительства США, все было иначе. В специальном исследовании Американской ассоциации всемирного здравоохранения говорилось, что эмбарго могло иметь серьезные негативные последствия для здоровья граждан, и только отлаженная кубинская система здравоохранения позволила предотвратить «гуманитарную катастрофу». Официальные представители США никак не отреагировали на эти сообщения^{171}.

Эмбарго привело к снижению поставок продовольствия и медикаментов. В 1999 году администрация Б. Клинтона смягчила экономические санкции для всех стран, входящих в так называемый список «террористических», за исключением Кубы, которую одну избрали для изощренного наказания. Тем не менее, Куба – не единственное исключение в этом отношении. После урагана в августе 1980 года, опустошившего Вест-индийские острова, президент Дж. Картер отказался предоставить какую-либо материальную помощь, поскольку ее могла получить Гренада, а ее надлежало проучить за какие-то поступки реформистского правительства Мориса Бишопа. Когда страны, потерпевшие ущерб от стихийного бедствия, отказались согласиться с решением об исключении Гренады из списка получателей гуманитарной помощи и принять американские подачки, Дж. Картер принял окончательное решение не посылать в район бедствия никакой гуманитарной помощи.

Так же, когда ураган в 1988 году принес в Никарагуа голод и вызвал колоссальные экологические проблемы, руководители в Вашингтоне решили, что природная катастрофа может сыграть им на руку в их террористической войне. Они отказали в помощи даже жителям Атлантического побережья страны, которые сотрудничали с США и выражали глубокое недовольство режимом сандинистов. Эти жители обратились за помощью к правительству США после того, как в сентябре 1992 года приливной волной были смыты никарагуанские рыболовецкие поселки, в результате чего сотни людей погибли и пропали без вести. В этом случае им была оказана незначительная поддержка, но в тайне от широкой общественности остался факт, что «умопомрачительная» сумма помощи в 25 тысяч долларов была выделена из уже запланированной общей суммы. Все же представители администрации президента заверили Конгресс США, что даже то, что выделяемые объемы помощи кажутся столь мизерными, не повлияет на решение удержать всю запланированную сумму в сто миллионов долларов, поскольку подконтрольное США никарагуанское правительство не проявило должной степени лояльности^{172}.

Международное сообщество практически единогласно осудило политику экономических санкций США против Кубы, даже традиционно занимающая уступчивую позицию Организация американских государств, а именно ее Комиссия по судебным вопросам назвала данные действия США противоречащими закону. Европейский Союз призвал Всемирную торговую организацию осудить эмбарго Кубы. В ответ на это администрация Б. Клинтон заявила, что «Европа пытается перечеркнуть „всю тридцатилетнюю политику США в отношении Кубы, которая берег начало в период правления Дж. Кеннеди“, и целиком направлена на смену режима в Гаване»^{173}. Администрация президента также подчеркнула, что ВТО не обладает полномочиями определять приоритеты обеспечения национальной безопасности США или заставлять США менять свое законодательство. После этого Вашингтон прекратил свое участие в дальнейших дискуссиях, оставив главные вопросы без ответа.

ЭФФЕКТИВНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ

Внутренние документы правительства США проливают свет на причины международных террористических операций против Кубы и введение незаконного эмбарго. Не стоит удивляться, что все они укладываются в рамки традиционного шаблона, который, к примеру, применялся в Гватемале несколькими годами ранее.

Учитывая хронологию событий, становится ясно, что опасения в связи с вовлечением СССР не могли служить главным фактором. Намерения осуществить силовую смену режима возникли и стали претворяться в жизнь до вхождения в конфликт СССР, а после его ухода санкции против Кубы возобновились с еще большей интенсивностью. Действительно, советская угроза имела место быть, но в значительной мере как следствие, нежели как причина террористических операций и агрессивной политики США.

В июле 1961 года ЦРУ предупреждало, что «чрезвычайное влияние „идеологии Кастро“ не обусловлено деятельностью кубинских властей… тень от фигуры Ф. Кастро стала настолько зловещей, так как текущие социальные и экономические процессы во всех странах Латинской Америки стимулировали интерес к будоражащим общество призывам оппозиционных сил сменить правительство и провести ряд радикальных политических трансформаций». Их моделью выступала Куба Ф. Кастро. Артур Шлезинджер передал избранному президенту Кеннеди свой доклад, подготовленный для Латиноамериканской миссии[9]9
  «Латиноамериканская миссия» (Latin American Mission) – благотворительная религиозная межконфессиональная организация, целью деятельности которой является развитие сельского хозяйства, здравоохранения, издательского дела. Она тесно сотрудничает по этим вопросам и ряду других с многими государственными и частными организациями. – Прим. перев.


[Закрыть]. В нем он высказал опасения, что латиноамериканцы могут быть очень восприимчивы к «предложениям Ф. Кастро решить все проблемы». В докладе учитывался также советский фактор: Советский Союз «беспечно раздает налево и направо крупные займы под развитие и стремится предложить всему миру модель осуществления успешной модернизации за одно поколение». В дальнейшем Шлезинджер скрупулезно доказывал, что распространение «идей Ф. Кастро» будет иметь крайне нежелательные последствия в условиях, когда «распределение земли и других ресурсов национального благосостояния осуществляется в пользу обеспеченных классов», а «бедные и неимущие классы, имея перед глазами пример кубинской революции, все более настойчиво отстаивают свои права на достойную жизнь». Кеннеди опасался, что поддержка СССР поможет сделать кубинский вариант развития «показательным» для других стран региона, что даст советскому руководству преимущество в Латинской Америке.

В начале 1964 года Совет по политическому планированию Госдепартамента США дал свою оценку этим опасениям: «Наибольшая угроза, которую представляет режим Ф. Кастро, заключается… в том, какое воздействие оказывает сам факт его существования на представителей левого движения во многих латиноамериканских странах… Чего стоит одно то, как Ф. Кастро удается „эффективно противостоять“ США, сводя на нет все полуторавековые усилия американской внешней политики в Западном полушарии»^{174}. Иными словами, как написал Томас Паттерсон: «Куба как символ и политическая реальность бросает вызов господству США в Латинской Америке»^{175}.

Не деятельность кубинского руководства, а «само его нахождение у власти» на Кубе и «эффективное сопротивление» гегемону Западного полушария оправдывают использование США силовых террористических методов и экономического воздействия для свержения ненавистного режима. Сопротивление и непокорность порой могут служить оправданием еще более жестких акций, как это было в Сербии, о чел* стали замалчивать сразу же после их свершения; или как в Ираке, где настоящие причины обнажились сразу же после того, как обнаружила свою несостоятельность вся доказательная база американских действий.

Возмущение по поводу открытого неповиновения других стран уходит глубоко в историю США. Двести лет назад Томас Джефферсон резко осуждал Французскую республику за ее «вызывающую позицию» в вопросе передачи Нового Орлеана, чего он так сильно добивался. Джефферсон предупреждал, что «национальный характер французов неизбежно [приходит] в противоречие с американским характером, ему, несмотря на стремление к миру и благополучию, присуще также высокомерие». Французское «вызывающее поведение вынуждает американцев вступить в союз с британцами и их флотом», – считал он, противореча своим прежним высказываниям о том, какое значительное влияние оказала Франция для освобождения британских колоний от имперского гнета^{176}. Благодаря освободительной борьбе Гаити, которая не получила ничьей поддержки и была повсеместно раскритикована, французский вызов перестал существовать, хотя направляющие принципы, установившие отношения «свой-чужой», остались в силе.

НАПРАВЛЯЮЩИЕ ПРИНЦИПЫ

Принципы, которые легли в основу Кубинского кризиса, позволяют понять, почему международное право потеряло свою актуальность. Правовая система США также утратила былой непререкаемый авторитет. Когда Генеральный прокурор Роберт Кеннеди в 1961 году приостановил судебное разбирательство по поводу того, что проведение операции в заливе Свиней нарушало законы США о нейтралитете, он назвал участников этой операции под американским командованием «патриотами». Таким образом, «нельзя назвать их действия нарушающими законы об американском нейтралитете», которые, «очевидно… не отвечают требованиям сегодняшнего дня»^{177}.

Нельзя сказать, что мир внезапно стал более небезопасным после событий 11 сентября, для чего потребовался поиск «новых парадигм», позволяющих проводить преобразования международного права и организаций, и что именно это дало основания Вашингтону пересматривать основы американского законодательства.

В новой «отфильтрованной» истории нет упоминания о достижениях международной террористической деятельности, но о них много и с гордостью говорят те, кто имел к ней непосредственное отношение. В Школе стран Америки, где проходят подготовку латиноамериканские офицеры, гордо заявляют в качестве «обсуждаемой темы» то, что армия США помогла «искоренить миссионерский дух освободительной борьбы»^{178}. Жертвой этой ереси пала латиноамериканская церковь, когда начала выступать «за предоставление льгот бедным слоям населения» и тем самым нарушила принятый порядок и навлекла на себя «все возможные беды земные». Символично, что в период мрачного десятилетия правления президента Р. Рейгана и вице-президента Дж. Буша-первого террор стал проявляться открыто. Незадолго до прихода к власти Р. Рейгана был убит сальвадорский архиепископ, который являлся «рупором безмолвного народа (потерявшего голос народа, безмолвных, не имеющих возможность выразить свое мнение)», причем в этом случае трудно было скрывать причастность спецслужб США. Конец этого ужасного десятилетия ознаменовался убийством шести представителей сальвадорской иезуитской интеллигенции, которых нашли с простреленными головами вместе с невинными жертвами этой трагедии: их домохозяйкой и ее дочерью. За этой акцией стоят бойцы элитного батальона, обученные и вооруженные США, на чьем счету уже была серия кровавых зверств.

Значение этих событий позволяет оценить тот факт, что на Западе работы неугодных священников никого не заинтересовали и их имена остались неизвестны, в отличие от их советских коллег-диссидентов, притеснение которых властями получило большой резонанс. Можно сказать, таким образом, что их убили дважды: застрелили и предали забвению. По сути, даже после смерти их образ был опорочен. В скором времени Вацлав Гавел посетил с визитом Вашингтон, чтобы выступить на объединенном заседании Конгресса США, где ему стоя аплодировали за восхваление «поборников свободы», которые – он и те, кто слушал его доклад, в этом не сомневались – вооружили и подготовили убийц шести латиноамериканских священников и других ни в чем неповинных людей. Его похвалы в адрес великолепных американцев и их достижений получили восторженное признание со стороны ведущих либеральных исследователей, которые расценили его выступление как «голос разума». Эти призывы заставляют трепетать всех тех, кто впал в «излишний романтизм» (Энтони Льюис), и «говорят нам о необходимости соблюдения обязательств, которыми связаны большие и малые государства» (редакция «Вашингтон пост»). Однако ответственность не распространяется на жителей Центральной Америки, по крайней мере, на тех, кто пережил ужасы 1980-х годов^{179}.

В случае с Кубой «эффективное сопротивление» спровоцировало реакцию, которая привела мир на грань уничтожения. Но в этом-то и заключается странность. Эффективное сопротивление, как правило, подавляется при помощи той или иной силовой акции без всякого риска для агрессора. Стратегия американской политики в начале 1960-х годов заключалась в построении режимов национальной безопасности в духе неонацизма, ее задачей было «всячески нивелировать угрозы существующей структуре социально-экономических привилегий путем устранения из политического процесса численного большинства», или иначе «народных масс»^{180}. Эта политика вызвала целую волну репрессий по всей Латинской Америке, основная тяжесть которых в период правления Р. Рейгана пала на Центральную Америку. Начало было положено, когда американские власти стали вести подготовку военного переворота в Бразилии еще до убийства президента Дж. Кеннеди и осуществили свои планы сразу же после его гибели. Вашингтон тесно сотрудничал с вооруженными силами, чьими действиями была ликвидирована парламентская демократия в стране в знак признания их «фундаментально демократических устремлений и ориентации на США», пояснял посол Кеннеди в Бразилии Линкольн Гордон. В то время как Гордон возвещал о «наиболее убедительной победе в борьбе за свободу середины XX века», палачи и убийцы продолжали делать свое дело. Он телеграфировал в Вашингтон о том, что «демократический мятеж» поможет «сдержать перевес левых групп» ранее умеренного популистского правительства и «демократические силы», которые пришли к власти, способны «обеспечить улучшение климата для частных инвесторов»^{181}.