Текст книги "Образование Венецианской колониальной империи"

Автор книги: Николай Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

Среди византийцев мы должны назвать здесь общеизвестные имена Анны Комнины, Иоанна Киннама, Никиты Хониата, Евстафия Солунского, Георгия Акрополита, Пахимера, Никифора Григоры. Их произведения были предметом многочисленных исследований и специальных и общих, – достаточно здесь назвать известную «Историю византийской литературы» Крумбахера. Мы будем касаться сочинений всех этих византийцев только как источников для истории образования Венецианской колониальной империи.

Как известно, сочинение Анны посвящено истории правления ее отца, Алексея I, основателя династии Комнинов.[40]40
  Anna Commena. Alexias. CSHB, v. I, 1839; v. II, 1878.


[Закрыть] Ею подробно описаны события, связанные с войной Алексея против Роберта Гюискара, в которых видную роль играли венецианцы. Анна не могла быть свидетельницей этих событий (род. в 1083 г.), но в ее руках были вполне надежные материалы, вследствие чего известия ее имеют значительную ценность. Замечательно, что, несмотря на неприязнь, с которой уже и тогда в Византии относились к Венеции, Анна хвалит венецианцев за ту верность, которую они проявили во время этой войны, – она не замечает, что эта верность диктовалась собственными интересами республики на лагунах.[41]41
  Op. nom., v. I, pp. 285, 286.


[Закрыть] Анна довольно подробно передает содержание знаменитого хрисовула Алексея I и опять-таки не замечает его важного значения и для Венеции, и для Византии. Из ее сочинения мы можем усмотреть также, что уже в XI в. венецианцы целыми колониями обосновались в приморских городах Византии; в Драче эта колония была настолько значительна, что ей отводится Анной руководящая роль в защите этого города.[42]42
  Ibid., pp. 221, 223.


[Закрыть] Есть у Анны и другие интересные сведения, касающиеся, например, венецианского флота, мореходного искусства венецианцев, их морской тактики. Все это делает «Алексиаду» полезным источником для истории колониальной и торговой экспансии Венеции.

Киннам посвятил свое сочинение царствованию второго и особенно третьего Комнинов, Иоанна и Мануила.[43]43
  Johannes Cinnamus. Epitome. CSHB. 1836.


[Закрыть] Киннам писал в атмосфере быстро нараставшего раздражения в среде деловых и правящих кругов Византии против Венеции: во второй половине XII в. результаты венецианского «напора на Восток» стали болезненно ощущаться. Киннам говорит о жителях знаменитого города на лагунах с нескрываемым раздражением.[44]44
  Op. nom., p. 280.


[Закрыть] Такое его отношение к Венеции делает его небеспристрастным в рассказах о взаимоотношениях обеих государств, но именно это дает возможность проконтролировать венецианские источники, повествующие о тех же событиях. Киннам в своей работе касается всех важнейших событий из истории венецианско – византийских отношений в XII в. от двадцатых до семидесятых годов. Он с негодованием рассказывает о том, как венецианцы мстили «Римскому» государству за отказ Иоанна Комнина продолжить действие договора; заключенного Венецией с его отцом[45]45
  Ibidem, pp. 281, 282.


[Закрыть]; отмечая, что венецианцы приняли участие в борьбе императора Мануила против сицилийского короля, он считает их действия малоуспешными[46]46
  Ibid., pp. 98, 99.


[Закрыть]; стремление Мануила утвердиться в Анконе Киннам объясняет, и не без основания, желанием императора «смутить их великую гордость»[47]47
  Ibid., p. 170.


[Закрыть]; автор правильно объясняет далее крутые меры, принятые императором против венецианцев, желанием отделаться от навязчивых купцов, получивших ряд выгод от царя Алексея[48]48
  Ibid., p. 281.


[Закрыть]; с удовлетворением рассказывает, наконец, о тех неудачах, которые постигли «карательную» экспедицию дожа, предпринятую против Византии в 1172 г.[49]49
  Ibid., pp. 285, 234.


[Закрыть] Уже по этому перечню событий, освещаемых Киннамом, можно судить о важности его сочинения для истории венецианской политики XII в.

Меньшее значение для нашей темы имеют сочинения современника Киннама, Евстафия архиепископа Солунского, настроенного резко отрицательно по отношению к Венеции. Его беглые замечания о «морских разбойниках с лагун» не дают в наши руки сколь-нибудь интересных данных, которых мы не могли бы почерпнуть из других источников, и в своем наиболее значительном труде «О взятии Солуни» он даже не упоминает о венецианцах.[50]50
  Eustatius Archiepiscopus. De Thessalonica a latinis capta anno 1185. CSHB. 1842.


[Закрыть]

В противоположность Евстафию, значение младшего современника Иоанна Киннама, Никиты Акомината из Хон, весьма велико.[51]51
  Nicetas Acominatas (Choniates). Historia. CSHB. 1835.


[Закрыть] Никита хорошо был подготовлен к той работе, которая сделала его имя столь известным: он получил хорошее образование, долго проходил чиновничью карьеру и при том в высоких чинах, был трудолюбив и не лишен литературного вкуса. Он долго работал над своим главным трудом, окончательная редакция которого относится, вероятно, к 1206 году.[52]52
  Ф. И. Успенский. Византийский писатель Никита Акоминат из Хон. СПБ., 1874, стр. 21, 22, 35.


[Закрыть]

«История» Никиты Акомината охватывает всю вторую половину XII в. и начало XIII в. Это было как раз то время, когда Венеция прочно заложила основы своего колониального могущества. Так как венецианская экспансия была направлена прежде всего в пределы Византии, то историк последней неизбежно становился и историком роста венецианского колониального могущества. Нет ни одного сколь-нибудь значительного события в этой истории, которого так или иначе не касался бы Никита. Он довольно подробно освещает участие венецианцев в борьбе вместе с Мануилом против италийского королевства норманов[53]53
  Nicetas., op. cit., pp. 113 ss.


[Закрыть]; довольно подробно описывает выступление Мануила против Венеции в семидесятых годах и объясняет причины этого выступления[54]54
  Ibid., p. 223.


[Закрыть]; рассказывает, как мы думаем, без достаточных оснований, о примирении венецианцев с Мануилом[55]55
  Ibid., pp. 225, 226.


[Закрыть], о погроме латинян при очередном дворцовом перевороте в Византии.[56]56
  Ibid., pp. 324, 325.


[Закрыть] Очень подробно в особенности освещает он события, связанные с четвертым крестовым походом, гибель Восточной империи и историю становления латинского господства в ее пределах.[57]57
  Ibid., pp. 772–853.


[Закрыть]

Нельзя не согласиться с одним из исследователей трудов Никиты, что его главное сочинение «является важнейшим, почти единственным источником византийской истории второй половины XII и начала XIII в.».[58]58
  Ф. И. Успенский, назв. соч., стр. 36.


[Закрыть] У него, конечно, имеются недостатки: за слабость и сбивчивость в хронологии его много раз и не без основания порицали[59]59
  Там же, стр. 120. В. Г. Васильевский. Союз двух империй. Труды, т. IV, стр. 77–79.


[Закрыть], у него заметна склонность к риторике, есть стремление говорить намеками, допускаются недоговоренности; он не прочь иногда позлословить на счет своих врагов[60]60
  Nicetas. op. cit., pp. 787, 824.


[Закрыть] и, кроме всего этого, он является защитником интересов аристократии. Однако, Никита любит свою родину и горько скорбит, видя ее несчастья, а его труд представляет собою один из первоклассных источников для истории возникновения венецианского колониального могущества.

Хронологическим продолжением сочинения Никиты Акомината является «Летопись великого логофета», ученого и дипломата Никейской империи Георгия Акрополита.[61]61
  Georgius Acropolites. Annales. CSHB. 1837.


[Закрыть] Если не считать некоторых сведений по истории четвертого крестового похода, то «Летопись» занимается почти исключительно событиями, происходившими на территории осколков Византийского государства в период существования Латинской империи (1204–1261) и отводит значительное место этой последней. Уже по одному этому «Летопись» должна быть ценным источником для нашей темы. Это тем более, что Георгий был хорошо образован, является современником значительной части описываемых им событий и принимал непосредственное участие в некоторых из них.

Георгий Акрополит весьма толково, хронологически последовательно, обычно довольно правдиво развертывает перед читателем картину медленного умирания Латинской империи. Он меньше склонен к риторике, чем Никита Хониат, и не менее чем он трезво судит о событиях. В его произведении не так бросается в глаза тот сервилизм, которым нередко проникнуты труды пишущей византийской братии; тем не менее и он не решается по достоинству оценить поведение Михаила Палеолога в деле овладения им порфирой.

По некоторым вопросам из истории первых десятилетий существования Венецианской колониальной империи важнейшим источником является сочинение Георгия Акрополита.

Продолжателем труда Георгия Акрополита был Георгий Пахимер, автор исторического сочинения в 13 книгах о времени между 1255 и 1308 гг.[62]62
  Georgius Pachymeres. Historia, vv. I–II. CSHB. 1835.


[Закрыть] Пахимер также современник большой части описываемых им событий (1242–1310). Его сочинение для нас представляет интерес, прежде всего, некоторыми дополнительными сведениями и подробностями, касающимися обстоятельств восстановления Византийской империи[63]63
  Op. nom., v. I, cap. 3, 11, 14, 16, 20, 28.


[Закрыть]; с другой стороны, имеют значение и данные относительно политики Михаила Палеолога по отношению к итальянским республикам вообще и к Венеции в частности.[64]64
  Ibid., cap. 11, 32, 35.


[Закрыть]

Последним византийцем, на котором мы должны остановить наше внимание, является Никифор Григора[65]65
  Nicephorus Gregoras. Byzantina historia, v. I–III. 1829–1855.


[Закрыть]. Никифор писал в первой половине XIV в. В своей «Римской истории», изложенной в 24 книгах, он дополняет и продолжает Пахимера. Для нас особенно важно то обстоятельство, что его сочинения охватывают все XIII столетие (1201–1359) и близко касаются различных событий из истории Латинской империи, хотя главным предметом внимания автора и являются первоначально судьбы осколков Византийской империи и сама она после своего восстановления. Сочинение Никифора Григоры в тех своих частях, которые касаются нашей темы, отличается вообще значительной степенью достоверности; исключение составляют лишь те его известия, которые могли быть доступны ему только по слухам, – к таким известиям может быть отнесено, например, его сообщение о том, что Энрико Дандоло умер от ран, полученных им в несчастной для латинян битве под Адрианополем.[66]66
  Op. nom., v. I, p. 16.


[Закрыть] Труд Никифора Григоры благодаря всему этому является важным дополнением к прочим данным по истории первого столетия венецианского господства на Востоке.

К произведениям «восточного» происхождения условно могут быть отнесены некоторые сочинения, написанные на латинском языке и людьми западной культуры того времени.

К такого рода произведениям относится, в первую очередь, известное сочинение Вильгельма, архиепископа Тирского, под заглавием «История о деяниях, в заморских странах совершенных», написанное в конце XII в.[67]67
  Willermi Tyrensis Archiepiscopi historia rerum in partibus transmarinis gestarum. RHCr. hist, occ., v. I. 1872.


[Закрыть] Сочинение архиепископа посвящено истории крестоносного движения и для нас интересно освещением той роли, которую играли в крестовых походах итальянские республики вообще и Венеция в особенности. Вильгельм Тирский высоко ставит мореходное дело и морское искусство венецианцев; отмечает положительную роль венецианских и генуэзских купцов в деле «утешения», которое доставляли крестоносцам привозимые ими товары[68]68
  Op. nom., I. VII, cap. 21.


[Закрыть]; подробно излагает историю событий на Востоке в 1123–1125 гг., когда венецианцы приняли живейшее участие в военных операциях крестоносцев[69]69
  Ibid., I. XII, cap. 22, 23.


[Закрыть]; повествует о тех выгодах и преимуществах, которые были им наградой за это усердие[70]70
  Ibid., cap. 24.


[Закрыть]; говорит о торговых барышах, которые извлекались итальянскими торговыми республиками из их сношений с «заморскими странами».[71]71
  Ibid., I. XIII, cap. 5, 14.


[Закрыть]

К источникам восточного происхождения относятся и труды продолжателей Вильгельма Тирского, Эрнуля и Бернара «Казначея», представляющие собою в сущности варианты одного и того же произведения.[72]72
  Chronique d'Ernoul et Bernard le Trésorier. ed. Mas Latrie, Paris, 1871.


[Закрыть] Основа произведения принадлежит Эрнулю, незначительное продолжение, пролог и деление на главы – Бернару. Хроника заканчивается известием о выходе флота Фридриха II в море и о его отлучении от церкви. Время написания относится к первой половине XIII в.

Этот сирийский источник по истории четвертого и последующих крестовых походов интересен для нас в том отношении, что относится к Венеции резко враждебно, и именно здесь было выдвинуто обвинение против венецианцев в сговоре их с египетским султаном Малек-Адилем об отклонении похода от его первоначальной цели и, следовательно, в измене их делу христианского мира. К этому же источнику восходит и известие о позорном поведении венецианцев в деле репатриации христианских пленников, отпущенных из Египта Саладином.

Есть серьезные основания не доверять первому из этих известий, но оно позволяет установить, как смотрели люди того времени, страстно ожидавшие на Востоке крестоносной помощи с Запада, на ловкие маневры политиков св. Марка, которые в самом деле наталкивали на такие подозрения, – не даром эти последние проникли потом также и в некоторые западные источники.

Хроника ценна также разнообразными известиями о злоключениях Латинской империи, хотя и в этом случае она нуждается в критической проверке: авторам вредит склонность к занимательности рассказа даже если это идет за счет его правдивости, – таков, например, рассказ об условиях загадочной гибели императора Балдуина I в плену у болгар.[73]73
  Op. nom., pp. 383, 384.


[Закрыть]

В этой группе источников должна быть названа также и «Морейская хроника», изданная во французском оригинале и греческом стихотворном переводе Бюшоном, и в итальянском варианте Гопфом.[74]74
  Le livre de la conquest de la Morée, ed. Buchon (Recherches hist. sur la principauté de Morée, v. I). Cronaca di Morea (versione italiana), ed. Hopf. Chroniques, pp. 414–468.


[Закрыть] Хотя хроника могла быть написана и на Западе для удовлетворения интереса к восточным событиям, существовавшего при фландрском дворе, но написана она несомненно человеком с Востока, о чем свидетельствуют большое количество в ее французском оригинале слов, заимствованных из греческого и итальянского языков.

«Хроника» восходит к XIV в. Она мало достоверна во всем, что лежит за пределами Мореи – таков, например, рассказ, взваливающий ответственность за поход крестоносцев на Константинополь, на папу и его легата[75]75
  Cronaca di Morea, ed. nom., pp. 416 ss.


[Закрыть], рассказ о фантастической ссоре императора Исаака с Алексеем[76]76
  Ibid., pp. 417, 418.


[Закрыть], путаница в изложении событий первых месяцев существования Латинской империи, равно, как, впрочем, и последующих событий[77]77
  Ibid., pp. 419 ss.


[Закрыть], фантастическое описание взятия Константинополя Палеологом и т. д.[78]78
  Ibid., p. 422.


[Закрыть] Однако данные, касающиеся морейских дел, непосредственной темы хроники, отличаются гораздо более достоверным характером и сообщают очень интересные подробности, позволяющие правильно понять и оценить некоторые официальные акты. Примером этого может служить известие о роли Венеции в деле присвоения Жоффруа Вильардуэном наследия Гильома Шамплита[79]79
  Ibid., pp. 430. Нередко это известие относится к области фантастических измышлений автора хроники, – напр. Ф. И. Успенский, Истор. Виз. Имп., т. III, стр. 449. – Мы не разделяем этого скептицизма.


[Закрыть] и последовавшего затем акта признания ленной зависимости Мореи от республики св. Марка.

В еще более условном смысле к источникам восточного происхождения должно быть отнесено сочинение Томаса, архидиакона Сплитского[80]80
  Thomas Archidiaconus Spalatensis. Historia Salonitanorum pontificum. MSHSM., v. III. Zagr., 1894.


[Закрыть]. Тема архидиакона узко специальная – «История сплитских епископов», но трактовка ее дает ему возможность касаться очень многих вопросов более широкого исторического интереса. «История» архидиакона Сплитского важна для нас как источник для освещения той весьма сложной политической обстановки, которая сложилась в Далмации в XI–XIII вв., в результате того, что здесь скрещивались самые разнообразные и противоречивые интересы: западной и восточной церквей, славянства и латинства, Венецианской республики и венгерской короны. Разумеется, архидиакону всего ближе к сердцу церковные интересы, но он освещает также и вопросы политической борьбы, в частности вопросы интересующего нас соперничества венецианцев и венгров. Не все, что сообщает Томас, имеет одинаковую ценность: он тяготеет к латинству и Италии; представители восточного исповедания для него – презренные схизматики; Мефодий – еретик, а о славянской грамоте он не может говорить без раздражения; его произведение пестрит замечаниями о «славянском бешенстве», он не скупится на нелестные эпитеты для задратинцев, одного из славянских князей с его братьями он называет «свирепыми людьми… хищными волками, всюду искавшими крови» и т. д.[81]81
  Op. nom., pp. 74, 83, 99.


[Закрыть] Но несмотря на все это, из его произведения можно почерпнуть немало интересных и достоверных сведений из истории становления в Далмации венецианского господства, чем обясняется и то обстоятельство, что этим трудом широко пользовался также и Дандоло.[82]82
  Simonsfeld. A. Dand., p. 79.


[Закрыть] Томас родился, как это видно из его собственного сочинения, в 1200 г., архидиаконом Сплитским стал около 1230 г., писал в половине XIII в. и довел свою хронику до 1266 г. Из этого следует, что он был очевидцем значительной части описанных им событий, что придает его труду тем большую ценность.

К группе условно восточных источников надо отнести и немногочисленные источники славянского происхождения, имеющие некоторое отношение к занимающему нас вопросу. Здесь можно назвать сочинение анонимного Пресвитера Диоклейского, «Хорватскую Хронику», переведенную Марком Маруло, более поздние дубровницкие летописные известия, одно из известий нашей Новгородской летописи.

Два первых из названных здесь сочинений, наиболее ранних по своему происхождению, имеют для нас наименьшее значение. Труд Пресвитера[83]83
  Presbyteri Diocleatis Regnum slavorum, ed. J. Lucii, Dalmatini De regno Dalmatiae et Croatiae. Amsterd., 1666, pp. 287–302.


[Закрыть], относимый обычно к XI в., представляет собою весьма путанное произведение, из которого лишь с большим напряжением сил можно извлечь кое-какие данные по истории славянства.[84]84
  И. Н. Смирнов. Очерки истории Хорватского государства. Казань, 1880, стр. 116.


[Закрыть] Что касается нашей темы, то Пресвитер Диоклейский может быть полезен лишь для освещения вопросов церковного и отчасти административного деления Далмации.[85]85
  Presb. Diocl., ed. cit., p. 290.


[Закрыть] Немного выше этого труда стоит и славянская, вероятно хорватская хроника, в начале XVI в. переведенная на латинский язык сплитским патрицием Марком Маруло.[86]86
  Regnum Dalmatiae et Croatiae gesta a Marco Marulo Spalatensi patricio latinitate donata. ed. J. Lucii. op. nom., pp. 303 ss.


[Закрыть]

Гораздо большее значение для нашей темы имеют источники, происходящие из двух других славянских городов Далматинского побережья Задара и Дубровника, хотя они и относятся к более позднему времени. Назовем для примера «Две книги об осаде Задара»[87]87
  Obsidionis Jadrensis libri duo, ed. J. Lucii, op. nom., pp. 387 ss.


[Закрыть] и «Дубровницкую летопись» по списку Стулича.[88]88
  В. В. Макушев. Исследования об исторических памятниках и бытописателях Дубровника. (Прилож. к XI т. ЗАН, 1865).


[Закрыть]

Первое из этих произведений открывает нам глаза на те причины, которые толкали Задар на путь отчаянной борьбы против Венеции на протяжении нескольких столетий; второе – вносит существенные поправки в венецианские известия относительно времени и характера установления венецианской супрематии над Дубровником. Оба памятника стоят в решительной оппозиции к соответствующим венецианским версиям.[89]89
  Op. nom., pp. 388 ss. {В книге ссылка в тексте не обозначена; здесь поставлена из общих соображений. HF}


[Закрыть]

Голос из «непокорного и коварного» Задара, как обычно венецианские источники именуют этот город, мотивирует это коварство и непокорность не моральными причинами, а причинами сугубо материальными.[90]90
  Макушев, назв. соч., стр. 587, 319 и след. {В книге ссылка в тексте не обозначена; здесь поставлена из общих соображений. HF}


[Закрыть] Особого значения в данном случае не имеет то обстоятельство, что памятник характеризует отношения первой половины XIV в., так как они не были иными и в два предшествующих столетия.[91]91
  Jadera tantis ignominiis et molestiis Venetorum multo jam temporis perfluxo curriculo… quod vitam consumere nitebatur… (Lib. I, cap. 2).


[Закрыть]

«Дубровницкая летопись» освещает ранние взаимоотношения республик св. Власия и св. Марка, внося кое-что новое и излагая кое-что по-иному по сравнению с венецианскими источниками. Это не значит, конечно, что Дубровницкая версия во всех случаях предпочтительнее венецианской, но она помогает лучше оценить венецианские источники.

Наконец, здесь следует указать и на русский источник по истории одного из крупнейших этапов по пути венецианской колониальной экспансии, на известия Новгородской летописи о четвертом крестовом походе и разгроме его участниками Константинополя.[92]92
  Полное собрание русских летописей, т. III, 1841, стр. 29.


[Закрыть] Новгородская летопись дает свою теорию изменения направления четвертого крестового похода, выдвигающую на первый план Филиппа Швабского и заставляющего его действовать в одном направлении с Иннокентием III. Исследователи этого памятника сходятся в том, что новгородское сказание записано со слов очевидца, оказавшегося случайно в трагические дни Восточной столицы в пределах ее стен.[93]93
  Бицилли. Новгородское сказание о 4–м крестовом походе. (Истор. Известия, 1916 г., № 3–4, стр. 53).


[Закрыть] При этом становится неизбежным дальнейшее предположение, что версия о подготовке предприятия получена была информатором новгородского летописца на месте от кого-либо из греков, убежденных, как и Никита Акоминат, что разгром Константинополя – дело папских рук.

По сравнению с этим памятником путаное и краткое изложение событий четвертого крестового похода, помещенное в одном из русских хронографов, не имеет никакого значения.[94]94
  Полное собрание русск. лет., т. XXII, стр. 180 и след.


[Закрыть]

В группе восточных источников, наконец, остается указать на известия некоторых арабских летописцев и путешественников XIII и XIV вв. таких, как Ибн Батута (вторая половина XIII и начало XIV в.), Элайни Бедреддин (1361–1451).[95]95
  В. Г. Тизенгаузен. Собрание материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I, СПБ., 1881.


[Закрыть] Известия этих арабов представляют интерес для характеристики итальянских владений по берегам Черноморья и их взаимоотношений с татарами. Известия эти, впрочем, территориально довольно ограничены и касаются, главным образом, Судака, отчасти Кафы и в меньшей степени Таны.[96]96
  Назв. изд., стр. 111, 112, 279, 280, 284 и др.


[Закрыть]

Весьма значительна по объему и разнообразна по содержанию группа повествовательных источников западного происхождения. Разумеется, среди этой группы источников, так же как и в группе источников восточных, нет таких, которые были бы посвящены специально Венеции, – они касаются истории последней в связи с событиями, в которых республика св. Марка была призвана играть более или менее значительную роль. Для нашей цели наибольшее значение имеют, прежде всего, основные источники повествовательного характера по истории соперников Венеции на Востоке, – Генуи и Пизы; затем идут источники, группирующиеся вокруг значительных событий XI–XIII вв., которые Венеция использовала в целях своей колониальной экспансии, или в которых она была вынуждена принимать участие для защиты уже сделанных приобретений, – таковы войны против сицилийских норманов, Византийской империи, борьба крестоносцев на Востоке и в особенности события четвертого крестового похода, события, вызванные фактом существования Латинской империи, горячие схватки ломбардских городов с Гогенштауфенами, или столкновение Венеции с ближайшими соседями Фриульской и Веронской «марок». Здесь мы можем остановить наше внимание, конечно, лишь на особенно важных памятниках из этой группы источников.

Соперничество торговых итальянских республик между собою в XI–XIII вв. порой достигало такого напряжения, что борьба их между собою поглощала все их силы, почти не оставляя места для других политических интересов. Вследствие этого и их ранняя историография неизбежно отводит перипетиям этой борьбы весьма большое место. Требование исторического беспристрастия делает необходимым привлечение известий обеих враждующих сторон для освещения каждого из этапов этой борьбы, поскольку она шла между ними за торгово-колониальную экспансию на Востоке.

Этим определяется наш интерес к таким источникам, как «Генуэзские» и «Пизанские Анналы».[97]97
  Annales Januenses. Caffaro – Nicolai Guerii 1100–1269 MGH SS, v. XVIII. Annales Pisani, MGH SS, v. XIX.


[Закрыть]

Особенно велико для нас значение «Генуэзских Анналов». Они не только освещают острые моменты во взаимоотношениях Генуи с Венецией, как, например, напряженная борьба этих республик во второй половине XIII в.[98]98
  Ann. Jan., ed. nom., pp. 238 ss.


[Закрыть], но служат очень важным источником и для других крупных событий из жизни Венеции, как, например, участие ее в борьбе ломбардских городов против Штауфенов[99]99
  Ibid., pp. 189 ss.


[Закрыть]. То обстоятельство, что интересующие нас события описаны современниками, – Каффаро довел анналы до 1163 г. и его продолжатели до 1293 г. – повышает их ценность.

«Пизанские Анналы», приписываемые Бернарду Марангону, охватывают меньший отрезок времени, – они доведены до 1175 г., но также имеют важное значение и для взаимоотношений обеих республик между собою, и для других «межитальянских» событий того времени.

Группа западных источников, освещающих историю попыток норманов утвердиться на восточном берегу Адриатического моря, не лишена для нас интереса по той роли, которую сыграла Венеция в ликвидации этих попыток. Поскольку такие попытки восходят к XI в., здесь приходится считаться с Вильгельмом Апулийским, Лупом Протоспатарием, Анонимом Бари и Готфридом Малатеррой.[100]100
  Guillermi Apuliensis Gesta Roberti Wiscardi. MGH SS, v. IX. Lupus Protospatarius. Annales. Anonymus Barensis. Annales. Gaufredus Malaterra, ed. Muratori, RIS, v. V.


[Закрыть] Для следующего столетия большое значение имеет Ромуальд Салернский[101]101
  Romualdi Arch. Salern. Annales. MGH SS, v. XIX.


[Закрыть], труд которого касается многих вопросов из истории Венеции и, например, для освещения событий, связанных с Венецианским конгрессом 1177 г., является первоклассным источником. Разумеется, некоторую пользу можно извлечь также и из известий, относящихся к истории внеиталийских стран, но их значение, по сравнению с источниками итальянского происхождения, невелико.

Особенно важную группу западных источников для нашей темы составляют, конечно, сочинения по история крестовых походов и в особенности четвертого крестового похода. Как известно, количество источников, посвященных этим вопросам, весьма велико, – существуют специальные обзоры этой литературы.[102]102
  H. Klimke. Die Quellen zur Geschichte des vierten Kreuzzuges. Breslau, 1875. E. Gerland. Der vierte Kreuzzug und seine Probleme. (N. Jahrb. für d. Klass Alt., В. 13). П. Митрофанов. Изменение в направлении четверт. крестового похода. (Визант. Временник, 1894, т. IV, вып. 3–4).


[Закрыть] Мы должны здесь ограничиться указанием на наиболее важные для нашей темы сочинения этого рода.

Первое место здесь безусловно принадлежит французам.

Вильардуэн, что бы ни говорили противники маршала графа Шампанского, остается нашим важнейшим и в сущности самым достоверным источником по истории четвертого крестового похода. В недавнее время труд Вильардуэна «Завоевание Константинополя» еще раз подвергся разбору со всех важных для источника точек зрения, и автор этого разбора пришел к таким выводам: «Полагали, что открыты достоверные факты, о которых он (Вильард), действительно, ничего не говорил; но при проверке оказывается, что эти факты – лишь плод воображения. Приводили другие факты, о которых он будто бы не говорил; но при проверке оказывалось, что он говорил о них. Цитировались еще иные факты, о которых он не сообщил, говорят, потому, что затруднялся сообщить о них; но при проверке оказывалось, что не видно, откуда могли бы проистекать эти затруднения».[103]103
  Ed. Faral. Geoffroy Villhardouin. La question de sa sincérité. (RH, N. 177. 1936. p. 582).


[Закрыть] Против изложенной оценки Вильардуэна Фаралем в недавнее время выступил известный византинист Грегуар, назвавший работу Фараля тенденциозной. Грегуар при этом думает, что он окончательно разрешил «старую контроверзу одним латинским наречием», имея в виду контроверзу о преднамеренности изменения направления четвертого крестового похода и наречие olim из письма Иннокентия III императору Алексею III Ангелу. Но эти соображения Грегуара показывают только, что он не знает работы русского византиниста, В. Г. Васильевского, разрешающей совсем по другому этот вопрос с привлечением и «решающего латинского наречия», не знает также и того, что olim совсем не имеет того значения в средневековой латыни, какое оно имеет в латыни классической.[104]104
  Образование второго Болгарского царства (Рецензия на книгу Ф. И. Успенского, ЖМНП, 1879, ч. 204). Статья Грегуара в журнале «Бизантион», XV, 1940–1941, стр. 168 и след. Подробности см. приложение II.


[Закрыть]

Разумеется, «Завоевание Константинополя» не история в нашем понимании этого слова, а только мемуары участника, который передавал факты и излагал события такими, какими они ему казались. Недостатки его сочинения есть недостатки его миросозерцания и, может быть, еще – плод его недостаточной политической прозорливости. Для нашей работы «Завоевание Константинополя» имеет исключительное значение, так как помимо обычных данных по истории четвертого крестового похода оно предоставляет в наше распоряжение еще ряд фактов, позволяющих отчасти разобраться в том довольно темном, но чрезвычайно важном документе, который называется «актом о разделе империи»: некоторые географические названия из состава венецианской доли по разделу могут быть приурочены к определенному месту только на основании сообщений Вильардуэна, – укажем для примера на Картокопль во Фракии.[105]105
  G. Villchardouin. La conquête de Constantinople, ed. Michaud ef Poujoulat. Par. 1843, cap. 201.


[Закрыть] Вильардуэн отчетливо видит разницу между бумажными и фактическими владениями участников раздела империи, что не всегда уясняли себе позднейшие историки, писавшие на основании его сочинения.

Среди других источников французского происхождения можно назвать еще «Взятие Константинополя» Роберта де Кляри[106]106
  Robert de Clari. La prise de Constantinople, ed. K. Hopf. Chroniques …


[Закрыть], «Неизданную Галльскую Хронику» Бодуэна д'Авена[107]107
  Chronicon Gallicum iueditum. FRA. DA., v. XII. pp. 328 ss.


[Закрыть], «Об Иерусалимской земле» Суассонского Анонима[108]108
  Anonymi Suessionensis. De terra Hierosolymitana, ed. Riant. Exuviae, pp. 2–9.


[Закрыть], также произведения анонимных авторов, как «Балдуин Константинопольский», «Константинопольский крестовый поход».[109]109
  Balduinus Constantinopolitanus. FRA. DA., v. XII, pp. 293 SS Croisade de Constantinople. FRA. DA., v. XII, pp. 315.


[Закрыть] Все эти сочинения, за исключением «Галльской Хроники», специально посвящены проблемам четвертого крестового похода, но значение их для нашей темы не может идти в сравнение с трудом Вильардуэна. Они, однако, представляют интерес в том отношении, что занимают враждебную или недоброжелательную по отношению к Венеции позицию и более трезво, чем Вильардуэн, оценивают венецианскую политику в деле направления крестоносного движения. Для оценки этих источников имеет значение также и то обстоятельство, что все они сравнительно раннего происхождения и восходят к первой четверти XIII в. или ближайшим к этому времени годам.

Наибольший интерес из этой группы источников несомненно представляет собою «Взятие Константинополя» Роберта де Кляри. Это – очень важное дополнение к Вильардуэну. Автор – французский рыцарь, настроенный оппозиционно по отношению к крупным феодалам. Рассказав о разгроме Балдуина болгарами под Адрианополем, о пленении императора, гибели Людовика Блуасского, бегстве Дандоло, рыцарь наставительно замечает: «Так отомстил им господь за их гордость и недобросовестное отношение к бедному люду ополчения…».[110]110
  Rob. de Clari, op. nom., p. 83.


[Закрыть] «Взятие Константинополя» охватывает события от начала крестового похода до смерти императора Генриха. Написано оно живо, с увлекательными и правдивыми подробностями. Автор не может быть отнесен к венецианофобам, но он в общем трезво и чаще всего правильно оценивает роль венецианцев, и их престарелого дожа в ходе описываемых событий. Он любит драматизировать события, но его замечания не только отличаются яркостью и выразительностью, но и верно передают существо взаимоотношений действующих лиц.[111]111
  Укажем на его краткие речи, которые он влагает в уста Дандоло, обращенные последним к крестоносцам, запертым на острове св. Николая в Венеции, или к Алексею IV, когда тот оказался несостоятельным. Там же, стр. 8, 48, 49.


[Закрыть]

Не без основания хорошим источником по истории четвертого крестового похода считается еще одно произведение, полуфранцузского – полунемецкого происхождения. Оно называется «Константинопольская История или о завоевании города Константинополя». Написано оно Гунтером «Парижским» со слов очевидца и участника событий, аббата цистерцианского монастыря близ Сигольсгейма в Эльзасе, Мартина.[112]112
  Gunteri Parisiensis. Historia Constantinopolitana, seu de expugnatione urbis Constantinipolitane, ed. Riant. Exuviae, pp. 57 ss.


[Закрыть] «Константинопольская история» написана выразительным языком, толково и довольно правдиво. Гунтер, так же как и его информатор аббат Мартин, справедливо не одобряет поведение венецианцев и считает Венецию истинной виновницей изменения направления похода.[113]113
  Eis navigium abnegabant nisi prius cum ipsis celebram Dalmatiae civitatem… expugnaverunt. Op. nom., p. 71.


[Закрыть] Он красочно изображает колебания преданного крестоносной идее меньшинства ополчения, говорит об отчаянном положении дел в Сирии и тщетном ожидании помощи от свернувшего с прямого пути крестоносного воинства.[114]114
  Ibid., p. 72.


[Закрыть] При глубоко отрицательном его отношении к венецианцам, этому «в высшей степени жадному до денег отродью»[115]115
  Pecunie, cujus illa gens maxime cupida est. Ibid., p. 85.


[Закрыть], Гунтер сохраняет способность к правильной оценке лиц и событий, дает чрезвычайно яркую и правдивую характеристику главному виновнику злоключений похода, Энрико Дандоло.[116]116
  Ibid., p. 91.


[Закрыть] Необходимо, однако, заметить, что, несмотря на все свои достоинства, источник этот не дает сведений по важнейшему для нас вопросу о значении похода в истории образования Венецианской колониальной империи и потому стоит в этом отношении значительно ниже Вильардуэна.

Немецким источником является произведение Гальберштадского анонима «О крестовом походе в Грецию».[117]117
  Anonymi Halbergstadensis. De perigrinatione in Greciam, ed. Riant. Exuviae. pp. 10 ss.


[Закрыть] Сочинение это, ценное само по себе, для нас интересно только своим резко отрицательным отношением к венецианской политике и уже по одному тому не может служить основной нашей цели, что оно вообще очень кратко излагает события похода и интересуется более, чем это следует, деятельностью Гальберштадского епископа Конрада, который осенью 1204 г. отплыл в числе немногих других крестоносцев, не пожелавших до конца идти на поводу у венецианцев, в Сирию, а оттуда – на родину.[118]118
  Op. nom., pp. 15, 16.


[Закрыть]

Вероятно, к источникам итальянского происхождения надо отнести еще два специально четвертому крестовому походу посвященных произведения, – это «Деяния папы Иннокентия III»[119]119
  Gesta Innocentii III papae. MPL, v. 214.


[Закрыть] и «Разорение Константинополя».[120]120
  Devastatio Constantinopolitana, ed. Hopf. Chroniques.


[Закрыть] Оба эти произведения, как и вообще подавляющее большинство невенецианских источников, относится отрицательно к венецианской политике, причем первое из них стоит на позициях самого Иннокентия, на переписке которого оно, главным образом, и основано.