Текст книги "Тайны военной агентуры"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Но плану нападения на Перл-Харбор продолжал упорно противостоять генеральный военно-морской штаб, и тут задача его проталкивания была гораздо более сложной. Здесь Ямамото приходилось иметь дело с самой верхушкой флотской иерархии. Но у адмирала имелся наруках один сильный козырь, и в конце октября он решил послать в штаб своего эмиссара, чтобы раскрыть карты. Для этого поручения он выбрал капитана Камето Куросима, проинструктировав его, как поступить в том случае, если никакие убеждения на штабных не подействуют.

Куросима же, решив не тратить времени попусту, отправился прямо к начальнику оперативного отдела военно-морского генерального штаба капитану Садатоси Тамиока, толковому и грамотному офицеру.

«Адмирал Ямамото настаивает, чтобы его план был принят,– сказал Куросима.– Он уполномочил меня уведомить вас, что, если этого не произойдет, он не сможет более нести ответственность за безопасность империи и, не имея иного выхода, вместе со своим штабом попросит об отставке».

Томиока вытаращил глаза, его нижняя челюсть отвисла. Эффект от предъявленной угрозы был подобен взрыву бомбы. Он немедленно дал свое личное согласие на нападение, и Куросима отправился к следующему по очереди штабисту, чтобы предъявить врученную ему

Ямамото «бомбу». Так он обошел весь генеральный штаб, которому, таким образом, пришлось наконец санкционировать атаку Перл-Харбора. Это было большой победой Ямамото, добытой только благодаря его исключительному положению и влиянию в военно-морских силах Японии. Ни один из членов штаба не мог себе представить ведение войны без Ямамото во главе объединенного флота. «Это было бы немыслимо»,– сказал позднее один из адмиралов.

Сразу после этого японские шпионы на Гавайях получили приказ максимально активизировать свою деятельность. Перл-Харбор был условно разделен на пять зон, обозначенных А, В, С, D, Е, из которых поступали регулярные сообщения о прибытии или уходе американских военных кораблей. Теперь же в Токио хотели знать точное место стоянки каждого корабля, а также множество других сведений, связанных с системой воздушного патрулирования и расположением самолетов на земле. Большую часть этой информации можно было получить вполне легальным способом – простым наблюдением. Для этой цели из членов консульства в Гонолулу была организована японская «Красная капелла», в которой «первую скрипку» играл молодой сотрудник, называвший себя Тадаси Моримура. Его настоящее имя было Такео Есикава, и прежде он служил лейтенантом в императорских военно-морских силах.

Прибыв 28 марта 1941 года на Гавайи, Есикава предстал перед генеральным консулом Нагао Кита, профессиональным дипломатом, недавно переведенным в Гонолулу. Кита увидел стройного молодого человека среднего роста, выглядевшего значительно моложе своих двадцати девяти лет и совершенно не походившего на прожженного шпиона. В самом деле, он производил впечатление трогательно наивного юноши того типа, вокруг которых любят порхать молоденькие барышни и которых почтенные матроны начинают опекать, а пожилые мужчины называют «сынок». Есикава еще не имел опыта агентурной работы, к тому же у него отсутствовала одна фаланга на указательном пальце левой руки – запоминающийся изъян, который в дальнейшем мог привести к его разоблачению. У Кита возникли серьезные сомнения насчет того, подходит ли он вообще для выполнения возложенной на них задачи.

Но Токио не допускал ошибок в подобных вопросах. Отсутствие у Есикава опыта «дипломатической» работы наоборот было его преимуществом, так как он до сих пор не фигурировал в списках атташе и не успел привлечь к себе внимание американских контрразведчиков. Необходимую же для его деятельности подготовку он прошел.

Есикава происходил из небогатой и незнатной семьи (его отец был полицейским). Закончив военно-морскую академию, он поступил лейтенантом на флот, из которого, прослужив год, был вынужден уволиться по болезни.

Но любовь к соленой воде не давала ему покоя на гражданской жизни, и несколько месяцев он отчаянно хандрил. Некоторое время спустя к нему явился морской офицер, который сообщил, что, если он имеет желание работать агентом разведки, флот вновь готов взять его. При этом ему, правда, рекомендовали оставить всякие надежды на продвижение, однако Есикава счел это небольшой ценой за право вернуться в свои любимые военно-морские силы и с радостью согласился.

Данные Есикава инструкции были простыми. Ему предстояло стать экспертом по Тихоокеанскому флоту Соединенных Штатов и его базам в Маниле, на Гуаме, на Гавайях, и он должен был улучшить свой английский. Четыре следующих месяца Есикава просидел в Американском отделе разведывательного ведомства, изучая военно-морской и военно-воздушный справочники «Джейн» и просматривая американские газеты, журналы и технические книги. К концу этого срока он уже знал названия и внешний вид всех американских военных кораблей, типы самолетов и их конфигурацию, а также технические характеристики и общее количество тех и других.

В конце 1940 года Есикава получил указание сдать экзамен по английскому языку в министерстве иностранных дел, с тем чтобы получить назначение дипломатом младшего ранга для прикрытия его истинной миссии. (Адмирал Кандзи Огава, бывший заместителем начальника военно-морской разведки, утверждает, что подобное назначение не являлось чем-то необычным. Офицера увольняли из флота, и он становился гражданским, после чего его брали в министерство иностранных дел и посылали туда, где он мог принести пользу военно-морским силам,– в общем, все происходило как в случае с Есикава: медицинской службе флота намекнули, что этот лейтенант оказался бы более ценным без военной формы, нежели в оной, после чего у него наступил период вынужденного угнетающего бездействия для прихода в нужное настроение, а затем...)

В Гонолулу, после того как он официально заступил на свою официальную должность – в государственном департаменте Соединенных Штатов он был зарегистрирован как первый секретарь посольства,– Есикава энергично взялся за дело. Каждый день он прочитывал от корки до корки выходящие в Гонолулу газеты; обращая особое внимание на новости о кораблях и заметки о жизни и быте американских моряков и летчиков. Ежедневные прогулки по Перл-Сити позволяли ему наблюдать за островом Форд и его взлетно-посадочной полосой, а два-три раза в неделю Есикава наведывался в закусочную с минеральным источником, принадлежавшую пожилому японцу и стоявшую на самом краю полуострова Перл-Сити, как раз напротив острова Форд и очень близко к Перл-Харбору.

Здесь он мог узнать много ценной информации – скоро ли уйдет из гавани флот, загружают ли корабли топливом и припасами – просто наблюдая. Вечерами Есикава заходил также в бары, которые любили посещать американские военнослужащие, и слушал там их разговоры, имеющие отношение к службе, но он редко задавал вопросы сам, боясь привлечь к себе внимание. Тень ФБР неотступно преследовала его, и он очень боялся разоблачения. Кита рассказал ему об этой «ужасной» организации, и Есикава не оставлял страх перед записывающими устройствами, которые могли быть установлены в консульстве или в каком-нибудь из облюбованных им ресторанов. Поэтому их встречи с Кита часто проходили ночами, когда остальные сотрудники консульства уже спали, и они обменивались своей секретной информацией и беседовали при помощи записок, которые потом сжигали.

Есикава оказался весьма ценным клиентом для водителей такси Гонолулу, так как он брал машины очень часто и неоднократно менял по дороге. Кита запретил ему иметь собственный автомобиль, так как номер позволил бы его легко идентифицировать и выслеживать, а малейшее происшествие привело бы, благодаря полицейским рапортам, к огласке.

Существовавший на Гавайях оживленный туризм предоставлял Есикава в его деятельности массу возможностей. До тех пор, пока Соединенные Штаты не объявили эмбарго на все торговые и культурные связи с Японией, он встречал каждый прибывающий с родины корабль и брал ничего не подозревающих и приятно удивленных японских туристов в экскурсионные туры. Эти экскурсии служили прикрытием для его многочисленных поездок, которые иначе бы выглядели весьма подозрительно. Как-то раз, надев цветастую гавайскую рубаху и прихватив с собой одну из своих приятель-ниц-гейш, Есикава отправился в круиз над Оаху – на воздушную туристическую прогулку, которая давала ему возможность с высоты осмотреть аэродромы Уилер и Хикам. Он также разглядывал взлетные полосы и с воды – когда с рыбацких лодок, а когда купаясь.

Прекрасную возможность наблюдать Перл-Харбор давали тростниковые поля у городка Айеа, и несколько раз Есикава приходил туда в одежде сельскохозяйственного рабочего и рассматривал стоявшие в гавани корабли с разных мест, оставаясь на каждом из них не дольше получаса.

Одним из заведений, которые особенно любил посещать Есикава, был Сюнте-Ро (ресторан Весенней Поры) – построенный в японском стиле чайный домик на высотах Алюа, господствующих над окружающей местностью и дающих отличный обзор Перл-Харбора и аэродрома Хикам. Иногда он прикидывался совершенно опьяневшим, чтобы не идти домой, и заботливый персонал Сюнте-Ро укладывал его спать в комнате, выходящей окнами на гавань.

Однажды Есикава удалось таким образом увидеть ранним утром выход флота в океан – величественное зрелище, заставляющее трепетать сердце каждого моряка. Он наблюдал его с профессиональным интересом, замечая, сколько на это потребовалось времени, какой маневр применялся и какое при этом место занимал каждый корабль. Для Токио эти сведения были чрезвычайно важны, так как предстояло составить соответствующий дополнительный план действий на случай, если американский флот попытается выйти из гавани во время нападения.

7 августа на аэродроме истребительной авиации Уилер в центре Оаху проводилось воздушное шоу, на которое была приглашена местная публика, и среди тех, кто принял приглашение с особой радостью, был Есикава. Кинокамеры были строго запрещены, но его это совершенно не расстроило – он увидел все, что хотел, ничего не упустив, и по возвращении в консульство изложил свои впечатления на бумаге.

Есикава работал не зная отдыха. Праздников для него не существовало, а выходные были обычными буднями. Токио имел на Гавайях множество других агентов, составляющих целую шпионскую сеть, но Есикава считал их деятельность – и не без оснований – дилетантской.

Сознавали ли американские руководители, что Перл-Харбор может стать объектом нападения? Безусловно. «Если начнется война с Японией,– писал морской министр Френк Нокс военному министру Генри Стимсону 24 января 1941 года,– то вполне возможно, что первым актом враждебности будет нападение на наш флот или военно-морскую базу Перл-Харбор».

Спустя три дня (когда не прошло еще и двух недель после того, как Ямамото ознакомил со своим замыслом Ониси) посол Соединенных Штатов в Японии Джозеф Грю отправил в государственный департамент зашифрованное сообщение:

«Мой перуанский коллега слышал от разных людей, в том числе и от японца, что планируется неожиданное нападение на Перл-Харбор на случай окончательного ухудшения отношений между Японией и Соединенными Штатами. Он сказал, что сообщает об этом плане потому, что слышал о нем в разным местах, хотя сам подобный план представляется явно фантастичным».

Департамент передал эту информацию, принадлежащую к числу важнейших в истории подготовки и начала войны на Тихом океане, командованию военно-морских сил, которое, в свою очередь, передало ее адмиралу Хасбенду Киммелю, командующему Тихоокеанским фло-. том Соединенных Штатов, с таким комментарием:

«Отдел военно-морской разведки не считает данные слухи заслуживающими доверия. На основании имеющихся данных о дислокации японских морских и сухопутных сил и о возложенных на них задачах нельзя говорить об осуществляемом или планируемом в обозримом будущем движении к Перл-Харбору».

Тем не менее в своей секретной депеше от 15 февраля Киммель отметил, что «объявлению войны может предшествовать внезапная атака на корабли в Перл-Харборе». Это послание явилось одним из трех блестящих по своей точности рапортов, направленных в Вашингтон в 1941 году. Последний из них, анализ «ситуации с авиацией на Гавайях», был подготовлен полковником Уильямом Фардингом, командовавшим Пятой бомбардировочной группой американских военно-воздушных сил на Гавайях. В этом пророческом документе, отправленном в военный департамент 20 августа, делалось предположение, что Япония может предпринять неожиданную атаку на Перл-Харбор силами шести авианосцев, что она будет проведена на рассвете – в самое удобное для воздушного удара время – и что соединение, скорее всего, подойдет с севера.

Для предупреждения такого нападения в рапорте среди прочих мер защиты рекомендовалось, чтобы самолеты осуществляли патрулирование по всем секторам– на 360 градусов вокруг островов. Для этого авиации на Гавайях требовались «сто восемьдесят самолетов B-17D или другие подобного же типа четырехмоторные бомбардировщики с таким же радиусом дальнодействия».

Если бы проекты могли сами собой осуществляться, песенка японцев, несомненно, была бы спета. В военно-воздушных же силах Соединенных Штатов не имелось ста восьмидесяти свободных «летающих крепостей», а те, что имелись, были крайне необходимы на Филиппинах, в Британии и на Атлантике, где они предназначались для участия в войне с нацистской Германией. Таким образом, в момент японского нападения 7 декабря авиация Гавайских островов насчитывала всего двенадцать бомбардировщиков Б-17.

Летом 1940 года американские дешифровальщики разгадали дипломатический код японцев, что явилось одним из крупнейших достижений в истории разведки. Шпионские донесения Есикава и ответы на них из Токио, весь поток сообщений, приходящих в японское посольство в Вашингтоне и выходящих из него,– все теперь стало открыто американцам.

Однако столь ценное достижение оказалось слабо востребованным, и жизненно важные перехваченные шифрограммы, скапливаясь кучами, по нескольку дней оставались непрочитанными. Распространение полученных сведений, столь необходимых разведке, осуществлялось с искажениями отчасти из-за безграмотности занимавшихся ими людей, отчасти из-за стремления скрыть их источник. Из-за боязни, что японцы могут понять, что их коды расшифрованы, информацию часто не доводили до сведения тех, кто в ней нуждался больше всего. Адмирал Киммель признается, что ни один из так называемых волшебных радиоперехватов до него не дошел.

Осенью американское руководство и вовсе повернулось спиной к Перл-Харбору, чтобы заняться кризисом, назревающим в Атлантике. Борьба на морских коммуникациях достигла кульминации, когда немецкая подводная лодка торпедировала 4 сентября около Исландии американский эсминец. В охватившем всех возбуждении о Японии почти забыли, заметки о ней переместились на последние страницы газет и вновь появились на первых лишь 7 декабря. «В сложившейся в мире ситуации тихоокеанскому региону по-прежнему принадлежит важная роль»,– совершенно справедливо отмечал Киммель в своем письме адмиралу Харолду Старку, отвечающему за морские операции, 12 сентября, на что Старк беззаботно ответил: «Я со своей стороны не верю, что япошки собираются напасть на нас».

И такое настроение было преобладающим. Все свои взоры американцы обратили на Атлантику, не озаботившись тем, чтобы как следует прикрыть «задницу».

В конце сентября капитан 3-го ранга Гэнда начал проводить подготовку летчиков 1-го воздушного флота Японии к нанесению воздушного удара по Перл-Харбору. Эта задача была невероятно трудной, осложнявшейся еще и тем, что в целях секретности пилотам нельзя было рассказать, для чего конкретно их готовят. Не несколько десятков, а несколько сот самолетов разных типов – высотных бомбардировщиков, торпедоносцев, пикирующих бомбардировщиков, истребителей– предстояло слить в слаженное ударное соединение, способное лететь и действовать в строгом порядке. А времени оставалось уже не так много.

Человек, которого следовало назначить командовать таким соединением, должен был быть летчиком экстракласса, обладать абсолютной выдержкой и необыкновенными способностями военного руководителя. Гэнда знал такого человека: это был его однокашник по военно-морской академии капитан-лейтенант Мицуо Футида. В свои 39 лет Футида продолжал активно летать (в отличие от Гэнда), он участвовал в войне в Китае, был настоящим асом, имел 3000 часов полетов и обладал репутацией самого энергичного офицера японских военно-морских сил. Введенный Гэнда в курс дела, Футида сразу же загорелся идеей осуществления налета на Перл-Харбор.

Между тем Токио осуществил еще одну весьма важную разведывательную акцию. В сентябре японское правительство начало с Соединенными Штатами переговоры, имевшие своей целью некоторое ослабление запрета на заход в американские порты японских судов. После недели обсуждений этого вопроса посол Китиса-буро Номура и государственный секретарь Корделл Хэлл пришли к соглашению о курсировании трех пассажирских лайнеров между Японией и Соединенными Штатами с заходом на Гавайи, при условии, что на них не будут перевозиться никакие торговые грузы. Американское правительство пошло на эту уступку с добрыми намерениями, надеясь, что она ослабит нарастающее напряжение между двумя странами. Японцы поспешили воспользоваться этим. Сунь-Цзы, древнекитайский полководец и военный теоретик, весьма почитавшийся в Японии, сказал: «Если враг оставил дверь приоткрытой – ворвись в нее».

«Татута Мару», первый из трех японских кораблей, прибыл в Гонолулу 23 октября. Вскоре после того, как судно пришвартовалось, на его борт поднялся генеральный консул Кита, и капитан вручил ему запечатанный пакет. Генеральный штаб военно-морских сил среди прочего просил составить и переслать подробную карту с обозначением расположения, размеров и прочности всех военных строений на Оаху. В связи с этим, а также со своим особым заданием в Гонолулу была отправлена специальная миссия в составе капитан-лейтенанта Су гуру Судзуки, специалиста по американской авиации на Тихом океане, и капитана 3-го ранга Тосихыдэ Маэдзима, эксперта по подводным лодкам. Им предстояло составить собственное мнение о Перл-Харборе и доставить свои отчеты в генеральный штаб.

После остановки на Гавайях «Татута Мару» продолжил свое плавание к берегам Соединенных Штатов. Вторым из допущенных американцами в свои порты кораблей был «Тайе Мару», который и привез Судзуки и Маэдзима. Судно шло только до Гавайев, и представитель японского правительства объяснил это обстоятельство удивленным иностранным корреспондентам «особенностями туристического графика».

«Тайе Мару» отплыл из Йокогамы 22 октября. В списке его пассажиров не числился ни Судзуки, ни Маэдзима. Судзуки значился помощником казначея, а Маэдзима – судовым врачом. Вскоре после того, как японские берега скрылись вдали, лайнер повернул на север и двинулся маршрутом, которым должно было по плану идти на Перл-Харбор авианосное соединение. На протяжении всего плавания оба офицера, сменяя друг друга, день и ночь наблюдали за горизонтом. Результаты превзошли все ожидания. За весь переход к Гавайям им не попалось на глаза ни одно судно, и все время держалась подходящая погода – низкие свинцовые облака и туман, создававшие хорошее прикрытие.

Лишь когда до Оаху осталось 80 миль, из облаков вынырнул американский патрульный самолет.

«Тайе Мару» вошел в гавань Гонолулу в субботу 1 ноября в 8.30 утра – в точности как было запланировано: это был уик-энд и приблизительное время грядущей атаки. Лайнер причалил к восьмому пирсу у башни Алоа, и два офицера немедленно принялись рассматривать в бинокли Перл-Харбор и территории вокруг. «Тайе Мару» стоял в порту пять дней, и все это время Судзуки и Маэдзима оставались на борту корабля, как предписывали инструкции. Генеральный штаб, боясь насторожить американцев, хотел исключить любые возможные контакты своих агентов с американскими властями. Генеральный консул Кита сам посетил их только три раза в сопровождении двух своих сотрудников, которые несли секретные материалы на корабль и с него, так что, если бы вдруг Кита попал в контрразведку, при нем ничего бы не нашли, а для младших чиновников можно было придумать какие-нибудь отговорки.

Кита не позволял главному шпиону Есикава даже приближаться к лайнеру, чтобы агенты ФБР не взяли его под наблюдение, и Судзуки передал ему для Есикава лист с длинным списком вопросов. Среди прочего штаб спрашивал его, насколько бдительны американцы в Оаху, можно ли их застать врасплох и как скоро после нападения, на его взгляд, Соединенные Штаты будут готовы к войне. Ответы Есикава были благоприятными.

Он передал требуемую карту, заполненный опросник и свои разнообразные наблюдения Кита, а тот – одному из своих помощников, который, положив их в местную газету и сунув ее под мышку, с беспечным видом поднялся по сходням «Тайе Мару». Задание было благополучно завершено, и под общий вздох облегчения отъезжающих и провожающих 5 ноября лайнер отплыл обратно в Японию. Перед выходом из порта судно было подвергнуто «одной из самых тщательных проверок, когда либо проводившихся в Гонолулу». Никакой контрабанды ни в багаже, ни у кого-нибудь из пассажиров обнаружено не было.

Приготовления к нападению достигли пика интенсивности. Футида назначил на 6 ноября генеральную репетицию с проведением отрабатываемого налета на Перл-Харбор всеми возможными способами. В учениях участвовали шесть авианосцев и 350 самолетов, которые должны были подняться с палуб в 200 милях от кораблей-«мишеней».

Когда наступило время отплытия атакующего флота, для сокрытия этого факта от японских граждан были приняты тщательно продуманные меры, Чтобы исчезновение такого количества самолетов не бросилось в глаза, на расположенные у побережья авиационные базы поступили приказы проводить интенсивные полеты, а береговым частям было предписано отпускать как можно больше военнослужащих в увольнение, чтобы «синих курток» на улицах не стало меньше. Флот шел при полном радиомолчании. По мере его удаления количество сообщений и инструкций из Японии увеличивалось, но так как уже две недели намеренно осуществлялось интенсивное передвижение японских военных кораблей, особого оживления в эфире заметно не было. Все должно было создавать впечатление, что не происходит ничего необычного.

Днем 17 ноября Ямамото поднялся со своим штабом на борт флагмана адмирала Нагумо «Акаги», стоявшего на якоре в бухте Саэки, чтобы пожелать командирам оперативного соединения удачи. Речь Ямамото не была стандартной в таких случаях «накачкой» для поднятия духа. Адмирал сурово сказал, что, хотя они и рассчитывают на внезапность, каждый должен быть готов к «сильному отпору американцев». Затем группу провожающих провели в кают-компанию, где в серьезной, торжественной, даже немного мрачной атмосфере прошел прощальный обед. Однако тут Ямамото открыл присутствующим свои истинные чувства, сказав: «Я ожидаю, что операция окажется успешной». По сложившемуся ритуалу командующий адмирал обычно просто выражал надежду на успех предстоящей миссии. Теперь же вместо символического «сурумэ», означающего «надежда», офицеры услышали «катигури» – «победа» и, чрезвычайно воодушевленные уверенностью своего главнокомандующего, под крики «Банзай!» подняли бокалы за грядущее сражение во славу императора.

С наступлением ночи «Акаги» погасил огни и вышел в море в молчаливой компании двух эсминцев. Подобным же образом покидали гавани вверх и вниз по побережью другие группы кораблей, одни из них шли вдоль берегов, другие – в ста милях от берега. Всего соединение должно было включать 31 корабль – шесть авианосцев, два линкора, два тяжелых крейсера, один легкий, три подводных лодки, девять эсминцев и восемь неповоротливых танкеров. Последним покинул свою базу авианосец «Кага», вынужденный задержаться в Сасебо из-за ремонта.

Местом встречи была назначена Хитокаппу-Бей– мрачная, скалистая, покрытая дымкой бухта на Итурупе, одном из Курильских островов, названных так из-за их постоянно дымящихся, «курящих» вулканов. Итуруп лежит почти в тысяче миль к северу от Токио, в глухом регионе, где совершенно отсутствовало судоходство, и поэтому являлся идеальным местом для укрытия, сродни тем, которыми любили пользоваться пираты. Отсюда в предрассветных сумерках, в среду 26 ноября, окутанные туманом, словно корабли-призраки, суда громадного оперативного соединения, снявшись с якорей, двинулись в свой поход.

Успеху всего предприятия способствовал и обманный маневр, проделанный «Татута Мару», который 2 декабря отправился из Йокогамы в рейс. Этот пассажирский лайнер – один из трех, которым было позволено курсировать между Японией и Америкой имел своей официальной и вполне благовидной миссией обмен американцами, уезжающими с Востока, и японцами, покидающими США, что широко освещалось американской прессой. «Татута Мару» должен был прибыть в США 14 декабря, и в полученном нью-йоркской «Таймс» от ее корреспондента из Токио сообщении 3 декабря начавшийся рейс рассматривался как «залог того, что за это время ничего не случится». После событий 7 декабря лайнер развернулся и лег на обратный курс в Японию.

На седьмой день пути соединения инструкции, полученные по радио из Токио, разрешили одну из многочисленных терзавших Нагумо тревог: это было 1 декабря – дата к востоку от демаркационной линии суточного времени (или 2 декабря в Японии, тот день, когда «Татута Мару» отправился в свой ложный рейс) – радиограмма гласила: «Поднимайтесь на гору Ниитака». Эта фраза несла зашифрованное сообщение, что переговоры закончились неудачей и что война теперь неизбежна. Впервые была дана точная дата нападения: 7 декабря.

Флот как раз проходил опасные воды к северу от американской базы на атолле Мидуэй. Общее напряжение не ослабевало, так как вероятность того, что их заметит американский корабль или самолет, была очень велика. Все же японской армаде удалось избежать обнаружения, что было воспринято командами с таким облегчением и эмоциональным подъемом, что состояние тревожного ожидания сменилось боевым пылом. Тем временем послу Номуре и чрезвычайному посланнику Сабуро Курусу было предписано продолжать в Вашингтоне мирные переговоры.

6 декабря каждый корабль оперативного соединения был до отказа заправлен топливом, и танкерам (исключая три, которые уже отправили обратно) было назначено место для ветре™ после нападения. Во второй половине дня все команды были выстроены на палубах, и им зачитали рескрипт императора о начале войны и послание Ямамото: «От этого сражения зависит судьба империи. Пусть каждый сделает все, на что способен».

В Японии теперь взоры всего морского командования были обращены на Перл-Харбор. «Гавайи, скоро вас прихлопнут, и мокрого места не останется,– записал в своем дневнике адмирал Матомэ У гаки, начальник штаба Ямамото,– наслаждайтесь вашим последним мирным днем». Затем, будучи не в силах сдерживать свои эмоции, он добавил: «Но что за ужасное желание рисковать подобным образом судьбой целой нации!»

В 5.30 утра 7 декабря впервые с палуб тяжелых крейсеров «Тикума» и «Тонэ» были запущены на разведку два гидросамолета дальнего радиуса действия. Эти зловещие посланники должны были облететь Оаху и якорную стоянку Лахайна у острова Мауи для последней проверки присутствия американского флота. Если их заметит противник, он, конечно, встревожится, но это будет неизбежным риском, вызванным необходимостью иметь точную информацию.

Едва забрезжил рассвет, палубные команды авианосцев бросились подготавливать взлетно-посадочные полосы для первой атакующей волны японских «неистовых орлов». Готовясь сесть в свою машину, каждый пилот повязал на свой летный шлем «хатимаки» —длинную узкую полосу материи с начертанным на ней девизом, которой самурай обвязывал голову перед битвой. На «хатимаки» каждого пилота был нарисован один иероглиф – «Хиссе» – «Верная победа».

Когда Футида, находившийся на авианосце «Акаги», забирался в свой бомбардировщик с раскрашенным желтыми и красными полосами хвостовым рулем, один из старших офицеров ремонтной команды протянул ему особенную, белую «хатимаки». «Это от команды «Акаги»,– сказал он.– Мы хотим, чтобы вы довезли ее до Перл-Харбора от нашего имени». Футида низко поклонился и прикрепил белую ленту к своему шлему.

Быстро и четко один за другим начали взлетать с авианосцев самолеты – первая волна состояла из 43 истребителей, 49 высотных бомбардировщиков, 51 пикирующего бомбардировщика и 40 торпедоносцев – и через 15 минут все 183 машины уже находились в воздухе. Это был рекордный срок. Вместе с самолетами второй волны в налете участвовали 353 машины, что явилось на тот момент самым массовым сосредоточением морской авиации.

Все ощущали, что сияющее солнце императорской Японии еще никогда не поднималось так высоко, и в радостном возбуждении члены корабельных команд – у некоторых из них по щекам текли слезы – махали своими кепи вслед удалявшимся самолетам, пока они не скрылись из вида. Как и все, охваченный гордостью, с криками «Банзай!», все еще звучащими у него в ушах, Гэнда направился в радиорубку «Акаги», чтобы дождаться там сообщения от Футида, которое тот должен был послать, достигнув цели.

Стоявшие в разных точках Тихого океана 2-й, 3-й, 4-й и 5-й флоты также ожидали этого сообщения, которое должно было ввергнуть их в войну на дюжине разных фронтов. Ждал и Ямамото в далекой Японии, и члены генерального штаба военно-морских сил, которые, одержимые мрачными предчувствиями, собрались в этот час в военно-морском клубе. Удастся ли напасть внезапно? Или флот загодя обнаружат и уничтожат?

Первая информация поступила после того, как один из двух самолетов-разведчиков передал: американские корабли по-прежнему стоят в Перл-Харборе и на базе не наблюдается никаких признаков тревоги.

В 7.49 тишину эфира нарушил треск передаваемого Футида из-под небес над Гавайями радиосигнала: «То-То-То!» Это была первая буква японского слова, означавшего «атака», и она говорила, что первая волна пошла в атаку на базу. Но она ничего не говорила об обстоятельствах боя.

Несколько минут спустя пришло другое сообщение: теперь Футида радировал своим встревоженным начальникам на «Акаги» и в Токио: «Тора, Тора, Тора!» (Тигр, Тигр, Тигр!) – слово, которое было условлено передать для подтверждения полной внезапности нападения.