Текст книги "Образование Венецианской колониальной империи"

Автор книги: Николай Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Когда Иннокентий III получил известие о падении Задара и об обстоятельствах, которыми оно сопровождалось, негодованию его, по крайней мере с внешней стороны, не было границ. Он писал тогда крестоносцам: «Дьявол заставил вас пойти войной против братьев ваших… Оскорбляя крест, вы завоевали город и граждан насильственно принудили к сдаче… Венецианцы на ваших глазах срыли стены города, … разграбили церкви, разрушили дома, а вы вместе с ними разделили награбленную у жителей Задара добычу». Папа угрожал крестоносному войску отлучением, если оно не даст удовлетворение за содеянное венгерскому королю.[1475]1475
  Ibid., p. 409.


[Закрыть] Крестоносцы решили отправить к папе посольство и письмо, в котором в тоне полного смирения оправдывали свое поведение безвыходностью того положения, в котором они оказались. Папа ответил на это послание письмом, в заголовке которого стояло демонстративное – sine salutatione. Папа стоял на своем и требовал возмещения жителям Задара отнятого у них имущества и извинения перед венгерским королем.[1476]1476
  Ibid., p. 411.


[Закрыть] Так как крестоносцы и венецианцы сделать этого не хотели и не могли, то папа и привел в исполнение свою угрозу, наложив на крестоносное войско и венецианцев интердикт.[1477]1477
  Ф. И. Успенский в качестве одного из доказательств причастности Иннокентия III к планам генерального штаба крестоносной армии, выдвигает мысль, что Иннокентий мог сразу остановить поход, наложив на его участников интердикт, если бы он действительно хотел направить его в Сирию или Египет… Это очень странно: не может быть того, чтобы Ф. И. Успенский не знал, что папа так именно и поступил, но… не так то легко было справиться с венецианцами.


[Закрыть]

Это обстоятельство до крайности осложнило положение крестоносного руководства. Надо было просить о прощении и снятии интердикта. В новом письме, преисполненном раскаяния и заверений в сыновней преданности «св. престолу», вожди крестоносного ополчения молят папу о том и о другом. Венецианцы, однако, предпочитали сохранять молчание. Обстановка складывалась, таким образом, что папе приходилось идти на уступки, – он еще надеялся направить крестоносное ополчение в Египет. Упорство и «нераскаянность» венецианцев заставили папу принять среднее решение: он снял интердикт с крестоносцев, но оставил его на венецианцах, которых справедливо считал «дьяволом – соблазнителем» крестоносного воинства.

Вожди ополчения старались сохранить всю эту переписку в секрете от рядового рыцарства, – его представителю, Роберту де Кляри, она осталась неизвестной. Нельзя было обнародовать и последнее письмо папы. Бонифаций Монферратский, сообщая об этом Иннокентию III, не без основания указывает, что это было бы равносильно роспуску крестоносного ополчения.[1478]1478
  FRA. DA., v. XII, 414.


[Закрыть] Это побудило Иннокентия смягчить свое первоначальное решение в том смысле, что, оставляя интердикт по отношению к венецианцам в силе, он в то же время «с горечью в сердце» разрешил крестоносцам «деловое» общение с ними.[1479]1479
  Ibid., p. 418.


[Закрыть] Вместе с тем он рекомендовал вождям крестоносцев, чтобы они, скрывая до прибытия к месту назначения свое истинное отношение к своим союзникам, по миновании в них надобности, при первом удобном случае «подавили их злокозненность».[1480]1480
  Ibid., p. 419.


[Закрыть]

До папы тем временем дошли слухи о новой затее венецианцев и их союзников. Иннокентий III спешит предупредить вождей ополчения: «Император (Алексей III) и его люди… допустили проступки, но не ваше дело судить о их преступлениях…, не для этого приняли вы крест».[1481]1481
  Ibid., p. 417.


[Закрыть]

Отрицательное отношение Иннокентия III к походу на Константинополь вытекало, однако, не только из указанных выше соображений и мотивов, которые он высказывал в своей переписке: по-видимому, папа не особенно верил в успех новой авантюры, задуманной в крестоносном лагере. Гунтер Парижский, писавший со слов аббата своего монастыря Мартина, принимавшего близкое участие во всех этих делах, прямо заявляет, что папа не был бы противником похода под Константинополь, если бы только он надеялся на успех, но он очень опасался, что крестоносцы будут отражены Алексеем III, в распоряжении которого находилось свыше тысячи одних только рыбачьих судов, а такая неудача, естественно, должна была пустить все предприятие ко дну.[1482]1482
  Gunther Parisiensis, op. cit., p. 78.


[Закрыть] Этим объясняется и то обстоятельство, что Иннокентий III очень легко примирился с событиями, когда потом увидел, что его предположения оказались ошибочными.

Письмо папы с запрещением крестоносцам похода под Константинополь, кажется, уже не застало флота союзников в Задаре. Весной 1203 г., предварительно разрушив все укрепления этого города, венецианцы вместе с крестоносной армией направились к югу, следуя вдоль Далматинского побережья.

3. Поход на Константинополь

Ближайший виновник нового изменения в направлении четвертого крестового похода, Алексей появился в лагере крестоносцев или незадолго до отплытия из Задара, или догнал венецианский флот уже в пути на специально оставленных для него кораблях.[1483]1483
  Robert de Clary, op. cit., p. 23.


[Закрыть] Во всяком случае, во время следования венецианского флота вдоль восточных берегов Адриатики, Алексей находился уже среди своих союзников, так как и Вильардуэн, и Никита согласно указывают, что прибрежные города Адриатики, признававшие верховенство над собой византийского императора, как например, Драч и Дубровник, признали в Алексее своего законного властелина.[1484]1484
  Villehardouin, op. cit., p. 29; Devastatio Const, ed. cit., p. 88.


[Закрыть] Таким образом, на первых порах разрешение задачи восстановления законных прав семьи Исаака на византийские владения проходило довольно гладко.

Тяжелые затруднения ожидали вождей крестоносного ополчения на Корфу, где крестоносная армия остановилась, как для того, чтобы подчинить этот остров Алексею, так и для того, чтобы соединиться здесь с теми крестоносными ополчениями, которые по разным причинам направились на Восток не через Венецию, и на Корфу поджидали основные силы крестоносного войска. Здесь крестоносцы провели еще около трех недель, так как, по объяснению Вильардуэна, «остров был очень богат и полон всяких благ».[1485]1485
  Multe ère riche et plenteuroise…


[Закрыть]

Во время этого пребывания на острове в крестоносной армии опять начались разногласия, подобные тем, от которых крестоносная рать, как мы видели, страдала и в Венеции, и в Задаре; более половины войска отказывалось следовать на Константинополь и требовало похода в Сирию. Один из вождей ополчения в своем письме сообщал: «Из-за этого между нами началось великое разногласие и смятение… Все кричали надо направиться в Акру… Лишь немногие одобряли поход на Константинополь».[1486]1486
  Buchon, Recherches, v. 11, p. 64.


[Закрыть] Робер де Кляри со свойственной ему непосредственностью живо передает споры вокруг этого вопроса. «Что нам делать в Константинополе»? – кричали одни… «А что нам делать в Александрии без продовольствия и средств?» – вопросом же отвечали другие…[1487]1487
  Robert de Clary, op. cit., p. 24.


[Закрыть] Запросили мнения епископов, бывших при армии, не будет ли константинопольский поход греховным… Те поспешили успокоить на этот счет смятенные души сомневающихся.[1488]1488
  Ibid., p. 34. – Et li vesques respondirent et disent, que che n'estoit mie pechies…


[Закрыть]

Под усиленным нажимом Дандоло и Бонифация сопротивление противников похода было еще раз сломлено и константинопольское его направление еще раз подтверждено. Оппозиции удалось добиться лишь клятвенного обещания со стороны вождей ополчения, что крестоносное войско будет заниматься константинопольскими делами не далее, чем до дня св. Михаила, т. е. до начала ноября, а после этого срока «без задержек, по доброй воле и без всякого обмана» будет переправлено в Сирию.[1489]1489
  Villehardouin, p. 31.


[Закрыть] После этого единство в крестоносном ополчении было восстановлено.[1490]1490
  Robert de Clary, p. 34. – Adont si s'accorderent tout li pelerin et li venicien, que on i al'ast…; Villerhardouin, op. cit., pp. 31, 32.


[Закрыть]

Накануне троицы соединенные силы крестоносцев при благоприятной погоде и попутном ветре двинулись далее. Флот обогнул мыс Малею и пристал на некоторое время к Негропонту. Отсюда небольшая часть его совершила диверсию в направлении острова Андроса и Киклад с целью подчинения их власти низвергнутой Алексеем III семьи. Затем каждая из частей флота двигалась своим путем по направлению к Мраморному морю. Около Абидоса обе части флота соединились вновь и поплыли далее. Через короткое время в чудесный июньский день перед восхищенным взором крестоносцев предстал во всем своем блеске и красоте царственный город.[1491]1491
  Ibid., pp. 31, 32.


[Закрыть]

После короткой остановки у монастыря св. Стефана в предместьи Константинополя крестоносный флот 23 июня 1203 г. бросил якорь у Халкиндона.[1492]1492
  Ibid., p. 34.; Nicetas, op. cit., p. 717.


[Закрыть]

Крестоносцы и венецианцы рассчитывали, что у низложенного императора Исаака и его сына найдется в столице немало сторонников, которые облегчат им задачу по водворению Алексея и его отца на троне. Отвергнув переговоры, начатые было императором Алексеем III, Дандоло и Бонифаций демонстрировали привезенного ими принца перед населением столицы, проплыв с ним под стенами Константинополя и агитируя в его пользу.[1493]1493
  Villehardouin, p. 36; Robert de Clary, p. 35.


[Закрыть] Демонстрация эта не дала никакого эффекта, – надо было добиваться поставленной цели силой.

Это была нелегкая задача. Перед армией крестоносцев, нуждавшейся в продовольствии и насчитывавшей едва ли значительно более 30 тыс. бойцов, лежал самый большой город средневековья, город хорошо укрепленный, с населением до 400 тыс. человек и гарнизоном, далеко превосходившим по численности армию крестоносцев.[1494]1494
  Villehardouin, pp. 37, 40, 46, 59.


[Закрыть] Сомнение закрадывалось даже в отчаянные головы многих авантюристов. Только полная неподготовленность столицы к обороне, слабая сила сопротивления греческих войск, пассивное поведение населения столицы и непреодолимая трусость императора Алексея обеспечили крестоносцам успех затеянного ими дела.[1495]1495
  Nicetas, op. cit., p. 723.


[Закрыть]

В начале июля крестоносная армия высадилась на правом берегу Босфора, овладела Золотым Рогом и Галатой, и после небольшой передышки, занятой мелкими стычками, начала штурмовать город – венецианцы с моря, крестоносцы – с суши. 17 июля венецианцам удалось овладеть несколькими башнями, они ворвались в город и зажгли часть его, примыкавшую к атакованному участку городской стены.[1496]1496
  Ibid., p. 722.


[Закрыть] Престарелый Дандоло под знаменем св. Марка принимал непосредственное участие в битве.[1497]1497
  Villehardouin, p. 42.


[Закрыть]

Счастливо для крестоносцев сложилась и обстановка на суше. Негодование части населения столицы заставило Алексея «кое-как надеть оружие» и сделать вылазку против окопавшихся у стен города рыцарей. Ни та, ни другая сторона не решалась начать битву. Наконец, Алексей отвел свои войска обратно в город. Это было все, что он сам сделал для обороны столицы и своего трона. Рассказ Робера де Кляри слишком напоминает chansons de gestes, чтобы быть правдивым.[1498]1498
  Robert de Clary, pp. 39, 40.


[Закрыть] Правдивее гораздо Никита: «Мысль о бегстве, неотвязчиво преследовавшая Алексея, и непобедимая робость его ближайших советников помешали ему сделать то, что надо было сделать». В следующую же ночь, захватив царскую сокровищницу, Алексей бежал из города «в малодушии, в трусости, он променял блага всех городов, областей и всего народа на свое личное спасение и то – сомнительное», – с горестью и возмущением рассказывает Никита.[1499]1499
  Ibid., p. 42; Nicetas, p. 722.


[Закрыть] «Это был случай, когда Господь во всем своем блеске проявил свое всемогущество», – повествует о тех же событиях Вильардуэн.[1500]1500
  Villehardouin, p. 44.


[Закрыть] Город оказался в руках крестоносцев.

После этого не было препятствий к восстановлению Исаака на троне и соправительству Алексея. Оба императора, отец и сын, поспешили под нажимом крестоносцев и венецианцев подтвердить договор, заключенный ранее Алексеем.[1501]1501
  Ibid., p. 46.


[Закрыть] После этого крестоносное ополчение, по просьбе Исаака и Алексея, покинуло город и расположилось в его окрестностях, в изобилии снабженное всем необходимым.

Теперь, казалось, можно было приступить к разрешению основной задачи похода, нанести удар мусульманам в Египте или в Сирии. Но тут возникли новые препятствия: надо было удовлетворить просьбу императоров об отсрочке отъезда до весны 1204 г., так как они пока не чувствовали себя в силах сохранить в своей власти город и империю, да у них не было и денег, чтобы расплатиться со своими союзниками, без чего те не хотели и не могли двинуться куда бы то ни было. В крестоносном стане поднялись опять споры: одни настаивали на немедленной отправке ополчения во «св. землю», другие вполне резонно указывали на необходимость закончить дела в Греции, укрепить получением обусловленной по договору с Алексеем суммы финансовую базу дальнейших операций и переждать неблагоприятное для плавания по Средиземному морю зимнее время под Константинополем. «С помощью божией, – сообщает благочестивый Вильардуэн, – доброе мнение восторжествовало».[1502]1502
  Ibid., p. 48.


[Закрыть] Крестоносцы решили остаться, а венецианцы «выразили согласие» продолжить договор о пользовании их флотом еще на один год, конечно за соответствующее вознаграждение, уплату которого брали на себя Исаак и Алексей. Таким образом, клятвенное обещание вождей крестоносного ополчения направить крестоносное войско против мусульман после Михайлова дня 1203 г., данное ими крестоносцам на Корфу, было забыто.

Теперь предстояло решить две новых задачи: во-первых, надо было завоевать хотя бы ближайшие места к столице для Исаака и Алексея и во-вторых, добиться уплаты огромных сумм, выговоренных по договорам с обоими императорами. Первую часть этой программы взял на себя с основной массой крестоносцев Бонифаций, а вторую – Дандоло со своими венецианцами. Первая из этих задач была решена без особых усилий, хотя нужно сказать и без особого успеха. Бонифаций вместе с Алексеем совершили небольшой поход в ближайшие к Константинополю районы и добились с их стороны признания совершившегося в столице переворота. Поход был непродолжителен: в середине ноября Бонифаций и Алексей были уже в столице.[1503]1503
  Ibid., p. 51.


[Закрыть]

Гораздо более сложной оказалась задача, которую надо было разрешать Дандоло. Сумма задолженности была огромной, а государственная казна пуста, и не было надежды на ближайшее ее пополнение, так как целый ряд провинций и в их числе богатейшие малоазиатские фемы не признавали совершившегося в Константинополе переворота и не платили налогов. То, что императорам удалось первоначально собрать и вручить крестоносцам, хоть и покрыло все произведенные ими до этого издержки[1504]1504
  Ibid., p. 47.


[Закрыть], тем не менее не составляло и половины общей сумму их претензий. Никита с возмущением рассказывает об усилиях Исаака собрать нужные средства: обобрав казну, использовав личное достояние императрицы Евфросинии и ее родственников, «он святотатственно коснулся неприкосновенного, …он пошел в храмы, – иконы повергались наземь и разрушались топорами, … содрав драгоценные оклады с них, бросали их в переливку, … похищали из церквей священные сосуды, переплавляли их и отдавали неприятельским войскам в виде обыкновенного серебра и золота …»[1505]1505
  Nicetas, op. cit., p. 729.


[Закрыть] И тем не менее становилось все яснее, что те обещания, которые надавал Алексей и которые был вынужден подтвердить Исаак, были невыполнимы.

Когда Алексей вместе с Бонифацием вернулись из похода, то молодой император, до того времени охотно бывавший в лагере крестоносцев, теперь стал избегать свидания с ними, как должник, который прячется от назойливого кредитора. С тем большей энергией крестоносцы и венецианцы настаивали теперь на выполнении контракта. Дело дошло до угроз со стороны последних применить силу. Об этом согласно говорят и представитель верхов крестоносного ополчения Вильардуэн, и представитель его низов Робер де Кляри.[1506]1506
  Villehardouin, p. 51: Robert de Clary, pp. 48, 49.


[Закрыть]

Все это ожесточило обе стороны. Ряд дополнительных обстоятельств осложнили положение еще более. Население столицы с крайним недоверием смотрело на «латинян» и было склонно приписывать им все несчастия, которые обрушивались на его голову. Осенью 1203 г. в городе произошел большой пожар, уничтоживший большое количество общественных и частных зданий, и оставивший без крова, в частности, значительное количество западно – европейских выходцев, проживавших в столице Восточной империи. Жители города не замедлили обвинить в этом несчастии крестоносцев.[1507]1507
  Villehard., p. 49; Nicetas, pp. 730, 731.


[Закрыть] С другой стороны, присутствие возле стен Константинополя целой армии должно было повлечь за собой рост цен на жизненно необходимые продукты. Это особенно затрагивало низы крестоносного ополчения, – не даром именно Робер де Кляри сообщает об этом, указывая цены на отдельные продукты.[1508]1508
  Robert de Clary, p. 49.


[Закрыть]

Положение обоих императоров становилось невыносимым: они не могли теперь с уверенностью рассчитывать на раздраженные войска крестоносцев и венецианцев, но не привлекли к себе расположения также и со стороны греков; крестоносцы угрожали им теперь войной, а среди греков уже зрели планы низвержения ставленников ненавистных «латинян». В этих условиях византийские властители попробовали обратить свои взоры на Запад: Алексей написал Иннокентию III послание, в котором изъявлял желание воссоединить восточную церковь с западной. Папа, прекрасно осведомленный относительно того, в каком положении находились Исаак и Алексей, ответил очень сдержанно, рекомендуя императорам перейти от слов к делу.[1509]1509
  FRA DA., v. XII, pp. 432, 433.


[Закрыть] Но выполнение и этого обещания было по крайней мере столь же трудно, как и выплата обещанных сумм крестоносцам, вследствие чего переговоры о воссоединении церквей пока на этом и остановились.

Между тем взаимоотношения между императорами и крестоносцами продолжали ухудшаться. Зимой начались враждебные действия. Когда попытка Алексея сжечь венецианский флот путем внезапной атаки брандеров не удалась, в городе произошло движение народных масс и дворцовый переворот, приведший на трон Алексея Дуку, по прозванию Мурзуфла, и низвержение Исаака и Алексея. Исаак вскоре после этих событий умер, а Алексей погиб в тюрьме от рук палача.[1510]1510
  Viliehard., p. 53; Rob. de Clary, p. 60.


[Закрыть]

Борьба теперь вступила в новую фазу. Крестоносцы оказались теперь вне города, ворота которого были для них закрыты: «Таким образом, – пишет аноним Суассонский, – наши, будучи удалены из царственного города, проводили время, находясь между ним и морем, в то время, как со стороны греков днем и ночью угрожала смерть»…[1511]1511
  Anonymi Suess., op. cit., Exuviae, p. 6.


[Закрыть] Неудивительно, что крестоносцы струсили и попробовали, «скрывая страх»[1512]1512
  Gunter. Paris., op. cit., pp. 92, 93.


[Закрыть], вступить с Алексеем Мурзуфлом в переговоры, из которых, однако, ничего не получилось.[1513]1513
  Nicetas, pp. 751, 752.


[Закрыть] Теперь задача крестоносного войска и венецианцев внезапно расширилась: они должны были приступить к завоеванию столицы, или отправиться ни с чем восвояси. Так события привели участников четвертого крестового похода ко вторичной осаде Константинополя.

На этот раз враждебные действия крестоносцы оправдывали желанием наказать узурпатора Алексея Мурзуфла за убийство Алексея IV, но это было только предлогом, действительные цели крестоносцев и особенно венецианцев шли гораздо далее. Это показывают те договоры, которые крестоносцы, насильники и грабители, заключили между собою по разделу ожидавшихся территориальных захватов и добычи. Не подлежит сомнению, что именно венецианцы проявили во всем этом деле особенное упорство и настойчивость, – за это говорит отчасти львиная доля, которую они постарались обеспечить за собой из намечавшейся добычи. Само собой разумеется, что они были совершенно равнодушными к гибели Алексея, но почувствовали себя серьезно задетыми тем, что из их рук вырвана была эта жертва.

Затруднительным было и положение Иннокентия III. Руководство походом, им затеянным, – теперь это было ясно для всех, – было окончательно вырвано венецианцами из его рук. Оружие, которым папа думал вернуть себе руководящую роль, оказалось недейственным, по крайней мере, по отношению к главным виновникам всех событий, венецианцам: они не обращали на папский интердикт никакого внимания. Наметившийся успех предприятия, с другой стороны, обещал ряд выгод и «св. престолу». Папа, все еще не покидавший мысли направить поход против мусульман, резко изменил тон. На смиренное послание крестоносцев с извещением о том, что Алексей водворен на императорском троне и готов выполнить свое обещание о воссоединении церквей, папа ответил выражением своего удовлетворения и для приличия напомнил баронам о том, что вот теперь как раз и следовало бы приступить к выполнению данного обета относительно «святой земли».[1514]1514
  FRA. DA., v. XII, p. 435. – Ad recuperatienem Terrae sanctae totis viribus insistatis…


[Закрыть] Надо было, очевидно, как-то поладить и с наиболее упорными в своем «заблуждении» сынами церкви, венецианцами. В конце января 1204 г., когда дела в Константинополе явно клонились к своей трагической развязке, папа наставляет своего незадачливого легата, Петра Капуанского, который в это время мирил в Тире враждовавших между собою генуэзцев и пизанцев: «Тебе надлежит прилежно увещевать дожа и венецианцев, и привести их к раскаянию в содеянном, с тем, чтобы они могли воспользоваться благостью снятия с них интердикта по установленной церковью форме». Папа при этом рекомендует легату не опасаться потери его, папы, расположения к нему, если «по настоятельной необходимости» ему придется вступить в сношения с грешниками с лагун.[1515]1515
  Ibid., p. 441. – De indulgentia nostra securus labem peccati propter hoc nullatenus pertimescas…


[Закрыть] Разумеется, для выполнения этой миссии Петру Капуанскому не приходилось дожидаться венецианцев в Сирии, а надо было самому направиться в Константинополь. Не дожидаясь результатов деятельности своего легата, Иннокентий III в феврале того же года сам пишет дожу о настоятельной необходимости для него испросить прощение у «св. престола»: «Смойте слезами раскаяния греха вашего скверну», – заканчивает папа свое послание.[1516]1516
  Ibid., p. 443.


[Закрыть]

Между тем события под Константинополем развертывались с необычайной быстротой.

Алексей V, видя неизбежность открытой борьбы против крестоносцев, попробовал перейти в наступление. Греки атаковали часть крестоносных войск в районе Филе, но их командир, Генрих Фландрский, не дал захватить себя врасплох.[1517]1517
  Robert de Clary, pp. 53, 54.


[Закрыть] Атака была отражена, и этим был исчерпан наступательный порыв греческих войск. Они укрылись за крепкими стенами столицы.

К весне 1204 г. дипломатическая и техническая подготовка к штурму в лагере крестоносцев была закончена. Стены Константинополя были атакованы в первый раз 9 апреля. Штурм был отбит, но это лишь на короткий срок ослабило энергию осаждавших войск. Двенадцатого апреля он был повторен, и осаждавшим удалось ворваться в город. Немцы, французы, венецианцы оспаривали друг у друга эту честь. Аноним Суассонский ратует за своих соотечественников, французов, хотя и указывает, что проникли они в город с венецианских кораблей[1518]1518
  Exuviae, pp. 6, 7.


[Закрыть]; Гунтер Парижский приписывает успех «какому-то немецкому графу», удачно поджегшему обороняющийся город[1519]1519
  Ibid., p. 101.


[Закрыть]; кажется, однако, что и на этот раз именно венецианцы добились решительных результатов, атаковав укрепления со стороны воды, где оборонявшиеся считали их особенно надежными.

Начались трагические дни Византийской столицы. Император бежал. Возник еще раз страшный пожар. Беззащитный город сделался добычей разнузданной солдатески {так. OCR}. Разграблены были храмы, дворцы и гробницы императоров; замечательные памятники искусства, веками украшавшие столицу, были низвергнуты, разбиты и расплавлены[1520]1520
  Nicetas. De signis Constantinopolitanis, ed. cit., pp. 854 ss.


[Закрыть]; драгоценные ткани, хотя бы это были и церковные завесы, были сорваны и расхищены; даже реликвии, причудливые предметы средневекового суеверия, стали предметом грабежа и торга.[1521]1521
  Exuviae, pp. 7, 8, 20, 21, 35–44, 104–106, 145–148.


[Закрыть] Невероятные злодейства, которыми сопровождался этот грабеж, расхищение и уничтожение веками собранных ценностей, потрясли современников, и даже в далеком Новгороде летописец поведал своим соотечественникам об ужасающей судьбе Царя – города.[1522]1522
  Собр. Летоп., т. III, стр. 29 и след. Источники четвертого крестового похода венецианского происхождения замалчивают эти злодейства.


[Закрыть]

Армия разместилась в полусгоревшем городе: высокие бароны и знатные венецианцы выбрали себе лучшие из уцелевших зданий, крестоносная масса размещалась, как могла.[1523]1523
  Robert de Clary, p. 64. – Si alerent dont qui miex, miex…


[Закрыть] Город был окончательно захвачен. Выбранный наспех, в последнюю минуту император Феодор Ласкарис поспешил укрыться в Никее. Вожди крестоносного ополчения и Дандоло могли поздравить себя с успехом, который превзошел самые смелые их ожидания.

Совершилось невероятное: огромный город с превосходной системой укреплений, войсками, многочисленным населением сделался добычей каких-нибудь двух-трех десятков тысяч авантюристов. Город не был изнурен продолжительной осадой и голодом, не чувствовал недостатка в оружии и припасах, не переживал пароксизма лихорадочной внутренней борьбы и все же пал. Он пал не от храбрости крестоносных головорезов, не от мудро составленных вождями ополчения планов нападения; он пал от равнодушия народных масс к его судьбе. Византийская бюрократия и феодалы, веками угнетавшие народ, не желавшие и не умевшие защитить его интересы даже перед лицом мелких итальянских торговых республик, не могли искать себе поддержки у масс городского населения столицы; – они ее и не искали: при помощи наемников думали они отстоять столицу империи. Не случайно, что в период первой осады и первого штурма Алексея III поддерживали пизанцы, сражавшиеся за него на городских стенах, а не ромеи, его подданные. Никита Хониат, сам принадлежавший к императорской бюрократии, с горечью рассказывает, как простой народ, ремесленники, крепостные крестьяне со злорадством смотрели на бежавшую знать, нарочито переодетую в рубище, грязью и сажей перемазавшую лица своих жен и дочерей.[1524]1524
  Nicetas. Historia, ed. cit., pp. 778, 779.


[Закрыть] «Земледельцы и простые люди, – говорит Никита, – издевались над ними, византийцами, неразумно считая наше несчастье, нашу бедность и наготу, уравнением в положении с ними, нисколько не вразумляясь несчастиями своих ближних».[1525]1525
  Ibid., p. 785.


[Закрыть] Страшный погром коснулся в первую очередь, если не исключительно, кварталов богачей, так как в лачугах константинопольской бедноты грабителям нечего было взять, и едва ли голой клеветой является другое утверждение Никиты: часть константинопольского торгового люда сама приняла участие в скупке награбленного в церквах и богатых домах столичной знати.[1526]1526
  Ibid., pp. 785, 766.


[Закрыть] Все это было заслуженным возмездием за века угнетения и презрения к народным нуждам и интересам.

Венецианцы хорошо знали внутреннее состояние империи и смело шли к своей цели. Вожди крестоносных войск следовали их примеру, полагаясь на мудрость венецианского вождя, которому не отказывают в ней и те бытописатели событий, которые вовсе не дружественно настроены по отношению к венецианцам.[1527]1527
  Для примера можно указать на того же Гунтера, который характеризует Дандоло следующим образом: «Vir quidem prudentissimus, dux videlicet Venetiarum, cecus quidem in facie, sed perspicatissimus in mente, qui corproris cecitatem animi vigore atque prudentia optime compensabat». (Exuviae, p. 91).


[Закрыть] Крестоносная мелкота приводилась в движение тою же жаждой стяжания которая «вдохновляла» и вождей, но стяжания мелкого, не выходившего за рамки обычного рыцарского разбоя. Мудрый Дандоло прекрасно разбирался в этой психологии оказавшихся у него под рукой крестоносных авантюристов и смело и неуклонно проводил свою политику, точнее – политику своего класса, венецианских купцов и ростовщиков. Венецианцы правильно также оценили и позицию главы католического мира, папы. Они видели вперед дальше Иннокентия III и были уверены, что победителей судить не будут. Они в этом и не ошиблись. Мы уже видели, как резко снизил тон своих упреков знаменитый римский первосвященник, как только увидел, что он недооценил серьезности затеянной венецианской плутократией авантюры.