Текст книги "Избранник. Трилогия"
Автор книги: Николай Романов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 68 страниц)
И он снова, не выпуская Деда из хватки, принялся раздумывать над своей дальнейшей судьбой.
Глава семьдесят втораяОднажды Беляй Капустин спросил Дьяконова:
– Господин капитан, а что такое патриотизм?
Капитан некоторое время ходил вдоль кафедры в размышлениях, то и дело поглядывая на подопечных.
– Проще всего было бы сказать, что это любовь к Родине, к своему народу, – проговорил он наконец. – Так написано в учебнике. Однако я бы хотел, чтобы вы поняли вот что… Сама по себе любовь к Родине – это никому, кроме любящего Родину, не жарко и не холодно. Патриотизм, в первую очередь, это поступки, вызванные любовью к Родине. И тут, друзья мои, начинаются главные сложности. Вот, к примеру, вы – работник какого-либо ведомства, подчиненный руководителю этого ведомства. На первый взгляд, ваш руководитель и есть олицетворение Родины. Но ведь это не так. Руководитель может действовать вовсе не в интересах государства, а в своих собственных интересах, но по действующим в ведомстве должностным инструкциям вы обязаны выполнять его указания, иначе вас можно обвинить в разных прегрешениях, вплоть до отсутствия патриотизма. – Капитан снова прошелся вдоль кафедры, потирая челюсть. – Для чего я это вам говорю? Исключительно для того, чтобы вы поняли вот что… Учебником свою жизнь и свои поступки не измеришь. – Он обвел курс пристальным взглядом. – А теперь ответьте мне, чем можно измерить правильность или неправильность своих поступков.
Курс молчал. Потом потянулась чья-то рука.
– Да, Дмитрий?
Поднялся Дмитрий Иванов, рыжий веснушчатый парень, над чьей внешностью в первые годы учебы все смеялись.
– Я думаю, правильность или неправильность своих поступков можно измерить законом.
– Так. – Капитан Дьяконов кивнул. – Еще какие будут мнения?
Мнений набралось негусто.
Кто-то предложил вышеупомянутые должностные инструкции, на что Дьяконов с неудовольствием заметил:
– Должностные инструкции отличаются от законов только уровнем расположения законотворца в государственной машине… Нет, есть еще одно универсальное понятие, которое вполне подходит для измерения. Кто догадается?
Кадеты лишь молча хлопали глазами.
Дьяконов снова прошелся вдоль кафедры. Со стен за этой кафедрой наблюдали голографические портреты командиров РОСОГБАК – от великого князя Романа, непосредственного создателя бригады, до ВКВ, как сокращенно называли великого князя Владимира, нынешнего командующего «росомахами».
– Приданников! – вызвал капитан.
– Я! – Осетр поднялся из-за своей парты.
– Скажи мне, как ты оцениваешь собственные поступки.
– Ну, – сказал Осетр. – Ну-у-у…
– Не нукай, не запряг! – Капитан иногда позволял себе подобные грубоватые фразочки. – Отвечай четко и громко.
– Я не знаю, господин капитан! – громко и четко ответил Осетр.
Строгий взгляд капитана смягчился.
– Ладно, упрощаю вводную. Предположим, ваш друг Беляй Капустин заболел и лежит в лазарете. Вам поручили отнести больному два яблока. А вы одно яблоко по дороге съели и до Беляя донесли только одно. Никто об этом не узнает… Что будет с вами? Кто скажет?
Тут же поднял руку Беляй.
– Прошу, Капустин!
– Его будет мучить совесть, господин капитан…
– Вот! – громким шепотом сказал Дьяконов, поднимая к небу указательный палец правой руки. – Вот именно! Вас будет мучить совесть, Приданников! Вот она, универсальная категория для оценки собственных поступков. И если мы теперь вернемся к изначальному вопросу, то патриотом можно назвать того человека, который действует на благо Отечества так, как ему велит совесть.
Эти слова капитана Осетр запомнил навсегда.
Глава семьдесят третьяДед по-прежнему сидел за столом, безучастно глядя в пространство.
А Осетр размышлял, но никак не мог принять решение. Сохранив верность присяге, он умирал героем, в противном случае тоже вполне была вероятна смерть, но смерть не героя, а предателя. Куда ни кинь – везде клин! Однако ясно, что лучше умереть героем, чем изменником.
Вот только совесть?..
Как ни странно, совесть по поводу изменника молчала. Именно поэтому Осетр и размышлял – иначе бы давно верность присяге верх взяла.
Итак, если отказаться? В плюсах негероическая смерть, в минусах – смерть, хоть и героическая.
А если согласиться? В минусах – опять же смерть, только не героическая. А в плюсах?
Плюсов немало. Во-первых, в случае победы можно вновь наладить отношения с Яной. Фиг она откажется от внимания императора!..
Во-вторых, можно будет отомстить этому ничтожеству, государю-императору, этому человечишке, посмевшему отдать приказ об убийстве моей мамы, с которого все и началось. Они говорят, он – мой отец! Да плевать мне на это! Настоящий мой отец – Воимир Приданников, погибший при защите Медвежьего Брода… То есть настоящий, конечно, – ничтожество на троне (генетическую экспертизу не обманешь), – но решения я буду принимать ради ненастоящего, который был настоящим, который качал меня на ноге и катал на каруселях, и просто сажал на колени, нахлобучивая мне на макушку свою фуражку… оказывается, как много я помню! Я помню, как мы с мамой бежали, как она спрятала меня, как эти гады выстрелили в нее из парализатора! Я помню морду их главного, и если нам доведется когда-нибудь встретиться, он пожалеет, что судьба занесла его на Медвежий Брод!..
В-третьих, можно будет отыскать маму. Вернее, во-вторых. Я всю имперскую разведку отправлю на ее поиски. И найду – либо ее саму, либо могилу… Нет! Нет, это будет она сама.
Ну а в-четвертых, господа заговорщики, я спущу с вас шкуру за то, что вы использовали женщину и ребенка в своих далеко идущих целях. Нет, я вам очень благодарен за то, что вы меня спасли, и за то, что сделали «росомахой», но шкуру я с вас спущу! Всенепременнейше!
Это было уже не предчувствие ненависти, это была самая настоящая ненависть!
Но совесть молчала.
А значит, главными причинами были патриотические побуждения – желание защитить страну от врагов и желание попереть с должностей тех, кто превратил государство в свою кормушку.
В конце концов, разве мы – не «росомахи»? Разве мы – не гвардейцы?
Мы «росомахи» и гвардейцы, и потому я пойду сейчас с вами. Но только до поры до времени! А уж где закончатся эти пора и время, решать не вам. Это я решу сам!
«Вы рассчитывали управлять мною, – думал он, глядя на Деда. – Ну-ну… Вы думали, что закодировали меня. А на самом деле инициировали! И вы не оставили мне иного выхода! Я стану императором. Вы загнали меня на Кресты, чтобы я прошел там липовую "суворовскую купель". Но "росомахе" надо пройти настоящую, и ею станет предлагаемое вами дело».
Он выпустил Деда из своих «рук».
Тот заерзал на стуле и посмотрел на браслет.
– Прошло четыре минуты, лейтенант. Тебе осталась на раздумья всего одна!
Осетра так и подмывало подождать, пока оставшаяся минута истечет. Чтобы Дед сказал: «Ладно, я не жадный, лейтенант. Даю тебе еще пять минут».
Но он не стал ждать.
– Я решил, Всеволод Андреевич.
Дед вскинул на него глаза.
И понял, какое решение принял его бывший подчиненный еще прежде, чем прозвучало короткое слово.
Конец первой книги
Книга 2. Инсургент
Тем, кто нас любит…
несмотря ни на что…
Когда незнающий избранник
Свой путь во мгле пустой найдет,
Дотоле незабвенный странник
В страну забвения уйдет.
О. Приданников
Бывают в жизни каждого моменты,
Когда одна дорога – в инсургенты.
О. Приданников
Пролог
Тим Бедросо, Вершитель Великого Мерканского Ордена, пребывал в довольно скверном душевном состоянии.
И дело было вовсе не в том, что Белинда Свит, третья жена Вершителя, кажется, нашла себе нового ухажера… В конце концов проучить мокрохвостую сучку – много труда не потребуется! Ишь, Сладкая [9]9
Свит ( мерк.Sweet) – сладкая.
[Закрыть] нашлась! Сладкая моя! Сегодня ты сладкая от шоколада и парфюмерии, а завтра – от свежепролитой крови. Твоей, между прочим, крови…
Нет, скверное душевное состояние Вершителя объяснялось совсем другим.
На границе рукава Персея и межрукавного пространства, в районе звезды, в систему которой входит планета Истмейн, разведка обнаружила увеличение активности новобагдадского флота.
Какого дьявола понадобилось возле Истмейна халифу Усману Одиннадцатому, пока было непонятно – то ли муслимы готовились к реальному пограничному конфликту, то ли просто проверяли, как организована защита сектора. Слава Святому Рону, мерканские разведчики не проспали эту возню, и пару дней назад возле Истмейна появились несколько фрегатов военно-морских сил Ордена, переброшенные из других секторов, ограничив своим присутствием неведомые аппетиты муслимов. Но было бы неплохо прибавить к мерканским фрегатам и парочку росских кораблей. Тогда бы Усман сразу сделался поосторожнее, не надеясь на своего Аллаха.
Но что-то император Владислав Второй в последнее время стал себя вести подобно трусливому зайцу. Понятное дело, внутри Росской Империи у него противников не меньше – а пожалуй, и побольше, – чем сторонников. И то, что откинул копыта Владиславов наследник, весьма неплохо, ибо еще больше привяжет Империю к Ордену. Прямо скажем, вовремя отправился к праотцам цесаревич Константин, очень вовремя. Слава Святому Рону, болезнь эта, прогерия, оказалась как нельзя кстати. Ибо чем дольше просидит на императорском троне Владислав, тем больше пользы будет Великому Мерканскому Ордену. Ей-ей, кабы этой прогерии не существовало, ее воистину следовало бы придумать – по крайней мере, хотя бы в отношении цесаревича…
Слева от стола, за которым сидел Бедросо, вспыхнула видеоформа Джастина Грина.
– Вершитель! К вам с визитом Кен Милтон.
Бедросо очнулся от размышлений:
– Просите, обращенный!
Секретарь кивнул.
Видеоформа исчезла, а Бедросо встал из-за стола, снял с левого рукава кителя пылинку и шагнул в сторону двери.
Конечно, по этикету он вовсе не обязан был встречать Милтона на ногах, но ведь сейчас не торжественное мероприятие во Дворце приемов, а встреча, носящая совершенно деловой характер. Тут они – не руководитель и подчиненный, а два соратника. Тем более что оба являются членами СиОрг. То есть представителями самой что ни на есть высшей элиты…
Дверь дематериализовалась, и Милтон стремительно шагнул в кабинет.
– Слава Святому Рону, Вершитель!
– Слава, слава, Капитан!
Между своими можно было обойтись и без излишнего пафоса. Старик Хаббард переживет, где бы он сейчас ни находился…
– Проходите, Кен!
Бедросо материализовал стол для деловых бесед и пару низких кресел, и двое адептов уселись друг напротив друга.
– Что вас привело ко мне, Кен, во внеурочное время?
Было, конечно, и самому распоследнему глупцу понятно, что Капитан Офиса Добрых Дел явился к главе государства не чаю попить. Но ведь с чего-то надо начинать беседу. Не говорить же Милтону: «Капитан, не могли бы вы проверить, перед кем в последнее время раздвигает ноги моя третья жена?»
– Интересы государственной безопасности, Вершитель.
А то бы он сказал главе Ордена что-либо иное!..
– Дело в том, Вершитель, что мы получили от нашей агентуры с Нового Санкт-Петербурга чрезвычайно важную информацию.
Бедросо стиснул зубы, чтобы не вздрогнуть. И вновь снял с рукава кителя пылинку, на сей раз несуществующую.
Стоило только подумать о Владиславе, и вот тебе!.. Мысли облекаются в материю! Вернее, в информацию…
– Если о смерти цесаревича Константина, то мне уже доложили… – Тим Бедросо откашлялся: в голос проникла предательская хриплость. – Это, бесспорно, важное известие, но я не вижу в случившемся ничего страшного.
Милтон кивнул: ему как государственному чиновнику были прекрасно понятны все плюсы и минусы безвременной смерти росского наследника. Плюсов, разумеется, было больше…
Однако мрачное лицо Капитана и не подумало проясниться, и Вершитель вдруг понял, что сейчас прозвучит совсем другая, более неприятная новость.
– Дело в том, Вершитель, что у императора Владислава Второго обнаружился еще один наследник.
Бедросо снова сумел не вздрогнуть.
И снял с рукава очередную несуществующую пылинку. Ему показалось, что все сегодняшнее утро он ждал именно этой новости.
Ксену тебя побери, Милтон, да что же ты все кота за хвост тянешь! Давай же быстрей!
– Тут я должен напомнить вам, – продолжал Капитан, – о событиях уже немалой давности. – Он потер ладони друг о друга, будто ему стало холодно. – Более пятнадцати лет назад Его величество росский император закрутил любовь с очередной фавориткой, Еленой, дочкой графа Ивана Шувалова, и от связи этой девица забеременела ребенком мужского пола. Владислав, которому не удалось заставить Елену избавиться от плода, попросил кое-кого из работников своих спецслужб устроить непослушнице несчастный случай. Но тут, к сожалению, в дело вмешались люди, находящиеся в оппозиции к императору, те, кто всячески выступал против ориентации Владислава Второго на Великий Мерканский Орден. В результате императору подсунули обманом труп другой, совершенно посторонней женщины, а графиню Шувалову тайно выдали замуж за одного из простых военных и отправили на Периферию, спрятав от глаз императора и его сторонников. В должное время ребенок родился, и сторонникам Владислава только через пять лет удалось обнаружить, где его прячут.
Бедросо вспомнил эту историю.
Действительно, что-то этакое случилось. Но ведь, помнится, тогда было решено принять определенные меры…
– Разве бастарда не уничтожили? Там же, мне кажется, кто-то из адептов Святого Рона принимал участие.
– Да, наши сторонники в окружении росского императора обратились к нам за помощью. И Офис Добрых Дел участвовал в этом предприятии, поскольку капитан капера, осуществившего нападение на планету, где прятали ублюдка, был мерканским агентом.
Вершитель сдержанно кивнул: ему было прекрасно известно, что большинство капитанов пиратских каперов нейтральны не больше, чем руководители государственных разведок.
– К сожалению, – продолжал Милтон, – самого бастарда наши люди захватить не сумели. Мамаша его, графиня Елена Шувалова, оказалась крепче, чем думали. Да и те, кто нам противостоял, очень быстро отреагировали на угрозу, поскольку имели неподалеку боевое подразделение флота. Каперу пришлось убраться с планеты без щенка. Посчитали тогда, что бастард при захвате периферийного мира погиб. – Милтон снова потер ладони. – Однако вот теперь выяснилось, что его спасли «росомахи». Они же и воспитали ублюдка.
– Подождите-ка, Капитан, – прервал Бедросо. – Мамашу-то, мне помнится, захватили?
– Захватили, Вершитель.
– И где она сейчас?
Капитан Офиса Добрых Дел виновато развел руками:
– К сожалению, следы женщины потерялись. Но мы немедленно займемся ее поисками, Вершитель! Разрешите идти?
– Подождите! – Бедросо встал и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. – Он ведь уже взрослый, щенок этот, верно?
– Да, Вершитель!
– Рядом со всяким взрослым мужчиной, как правило, имеется женщина. – Бедросо вперил в Капитана многозначительный взгляд. – Важная для него женщина. Графиня Елена Шувалова – это хорошо, ее обязательно надо разыскать. Но вполне возможно, у бастарда есть симпатия, и ею тоже необходимо без промедления заняться. Тот, кто контролирует близких ему женщин, в каком-то смысле контролирует и самого бастарда. А контролировать его нам очень и очень нужно. Вам ясно, мой друг?
Руководитель Офиса Добрых Дел кивнул.
Разумеется, ему было ясно, что бастард, которого могут поддержать высокопоставленные оппозиционеры, является реальной угрозой росскому императору. А человек, являющийся угрозой императору, является реальной угрозой и интересам Великого Мерканского Ордена.
– Я понимаю, Вершитель!
Бедросо снова сел за стол:
– А раз понимаете, постарайтесь, чтобы то, что произошло при нападении капера на Медвежий Брод, больше не повторилось.
Милтон распахнул глаза – оказывается, Вершитель помнил даже имя планеты, на которой родился бастард! – но больше ничем своего удивления не выказал.
– Для того чтобы контролировать бастарда, годятся любые меры. Этот молодой человек может принести нашей родине очень большой вред. – Бедросо поднял кверху указательный палец правой руки. – И мне бы очень хотелось, чтобы на сей раз не было никаких проколов.
– Слушаюсь, Вершитель!
Милтон вскочил из кресла.
– И вот еще что… Где сейчас капитан капера, не сумевший тогда захватить бастарда?
– Мы найдем его, Вершитель!
– Да, дорогой мой, уж вы его найдите. Думаю, он непременно пожелает исправить свою ошибку. В решении возникшей проблемы нам понадобятся очень рисковые люди. – Вершитель снова встал и прошелся по кабинету. – А если капитану не удастся исправить ошибку, он должен быть наказан. Всенепременно и примерно наказан. И капитаны других каперов должны будут знать, за что наказан их коллега.
Часть первая
ИГРА В ПРЯТКИ
Глава перваяВ очередное утро «отдыха» на курортной планете Осетр проснулся в безграничной тоске.
Мир сегодня, как вчера, позавчера и неделю назад, оказался привычно светлым и голубым, но Осетру он был ни капельки не мил.
Потому что рядом по-прежнему не было Яны.
Жизнь будто разломилась.
До разлома были встреча и совместные прогулки, полет в Каламберск и «Ламбахская симфония» Моцарта. И все-все-все остальное… После разлома осталась только глухая, безысходная, оглушающая тоска.
Тоска была тем беспросветнее, чем больше Осетр понимал, что теперь он принадлежит себе не до конца. Он теперь не просто «росомаха», приученный рассчитывать, в первую очередь, на себя и только на себя. Нет, теперь за ним стояли люди – в малом количестве знакомые и в огромном числе совершенно незнакомые, – на кого вполне можно было рассчитывать в тяжелой ситуации. Но и они отныне имели безграничное право рассчитывать на него, даже не зная об этом своем праве, и именно по сей причине он больше себе не принадлежал.
Но люди без него пока могли, а он без Яны попросту не мог. Совершенно! Без Яны было – как без второго дыхания во время двадцатикилометрового кросса с полной выкладкой.
И потому после завтрака он немедленно отправился к Деду.
Нагло пролетел мимо опешившего капитана-секретаря, беспардонно ввалился в кабинет, нахально заявил с порога:
– Всеволод Андреич, мне очень нужна Татьяна Чернятинская!
Дед, как всегда, работал. В левом углу стола – видеоформа сетевого агента Артура Артузова, правее – видеопласт.
– Почему мне нельзя с нею связаться?
Осетр уже понимал, что ведет себя не по-«росомашьи» глупо, но остановиться было выше его сил.
Дед поднял на него глаза, пару секунд пристально изучал лицо лейтенанта Приданникова. Потом отправил в небытие Артузова с видеопластом и сказал:
– Присядь-ка, мальчик мой! Поговорим немного.
Осетр угнездился в уголке знакомого дивана, нахохлился. Будто птица на веточке осенью…
Дед вышел из-за стола и устроился рядом. Сел вполоборота, положил на плечо Осетра правую руку.
– Вот что, Остромир… Ты пойми меня, пожалуйста, правильно… – Он говорил медленно, с паузами, совсем не так гладко, как при отдаче приказов. – У нас с тобой сейчас начался очень сложный период. Ты не должен светиться. У тебя слишком много врагов и слишком мало друзей. Ты понимаешь?
Дед был близкий товарищ, старший брат, отец родной…
– Понимаю, – сказал Осетр деревянным голосом, сдерживаясь, чтобы не сбросить с плеча руку полковника. – Но я хочу ее увидеть. Хоть на минуту. Всего один-единственный раз.
Дед вздохнул. Встал с дивана. Прошелся по кабинету. И снова заговорил.
Однако теперь его речь полилась беспрерывно и журчаще, как безудержный весенний ручеек. Это была речь не товарища, не брата, не отца родного, это была речь пропагандиста.
Ты ведь себе не принадлежишь, лейтенант, давно пора бы уяснить это, гвардеец, на тебя надеются, и если вдруг с тобой что-то случится, то не просто люди потеряют надежду, но над Империей нависнет реальная угроза утраты государственности, неужели ты хочешь, чтобы росичи попали под пяту мерканских сайентологов, не думал, что ты настолько эгоистичен, а ведь тебя «росомахи» воспитали, а быть воспитанным «росомахами» сам знаешь, какое это везение…
Ну и так далее, и тому подобное.
И как ни странно, эта речь полковника Засекина-Сонцева подействовала на лейтенанта Приданникова гораздо сильнее, чем «присядь-ка, мальчик мой!» отца родного. Наверное, такой язык «росомахам» более понятен – слишком много наставлений выслушивали они за время обучения, и наставления эти излагались далеко не отеческим тоном.
Как бы то ни было, а после Дедовой речи Осетр справился с собой. Устыдился – вот ведь приперся грузить командира подобными мелочами! И сказал:
– Простите, Всеволод Андреевич! Я не должен был приходить к вам с такой ерундой!
Дед снова сел и положил ему на плечо руку:
– Да нет, как раз правильно, что ты ко мне пришел, сынок. Потому что это вовсе не ерунда, это настолько не ерунда, что иногда даже страшно становится. Но мы должны уметь с нею справляться. Иначе какие мы, к дьяволу, «росомахи»! Иначе какие мы с тобой гвардейцы! – Дед вернулся за стол. – А теперь свободны, лейтенант! У меня много работы!
– Слушаюсь, господин полковник! – Осетр отдал честь и вылетел из кабинета.
Покинув Деда, он спустился в свой номер, раздумывая по дороге: какой же он «росомаха»?
И решил, что правильный. И даже больше чем «росомаха»!
Вот вы покажите мне «росомаху», который смог бы раскрыть Полину, агента с едва ли не двадцатилетним стажем работы! Не сможете! И правильно не сможете, потому что у других гвардейцев нет возможностей, какие имеются у лейтенанта Приданникова! И пусть Дед думает, что мною можно беспрепятственно командовать. Только произнеси фразу «Магеллановы Облака – достойные спутники нашей Галактики»… Нет, ребята, ржавый болт вам в котловину! Я буду делать вид, что подчиняюсь вашим приказам, но поступать стану в своих интересах! Вот так-то! И никто из вас об этом даже не догадается! Я буду очень мудрый молодой человек, всей натурой подходящий к личине государственного деятеля. Я буду совсем не такой, каким я был на Крестах. Ибо мудрый молодой человек первым делом заподозрил бы неладное со всей этой поездкой на Дивноморье. Часто ли выпускники школы «росомах» получают в качестве поощрения отпуск на курортной планете? Впрочем, кому из других выпускников это известно? Мы верим своим учителям, и если капитан Дьяконов утверждает, что тебя ждет отпуск на Дивноморье, значит тебя ждет отпуск на Дивноморье, и не стоит забивать голову и душу сомнениями… Есть приказ, и надо его выполнять!
