Текст книги "Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
6
Вернувшись в банк, расположенный на Кастанаевской улице, Савин первым делом снял пиджак, повесил его в шкаф, потом ослабил узел галстука и, откинувшись на спинку мягкого, удобного кресла, задумался.
Чертов старикан! Иезуит проклятый! Срочный контракт с Хавьером, конкуренты поджимают!.. Какой, к чертям собачьим, контракт? Он бы знал об этом. Или теща позвонила бы, или сам Хавьер – прощупать почву, конъюнктуру, как бы между делом выяснить финансовое положение фирмы на этот момент. Он всегда так делал, родственничек!
Даже если Светлана настроила мать против него, Савина, даже если та прожужжала Хавьеру уши о том, какой у ее дочери нехороший муж, все равно позвонил бы! Этот испанский бизнесмен не упустит случая использовать родственные связи ради собственной выгоды!
А он молчит. Самому звонить в Испанию бесполезно. Хавьер любит спрашивать, но никогда не скажет прямо о своих ближайших планах. К тому же, если теща подойдет к телефону, неизвестно, что вообще придется услышать…
Дерьмо!
Не деньги нужны Лизуткину, а что-то другое. Что? Может быть, решил убрать его? Не нашел кредит – плохо работаешь, подвел фирму, не оправдал доверия… Это у них запросто!
Но тогда – зачем был предложен первый, главный вариант? Ползи на коленях к жене, уговаривай ее помочь, то есть… люби жену, угождай ей во всем, думай только о ней…
Марина!
Забудь о Марине – вот что хотел сказать Лизуткин! Или ищи льготный кредит, найдешь – молодец, можешь надеяться на мое согласие…
Да, да, да! Именно это имел в виду старый хитрован, черт бы его побрал! Узнал о том, что дочь встречается со своим шефом, кто-то шепнул, или Марина проболталась нечаянно, или сам догадался и решил устроить генеральную проверку. Льготный кредит – вот плата за Марину!
Это сейчас, в июльскую жару, когда в финансовом мире мертвый сезон, когда нужных людей нет в Москве: кто на Багамах, кто на Бермудах, а кто по тундре путешествует – каждый по-своему с ума сходит, как говорится. Но главное – нет их! Остались заместители, секретарши и мелкие клерки, которые ничего не решают. Ничего!
Ну и как тут быть?
Спустя час директор банка злорадно усмехнулся, потирая вспотевшие ладони. Он нашел выход, он выберется из этой ситуации! Главное – не пятиться назад, вперед и только вперед! К Марине. Жена? Да провались она, дура несчастная! Никакой помощи он просить у нее не станет, зря надеется уважаемый Григорий Анисимович! Папаша… Две недели – достаточный срок, чтобы убедить Марину выйти за него замуж. Развод, регистрация нового брака – это все можно оформить в один день.
Марина – вот ключ к решению всех проблем! Если она скажет «да», станет его женой – Лизуткин оставит зятя в покое. Будь он хоть сто раз Хозяин, да не враг же единственной своей дочери.
Ну а если не получится – придется искать кредит… Но почему-то верилось, что ему удастся убедить Марину сказать «да».
Ободренный этими мыслями, Савин плеснул себе виски – говорят, в Африке только им и спасаются от жары, а в Москве этим летом стоит поистине африканская жара, – с удовольствием выпил и пошел в отдел валютных операций. Нужно было серьезно поговорить с Мариной, да и просто увидеть ее, услышать, почувствовать ее возбуждающую близость. Может быть, поцеловать, может быть… но это – вряд ли. Она действительно не любила делать это впопыхах.
– А вот и начальник, – улыбнулась Марина, увидев его. – Господин директор, вас просили заехать в Центробанк Российской Федерации. Желательно не откладывать этот визит.
– Подождут, – отмахнулся Савин, присаживаясь на стол.
Он резко наклонился, обнял Марину, жадно прильнул губами к ее сухим губам.
– Ты что, Лева? – испуганно отпрянула она. – А если кто-то войдет, потом отцу заложит? Перестань сейчас же!
– Ты ничего не говорила ему про нас?
– Нет. А почему ты об этом спрашиваешь?
– Да просто так… Соскучился я по тебе, Мариночка, – прошептал Савин. – Сколько можно терпеть твою нерешительность? Живу с одной женщиной, думаю о другой – кошмар!
– Пожалуйста, сядь в кресло, Лева, – приказала Марина. И когда Савин повиновался, продолжила: – Что, наверное, отец устроил тебе разгон?
– Да нет, обычный деловой разговор. За две недели нужно найти кредит на два миллиарда под льготные проценты. Пустяковая проблема.
– Ничего себе – пустяковая! – ужаснулась Марина. – Это сейчас-то, когда в Москве тишь да гладь, все выжидают, стараются не рисковать?!
– Разберемся, решим. Это мелочи. Для меня главное – ты, дорогая. Горы сверну и два миллиарда приволоку Григорию Анисимовичу, если ты будешь моей. Ну? Прекращай читать дурацкий роман своего бывшего муженька и скажи, наконец, мне «да».
– Не торопи меня, Лева, – нахмурилась Марина. – Он, во-первых, еще не бывший, а настоящий мой муженек, а во-вторых, совсем не дурак. Я внимательно прочитала его книгу…
– И законспектировала, – не удержался от сарказма Савин.
– Не ерничай, Лева, – строго поджала губы Марина.
– Да ну его к черту, Мариночка! Слышать не хочу об этом человеке и его дерьмовых, извини за выражение, книжонках!
– Не хочешь – не слушай, кто же тебя заставляет?
– Ты. Любимая, я думаю о тебе, я с ума схожу без тебя! А что получаю взамен? Рассказ о том, как ты сидишь в своей квартире в Крылатском, одна, читаешь какую-то макулатуру и не хочешь видеть меня! А наша любовь, твои обещания – это уже в прошлом, да? – с горечью сказал Савин.
– Не передергивай, Лева, – недовольно поморщилась Марина. – Если бы твоя жена сочинила роман о вашей жизни, ты бы тоже читал его с интересом, даже если не любишь эту женщину.
– Не знаю, не знаю… Ты же сама говорила, что Данилов дешевка, – с презрением сказал Савин. – Пишет какую-то чушь для господ с умственным развитием ниже среднего.
– Говорила, – Марина пожала плечами. – Можешь считать меня госпожой с умственным развитием ниже среднего.
Савин хотел сказать: ты госпожа с умственным развитием выше среднего, отсюда все сложности, но промолчал. Еще обидится…
– Марина, давай, наконец, расставим точки над «i».
– А для чего отцу понадобились деньги? – спросила Марина, пропустив мимо ушей его предложение.
– Григорий Анисимович примерно через месяц собирается заключить новый контракт с этим испанским проходимцем Хавьером Ферерой, моим родственничком, будь он неладен!
– Странно, что я об этом ничего не знаю, – удивилась Марина. – Мог бы посоветоваться со мной. И вообще, что это за глупости: все резервы забирает, отдачи никакой, только новые требования! Ты не мог объяснить ему, что из воздуха делать деньги умеют только джинны в сказках?
– Не об этом я думал, милая! О тебе.
– Ну что ты все заладил: обо мне да обо мне! – Зеленые искры вспыхнули в ее глазах, ослепили Савина.
– Потому заладил, что в последнее время ты совсем забыла меня, увлеклась романом своего бывшего мужа. Да ну его к черту! – с мукой в голосе сказал Савин. – Сплошные неприятности от этого человека – куда ни плюнь, повсюду Данилов! Марина, ты можешь мне сказать…
– Нет, сейчас не могу, – покачала головой Марина.
– Почему? Ты снова влюбилась в этого кретина? Говорила, что терпеть его не можешь, надоел до чертиков, не знаешь, как избавиться, а теперь…
Он запнулся – искры в зеленых глазах женщины погасли, теперь в них была глубокая задумчивость. Марина не слушала его, думая о чем-то своем.
Максим… Спокойный, вежливый, холодный… красивый, уверенный в себе, но со стороны это было трудно понять. Только когда она прожила с ним пять лет, ужаснулась – какая же гордыня в его душе, в невозмутимых карих глазах! Ему бы английским лордом родиться в прошлом веке или американским нефтяным магнатом в нынешнем, да хотя бы стать удачливым писателем вроде Стивена Кинга – был бы щедрым и заботливым, ласковым супругом, душой любой компании. А он был, по сути дела, на содержании ее семьи, потому что романы не печатали, а зарплату в издательстве получал такую, что ей этих денег едва хватало на неделю… Неудачник! Но гонору!.. Даже в постели, когда она хотела чего-то необычного, смотрел на нее как на сумасшедшую, а однажды просто оттолкнул ее! Ну вот и получил то, чего заслуживал! Она нашла человека, способного удовлетворить самые причудливые ее фантазии, а потом улетела с ним в Женеву.
Но Максим и тут поступил по-своему! Не стал страдать и каяться, признавать свои ошибки и прощать ошибки ее. Взял и ушел. Когда она вернулась в их квартиру в Крылатском, там ее ждала записка: «Марина, спасибо за все, что у нас было. Не осуждаю за то, что у тебя теперь есть. Не обижайся, что больше у нас ничего не будет. Максим».
Такой наглости она не ожидала.
И не поверила, что это – серьезно. С трудом узнала в издательстве его новый адрес, пришла. Он был спокоен, вежлив и холоден. И наотрез отказался вернуться в Крылатское. Сказал, что заходил в банк, выяснил, с кем она улетела в Женеву, и считает, что не должен мешать ей развлекаться, как хочется и с кем хочется.
Он и не думал винить себя в том, что случилось!
И это никак не укладывалось в голове. От нее, Марины Лизуткиной, тогда уже Даниловой, ушел муж? Ее, Марину, – бросил?! Не сделал даже попытки серьезно поговорить, разобраться в сложившейся ситуации?! Столь страшного удара по самолюбию она никогда не получала. Стыдно было в глаза смотреть подругам, знакомым. Казалось, все, кто ее знал, хихикают за спиной, злорадствуют…
С месяц, наверное, она ходила сама не своя, даже родителям не решалась рассказать о случившемся. Днем на службе отмахивалась от надоевшего Савина, которому в Женеве обещала развестись с мужем и стать его женой, вечером сидела дома в Крылатском, проклиная то Максима, то Савина, а то ругая себя на чем свет стоит.
А потом, когда оцепенение прошло, вернулась к родителям, поплакала, рассказала обо всем (кроме того, что было в Женеве, разумеется) и… успокоилась. Даже стала время от времени встречаться с Савиным в своей брошенной квартире. Но развестись с Максимом и выйти замуж за влюбленного директора, который клялся оформить развод с женой в течение суток после того, как Марина согласится, так и не смогла. В отношениях с Максимом она сама хотела поставить последнюю точку. Сама! Но как это сделать, до сих пор так и не решила.
– Марина, Марина… – откуда-то издалека прорвался в ее сознание настойчивый голос. – Ты меня совершенно не слушаешь!
Несколько мгновений она смотрела на Савина, будто впервые увидела его, а потом собралась, тряхнула головой, гордо выпрямила спину и взглянула уже по-новому – со злой усмешкой в красивых зеленых глазах.
– Ты уже знаешь, как выполнить задание отца?
«Да пошел он со своим заданием!..» – чуть было не вырвалось у Савина. Даже страшно стало: как же он мог такое даже подумать в присутствии дочери Хозяина?
– Я не об этом, Марина. Кредит мы найдем, у меня есть… свои ходы-выходы, разберемся. Но ты думаешь о чем-то совершенно другом, вспоминаешь мужа, да? Так понравился его роман, что снова к нему захотелось?
– Я уже говорила, чем заинтриговал меня его роман. Могу добавить: конкретно – описаниями постельных сцен, – медленно произнесла Марина.
– В которых ты принимала непосредственное участие? – ревниво спросил Савин.
– Ну да, – она ничуть не смутилась. – Я уж многое забыла, оказывается, а он помнит. Интересно узнавать, что он в те моменты думал, что чувствовал, как воспринимал все это. И самой вспоминать свои ощущения.
– А что я в похожие моменты чувствовал, тебе совсем не интересно? – обиделся Савин.
– Одно дело воспринимать это в процессе… и совсем другое – потом, спустя несколько лет. Смотришь на себя и на все, что было, как бы со стороны.
– Что же мне, написать роман о том, как я люблю тебя? Как мы любили друг друга в Женеве?
– Я бы с удовольствием прочитала, – Марина задумчиво усмехнулась. – Но ты ведь не умеешь сочинять романы, Лева.
– И поэтому ты решила не выходить за меня замуж? – напрямую спросил Савин. Решился-таки.
– Разве я сказала это? Я же прошу тебя: подожди немного. Мне нужно как следует обдумать такой серьезный шаг. Кто же выходит замуж сразу после семейной катастрофы?
– Сколько ждать, Марина? Пойми, я больше не могу так, честное слово – не могу! Вспомни, сколько я терпел, не торопил тебя с ответом, надеялся, вот-вот все решится! Но теперь мое терпение кончилось.
– Сейчас я ничего не могу сказать.
– Завтра? Мариночка!..
– Ты лапочка, Лева! Ну пожалуйста, не смотри на меня так печально. Неделя-другая ничего ведь не решают.
– Хорошо, я готов ждать неделю. Только одну неделю, на другую у меня сил не хватит.
– И что тогда случится?
– Поеду в Испанию уговаривать Хавьера подождать с проплатой контракта до октября. Но сперва встану на колени перед женой, попрошу прощения и помощи в переговорах, – мрачно пробурчал Савин. – Ты этого добиваешься?
– Но ты же утверждал, что с кредитом проблемы не будет, есть у тебя ходы-выходы?
– Есть. Но для того, чтобы добраться до них, нужно время и много сил. А у меня перед глазами – ты, только ты, Мариночка…
– Хорошо, – усталым голосом сказала она. – Ровно через неделю ты все узнаешь.
– Моя любимая!.. – он снова наклонился к ее сухим, четко очерченным губам, но Марина отстранилась.
– Извини, Лева, я что-то неважно себя чувствую, голова разболелась. Наверное, от жары.
– Я хотел сказать… может, махнем сегодня вечером к тебе в Крылатское? – предложил Савин, не сомневаясь, что ответ будет отрицательным.
– Нет, сегодня не получится, но, может быть, завтра или послезавтра… Ты надейся, Лева.
– Что еще остается делать? – пробормотал Савин. – У меня на это есть целая неделя.
7
Алтухов долго раздумывал, как может выглядеть богатый писатель в такую жару? С одной стороны – человек серьезный, вроде и не должен носить всякие там шорты и бейсболки. Это хорошо, потому что ни того, ни другого у него не было. А с другой стороны, должен выглядеть все-таки солидно. Но не в костюме же с галстуком идти? А в джинсах – несерьезно, теперь в них пенсионеры бедные ходят…
В конце концов он достал из гардероба старые брюки из светлой плащевки. Когда-то, лет шесть назад, они были серого цвета, теперь же стали просто светлыми. Но если погладить – вроде и ничего получается. Потом начистил черные, потертые сандалии губкой, пропитанной каким-то турецким составом – никакого гуталина не нужно, обувь любого цвета начинает блестеть, как новенькая, если ее потереть этой губкой. Правда, потертости кожи не закрасишь, но зато и вони в квартире нет. Соседка по квартире, Валя Уткина, купила.
В ванной он долго причесывался, пытаясь уложить непокорные волосы. Но даже обильно смоченные водой из-под крана, они упорно не желали оставаться там, куда их зачесывал Алтухов. Отчаявшись, он уже подумывал, а не воспользоваться ли стоящим на полочке Валиным лаком для волос, но не решился – чего доброго новая знакомая за голубого примет. Да и времени для раздумий уже не оставалось: от Волгоградского проспекта, где жил Алтухов, до Филевского парка ехать не меньше часа, пора и в путь.
Спускаясь вниз, к бетонному причалу для речных трамвайчиков, отгороженному от реки железной оградой, он сразу узнал Светлану. В широких, просвечивающих белых шортах (если б на них поменьше складок было!), в розовой маечке, высокая, с короткими соломенными волосами – это была она! Ей, только ей, мог принадлежать чарующий, пьянящий голос, пронизывающий насквозь душу. Немного похожа на американскую актрису Шарон Стоун! Да нет, нет! Куда там актрисе до этой женщины! Сердце не стучало, а грохотало в его груди, заглушая крики и визги купающихся.
Но вот собачка рядом с нею могла быть и поменьше.
– Привет, – сказал он, опасливо косясь на Билла. – Вы Светлана, да? А я Алтухов, Юрий. Можно просто Юра.
– Вот так, значит, выглядят состоятельные писатели? – с заметным разочарованием протянула Светлана.
– Иногда и не так, но в данном случае – примерно так. – Алтухову очень хотелось галантно поцеловать даме ручку, но он не знал, как отнесется к этому «собачка», подозревая, что ей может не понравиться столь галантный жест.
– Почему – примерно? Я думала, что в данном случае – именно так. Или у вас другое мнение?
– Хорошая собачка, просто замечательная… – Алтухов подмигнул Биллу, надеясь, что пес оценит его дружественный жест.
Билл совершенно бесстрастно наблюдал за писателем, казалось, он ждал, когда же здоровенный светловолосый мужчина спляшет вприсядку или расскажет анекдот, после которого можно посмеяться от всего собачьего сердца. А Светлана с трудом сдерживала ироническую усмешку, так и хотелось сказать себе: дура, дура, ну и зачем тебе все это нужно? Ничего интересного в этом писателе нет, уж лучше б позагорали с Ленкой…
– Похоже, я ему не очень понравился, – озадаченно сказал Алтухов, машинально почесывая затылок. – Честно говоря, он меня смущает. Светлана, я хотел бы поцеловать вашу прекрасную, загорелую ручку, хотел бы поговорить с вами, но не знаю, как этот зверь отнесется ко всему этому. Похоже, тон в разговоре задает именно он… Друг человека!
– Билл, пойди погуляй! – приказала Светлана. – Или полежи в тени поблизости.
Пес послушно двинулся к ближайшим кустам. Алтухов подождал, когда он отойдет подальше, и лишь тогда галантно поцеловал тыльную сторону ее загорелой ладошки.
– У вас красивая ладонь, Света, – сказал он, поднимая голову. – Она удивительно пропорциональна и гармонична.
– Вы это губами почувствовали?
– Всем телом. Разумом, сердцем и душой. Значит, вы хотите познакомиться с писателем, у которого масса дурных привычек, или вредных, как пишут в объявлениях, и скверным характером? Так вот, это я и есть. В точности такой, какой вам нужен.
– Я не сказала, что вы мне нужны.
– Но вы откликнулись на объявление в газете и пришли на свидание. Это уже о чем-то говорит.
– Только о моем любопытстве, – она пожала плечами. – И, похоже, я его удовлетворила. Надеюсь, вы понимаете, что мой приход вовсе не означает того, что я готова… готова на что-то большее.
– Я на это и не надеюсь, – живо отреагировал Алтухов.
– Интересно… Тогда зачем же… ничего не понимаю.
– В этом вопросе у меня вредных привычек нет, все нормально. А не надеюсь потому, что понимаю: вы прекрасны и знаете об этом, я – не очень, и тоже знаю об этом. Поэтому прошу лишь об одном: не уходите так скоро. Вы ведь собираетесь уйти, верно? Продлите мой праздник хотя бы еще на полчаса. – И он с усмешкой процитировал слова известной песенки: – «Я не прекрасен, может быть, наружно, зато душой красив наверняка».
Светлана задумалась. Подобная искренность вызывала доверие, но… Только доверие. И она не нашла ничего лучшего, как сказать:
– С дурными привычками и скверным характером – красив душой? Так не бывает.
– Именно так и бывает. Поверьте, люди, у которых нет вредных привычек, никогда не бывают прекраснодушными. К тому же… вы ведь сами решили встретиться именно с таким человеком.
– Я же сказала, все дело в моем любопытстве. Захотелось посмотреть на богатого писателя со скверным характером. Ну вот и посмотрела.
– Вам скучно в этом изнывающем от жары городе? Захотелось немного поразвлечься, верно? И вы пошли не в цирк, не в зоопарк, а на встречу с писателем?
И снова она никак не могла сообразить, что ответить. Если он смеется над нею – это одно, если обижается – другое… Какой странный!
– Почему бы и нет? – решительно сказала она. – Вы же развлекаетесь объявлениями в газете.
– Это не развлечение, это поиск единственной и неповторимой. Мне приснился сон, что нужно дать самое глупое объявление, какое только можно придумать, и на него откликнется одна, только одна женщина, и она будет именно той единственной. Во всяком случае, клянусь вам, больше – никаких объявлений.
– Ну а я развлекаюсь. Потому что… Знаете, все это можно выразить одним замечательным стихотворением, которое я когда-то прочитала в «Литературке»: «Превращается жизнь наша в замкнутый круг…»
– «И настолько бесцельно кружение, что живет человек, как без ног и без рук, а потом – вообще без движения», – продолжил Алтухов.
– О, вы тоже знаете это стихотворение? – Светлана с изумлением уставилась на него. – Может, и знаете, кто его написал?
– Я и написал, – просто ответил Алтухов. – Сам удивляюсь, как его напечатали в советской газете. Оно же проповедует упадочнические настроения.
– Вы?! Не может быть!
– Неужели я похож на человека, который присваивает чужие стихи? – нахмурился Алтухов. – Скорее от своего откажусь. И даже если вы отыщете газету за август восемьдесят пятого года и прочтете над стихотворением фамилию «Алтухов», все равно не верьте, что это мое стихотворение.
– Простите, я не хотела вас обидеть… Просто… вы ведь писатель, а не поэт.
– Каждый писатель когда-то был поэтом, и каждый поэт в конце концов становится писателем, то есть прозаиком.
– Да?.. Это замечательное стихотворение, и ничуть оно не упадочническое, напротив… правдивое.
Светлана совсем другими глазами посмотрела на Алтухова. С интересом. Ироническая усмешка погасла, а на ярких и без помады, чуть припухших губах блеснула смущенная улыбка.
– Тогда я жил со своей первой женой, в общем-то совершенно чужим человеком, и часто слушал гениальные вещи Высоцкого. Одна песня, помните: «Я на коне, толкани – я с коня. Только «не», только «ни» у меня…» – и подтолкнула меня к этим стихам. Так вот это и было…
– Вам нравится Высоцкий?
– Нравится – это не то слово, – серьезно ответил Алтухов. – Он был гений. Он заменял нам книги, журналы, газеты, решения партии и правительства, инструкции чиновников, мнения редакторов… Потому что все лгали, а он говорил правду. И как говорил!
Светлана смотрела на него и думала: «Где же твой скверный характер?»
– У меня тоже такое было, – тихо сказала она. – Значит, получается, иногда мы думаем одинаково?
– Или мы вообще родственные души, – смело предположил Алтухов. – Когда я вчера услышал вас… вас… Может быть, мы перейдем на «ты»? Называй меня Юрой, или Алтуховым, или просто Ал.
– Ал? – Светлана улыбнулась. – Почти Аладдин!
– И совершенно точно – Алтухов, – улыбнулся он. – Может, мы пройдемся по берегу, поговорим? А то стоим тут, купальщиков смущаем.
– Пойдем, – неуверенно пожала плечами Светлана. – Именно по берегу?
– Почему бы и нет? У тебя же есть надежный телохранитель, да и я не похож на ужасного насильника. К тому же тебе нравится мое стихотворение, а ценители моего таланта мне дороже родственников. Обидеть такого человека – все равно что руку себе отпилить.
– Поэтому от тебя две жены сбежали? – улыбнулась Света.
– Напротив, потому что им плевать было на мои стихи, а это оскорбляло меня до глубины души. Пришлось сказать: бегите, милые, бегите, для вас нигде преграды нет. Ну что, я убедил тебя в том, что не так страшен, как кажусь?
– А я и не сомневалась в этом!
Они поднялись вверх и по тропинке вдоль берега направились в сторону Филевской поймы. С левой стороны серебрилась в солнечных лучах водная гладь, с правой наверху тянулся бетонный забор с рядами колючей проволоки и низко склоненными шеями фонарей над нею. Билл неторопливой трусцой следовал за ними на расстоянии пяти шагов или двух-трех прыжков.
Чем дальше уходили они от Филевского парка, тем больше Светлана чувствовала себя царевной Будур или принцессой Жасмин из диснеевского мультфильма. И лишь потому, что рядом шагал человек по имени Ал. Странно, что, глядя на него, слушая его мягкий баритон, она понимала, что это не любовь с первого взгляда, не страсть, которая может внезапно захлестнуть душу женщины. Просто ей было хорошо.
День чудесный, солнечный, тенистая тропинка меж высоких лип и кленов, интересный разговор. Хорошо.
– Ты загадочная женщина, – неожиданно сказал Алтухов. – Прекрасная незнакомка… Даже писателю трудно понять, почему у такой красивой женщины возникает чувство одиночества? Что заставляет ее звонить незнакомому и явно странному человеку, встречаться с ним? Ведь не деньги же.
– Почему ты так считаешь? – Светлана подумала, что он прав и лучше было бы не хитрить, а сразу сказать, что она старается для своей подруги, которая не знает, как прожить на учительскую зарплату. Но в последний момент что-то остановило ее.
– Это видно невооруженным глазом. У тебя есть муж, семейная жизнь не ладится, и ты решилась немного развлечься?
Он сказал то, в чем она даже себе не могла признаться. Надо же, какой проницательный! Прямо телепат.
– А у тебя есть жена, но ты снял квартиру, чтобы там уединяться с какой-нибудь экстравагантной дамой? Может быть, ее зовут Мариной? – вопросом на вопрос ответила она, вспомнив, что лучшая защита – нападение.
– A-а, ну да, я поначалу принял тебя за Марину. Это жена моего приятеля, бывшая жена. Она сбежала с директором банка, а теперь хочет вернуться обратно. Но дороги назад нет, это я и хотел сказать ей.
– Жена приятеля звонила тебе?
– Она его повсюду разыскивает, – не задумываясь, соврал Алтухов. – А у меня жены нет. Были… две, но теперь нет.
– А у меня… муж был. А сейчас все так, как ты написал в стихотворении. Поэтому оно и нравится мне. А какие ты еще книги написал?
– И сколько мне за них платят?
– Да, и это интересно.
– Четыре-пять тысяч баксов, – Алтухов вспомнил, что говорил Данилов о нынешних гонорарах. – Пару месяцев – и роман готов. Так что насчет оплаты все нормально.
– Их продают на лотках, да? Или только в книжных магазинах? Что-то я не встречала такой фамилии – Алтухов.
– И не встретишь. Пока. Потому что я пишу под псевдонимом. Когда-то меня считали чуть ли не наследником Юрия Казакова, журналы просто гонялись за моими рассказами. А сейчас Алтухов никому не нужен. А кто нужен? Даниэла Стил, Виктория Холт и прочие забугорные кумушки. Такие романы я могу писать левой пяткой. Два месяца – и пожалуйста, читайте новый роман Аманды Брех, якобы английской писательницы.
– Не жалко талант свой тратить на чужие имена? – живо спросила Светлана, обрадованная, что разговор ушел от опасной темы семейных проблем.
– Света! Ты не только красивая, но еще и умница! – воскликнул Алтухов. – Ну конечно, жалко, просто до слез жалко. Можно я тебя поцелую? Никогда не встречал женщины, которая так понимала бы страдания писателя в современном мире.
– Не раньше, чем я потрачу первые две тысячи долларов, – довольно усмехнулась Светлана. Две тысячи – замечательный предлог, чтобы остановить любое нежелательное действие.
– Пожалуйста! – Он достал из кармана брюк смятую пачку денег, пятьсот тысяч, которые остались от вчерашнего гонорара. – Пошли прямо сейчас тратить. Говори, что мы будем делать.
– Пожалуйста, Ал… – Она улыбнулась, покачала головой. – Извини, я нечаянно так назвала тебя.
– Не надо извиняться, мне нравится эта кличка. Ну так что? Здесь не две тысячи, немного меньше. Но, я думаю, на поцелуй хватит.
«Вот я и лишилась главного своего козыря», – подумала Светлана, но почему-то не огорчилась.
– Ты считаешь, что мои поцелуи можно купить?
– Я так не считаю, ты сама об этом сказала. Тогда я просто выброшу эти деньги в Москву-реку, и будем считать, что оба правы: я выполнил свое обещание, а ты не продала поцелуй, а подарила его мне.
– Пожалуйста, спрячь деньги и не говори глупостей. – Светлана уверенно взяла его под руку. – Ты всегда такой невоздержанный?
– Так у меня же скверный характер, забыла, что ли? – Алтухов покачал головой и сунул деньги снова в карман.
– Ал… как странно. Мне нравится это имя.
– И мне тоже.
– Расскажи лучше, как ты работаешь? Это, наверное, интересное занятие – сочинять романы про американских кинозвезд и миллионеров.
– Чушь собачья. Сажусь за компьютер и пишу: ее прекрасные голубые глаза с любовью смотрели на его мужественное, волевое лицо с треугольным подбородком.
– Волевое? С треугольным? – Светлана захохотала. – Ой, не могу! Разве такое бывает?
– Теперь у всех моих героинь будут прекрасные голубые глаза, а у их любовников не только треугольные подбородки, но еще и квадратные глаза, пирамидальные губы и носы, как спелые груши, – заверил ее Алтухов.
Светлана смеялась, уткнувшись лицом в его плечо. Двадцать минут назад и представить себе не могла такого, но теперь это получилось так просто и естественно, сама не заметила – как. Алтухов осторожно обнял ее, коснулся губами соломенных чистых волос, пахнущих лавандой.
Сзади послышалось глухое рычание.
– Я и забыл про тебя, парень, – сказал Алтухов, повернувшись к Биллу. – Ты не злись на меня, я хороший. В следующий раз куплю тебе колбасы. Ты любишь колбасу? Или это, что все время рекламируют по телевизору… «Чаппи», станешь еще здоровей.
– Все нормально, Билл, – сказала Светлана и погрозила Алтухову пальцем. – Но ты больше не позволяй себе лишнего. Билл этого не любит, и колбасой его не подкупишь. Он очень ревнивый пес.
– Понятно, понятно… – Алтухов дурашливо почесал затылок. – В таком разе предлагаю тебе на выбор два варианта: или твоим четвероногим другом стану я, ходить временно буду на двоих, но ошейник носить – с гордостью. Или мы вступаем в смертельную схватку с моим соперником, кто выживет, тот и получит право сопровождать тебя.
– А ты не подумал, что может быть и третий вариант?
– Третий? Ах да, третий… – Лицо его приняло серьезное выражение. – Третий автоматически исключает первые два. Тут и говорить не о чем.
В молчании они вышли к домам на Филевском бульваре, остановились неподалеку от асфальтового круга конечной остановки автобуса. Поначалу Светлана собиралась зайти в гости к Лене, которая жила неподалеку, рассказать о свидании с писателем, но теперь ей хотелось домой, полежать в одиночестве на диване, поразмыслить обо всем, что случилось сегодня. Она еще не знала, захочет ли снова встретиться с этим смешным и неуклюжим парнем, продолжить это случайное знакомство. Нужно было подумать.
– Я не могу пригласить тебя к себе, это было бы пошло, – сказал Алтухов. – Давай пойдем куда-нибудь, посидим в ресторане или еще что-нибудь придумаем…
Светлана чуть было не сказала, что рестораны ей надоели.
– Нет, пожалуй, я пойду. Приятно было познакомиться с тобой, Ал, но мне пора домой.
– Я провожу тебя.
– Нет, пожалуйста, не надо. Я живу неподалеку, мы с Биллом вернемся той же дорогой, что и пришли сюда. А ты садись в автобус, он привезет тебя к метро «Фили».
– Ты уйдешь и больше не вернешься? – с тревогой спросил он.
– Я не знаю, – честно ответила она.
– Я найду тебе машину, заплачу водителю, и ты вместе с моим счастливым соперником, – Алтухов бросил недовольный взгляд на Билла, – доберешься домой с комфортом.
– Спасибо, Ал, но… я хочу пройтись, подумать…
– Значит, у меня есть надежда?
– Я не знаю…
– Если мы больше не встретимся, я не смогу прочесть тебе еще одно стихотворение, оно мне очень нравится и, наверное, определит мое будущее. А ты и не узнаешь, какое именно. Кстати, а как я узнаю о твоем решении? Ты ведь вряд ли позвонишь.
