Текст книги "Том 14. Письма 1848-1852"
Автор книги: Николай Гоголь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)
Шереметевой Н. Н., 12 января (н. ст.) 1848*
3. Н. Н. ШЕРЕМЕТЕВОЙ. Неаполь. Генварь 22 <12 н. ст. 1848>.
Ваше письмо, добрейшая Надежда Николаевна, получил*. Благодарю вас много за то, что не забываете меня. Вследствие вашего наставления, я осмотрел[20]20
Вследствие вашего письма, я обсмотре<л>
[Закрыть] себя и вопросил, не имею ли чего на сердце противу кого-либо, и мне показалось, что ни против кого ничего не имею. Вообще у меня сердце незлобное, и я думаю, что я в силах бы был простить всякому за какое бы то ни было оскорбление. Трудней всего примириться с самим собой. Тем более, что видишь, как всему виной сам: не любят меня через меня же, сердятся и негодуют на меня потому, что собственным неразумным образом действий[21]21
что неразумьем
[Закрыть] заставил я на себя сердиться и негодовать. А неразумны мои действия оттого, что я не проникнулся святынею помыслов, как следует на земле человеку. И не умею исполнять в младенческой и чистой простоте сердца слова и законы того, кто их принес нам на землю. Собираюсь в путь, готовлюсь сесть на корабль ехать в святую землю, а между тем как мало похожу на человека, собирающегося в путь! Как много в душе мелочного, земных привязанностей, земных опасений! Как малодушна моя душа! Друг мой, молитесь обо мне, молитесь крепче, чем когда-либо прежде! Молитесь о том, чтобы бог дал силы мне помолиться так, как должен молиться ему на земле человек, им созданный и облагодетельствованный. Поручите отслужить молебен[22]22
В подлиннике: молебень
[Закрыть] о благополучном моём путешествии такому священнику, о котором вы знаете, что он от всей души обо мне помолится. Я прилагаю при сем записочку* того, о чем бы я хотел, что<б> помолили<сь>, сверх того, что находится в обыкн<овенных> молебнах.[23]23
В подлиннике: молебнях
[Закрыть] Прощайте, друг мой! Бог да благословит вас и воздаст вам обильно за всё. Я к вам еще напишу несколько строк перед самым[24]24
В подлиннике: самим; дальше не отмечается.
[Закрыть] отъездом.
Весь ваш Н. Г. На обороте: Moscou. Russie. Надежде Николаевне Шереметьевой. На Воздвиженке. В доме гр<афа> Шереметьева. В Москве.
Гоголь М. И., 15/3 января 1848*
4. М. И. ГОГОЛЬ. Неаполь. 1848, генваря 15/3.
Наконец я получил письмо ваше*, почтеннейшая матушка. Вы, слава богу, здоровы, сестры тоже. Да хранит вас всех бог и впредь! Уведомляю вас, что я полагаю отправиться к святым местам в средине февраля здешнего штиля. Вы пишете о радости, которую принесет вам приезд мой. Не радуйтесь ничему заране. Всё в руках того, кто располагает судьбой нашей. Как он повелит, так тому и быть. Молитесь и больше ничего. Не забывайте также и того, что мы все на земле странники и существованье наше здесь минутно. Если и доставит нам бог минутное удовольствие пожить неделю или две вместе в вашей деревне Васильевке, то нужно поблагодарить только безмолвно в глубине души бога, а радостью своей мы можем только оскорбить его: не такое время, чтобы кому-либо теперь радоваться. Повсюду смущенья, повсюду беды, повсюду голос неудовольствий и вражда наместо любви. Нам остается только молиться и просить у бога, чтобы научил нас, как молиться ему о спасеньи нашем. Прошу вас отправить молебен и, если можно, даже не один (во всех местах, где умеют лучше молиться), о благополучном моем путешествии. Чувствую, что нет сил помолиться самому: силы мои как бы ослабели, сердце черство, малодушна душа. Я требую от вас всех помощи, как погибающий брат просит у братьев. Соедините ваши моленья и помогите воскрылиться к богу моей молитве. За всё, что я вам когда-либо нанес неприятного, как вам, так и сестрам, прошу простить меня. Хотя я и знаю, что вы, по доброте душ ваших, простили, но всё об этом прилично в такую минуту напомнить еще раз. Перед отъездом, может быть, еще напишу несколько строк. Сестре Ольге я просил выслать из Москвы деньги на молебны и на раздачу бедным*. Письмо мое со вложеньем письма к Анне* вы, без сомнения, получили тоже. Прилагаю здесь, на всякий случай, на особенной бумажке содержание того, о чем бы я хотел, чтобы священник, сверх содержимого в обыкновенных молебнах, молился*. Вас всех прошу также, и в особенности сестру Ольгу (как более других имеющую время и досуг для молений), прочитать несколько раз в сердце своем эти строки, которыми хотелось бы мне от всей души помолиться.
Весь ваш Н. Гоголь.
Куда писать мне письма, я вас извещу. Покамест даю вам адрес следующий:
В Константинополь. A monsieur le conseiller de la Mission Russe à Constantinople Jean de Chalczinsky. Ивану Дмитриевичу Халчинскому для передачи Николаю Васильевичу Гоголю.
Когда будете писать, уведомляйте подробно обо всем. Мне будут больше, чем когда-либо, интересны и нужны вести из родины.
Иванову А. А., 18 января (н. ст.) 1848*
5. А. А. ИВАНОВУ. Неаполь. Генвар<я> 18 <н. ст. 1848>.
Чтобы не осталось чего-нибудь между нами, уведомляю вас, мой добрый Александр Андреевич, что в письме моем* я не имел никакого намерения упрекнуть вас. Напротив, я хотел только показать вам, что я ничуть не умнее вас во многих делах. Если вы прочтете еще раз мое письмо, то[25]25
то, вероятно
[Закрыть] почувствуете это сами. Бога ради, не будьте так подозрительны и не приписывайте простым словам какого-то сокровенного смысла, желанья[26]26
и желанья
[Закрыть] вас обидеть каким-то обидным заключением.[27]27
подозреньем
[Закрыть] Этим подозрением вы, во-первых, обидите вас действительно любящего человека, а, во-вторых, себе самому нанесете много смущенья и всякого горя. Скажу вам истинно и откровенно, что я никогда в вас не подозревал никакой хитрости! Но было время, когда я нарочно хотел кольнуть вас и попрекнуть некоторыми письмами, желая вас заставить взять некоторую власть над самим собою и устыдиться своего малодушия. Это было сделано неловко. Пожалуста, сожгите все мои письма. Я теперь вижу, как разны человеческие природы и как нельзя судить по себе о другом. Вы пишете о желании со мною увидеться, но для этого никак не будет времени. Как ни приятно мне тоже вас видеть, но чувствую, что ничего не могу теперь сказать вам нужного. Я занят теперь совершенно самим собой и столько вижу в себе самом достойного осуждения и упреков, что не в силах ни осудить кого бы то ни было, ни дать умного совета. Чувствую только, что прежде всего следует заняться душой своей, хотя и сам не знаю, как это сделать. Что же касается до житейских забот и обстоятельств, то они теперь у всех плохи, положенье всех затруднительно. Всё это заставляет меня не полагаться на то, что будет, и ускорить отъезд мой в святую землю. Бог вас да благословит. Прощайте.
Весь ваш Н. Г.
Я полагаю выехать на днях, – тем более, что оставаться в Неаполе[28]28
в Ита<лии>
[Закрыть] не совсем весело. В городе неспокойно*: что будет, бог весть. На обороте: Roma. Italia.
Толстому А. П., 22 января (н. ст.) 1848*
6. А. П. ТОЛСТОМУ. Мальта, 22 <января н. ст. 1848>.
Пишу к вам по обещанью из Мальты, куда приехал в прах расклеившийся, хотя и не знаю, досягнет ли это письмо к вам. Может быть, вы уже оставили Неаполь. (А если не оставили, то сотворите благо, его оставивши). Дела короля совершенно плохи*: Мессина, Катания – всё восстало, и английские фрегаты повсюду, как у себя дома. Привезенную от короля индульгенцию, говорят, мессинцы разорвали в куски, в виду его же гвард<ии>.[29]29
Далее начато: Словом, Сицилия, кажется
[Закрыть] Что же касается <меня>, то всё еще не могу оправиться и очнуться от морской езды. Рвало меня таким образом, что все до едина возымели о мне жалость, сознаваясь, что не видывали, чтобы кто так страдал. Со страхом думаю о предстоящем четырехсуточном переезде. Молитесь, ради Христа, обо мне: невыносимо тяжело! В Мальте должен во всяком случае отдохнуть уже и потому, что пароход раньше 27, кажется, нейдет. Противу всякого чаянья, в Мальте почти вовсе нет всех тех комфорт, где англичане: двери с испорченными замками, мебели простоты гомеровской, и язык нивесть какой. Аглиц<кого> почти даже и не слышно. А губернатор острова вовсе не тот, который бывал у нас в церкви, но совершенно другой, хоть и назначен недавно. Граф же Риварола есть только полковник режимента, проживавший[30]30
ост<ановившийся>
[Закрыть] в Ливурне. Всё это сообщили мне в плохом[31]31
скверном
[Закрыть] отелишке, в котором я остановился и который разве только после скверного парохода «Капри» может показаться приятным. Прощайте, добрейший мой Александр Петрович. Не знаю сам, что пишу, руки так окостенели, а в голове смутно. Обнимите за меня всех: вашу наидобрейшую сестрицу[32]32
сестрицу, племянниц, ко<торые>
[Закрыть] Софью Петровну и ваших милых племянниц. Но они, верно, знают и сами, что всех очень, очень люблю[33]33
помню
[Закрыть] и буду молиться, как сумею, а вы, право, молитесь обо мне.
Весь ваш. Мальта, 22 генваря.
Мне адресуйте в Константинополь, на имя Титова, и, если будет время, прикажите комиссионеру при нашем посольстве посылать все приходящие ко мне в Неаполь письма в Константинополь. Бог да хранит вас всех цело и невредимо. На обороте: Son excellence monsieur le c-te Alexandre Tolstoy. Naple. Palazzo Ferandino.
Вьельгорской А. М., 23 января (н. ст.) 1848*
7. А. М. ВЬЕЛЬГОРСКОЙ. 1848. Мальта. Генваря 23 <н. ст.>.
Я получил ваше письмецо*, моя добрейшая Анна Михайловна! Вероятно, в одно время и вы получили мое*. Благодарю вас за то, что меня не забываете. В Петербурге же, кажется, все прочие приятели меня позабыли. От Плетнева я четыре месяца уже не получаю ни строчки. От Александры Осиповны* тоже ничего. От любезного ее братца, Аркадия Осиповича, тоже ничего. Словом, точно как будто все сговорились не писать.[34]34
Далее начато: и
[Закрыть] Отчасти я подозреваю и почты. Неаполь заел уже много мне нужных писем. Пишу к вам теперь из Мальты. Странствования мои по Средиземному морю, как видите, уже начались. Из Неаполя меня выгнали раньше, чем я полагал, разные политические смуты и бестолковщина, во время которых трудно находить<ся> иностранцу, любящему мир и тишину. Притом пора и к святому гробу. Несмотря на то, что далеко не в том состоянии души, в каком бы хотелось быть для этого путешествия, несмотря на всю черствость и прозу души своей, я все-таки благодарю бога, что тронулся в дорогу, хотя не без ужаса помышляю о всех предстоящих затруднениях, впереди которых стоит морская болезнь, для меня ужаснейшая всего. До Мальты я в силу-силу добрался. Ни одна душа на всем корабле не страдала, а между тем время было, кажется, и не совсем[35]35
не вовс<е>
[Закрыть] бурное. Если бы еще такого адского состоянья были одни сутки, меня бы не было на свете. Из письма графини Анны Егоров<ны> Толстой к своему мужу я узнал, что Александра Осиповна теперь с вами и всё еще продолжает страдать и болеть нервами. Скажите, что я <о> ней думаю ежедневно и буду просить всех людей, умеющих молиться, о ней помолиться. Скажите ей, чтобы она хоть сколько-нибудь строчек мне написала, адресуя всё в Константинополь, на имя нашего посольства. Затем приношу вам благодарность всем, как вам самим, так и всему вашему роду и племени графов Вьельгорских, за вашу дружбу ко мне и приязнь, за ваши милые, добрые души, и да сохранит вас бог всех целых и невредимых, а Софью Михайловну* поцелуйте за меня от всей моей души.
Скажите всем моим приятелям, кто будет так добр и захочет писать ко мне, чтобы все письма адресовали в Константинополь.
Прощайте. Весь ваш
Н. Г. На обороте: S.-Pétersbourg. Russie. Ее сиятельству графине Анне Миха<й>ловне Вьельгорской. С. Петербург. На Миха<й>ловской площади, у Михайловского дворца. В доме графа Вьельгорского.
Шевыреву С. П., 23 января (н. ст.) 1848*
8. С. П. ШЕВЫРЕВУ. 1848. Мальта. Генварь 23 <н. ст.>.
Я всё ожидал, не будет ли от кого-нибудь из вас мне писем, и[36]36
и от<вета> не дождался
[Закрыть] не дождался. От тебя, мой милый (и более всех прочих исправный и великодушный друг), мне бы, право, уже следовало иметь ответ хотя на одно из моих трех довольно длинных писем*. Но, может быть, гадкие[37]37
и гадкие
[Закрыть] италианские почты, в эту минуту политической бестолковщины обестолковели еще более обыкновенного. Письма друзей и близких в это время[38]38
в эту минуту
[Закрыть] мне были нужны уже затем, чтобы видеть, не осталось ли у кого чего-нибудь в душе противу меня. Что касается до меня, то говорю тебе искренно и, пожалуста, передай это от меня всем, как близким друзьям, так и просто знакомым, что никакого неудовольствия ни против кого не питаю, что, напротив, рассмотря себя даже построже, вижу (так, по крайней мере, мне кажется), что любви у меня прибавилось скорее, чем убавилось, что, наконец, обвинять не могу никого, даже и тех, которых бы, может быть, прежде в чем-нибудь обвинял, потому что виной всему сам, и на какую сторону ни переворочу дело,[39]39
и как ни переворочу дело
[Закрыть] всё вижу, что сам подал повод питать неудовольствие противу себя и ввел, стало быть, в грех других людей. Обними, пожалуста, покрепче всех любящих меня и поблагодари крепко за любовь. Прочих проси простить. Как бы то ни было, но нужно прощать всё тому человеку, который отправляется в дальний путь затем только, чтобы помолиться. Что тут помышлять о современных и тому подобных всяких вопросах? Без этого прощенья как я помолюсь, и без того не умеющий молиться? Как растопить мне мою душу, холодную,[40]40
и без того холодную
[Закрыть] черствую, не умеющую отделиться от земных, себялюбивых, низких помышлений и даже от тех недостатков, которые видит она сама и которых[41]41
которых начинает даже
[Закрыть] сама ненавидит?
Поблагодари, пожалуста, добрую Надежду Николаевну* за то, что она не оставляла меня во всё это время и писала ко мне беспрестанно, несмотря на то, что отвечаю ли я или не отвечаю на письма. Передай ей при сем записочку*. Проси всех и особенно доброго Сергея Тимофеевича*, совокупно с Конст<антином> Серге<евичем>* и всем семейством, писать ко мне в Константинополь, или просто на имя Титова, или же на имя советника посольства, моего соученика и однокашника, Халчинского Ивана Дмитриевича. Милого Погодина проси также: скажи ему, что мне будет особенно приятно получить от него письмецо. Затем бог да хранит тебя со всеми твоими цело и здраво как в душевном, так и в телесном здравии.[42]42
смысле
[Закрыть] В Мальте я остаюсь немного дней, только затем, чтобы дождаться парохода, идущего в Александрию. Морская болезнь измучила меня сильно. Это для меня зло, которого я боюсь больше всего в моем путешествии. Еще не было сильной бури, а уже меня привело в такое состояние беспрерывной рвотой всякие десять минут, что я походил скорей на умирающего, чем на сохраняющего в себе залог жизни. До сих пор едва могу прийти в состояние мыслить и чувствовать и, как подумаю, что предстоят целые дни безостановочного пребыванья на море без заездов на твердую землю, – дух захватывает. О, если бы бог был ко мне милостив и дал бы мне всё перенести невредимо, хотя и стоило бы меня за многое наказать[43]43
просто наказать
[Закрыть] всем этим! Но милосердие[44]44
милосердие милосердного
[Закрыть] так безмерно! Мне бы хотелось, чтобы ты заказал[45]45
обо мне заказал
[Закрыть] два-три молебна о моем благополучном путешествии, в таких местах и церквах, где увидишь священников, усерднее других молящихся. Прощай, мой добрый. Обнимаю тебя крепко, хоть и заочно. Постараюсь писать к тебе, откуда и как смогу. Еще раз благодарю за всё.
Весь твой Н. Г.
Адрес мой во всяком случае один и тот же, то есть в Константинополь. Оттуда письма найдут меня повсюду. На обороте: Moscou. Russie. Г. профессору императорск<ого> Москов<ского> университета Степану Петровичу Шевыреву. В Москве. Близ Тверской, в Дегтярном переулке. В собственном доме.
Шереметевой Н. Н., 23 января (н. ст.) 1848*
9. Н. Н. ШЕРЕМЕТЕВОЙ. 1848, Мальта. Генваря 23 <н. ст.>.
Спешу написать к вам несколько строчек из Мальты. Вы видите, я уже в дороге. Хотя и далеко не таково состоянье души моей, какого бы мне хотелось, хотя случилось[46]46
и случилось
[Закрыть] страдать немало моим слабым телом даже и во время этого небольшого морского переезда (в сравнении с предстоящими большими), но, слава богу, я еще жив, я еще могу надеяться, что бог приведет состоянье души моей в более благодатное состояние.[47]47
Далее было: Бог милосерд, молитесь ему
[Закрыть] О если бы я приведен был в возможность[48]48
состоянье
[Закрыть] так помолиться, как угодно богу, чтобы помолились ему люди! Не останавливайтесь молиться о благополучном моем путешествии, добрейший друг Надежда Никола<е>вна.
Весь ваш Н. Г.
Из Неаполя я уже отправил вам два письма*. Ответ на последнее ваше письмо и замечание вы уже имеете*. Повторяю вам вновь, что ни против кого в душе не имею никакого неудовольствия. Напротив, всех люблю больше прежнего. Молитесь! На обороте: Надежде Никола<е>вне Шереметьевой.
Толстому А. П., 27 января (н. ст.) 1848*
10. А. П. ТОЛСТОМУ. Мальта. Генваря 27 <н. ст. 1848>.
Еще несколько строк к вам, милый друг. Садясь на пароход, как-то захотело<сь> сказать вам еще словечко, хотя и не знаю, что сказать. Разве только то, что я переменил дорогу и еду через Константинополь, желая избегнуть двадцатидневного карантина*. Погода хмурится, гремит гром и шумит дождь. Каково-то будет мое плавание? Спасет ли бог меня недостойного? Во всяком случае еще раз приношу вам благодарность за всё. Скажу вам также, что в ушах моих звучат сильнее прежнего слова из письма Матвея Александровича*. И дай бог, чтобы они не переставали звучать до самой Палестины. О! как велика тайна нашего искупленья! Да хранит вас бог. Прощайте. Пишите[49]49
и пишите
[Закрыть] в Константинополь.
Весь ваш Н. Гоголь.
Жуковскому В. А., 28/16 февраля 1848*
11. В. А. ЖУКОВСКОМУ. 1848. Иерусалим. Февраля 28/16.
Пишу к тебе несколько строчек, бесценный друг. И я, по примеру многих других, удостоился видеть место и землю*, где совершилось дело искупленья нашего. Прибыл я сюда благополучно, без всяких затруднений, едва приметивши, что из Европы переступил в Азию, почти без всяких лишений и даже без утомленья. Уже успел произнесть твое имя у гроба господня. О! да поможет нам бог, и тебе и мне, собрать все силы наши на произведенье творений, нами лелеемых во глубине душ наших, в добро земли нашей, и да просветит нас светом разума святого евангелия своего! Я здесь не остаюсь долго, спеша возвратиться в Россию вместе с моим старым школьным товарищем, Базили*, с которым и прибыл сюда и который, будучи нашим генеральным консулом в Сирии, заведывает делами[50]50
всеми делами
[Закрыть] Иерусалима. Итак, будь покоен на мой счет. Если бог не будет вопреки желанью, то увидимся в Москве и заживем вблизи друг от друга. Если захочется тебе написать несколько строк о себе (которых жажду) прежде июля, надпиши на пакете:[51]51
на письме
[Закрыть] в Полтаву; если после июля, то в Москву, на имя Шевырева, в университете.
Обнимаю тебя крепко вместе с доброй твоей супругой и милыми малютками.
Рейтернам душевный поклон!
Весь твой Гоголь.
Базили просит передать тебе свой поклон. Он написал преудивительную вещь, которая покажет Европе[52]52
всей Европе
[Закрыть] Восток в его настоящем виде, под заглавием: «Сирия и Палестина»*. Знания бездна, интерес силен. Я не знаю никакой книги, которая бы так давала знать читателю существо края. На обороте: Francfort sur Main. Son excellence monsieur Basile de Joukoffsky. Francfort s/M. Saxenhausen. Salzwedelsgarten vor dem Schaumeinthor.
Константиновскому М. А., 28/16 февраля 1848*
12. М. А. КОНСТАНТИНОВСКОМУ. Иерусалим. Февраля 28/16 <1848>.
Пишу к вам с тем, чтобы сказать вам, что я здесь. Молитвами вашими, молитвами людей, угождающих богу, я прибыл сюда благополучно. У гроба господня я помянул ваше имя; молился как мог моим сердцем, не умеющим молиться. Молитва моя состояла только в одном слабом изъявлении благодарности богу за то, что послал мне вас, бесценный друг и богомолец мой. Ваши письма мне были очень нужны: они заставили меня получше осмотреть себя и разобрать строже свои действия. Приймите же еще раз мою благодарность отсюда, из этого места, освященного стопами того, кто принес нам искупленье наше. Рад буду несказанно, если в июле или в августе обниму вас лично. Прощайте.
Весь ваш Ник<олай> Г<оголь>. Не позабывайте меня в молитвах ваших.
Гоголь М. И., А. В., Е. В. и О. В., 29/17 февраля 1848*
13. М. И., А. В., Е. В. и О. В. ГОГОЛЬ. 1848. Иерусалим. Февраля 17/29.
Несколько строк вам из Иерусалима. Благодаря бога, я прибыл сюда благополучно. Молился кое-как о себе, о вас же поручил молиться тем, которые умеют получше моего молиться. Пробуду здесь недолго и, если только благословит бог, то, может быть, в июне или июле месяце загляну к вам в Малороссию. А вы попрежнему не переставайте молиться обо мне. Напоминаю вам об этом потому, что теперь более, чем когда-либо, чувствую бессилие моей молитвы. Прощайте, почтенная матушка и любезные сестры.
Весь ваш Н. Г. На обороте: Е<е> в<ысоко> б<лагородию> Марии Ивановне Гоголь. В Полтаву, оттуда в д. Васильевку.
Шереметевой Н. Н., 29/17 февраля 1848*
14. Н. Н. ШЕРЕМЕТЕВОЙ. 1848. Иерусалим. Февраля 17.
Уведомляю вас, добрый друг Надежда Николаевна, что я прибыл сюда благополучно. Помянул у гроба господня ваше имя. Примите от меня отсюда, из этого святого места, благодарность за ваши молитвы.[53]53
молитвы обо мне
[Закрыть] Без этих молитв, которые, воссылали и воссылают обо мне люди, умеющие лучше меня молиться, я бы, вероятно, ни в чем не успел, – даже и в том, чтобы попристальнее обсмотреть самого себя и увидеть всё недостоинство свое. Молитесь теперь о благополучном моем возвращении в Россию и о деятельном вступленьи на поприще[54]54
на мое поприще
[Закрыть] с освеженными и обновленными силами. Летнее время проведу в Малороссии, а в августе месяце, может быть, загляну в Москву. Прощайте, добрый друг мой.
Весь ваш Николай Гоголь. На обороте: Moscou. Russie. Надежде Николаевне Шереметьевой. В Москве. На Воздвиженке. В доме графа Шереметьева.
