Текст книги "Образование Венецианской колониальной империи"
Автор книги: Николай Соколов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)
Не везде и не всегда благополучно обстоит дело у Брентано также и с фактической стороной дела. Мы остановимся на примерах, имеющих прямое отношение к рассматриваемым нами проблемам.
По мнению Брентано, венецианцы с 992 г. пользовались в пределах Византии важной привилегией платить в качестве ввозных пошлин 2 % и вывозных – 15 %[434]434
Brentano, op. cit., p. 94.
[Закрыть]; только по цифрам и дате можно догадаться, что речь идет о хрисовуле императоров Василия и Константина, установивших обложение венецианской торговли в 2 перпера с каждого прибывавшего в византийские порты корабля и в 15 перперов – с каждого выбывавшего, а это не одно и то же, что, как кажется, можно понять и не профессору политической экономии.
При изложении событий четвертого крестового похода Луйо Брентано становится на старую точку зрения, опровергнутую еще в 70–х годах прошлого столетия Ганото, точку зрения Гопфа, в соответствии с которой венецианцы будто бы по уговору с египетским султаном направили поход вместо Египта под Константинополь.[435]435
Ibid., p. 68.
[Закрыть] Так как Брентано известна полемика по этому вопросу, то надо было с его стороны ожидать новых доказательств этого старого тезиса, но его доказательства и не новы и не убедительны. Нельзя считать убедительным доказательством его ссылку на то, что Вильардуэн не опровергает обвинения, выдвинутые сирийцами против Венеции, так как Брентано в этом случае должен был бы доказать по меньшей мере то, что обвинения Эрнуля и ему подобных Вильардуэну были известны, что он не делает и сделать не может.[436]436
Ibid., pp. 74, 75.
[Закрыть] Для доказательства своего тезиса Брентано, правда, указывает еще на источник, будто бы содержащий такое обвинение против венецианцев, какое мы находим у сирийцев, имению на Гунтера Парижского[437]437
Ibid., p. 75.
[Закрыть], но это доказывает только, что сочинение этого автора Брентано известно из вторых рук, так как у Гунтера, при всем его отрицательном отношении к венецианцам, такого обвинения нет.
Брентано не без основания критикует мнение Зомбарта относительно насаждения итальянскими городами, в том числе и Венецией, плантационных хозяйств в своих колониях, доходы от которых будто бы и были основным мотивом к их устроению[438]438
Ibid., p. 96.
[Закрыть]; однако нельзя признать безупречными и собственные суждения Брентано. По его мнению, города и острова Далматинского побережья, находившиеся в зависимости от Венеции, составляли вместе с нею „расширенный взаимооборонительный союз“, и торговые выгоды венецианцев заключались будто бы только в том, что они не платили в подчиненных городах пошлин, тогда как купцы этих городов должны были покупать и продавать товары только в Венецию. В действительности дело обстояло не так, в чем можно убедиться из любой грамоты, регулировавшей взаимоотношения Венеции, например, с Дубровником. Признавая далее правильным указание Брентано на то, что опорные пункты Венеции в Азии и Африке преследовали, главным образом, торговые цели, нельзя все-таки согласиться, что эти цели были единственными, чему противоречит, например, положение дела в венецианских владениях в Тире и Акре[439]439
Ibid., pp 96, 97.
[Закрыть] и т. д.
Небольшая книга Рейнхарда Гейнена, „К вопросу о возникновении капитализма в Венеции“, вышла из семинара Брентано и направлена против теории Зомбарта о получателях ренты, как градообразователях, и об этой последней, как об основном источнике первоначального накопления городских капиталов.[440]440
R. Heinen. Zur Entstehung des Kapitalismus in Venedig. Stuttg., 1905, p. 121.
[Закрыть] Разумеется, при этом отвергается и ремесленный характер венецианской торговли, который отстаивается, как мы видели, Зомбартом.[441]441
Ibid., p. 124.
[Закрыть] Отвергает он также и ту мысль автора „Современного капитализма“, по которой колонии итальянских городов на Востоке использовались для организации плантационных хозяйств с широким применением труда рабов, – Гейнен не видит ни малейших оснований для таких утверждений по крайней мере для владений венецианцев в Сирии.[442]442
Ibid., p. 121.
[Закрыть]
Основой экономической жизни Венеции с самого начала были только торговля и судоходство: „Значительные накопления подвижных средств обязаны своим существованием только торговле, и древнейшие капиталы образовались из византийских фрахтовых денег и доходов от соляной торговли“ – пишет Гейнен. Основой внешней и внутренней политики Венеции всегда было всемерное покровительство и поощрение торговой деятельности ее граждан, и в этом отношении венецианская политика, по мнению Гейнена, очень напоминает политику государей эпохи меркантилизма.[443]443
Ibid., pp. 121–125.
[Закрыть] Венецианская торговля уже в XI и XII вв. была торговлей капиталистической, и капитал выступал здесь в двух формах, – в форме капитала торгового и капитала ростовщического.[444]444
Ibid., p. 124.
[Закрыть] Доказательства этих тезисов, а равно и материал для опровержения Зомбарта, Гейнен дает в кратком, но содержательном очерке экономического развития Венеции до начала XIII в. В этих же целях целая глава посвящена в книге Гейнена истории торгового дома Майрано, ведшего в XII в. довольно значительные операции на Востоке.[445]445
Ibid., pp. 86–120.
[Закрыть] Слабой стороной этого очерка является игнорирование промышленного производства в Венеции за это время, и это не только потому, что наши источники по этому вопросу для XI и XII вв. очень скудны, но также и потому, что именно эта сторона хозяйственного развития Венеции находится в очевидном противоречии с основной мыслью Гейнена о раннем развитии капиталистических отношений в Венеции. То же самое надо сказать и о сельском хозяйстве венецианских нобилей, эксплуатировавших свои земли феодальными методами совершенно так же, как это делалось повсюду в тогдашней Европе.
Книга Гейнена представляет значительный интерес и с точки зрения основных вопросов нашей темы: в ней достаточно правильно освещается венецианский „напор“ на Восток в XI и XII вв. и это делается автором на основании еще не опубликованных тогда архивных материалов. Автору, однако, и здесь не удалось избежать некоторой тенденциозности в освещении событий. Указав, например, на поход дожа Пьетро Орсеоло II к берегам Далмации и пленение им 40 нарентян, Гейнен замечает: „Победоносный поход Пьетро Орсеоло вдоль всего далматинского побережья до Дубровника не раз дал случай к присвоению накопленных там богатств“.[446]446
Ibid., p. 40.
[Закрыть] Известия Диакона Джиованни, на которые ссылается автор, не дают для такого заключения ни малейших оснований. Имевшиеся в руках Гейнена материалы, с другой стороны, позволяли ему пересмотреть традиционную трактовку проблемы взаимоотношений Венеции и Византии при последних Комнинах, чего Гейнен однако не сделал.
О новых трудах по истории хозяйства Италии в средние века Карли и Дорена приходится сказать очень немного.
Работа Карли[447]447
F. Carli. Storia del commercio italiano, vv. I–II. Padova, 1934–1936.
[Закрыть] посвящена истории итальянской торговли, и второй том ее, вышедший в 1936 г., рассматривает торговлю итальянских городов – коммун как раз в интересующее нас время. Карли придает большое значение проблеме торговли для истории Италии в средние века, считая ее вопросом жизни и смерти коммун того времени.[448]448
Op. nom., v. II, pp. 65 ss.
[Закрыть] Однако он занимается преимущественно вопросами торговли внутри Италии, тем, что он называет торговлей „интерлокальной“.[449]449
Ibid., p. 237.
[Закрыть] В книге Карли можно найти ряд интересных мест по избранной им теме, но проблемы собственно колониальные занимают его лишь попутно, почему сочинение автора не прибавляет ничего к тому, что сделано было по этому вопросу ранее. К чести автора надо добавить, что он, трактуя хозяйство итальянских городов – коммун как хозяйство капиталистическое, оговаривается все-таки: „Я не хочу сказать, что в XIII столетии в Италии существовал капитализм, одинаковый с тем, который существовал в индустриальной Европе XIX в.“. Однако, когда он пытается установить это различие, то не замечает самого главного, именно того, что сфера производства – промышленность и сельское хозяйство в XII в. оставались феодальными.[450]450
Ibid., p. 219.
[Закрыть]
Еще меньше занимается интересующими нас проблемами книга Дорена по истории народного хозяйства Италии.[451]451
A. Doren, Italienlsche Wirtschaftsgeschichte, B. I. Jena, 1934.
[Закрыть] То немногое, что можно в ней найти по истории венецианских колоний, заимствовано из вторых рук и принято без надлежащей критики. В качестве примера можно указать на состав владений Венеции, полученных ею в результате четвертого крестового похода, – владения эти у Дорена представлены в совершенно фантастическом виде.[452]452
Op. nom., p. 318.
[Закрыть] Книга Дорена, весьма содержательная сама по себе, не принадлежит к числу тех, которые продвинули изучение вопросов нашей темы.
Обзор настоящего раздела исторической литературы мы закончим рассмотрением работ наиболее крупного историка венецианской экономики в средние века Джино Луццатто.
Луццатто более 40 лет подвизается в области изучения экономических вопросов средневековой Италии, Венеции в особенности. Не менее десятка статей посвящены им хозяйственной деятельности республики св. Марка, которые недавно были обобщены в „Исследованиях по истории венецианской экономики“.[453]453
G. Luzzato. Studi di storia economica veneziana. Padova, 1954.
[Закрыть] Довольно подробно эти вопросы рассмотрены Луццатто также в другом его обобщающем труде, вышедшем в русском переводе – „Экономическая история Италии. Античность и средние века“.[454]454
Издательство иностранной литературы. М., 1954.
[Закрыть]
Дж. Луццатто – представитель прогрессивной исторической мысли, но он не марксист. В экономической истории его интересуют хозяйственные явления сами по себе, а не производственные отношения людей. Его понятие о феодализме и капитализме отличаются от принятых в марксистско-ленинской исторической науке, и для него не существует последовательной смены исторических формации. По этой причине не все его выводы по экономической истории Венеции могут быть приняты, несмотря на то, что сами по себе работы Луццатто содержательны и во многих отношениях интересны, причем особенно подробно и основательно разработаны им вопросы торговли.
Не останавливаясь на второстепенных вопросах, укажем на некоторые принципиальные положения Луццатто, с которыми не может согласиться историк – марксист. В одной из своих статей Луццатто заявлял, что в Венеции феодализм никогда не был в состоянии утвердиться ни под одной из своих форм[455]455
G. Luzzato. Les activités économiques du patriciat vénicien (X–XIV ss.). Annales de l'histoire economique et sociale, v. I, 1937, N 43, p. 25.
[Закрыть]; между тем ремесленное производство в Венеции протекало в типичных для средневекового города цеховых рамках, а эксплуатация земельных участков, например салин, осуществлялась характерными для феодализма методами. Другую свою работу Луццатто назвал „Синдикаты и картели в венецианской торговле XIII и XIV вв.“.[456]456
G. Luzzato. Sindacati e cartelli nel commercio veneziano nei secoli XIII, XIV. (Rivista di storia economica, v. I, 1936, p. 52).
[Закрыть] В действительности венецианские купеческие товарищества не имели ничего общего с картелями и синдикатами эпохи империализма, созданными на основе господства промышленного капитала, ищущего рынков сбыта для своих товаров. Нельзя признать, наконец, убедительными его суждения о капиталистическом характере некоторых отраслей венецианского ремесленного производства.[457]457
Экономическая история Италии, стр. 315.
[Закрыть]
Из всего этого следует, что, несмотря на всю значимость работ Джино Луццатто для изучения истории средневековой Венеции, они не делают излишними дальнейшие изыскания как потому, что не останавливаются в надлежащем объеме на вопросах колониальной экономической политики Венеции, так и потому, что ряд положений автора нуждается в поправках и уточнениях.
Краткое рассмотрение отдельных сочинений историков народного хозяйства, касавшихся экономической истории Венеции, показывает, что и у них мы не находим правильного истолкования исторических фактов, относящихся к колониальной истории республики, и самые эти факты устанавливаются далеко небезупречно.
Перейдем к рассмотрению сочинений, специально посвященных колониальной истории Венеции, или близким к ней темам.
3. Ранняя история венецианских колоний в трудах, специально посвященных колониальным проблемам
В XIX и текущем столетиях появились труды, специально посвященные колониальным проблемам, венецианским колониям в частности. Мы не имеем возможности и не видим необходимости в том, чтобы подробно заниматься общеколониальной литературой под интересующим нас углом зрения. В качестве примера того, как освещается ранняя колониальная история в трудах этого рода, мы остановимся на сочинениях француза Рея, итальянца Манфрони и американца Морриса. Из работ, ближе стоящих к интересующим нас вопросам, можно назвать сочинения англичанина Уильяма Миллера, итальянца Бруно Дудана, французов – Р. Груссе и Ф. Тирье.
Небольшая книга Рея, посвященная сирийским колониям „франков“, вышла в семидесятых годах прошлого столетия.[458]458
Е. Rey. Les colonies de Syrie aux XII et XIII-me siècles. Paris, 1883.
[Закрыть]
Помимо территориального ограничения автором трактуемой им проблемы, венецианские колониальные дела стоят для него естественно на заднем плане, вследствие чего интересующему нас вопросу в книге Рея посвящено менее двадцати страниц текста.[459]459
Op. nom., pp. 69–79, 448 ss.
[Закрыть] К заслуге Рея должно быть отнесено то, что он обратил внимание на вопросы организации Венецией управления ее колониями и сделал попытку подойти к вопросу об экономической политике Венеции в ее сирийских колониях, для какой цели им был использован уже неоднократно упоминавшийся доклад сирийского байло от сороковых годов XIII столетия.[460]460
Ibid., pp. 448–509.
[Закрыть] Основным недостатком труда является поверхностность трактовки затрагиваемых автором колониальных проблем, по крайней мере тех, которые относятся к венецианскому колониальному хозяйству. Значение этого труда, естественно, не может быть таким, которое делало бы дальнейшие изыскания в сфере затронутых вопросов излишними.
О работе Морриса „История колонизации“[461]461
H. Morris. The history of colonisation, v. I. New-Jork, 1900.
[Закрыть] стоит упомянуть лишь для того, чтобы показать, с какой небрежностью некоторые буржуазные историки пишут о важных исторических проблемах. Истории средневековой колонизации у Морриса посвящены стр. со 143 по 196 первого тома его сочинения, в том числе венецианским колониям отведено несколько более двадцати страниц. Автор в качестве авторитетов избрал себе старые сочинения Гиббона, Дарю, Галибера, Мишо. Правда, автор ссылается иногда на Гейда, но как-то не верится, что, следуя Гейду, можно было наделать такую массу фактических ошибок, которую мы встречаем у Морриса. Бой пизанцев с венецианцами в 1100 г. объясняется им спором из-за мощей св. Николая[462]462
Op. nom., pp. 170, 171.
[Закрыть], во время первой экспедиции венецианцев к берегам Сирии ими взяты были Тир и Асколон и спасена от падения Яффа[463]463
Ibid., p. 171.
[Закрыть], в составе венецианской доли по разделу Византии указываются владения на берегах Черного моря, остров Корфу после четвертого крестового похода непрерывно находится в руках Венеции[464]464
Ibid., p. 176.
[Закрыть], на Крите венецианцы ведут борьбу не с греческими архонтами и их париками, а с сарацинами и т. д.[465]465
Ibid., p. 177.
[Закрыть]
Гораздо более серьезным представляется труд Манфрони, который, несмотря на несколько специальное название – „История морского дела в Италии“, – занимается в действительности историей экспансии итальянских городов средневековья в страны Востока. Автор не без основания отводит при этом Венеции самое видное место. „Венеция, – пишет Манфрони, – больше чем какой-либо другой город или другое государство Италии пользовалась морским преобладанием сначала в Адриатике, а потом и во всем Средиземноморье и сохраняла его в течение нескольких столетий“.[466]466
С. Manfroni. Storia della marina italiana delle invasione barbariche al trattato di Ninfeo (400—1261). Livorno, 1899, p. 26.
[Закрыть]
Манфрони в основных линиях правильно изображает венецианскую экспансию в пределах Леванта, хорошо излагает события четвертого крестового похода[467]467
Ibid., pp. 310 ss.
[Закрыть], но он не вполне разрешает задачу, поставленную им себе после изложения событий образования у Венеции колониальной империи: „Надо, – писал он, – внимательно, опираясь на документы, которые еще сохранились, изучить те приемы, с помощью которых Венеция сумела сохранить свои колонии, и те принципы, которыми она руководилась в своей политике“. В основном это осталось благим пожеланием без конкретного претворения в жизнь.
Неубедительно поэтому звучит то общее заключение о венецианской колониальной политике, которое мы находим в конце его книги: „Только одни приобретения Венеции оказались прочными, и ее установления еще и поныне приводятся в качестве примера и образца политической и административной мудрости“.[468]468
Ibid., p. 337.
[Закрыть] Семи страниц, которые автор отвел в пятом приложении к своему труду, посвященных изображению этих „мудрых принципов политики и администрации“, явно недостаточно для обоснования выдвинутого автором тезиса.
Наконец, в качестве очень серьезного дефекта книги, надо указать на ненадежность Манфрони во многих случаях, когда он ссылается на те или другие исторические документы: он не останавливается перед тем, чтобы излагать их не так, как и что говорят они в действительности, а так, чтобы они обосновывали мысли автора, его домыслы. Чтобы не быть голословным, укажем в качестве примера на изложение Манфрони договора Венеции с императором Исааком о возмещении убытков, причиненных императором Мануилом в 1171 г., который Манфрони преобразует, в соответствии со своей неправильной трактовкой взаимоотношений Венеции и Византии при последних Комнинах, в договор об убытках, причиненных Венеции императором Андроником.[469]469
Ibid., p. 274.
[Закрыть]
Большая книга англичанина Уильяма Миллера, посвященная истории латинского господства на Востоке, вышла в 1908 г.[470]470
W. Miller. The latins in the Levant. A history of frankish Greece (1204–1566). London, 1908.
[Закрыть]
Книга по своему заглавию очень близка нашей теме, и если бы оно вполне соответствовало ее содержанию, то в ней была бы разрешена значительная часть тех вопросов, разрешение которых мы поставили своей задачей. Однако в действительности этого нет. Уже в подзаголовке книги понятие Востока или Леванта, стоящее в основном титуле, значительно сужено: автор, оказывается, имеет в виду только „франкскую“ Грецию, вследствие чего Сирийские владения латинян, их опорные пункты в Египте и Малой Азии оставляются им без рассмотрения. Не хочет он заниматься и Критом, так как Греция не владеет Критом (речь идет о 1908 г.) и не опубликованы те 87 томов, которые составляют архив „дук Кандии“.[471]471
Op. nom., p. IX.
[Закрыть] Мы должны признать, что первый из этих аргументов в устах историка звучит довольно странно, а второй совершенно неубедителен, поскольку исходит от человека, имевшего возможность изъездить всю Грецию, побывать на островах Архипелага, работать в венецианских архивах. В силу такого „самоограничения“, мы ничего не можем узнать из книги Миллера и о венецианских владениях в Константинополе, на берегах Пропонтиды и тем более в Черном море.
Автор вполне компетентен в рассматриваемых им вопросах и не пустым хвастовством звучат его слова в предисловии к рассматриваемой книге: „Я по совести могу сказать, что я принял во внимание все напечатанные известные мне произведения на языках греческом, итальянском, испанском, французском, немецком, английском и латинском, которые каким-либо образом касаются моего предмета… Я пополнил их данные собственными изысканиями в архивах Рима и Венеции“…[472]472
Ibid., p. VIII.
[Закрыть] Этой синтетической работе предшествовал ряд частных изысканий автора по отдельным территориям ближнего Востока под углом зрения поставленной им общей задачи, – из-под его пера вышло несколько этюдов, напечатанных в „Английском Историческом Обозрении“ и других журналах.[473]473
The dux of Naxos (EHR, v. 21); Ithake under the franks (Ibid., pp. 513–517); The last venetien islands (EHR, v. 22).
[Закрыть] Наконец, ему принадлежит большая статья в „Кэмбриджской Средневековой Истории“, в которой рассматриваются судьбы византийских территорий в период позднего средневековья и содержание которой опирается на материалы рассматриваемой нами книги.[474]474
CMH., v. IV.
[Закрыть]
Помимо хорошего знания вопросов, трактуемых им, Миллер обнаруживает в своем исследовании интерес не только к вопросам внешней, но также и внутренней жизни латинских государств на Востоке, – останавливается на социальных проблемах, интересуется церковной жизнью.[475]475
Op. cit., pp. 57, 62, 63–76, ss.
[Закрыть]
Не со всеми выводами автора, однако, можно согласиться, если даже останавливаться только на группе интересующих нас вопросов.
Прежде всего приходится указать здесь на воспроизведение старой ошибки буржуазной историографии, заключающейся в том, что феодализм на Восток вообще и на территорию империи в частности был занесен будто бы только крестоносцами; Миллер, впрочем, не просто воспроизводит эту ошибку, а облекает ее в несколько иную форму, возлагая ответственность за „введение“ феодализма на Комнинов, „которые подражали быту западного рыцарства и вводили его у себя в империи“, в результате чего „феодализм значительно распространился на Востоке“.[476]476
Op. cit., p. 9.
[Закрыть] Как известно, феодализм в Византии, как и всюду, был в действительности продуктом длительного процесса в рамках местных условий, Комнины были не создателями феодализма, а сами были им созданы. Если даже термин „феодализм“ понимать поверхностно, в смысле совокупности бытовых черт западно – европейского рыцарства, как это часто делается буржуазными историками, то и в этом случае мы не можем согласиться с автором, так как в пристрастии к западному быту обычно обвиняют – мы думаем, что без достаточных оснований – одного Мануила, а не всех Комнинов.
В вопросе о формировании Венецианской колониальной империи в результате четвертого крестового похода Миллер не допускает обычной ошибки, заключающейся в преувеличении фактически полученных Венецией владений, он правильно говорит, что лев св. Марка „получил больше, чем он мог переварить“,[477]477
Ibid., p. 30.
[Закрыть] тем самым проводя резкую разграничительную черту между теоретическими правами республики и ее фактическими владениями; но тем не менее некоторые его соображения по поводу акта о разделе империи вызывают серьезные возражения. Мы об этих подробностях будем говорить в своем месте, здесь необходимо только задать вопрос: если Венеция по акту о разделе империи получила Киклады, то каким образом объяснить то обстоятельство, что она допустила, чтобы ее знать, овладевшая островами, принесла ленную присягу не ей, а императору Латинской империи?
Удовлетворительный ответ на поставленный вопрос можно получить лишь в том случае, если предположить, что, вопреки общепринятому мнению, венецианцы не получили Киклад по акту о разделе в свое распоряжение, а получили их крестоносцы, о чем в своем месте мы будем говорить более подробно.
Таким образом, несмотря на большой авторитет У. Миллера в вопросах о владениях крестоносцев и вообще латинян на Востоке, согласиться со всеми его выводами невозможно. Кроме того, как уже было указано, и количество выводов невелико: они касаются только Негропонта и южной оконечности Мессении.
Все это вместе взятое позволяет сделать заключение: труд У. Миллера не исчерпывает всех вопросов колониальной истории Венеции.
Это же можно сказать и о сочинении итальянца Бруно Дудана.
Небольшая книга последнего „Венецианское владычество на Востоке“ была издана „Национальным Институтом фашистской культуры“.[478]478
B. Dudan. Il dominio veneziano di Levante. Bologna, 1938.
[Закрыть] Это сочинение преследовало не научные, а политические цели. Разумеется и политическое сочинение может базироваться на серьезных научных основаниях, но это никоим образом не относится к интересующей нас работе.
Еще в начале первой мировой войны вышел в Генуе коллективный труд под общим заголовком „Далмация“, целью которого было убедить союзников в необходимости передать Италии все восточное побережье Адриатики и превратить это море во внутренние воды Итальянского королевства.[479]479
La Dalmazia, sua italianità, suo valore per libertà d'Italia nell Adriatico. Genova, 1915.
[Закрыть] Среди членов этого авторского коллектива наиболее убежденным сторонником этого плана был Алессандро Дудан. Мы не знаем, в каком отношении Бруно Дудан находится к Алессандро Дудану, но мысли, которые оба автора развивают в своих сочинениях, состоят в тесном родстве между собою. Разница заключается в том, что „Далмация“ преследовала сравнительно ограниченные цели и бесхитростно добивалась их путем прямого требования территориальных аннексий[480]480
«Italiani, bisogna difendere l'italianità della Dalmazia! Oggi о non più»… Op. nom., p. VIII.
[Закрыть], тогда как „Венецианское владычество на Востоке“ служит более обширным захватническим планам, но служит скрытно. По мнению авторов „Далмации“, Венеция сохранила и укрепила итальянский элемент в далматинских городах, поэтому Далмацию надо присоединить к Италии. По мнению автора „Венецианского владычества на Востоке“, Венеция была носительницей „римского духа“, энергично поддерживавшей Восточную империю, пока та „прямо или косвенно была связана с интересами романизма“.[481]481
Dudan, op. nom., p. 8.
[Закрыть] Проникнутая римским духом Венеция все делала по-римски: по-римски она заключала договора с побежденными городами, „методами древних римлян“ она управляла ими[482]482
Ibid., pp. 11, 13.
[Закрыть], следуя римской колониальной традиции, основывали венецианцы свои колонии[483]483
Ibid., p. 39.
[Закрыть], а венецианские байло во всем схожи с римскими проконсулами и пропреторами, что утверждал, впрочем, уже Сабеллико.[484]484
Ibid., p. 195.
[Закрыть] Венеция в своем стремлении на Восток отражала римские традиции и в известном смысле была наследницей римских цезарей. Автор „Венецианского владычества на Востоке“ нигде не говорит прямо, кто же теперь является наследником Венеции в ее Левантийских владениях, предоставляя ответ на этот вопрос догадливости читателя. Он только считает своим долгом показать, какую высокую культурную миссию выполняла Венеция на Востоке[485]485
Ibid., pp. 240, 241, 248, 264, 265.
[Закрыть], как там все высоко ценили эти ее услуги[486]486
Ibid., p. 258.
[Закрыть], как велико было и как долго сохранялось там венецианское влияние, – даже в половине XIX в. на островах не только Ионических, но и в Архипелаге говорили по-итальянски[487]487
Ibid., p. 267.
[Закрыть], и Греция своим возрождением, оказывается, также обязана Венеции.[488]488
Ibid., p. 274.
[Закрыть]
Так как фашистский Рим помирился с „ватиканским узником“, то Бруно Дудан считает своим приятным долгом сделать несколько реверансов и в сторону „св. престола“. Венеция, оказывается, была верным оплотом католицизма против восточного православия.[489]489
Ibid., p. 34.
[Закрыть] Если верить Дудану, то причины четвертого крестового похода и изменения в его направлении совсем не те, какие обычно указываются историками этого похода: „Следуя традиционной политике, – пишет Дудан, – Венеция изъявила готовность принять участие в новой крестоносной экспедиции, несомненно будучи озабочена той угрозой, что нависла над Сирией. Но позднее ее склонили к действиям в другом направлении, т. е. против Греческой империи“.[490]490
Ibid., p. 27.
[Закрыть] Среди причин, толкнувших республику встать на этот путь, первое место занимает, оказывается, „опасный прогресс греческого православия“. Венеция „отвернулась“ от Византии, ввиду того, что та, „насыщенная духом эллинизма, подчинилась славянскому влиянию… и обнаружила дух, прямо противоположный духу Запада“.[491]491
Ibid., p. 8.
[Закрыть]
Разумеется, для того, чтобы развивать подобные „идеи“ и „мысли“, вовсе не надо было утруждать себя изучением первоисточников, – там легко можно было бы натолкнуться, например, на слова одного из бытописателей четвертого крестового похода, который, изложив планы крестоносцев атаковать мусульман в Египте, пишет о „благочестивых побуждениях“ венецианцев, „озабоченных делами в Сирии“ и потому решивших принять участие в походе, следующее: „Этот похвальный план наших вождей потерпел крушение, благодаря лживости и лукавству венецианцев, которые, будучи хозяевами кораблей и господствуя в Адриатике, не давали их им иначе, как при условии, если они завоюют знаменитый город в Далмации, Задар“.[492]492
Guntheri Parisiensis Historia, ed. Riant, Exuviae, p. II.
[Закрыть] Мы уже не говорим о том, что думали об этом „оплоте против православия“ продолжатели Вильгельма Тирского в Сирии, или сам Иннокентий III… Бруно Дудан предпочитал, поэтому, иметь дело с венецианскими бытописателями не ранее конца XV в. и преимущественно такими, которые, как Сабеллико, писали по заказу Светлейшей Синьории. По этой же причине автор игнорирует выводы по изучаемым им вопросам новейшей более или менее беспристрастной буржуазной литературы, не укладывающейся, разумеется, в его „схемы“: мы не находим, например, ни малейшего влияния на его сочинение труда Кречмайра, хотя он и указывает его в качестве „принятых им во внимание“.[493]493
Dudan, op. cit., p. 299.
[Закрыть]
Для обоснования всех этих „теорий“ нужны, конечно, факты; но чтобы они могли служить поставленной задаче, их надо было частию замолчать, частию подсортировать, а частию и поправить. Не останавливаясь на простых фактических ошибках, мы укажем на факты, которые автором намеренно замалчиваются или намеренно искажаются. Мы ничего не узнаем из книги Дудана о систематических восстаниях Задара против венецианского господства и о причинах этих восстаний; автор ничего не говорит о положении закрепощенного населения Крита, а о париках говорит только, что они были арабского происхождения[494]494
Ibid., p. 130.
[Закрыть], автор нигде не берет на себя труда проанализировать те „справедливые договоры“, которые Венеция заключала с далматинскими городами и т. д. Все эти факты замалчиваются потому, что они совсем не укладываются в продиктованные политическими притязаниями автора схемы. Факты, о которых замолчать нельзя, несомненно намеренно „препарируются“ автором таким образом, чтобы они в эти схемы укладывались. Оказывается, что уже в IX и X вв. Венеция „утверждает свое господство в Адриатике“ и сталкивается со славянами, защищая свободу „латинских муниципий Далмации“.[495]495
Ibid., p. 10.
[Закрыть] Диакон Джиованни и Дандоло изображают подчинение Далматинских городов Венеции при Пьетро Орсеоло II как акт их добровольного волеизъявления; нашему автору этого мало: он воспользовался по этому случаю старой выдумкой о никогда не существовавшей „адриатической федерации“ из этих городов, которая в XI в. „под венецианской эгидой сильно укрепилась“.[496]496
Ibid., p. 15.
[Закрыть] Мы уже видели „благочестивые“ мотивы венецианцев, которые побудили их принять участие в четвертом крестовом походе. Дудан сообщает, что они вообще всегда были готовы постоять за дело веры: „в третьем крестовом походе Венеция приняла участие с многочисленным флотом“[497]497
Ibid., pp. 20, 26.
[Закрыть]; в пятом крестовом походе „в помощь крестоносцам отдала Венеция лучшую часть своих воинов и свой флот“…
При всем этом замалчиваются, разумеется, подвиги благочестивых пилигримов с лагун во время первого крестового похода, когда они начали свою деятельность с разгрома пизанского флота у берегов Малой Азии. Приведем для примера еще историю греческих восстаний на Крите: по Дудану дело обстоит так, что эти восстания вызывались не ненавистью греческого населения к иноземным угнетателям, а исключительно интригами завистливых соседей.[498]498
Ibid., pp. 133, 134.
[Закрыть] В извращенном виде, наконец, представляет Бруно Дудан и характер венецианского господства в Далмации: оказывается, Венеция и далматинские города „взаимно покровительствовали торговле и защищали интересы друг друга, так что образовали между собой нечто в роде дружественного союза, а не находились в подчинении одни у другой“.[499]499
Ibid., p. 113.
[Закрыть] Эта идилия, заимствованная Дуданом у Капелетти, плохо согласуется с фактами непрерывных восстаний далматинских городов, а на венгерские интриги, как на причину этих восстаний, указывал еще Дандоло.
Мы затрудняемся сказать, в какой мере это сочинение могло служить поставленным автором политическим целям, но что оно не служит целям научным, то это не подлежит никакому сомнению.
Гораздо более серьезным сочинением является книга Рене Груссе под заголовком: „Левантийская империя“[500]500
R. Grousset. L'empire de Levant (Histoire de la question d'Orient) Paris, 1946.
[Закрыть], вышедшая уже после второй мировой войны. В книге Груссе уделено значительное внимание колониальным владениям Венеции, – их судьба прослеживается от начала их возникновения до XVIII в. включительно; но так как автор поставил своею задачей дать исторический обзор всех колониальных владений западных народов на Востоке на протяжении более чем пяти столетий, то, несмотря на значительный объем книги – в ней более шестисот страниц, – он лишь бегло мог коснуться интересующих нас вопросов. В качестве примера можно указать на то, что владения венецианцев на Крите, в Короне и Модоне, Навплии и Аргосе рассматриваются на четырех страницах, очень сложный вопрос о владычестве венецианских феодалов на Кикладах, историю которого он доводит до XVIII в., и историю венецианских владений на Кипре он размещает на шести страницах.[501]501
Op. cit., pp. 566–569, 555–560.
[Закрыть]