Текст книги "Образование Венецианской колониальной империи"

Автор книги: Николай Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

Мы уже говорили о товарных потоках, которые направлялись с востока на запад. Гфреер собрал ряд фактов из источников VIII, IX, и X вв., из которых видно, что венецианское посредничество между Востоком и Западом представляло собою в этом отношении прямое продолжение деятельности сирийских и арабских купцов.[711]711
  Gfrörer, op. cit., pp. 81–83.


[Закрыть] Встречные товарные потоки, шедшие с запада на восток, состояли, разумеется, из товаров совершенно иного рода. Мы можем судить об ассортиментном составе этих потоков, прежде всего, на основании многочисленных запрещений торговать с восточными странами теми или иными товарами. Для примера, в пределах рассматриваемого периода, далеко не единственного, можно указать на распоряжение дожа Пьетро Кандиано IV от 960 г., категорически запрещающее торговлю рабами.[712]712
  FRA. DA., v. XII, p. 20.


[Закрыть] Мы уже упоминали о запрещении, также далеко не единственном, торговать с мусульманами оружием, корабельным лесом и вообще всем тем, что необходимо для оснастки кораблей, опубликованном в 971 г. тем же дожем.[713]713
  Ibid., pp. 27, 28.


[Закрыть] Было бы наивно думать, что эти запрещения, угрожавшие суровыми карами за их нарушения, достигали цели. Уже то обстоятельство, что в преамбулах этих указов помещались ссылки на соответствующие требования византийских императоров – Романа в первом случае, Василия и Константина – во втором – свидетельствовало не столько о факте зависимости Венеции от Византии, сколько о желании подчеркнуть, что дож в данном случае действовал, уступая давлению извне, так как он не мог не знать, сколь мало популярны были такие распоряжения среди венецианских купцов. Повторность этих распоряжений в IX и X в. говорит о бесплодности их в это время. Неэффективность их, а следовательно и продолжение этой торговли в последующее время, вытекает из того, что в конце XII в. Иннокентию III приходилось спорить с венецианцами все на ту же тему о военной контрабанде, а продолжение торговли рабами засвидетельствовано и для XIII в. как венецианскими, так и невенецианскими источниками: в «Таможенном Уставе» Дубровника от XIII в. говорится о торговой привилегии республики св. Марка, заключавшееся в праве ее купцов не платить в дубровницком порту установленных на торговлю рабами пошлин[714]714
  Capitolare del la dogana, ed. Макушев, цит. соч.


[Закрыть]; обстоятельный байло в Сирии Марсильо Джорджио в своем докладе дожу о сирийских владениях св. Марка также упоминает о пошлинах, взимаемых с торговцев рабами в портах Акры и Тира.[715]715
  FRA. DA., v. XIII, p. 398.


[Закрыть] Таким образом, несмотря на запрещения, Венеция в X веке вела оживленный торг с Востоком корабельным лесом во всем его сложном ассортименте, смолой, пеньковыми канатами, металлом, оружием и особенно рабами. Лес она в изобилии получала из Истрии, с далматинского побережья и Архипелага, рабов получала она из Германии, с Балканского полуострова, Истрии и Далмации в частности[716]716
  Codex dipl. ed. Kukuljev. Sakc, p. 8.


[Закрыть], прочие изделия были предметом собственного производства, или привозились с европейского континента. Позднее в венецианском экспорте на Восток все большую и большую роль будут играть разнообразные изделия европейских ремесел, сукна в особенности.

Мнение Гфререра о торговле Венеции в X в., как о торговле «мировой», может быть и является преувеличенным[717]717
  Gfrörer, op. cit., p. 81.


[Закрыть], но радиус ее распространения уже тогда несомненно был очень значителен: Германия, Италия, Балканский полуостров, берега Архипелага и Мраморного моря, Малоазиатское и Сирийское побережье, Египет, Триполитания, Тунис, Магреб, Сицилия так или иначе засвидетельствованы в качестве территорий, где венецианские купцы не были случайными гостями. Значение венецианской торговли, по крайней мере для близко расположенных местностей, было настолько велико, что Венеция могла использовать торговый бойкот в качестве средства политического воздействия на слишком строптивых и слабых соседей. Такому средству воздействия подвергся и был вынужден капитулировать маркграф Истрии, попробовавший нарушить некоторые торговые привилегии республики.[718]718
  Joh. Diaconi Chr., ed. cit., p. 29.


[Закрыть] Такова была участь Джиованни, епископа Беллуны, осмелившегося «захватить различное имущество и нарушить права венецианцев»[719]719
  Ibid., pp. 29, 30.


[Закрыть], не шедшего ни на какие переговоры и не обращавшего внимания на письма самого императора Оттона III. Дож запретил тогда торговлю с областью Тревизо, и беллунцы, «не получая ни соли, ни других товаров», просили мира.[720]720
  Kretschmayr, op. cit., B. I., p. 188.


[Закрыть]

В качестве общего итога по вопросу о хозяйственном положении Венеции накануне XI в. можно сказать, что она представляла собою довольно развитый в экономическом отношении комплекс городов и городков с центром на Риальто, хозяйственные нити от которого далеко тянулись по всем направлениям трех частей света. Адриатическая республика, как мы об этом уже говорили, была тогда несомненно передовым городом – государством, с которым в экономическом отношении едва ли мог соперничать какой-либо другой город Западной Европы; но, разумеется, простым недоразумением надо признать столь часто высказывавшееся в буржуазной исторической литературе мнение, что Венеция уже в XI в. была капиталистической. Значительная роль денег, как средства накопления и особенно обмена, бесспорна, но «капитал ростовщический вместе с своим близнецом, купеческим капиталом, принадлежит к допотопным формам капитала, которые задолго предшествуют капиталистическому способу производства».[721]721
  К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 607, изд. 1950 г.


[Закрыть] На венецианском примере особенно ярко демонстрируется эта истина. Те отрасли промышленности, которые преимущественно в средние века работали на экспорт и в которых раньше, чем в других отраслях производства, начала внедряться мануфактура, в Венеции в рассматриваемое время только зарождаются, – таково положение шелкового, суконного и стеклянного производств; остальные отрасли еще и два столетия позднее будут оставаться типичным ремесленным производством. С другой стороны, многочисленные именья епископских кафедр, церквей и монастырей, владения венецианской знати как на самых островах, так и на материке, несомненно эксплуатировались феодальными методами, но в XI в. отработочная и натуральная ренты, очевидно, частично стали уступать место денежной ренте, например, аббатиса монастыря св. Захарии в 1038 г. взимает со съемщика принадлежащей монастырю земли в районе Монселиче денежный чинш с уплатой раз в год в день св. Михаила.[722]722
  Cod. diplom. Pad., v. II, p. 171.


[Закрыть]

Рассмотрение социальных проблем венецианской истории этого времени, насколько они нашли отражение в наших источниках, явятся дополнительной иллюстрацией феодального облика тогдашней Венеции.

3. Социальная и политическая организация Венеции в X в.

Процесс образования классов на территории дуката протекал под сильным воздействием социальных отношений, складывавшихся на материке. Мы уже говорили о том, что варварские нашествия V и VI вв. повлекли за собою перегруппировки населения, вызывали переселенческие волны, отдельные всплески которых попадали и на защищенные самой природой острова лагун. Нашествие Аттилы, завоевания остготов, вторжение лангобардов, еще позднее походы франков сопровождались появлением на лагунах все новых и новых переселенцев и влекли за собою перегруппировку населения на них самих. Древнейшая венецианская хроника говорит о переселенцах из Пармы, Эсте, Чезены, Бергамо, Редино, Мантуи, Гардо, Фано, Аквилеи, Феррары, Флоренции, Гаэты, Калабрии, Истрии, Болоньи, Равенны, Пизы, Верчелло, Салерно, Бари, а также Каттаро, Задара и др. городов Далмации.[723]723
  Chron. Altin., ed. cit., pp. 28 ss.


[Закрыть] Эти переселенцы не были только предприимчивыми одиночками, чаще это были группы, связанные узами родства или экономической зависимостью. Мы видим группы провинциальных римских нобилей со своими рабами и колонами[724]724
  Familiares, libertini, servi, ministeria, retinendos… (Ibid., p. 43).


[Закрыть], просто достаточных людей[725]725
  Satis erunt habentes… (Ibid., p. 36).


[Закрыть], много людей необеспеченных, по тогдашним понятиям социально «ничтожных».[726]726
  De personis parvis… (Ibid., p. 33).


[Закрыть] Переселяясь на острова лагун, они теснили местное население, пускали в оборот новые, до того времени не использовавшиеся земли, строили жилища и укрепленные замки.[727]727
  Edificantes caslra manserunt… (Ibid., p. 33).


[Закрыть] Они способствовали хозяйственному подъему «морской Венеции», прежде всего, сельского хозяйства; но они вместе с тем способствовали и ускорению процесса феодализации дуката, его социальной дифференциации, отчасти перенося на лагуны уже сложившиеся на материке классовые различия, отчасти влияя на их образование среди местного населения.

Буржуазные историки Венеции обычно обнаруживают полную беспомощность при попытке дать анализ классового состава населения республики на лагунах. Мы уже видели выше, как Мольменти различает в составе жителей дуката 4 «класса»: магистратов, знать, духовенство и народ.[728]728
  P. G. Molmenti. La vie, ed. cit., p. 2.


[Закрыть] Не с большим основанием Браун делает попытку распределить отдельные слои населения по островам: Гераклея у него место сосредоточения аристократии, Иезоло и Маламокко – демократических элементов.[729]729
  H. Brown. Venice, ed. cit., p. 21.


[Закрыть] Новейший историк Венеции Р. Чесси не считает возможным говорить о классовой дифференциации населения дуката даже в XI в. «В народе, – утверждает автор, – социально-классовая дифференциация еще не созрела, или, по крайней мере, не была заметной и поддающейся определению».[730]730
  R. Cessi, op. cit., v. I, p. 100.


[Закрыть] «Народ в Венеции всегда был однородным», – пишет он в другом месте и не отказывается от своей точки зрения даже перед лицом того факта, что источники постоянно говорят о «больших, малых и средних» в Венеции, и утверждает, что «это различие имело больше моральное, чем политическое значение».[731]731
  Ibid., p. 144.


[Закрыть] Все это полностью противоречит имеющимся в нашем распоряжении данным.

Наши источники с очень раннего времени, уже с VI в., различают на лагунах нобилей, простой народ, колонов и рабов. Альтинатская хроника целую главу посвящает вопросу о происхождении венецианской знати, выводя ее из знати различных италийских городов и снабжая характеристиками, далеко не всегда лестными.[732]732
  Caloprini de Cremona venerunt, tribuni ante fuerunt, magnifici et potientes… artificiosi sed mendaces… benivoli sed rixosi… molesti et negligentiosi de omne opere… (Arch. St. It., v. VIII, p. 86).


[Закрыть] Трудно сказать, какая часть этих родословных отвечает действительности и какая представляет собою плод позднейших измышлений, несомненно одно, что в какой-то своей части, может быть в большей части, венецианская знать действительно была на лагунах пришлым элементом.

На новых местах она, прежде всего, «садилась» на землю, но так как больших земельных просторов здесь не было, то части ее неизбежно приходилось искать достатка в тех отраслях хозяйственной деятельности, которые были связаны с морем, т. е. в морских промыслах, не исключая и разбоя, и в морской торговле. Первоначально между обеими этими группами несомненно существовали противоречия, находившие свое выражение и в вопросах внутренней, а еще более внешней политики. Только этим можно объяснить отсутствие единства в рядах венецианской знати во время борьбы Византии с первыми Каролингами. Почти наверное можно утверждать, что на стороне франков была та часть знати, которая тесно связана была с землевладением, – не случайно «западная» партия возглавляется крупнейшим землевладельцем патриархом Градо, тогда как на византийской стороне по понятным причинам были нобили, которые искали счастья и достатка на морских просторах. Победила, как известно, византийская партия, так как она, помимо того, что была, вероятно, уже в IX в. более многочисленной, еще находила поддержку со стороны основной массы остального населения лагун, также тесно связанного с морем. В X в., однако, и землевладельческая знать обратилась лицом к морю, и тогда различие это сгладилось; с этого времени венецианская аристократия выступает единым фронтом при защите своих интересов, как в вопросах внутренней, так и внешней политики.

Из всего этого следует, что вопрос о происхождении венецианской знати нельзя сводить к простому утверждению, что венецианский патрициат вел свое происхождение от разбогатевших купцов, от «венецианской буржуазии», как это делает, например, М. М. Ковалевский[733]733
  Происхождение современной демокр., т. IV, стр. 9.


[Закрыть], верно и обратное: очень много купцов были потомками землевладельческой знати.

Представители венецианской знати именуются в греческих источниках архонтами, в латинских – мужами разумными, первыми, лучшими. Это они на первых порах политической истории лагун выдвигали из своей среды трибунов, позднее – дожей и лиц на другие высшие посты.[734]734
  В. Cecchetti. I. nobili e il popolo. (AV, v. III, pp. 430 ss).


[Закрыть] Из их среды вербовались и представители высшего клира. Достаточно заглянуть в списки патриархов Градо и их епископов суффраганов, чтобы убедиться в этом. Из второй книги той же Альтинатской хроники мы видим, что первые патриархи были выходцами из различных мест Италии и даже Греции, но с восемнадцатого имени мы видим только представителей венецианской знати, поставлявшей также и дожей.[735]735
  Chron. Alt., ed. ASI, v. VIII, pp. 41–45.


[Закрыть] То же самое мы увидим, если будем рассматривать списки епископов Торчелло, Иезоло, Оливоло и др.[736]736
  Ibid., pp. 46, 47.


[Закрыть]

Сила венецианской знати заключалась в ее богатствах, состоявших в земельных угодьях, в городских домах, морских судах, деньгах и товарах. Знатные люди были окружены обширной клиентелой зависимых от них людей, – Калоприни в 983 г. бежали к императору Оттону с многочисленной свитой, состоявшей не из одних только родственников.[737]737
  Joh. Diac. Chr., ed. cit., p. 28.


[Закрыть] Некоторые из знатных фамилий искали себе сторонников среди основной по численности массы населения дуката, «народа», и нередко ее здесь находили. Алчные, самолюбивые и властолюбивые фамилии эти долгое время были, как впрочем и всюду в Европе того времени, элементом феодальной анархии и раздоров в зарождавшемся купеческом государстве на лагунах. Лишь постепенно, все более и более превращаясь в купцов, представители венецианской знати воспитали в себе то чувство классовой солидарности, дисциплины и твердого порядка, без которых Венеция не могла бы быть тем, чем она была в действительности в последующие столетия.

Простой народ, populus, не представлял собою однородной массы свободного населения, – здесь были свои «большие, средние и малые» люди.[738]738
  Magna parte populi, majores mediocres et minores… (Romanin, Storia, v. I., p. 374).


[Закрыть]

Верхушечная часть «больших» людей ближе стояла к знати, чем к людям меньшим и, вероятно, в конце концов пополняла ее ряды, по мере того, как торговые операции или ростовщичество ее обогащали. Вероятно, именно они имеются в виду, когда дожи говорят о «своих верных», о «добрых людях», о «соприсутствующих» при их, дожей, избрании.

Люди среднего достатка и «меньшие» были той массой свободного населения, которая заполняла потом ряды цеховых организаций, что ни в какой мере не исключает и того, что рядом с ними становились здесь также и постепенно освобождавшиеся полузависимые и зависимые люди. «Меньшие» люди из народа чувствовали себя, наверное, ближе к этой части венецианского населения, чем к людям «большим». Это они были рыболовами республики, добытчиками соли, представителями постепенно развивавшихся ремесел, матросами на кораблях, солдатами республики на суше и на море. Люди среднего достатка из них несомненно занимались и торговлей, и при том не обязательно только внутренней и мелочной.

Довольно значительную первоначально часть венецианского населения, потом постепенно уменьшавшуюся, составляли люди полусвободные, крепостные. В качестве таковых они обрабатывали поля, сады и виноградники венецианской знати и клира. На Иезоло знатные трибунские фамилии живут в замках, земли вокруг которых обрабатываются их колонами.[739]739
  Chron. Altin., MGH, v. XIV, p. 35.


[Закрыть] Епископская кафедра Торчелло взимает с виноградарей, сидящих на ее земле, натуральный и денежный оброки.[740]740
  Ibid., p. 9.


[Закрыть] Альтинатская хроника повествует об оброках и барщине колонов Каорле в пользу крупнейшего здесь землевладельца, дожа.[741]741
  Ibid., pp. 41 ss.


[Закрыть] Патриарх и монастыри получают со своих колонов скот, шерсть, кожу, зерно, лен, коноплю, вино. С меньшей степенью определенности, по состоянию источников, можно говорить о роли полусвободного населения дуката в ремесленном производстве, допуская это последнее в принципе. Таким образом, весь этот люд представлял собою долгое время нечто неотделимое от знати: с нею вместе он появился, как мы видели, на территории дуката, в орбите хозяйственного тяготения к ней он потом вращался.

В буржуазной исторической литературе иногда можно встретить мнение, что в Венецианском дукате никогда не существовало крепостничества.[742]742
  M. M. Ковалевский. Эконом. рост Зап. Европы, т. II, стр. 268.


[Закрыть] Это по меньшей мере сомнительно. Мы не раз видели, как в наших источниках, восходящих к X веку, речь заходит о колонах. М. М. Ковалевский, отрицая наличие крепостных на землях венецианской знати, не берет на себя труда выяснить социально-правовое положение этой категории несомненно зависимого населения. Coloni – термин римского права, в кодексе Юстиниана означающий зависимых людей на землях крупных земельных магнатов. Необходимо иметь в виду, что в Италии вообще, и в Венеции в особенности, стойко держалась юридическая терминология римского права, – не только составители официальных документов, но и анналисты охотно пользовались терминологией кодекса Юстиниана для обозначения новых социальных явлений. Не подлежит сомнению, что под именем колонов выступают в венецианских документах раннего средневековья крестьяне феодальной формации. Альтинатская хроника, рассказывая о переселении богатых землевладельцев со старых мест в новый город на Риальто, сообщает, что там «остались только вольноотпущенники, рабы и работники виноградников».[743]743
  Nullus enim remansit… nisi tantum modo libertini, et servi ac cultores vinearum.. Chr. Alt MGH, v. XIV, p. 34.


[Закрыть] Нет сомнения, что рабы и вольноотпущенники, оставленные в поместьях, находились первые в безусловной и вторые – в известной мере обусловленной зависимости от землевладельца. Для X века это будут крепостные, одни в условиях серважа, другие – в более мягкой форме крепостничества. Термин «массарии» в Северной Италии с очень раннего времени служил для обозначения несвободных работников земли.[744]744
  A. Doren, op. cit., p. 50.


[Закрыть] Когда среди владений епископа Оливоло т. е. епископа на Риальто, называются 15 «массарицие»[745]745
  Cod. dipl. Pad., v. II, N 7.


[Закрыть], то мы вправе предположить, что обрабатывались они массариями, т. е. людьми, прикрепленными к земле. Правильнее будет не отрицать на территории дуката наличие полусвободных людей, а настаивать на большем, чем в остальных местах, проценте свободного населения, занятого в ремесле и сельском хозяйстве.

Несмотря на многочисленные постановления, направленные против торговли рабами, – постановления, впрочем, как мы уже видели, бесплодные, – рабы в Венеции долгое время были многочисленными. В этом нас убеждают не только известия о появлении на островах знати «вместе со своими рабами», не только различные документы частно – правового характера, как, например, завещания, но и те многочисленные pacta и praecepta, которые Венеция заключала с западными императорами. Одним из непременных пунктов этих грамот является взаимное обязательство о выдаче бежавших рабов. Укажем в качестве примера на диплом Оттона I от 967 г., который довольно близко стоит в хронологическом смысле к рассматриваемому нами времени.[746]746
  MGH. L. Const., v. I, p. 33.


[Закрыть]

Правовое положение рабов в Венеции первоначально не отличалось от их юридического статуса в античном мире, но потом, в силу развития феодальных начал, положение это стало меняться к лучшему: раб сажается на землю, получает доступ к общественному суду, нередко имеет семью и собственность. Однако значение фактов этого рода не следует преувеличивать, – за господином сохранялось все-таки право дарить, продавать и вообще отчуждать каким бы то ни было образом своего раба, судить его, наконец.[747]747
  Cum plenissima virtute et potestate ipsam habendi, tenendi, dandi, donandi, alienandi, barrattandi, obligandi, francandi, pignandi, affittandi, disfittandi, de eo vel ea testandi, et pro anima et corpore judicandi et quidquid emptori… placuerit faciendi… A. Valsecchi. Bibliografia analitica della legislazione della repubblica di Venezia. (AV, v. XIII, 1877, pp. 114 ss).


[Закрыть] Отпуски на волю по разным побудительным причинам не были особенной редкостью, но отпущенный был связан со своим бывшим господином узами патроната.

Большой интерес, естественно, представляет вопрос о роли венецианского раба в производстве. И в этом отношении положение раба с течением времени менялось: первоначально его роль в экономической жизни дуката была более значительной, чем позднее. Некоторые места альтинатской хроники позволяют говорить об использовании рабов в раннее время в промышленном производстве: на Торчелло существовало нечто вроде античного эргастериона, где рабы обрабатывали ценные меха.[748]748
  Chr. Alt., ed. cit., p. II.


[Закрыть] Успехи в области техники сельскохозяйственного производства и ремесел делали применение рабочей силы рабов все менее и менее выгодным, и поэтому устойчиво рабский труд держится лишь в таких отраслях хозяйственной деятельности, которые не требуют квалификации. Мы можем указать на широкое применение труда рабов в морском деле, где они выполняли тяжелую обязанность гребцов. Так как силой весел приводились в движение, прежде всего, и больше всего военные суда, то здесь мы и видим особенно устойчивое применение рабочей силы раба.[749]749
  Kretschmayr, op. cit., B. I, p. 199.


[Закрыть] Параллельно с этим в Венеции, как и всюду в городских республиках Италии, широко было распространено и особенно долго держалось использование рабов в качестве домашней прислуги.

Официальная политика Венеции в отношении рабовладения была двойственной, неискренной и лживой. С одной стороны, время от времени появлялись запреты торговли рабами, а с другой стороны, венецианское правительство выработало целый кодекс, защищавший «права» господина, и широко использовало рабовладение и работорговлю как доходную статью государственного бюджета. Многочисленные факты, свидетельствующие об этом, подобраны в работе И. В. Лучицкого «Рабство и русские рабы во Флоренции».[750]750
  Киев, 1886, стр. 48.


[Закрыть] Об этом же говорят и «Венецианские статуты», официальный документ венецианского права.[751]751
  Gli statuti ven. ed. Cessi, Venezia, 1938, p. 213.


[Закрыть]

Наконец, необходимо сделать несколько замечаний относительно венецианского клира. Мы уже указывали, что в своем высшем звене он принадлежал к венецианской знати: патриарх, епископы, аббаты и аббатиссы были представителями патрицианских фамилий. Низшее духовенство рекрутировалось, как и всюду, из «простонародья». Однако по роду занятий, не только духовных, но и мирских, между этими двумя группами клириков не лежало пропасти: все они – от патриарха до приходского священника – занимались и торговлей, и ростовщичеством, не довольствуясь церковными доходами и феодальной рентой. В этом смысле поучительно письмо, направленное папой Сильверстом II дожу Пьетро Орсеоло II, где мы читаем: «Все епископы и священники открыто сожительствуют с женщинами и, подобно менялам и трапезитам, гонятся за светскими барышнями и вместо службы божественной выгодно занимаются светскими делами». Папа рекомендует дожу с корнем «вырвать» это зло на местном венецианском соборе.[752]752
  RPR, v. VII, p. 18.


[Закрыть]

Руководствуясь классическим определением понятия об общественных классах, данным В. И. Лениным[753]753
  В. И. Ленин. Великий почин. Соч., изд. 3–е, т. 24, стр. 337. О государстве. Соч., т. 24, стр. 366 и след.


[Закрыть], из всего того, что сохранили нам наши источники относительно ранней социальной истории Венеции не как города, а как дуката, можно сделать такие выводы: венецианская история открывается действием тех социальных групп, которые мы видим на закате Римской империи, – знати, купцов и ремесленников, колонов и рабов; дальнейшее развитие шло в направлении феодализации этого общества, – знать и часть купцов превращалась в феодалов, колоны и отчасти рабы, – в крепостных; специфические особенности экономики Венеции и, в первую очередь, невозможность замкнуться в рамках чисто натурального хозяйства усиливали значение торговли и способствовали раннему вовлечению знати в сферу обмена; это не препятствовало, однако, ни сохранению крепостничества, ни начавшейся уже до X века организации производства по обычному ремесленному типу средневекового города.

Политическая организация дуката отражала специфические черты его социальной и экономической жизни. Политическая история Венеции началась с соперничества знатных фамилий, с проявления анархических тенденций трибунских родов, развернулась затем в борьбу этих центробежных сил против централизующего начала, представленного властью дожей, чтобы придти к началу XI в. с политической организацией, которая могла послужить в те времена образцом дисциплины и порядка.

В VI и VII вв. «морская» Венеция не представляла собою единого политического целого. В отдельных поселениях на ее островах царили «трибуны», представители местной землевладельческой знати; они считались выборными, но только соперничество их между собою и вражда с другими знатными фамилиями мешали им образовать местные феодальные династии, поскольку власть византийского императора и его Равеннского экзарха ощущалась все более и более слабо. Наши источники насчитывают их обычно 12, но едва ли эта цифра не представляет собою искусственного соответствия их числа с числом важнейших островов дуката; в действительности их бывало, вероятно, и больше и меньше этой цифры.

В самом конце VII в. на лагунах появляется дож, – власть, претендующая на господство на всей территорий лагун. Доводы историков, оспаривающих это положение и относящих появление власти дожей к более позднему времени, нам не представляются достаточно убедительными.[754]754
  Е. Musatti. Storia di Ven., ed. 1936, v. I, p. 13. Учетная контроверза о времени появления первых дожей подробно изложена в названной уже не раз новейшей коллективной «Истории Венеции», выходящей под редакцией Р. Чесси (т. II, стр. 76 и след.).


[Закрыть] Появляется власть дожа первоначально не надолго: в начале VIII в. центробежные силы опять торжествуют, – лагунами управляют magistri militum, магистратура, являющая собою плод компромисса, действовавших в двух противоположных направлениях социальных сил. В 742 г. централизаторские силы снова одержали верх и на этот раз до конца венецианской истории.

Существующие в буржуазной исторической литературе взгляды на происхождение этой власти мы считаем не исчерпывающими вопроса и самую постановку его неправильной. Гартман появление дожа на лагунах относит к началу VIII в. и объясняет его вмешательством Византии.[755]755
  L. Hartman. Die wirtschaftliche Anfänge Venedigs. (Viert. f. S. – Wiss., B. II, 3, p. 436).


[Закрыть] Гфререр относит эту реформу к деятельности Равеннского экзарха.[756]756
  Gfrörer, op. cit., p. 37.


[Закрыть] Кречмайр ставит возникновение догата в связь с возникновением на территории Византии фемного строя, но он допускает одновременно известное влияние и патриарха, мечтавшего будто бы о создании для себя чего-то вроде светских владений папы.[757]757
  Kretschmayr, op. cit., B. I, p. 43.


[Закрыть] Романин связывает появление дожа с арабской угрозой и относит к инициативе патриарха Христофора.[758]758
  Romanin, Lezioni, p. 36.


[Закрыть] Такое разнообразие во взглядах на один и тот же вопрос свидетельствует о том, что ни одно из этих мнений не имеет за собой сколь-нибудь серьезного основания в источниках. Мы полагаем, что разрешения этого вопроса нельзя искать в волеизъявлении далекой и мало авторитетной власти, нельзя ставить политический институт в зависимость от административных преобразований Византийской империи, или усматривать в нем удачный плод честолюбивых замыслов того или другого лица.

Политические проблемы разрешаются соотношением классовых сил, политические организмы являются продуктам социальной борьбы, – только здесь может быть найдено и объяснение интересующей нас политической проблемы. Между тем именно такая постановка вопроса для многих буржуазных историков является неприемлемой. Приведем в качестве примера уже упоминавшуюся в подобной же связи работу Чесси. Роберто Чесси, отрицая наличие в Венеции общественных классов, естественно стоит и на позициях отрицания социальной борьбы в Венеции. По этой причине он обнаруживает полную беспомощность при попытке истолковать ожесточенную борьбу двух группировок господствующего класса в ранний период венецианской истории. Изложив факты, относящиеся к этой борьбе, Чесси пишет: «В темной смене вероломства, ослеплений, заговоров, которые следовали друг за другом с головокружительной быстротой, трудно различить действующие элементы, личные и коллективные, элементы политические, экономические, социальные, и определить их значение и содержание».[759]759
  R. Cessi, op. cit., p. 18.


[Закрыть] Далее, по примеру других буржуазных историков, как и они, не будучи в состоянии дать более рациональное объяснение, автор трактует политическую борьбу IX в., как «муниципальную вражду между Читтануова и Маломокко».[760]760
  Ibid, p. 27.


[Закрыть]

В действительности эта политическая проблема может быть удовлетворительно разрешена только с позиций социальной борьбы в этом раннем периоде венецианской истории.

В период лангобардского нашествия новая волна переселенцев с «твердой земли» пополнила состав населения лагун. Это создавало для него новые трудности в деле своего пропитания и повелительно указывало путь на море. Анонимный автор древнейшей венецианской хроники ясно сознавал это: «Наше мореходство, охватывающее весь мир, – пишет он с некоторым для X в. преувеличением, – диктуется нам необходимостью добывать жизненные припасы».[761]761
  Chr. Alt., ed. cit., p. 46.


[Закрыть] Развитие морской торговли и ремесел становится жизненной необходимостью. Все большая и большая часть населения лагун, не исключая и знати, вынуждена связывать свое благополучие с морем. Возникает сильная социальная группа, для которой морская торговля – все. Развитие же этой последней требовало наличия по крайней мере трех условий: свободы плавания в Адриатике, пригодности внутренних вод для движения морских судов и возможности проникновения по речным системам Северной Италии внутрь континента. Ни одна из этих задач не могла быть разрешена силами отдельных общин на лагунах, – отсюда требование «морской» партии их объединения. Группа землевладельческой знати не хотела понять жизненной необходимости этой программы: замкнутые интересы натурального хозяйства не способствуют развитию идей государственного единства. Отсюда стремление этой социальной группы к «вольной» жизни da sè, к тому, что называется феодальной анархией. Возникновение дуката удовлетворительно может быть объяснено из факта победы «морской» партии над партией зарождавшейся феодальной анархии. Так как эта победа базировалась на твердой экономической основе, то она в конце концов и оказалсь незыблемо прочной.

Разумеется, побежденная социальная группа не сразу сложила оружие и после вторичного установления догата. История VIII столетия наполнена сценами кровавой борьбы «трибунских» фамилий против дожей. В 717 г. феодалы Иезоло напали на первую столицу дуката, Гераклею, и убили первого дожа Павлиция Анафеста. В 737 г. второй дож, Орсо, убит после 11 лет правления «возмутившимся народом». В 755 г. Теодат Орсо ослеплен и заключен в тюрьму, а через год такая же судьба постигла и непосредственного виновника низложения Теодата, Галлу. Судьба преемника последнего была аналогичной, – Доменико Леонгарио был ослеплен и изгнан в 764 г. За последние 30 лет VIII в. было изгнано еще три дожа, двое Гальбайо и Обелерио. В этой последней борьбе сыграла свою роль и уже упоминавшаяся схватка «франкской» и «византийской» партий, которые были все теми же партиями морской торговли и централизации, с одной стороны, и феодального самодовления, с другой. Победила и на этот раз «морская» партия, партия византийской ориентации, так как именно за ее спиной стояли властные экономические требования, которым противоположная партия не могла противопоставить ничего экономически прочного.

Еще одним примером того, как эта борьба трактуется у буржуазных историков, может служить «анализ» ее у Мольменти: «Смуты и беспорядки, – пишет он, – в начале ее (Венеции) существования говорили об избытке силы, о настойчивой потребности в деятельности, о том беспокойстве, которое стремится создать порядок из безурядицы и волнений»…[762]762
  Возрождение Венеции. (Вестн. Вс. Истор., 1912, III, стр. 95).


[Закрыть] Этот «анализ» сам говорит за себя.

В IX в. в связи с ростом торговли, а отчасти и ремесленного производства, экономические позиции торгово-промышленных групп усиливаются, почему и политическая их программа окончательно торжествует: в IX в. догат упрочивается, феодальная знать вынуждена смириться и сама постепенно заражается духом морского предпринимательства. С этого времени мы не видим столь частых сцен ожесточенных схваток вокруг трона дожей.