Текст книги "Тайны военной агентуры"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Джозеф КЛЛАБРО
ОПЕРАЦИЯ «ВОЗМЕЗДИЕ»

История об уничтожении японского адмирала Исо-року Ямамото, осуществленном весной 1943 года в воздухе над одним из тихоокеанских островов,– это история о чрезвычайно сложной и тщательно и долго подготавливаемой операции, о шпионаже, перехваченных шифровках, точно спланированном полете и совершенной навигации и потребности в национальной мести. То, что Ямамото был специальной целью такого полета, на протяжении всей войны отрицалось японцами, которые отказывались верить в возможность осуществления подобной акции.

Ямамото представлялся важной целью по двум причинам: во-первых, он был тем самым человеком, который разработал нападение на Перл-Харбор,– незаурядным стратегом, спланировавшим несколько смелых операций от Перла до нападения на Мидуэй, имевших своей целью сокрушение американской военной мощи на Тихом океане. Для большинства американцев с 7 декабря 1941 года он был самым ненавистным врагом. Во-вторых, для американских военных Ямамото был гением стратегии, очень опасным военачальником, личностью, вдохновлявшей все японские военно-морские и военно-воздушные силы; для своего же народа адмирал являлся символом военной неуязвимости. Благодаря усилиям американских дешифровальщиков его блестящая карьера была прервана – Ямамото удалось выследить и убить.

Еще до нападения на Перл-Харбор американцы сумели разгадать систему дипломатического кода японцев. Сообщения, перехваченные перед 7 декабря 1941 года, показывали, что на Тихом океане готовится какая-то крупная военная акция, однако ее цель либо обозначалась неопределенно, либо игнорировалась американскими военными, по большей части из-за национального самомнения, а также соперничества между различными службами.

Расшифровка японского дипломатического кода, обеспечившая нас той скудной информацией, которую мы имели перед Перл-Харбором, была частью приоритетных усилий такого рода, предпринимаемых правительством с 1920 года, и в этом были заняты управление военно-морской разведки и разведывательная служба войск связи. В 1929 году государственный секретарь Стимсон остановил такое «неджентльменское занятие», как взламывание кодов, но морская разведка продолжала свою деятельность неофициально. Ее старания не пропали даром.

1937 год ознаменовался созданием японцами новой шифровальной машины №97, носившей кодовое название «Перпл». На протяжении 19 месяцев американские специалисты бились над расшифровкой нового кода, и в конце концов усилиями Уильяма Фридмана и его коллег из секрет «Перпла» был раскрыт.

Американцы уже создавали в свое время копии японских шифровальных устройств, чтобы справиться со старым «Красным кодом» таким же способом, каким британцы моделировали «Энигму» – шифровальную машину нацистов. После долгого анализирования коллега Фридмана, Гарри Лоуренс Кларк предположил, что японцы используют в своей новой машине пошаговые переключатели вместо прежних дисков. В соответствии с предположением Кларка была сконструирована копия машины № 97 (прозванная ее создателями «Мэджик»), с помощью которой можно было раскодировывать послания «Перпла». (Еще не один год после войны японцы отказывались верить, что американцы сами создали свое устройство. Они считали, что американцы похитили какую-то из их машин во время одного из своих рейдов в Азии.)

Система кодов JN 25, применявшаяся на японском флоте, была раскрыта слишком поздно, чтобы предотвратить нападение на Перл-Харбор. Подразделение радиосвязи флота на Тихом океане, базировавшееся в Перл-Харборе и возглавляемое капитаном 3-го ранга Джозефом Рочефортом, «взломав» JN 25, получило, таким образом, возможность читать все отправляемые японским флотом сообщения и приказы. Полученная благодаря этому информация обеспечила победу в сражении при Мидуэе – решающем на Тихом океане.

Рейд летчиков генерала Дулиттла на Токио побудил Ямамото разработать новый военный план: он решил атаковать остров Мидуэй, втянув американцев в бой с частью своего флота. Одновременно для отвлечения внимания противника и распыления им своих сил адмирал собирался произвести бомбардировку Алеутских островов. После того как американцы ввяжутся в сражение, Ямамото хотел выпустить остальную часть своего значительно превосходившего американский флота, которую он предполагал укрыть в 200 милях от передовой части кораблей у Мидуэя. Посредством такого сюрприза разгромив флот Соединенных Штатов, адмирал надеялся наконец остановить американцев. Однако информация, полученная благодаря «Мэджику», открыла план Ямамото американцам, и они, не поддавшись на отвлекающий маневр, отбили нападение и выиграли одно из самых тяжелых и самых важных сражений на Тихом океане. Отныне японцы уже не могли иметь секретов от своего противника.

Поражение у Мидуэя сильно деморализовало японцев. Ввиду нарастающей мощи американцев Ямамото должен был теперь заботиться о поддержании духа своих людей, в связи с чем была запланирована серия посещений удаленных тихоокеанских баз с целью вдохновлния находившихся там моряков и летчиков на новые великие победы. На 18 апреля был намечен полет в Буин с вылетом из Рабаула ровно в 6.00.

Сообщение об этом поступило с американских станций радиоперехвата в Датч-Харборе на Алеутских островах и на Гавайях, подвергавшихся прежде неоднократным бомбардировкам Ямамото. В беспечно переданной радиограмме перечислялись базы на Соломоновых островах и предполагаемое время их посещения. Информацию немедленно передали в Перл-Харбор адмиралу Нимицу и начальнику разведки Эдвину Лейтону. Если бы Ямамото удалось перехватить в полете и убить, Япония лишилась бы своего прославленного героя и наиболее опасного военного лидера.

Морской министр Фрэнк Нокс, обдумав эту идею в Вашингтоне, решил, что ее необходимо осуществить.

Генерал Хэп Арнольд также решил, что идея была подходящей. Вместе с Ноксом они вызвали специалистов по дальним перелетам Чарлза Линдберга и инженера Френка Мейера, и в ходе совещания было решено, что Ямамото лучше всего «взять» на взлетной полосе Кахили острова Бугенвиль. Самолеты с аэродрома Хендерсон на Гуадалканале смогут совершить перелет и произвести атаку.

Для миссии такого рода по всем параметрам подходил «Локхид Р-38 «Лайтнинг», прозванный нацистскими пилотами «Двухвостым дьяволом». Эта двухмоторная машина, вооруженная пушкой и пулеметами, обладала достаточной огневой мощью для того, чтобы сбить бомбардировщик «Бетти» Ямамото и его истребители сопровождения «Зэки» [13]13
  Американское название «Зеро». – Примеч. пер.


[Закрыть]. Но для отправляющихся в дальний рейд самолетов требовались дополнительные баки для горючего, а такого оснащения на Гуадалканале не имелось.

Получив одобрение президента, Нокс начал операцию «Возмездие». 17 апреля 1943 года, в 15.35, он позвонил генералу Кенни с просьбой привезти требуемые бензобаки из Милн-Бей (Новая Гвинея). Четыре бомбардировщика В-24 с баками на борту поднялись в воздух и в 21.00 приземлились в разгар разразившегося тропического шторма на еще недавно бомбившийся самими американцами аэродром Хендерсон.

В это же время майор Джон Митчелл инструктировал двух своих командиров авиазвеньев лейтенантов Безби Хоулмза и Томаса Ламфье относительно предстоящей операции. На следующее утро, точно в 7.20, «Лай-тнинги», снабженные дополнительными баками, поднялись в воздух, рассчитывая перехватить Ямамото в 9.55. Двенадцать Р-38 должны были подняться на 20 000 футов для прикрытия остальных машин, которые атакуют самолет Ямамото на меньшей высоте.

Ровно в 6.00 пунктуальный Ямамото покинул Рабаул, его штаб разместился в двух «Бетти» – о чем не знали американские летчики– которых сопровождали «Зэки».

В 9.30 летчики атакующего звена увидели взлетное поле Кахили. В 9.35 «Лайтнинги» стали набирать высоту для атаки, как вдруг Митчелл воскликнул:

– Самолеты противника на одиннадцать часов, сверху! Сверху!

Атакующие пилоты Хоулмз, Барбер, Ламфье и Хайн сбросили свои топливные баки для большей скорости и взмыли вверх навстречу двум бомбардировщикам. Японские пилоты увидели их всего лишь за милю.

Два бомбардировщика, раскрашенные зелеными камуфляжными полосами, резко пошли на снижение, поближе к верхушкам деревьев. Ламфье потерял на какое-то время свою цель и сбил атаковавший его «Зэки». Затем он снова увидел свой «Бетти» – красные солнца на его крыльях четко выделялись на фоне зеленых джунглей. Не зная, кто именно находится в этом самолете, Ламфье открыл огонь одновременно из пушки и из пулеметов. Правый мотор бомбардировщика вспыхнул, и пламя тут же охватило все крыло. Ламфье снова открыл огонь, и самолет Ямамото упал на деревья, подскочил и взорвался.

Тем временем восемь других Р-38 завязали бои с «Зэки», а оставшиеся занялись вторым «Бетти». У этого бомбардировщика, на котором летел адмирал У гаки, было отстрелено крыло, и он упал в океан. Адмирал остался жив.

«Pop goes the Weasel» [14]14
  «Вот идет ласка» – название народного танца.– Примеч. пер.


[Закрыть]– эти слова были условным сигналом, переданным в Вашингтон после того, как все Р-38 Митчелла, за исключением одного, вернулись на базу.

Операция «Возмездие» увенчалась полным успехом. Ямамото погиб, а его преемник, адмирал Минеичи Кога, был командиром достаточно предсказуемым, и американцы легко противостояли всем его действиям до конца войны. Пилоты Митчелла, руководствуясь только картой и компасом, пролетели 400 миль, причем временами они шли на высоте всего 30 футов над водой, чтобы избежать обнаружения и прибыть точно к указанному месту воздушной засады. Японцы на Соломоновых островах заподозрили, что с их кодами что-то неладно, что американцы знали о полете Ямамото. Но из штаб-квартиры в Токио их заверили, что это невозможно и что трагическая смерть адмирала произошла просто вследствие несчастливого стечения обстоятельств.

Ямамото умер от одной пули, пробившей ему голову и плечо. Его тело было найдено японским патрулем через день после гибели. Адмирал был пристегнут к креслу, с ним были его дневник и сборник стихов, его левая рука, не имевшая двух пальцев после старого ранения, крепко сжимала рукоять меча. Гроза Тихого океана тихо лежал мертвым в джунглях неподалеку от накатывающих на берег волн, которые он хотел завоевать для Японии.

Мэри НАЙТ
ЦЕНЗОРЫ ПРОТИВ ШПИОНОВ

Во время войны я работала цензором – одной из 15 000 ищеек, которые всюду совали свой нос, вскрывая почту, подслушивая телефонные разговоры и просматривая фильмы, газетные материалы и радиопрограммы перед их выпуском.

Поначалу мы сильно страдали, испытывая чувство вины. Мы занимались работой, которую большинство из нас ненавидело,– лезли в чужие дела. Но очень скоро нам стало понятно, насколько в действительности была необходима цензура. Это стало очевидным прежде, чем успел рассеяться дым над руинами Перл-Харбора. В одном из первых же писем, вскрытых в лаборатории (в ванной одного из старых домов) в Гонолулу, в котором немедленно начала функционировать цензура, приводилось подробное описание результатов нападения. Послание должно было сложным маршрутом прийти в Японию.

Цензура была обоюдоострым оружием. Она не только помогала скрывать от врага информацию, но нередко давала в наши руки важные сведения о враге. Например, цензор смог по отрывкам из разных деловых писем составить общую картину японского торгового маршрута, что позволило американским кораблям, встав в нужном месте и подождав несколько дней, уничтожить семь торговых судов.

Подслушанный телефонный разговор позволил узнать о местонахождении тайного склада хинина, незаменимого средства против малярии, предназначенного для продажи на черном рынке. Взятие под контроль телеграфного кабеля дало возможность раскрыть обосновавшегося в Гаване немецкого шпиона, прикидывавшегося торговцем одеждой и получавшего тайным образом деньги через различные банки. Его арестовали, судили, признали виновным и расстреляли. За период с 1938 по 1945 год был арестован и осужден за шпионаж против Соединенных Штатов 91 человек, и в большей части этих дел свою роль сыграла цензура.

Когда руководитель отдела цензуры начал свою работу, у него была только одна снятая на время комната в Вашингтоне. Со временем его служба стала занимать 90 зданий по всей стране, а также в Великобритании и Канаде, формируя глобальную сеть цензуры.

Большинство цензоров должны были быть экспертами в определенных родах деятельности. Нам были нужны шифровальщики и переводчики, специалисты в области техники, права и финансов и даже филателисты (к нам, например, как-то попало письмо от одного «коллекционера» другому вместе с набором марок, являвшимся закодированным сообщением о том, что линкор «Айова» выходил из такого-то порта в такой-то день и направлялся туда-то). Один из цензоров являлся профессором Колумбийского университета, читал на девяти языках, включая санскрит, и мог идентифицировать еще 95. Среди прочих в ходе нашей работы нам попались гаитянский креольский, индийский шрифт Брайля романизированный по-португальски японский (в XVII в. в Японии появились португальские миссионеры, которые романизировали местный язык, и на этом диалекте теперь говорят живущие в Бразилии японцы), папьяменто (язык жителей острова Кюрасао с заимствованными у моряков голландскими, испанскими, португальскими и английскими словами). У нас также работали лингвисты, которые могли читать рукописные тексты на трехстах языках.

Ежедневно через наши руки проходило до миллиона почтовых отправлений. Авиапочту можно было задерживать не дольше 24 часов, а обычную – не дольше 48. Корреспонденция наших руководителей и руководителей союзных государств не вскрывалась, но мы должны были тщательно осматривать конверты ввиду того, что вражеские агенты подделывали даже конверты государственного департамента и Белого дома. Вся почта проверялась по контрольному списку – в нем значились лица, которые, как мы знали или подозревали, были врагами. Число имен в списке колебалось от 75000 до 100000. Их корреспонденция требовала особого внимания.

Остальные письма сразу же отправлялись на проверочные столы. Каждый проверяющий пользовался объемистым томом, в котором перечислялось, по каким вопросам требовалась информация различным государственным управлениям: денежные операции – для министерства финансов, коммерческие сделки – для управления торговли, условия трудовой деятельности – для управления труда, подозрительная деятельность – для ФБР и т.д.

По перехваченным письмам удалось найти тайные склады каучука, оловянных плит и слюды. По данной цензором зацепке удалось отследить груз цинка, следовавший в Аргентину,– его остановили в океане и повернули обратно. Из одного письма выяснилось, что некая нью-йоркская фирма затеяла отправку трех миллионов фунтов лома никеля в Швецию для производства легированной стали, которая потом должна была попасть в Германию, в другом – содержался немецкий план продажи миллиона бутылок шампанского в Испанию, чтобы положить таким образом в зарубежный банк 6 000000 долларов. Одна немка написала своему сыну в Америку, что, когда он вернется, он сможет на работу ездить, раскрыв этим расположение новой железнодорожной ветки, которая после этого была немедленно разбомблена.

Мы проверяли также бумаги, которые имели при себе люди, улетающие и уезжающие из страны. У одной женщины было обнаружено спрятанное в корзине с цветами сообщение о готовящейся важной морской перевозке, а в перехваченном послании одного нацистского агента, написанном симпатическими чернилами, объяснялось, что он лишен возможности действовать ввиду своей задержки на границе пограничными цензорами.

Наша бдительность поддерживалась постоянными находками, такими, как. например, бриллианты, спрятанные в шоколадном драже, или мясные консервы с двойным дном, в которых мы нашли отчет об осуществленных за год операциях в Западном полушарии гигантской «И.Г. Фарбениндустри», также занимавшейся шпионажем.

Больше всего беспокойства нам доставляли сообщения, написанные кодами или симпатическими чернилами. Мы изучали каждое письмо на предмет странного использования цифр или символов, нелепых выражений и смотрели, не выглядела ли бумага высушенной и не была ли она поцарапанной – это могло означать, что по ней водили пером с невидимыми чернилами. Каждое письмо, казавшееся чем-то подозрительным, и почти все письма людей или людям из контрольного списка мы направляли в «Отдел технических операций» (ОТО).

ОТО было преднамеренно неопределенным названием лаборатории в Вашингтоне, которая занималась проверками на присутствие в корреспонденции тайных чернил и располагалась в уединенном здании без окон, куда вход был разрешен только десятку-полутора сотрудников, мужчин и женщин. Они протирали каждое письмо смоченными в реагентах тампонами, чтобы проявить все возможные невидимые чернила, а также просвечивали их ультрафиолетом. Эти люди раскрыли и шпионское изобретение немцев, когда целая машинописная страница текста перефотографировалась и уменьшалась до размера точки, которая прикреплялась к конверту или странице безобидного письма в качестве неприметного знака препинания.

Мы обнаружили тысячи закодированных и зашифрованных посланий, из которых, пожалуй, не меньше 4600 оказались заслуживающими внимания ФБР или других контрразведывательных служб. Коды были «открытыми» и «закрытыми». При открытом коде для передачи важных сведений использовалось внешне совершенно безобидное сообщение. Например, телеграмма: «Мама прибывает Бильбао седьмого» могла означать, что не мама, а конвой прибывает, и не в Бильбао, а в Гибралтар. В закрытых кодах вместо слов использовались буквы, цифры и символы, и их было проще обнаруживать, потому что непонятные чередования знаков сразу обращали на себя внимание.

Чрезвычайная бдительность и проворность требовались от цензоров, контролировавших международные телефонные переговоры. Эти цензоры сидели с наушниками, с карандашом в одной руке и держа вторую на кнопке прерывания линии связи. Большое беспокойство доставляли высшие чиновники, особенно в критические дни, как, например, после окончания Тегеранской конференции, когда один генеральский адъютант стал уточнять по списку имена и звания пассажиров – некоторые из них были очень важными – и время полета транспортного самолета, как будто приглашая противника устроить перехват.

Каждый зарегистрированный у нас в стране кабель был соединен с телетайпом на одной из ближайших к нему двенадцати телеграфных станций. Если мы ясно понимали смысл телеграммы и были уверены в ее безвредности, мы пропускали ее, но если возникали сомнения – проверяли и перепроверяли. Солдату не дали передать своей девушке «Четыре орхидеи за фунт каждая» – мы переправили текст на «Четыре цветочных растения за фунт каждое», так как название цветка могло быть кодом. Цензор исправил «Отец умер» на «Отец заболел», и в ответ отправителю пришел запрос: «Отец заболел или умер?» – «умер» оказалось кодом.

В общей сложности цензурой было перехвачено почти 400 секретных шпионских писем большой важности. Прежние скептики, с пренебрежением отзывавшиеся о «шпионской чепухе», были ошеломлены, когда на внешне безобидном письме из Европы к одной женщине, проживавшей в нью-йоркском отеле, после его обработки реактивом обнаружилось длинное послание, написанное симпатическими чернилами и начинавшееся словами: «Напишите сами или сходите к Терезе. Она получает деньги от мистера Миллера...» Получательница не была арестована немедленно, мы продолжали читать ее письма и вскоре узнали еще о пятерых ее сообщниках. В итоге все шестеро были сурово наказаны.

У другой шпионки был свой секретный способ связи, но и она попалась. Эта женщина организовала бизнес по продаже кукол по всему миру, который явился идеальным прикрытием для передачи в Японию отчетов о местонахождении и состоянии военных судов союзников, которые она имела возможность наблюдать во время своих деловых поездок по тихоокеанскому побережью. «Я оставила трех моих английских кукол в кукольной больнице,– писала она,– через несколько месяцев их полностью отремонтируют». А речь шла о британских военных кораблях. «Сиамские куклы» означали двухцелевые эскортные авианосцы.

Истинный смысл ее посланий, возможно, так бы и остался в секрете, если бы часть своих отправлений она ие подписывала именами своих партнеров по бизнесу и не отправляла их в Аргентину по адресу, который был сообщен ей из Японии, но понят неправильно. Письма стали возвращаться к предполагаемым отправителям, которые навестил» об этом ФБР, которое, в свою очередь проинформировало нас. Мы немедленно принялись проверять все письма из проводящего через наши руки огромного потока, где говорилось о куклах, подписанные «Ведвали Дикинсон» или кем-то еще, и смогли выловить достаточно улик, чтобы арестовать ее. Признанная виновно» в обходе цензуры, она была приговорена к 10 000 долларов штрафа и 10 годам тюрьмы.

В нашем контрольном списке значился также некто Хирцель из Швейцарии. Адресованное ему письмо, подписанное «Р.О. Герсон», выглядело вполне обычным и не вызывало подозрений, но в нем содержалось донесение новыми невидимыми чернилами о производстве у нос взрывчатых веществ. На этот раз нам попалась крупная рыба! Последующие письма показали, что «Герсо»» чем-то напуган, он предупреждал: «возможно, придется бежать». Он просил свое руководство перестать ему писать и сообщил, что его симпатические чернила заканчиваются, и в следующий раз ему придется писать мочой. Он так и сделал, передав еще кое-какую важную информацию, после чего ФБР арестовало его. Перед лицом неопровержимых улик он признался, что был нацистским шпионом—графом фон Рауттером, натурализовавшимся американским гражданином.

По проверяемым письмам мы обнаружили три шпионских следа, ведущих к нашим новым базам на Аляске: в одном из них японка вызывалась пробраться туда, прикинувшись индеанкой, в другом шпион предлагал установить там в лесах радиостанцию, а в третьем – просил прислать ему симпатических чернил. Наибольшего успеха в деле сохранения секретной информации мы добились благодаря содействию радио и прессы в предотвращении утечки сведений к японцам о том, как действовало их новое оружие – их ныне знаменитые бумажные аэростаты, груженные бомбами. Выпуская их с попутным ветром в сторону наших северо-западных лесов, японцы надеялись, что они вызовут пожары и подействуют угнетающе на моральный дух гражданского населения. Одной такой бомбой убило нашедших ее женщину и пятерых детей, учащихся воскресной школы, которые отправились на пикник. Хотя службой лесничества были обнаружены 334 бомбы, обеспечиваемая нами секретность была столь эффективна, что японцы решили, что они до нас вообще не долетали, и после запуска около 9000 таких аэростатов оставили эту затею.

Цензурирование всех каналов связи было на удивление успешным. В общей сложности мы перехватили около миллиона опасных писем и телеграмм. Между тем, читая переписку американцев, слушая их переговоры, мы многое о них узнали. Нарушения национальной безопасности почти всегда совершались ими непреднамеренно, и многие из них даже благодарили нас, когда мы прерывали телефонные разговоры, чтобы предупредить их о необходимости соблюдать осторожность.